Текст книги "Кругосветное путешествие юного парижанина"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Объятые горем родственники аккуратно и тщательно плели по такому случаю корзину и с природным вкусом и умением украшали ее жемчужинами, бусами, разноцветными блестками.

Корзина, игравшая роль погребальной урны, плелась с таким расчетом, чтобы прочно закрепленный над нею череп смотрелся точно крышка.

Таким образом, останки любимого существа выглядели не более устрашающе, чем после кремации, практикуемой в Италии и Германии в установках фирмы «Сименс».

Вот каковы хищники, в мир которых попали вместе с лошадьми Фрике и Буало, уходя от гаучо.

Ситуация представлялась отчаянной. Не только каждая минута, но каждая секунда могла стать роковой.

Бедные лошади, которых заживо поедали и разрывали на кусочки, очутились посреди потока. Их тела, облепленные со всех сторон маленькими вампирами, подергивались в ужасающих конвульсиях. Несчастные животные отчаянно били ногами, пытаясь выбраться, и вновь оказывались в воде.

– Держитесь, Фрике, – восклицал, стуча зубами, Буало. – Смелее! Шевелитесь! Не стойте на месте!

– Тысяча чертей! Они же сожрут мои ноги! Как же сопротивляться?.. Уже подбираются ко мне… ближе… Они рядом!

Убитый горем, Фрике выпустил повод из рук. А в это время кровожадные существа перегрызли веревку, соединявшую цепочку лошадей, из которых половина тотчас скрылась, а остальные, разметавшись по сторонам, стали игрушкой течения.

Гаучо уже добрались до берега и смотрели на драму, длившуюся не более минуты. В ответ на возгласы отчаяния двух европейцев раздавались шуточки и прибауточки; метисы прекрасно знали пампу и сразу же поняли первопричину разворачивавшейся перед ними катастрофы.

Они даже не рассчитывали на столь свирепую месть. И сердца дикарей возрадовались. Какое счастье – увидеть двоих смельчаков, чья отвага дополнялась прекрасным оружием, добычей речных кровососов!

Буало оставался в седле, хотя лошадь брыкалась и дергалась. К счастью для отважного всадника, сапоги оказались карибам не по зубам. Штук шесть отвратительных существ вцепились в шенкеля[323]323
  Шенкель – обращенная к лошади часть ноги всадника от колена до щиколотки, служащая для управления лошадью.


[Закрыть], но не могли причинить ни малейшего вреда.

Не обращая внимания на пропадающих лошадей, Буало с ловкостью прирожденного покорителя прерий накинул лассо на тонущего Фрике.

Повторяю, все эти драматические события длились не более минуты.

Чтобы добраться до противоположного берега, парижанам следовало проплыть четыреста метров. Позади же, менее чем в ста метрах, находились враждебные гаучо. А вокруг безудержно предавался чревоугодию легион[324]324
  Легион – воинская единица в Древнем Риме (4,5—7 тыс. чел.); в древнерусском счете 100 тысяч. В общем смысле – великое множество живых существ.


[Закрыть] рыбешек. Почти лишившийся сознания гамен болтался на конце лассо своего спутника.

Еще несколько секунд… и завершится «Кругосветное путешествие юного парижанина».

Спасение могло принести только чудо. И чудо свершилось – зримое, небывалое. В тот миг, когда Буало решил, что все пропало, он внезапно почувствовал резкий толчок. Землетрясение!..

Лошадь молодого человека испустила дух, но ее хозяин уже встал на твердую почву.

Фрике же, обретя надежную опору, тотчас пришел в себя.

– Дьявольщина! – воскликнул он. – Какие только черти не живут в реках этой сатанинской страны! Ай! Что-то шлепает! Шлеп-шлеп! Как на празднике урожая в балагане, где показывают женщину-ската![325]325
  Скаты – морские донные рыбы, длина до 9м, вес до 4 т. Некоторые виды имеют огромные, похожие на крылья, плавники, распластанные по сторонам туловища, весьма ценимые как пища. Электрический скат значительно меньше по размерам; на теле расположен специальный орган, которым, выделяя ток, скат оглушает добычу или врага. Удар может быть опасен для человека.


[Закрыть] Ой, оно меня уносит!.. О-ля-ля!.. О… ля… ля…

– Вас унесет, зато прикончит карибов…

– Да здравствуют радости жизни!.. У меня немного идет кровь, все время жжет, но паразиты больше не едят.

– Двигайтесь! Двигайтесь энергичнее!

