Текст книги "Элен и ребята 2. Часть вторая"

Автор книги: Луи Бардо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– До встречи! – обнадежил сам себя Мезон.

Элен вышла из салона «Рено», аккуратно захлопнула дверцу.

Автомобиль резко рванул с места, шины засвистели по асфальту, из выхлопной трубы вырвалось маленькое облачко светло-сизого дыма и растаяло в воздухе. «Рено» скрылся за поворотом, Мезон лихачески повернул направо на красный сигнал светофора. Благо, полицейских рядом не оказалось.

Элен торопливо зацокала каблучками по асфальту. Студия звукозаписи была недалеко, метрах в пятистах впереди. Элен специально попросила Мезона остановить автомобиль чуть раньше. Ей не хотелось, чтобы Мезон знал, куда она на самом деле направляется.

6

Как только Стивен отворил дверь студии звукозаписи, Элен прыгнула в его объятия. Он крепко прижимал ее к себе, поглаживая, целовал, жарко-жарко обнимал… Наконец, чуток насытившись, влюбленные направились в помещение. Дверь мягко закрылась за ними, словно кто-то невидимый аккуратно и бережно придержал ее, чтобы резкий щелчок замка не спугнул трепетную и чуткую птицу – любовь.

– Давай все-таки сначала доработаем, – сказал Стив. – А то диск получится не очень качественным.

– Давай, – вздохнув, согласилась Элен, она понимала, что сперва нужно заняться делом.

Не меньше трех-четырех часов ушло у Стивена и Элен на перезапись песен «Иду к тебе» и «Сексуальная девчонка». Честно говоря, Элен порядком устала, потому что работали они практически без перерыва. Устал, разумеется, и Стивен.

Но зато старания Элен и Стивена были вознаграждены. Когда работа была закончена, Стивен поставил альбом с самого начала. Зазвучала настоящая музыка, Элен пела практически без малейших погрешностей» смикшировано также все было наилучшим образом, качество записи стало великолепным. Рисунки мелодий развивали и дополняли слова песен – все хорошие стихи, умело положенные на красивую музыку. Инструменты не заглушали голос Элен, а наоборот, благодаря высокому мастерству звукорежиссера, как бы оттеняли его, подчинялись ему, следовали за ним.

Альбом обещал иметь широкий успех у публики.

– Меломаны останутся довольны. Я так думаю, – осторожно сказал Стивен.

– Хорошо, если так будет, – вздохнула Элен.

– Пусть будет так! – воскликнул Стивен лукаво.

– Пусть будет так! – повторила за ним Элен и сразу же сказала: – Ты меня проверяешь, Стивен? Проверяешь, помню ли я название одного из альбомов легендарного ансамбля «Битлз»?

– Ничего подобного, – возразил Стивен. – Я знаю, что ты знаешь, что мы оба знаем название этого альбома, – забормотал Стивен в своей любимой полушутливой-полусерьезной манере. – Но сейчас речь не об этом! Речь не о них. Не о Ленноне, Маккартни, Харрисоне и Старе!

– Не о Ленноне, Маккартни, Харрисоне и Старе? – нарочно повторила Элен, чтобы показать: она полностью принимает его правила игры.

– Да! – с дурашливым пафосом воскликнул Стивен. – Да, да, да! Альбом мы записали. Так?

– Так.

– Мы его прослушали. Так?

– Так.

– Он нам нравится. Так?

– Так.

– Мы сделали все, что могли. Так?

– Так.

– Значит, мы по праву заслужили свой отдых. Так?

– Так!

– Тогда марш за мной, на кухню! – приказал Стивен Корнуэлл. – Я буду тебя кормить! Сегодня ты заслужила обед, моя куколка.

– Здесь есть кухня? – удивилась Элен.

– Наивное дитя! – шутливо-назидательно заявил Стивен – На всякой уважающей себя студии звукозаписи обязательно есть кухня. Но – не только кухня!

– А что же еще? – полюбопытствовала Элен.

– Еще есть спальня! – воскликнул радостно Стивен.

– Спальня?

– Впрочем, если тебе нравится, ты можешь называть ту спальню комнатой для отдыха. Но от названия сущность не меняется…

– А зачем здесь спальня? – удивилась Элен.

