Текст книги "Вчерашний скандал"
Автор книги: Лоретта Чейз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Глава 16
Тем временем в сохранившейся части сгоревшей церкви, которая не до конца обрушилась, тряслись от страха Рой и Джок.
– Кто это был, черт возьми? – спросил Джок.
– Какое это имеет значение? – откликнулся Рой. – Он там был, поджидал нас.
– Рано или поздно они должны были поставить стражу. Ты слышал, что говорят: сын лэрда собирается завести собак.
– Собак можно отравить, – возразил Рой.
– Пусть катится ко всем чертям, кто бы там ни был! – разозлился Джок. – Я едва не намочил штаны.
Роя тоже напугало белое лицо, глядевшее из сторожевой башни. Если бы он остановился подумать, то сообразил бы, что это человек. Но кто в такой ситуации останавливается, чтобы подумать? Они побросали лопату и кирку и убежали.
Джок не бросил фонарь, но и не остановился, чтобы закрыть заслонку, поэтому это существо – нет, не существо, это был человек – преследовало их половину дороги, пока Рой не отобрал фонарь у своего придурка братца.
Теперь они оказались в ловушке в этой проклятой церкви. Ни огня, ни возможности получить его.
Зато куча времени, чтобы все обдумать. Ночью, под проливным дождем, старый замок на холме казался большой черной громадиной на фоне не менее темного неба. Рой смотрел на него во все глаза и думал.
Он не знал, сколько времени прошло, когда раздался голос брата:
– Дождь заканчивается.
Но у Роя уже появилась новая идея.
– Они подкарауливают нас на улице, – сказал он, когда они вышли из церкви. – Значит, нам надо найти кого-нибудь, кто будет шпионить за ними изнутри.
– Никто не станет это делать.
Братьев никто особенно не любил. Люди здоровались и довольно быстро переходили к кому-нибудь другому.
Роя это вполне устраивало. Ему тоже никто особенно не нравился.
– Никто не станет делать это добровольно, – согласился он. – Но есть один человек, которого мы можем заставить.
Вскоре после полудня
Среда, 26 октября
– Вы понимаете, что надо делать? – спросила Оливия.
– Разумеется. – Леди Купер поправила шляпку.
– Нет ничего проще, – подтвердила леди Уиткоут.
Все три женщины стояли у входной двери главного зала. Они ждали экипаж, который доставит леди Купер и леди Уиткоут в Эдинбург.
Их задача состояла в том, чтобы отыскать сиделку Фредерика Далми и прислугу и получить от них необходимую информацию.
– Надеюсь, вы не сочтете это слишком утомительным для себя, – продолжала Оливия. – Это немного похоже на поиски иголки в стогу сена.
– О, мне так не кажется, – сказала леди Купер. – Нам известны имена. Думаю, мы довольно легко сможем найти их.
– И как только мы их найдем, – подхватила леди Уиткоут, – разговорить их не составит труда.
– Если все средства будут исчерпаны, тогда поможет подкуп, – заявила леди Купер.
– Экипаж подан, ваше сиятельство, – объявил Лайлу лакей, зашедший с улицы.
Лайл пришел спустя несколько минут после отъезда дам.
– Они сказали, что отправились в Эдинбург. Искать разгадки.
Оливия не видела его после прошедшей ночи. Она долго не могла уснуть и в результате очень поздно спустилась к завтраку. Пожилые дамы еще сидели за столом, но Лайла не было. Геррик сказал ей, что он с работниками на улице.
Оливия решила вести себя так, как будто ничего необычного не случилось. Это оказалось намного легче, чем она ожидала. Он по-прежнему оставался Лайлом, а то, что произошло между ними прошлой ночью, при свете дня казалось самым естественным на свете событием.
Потому что она любит его и, вероятно, любила всегда. С годами любовь принимала различные формы, но она была всегда.
А вот и Лайл… С лопатой в руках.
– Ты принес ее в комнату ради какой-то таинственной цели или просто забыл оставить во дворе? – поинтересовалась Оливия.