– Ну, нет, посмотрите-ка, месье Буало, вон, впереди, тысячи карибов неподвижны и совершенно бездыханны, их несет течение…

– Так плывите же, вечный насмешник, иначе нас может постигнуть та же судьба.

В несущемся потоке стали то и дело показываться всевозможные представители водного мира: огромные полосатые волки – «багрераядо» – с боками, разрисованными, как у тигров; «карибито» и «пайяро», рыбы хищных пород; кайманы, неподвижные, как стволы деревьев; утыканные колючками скаты с ядовитыми шипами; «перрос де агуа», или водяные собаки (myopotamus coypos); нутрии (существа, близкие к опоссумам – водяным крысам) и, сверх всего этого, мириады карибов.

Течение медленно уносило всех, больших и малых, пострадавших от землетрясения, происшедшего довольно далеко отсюда и лишь немного задевшего эти места.

Однако не было ни малейшего сомнения, что, если бы беглецам удалось к тому времени преодолеть еще сто – сто пятьдесят метров, шок оказался бы сильнейшим.

Увидев массовую гибель карибов, гаучо ринулись в мутные воды.

Но не тут-то было! Не проплыли метисы и пятидесяти метров, как лошади начали заваливаться, точно груженные свинцом.

Воспроизвести хрипло изрыгаемые бандитами ругательства невозможно; эти великолепные всадники потеряли власть над лошадьми и оказались в еще более критической ситуации, чем наши друзья.

А парижане плыли. Им удалось значительно оторваться от преследователей, хотя силы подходили к концу. Путешественникам не хотелось расставаться с оружием и боеприпасами, однако груз сильно тяготил.

Бедный Фрике отдувался, как тюлень.

– Нам нельзя выпускать из рук карабины… Уверен!.. Но какая тяжесть! Ах! Если бы эти проклятые звери не покусали ноги… я бы плыл намного лучше.

Буало продолжал делать ритмичные гребки, но и он устал.

– Послушайте, – заговорил молодой человек, – в конце концов, не лучше ли пожертвовать частью боеприпасов… чем ставить под угрозу собственную жизнь.

И тут же он, не без сожаления и сердечной боли, выбросил пачку патронов; этот разумный и в высшей степени спасительный маневр был тотчас же повторен впечатлительным Фрике.

– Ах! Если бы нам удалось повстречать половинку древесного ствола, плавающее бревно, легче стало бы плыть.

Гамен собрался выкинуть вторую пачку патронов, как вдруг радостно воскликнул:

– Плот!.. Два плота!.. Флотилия плотов!

– Где это вы увидели плоты? Здесь всего лишь штук шесть лошадиных трупов, бедняжки давным-давно отправились на тот свет.

– Лошади, как вы сказали, давно отправившиеся на тот свет, надуты газами… поэтому трупы удерживаются на поверхности… надо воспользоваться ими как спасательными кругами, тогда мы сохраним оружие и силы, проплыв последние сто метров до берега.

– Бр-р-р! Сесть верхом на трупы!

– Пошли, тут не до брезгливости. А пока взгляните-ка туда!

И, не тратя время на бесплодные дискуссии, Буало рывком взобрался на отвратительный плавающий предмет и удовлетворенно вздохнул.

Фрике, глядя, как его спутник удачно использовал принцип Архимеда, открытый во время купания в ванне, также выбрал подходящий остов и взобрался на него. Теперь переплыть реку не составляло большого труда!

А гаучо, в свою очередь, довольные тем, что так дешево отделались, явно отказались от преследования.

Парижане выбрались на берег и столкнули в воду плавательные приспособления, воспользоваться которыми их заставила лишь крайняя нужда. К сожалению, весь конский резерв погиб. Фрике был безутешен. Став приличным наездником, он заранее радовался, как совершит верховой переход через пампу.

Из всадника гамен превратился в пехотинца. Отряхнувшись, как пудель, он выразил дурное настроение в столь любопытных выражениях, что, несмотря на неподходящую обстановку, Буало разразился громовым хохотом.

Однако «бульвардье» был философом, которые встречаются только в Париже.

– Больше нет лошадей…– говорил юноша. – Нет гамаков!.. Нет пончо!.. Придется двигаться пешком, спать под звездным небом и по-пластунски ползать между кактусами, чертополохом, острыми травами и прочими малоприятными растениями!

– Положение трудное, но что поделаешь?