– Наивное дитя! – повторил Стивен. – Кухня для того, чтобы есть. Спальня для того, чтобы спать. Должны же музыканты, которые записывают альбомы на нашей студии, и вкусно поесть, и хорошо поспать… Голодному да не выспавшемуся, знаешь, как скверно работается?

– Вообще-то знаю, – вздохнула Элен. – Тогда, в том самом кафе мне так и не удалось поесть…

– Это я тогда был виноват, – с удовольствием приняв на себя вину Стивен. – Зато сегодня я перед тобой реабилитируюсь. Во всяком случае, собираюсь это сделать.

– Собираешься?

– Да… только пока не знаю, что из этого получится…

– Как это – не знаешь?

– Да так… ведь ни один человек не знает наперед, что у него через минуту-другую получится… нами всеми управляет судьба.

– Судьба-злодейка?

– Нет, зачем же… Судьба – друг человека.

– Как собака?

– Нет. Не как собака. Собака не является настоящим другом человека.

– Разве?

– Не разве, а точно. Собака, например, может взбеситься и покусать хозяина, может даже загрызть его насмерть. Такие случаи бывают.

– А судьба? Она никогда не может взбеситься?

– Нет, – с непоколебимой уверенностью в голосе произнес Стивен. – Не может. Она всегда дает человеку шанс, она всегда дает человеку право выбора. Он сам решает, куда ему пойти: налево, прямо или направо.

– Или назад.

– Или назад… Это уж кто как захочет. По желанию.

– Значит, ты утверждаешь, что судьба – это не собака…

– Не собака… Судьба – это друг человека.

– Хорошо, – сказала Элен. – Ты меня убедил.

– Но я не собирался тебя убеждать, – сказал Стивен.

– Отчего же?

– Мне это ни к чему, – «разъяснил» он. – Ты должна мне просто верить, верить во всем. Верить всегда. Везде. И, разумеется, безо всяких доказательств. Я не собираюсь тебе ничего доказывать. Если я тебе буду постоянно что-нибудь доказывать, то у меня не останется сил любить тебя крепко-крепко и долго-долго. Ты ведь хочешь, чтобы я тебя так любил?

– Да, хочу, – честно ответила Элен. – Очень хочу.

– Но все-таки мы сначала поедим, – сказал Стивен. – Чтобы как следует набраться сил. Чтобы нам было потом, что тратить.

– Я хочу тебя, – сказала Элен.

– Замечательно! – воскликнул Стивен. – Ты делаешь успехи. Это приятно… Но все-таки мы сначала поедим… Марш на кухню! Вперед, за мной, моя неповторимая французская Бабетта!

– Я не хочу, чтобы ты меня называл Бабеттой, – капризно поджала губки Элен. У нее вдруг возникло желание по-жеманничать. Но она не могла объяснить, откуда оно внезапно взялось. Впрочем, и действительно, разве нужно всему на свете искать какие-то объяснения? Далеко не всегда…

– Хорошо, моя кошечка, – согласился Стивен. – Хорошо, моя прелесть… Я буду называть тебя просто – Элен…

– Ну ты и кривляка, – улыбнулась Стивену Элен.

И они прошествовали на кухню.

Неожиданно Стивен подошел к вешалке и снял с нее белое полотенце.

– Сядь сюда, – сказал Стивен, – вот на эту табуретку. Элен послушно села.

– Теперь повернись ко мне спиной, – сказал Стивен. Элен сделала, как он просил.

– Я умираю от голода. Слышишь, Стив? – произнесла она.

– Можно, я завяжу тебе глаза? – внезапно хриплым голосом спросил Стив.

Элен очень удивилась. Что за причуда? Нечто странное, непонятное ей. Неизвестно, что ему захочется сделать с ней, если она ненадолго ослепнет. Ну, так что он может сделать? Ударить ее? А предварительно ей сообщить: «Ты теперь полностью в моей власти. Сделаю с тобой, что захочу…» Может быть, он просто маньяк? Может, он иногда и сам не знает, чего хочет, и тогда оказывается полностью во власти своих тайных желаний? В таком состоянии может выкинуть какой-нибудь фортель?

Элен с легким испугом взглянула на Стивена. Разумеется, она не думала пугаться всерьез. Разве можно любить – и бояться? Чушь!

Стивен Корнуэлл смотрел на нее нежно, радостно улыбаясь, слегка щурясь от яркого света, бьющего ему в лицо.

