Текст книги "Повседневная жизнь Японии в эпоху Мэйдзи"

Автор книги: Луи Фредерик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Покупки и магазины

До начала эпохи Мэйдзи в основном происходил обмен натуральными продуктами. Земледельцы обменивали овощи, рис и прочие злаки на рыбу и водоросли, добываемые рыбаками, или на продукцию местных ремесленников. Обмен услугами был обычным делом для жителей одной деревни или одного города или между соседними населенными пунктами. Красильщик или плотник мог выполнять работу для жителей нескольких городов. Но с введением новых законов и переделом земель эта практика постепенно исчезла. Хозяйке не нужно было далеко идти в поисках необходимых в быту вещей и продуктов, так как все это находилось поблизости, а ее желания были нехитрыми и немногочисленными и находились в гармонии с тем образом жизни, который вели крестьяне. Когда же безумие современной жизни достигло деревень, их жителей поразил вирус жажды обладания новыми, иногда совершенно бесполезными предметами, только для того, чтобы показать, что и они идут в ногу со временем. Исчезали старые профессии, но появлялись новые. Столяры, изготовлявшие шансу– разновидность комода с ящиками для хранения кимоно, – принялись работать над шкафами, гэта,столами и стульями; крестьяне стали сбивать масло; кое-кто – торговать рисовой соломой, которая требовалась для изготовления татами, и бумаги и шла на нужды армии; кроме того, ее жгли, чтобы пеплом удобрять почву в городских садах. В деревнях появились небольшие лавки, где продавали всего понемногу: табидля рабочих, свечи, масло и керосин для ламп, древесный уголь для хибати,мыло, спички и тысячи мелочей, которые крестьяне раньше делали сами и в которых еще несколько лет назад не испытывали потребности. С развитием текстильных фабрик отпала нужда в утомительном изготовлении домотканого полотна, и хозяйки отныне покупали в ближайших городках отрезы ткани, из которых шили кимоно для себя и для членов своих семей. В этих городках издавна проходили ярмарки, куда стекались ремесленники, желающие продать или обменять свои изделия, и местные крестьяне, приносящие с той же целью плоды своего труда. Некоторые из этих рынков (ити)выросли в города, чьим именем стало название дня, на который приходилась ярмарка: Миккаити(«ярмарка третьего дня»), Ёккаити(«ярмарка четвертого дня») и т. д. На главных рынках можно было приобрести всевозможные предметы, начиная с самых изысканных и до простейших вещей: табака, бумаги, стержней, заполненных тушью, кисточек, фарфоровых пиал для риса или чая, детских игрушек и книг. Поход на рынок был праздником. В городах ярмарки традиционно устраивали в определенных кварталах. Приток населения в город после Реставрации привел к увеличению спроса, так что число ремесленников значительно возросло. Постепенно в регулярных ярмарках отпала нужда, так как все чаще стали открываться разнообразные магазины, хозяевами которых были либо предприимчивые крестьяне, либо ремесленники, либо бывшие самураи, считавшие, что торговля – единственный для них способ вести достойное существование. К несчастью, большинство этих новых торговцев ничего не понимали в коммерции и не знали, как себя вести с покупателями-горожанами. Дела у многих из них с самого начала шли так скверно, что магазины пришлось закрывать. И напротив, те крестьяне или ремесленники, кто более или менее разбирался в торговле, быстро добивались успеха, особенно те, кто открывал маленькие предприятия, производящие мисо, тофуи другие продукты первой необходимости. Некоторые самураи из почтенных, но разорившихся семей становились антикварами или книготорговцами.

Впрочем, крестьяне умели покупать не лучше, чем торговцы продавать свой товар. Согласно старому обычаю, можно было оплатить счет в конце месяца или даже в конце года, так что сначала люди брали гораздо больше товара, чем требовалось на самом деле, поэтому к концу месяца многие семьи влезали в долги, ведь им приходилось платить значительные суммы. Но вскоре привычка к экономии, присущая японскому народу, возобладала над жадностью, и люди поняли, что необходимо как-то ограничивать свои покупки.