– Что? – Лайл хмуро посмотрел на ее руку, потом поднял глаза на нее.
– Лопата.
– Ах это. – Он посмотрел на лопату. – Сегодня утром ее нашел один из работников, когда пришел. Одну лопату. Одну кирку.
– Доказательства, – сказала Оливия.
– Мне не нужны доказательства. Я поверил тебе. Но все неправильно себе представлял. Ты, наверное, спугнула их, – ухмыльнулся Лайл. – Они все бросили и убежали.
– Все, кроме фонаря. – Если бы они бросили фонарь, она не смогла бы их преследовать… И то, что случилось потом, не случилось бы никогда.
– Но все равно я не собирался приносить эту лопату сюда. Я увидел, что дамы уехали, и пришел, чтобы спросить тебя об этом, совершенно забыв оставить ее на улице.
Лайл огляделся вокруг, и тут же появился Геррик.
– Да, ваше сиятельство. Джозеф заберет ее. – Он поспешил к Лайлу, взял лопату и исчез.
– Мне сегодня что-то не по себе, – понизив голос, сказал Лайл. – Не знаю почему.
В камине потрескивало пламя. Прислуга неслышно сновала взад и вперед, осторожно занимаясь своими обычными делами. Через глубокие оконные ниши проникал бледный свет, рассеивая мрак огромной комнаты, но, в сущности, нисколько не освещая ее. На столе стояли подсвечники. По часам уже наступил день, но по шотландской погоде это были еще утренние сумерки.
Воздух между ними звенел как натянутая струна.
– Может, необычные сны? – подсказала Оливия.
– Да. – Лайл снова перевел взгляд на ее руку. – Во всяком случае, я пришел помочь.
– Помочь?
– Я пришел помочь тебе искать разгадку.
Как она посмотрела на него, когда он вошел!
Но точно так же она смотрела на него в тот вечер, когда он отыскал ее в зале на балу. Увидел ли он вселенную в тех синих глазах тогда?
Он увидел что-то, и это что-то заставило его остановиться и замереть.
Прошлой ночью она сказала… Она сказала…
«Я тебя обожаю. Всегда обожала и буду обожать».
Что это значит? Что это значит?
– Я был не прав, когда отказался принять твою находку, – сказал Лайл. – Я ошибся насчет тех досаждающих призраков. Если бы я хоть на минуту остановился подумать… Но теперь очевидно, почему я этого не сделал. Дело в том, что я не прав. Дело в том, что рабочим не нужно мое постоянное присутствие. Дело в том, что мы должны остановить этих призраков. На сегодняшний день твой план просто превосходен. Эти призраки должны иметь очень веские причины верить, что они найдут сокровище здесь, где никто в это больше не верит. Либо они совершенно безумные, либо невероятно глупы, либо что-то ввело их в заблуждение… Либо это сокровище существует.
Оливия сложила руки на груди. На ней было очень мало украшений. Простой браслет. Одно колечко, то самое колечко.
– Спасибо, – сказала она.
Лайл оторвал взгляд от кольца и огляделся вокруг. Прислуги поблизости не было.
– Вот почему я не спал, когда ты вернулась домой среди ночи, – тихо сказал он. – У меня не выходила из головы бумажка, которую ты нашла. Она никак не давала мне уснуть. Я встал, чтобы подумать, что можно из нее извлечь. У меня были кое-какие мысли, но я обдумывал все по памяти. Хотелось бы еще раз взглянуть на нее.
– Она в комнате для хранения документов.
Лайл удивился, обнаружив, что простой внешний вид замка скрывал сложное и замысловатое внутреннее устройство. Антресоли, которые Оливия превратила в комнату для хранения документов, были скрыты между кухонным коридором на первом этаже и альковом недалеко от гостиной второго этажа. Окна выходили в пространство между северным и южным крылом замка.
Добраться туда напрямую можно было, поднявшись по лестнице южной башни. Другая дорога шла через галерею менестрелей и через дверь в северную башню. Потом необходимо было свернуть налево в короткий коридор, пройти мимо двери в комнаты Геррика и подняться по пологим ступеням лестницы. Комната была больше и светлее, чем кухонный коридор внизу, потому что оконная ниша была неглубокой. Но в этот серый день и здесь царил полумрак.
– Ну? – подала голос Оливия.
– Когда я был здесь в последний раз, – Лайл огляделся вокруг, – здесь все было завалено кучей коробок и книг.
– Это все благодаря Геррику. Он приказал работникам повесить полки и поставить шкаф.
Теперь все находилось на своих местах, аккуратно подписанное.
Удивляться Лайлу было нечего, потому что он видел, как Оливия управляла работой прислуги. И все же для него это оставалось загадкой. Во многом другом Оливия была настолько сумбурна и непоследовательна…
Нет, это не совсем правильно. Она была еще и расчетлива к тому же. Временами ее расчетливость принимала безжалостные формы.
Может, она только казалась сумбурной, потому что устанавливала собственные правила.
– Эту мебель перенесли сюда из кабинета твоего кузена Фредерика, – сказала Оливия.
Обстановки здесь было немного. В оконной нише стоял простой, небольшого размера письменный стол с одним ящиком. На столе расположилась старомодная конторка. Один весьма практичный стул, который весит, наверное, не меньше тонны.
– За таким столом доктор Джонсон, возможно, написал свой словарь, – сказал Лайл, – если он писал за письменным столом своего деда.
– Фредерик Далми не гнался за модой, – заметила Оливия. – Вещи по большей части настолько старые и некрасивые, что я оставила их в Эдинбурге. Мейнз ждет твоих указаний насчет того, что с ними делать: продать или выбросить? Но я подумала, что нам здесь надо иметь хоть что-то из вещей кузена на память. Он долго жил в этом замке и, похоже, любил его. Я решила, что эти предметы довольно хорошо вписываются сюда.
– Они очень хорошо смотрятся, – согласился Лайл.
– В любом случае лучше, чем где-нибудь еще. Геррик перенес не совсем еще старые гроссбухи в свой кабинет. Поскольку вся коллекция твоего кузена посвящена истории замка, мне кажется правильным считать все книги и бумаги документами о поместье и хранить их здесь вместе с другими юридическими документами. – Оливия взяла с полки книгу. – Таинственный листок я положила назад в ту книгу, где нашла ее, на тот случай, если в самой книге есть ключ к шифру. Я никакой связи не вижу, но, может, ты что-то поймешь. Я подумала, что кто бы ни положил туда этот листок, возможно, сделал это не случайно.
Оливия открыла книгу на той странице, где лежала найденная ею бумажка, и отдала ее Лайлу.
Лайл вынул обгоревший по краям документ и просмотрел страницы, между которыми он лежал.
– Одна из историй о привидениях, – сказала Оливия. – О пленнике темницы. Я подумала, что, может быть, есть какая-то связь.
– Возможно.
Оливия подошла ближе и заглянула в бумагу, которую держал Лайл. Он чувствовал запах ее волос и кожи и слабый аромат духов, который витал вокруг нее.
– Я запомнил эту бумагу лучше, чем думал. Неровная решетка и крошечные значки или цифры, нацарапанные в нескольких прямоугольниках.
– Я понимаю, что это мог быть кроссворд, – сказала Оливия. – Или игра. Но меня не покидает ощущение, что здесь кроется что-то еще.
– Именно это и не давало мне заснуть, – произнес Лайл. – Такое ощущение, что здесь спрятано нечто большее, чем я видел.
– Я в этом деле не мастак, – призналась Оливия. – Расшифровка требует логики, а у меня она отсутствует.
– Тебе это и не надо, – ответил Лайл. – Моей логики хватит на двоих.
– Это напоминает попытку ребенка нарисовать замок, – сказала Оливия. – Уплощенная проекция. Странные пропорции.
– По существу, это напоминает стиль египетского искусства, – начал объяснять Лайл. – Взять настенные росписи. