Текст книги "Вчерашний скандал"
Автор книги: Лоретта Чейз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Поскольку я привык к походным кроватям или одеялам на полу гробниц, то, разумеется, не стану спорить из-за расцветок и стилей. Полагайся на собственное суждение, и если ты сочтешь, что требуется что-то еще, прошу, добавляй это к своим покупкам без колебаний. В любом случае у меня нет сомнений, что твой вкус в подобных делах значительно превосходит мой.
Я направил письмо Мейнзу, агенту моего отца в Эдинбурге, известив его о твоей миссии. Все счета отсылай ему. Я знаю, что он, как и любой другой разумный мужчина, будет счастлив помочь тебе во всем, что тебе потребуется. Его имя и адрес ты найдешь в списке Николса.
Через неделю-другую надеюсь увидеть тебя в нашем замке ужасов.
Искренне твой
Л.
– Да уж, Лайл, – сказала Оливия. – Это вычеркнутое слово отдает таким ребячеством. Хотя… – Она задумалась. – Все-таки ты не совсем тупица. Не сомневаюсь, ты заметил ошибку в своем поведении.
– Мисс?
– Передышка, Бейли, – помахала ей письмом Оливия. – Он уехал, а мы отправляемся за покупками.
Эдинбург, 12 октября
Дорогой Лайл!
Чтобы не подвергать леди еще одной длительной поездке в карете, я решила продолжить путь в Эдинбург, без спешки, с частыми остановками. Мы прибыли сегодня поздно вечером, и какое же зрелище предстало перед нами, в точности как описывал Скотт:
И башни кажутся темней
От блеска солнечных лучей.
Громады их издалека —
Как грозовые облака.
А замок над крутым холмом,
Как в блеске молнии немом.
Над гребнями далеких круч,
Величественен и могуч,
Мой романтичный город! [11]11
Строки из поэмы В. Скотта «Мармион: Битва при Флодцене». Пер. Г.С. Усовой.
[Закрыть]
Может быть, ты припоминаешь, что я приезжала сюда в детстве, но мои воспоминания спутались, и я считала, что выдумала их: замок, венчающий собой огромную скалу, возвышающийся сквозь копоть и туман, шпили и башни, пронизывающие атмосферу задумчивости, древний город с высокими домами, громоздящимися на гребне горы. Но вот он, самый поразительный город в целом мире, и да, я бы бросила вызов самому сфинксу, чтобы сравнить его со здешней атмосферой.
Но я знаю, что мои душевные излияния утомляют тебя, поэтому перехожу к делу.
Живописный старый город полон магазинов на любой вкус. Еще больше магазинов можно отыскать в новом городе, прямо на северо-западе. (Кстати, там раньше жил твой кузен, в красивом здании, до крайней степени заполненном старыми книгами и бумагами). Без сомнения, самые неотложные поручения мы выполним за несколько дней походов за покупками.
Я все сразу же пошлю тебе, кроме слуг, без которых мы не можем обойтись. Эдвардс, который должен выступать в роли нашего дворецкого, захочет сделать все возможное, чтобы к нашему приезду замок стал пригодным для жилья. Я тем временем наведаюсь в бюро найма прислуги и заявлю о наших потребностях. Учитывая ужас перед этим местом у местных жителей, нам придется полагаться на собственные скромные силы, по крайней мере в течение какого-то времени. Я, однако, совершенно уверена, что мы быстро докопаемся до причин появления призраков и наймем достойную шотландскую прислугу, поскольку, как тебе известно, наши лондонские слуги взяты взаймы и скоро должны вернуться домой. Желательно до того, как моя мама узнает, что я их выкрала.
Искренне твоя
Оливия Карсингтон.
В среду Рой и Джок Рэнкин вернулись из Эдинбурга. В их карманах позвякивала выручка от последней продажи вещей, которые им не принадлежали. Горвудскую таверну они застали гудящей от новостей: сын маркиза Атертона, граф Лайл, прибывает в замок Горвуд с целой свитой лондонской прислуги. Одна карета с коробками, сундуками и слугами уже на месте, прибытие остальных ожидается через несколько дней.
Рой и Джок переглянулись.