Магазины множились, везде появлялись торговцы тканями, скобяными изделиями, часами, нижним бельем. Часто продавали вещи, совершенно не сочетающиеся друг с другом. Любимым развлечением горожан стало созерцание витрин магазинов. Особенно быстро магазины заполонили Токио и Осаку, ставшие вскоре городами предпринимателей и мелких торговцев.

Благодаря посредничеству бродячих торговцев новые товары проникали в деревни. У представителей этой древней профессии, раньше продававших в деревнях преимущественно лекарства и разные безделушки, отныне появилась возможность предлагать целый ряд новых товаров. Обыкновенно торговец появлялся в деревне в определенное время и поочередно посещал все дома и хозяйства, предлагая взглянуть на свой ассортимент. Если это были лекарства, то часть их он оставлял семье. Во время своего следующего посещения, иногда год спустя, он определял, какое количество лекарств было использовано, получал плату за них, создавая, таким образом, маленький семейный склад. Но с появлением новых предметов, таких как градусники, часы, шапки и т. д., бродячие торговцы решили модернизировать метод оплаты и получать деньги сразу, не отпуская товар в кредит, как это было с лекарствами. Некоторые из бродячих торговцев предпочли осесть где-нибудь в городе или в деревне и открыть небольшой магазин; другие хранили верность традиционной форме торговли или специализировались на продаже определенных товаров, например книг, материи или шляп. К концу эпохи Мэйдзи магазинов, где можно было купить все эти вещи, стало в деревнях очень много и профессия бродячего торговца постепенно потеряла актуальность.

К 1877 году в крупных городах некоторые отрасли торговли так расширились, что приобрели широкую известность и привлекали постоянных клиентов, не только из тех кварталов, где находились их магазины, но и из других концов города. В таких магазинах продавалось всего понемногу и зачастую дешевле, чем в маленьких лавках. Разнообразие товаров обеспечивало разнообразие клиентуры, которая становилась все более многочисленной. Часто купцы, преуспевшие в торговле тканью и хлопком, становились хозяевами этих магазинов. В «Магазине одежды Мицукоси» помимо традиционных кимоно и отрезов ткани продавались западная одежда, обувь, галстуки, шляпы и разнообразные безделушки. Некоторые из таких магазинов после 1904 года стали крупными торговыми центрами. Чтобы избежать торга, обычного для маленьких магазинчиков, и чтобы продвигать свои товары, они стали объявлять их цену. Это увеличивало число покупателей. Отдельные крупные магазины даже организовывали специальные лотереи, где можно было выиграть более или менее ценные призы: «Войдя в магазин Хакуботан, он надеялся получить одни из тех золотых часов, которые рекламировались как подарок при покупке, но поскольку там не было никого, кто не сделал бы покупки, он решил приобрести тэдама(игрушка для девочек – набитая фасолью маленькая матерчатая сумка, которую подбрасывают в воздух и ловят), украшенную бубенчиками, и один из тех шариков, которые специальная машина надувает воздухом. Но в итоге он получил в качестве подарка вовсе не золотые часы, а «что-то вроде того», а именно пакет мыльного порошка с маркой «Клуб»». После «Мицукоси» в столице появились еще два больших магазина – «Мацуя» и «Мацу-дзакая», которые существуют и по сей день. Их филиалы открыты в других городах.