– О! Ничего. Понимаю, смешно сожалеть об утраченном комфорте; однако, видите ли, человек легко привыкает к удобствам… а я всю жизнь их не имел… Как жаль бедных животных!

– Когда ведешь жизнь, полную приключений, надо быть готовым ко всяким неожиданностям. К тому же нам грех жаловаться на события, случившиеся после ухода с бойни. И лошади, чью судьбу вы так горестно оплакиваете, помогли нам спастись. Если бы не было карибов, гаучо, возможно, догнали бы нас… Хотя попасть в силки разбойников прерий отвратительно, но быть съеденными живьем – ужасно.

– Совершенно согласен. Ноги мои до сих пор кровоточат. Эти рыбешки проели мне штаны и подкладку.

– Зато электрические скаты разогнали карибов и гаучо.

– Электрические… каты…

– Вы заслуживаете пятнадцати суток ареста, Фрике.

– Ну нет. Я же не нарочно. Просто опять попалось ученое словцо, которое мне трудно правильно произнести. Вы же прекрасно знаете, в каком коллеже я учился, и мой профессор умел обращаться только со шпандырем и дратвой. Так как называется ваш зверь?..

– Электрический скат…

– Понятно. Электрический скат…

– Прикосновение ската напоминает удар палкой.

– Как телеграф.

– Боже, ну, если угодно… Правда, смешно было бы доверить этим милашкам передачу депеш. Однако, если говорить серьезно, электрический скат – рыба, обладающая специальным органом, производящим электрический ток, точно так же, как физические инструменты, о которых, коль скоро вы их не видели, говорить нет смысла.

– Верно, месье Буало. Боже, до чего неприятно ощущение от прикосновения ската!

– Учтите, оно могло стать смертельным. Доказательства были у вас перед глазами, когда по реке вдруг поплыли трупы.

– Так это электрические скаты всех поубивали? И кайманов тоже?..

– Без сомнения. На карибов, пожиравших плоть наших лошадей и жаждавших добраться до нас, напали скаты.

– Да, страшная машина разрушения.

– Первые разряды поражают как молния. К счастью, мы оказались в отдалении от того места, где это случилось. Более того, скаты разряжаются, то есть восстановление заряда требует времени, и повторное поражение может оказаться достаточно сильным, но оно уже не смертельно.

– Ну, ладно! Видите ли, месье Буало, если даже трудно осмыслить невероятное происшествие, спасшее нам жизнь, и невозможно возместить наши потери, то я особенно плакать не стану.

– И правильно! Друг мой! Смотрите на вещи философски! А! Черт побери!

– Что случилось?

– Мой запас табака!..

– Пропал?

– Уплыл по реке!.. Ни одной папиросы!

– Что ж, табаком закусят карибы.

– Да лучше бы меня заживо сожрали! Вот где беда-то! Фрике, сын мой, кончились прекрасные денечки; воздух становится тяжелым, собираются облака, чернеет небо.

Надвигается страшная буря. Дело плохо. На это можно было бы наплевать, будь у меня хоть несколько пачек папирос… Жизнь трудна… без табака.

– Без табака…– пробормотал некурящий Фрике.

ГЛАВА 9

Все время сырые яйца!.. – Реки – это движущиеся дороги. – Польза от наводнения. – Еще один плавающий остров. – Через реку Уругвай. – После реки Уругвай. – «Междуречье». – Парана. – На правом катере. – Речные жители. – Девственный лес в миниатюре. – Булонский лес в Санта-Фе. – Цветение штыков. – «Колорадо». – Бывалый офицер зуавов[326]326
  Зуавы – род легкой пехоты во французских колониальных войсках, формировались из жителей Северной Африки и добровольцев-французов, проживавших там же, вXIX—XXвеках.


[Закрыть]. – Злоключения военного и гражданского губернатора, который пил слишком много пива. – Не перерастет ли мятеж в революцию? – Уличное сражение. – Героизм юной девушки. – На баррикады! – Никогда, особенно в политике, нельзя вмешиваться в чужие дела. – Капитан, который закрыл глаза.

– И эту землю вы, месье Буало, называете страной солнца?

– Во всех странах мира, черт возьми, бывает дождь!

– Но это же не просто дождь!.. Это ураган, смерч, буря, циклон. Куча облаков, чернее, чем вар у покойного моего учителя папаши Шникмана, не что иное, как пропитанная водой губка площадью в сто квадратных лье.

– Ну и что?..