«Боже мой, – подумала Элен. – Быть в его власти, в полном его подчинении, оказаться абсолютно беспомощной и беззащитной перед ним, принадлежать только ему, ему одному – и никому больше в мире… Что может быть прекраснее этого? Что может быть сильнее этого чувства, чувства любви, когда отдаешь себя другому человеку в полное, безраздельное, болезненное, сладкое рабство? Он хочет завязать мне глаза, любимый мой. Он желает, чтобы я стала безвольной куклой в его руках? Он хочет крепко-крепко держать меня за руку, словно маленького ребенка перед тем, как перейти оживленную улицу, а после перехода через ту опасную трассу желает подарить мне такую игрушку, от которой бешено заколотится сердце и стремительно закружится голова? Он этого хочет, ненаглядный мой, единственный и неповторимый? Так я согласна!»

– Можно, – с радостью ответила Элен.

– Удивительно! – вдруг воскликнул Стивен. – Ты согласна?

«Наверное, он когда-нибудь и другим девушкам такое предлагал, – подумала Элен. – Но они, глупые, вероятно, не соглашались. Поэтому Стив и удивляется, что я ничуть не возражаю, дело в том, что ни одна из тех девушек, я уверена, не любила его по-настоящему. Не любила Стива истинной, безумной, на все готовой ради любимого любовью. Так, как люблю его я. Безмерно и сильно».

– Я согласна, – повторила Элен. И с удовольствием увидела, как засияло лицо Стива, как ожили его глаза, как порозовели его щеки.

Элен поняла, что приняла в эту минуту правильное решение; правильное, прежде всего, для Стива, ну и, конечно же, для себя самой. Потому что теперь ее вес в глазах Стива, несомненно, неизмеримо возрос.

Ни страхов, ни протестов, ни опасений не осталось внутри Элен. Все сомнения бесследно исчезли. Все глупые мысли покинули ее.

Движения Стивена Корнуэлла стали мягкими и бесшумными. Лицо оставалось улыбчивым, озорным и лукавым. Стивен совершал только одному ему известное таинство – таинство любви, его любви, которое не походило ни на какую другую любовь. Любовь – чувство индивидуальное, Это как болезнь. У всех она протекает по-разному, хотя и называется одним и тем же словом.

Стивен Корнуэлл любил, как мог, по-своему, ярко, необычно, нестандартно, зато по-настоящему прекрасно!

Стив медленно подошел к Элен, бережно завязал глаза, проверил, крепок ли узел на полотенце. Элен в шутку попыталась открыть глаза. Не тут-то было! Полотенце плотно закрывало их. Оно пахло свежестью и чистотой. Элен подумала о том, что Стив, вероятно, заранее все это продумал. Заранее подготовил полотенце, такое приятное на ощупь, так хорошо пахнущее.

Он знал, что придет Элен. Он был готов встретить ее со всей любовью, на которую он был способен.

Полотенце нежно касалось век Элен, щекотало ее ресницы, виски, щеки. Узел был на затылке. Если бы Элен захотела, то она могла дотянуться рукой до этого узла и развязать его, снова увидеть свет. Но она не хотела этого.

Элен вдруг улыбнулась. Она почему-то вспомнила свое детство, и все, что было с ней после детства. В ее мозгу, словно на волшебном экране, внезапно замелькали кадры из необычного кинофильма. И название этому кинофильму было «жизнь Элен».

– Дай мне твою руку, – хриплым от волнения голосом произнес Стивен. Все это время он стоял рядом с Элен. Она слышала его жаркое дыхание, ощущала его на своих волосах, на своих щеках… – Нет, не сюда… вот сюда…

Элен не могла и не хотела сопротивляться мягким, но в то же время властным движениям Стивена. Он осыпал ее ноги многочисленными, неистощимыми, словно струи затянувшегося дождя, поцелуями… Колени у Элен дрожали и подгибались от волнения, от возбуждения, от предчувствия любви…

«Вот он какой», – внезапно пришла в голову Элен дурацкая мысль.