Табак обычно покупали на местном рынке или у бродячего торговца. Обычай курить трубку ( кисеру) довольно древний, и соблюдался он как мужчинами, так и женщинами, так что набор для курения ( тобако-бон) имелся почти в каждом доме и состоял из одной или нескольких трубок с маленьким металлическим мундштуком, щипцов для того, чтобы брать уголек, и ящичком для хранения табака. Табак рос на юге Японии в саду у большинства земледельцев, и крестьяне взяли в привычку набивать трубку в перерыве между работой, так что эти моменты отдыха получили название «час табака». Сигареты были мало известны в то время, хотя некоторые крестьяне предпочитали не набивать трубку листьями табака, а сворачивать их наподобие небольшой сигары. Первые сигареты европейского типа, когда в тонкую бумагу заворачивали мелко нарезанный табак, стали производиться в Японии с 1877 года. Они продавались упаковками по пять – десять штук в каждой, что было гораздо удобнее традиционных громоздких курительных приборов. Вскоре они стали очень популярны, и их начали продавать во всех магазинах по низкой цене. В 1876 году правительство воспользовалось этим увлечением, введя налог на табак, а в 1897 году монополизировало его производство. Чаще всего продавались сигареты «Star», «Cherry», «Lily», а позже, в угоду тем, кто презирал «иностранщину», – отчественные «Ямато», «Асахи», «Ямадзакура» и т. д. Эти сигареты делали из японского табака, но на американский манер. Вскоре всевозможные лавочки начали продавать помимо сигарет и заграничных сигар товары для курильщиков, среди которых были даже предметы роскоши. Но забавно то, что японцы вскоре потеряли всякий интерес к курению трубки, хотя из Европы привозили великолепные вересковые экземпляры. Редко можно было встретить курильщика на улице или в общественном месте. Это удовольствие приберегали для часов отдыха, и часто после работы муж и жена усаживались вместе у порога или на веранде, чтобы выкурить сигарету.

Развлечения

Японские дети, подобно всем детям в мире, играли с игрушками, которые лишь совсем немного отличались от привычных нам. Взрослые тоже любили развлекаться и отдыхать. Японцы всегда славились своей жизнерадостностью. Даже если не все у них шло гладко, каждую свободную минуту они использовали для того, чтобы отдаться одному из своих увлечений. Мы уже рассказывали о том, что в эпоху Мэйдзи спортом интересовалась только молодежь из школ и университетов, а у взрослых людей это увлечение считалось неприличным, если только они не были профессиональными спортсменами.

Традиционно японец предпочитает роль зрителя. Он не привязан к физическим ощущениям, и это отличает его от европейцев, которых считают «чувственными». Японец предпочитает эстетическое наслаждение зрелищу и выбирает игры, в которых значимая роль отводится головоломкам и размышлению. Но и от удовольствия провести время за хорошей едой и напитками он не откажется… хотя, по правде говоря, у японца в конце века было не так уж много поводов для радости. Трудностей в жизни было столько, что они преобладали и в повседневной жизни, и в учебе. В дни традиционных праздников японцы отдавались ритуалам, связанным с приготовлением пищи и приемом гостей. Но вот воскресенья, появившиеся с введением новой рабочей недели по западному образцу, казались им безнадежно пустыми. Японцы гуляли по улицам города, рассматривали витрины магазинов, шли в зоопарк со своими детьми или занимались работой в своем маленьком саду, если таковой у них имелся, потому что каждый японец становится садовником, если у него есть хотя бы несколько цубоземли. Мужчинам, работавшим в конторе, вечера казались иногда слишком долгими, и часто они не спешили после работы домой, особенно если были воспитаны на западный манер. Они шли с коллегами в кабачок выпить две-три порции сакэ или занимались любимым времяпрепровождением, например, карточной игрой вроде ханагарута,в которой было сорок восемь маленьких карточек (по четыре на каждый месяц года), дублирующихся черными квадратиками. Время от времени, когда в кармане водились деньги, мужчины посещали театр Кабуки, где можно было насладиться игрой любимых актеров. Они знали наизусть те истории или легенды, по мотивам которых исполнялись спектакли, представлявшие собой исторические драмы или зарисовки современной жизни. Публике особенно нравились пышные костюмы и грим актеров. Выступать на сцене имели право только мужчины, они же исполняли женские роли, оннагата.Некоторые актеры Кабуки так прославились при жизни (как, например, Дандзюро VIII, покончивший с собой в 1853 году), что их биография ложилась в основу сценария.