– Вы еще спрашиваете… Есть некий злоумышленник, выжимающий губку и выливающий влагу двадцать четыре часа в сутки; река на глазах переполняется; вода льется за воротник, попадает в сапоги; в животе пусто; а мы не можем двинуться с этого, как говорят географы, полуострова, где жизнь вовсе не веселая.

– Плачьте, плачьте. Не нужен ли месье зонтик?..

– Вот умора! О-ля-ля!… Первый раз в жизни такое слышу. Нет, месье Буало, сей предмет роскоши мне неизвестен. Однако не стоит терять времени, надо двигаться в Сантьяго. Необходимо встретиться с друзьями.

– Это другое дело. Друг мой, проклинаемый вами дождь, быть может, ускорит наше прибытие в город.

– Вы полагаете?

– Уверен. Разве до сих пор события, которые в принципе могли стать для нас катастрофой, не создавали на деле неожиданно благоприятную ситуацию?

– Возможно. Однако, по моему непросвещенному мнению, не может несчастье до бесконечности создавать условия для счастья.

– Осмелюсь тем не менее заявить: в определенных случаях несчастье – благо. Наше «Кругосветное путешествие» благополучно завершится вопреки и одновременно благодаря стечению множества обстоятельств.

Вы вновь увидитесь с друзьями. Мы вернемся в Париж, Жюль Гро устроит нам великолепную встречу, расскажем о наших приключениях Обществу прикладной географии. В газетах напечатают наши воспоминания о происшедшем. Орельен Шолль подготовит текст, Кастелли – рисунки, Каржа – фотографии, а Лемэ объяснит, как все случилось. Мы станем героями дня, и… вы получите золотую медаль, как Стенли и Саворньян де Бразза. Вот так-то!

– О! Я не прошу слишком многого: мне бы найти месье Андре, доктора и Мажесте, затем всем вместе хотя бы немного отдохнуть и развлечься… вот и все, чего бы мне хотелось.

– Я же вам только что сказал: это – дело решенное.

– Если небо нас услышит и прекратит поливать!

– Прекрасно. Подведем итоги. Дождь льет как из ведра уже тридцать часов, если верить моему водонепроницаемому хронометру. Лошади погибли, а багаж – на дне реки. У нас осталось оружие и примерно по сто пятьдесят патронов. Гаучо убрались ко всем чертям, и мы в безопасности. От голода не умрем, ибо наш полуостров изобилует черепашьими яйцами.

– Да, месье Буало. Ничего, кроме сырых яиц, сколько угодно сырых яиц и только сырых яиц. В конце концов это надоест. Придется привыкать к изысканному блюду без молока и сахара. Мне, конечно, больше нравятся взбитые яйца с трюфелями, яичница на сковородке или яйца всмятку. Не отказался бы я и от простого омлета на свином сале.

– Но, поскольку в нашем распоряжении есть исключительно черепашьи яйца, придется довольствоваться ими. Позавтракаем!

– А, не обращайте внимания на мои слова. Сейчас я смиренно воспринимаю происходящее, ибо не могу на него влиять.

– Великолепно. Как я вам только что сказал, неприятный дождь пойдет нам только на пользу.

– Слушаю и глотаю яйца, как лиса добычу.

– Итак, мы находимся на низменности, простирающейся до самого нагорья, не знаю его названия, но идет оно вплоть до Парагвая. Местность понижается по течению этой большой реки, которую мы преодолели, до самой Параны[327]327
  Парана – река в Бразилии и Аргентине. Длина 4380км, площадь бассейна – 2663 тысяч кв. км. Образует с рекой Уругвай общее устье – эстуарий, являющийся заливом (длина 320, ширина до 220 км), в нем расположены порты Буэнос-Айрес и Монтевидео.


[Закрыть]. Земли, расположенные между двумя крупными реками и находящиеся ниже уровня моря, составляют провинцию Энтре-Риос. Как только доберемся до Параны, мы спасены. Оттуда, кстати, добраться до Сантьяго гораздо проще, чем от Шату[328]328
  Шату – западная окраина Парижа, станция городской железной дороги,расстояние до исторического центра Парижане более 10—12 км.


[Закрыть] до Парижа.

– Но как, черт возьми, действовать?

– Проще простого. Не помню, кто сказал: реки – движущиеся дороги.

– Да, когда есть корабль. А у нас нет даже утлой лодчонки.

– Нет – так скоро появится, если дождь будет идти еще полдня, смею вас заверить: наш переезд пройдет беспрепятственно.