– Говорил, что сначала пообедаем, а потом уже займемся любовью… Но почему-то все переиначил… Впрочем, вовсе не почему-то… Я уверена, что действую на него, грубо говоря, как секс-бомба… Он просто не может устоять перед моими чарами. И когда перед ним встает выбор

– пообедать или заняться любовью, то он без колебаний выбирает второе…

И, подчиняясь магии его любимого, родного голоса, Элен начала поглаживать, ласкать, возбуждаться все сильнее, сильнее, сильнее… Снова перед ней замелькали кадры кинофильма под названием «жизнь Элен». Воспоминания сменяли одно другое, наслаивались друг на друга, чередовались, повторялись, мельтешили, а потом… Потом стали ускоряться.

Элен было сладко, Элен было приятно. Элен было сказочно хорошо.

Стивен был рядом, и она слышала его дыхание, и она чувствовала его присутствие, но она не видела его.

Она могла видеть его только в своих мыслях, только в своей памяти, потому что глаза у нее были завязаны крепко-накрепко. Казалось, что теперь думала не только голова Элен, думало все ее тело! Памятью каждой клетки Элен помнила горячую и гладкую кожу Стивена, светлые курчавые волосы на его груди, карие глаза, его неутомимые губы, его едва уловимый и, возможно, вначале не самый приятный, но теперь самый лучший в мире, самый родной для нее запах. Элен вспомнила, как пальцы Стивена, его умелые пальцы звукорежиссера, безошибочно находят, надавливают и поглаживают именно те точки, те самые заветные места ее тела, о существовании которых она не догадывалась и сама. Она вспомнила то, как Стив жадно, но в то же время трепетно и нежно охватывал губами ее губы и прикасался к ним языком. Язык его трепетал, словно змеиное жало. Элен вспомнила о том, как однажды Стивен ее ласкал: медленно, неторопливо, она бы сказала, как-то важно и торжественно. Он смаковал каждый свой жест. Словно артист, играющий в спектакле весьма важную и ответственную роль. Он ласкал ее нежно и осторожно, но в то же время напористо и сильно. Он нежно гладил ее, а потом целовал долго-долго. И она представить не могла раньше, что поцелуй может быть таким продолжительным…

Смотреть на выдуманный экранчик, на котором мелькали кадры из жизни Элен, у нее больше не было сил. Элен дышала глубоко, прерывисто и часто… Потом она совершенно забылась, абсолютно не сдерживалась и, конечно же, меньше всего думала о том, как она выглядит со стороны… То есть, вообще не думала… Как приятно, как хорошо, все, все, все… Спина Элен выгнулась дугой, из ее легких вырвалось горячее дыхание…

Элен вспомнила, как называли это девчонки в классе. В те далекие, как ей теперь казалось, для нее годы. Никто из них не относился к этому, как к чему-то постыдному. Все девочки считали, что это нормально. И хорошо. И здорово. Они называли это – «гладить себя».

Затем, несколько позже, когда ей очень хотелось, Элен занималась этим довольно часто, в особенности по вечерам, когда в квартире было темно и никто не мог даже подумать, чем она там занимается, под одеялом. Элен умела осторожно возбудить себя. Так, чтобы забыть об окружающих…

– Я люблю тебя, – неожиданно сказал Стивен. – Только не снимай с глаз повязку. Подожди еще немного.

– Хорошо. Я подожду, – сказала Элен и вздохнула полной грудью.

7

Что он делает? Элен поняла, что Стивен взял настольную лампу, приблизил к ней, направил яркий свет прямо ей в лицо.

Белая пелена в ее голове – за белой повязкой, за белым полотенцем – внезапно взорвалась ярко-красным цветом, Элен подумала, уж не свихнулся ли Стивен. Но нет. Не может быть. Не могут те, кто любят друг друга, играть в палача и жертву. Она отогнала от себя мрачные мысли. Неожиданно Элен почувствовала на своей коже острый кончик вилки. Стивен осторожно проводил вилкой по ее подбородку и нежному горлу. Взад-вперед, взад-вперед.

Элен вспомнила картину Сальвадора Дали. Правда, она видела не подлинник, а репродукцию. Однажды Аделина притащила альбом Дали из библиотеки. Элен с Лоли внимательно рассмотрели все репродукции. Им понравилось. Особенно – одна. Как же называлась та картина? Что-то такое типа – «Влюбленные, пожирающие друг друга». За точность названия Элен не могла поручиться. Впрочем, не в названии дело… Влюбленные и на самом деле пожирали друг Друга. С вилками и ножами. Все, как положено. И при этом, кажется, смеялись и радовались. Или нет. Не смеялись. Ну да ладно. Не в этом дело. Так чего же все-таки хочет от нее Стивен? Потом Стивен убрал вилку.