– Вряд ли, – сказал Рой. – Какие-то лондонцы едут поглазеть на старый замок, как они делают это время от времени. Все вокруг вбили себе в голову какую-то ерунду. Вечно думают, что кто-то приедет. Никто там не живет с тех пор, как старик уехал… сколько?.. лет десять назад.
Но окружавшие их люди были взволнованы, причем гораздо сильнее, чем тогда, когда внезапно появлялись путешественники из Англии, желавшие осмотреть замок.
Спустя некоторое время братья покинули таверну и под дождем отправились увидеть все собственными глазами.
На этот раз они обнаружили, что их соседи совершенно правильно все рассказали. С дороги, сквозь нескончаемый моросящий дождь, они рассмотрели свет по крайней мере в трех окнах. Когда братья подобрались ближе, то в обветшалой конюшне обнаружили экипаж и лошадей.
– Так не пойдет, – сказал Рой.
– Нам придется их остановить, – откликнулся Джок.
Четверг, 13 октября
Дворецкий Эдвардс был не настолько пьян, как ему хотелось бы. С тех пор как они приехали в замок Горвуд, дождь шел непрерывно.
Они привезли с собой постельное белье, но кроватей не нашлось. Для хозяина, привыкшего спать на каменном полу или голой земле, это было пустячным делом, но Эдвардс к такому не привык.
Они работали от самого рассвета и еще очень долго продолжали трудиться после заката, пытаясь сделать главную башню местом, пригодным для проживания дам. Крестьяне помогать им не стали. Они с завидным упорством отказывались понимать простой английский язык, и даже хозяин, при всем своем знании наречий язычников, ничего не смог разобрать в их говоре.
К приехавшим относились как к армии захватчиков. Можно было подумать, что владельцы магазинов не нуждаются в клиентуре, потому что на просьбы слуг из Лондона что-то продать они отвечали бессмысленными взглядами. А когда наконец снисходили до того, чтобы обслужить покупателей, то все путали.
Эдвардса верно поняли в таверне «Кривой посох» лишь после того, как заставили сделать дюжину кругов, и наконец потребовали представить заказ в письменном виде. Эдвардс остановился там, чтобы немного погреться, перед тем как тащиться по сырости обратно в проклятый замок.
Дорога была пустынной, ни единого фонаря. С одной стороны он различил силуэт церкви, сгоревшей дотла в прошлом веке. Он видел церковный двор, покосившиеся надгробные камни, словно дождь, темнота и холод тянули их книзу.
Дрожа от холода, Эдвардс посмотрел в том направлении, откуда услышал шорох. И вдруг прямо перед ним выросла белая фигура со светящимися глазами.
Он закричал, повернулся и побежал.
Он бежал, и бежал, и бежал…
Замок Горвуд
Пятница, 14 октября
Дорогая Оливия!
Тебе лучше найти нового дворецкого.
Эдвардс исчез.
Искренне твой
Л.
Глава 10
Горвуд
Понедельник, 17 октября
Она стояла на дороге, рассматривая сооружение, венчающее холм.
Лайл выехал из деревни и прибыл как раз в то время, когда карета Оливии уже остановилась возле кладбища и развалин церкви. Он увидел, как она вышла из экипажа и перешла на другую сторону дороги. Там, прижав руки к груди, она, явно в восторге, засмотрелась на замок Горвуд.
Перед ее экипажем следовала целая процессия, состоящая в основном из телег и фургонов, нагруженных необходимой хозяйственной утварью. Еще несколько фургонов ехали следом за ее каретой. Все обитатели деревни бросили свои занятия и вышли поглазеть на происходящее.
Лайл тоже смотрел. Такой вереницы экипажей он не видел со дня коронации короля Георга IV десять лет тому назад.
Оливия не замечала ни лошадей, ни телег, ни фургонов, проезжавших мимо. Она забыла обо всем, рассматривая эту полуразрушенную каменную громадину.
Лайл знал, что она видит гораздо больше, чем он.
На самом деле он видел только Оливию, стоявшую в неотразимой, свойственной только ей позе. Лайл подождал немного. Она по-прежнему стояла не шелохнувшись, и человек с богатой фантазией мог бы поверить, что она находится во власти чар.