– В добрый час! Так пусть же льет дождь! Не буду больше ломать себе голову, раз уж я – промокший насквозь лентяй, изнемогающий от усталости. Раздражает только потраченное впустую время. Но вы меня убедили: через шесть часов ситуация изменится. Надеюсь, предсказание сбудется.

Пока парижане беседовали, дождь пошел еще пуще. Мощь разверзшихся хлябей небесных была невероятна. Вода низвергалась сплошным потоком. Казалось, работал небесный насос невероятной силы и производительности.

Как уже справедливо отметил Буало, река разливалась на глазах. Участок земли, куда высадились наши друзья, спасшись от гаучо, скатов и карибов, внезапно задрожал. Береговой выступ на глазах сузился. Полуостров превращался в остров. Фрике хотел как можно быстрее бежать оттуда. Буало возражал.

– Но ведь нас затопит, – проговорил гамен, сохраняя, однако, спокойствие.

– Понимаю, – отвечал спутник, – но, прошу вас, обратите внимание: наш полуостров состоит не из земли, а из растений, из беспорядочно спутанных лиан. Течение подхватит нас, и мы поплывем вниз по реке, словно пароходик городских линий; такие плавучие островки носят тут имя «камарот», если вам интересно.

– Понял… месье Буало… понял… Я уже плавал на островке подобных габаритов. Это было в Африке… Как-нибудь расскажу.

– Конечно, друг мой… Конечно, тогда вам грозила страшная опасность. Здесь же речь идет о своеобразной лодочной прогулке. Ни намека на неудобства, островок поплывет, как надутый воздухом пузырь. Что ж, вода уже поднялась, и можно отчаливать. Надо обрезать стебли, укоренившиеся на берегу, а затем… Go ahead!..

Сказано – сделано. Буало вынул нож. Несколько решительных резких взмахов – и небольшой континент, повертевшись на месте три-четыре минуты, тронулся по течению.

Вздымались волны. Усилился ветер. А дождь все лил и лил.

Где-то вдали послышался сильный рокот, своего рода жалоба реки на боль от переполнения. Этот шум походил на звук разрядов молний, а еще больше – на треск приближающейся саранчи.

Но зачем заниматься поиском сравнений? Кто не знает, как перешептываются волны, которым становится слишком тесно в узких берегах и которые пядь за пядью поглощают землю, чтобы потом внезапно каскадами излиться на сушу?

Этот гул беспокойного безумия длился несколько часов. Скорость движения островка увеличилась. По счастливой случайности, форма его идеально подходила для плавания по неспокойной реке. Он с успехом преодолевал водовороты и все время оставался на самой середине течения. И вот почему. Своеобразный плот имел сильно заостренный нос. Нетрудно догадаться: если бы передняя часть была хоть чуть-чуть закруглена, то островок обязательно снесло бы в сторону.

Вскоре уровень реки резко поднялся. Где-то в двухстах метрах от плота образовалась своего рода жидкая стена, похожая на то, как в устье Жиронды[329]329
  Жиронда – эстуарий (длина 75 км) рек Гаронны (длина 647 км) и Дордонь (длина 472км) во Франции, открывается в Бискайский залив Атлантического океана. В Жиронде расположен порт Ле-Вердон. Глубина фарватера 8м.


[Закрыть] возле Кодбека происходит столкновение речного течения с высоким морским приливом. Эта стена более трех метров в высоту надвигалась со скоростью лошади, скачущей галопом. Островок летел словно выпущенная из лука стрела.

– Черти морские! – воскликнул гамен. – Несемся, как пароход.

– А я что говорил? – спутник. – Нас спасет потоп! Вскоре наше судно достигнет страны, только-только вставшей на путь цивилизации, где еще можно увидеть гаучо, но уже существует газовое освещение. Там можно нарваться на нож, зато пиво пьют из кружек, там есть табак, извозчики, ворчливые полицейские, а также господа в шелковых шляпах; наконец, там есть пароходы и железные дороги!..

– Железные… дороги!.. Вы сказали, железные дороги?

– Ведущие в Сантьяго, сын мой. Я прямо-таки жажду отправиться туда на поезде как можно скорее! Надеюсь, вы составите мне компанию.

– Как я был бы доволен!

– Вас радует близость города?

– О! Радость, испытываемая мной среди огромных груд камней, именуемых городами, слаба. Меня согревает мысль о встрече с друзьями. Остальное привлекает не более, чем место муниципального советника у ирокезов[330]330
  Ирокезы – группы индейских племен, живутна севере США и Канады.


[Закрыть].

Остров-корабль несся вперед. Скорость становилась головокружительной. Шум – оглушительным. Берега проносились мимо с быстротой, пугающей пассажиров железнодорожного экспресса, когда они из-за занавесок купе разглядывают горизонт.

А дождь все лил и лил. Ручейки превратились в речки, небольшие речушки – в мощные реки, а водные артерии, по одной из которых плыли наши друзья, скорее напоминали бурные морские заливы.

В мелких притоках от обилия падавшей с неба воды течения значительно усилились, с каждой минутой возрастало количество несомого «мусора».

– Движение по водяным дорогам такое же быстрое, как и по железным, – глубокомысленно заключил Фрике. – Черт! Если бы по нашему пути шел встречный поезд,затормозить было бы затруднительно.

– Но путь занят только нами!

Громкое рычание заставило обоих путешественников одновременно повернуть головы.

– О нет, не только, – констатировал Буало. – Поглядите-ка на эту флотилию…

– Не спускать глаз с левого борта!..

– Беспокоиться незачем. Опасности нет ни малейшей. Даже если плывущая на таком же, как наш, островке пума (местный лев без гривы) голодна, бояться нечего.

– О! Вот и другие; вероятно, за время путешествия по воде нам попадется великое множество зверей.

– Глядите-ка! Тигр выходит из pajonales…

– Откуда?..

– Pajonales – так называются заросли густых трав и кустарников, переплетенных лианами, спускающимися с берега в воду. Обитающие там тигры панически боятся воды, как настоящие кошки.

– Хоп!.. Какой прыжок! Браво! Он точно приземлился прямо на спину невнимательной пумы. Так. Плот опрокинулся, и оба крупных зверя очутились в воде.

Фрике веселился от души.

Через некоторое время попался еще один зеленый плот. Четверолапый пассажир дрожал под дождем и изо всех сил пытался удержаться. Течение понесло островок, и странная флотилия поплыла вслед за плотом с нашими друзьями, точно баржи на Сене, идущие за буксиром.

Сколько времени заняло это безумное плавание? Точно сосчитать невозможно. Прошли долгие часы голода и отчаяния. Буало и Фрике плыли по притоку, затем – по самой реке Ибикуи, и в конце концов вихревое течение, рожденное в бурных водах неудержимой реки, подхватило плот, закрутило его и запустило, словно снаряд, в воды более мощной реки. Причем плот пролетел через весь поток, ширина которого в этих местах превышала километр.

– Но черт возьми! Это же река Уругвай! Отлично! Мы пересечем провинцию Энтре-Риос, достигнем Параны, а оттуда доберемся до самого Буэнос-Айреса!

– А это далеко от Сантьяго? – вопрошал Фрике, трогательно думающий лишь о конечном пункте назначения.

– Фрике, дорогой, мы направляемся в сторонуПараны. Поняли маневр?

– Черт! Плохо доходит.

– Все очень просто. Мель впереди пересекает наискось русло реки Уругвай; и мы попадаем в провинцию Энтре-Риос. Примерно в двадцати пяти лье находится город Мерседес. Нас несет течение; воспользуемся этим. От Мерседеса добраться до Параны легче легкого. Всего каких-то восемьдесят с небольшим километров! Как вам нравится идея?

– Я сказал бы, месье Буало… ясказал бы: все это похоже на рулетку, когда вдруг прекращается полоса невезения.

И вправду, несчастья отступили от парижан. Расчет оказался точен, и, проплыв на зеленом плоту до крайней намеченной точки, они проделали дальнейший путь пешком, верхом и по воде, пока не добрались до берегов Параны.

Дорога заняла чуть более трех дней. Путешественники устали и вымокли до мозга костей. В городе Мерседес Буало вынужден был обменять ружье на две лошади, а один из револьверов – на скверную лодчонку, не стоившую и тридцати су…

Но какая разница? Вот появился пароходик… Раздался свисток к отплытию, а Буало, человек, которого никогда нельзя застать врасплох, положил в водонепроницаемый бумажник аккредитив на пятнадцать тысяч франков.

Все к лучшему в этом лучшем из миров.

Спуск вниз по реке оказался монотонным. Двое наших друзей ломали голову, как убить свободное время – сорок восемь часов, которые длилось плавание. Чаще всего их можно было встретить в ресторане, где они с завидным аппетитом поглощали на борту еду.

И вот наконец Парана.

Русло реки буквально перегорожено множеством островков, которые при спаде воды выглядят словно клумбы. С огромным трудом работающие на этих линиях английские суда могут проходить по причудливо извивающемуся фарватеру, огибая зеленое богатство водяной флоры.

На миниатюрных материках постоянно обитают две категории живых существ. Во-первых, хищные yacares, небольшие кайманы метров трех-трех с половиной в длину, многочисленные и опаснейшие хозяева здешних мест. Тут живут и лебеди, а точнее, гагары, идущие на изготовление муфт и опушки для дамского манто.

Отважные и стойкие рыбаки объявили перепончатокрылым и земноводным беспощадную войну. Охота на крокодилов и птиц, кормящихся рыбой, является их исключительной привилегией; они в этом находят и радость, и честь, и выгоду.

Наши путешественники не надолго заглянули в Парану – городок у подножия скалы высотой в сто футов, с вершины которой виден город Санта-Фе, до него по прямой всего двадцать километров.

Достигнув Санта-Фе, парижане высадились на пристани неподалеку от ущелья Санто-Томсе, находящегося у высокого мыса, поросшего лесом, куда местные охотники ходили за всевозможной дичью. Но в данную минуту зверей и птиц тут не было видно. Время от времени между ветвей поблескивали штыки, слышался нестройный гул голосов. Вдруг раздался какой-то особенный свист, шум мгновенно стих.

В лесочке – местном подобии парижского Булонского леса[331]331
  Булонский лес – окрестность в западной части Парижа, между крепостной стеной и рекой Сеной, в 1852 году превращен в современный парк, место прогулок тогдашнего «высшего света», к парку примыкает ботанический сад, рядом – два ипподрома, лошади даются напрокат.


[Закрыть] – расположился лагерь. Люди, собиравшиеся здесь, назывались «Колорадо»; это были красные революционеры, перекрывшие местность вплоть до выемки, прорытой под руководством гениального француза Лапрада для прокладки по ней железной дороги, связывающей Санта-Фе через Росарио с колониями.

Сборище партизан представляло собой оригинальное зрелище. Гаучо с бронзовой кожей по-братски соседствовали с безукоризненными джентльменами в панамах и шелковых шляпах; чернокожие и метисы находились в одном строю с покинувшими место службы милиционерами; седобородые, беловолосые старцы, уже два дня стоявшие на баррикадах, обучали молодых людей, совсем еще мальчишек, обращению с тяжелыми карабинами, поднять которые было им едва под силу.

Наших друзей встретило громкое «Кто идет?». Буало ответил «Amigos!»[332]332
  Друг! (исп.)


[Закрыть], и, хотя он говорил на кастильском[333]333
  Кастилия – королевство вXI—XVвеках на Пиренеях. После объединения Кастилии и Арагона в 1479 году образовалось государство Испания.


[Закрыть] диалекте с парижским акцентом, этого было достаточно, чтобы ушел в сторону кончик штыка неловкого солдата-самоучки: партизаны никоим образом не намеревались обидеть пришедших.

В довершение столь приятной встречи наш «бульвардье», чей взор никого и ничего не оставлял не замеченным, вдруг радостно и удивленно воскликнул:

– Вот это да! Флажоле! – И тут же спросил спокойным голосом:– поживаешь, старый товарищ?

Человек, присматривавший за перемещением всякой всячины на опушке леса, резко поднял голову, слегка побледнел и раскрыл объятия:

– Буало! Да это же Буало! Мой верный друг! Черт побери!.. До чего же приятный сюрприз!

– Не ожидал меня здесь увидеть? Ну, ладно. Представляю моего друга Фрике, морского волка, отчаянного парня, каких ты любишь, лихого, отважного, делающего честь своей родине. Дорогой Фрике, а это месье Флажоле, бургундец из Монбара[334]334
  Монбар – город в департаменте Кот-д'Ор во Франции.


[Закрыть], бывший офицер зуавов, ныне известный коммерсант в Санта-Фе. А теперь пожмите друг другу руки. Вот так-то, друзья!

«Колорадо», видя, что эти люди заняты друг другом, вернулись в лес, не обращая более внимания на двоих чужаков. Раз Флажоле их знает, значит, все в порядке (в городе он пользовался репутацией весьма трезвого и рассудительного человека).

– Друзья мои, – без лишних околичностей начал Флажоле, – знаю, вы не трусы; но здесь в любую минуту может завязаться бой; вам же нечего ввязываться в схватку, к которой вы не имеете ни малейшего отношения. Идемте ко мне домой.

– Бой неизбежен?