«Сейчас он возьмет в руки нож, – неожиданно подумала Элен. – И тогда…»

Она на секунду представила, что тогда с ней может произойти, я чуть не задохнулась от обуревавших ее противоречивых чувств.

– Стивен, сволочь ты этакая, – внезапно сказала Элен. – Что ты там, мой мерзавец, делаешь?

Стивен только хрипло засмеялся ей в ответ. И, разумеется, не ответил.

Некоторое время Элен сидела молча, раздумывая, как ей теперь поступить. Она не знала, что ей делать. Расстроиться? Разозлиться? Рассмеяться? Ни на что не обращать внимания? Продолжать сидеть спокойно и ждать развития событий? Пусть все будет так, как предначертано самой судьбой?

Немного поразмыслив, Элен выбрала последнее. Она решила, что этот выбор – самый правильный.

Вскоре она услышала, как открывается дверца холодильника. Затем услыхала позвякивание кубиков льда о стекло стакана. Нечто холодное и влажное – она сразу не сообразила, что это оказался просто-напросто кубик льда, – скользнуло по ее груди и покатилось ниже, ниже… Стивен касался ледышкой ее груди, сосков, медленно водил ледышкой по коже. Ледышка постепенно таяла и капли воды щекотали Элен. Она непроизвольно сжала свои кулачки, тело ее напряглось.

– Ну, что ты вытворяешь? – сказала Элен.

Стивен звонко и раскатисто рассмеялся, и от звуков его голоса, от его смеха, непосредственного, как у проказника-ребенка, напряжение мгновенно покинуло Элен. И она рассмеялась Стивену в ответ.

– Ты… – пробормотала Элен. – Я не знаю даже, как тебя назвать…

– Как хочешь, так и называй, – сказал Стивен.

– Неужели тебе все равно?

– Кто сказал, что мне все равно?

– Ты. Ты сказал.

– Вот он, настоящей женский «испорченный телефон», – со вздохом произнес Стивен. – Я сказал – «как хочешь, так и называй», – повторил Стивен.

– А разве это не одно и то же?

– Нет. Совсем разные вещи.

– Ладно… Пускай разные, – согласилась Элен.

– Молодец, что ты это все-таки поняла, – похвалил ее Стивен.

– Значит, ты разрешаешь мне называть тебя так, как я захочу? – вдруг уточнила Элен.

– Да, – подтвердил Стивен.

– Ты хорошо подумал?

– Да.

– В таком случае, знаешь, кто ты?

– Ну?..

– Ты – негодяй и мерзавец. Ты – дрянь и подлец. Ты – свинья и гнусный хам. Ты мучаешь меня…

– Хватит, дорогая, – неожиданно произнес Стивен и закрыл ей рот долгим, жарким поцелуем.

Элен переполнил сильный восторг. Ей было приятно целоваться со Стивеном. Причем намного приятнее, еще и потому, что у нее были завязаны глаза.

Наконец Стивен отстранился от Элен. Она представила себе его наглую, смеющуюся, неотразимую, милую морду.

– Знаешь, как меня называли соседи, когда я был еще мальчишкой? – вдруг спросил Стивен.

– Как?

– Злобным карликом…

– Вот это да!

– Можешь себе представить…

– Они только тебя одного так называли?

– Вообще-то, не только меня. Я жил в рабочем районе. Среди работяг. Все они вкалывали по-черному. Домой возвращались истерзанные, злые. Постоянно ругались между собой. Ссорились. Дрались. Устраивали друг другу разные пакости. И там, у нас, всех детей всегда называли злобными карликами. Однажды сосед увидел меня во дворе и сказал: «Иди сюда, злобный карлик. Я дам тебе пинка под зад».

– За что?

– Ни за что. Просто так.

– Просто так?

– Да. У него было скверное настроение. Его жена только что сбежала от него. С любовником.

– Ну, и как?

– Что – как? – не понял Стивен. – Ты о том любовнике?..

– Нет, – сказала Элен. Ей нравилось вести этот разговор. С завязанными глазами. На кухне. Рядом со Стивеном. Вместе с ним. – Я не о любовнике. Я спрашиваю – дал он тебе пинка под зад или нет?