Поскольку это была Оливия, то она, без сомнения, была очарована. Чтобы знать это, не надо быть фантазером. Надо просто знать ее.
Интересно, задумался Лайл, какой была бы ее реакция на пирамиды?
Глупый вопрос. Она придет в восхищение и не будет возражать против лишений и трудностей. Она же выросла на улицах Дублина и Лондона. Она будет счастлива и потрясена… пока не потускнеет новизна и ей не станет скучно.
Его жизнь в Египте вовсе не состояла из одних лишь восторгов, как могло представляться Оливии. Сама работа была однообразной и изматывающей силы. На поиски гробницы могли уйти дни, недели, месяцы и даже годы терпеливого поиска. День за днем в жаре надзирать за рабочими, осторожно расчищающими песок… Медленно, кропотливо трудиться над копированием изображений из усыпальниц и храмов, над зарисовками памятников. Это была работа для будущего, поскольку памятники легко могли исчезнуть с лица земли.
Целые стены и потолки вырезались и вывозились, чтобы украсить собой музеи и частные коллекции. Храмы разбирались, а камни из них использовались для строительства современных зданий.
Лайлу так не хватало этой монотонной, нудной работы. Он тосковал без нее, ему хотелось что-то искать, замерять, сортировать, приводить в порядок.
Оливия понимала его страсть к Египту, но никогда не понимала его пристрастия к такой медлительной работе. Жизнь в Египте утомила бы ее до безумия, а Лайл хорошо знал, что происходит, когда Оливию одолевает скука.
Она когда-нибудь увидит пирамиды, он в этом не сомневался. Она посетит их, как и другие аристократы, которые приплывают на своих яхтах, проходят по Нилу вверх и вниз – и снова возвращаются домой, увозя в трюмах предметы древности.
Тут Оливия повернулась, но мыслями была все еще далеко. Лайл оказался к этому не готов и почувствовал, как исчезает куда-то весь остальной мир. Не осталось ничего, кроме ее прекрасного лица, синих глаз, белой, как жемчуг, кожи и румянца, который разливался по щекам, подобно рассвету.
Лайл почувствовал, как кольнуло в сердце, словно его пронзил крохотный кинжал.
– Ах, вот и он, владелец этого поместья, – проговорила Оливия с заметным шотландским акцентом, который, должно быть, приобрела в Эдинбурге.
Звук ее голоса вывел Лайла из задумчивости. Он не был уверен, что она не прихватила с собой еще и волынку, чтобы сыграть.
– Расскажи это местным аборигенам, – приблизился он к ней. – Они, кажется, принимают меня за сборщика налогов или палача.
Оливия рассмеялась низким бархатистым смехом. Лайл чувствовал, как тонет в нем с глупостью мухи, бродящей по краю паутины.
«Факты. Придерживайся фактов». Он осмотрел ее одежду так, словно перед ним были древние артефакты.
Поверх копны рыжих локонов Оливии громоздилось очередное сумасшедшее творение модистки: с перьями и лентами, которые произрастали из верхушки. На ней также был очередной безумный шедевр портнихи – рукава размером с винные бочонки и широкие юбки, делающие ее талию чрезмерно тонкой.
«Видимость – это не факт. Видимость – это фантазия». Лайл отбросил прочь эту мысль, словно бесполезный сор.
– Добро пожаловать в фантастический замок, – объявил он, сняв шляпу и поклонившись, чтобы изобразить джентльменское приветствие. – Надеюсь, для тебя он достаточно угрюм и ужасен?
– Замок замечательный! – ответила Оливия. – Он превзошел все мои ожидания.
Она была по-настоящему сильно взволнована. Это безошибочно читалось по пылающему румянцу на ее щеках и горящим глазам.
Будь они детьми, она подбежала бы к нему и кинулась на шею с криками: «Как я рада, что приехала!»
Лайл на мгновение ощутил печаль и чувство утраты, но ведь никто не может вечно оставаться ребенком и никто не хочет этого.
Он вернул шляпу на голову и обратил лицо к замку Горвуд.