«Появляется один из этих знаменитых актеров, – писал Г. Буске, – и толпа приходит в неистовство. Крики, звучание которых нельзя передать на письме никаким сочетанием букв, разливаются по толпе, будто круги по воде от брошенного камня. Иногда это напоминает мгновенный взрыв… Актеры, хотя и принадлежат к низшим слоям общества, становятся предметом всеобщего увлечения. Часто любители их творчества поддерживают их кредитами, открывают для них свой кошелек и не считают слишком дорогим удовольствием за определенную плату навестить их в гримерной комнате, где они переодеваются для выступления. Некоторых актеров после смерти оплакивал весь народ и устраивал по подписке великолепные похороны».

Актеров всегда окружали всецело преданные им женщины и почитатели-мужчины, которые, как правило, были рабочими и торговцами. Но помимо Кабуки существовали еще маленькие народные театры Сибаи, где женщинам позволялось исполнять собственные роли. Эти театры вошли в моду, и каждый спектакль собирал аншлаг. Раньше женщинам не разрешалось появляться на сцене, но когда несколько из них (в основном гейши) осмелились сделать это, их ожидал громкий успех, и число посетителей Сибаи увеличивалось с каждым днем. Одна из самых знаменитых актрис конца эпохи Мэйдзи, гейша Сада Якко, и актер Каваками создали современные пьесы, более короткие, чем те, к которым привыкли в театре Кабуки. Представленная в Париже по случаю Всемирной выставки 1900 года пьеса «Гейша и рыцарь» имела такой успех, что японцы сразу же признали Саду Якко как актрису, хотя это был первый случай, чтобы женщина играла на сцене вместе с мужчинами. Другая актриса, уже пожилая, Кумэхати, также бывшая гейша,исполняла роли мужчин, переворачивая, таким образом, обычай с ног на голову, и на этом поприще приобрела огромную известность. В Киото довольно долгое время существовал театр иного рода, прославившийся на всю Японию. «Все роли, даже роли мужчин, исполняли здесь загримированные женщины. Они почти не говорят на сцене, но их мимика и жесты очень выразительны, а мужчина, сидящий в ложе, читает их слова. Это всегда один и тот же человек, и он читает текст в течение всего представления».

В глазах торговцев, ремесленников и служащих еще большую привлекательность по сравнению с театром играли ёсэ.Они представляли собой нечто вроде кабаре (но в них, в отличие от настоящих кабаре, не пили вино и никогда не устраивались концерты). Оратор произносил речи, затрагивая ту или иную тему, или рассказывал трагические или смешные истории. Слушатели, сидящие у печки со своим горшочком с чаем, внимательно слушали его. Чем значительнее была личность оратора, тем охотнее в ёсэсобирались люди. Помимо красноречивых рассказчиков были и те, кто «подгонял» свои истории под политический и социальный контекст времени. Хотя их речь была обильно пересыпана недомолвками, намеками, игрой слов и шутками, слушатели прекрасно понимали, о чем идет речь. «Когда стемнело, ёсэбыл уже заполнен людьми, и те, кому не хватило места на подушке, садились на корточки… они обежали взглядом всех этих людей, расположившихся друг против друга в этом огромном зале. Головы тех, кто находился ближе к сцене, застилал табачный дым, и контуры теряли четкость…»

В Токио и в большинстве крупных городов ёсэбыли весьма многочисленны, и всего за несколько сэн можно было отдохнуть, слушая разные истории и потягивая горячий чай. Иные рассказчики, не имеющие помещения для работы, в теплое время года располагались на углах улиц, где и вели свои монологи, к огромной радости детей и их родителей, собиравшихся целыми толпами. Если рассказ нравился, то никто не колебался, чтобы опустить в шляпу оратора одну-две мелкие монетки.