– Думаю, да. В воздухе пахнет порохом. Тут командует Ириондо со своими приспешниками. Его хотят сместить и поставить на его место Итуррассе. Полагаю, что «Колорадо» обречены. Правительство, похоже, заранее обо всем знает, ибо еще вчера пассажиры, прибывшие из Буэнос-Айреса на пароходе «Проведор», были пересажены на борт парохода «Сан-Хуан», который пойдет вверх по течению в город Асунсьон. Те же, кто прорвался на берег силой, посажены в «кабильдо» – местную городскую тюрьму. Еще раз говорю: идемте отсюда!

– Пошли, придется подчиниться.

Назревала драма. Одна из тех, что, увы, слишком часто случаются в республиках Южной Америки.

И пока идет предварительная подготовка спектакля и все актеры, от гран-премьеров до статистов, готовятся к выходу на сцену, попытаемся коротко рассказать о политической ситуации в городе и об опасностях, угрожающих жизни наших героев.

Санта-Фе[335]335
  Санта-Фе – расположен на одноименном рукаве реки Парана, соединен железной дорогой со своим портом Каластине (в 12 км от города). Основан в 1573 году. Население на 1895 год – 25 тысяч человек.


[Закрыть] – административный центр одноименной провинции – принадлежит Республике Аргентина. Это приятный городок, насчитывающий около двадцати пяти тысяч жителей. Основное занятие его обитателей – торговля, а порт служит перевалочной базой для зерна, поступающего из колоний, полукругом опоясывающих Росарио.

Провинции, граничащие с Санта-Фе на севере и на востоке, на всем своем пространстве вплоть до громадной пустыни Гран-Чако, населены индейцами и простираются до самой Боливии и Рио-Бермехо. Это Эсперанса, Сан-Кар-лос, Лас-Тунас, Сан-Иеронимо и Эль-Саусе.

В состав Республики Аргентина входят еще семь провинций: всего их тринадцать. Каждая из них обладает относительной автономией и имеет собственную палату представителей и сенат. Они, и только они, решают местные дела. Они же назначают губернатора.

Наконец, собрание делегатов от всех тринадцати палат составляет Национальный конгресс в Буэнос-Айресе, занимающийся вопросами дипломатии и торговли.

Правосудие в отдельных провинциях полностью независимо друг от друга, и экстрадиции[336]336
  Экстрадиция – выдача иностранному государству лица, нарушившего законы этого государства.


[Закрыть] практически не существует. Подчас преступник покидает тот или иной район и благополучно живет в двадцати шагах от территории, где он приговорен к смерти.

Судебные приговоры, как правило, не слишком суровы. Они, за исключением случаев ускоренного судопроизводства, обычно не превышают двух лет принудительной службы в пограничных батальонах, предназначенных для защиты от вторжений индейцев.

Граница представляет собой обычный ров в шесть метров шириной и два метра глубиной. Преодолевают ров легко все, кроме индейцев, лошади которых, привычные к ровным пространствам, не умеют прыгать.

Через каждые десять лье поставлен небольшой блокгауз[337]337
  Блокгауз – полевое оборонительное сооружение, рассчитанное на круговую оборону, используется в качестве опорного пункта.


[Закрыть], а на главных направлениях разбиты лагеря, где вперемешку находятся солдаты и отбывающие повинность индейцы племени мансос, имеющие обыкновение в одну прекрасную ночь убегать, прихватив лошадей.

Прежде чем вернуться к рассказу о событиях, происходящих в Санта-Фе, хотелось бы сказать несколько слов об Эсперансе – городе, расположенном в сорока восьми километрах от Санта-Фе и не уступающем ему ни по количеству населения, ни по степени благополучия.

В Эсперансе насчитывается не менее двадцати пяти тысяч европейских колонистов; цифра огромная, если учесть общую немногочисленность городского населения Южной Америки. Города же в Северной Америке одержимы фантастическим стремлением к росту: вчера еще скромное поселение, сегодня – богатейший город.

Местная администрация, чтобы привлечь колонистов, дает вновь прибывшим возможность купить дом на выгодных условиях, к которому прилагаются сельскохозяйственный инвентарь, пара лошадей, два быка и двадцать квадратных квадр земли (квадра равняется девяносто восьми метрам).

Колония полностью подчиняется политическому руководителю, который по закону должен исполнять распоряжения губернатора провинции. На деле же он волен поступать беспардонно и бесконтрольно, повинуясь лишь собственной фантазии.