– Выстроен в стиле мотт и бейли, – начал говорить Лайл. – В форме подковы. Главное здание состоит из цокольного этажа и трех верхних этажей. Два крыла отходят от западной стены главного здания, с тремя основными этажами над цоколем. Высота сто шесть футов от нижнего уровня до верха парапета. Стены в среднем по пятнадцать футов толщиной. Согласен, это не похоже на обычное строение, и совершенно удивительно, что замок просуществовал так долго и неплохо уцелел.
– Благодарю за урок по архитектуре. – Оливия тряхнула головой, и вокруг ее лица заплясали огненные локоны. – Но я имела в виду пейзаж и атмосферу. И освещение в это время суток: заходящее солнце пронизывает облака, отбрасывая длинные тени на сумрачные окрестности, как будто замок Горвуд распространяет свое уныние на всю долину. – Пока она говорила, с северной башни замка взлетела встревоженная чем-то стая ворон. – А вот и твои темные призраки, – сказала Оливия.
– Атмосфера – это по твоей части, – ответил Лайл. – Но здесь все время идет дождь. – Слишком много коротких темных дней с дождем, за которыми наступают долгие и дождливые ночи.
Все это время Лайл раздумывал, что такого натворил он в этой жизни, чтобы заслужить быть сосланным сюда. Он всего лишь мечтал, чтобы рядом был кто-то, с кем можно поговорить, и при этом твердил себе, что имеет в виду не Оливию, а здравомыслящего человека. Но вот она приехала, сияющая, словно египетское утро, разбивая его сердце и одновременно воодушевляя его.
– Мне эта атмосфера кажется идеальным фоном для таких страшных историй, как «Монах» [12]12
Амброзио, или Монах» – готический роман (1795) английского писателя Мэтью Грегори Льюиса.
[Закрыть]и «Франкенштейн» [13]13
«Франкенштейн» – роман (1818) Мэри Уолстонкрафт Шелли, жены английского поэта Перси Шелли.
[Закрыть], – сказала Оливия.
– Если это твое представление о совершенстве, то, войдя внутрь, ты придешь в исступление, – сказал Лайл. – Там сыро, холодно и темно. Некоторые окна разбиты, и в штукатурке есть щели. В результате, когда в них задувает ветер, слышны любопытные визжащие и плачущие звуки.
Оливия подошла ближе и посмотрела ему в лицо из-под огромных полей своей шляпы.
– Не могу дождаться, – произнесла она. – Покажи мне. Прямо сейчас, пока еще светло.
Оливия действительно была очарована, но все же заметила полуразвалившуюся въездную арку замка, сквозь которую проезжал караван ее карет, телег и фургонов. Она ожидала, что Лайл появится именно оттуда. Она представляла, как он стоит возле такого же полуразвалившегося и живописного домика привратника, наблюдая за проезжающими экипажами и отыскивая ее взглядом. Потом он ее заметит… и выйдет… и… Ну, он не откроет ей объятия, чтобы она могла в них броситься. Но Оливия ожидала, что Лайл выйдет оттуда, чтобы приветствовать ее, как положено лэрду шотландского поместья.
Вместо этого Лайл появился будто из ниоткуда. Когда он снимал шляпу и кланялся, лучи заходящего солнца падали на его волосы, заставляя мерцать золотые пряди в его волосах, создавая вокруг Лайла ореол золотистых искр.
Как отвратительно с его стороны появиться вот так внезапно, словно персонаж из средневековой легенды! На миг Оливия представила, как он подхватывает ее на своего белого скакуна и уносит прочь…
Куда? В Египет! Куда же еще? Где он сбросит ее в песок и забудет о ней, как только ему на глаза попадется рассыпающаяся в прах, дурно пахнущая мумия.
Но Лайл не может иначе, точно так же, как и она не может себя изменить. И он – ее друг.
У ее друга, как обнаружила Оливия при ближайшем рассмотрении, под глазами появились круги. В тени от полей его шляпы подбитый глаз был едва заметен, но та же самая тень подчеркивала усталые морщинки на лице.
Лайл был несчастен. Он держался стоически, но она слышала в его голосе и видела во всем его облике одну только решимость и никакой заинтересованности.
Однако Оливия молчала и только слушала, пока он продолжал говорить в своей педантичной манере, когда они проходили под входной аркой во двор, заросший сорной травой.