Эти выступления презирались высшими классами и теми, кто гордился своей принадлежностью к «культуре». Образованные круги первыми отвергли традиционные виды театра, но в то же время с энтузиазмом приняли (особенно после 1880 года) его новые типы. Надо сказать, что спектакли театра Нонисколько при этом не презирались, напротив, считалось хорошим тоном знать наизусть либретто (дзёрури)и даже иногда обучаться искусству Ноу знаменитого преподавателя. И если актеров Кабуки и Сибаи считали людьми низкого звания (хотя в 1868 году их профессию официально признали равной другим), то актеры Нопользовались всеобщим уважением, и аристократы не считали ниже своего достоинства сыграть в постановках Ноили Кёгэн(комические интермедии). Кроме того, в начале эпохи Мэйдзи приобрела необычайную популярность чайная церемония и, хотя простолюдины участвовали в ней только в особых случаях, аристократы с удовольствием проводили ее для себя и своих друзей. Богатые люди развлекались тем, что заказывали в ресторанах европейские блюда и пиво, вино или другие алкогольные напитки вместо традиционного сакэ. Поскольку гостей обычно не принимали у себя дома, то обеды в ресторанах являлись прекрасной возможностью появиться в обществе и встретиться с важными людьми. Иногда подобные вечеринки устраивали в чайных домиках. Почти всегда на таких дружеских встречах присутствовала гейша, которая развлекала гостей игрой на сямисэне, трехструнном музыкальном инструменте, напоминающем гитару и обтянутом кошачьей шкуркой, или на кото(род тринадцатиструнной цитры), или на тамбурине; она пела, декламировала стихотворения, загадывала загадки, танцевала или просто поддерживала разговор и подавала напитки. Гости любили смотреть, как танцует искусная гейша, но сами никогда не присоединялись к ней, если только не выпивали перед этим, что охотно прощалось. Европейский салонный танец считался неизящным и даже мало приличным. Но тем не менее некоторые представители высших классов иногда снисходили до него, причем мужчины были одеты в сюртуки, а женщины в платья, сшитые по последней парижской моде. Само мероприятие устраивалось в салоне какого-либо посла или в «Рокумэйкане», модном токийском ночном ресторане. Но японцам самим надоедали все эти приемы на западный манер, на которых они присутствовали только из солидарности с европейским этикетом. Между тем несколько японских «леди» решили заняться танцами под руководством супруги немецкого резидента по имени Янсон. Мужчины также обучались салонным танцам, но отдельно от женщин.

Самым большим удовольствием для японцев оставалась прогулка – прогулка без всякой цели или затеянная, чтобы полюбоваться на цветущие вишни, сливы, ирисы или хризантемы в зависимости от времени года. Фелисьен Шалле писал: «Гулять для японцев означает наблюдать вереницу меняющихся картин; ощущать сопричастность с тем, мимо чего ты проходишь, с толпой, с домами, с храмами, с лесами, с животными, с цветами, с камнями; ощущать сладость мимолетного наслаждения мигом, который никогда больше не вернется; находить радость в созерцании всего, что находится вокруг тебя, отпускать это, желать и любить».

Японцам нравилось гулять в одиночестве или всей семьей, когда жена следовала чуть позади мужа, принимающего картинные позы, а дети послушно семенили рядом. Время от времени процессия останавливалась, чтобы поглядеть на витрину магазина, и некоторое время поторговалась без всякого намерения что-либо купить. Хозяин лавки прекрасно это понимал, но с удовольствием включался в игру. Летом детям покупали измельченный лед, ароматизированный фруктовым соком, или, в исключительных случаях, айсукуриму– европейское мороженое.

В местах, где чаще всего гуляли люди, в парках стояли маленькие беседки с широкими скамьями, покрытыми циновками, на которые можно было присесть и, прищелкивая от удовольствия языком, выпить чашечку обжигающе горячего чая, восстанашшвающего силы. Если на пути попадались буддийский храм или синтоистское святилище, то в них полагалось зайти на несколько минут, чтобы позвонить в колокол или потрясти бубенчик, или вознести короткую молитву – считалось правильным и вежливым поприветствовать местное божество.

«Под высокими деревьями парка Асакусы зеваки Токио бродят почти с таким же видом, что и зеваки Парижа на ярмарке; на их лицах написано блаженное спокойствие добропорядочных людей, которых ничто не веселит и не развлекает, но именно развлечений они ищут в первую очередь. И они не упустят случая! Вот фокусники и акробаты, демонстрирующие свое искусство на открытом воздухе, а чуть подальше в шатре, что находится неподалеку, можно принята участие в битве на палках, посмотреть на фехтовальщиков или борцов ( сумотори). Эти последние, настоящие колоссы, толстяки с намасленной кожей, кажутся иной расой по сравнению с остальными японцами – как правило, невысокими и худощавыми. Кроме того, к услугам посетителей зверинец, диорама и кукольный театр, музей естествознания и анатомии, где экспонаты сделаны из картона и публике объясняют назначение каждого из них; конференц-залы (есэ); и, наконец, помещения, где посетителям показывают манекены в натуральную величину, аналогичные нашим восковым фигурам, но сделанные из бамбука и из папье-маше и наряженные в роскошные шелковые одежды. Заплатив за вход, вы попадали в лабиринт, где можно увидеть изображения разных сцен группами персонажей. Обычно это эпизоды, взятые из старинных легенд и мифологии. Каждая сцена устраивается в отдельном помещении, где меняющееся освещение позволяет дополнить производимое впечатление. Целая аллея заполнена тирами, в которых можно пострелять из лука, а хорошенькие девушки приглашают прохожих проверить свою ловкость. Мастерские по изготовлению фотографий столь же многочисленны, как и чайные дома. Эти нарядные домики, обставленные по-европейски, где каждый может заказать свой портрет, руководствуясь только собственной фантазией, попадаются на каждом шагу».

Чаще всего представления на ярмарках устраивались бывшими самураями, которые, потеряв своих наставников и доходы после установления новых законов, изданных правительством, вынуждены были зарабатывать на жизнь, демонстрируя свои таланты в военном искусстве, которым они владели в совершенстве.

Искусство фотографии за короткий срок приобрело небывалую популярность в Японии. Многие даже уезжали в Европу, чтобы освоить эту науку, благодаря которой можно было с легкостью зарабатывать себе на жизнь, хотя цены на фотографии не были очень высокими. В 1900 году не осталось такой семьи, которая не желала бы иметь фотографии близких, да и многие студенты и военные хотели сделать свой портрет, так что профессия фотографа приносила хорошую прибыль. Для большинства рядовых японцев фотография оставалась европейской диковинкой и едва ли не «волшебством». Но во многих домах можно было уже увидеть одну или несколько фотографий, стоящих на то-кономерядом с букетом цветов.

Сумо еще не было признано как вид спорта, поскольку само понятие спортивного соревнования не успело прижиться на японской почве. Сначала сумо было ритуальной, священной борьбой, и только с течением времени оно превратилось в нечто вроде спектакля с четко установленными правилами, который, однако, мог проходить где угодно. Только к концу эпохи Мэйдзи эта борьба стала организовываться по «государственному плану».

Когда позволяла работа, люди уходили в отпуск (хотя это слово было незнакомо японцам, в то время не имевшим понятия об этом западном обычае), то есть отправлялись в деревню навестить семью или в паломничество к какой-либо святыне вместе с детьми и стариками; жены, как правило, оставались дома. Путешествие по железной дороге также превратилось в одно из развлечений. Паломничества остаются популярны и по сей день. Ведь кто знает, может, божества, живущие в святилищах, посещаемых во время паломничеств, снизойдут до того, чтобы окинуть людей, пришедших к ним на поклон, своим милостивым взглядом и даруют им свое благословение?