– Не дал, – ответил Стивен. – Напротив, я несколько раз пукнул, повернувшись к нему спиной.

– Пукнул? – расхохоталась Элен.

– Ну да. Причем не просто пукнул, а пропукал весьма старательно целую мелодию…

– Какую мелодию?

– «Все в порядке, мама». Песню, которую исполнял Элвис Пресли. Знаешь ее?

– Еще бы! Ее все знают… А ты что, всю песню пропукал?

– Разумеется, нет… Всю песню не пропукаешь… Это довольно сложно…

– Ну и смешной ты…

– Разве?

– Ты не знаешь, что это дурно: отвечать вопросом на вопрос? – заявила Элен.

– Знаю, конечно, – ответил Стивен. – Но мне, понимаешь ли, нравится поступать дурно.

– Все время?

– Нет. Не все время. Только иногда.

– И что произошло потом, когда ты пропукал часть этой мелодии?

– Этот идиот даже не догадался, что я «исполнял» песню Пресли… Он хотел догнать меня и отдубасить.

– А ты?

– Как же я мог его отдубасить? Я – мальчишка, а он взрослый мужчина!

– Да нет… Это понятно… Что ты сделал, я спрашиваю?

– Я срочно «завязал» с Пресли и убежал. Другого выхода у меня просто не было.

– А почему ты решил пропукать именно Пресли? Почему не песню какого-нибудь другого певца?

– Я очень люблю Пресли, – ответил Стивен. – Это, на мой взгляд, самый легендарный исполнитель в истории рок-н-ролла…

– Я тоже люблю Пресли, – просто сказала Элен.

– Я буду рассказывать тебе, – сказал Стивен. – Я буду разговаривать с тобой… А ты. – Ты будешь есть, ничего не видя… Ты будешь есть с закрытыми глазами. С завязанными глазами. Ведь ты голодна. Очень голодна. Тебе очень-очень хочется кушать? – участливо поинтересовался Стивен.

– Да, – ответила Элен.

– Вот и кушай, – сказал Стивен. – Кушай на здоровье… Эта игра одновременно и забавляла, и пугала Элен, и тем самым особенно обостряла ее чувства. Ей нравилось играть в эту игру. В игру, которую придумал Стивен.

– Спасибо, – сказала Элен.

Вдруг она почувствовала во рту ягоду. Удивительно! Он что – думает накормить ее ягодами? До отвала? Чтобы она почувствовала в желудке сытость, вместо этого ноющего сосания под ложечкой?

Но все же хотелось бы чего-нибудь поосновательнее… Может, ка-кую-нибудь котлету…

Элен раскусила ягоду: маслина, соленая маслина! Вот так со Стивеном всегда, постоянно, ежечасно… Все в нем – иллюзии, вранье, обман… Мой ласковый и нежный лжец… Мой наглый и бессовестный повелитель… Как я все-таки обожаю его!

Она вспомнила, как впервые, давным-давно, в полузабытом теперь детстве она выплюнула маслину, из-за такого вот разочарования.

Соленая ягода? Разве ягода может быть соленой? Так подумала тогда Элен.

Оказалось, что ягоды бывают солеными. До этого Элен считала что все они бывают лишь сладкими. Для нее было открытием, что сладкое вдруг оказалось соленым! Она расценивала это именно так!

Так она впервые поняла, что окружающий ее мир далеко не однозначен. Что в какую-то минуту черное может оказаться белым, холодное – горячим, сладкое – соленым.

Теперь же, разумеется, Элен очень любила маслины. Для нее это были самые вкусные ягоды. И Стивена она тоже любила.

Секунду она размышляла над нелепой мыслью, вдруг явившейся ей: что или кого она любит больше? – Стивена либо маслины?

Элен вздохнула. Она не собиралась искать ответ на этот странный вопрос.

– Дай мне еще маслинку, – жалобно попросила она.

– Ну очень даже все вкусно, – как-то неопределенно ответил Стивен и провел по ее губам еще одной маслинкой. Но он не положил эту маслинку в рот Элен. Вместо этого он положил ей в рот клубничку. Элен с удовольствием проглотила ее. Эти ягоды были совсем разные на вкус, маслина и клубничка, клубника и маслинка… Что-то они напоминали Элен. Что-то из того времени, когда ей было то ли пятнадцать, то ли шестнадцать, то ли восемнадцать… Сейчас она точно не помнит, сколько лет ей тогда было.