Она заметила, что оборонительные валы осыпаются, а конюшни в дальнем углу двора находятся просто в запущенном состоянии. Однако здесь не было такой разрухи, как давали понять Атертоны. И этому не следовало удивляться. Они с Лайлом оба понимали, что замок – всего лишь средство для достижения цели.
Они приблизились к лестнице, примерно тридцати футов длиной, ведущей наверх – ко входу в замок.
– Так мы можем попасть на первый этаж, – пояснил Лайл. – Раньше приходилось переходить через подъемный мост и проходить под опускающейся решеткой с шипами, но они давно развалились. Когда в прошлом столетии здесь была произведена значительная реконструкция, мой предок, должно быть, рассудил, что лестница более практична. Мне кажется, мудрое решение. От моста и решетки в наши дни проку нет, а содержать их в надлежащем состоянии чертовски трудно.
Оливия вообразила и мост, и решетку. Она видела замок таким, каким он был давным-давно, когда его окружали прочные стены, а на башнях, воротах и парапетах стояла охрана.
Она хотела подняться по лестнице, но Лайл коснулся ее запястья, чтобы остановить. Если бы он был тем романтическим героем, каким она только что представляла его себе, он бы поднял ее на руки и сказал, как сильно по ней соскучился.
Оливия, к собственной досаде, соскучилась по нему. Ей бы хотелось, чтобы они могли исследовать Эдинбург вместе. Даже Лайл был бы обезоружен его красотой. Даже он оценил бы, как сильно этот город отличается от Лондона. Казалось, это был совершенно иной мир.
Но рука, затянутая в перчатку, едва коснулась ее запястья, и он тут же указал ей на дверной проем цокольного этажа, который загораживали сорняки и мусор.
– Туда, – сказал Лайл. – Там находится нижний этаж, насчитывающий три комнаты в главном здании. Сводчатый подвал. Бювет расположен в южном крыле. Вас, женщин, я определил в южную башню. Там теплее и светлее. Гарпии будут жить в нижнем этаже, поскольку лестница их погубит.
Взгляд Оливии скользил все выше и выше, до сводов верхнего этажа.
– Внутренние лестницы будут узкими и продуваемыми сквозняком. И темными, – продолжал Лайл. – В давние времена враги, которым удавалось пробраться внутрь, могли легко попасть в ловушку и распрощаться с жизнью до того, как продвинутся вперед.
– С подъемным мостом и решеткой с шипами было бы более романтично, – сказала она, поднимаясь по лишенной романтизма лестнице.
– Темница тебя устроит? – спросил Перегрин. – Поскольку в северном крыле у нас таковая имеется, холодная и сырая.
– Уверена, она может пригодиться, – откликнулась Оливия.
– За исключением помещения с бюветом комнаты цокольного этажа грозят обвалом. Одна из лестниц, ведущая вниз с первого этажа, была варварски разрушена. Однако, похоже, эта лестница и оборонительные валы и есть самые страшные примеры разрушения.
Оливия поднялась по лестнице. Дверь отворилась, и она прошла внутрь, мимо слуги, придержавшего ее, и через небольшой коридор. Потом она просто остановилась, замерев от потрясения и разинув рот, как самая настоящая деревенщина.
– У меня была такая же реакция, – донесся сзади голос Лайла. – Если послушать рассказы моих родителей, то можно подумать, что из каминов здесь растут деревья, а на галерее менестрелей птицы свили гнезда.
Оливия знала, что его родители всегда все преувеличивают. Однако она все равно оказалась неподготовленной к такому зрелищу.
Это был главный банкетный зал, и Оливия повидала их великое множество. Но те залы, где она бывала, отличались богатой обстановкой и предлагали все виды современных удобств. Они не демонстрировали ребристые своды так откровенно, как этот.
Над ней возвышалась большая стрельчатая арка. Слева от нее, в конце длинного зала, в огромном камине с конусообразным куполом ярко пылал огонь. По обе стороны от него располагались большие ниши, где кто-то зажег свечи.
Зал был великолепен. Хотя в нем практически отсутствовала мебель, он выглядел так, как много веков назад, когда замок посещала Мария, королева Шотландии.
Это, как подумала Оливия, было лишь малой долей того, что почувствовал Лайл, когда впервые вошел в этот древний замок. Было такое ощущение, что оказался в ином, старом времени.
Она смутно понимала, что в холле собираются слуги, выстраиваясь в линию и выжидая, что она расставит их по рангу, но в этот момент она была полностью поглощена своими впечатлениями.
– Пятьдесят пять футов в длину и двадцать пять в ширину, – раздался сзади голос Лайла. – Тридцать футов от пола до верхушки остроконечного цилиндрического свода. Кажется, балкон для музыкантов был перестроен в прошлом веке. Под ним был тайный ход. Не уверен, что его нужно восстанавливать.
– Зал великолепен, – повернулась к нему Оливия.
– Рад, что ты так думаешь, – проговорил он. – Надеюсь, ты научишь слуг понимать эту роскошь. Они, похоже, сомневаются.
– Я научу! – пылко заверила его Оливия.
Она точно знала, что делать. Для этого они сюда и приехали. Превратить развалины в нечто величественное и возродить к жизни деревню. Сделать нечто стоящее.
Она обратила свое внимание на шеренгу слуг, которые совсем не казались счастливыми. Все же те, кто находился здесь несколько дней, были не так встревожены, как те, кто приехал с ней. Она предположила, что Лайл, как мог, укреплял их дух. Вся прислуга была из Лондона, они, должно быть, чувствовали себя так, словно очутились в Средневековье.
Оливия мысленно расправила плечи. С этой задачей она легко справится. Чем быстрее она это сделает, тем быстрее будет выполнена их работа здесь.
Тогда Лайл сможет вернуться к своей единственной любви, а она…
О, ради всего святого, ей только двадцать два года. У нее еще тоже есть время найти свою настоящую любовь.
Шансы невелики, но раньше она выигрывала и с меньшими шансами на победу.
Стоит только взглянуть, как много она достигла с того дня, когда встретила Лайла. Теперь у нее есть замок – пусть не навсегда, но ведь она и сама женщина, не склонная к постоянству.
Час спустя
Лайл знал, что Оливия меняется, как хамелеон. Она могла изобразить не только акцент и диалект, но и осанку, и манеры. Он видел, как она сливается с уличными беспризорниками, ростовщиками и бродячими торговцами. Почему бы ей также легко не вжиться в роль владелицы замка?
Однако он изумился, когда, едва войдя, она сняла свою нелепую шляпу и превратилась в прабабушку, леди Харгейт.
Романтичная и затаившая дыхание Оливия, которую он видел на дороге перед замком, превратилась в хладнокровную и беспристрастную даму, прекрасно владеющую собой в момент раздачи указаний прислуге.
В первую очередь необходимо было привести в порядок главный зал, поскольку в нем они станут проводить большую часть времени. Николс с первой группой слуг уже убрали помещение. Проверив их работу, Оливия стала давать указания по размещению мебели.
Когда Лайл понял, что изучает ее так, как изучал бы пеленальные покрывала мумии, он собрался с мыслями и покинул холл.
Он направился в свою комнату и прочитал себе продолжительное и вразумительное наставление о приковывающих к себе внимание женщинах, которые превращаются в песчаные бури. Затем он собрал свои планы и чертежи и вернулся к Оливии.
– Я подумал, что тебе будет легче понять строение замка, если они будут у тебя, – сказал он спокойным голосом, передавая ей бумаги.
Оливия вынула листы бумаги и разложила их на большом столе, который слуги водрузили в центре комнаты. Некоторое время она изучала рисунки, а свет от камина и свечей плясал в ее замысловатой прическе.
– О, Лайл, отлично! – сказала она.
Если он намотает на свой палец один из ее локонов, каким он будет на ощупь?
– У меня остались кое-какие книги и бумаги твоего кузена Фредерика, – продолжала Оливия. – В них имеются планы и чертежи, но не настолько подробные, как эти.
– Это то, чем я обычно занимаюсь, когда попадаю в незнакомую обстановку, – сказал Лайл. – Мне нужно было заняться чем-то полезным. Дождь ограничил мою активность, и так пошло с самого первого дня.
– В Эдинбурге тоже шел дождь, понемногу каждый день. – Оливия не поднимала глаз, продолжая рассматривать рисунки, планы и заметки.
– Здесь все было намного хуже, – сказал Лайл. – Холодные потоки дождя хлынули еще в Колдстриме, где была наша первая остановка после того, как мы с Николсом покинули Алнвик. Я полагаю, это образец шотландского юмора [14]14
Здесь игра слов: cold stream of rain(холодный поток дождя) и Coldstream (холодный поток) – небольшой город в Шотландии.
[Закрыть]. Всю дорогу сюда дождь лил беспрестанно. Он не прекращался до прошлой ночи. Осмотр дома помог мне скоротать время.
Предполагалось, что это занятие отвлечет его и от тревожных мыслей. Но тут его надежды не оправдались.
– Именно этим ты занимаешься в Египте? – спросила Оливия.
– Да. После того как мы отчищаем весь песок.
– Твои рисунки прекрасны, – сказала она, подняв наконец глаза.
Лайл посмотрел на разбросанные по столу рисунки, потом – на ее лицо.
Этот прелестный румянец у нее на щеках. Казалось, он идет изнутри, а может, его усилил свет свечей. Сквозь узкие окна в пятнадцатифутовых стенах даже днем проникало очень мало света.
– Я не шучу, и это не лесть, – сказала Оливия. – Твои чертежи превосходны.
Они обменялись смеющимися взглядами. И этим все было сказано.
Они подумали об одном и том же: в первый день их знакомства Оливия сказала ему, что его рисунки отвратительны.
– Всего каких-то десять лет мне потребовалось на то, чтобы мои рисунки из «отвратительных» стали «прекрасными», – сказал Лайл.
Оливия снова вернулась к рисунку. Он наблюдал, как ее тонкий палец обводит контуры плана большой спальни первого этажа.
– Это все упрощает, – сказала Оливия.
Упрощает ли? Или все стало невероятно сложным: тонкий изящный палец и хрупкая рука, свечение кожи в тусклом свете этого старинного холла и улыбка при общих воспоминаниях.
Лайл отступил на шаг, чтобы избежать соблазна прикоснуться к ней.
– Так проще установить очередность ремонтных работ, – сказал он. – Когда и если мы отыщем рабочих, я буду точно знать, где им начинать и что им делать.
– И поэтому ты был сегодня в деревне, – подсказала Оливия.
– Так и есть.
– Поверить не могу, что тебе не удалось договориться с жителями, – сказала она. – Ты управлял толпами рабочих в Египте.
– Там все иначе. Я знаю достаточно разных диалектов, чтобы общаться с ними, и знаю их образ жизни. Культура Шотландии совершенно другая. Но я подозреваю, что обитатели Горвуда намеренно притворяются тупыми, потому что не хотят меня понимать. И я готов поспорить на что угодно, что они к своей тупости специально добавляют акцент, потому что не хотят, чтобы я понимал их.
– Я жажду докопаться до сути этого, – проговорила Оливия. – Ты – сын лэрда. Они должны чувствовать, что могут доверить тебе свои тревоги.
– Возможно, они не считают меня тем, кому можно довериться.
Эти слова Оливия отмела одним взмахом ладони.
– Не глупи! Все, что ты должен делать, так это общаться с ними, чтобы внушить доверие, в отличие от нас, остальных. Но я должна заниматься всем по очереди. Первым пунктом идут наши слуги.
– Да, прости за это, – сказал Лайл. – Я не собирался терять дворецкого.
Оливия отвлеклась от рисунков, чтобы внимательно выслушать его.
– Эдвардс… – сказала она. – Я хотела спросить тебя, но вид замка вытеснил из моей головы все остальное. А потом я увидела слуг, они все выглядят такими… такими…
– Близкими к отчаянию, – закончил за нее Лайл. – Их нельзя винить. Им пришлось поселиться в главном зале, в точности как делали их предки столетия тому назад. Я удивлен, как они все не сбежали.
– Думаешь, Эдвардс сбежал? – Синие глаза Оливии загорелись интересом.
– Похоже на то…
Рев и ужасный шум прервали его. Дверь из кухни распахнулась, и кухонная челядь высыпала в главный зал.
Шум голосов не смолкал, а только усиливался.
Оливия посмотрела на работников кухни, столпившихся под балконом для музыкантов, перевела взгляд на дверь кухни, потом – на Лайла.
– Это, наверно, Альер, – сказал он, назвав имя лондонского повара, которого прислала Оливия, чтобы кормить их. – В последнее время он был немного мрачным.
– Немного мрачным?
– Мы питаемся холодным мясом и сыром, – пояснил Лайл. – Он не будет печь хлеб. Говорит, что в нашей печи это делать невозможно. Я хотел выбросить его из окна, но он, вероятно, не пролезет, а если пролезет, то мы останемся без повара, как уже остались без дворецкого.
– Я могу помочь тебе выбросить его из окна, – вздернув подбородок, невозмутимым голосом, который употребила бы леди Харгейт, сказала Оливия. – Не печет хлеб? Ну и ну! Неудивительно, что прислуга пребывает в подавленном состоянии.
С высоко поднятой головой и горящими глазами она устремилась в сторону кухни.
Николс, который разговаривал с одним из перепуганных работников кухни, поспешил ей навстречу, чтобы перекрыть двери.
– Прошу прощения, мисс Карсингтон, что становлюсь у вас на пути, но это небезопасно. Мне сказали, что он угрожает тесаком. Я рекомендую вначале позволить мне его обезоружить.
Оливия окинула взглядом Николса с головы до ног. Он мог бы надеть доспехи и при этом все равно весил бы не более десяти стоунов.
– Он крепче, чем выглядит, – сказал Лайл, ясно читая ее мысли. – И сильнее, – добавил он вполголоса. – И обладает поразительной выносливостью. По крайней мере такова его репутация среди женского населения Египта.
Голос его был слишком низким, а губы находились чересчур близко к ее уху. Теплое дыхание Лайла щекотало ей ухо и чувствительное местечко за ним.
У нее нет времени на это.
Эти мужчины…
– Благодарю, Николс, – произнесла Оливия. – Но мы никому не можем позволить превзойти нас. – Она повернулась к Лайлу и добавила таким же низким голосом, как и он: – Мы не можем позволить думать другим, будто напуганы импульсивным французским поваром. Жители деревни узнают об этом и будут смеяться до упаду.
– Прости, Николс, – уже громче сказал Лайл. – Мы не можем позволить тебе веселиться одному. Мы с мисс Карсингтон разберемся с этим.
Оливия повелительно взмахнула рукой. Николс отступил с ее дороги. Шум за дверью усилился.
Оливия глянула на Николса, и тот открыл перед ней дверь.
Она устремилась в логово дракона.
Оливия попыталась опередить Лайла, но он схватил ее за талию, поднял и опустил у себя за спиной. Опустить ее было не так просто. Она оказалась намного легче, чем ему казалось, громоздкая одежда обманывала глаз. И шелестела слишком соблазнительно, слишком похоже на звук отброшенных простыней. Это вернуло Лайла к воспоминаниям о стройности и изяществе ее ступни, грациозности пальчиков, шелковистости кожи у него под руками.
Все мечты и фантазии, которые он жестоко подавлял, восстали, подобно призракам. Лайл снова отбросил их от себя.
– Ты можешь вести переговоры, – сказал он. – Но я войду первым, на случай смертоносных метательных снарядов.
– Не говори чепухи, – заявила Оливия. – Думаешь, мне не справиться с прислугой? – Она больно ударила его локтем под ребра и протолкнулась в помещение кухни.
Чертыхаясь про себя, Лайл следовал за ней по пятам. Из-за плеча Оливии он увидел покрасневшего Альера, размахивавшего тесаком. Поскольку он был около шести футов ростом и три фута в ширину, да еще в окружении острых ножей, не надо было обладать даром предвидения, чтобы понять, почему, когда он вышел из себя, вся кухонная прислуга сбежала.
Заходя на кухню, Лайл слышал его тираду. Произнесенная на трех языках, она сводилась к следующему: «Эта кухня… назвать ее примитивной означает безбожно польстить! Она же похожа на пещеру для животных. Не ждите, что я стану готовить в подобном месте!»