Зато помнит, хорошо помнит свою подругу того времени – Монику. Прелестную Монику, которая обожала экстравагантные выходки.

Вместе с Моникой они отправились в кино. Элен не помнит названия кинофильма, который они тогда смотрели. Да это и неважно. Зато Элен хорошо помнит, что справа от Моники сидел какой-то паренек. Элен старалась рассмотреть его лицо в полутьме… Нет, он не был красавцем. Какой же это красавец? Толстые губы, грубые черты лица, низковатый лоб, чуть скошенный подбородок… Вместе с тем чувствовалось в этом парне, сидящем с ними рядом, с Моникой и Элен, какое-то внутреннее обаяние, притягательное, неодолимое, властное. Перехватив любопытные взгляды девиц, парень вдруг оторвал свой взгляд от экрана и принялся изучать девушек.

– Ну? – вдруг хрипло произнес он и криво улыбнулся. Да, улыбка его была кривой и некрасивой, но в то же время неотразимо обаятельной. Элен по-другому не могла объяснить…

– Сейчас, сейчас, – вдруг забормотала экстравагантная Моника и…

И неожиданно нагнулась к брюкам парня – не слишком-то чистоплотного парня, потому что даже сидевшая возле Моники Элен явственно ощутила запах пота и еще чего то, резкого и соленого, исходивший от того. Этот запах ударил ей в ноздри, и она с большим трудом удержалась, чтобы не чихнуть.

Тем временем Моника расстегнула ширинку на брюках парня, приблизила туда свои губы и начала что-то такое делать в темноте. Вскоре Элен увидела, как парень закатил глаза и тихо застонал, потом вцепился обеими руками в подлокотники кресла. Голова Моники была словно зажата между колен парня, Вскоре голова Моники начала совершать вращения, колебания, еще всякие движения, наконец, послышался чмокающий звук.

«Какой отвратительный! – подумала в тот момент Элен. – Что это такое? Нет, нет, никогда… Я не хочу, не хочу…».

Но в то же время она с любопытством ожидала, пока все кончится и пока Моника не поднимет голову.

А когда Моника с горящими даже во тьме кинозала глазами, довольная, уселась на свое место, Элен попросила ее:

– Давай поменяемся с тобой местами!

Моника все сразу поняла. Она уступила свое место Элен.

И потом уже Элен наклонялась к брюкам того парня… Она вспомнила тот пряный солоноватый привкус… Вот о чем напомнили ей маслинка с клубничкой…

– Тебе нравится вкус? – поинтересовался Стивен.

– Очень нравится, – сказала Элен и тихо засмеялась.

– Ты чему смеешься? – удивится Стив.

– Просто так, – ответила Элен.

– Хороший ответ, – неожиданно похвалил ее Стивен. – Так вот, – сказал он сразу после этих слов. – Я хочу продолжить о Пресли… Он снова положил ей в рот маслинку. Потом продолжал:

– Знаешь, как все у него началось?.. В одна тысяча девятьсот пятьдесят третьем, году Элвис как-то заглянул в небольшую, очень небольшую студию Сэма Филлипса. Незадолго до этого Сэм организовал фирму грамзаписи «Сан». Элвис Пресли заплатил четыре доллара и записал в единственном экземпляре пластинку. Пластинка предназначалась в качестве подарка его матери, А еще через год Пресли опять заявился к Сэму. Он решил попробовать свои силы в качестве певца. Тут его, разумеется, вспомнили. Вспомнили прежде всего потому, что у Элвиса был необычный голос. Будто у какого-нибудь чернокожего певца. Вот тогда-то Пресли и начал работать, упорно и настойчиво, не сразу у него все получилось. Однако получилось же, в конце-то концов! Он нашел свою манеру, свой стиль, свое лицо!

– Мне тоже нравится Элвис, – повторила Элен. – Я люблю его.

– Какие песни тебе особенно близки? _ вкрадчивым голосом спросил Стивен Корнуэлл. Ему нравилось забавляться со своей возлюбленной. Он получал от этих игр несказанное удовольствие.

– Многие, – отвечала Элен. – Почти все.

– Ну, а все-таки, – настаивал Стивен. – Если конкретно…

– Если конкретно, – Элен немного подумала. Потом произнесла: – «Синие замшевые туфли», «Люби меня», «Тюремный рок», «Я хочу тебя, ты нужна мне, я люблю тебя»…

– Прекрасные песни, – похвалил вкус Элен Стивен Корнуэлл. Просто великолепные. Я от них тоже в восторге. Помню, когда я только начинал свою карьеру звукорежиссера, то слушал их неоднократно…

Стивен положил в рот Элен смородину.

Она с удовольствием разжевала и проглотила ягодку.

Затем последовали – клубничка, маслинка, опять смородинка.

А потом… Потом…

Острое, жгучее, болезненное, скользкое, противное… Словно та рыбина на прилавке… И тело Элен тоже выгнулось, будто бы тело той рыбы…

Элен вспомнила, как продавец, вооруженный длинным острым ножом, разделывал рыбину на прилавке.

Продавец брал крупную живую рыбу и какое-то время глядел на то, как она бьется. Видимо, так и надо было. Надо было подождать какое-то время и посмотреть, как бьется эта рыба. Рыба билась вяло, обреченно и даже как-то лениво. Ее жабры слегка шевелились. Но не столь часто, как это было тогда, когда она жила в своей стихии, в воде, это была странная и уродливая агония. Не та, которая существует в природе, а та, которая была придумана человеком. Искусственная агония. Вызванная насильно. Вызванная насилием вопреки желаниям рыбины. Рыбина же, естественно, желала возвратиться в свою стихию. Но ее лишили этой возможности. Ей можно было только биться о прилавок головой и хвостом. Рыба выгибалась в руках продавца. Нечто почти эротическое и еще более обреченное читалось в движениях рыбины, бьющейся в руках продавца. Крупные руки продавца хватали рыбину, тискали ее, сжимали, прижимали к прилавку, давили на нее. Потом продавец резко схватил рыбину и отсек ей голову. Затем принялся чистить.

Черт с ней, с рыбиной…

Перец? То был скользкий, влажный, острый, горячий, обжигающий красный перец? Стивен угостил ее перцем! Он запихал в рот Элен здоровенный кусище этого перца! Так, во всяком случае, представлялось Элен – ведь глаза ее все еще сжимала повязка, это чертово полотенце! Хотя и от маленького кусочка душистого красного перца в желудке любого человека мог начаться самый настоящий пожар.

Сначала, разумеется, во рту, ну, а после этого уже и в желудке!

«Мир полон психов, – вдруг подумала Элен. – Почему судьба всегда сводит меня только с психами? Может, потому, что я и сама – сумасшедшая, безумная, психопатка?»

Рот обожгло, Элен поперхнулась, проглотила кусочек перца… Мерзавец, негодяй, подонок! Он опять что-то поднес к ее губам, опять такой же, точно такой перец… Жжет, жжет, жжет… Пламя во рту, пламя в желудке, пламя, кажется, во всем животе… Она так верила Стивену, а он, оказывается, жестоко потешается над ней, развлекается, наслаждается ее мучениями… Садист, самый настоящий садист… Как это ее угораздило влюбиться в садиста… И действительно, любовь зла… Ему доставляют удовольствия ее мучения? Нет, нет, не может быть!

Пожар внезапно стал стихать. Стивен щедро вливал в рот Элен ко-ка-колу. Кока-кола была сладкой и приятной на вкус. От нее ничего не горело. Кока-кола – это было как раз то, что нужно. Что нужно в данную минуту Элен.

Кока-кола стекала на грудь Элен, на живот, на ноги… После кока-колы Стивен протянул ей на ложке клубничного сиропа… Потом – минеральной воды… Потом – снова кока-колу… Потом на ее лицо полилась минеральная вода из бутыли…

– Ой, Стивен! – задрыгала ногами Элен. Она уже смеялась. Контрасты уже не раздражали ее. Она продолжала играть в игру, которую придумал Стивен. – Что ты делаешь? Перестань сейчас же! Ах ты, негодник этакий…

– Я только прошу, – произнес Стивен Корнуэлл, – не открывай пока еще глаза… Не открывай их еще какое-то время… Не срывай полотенце… Потерпи еще немного… Все будет хорошо, вот увидишь, все будет хорошо…

Элен дико смеялась, по-сумасшедшему трясла головой, сжимала кулачки и тут же разжимала их, пыталась уцепиться за невидимого Стивена…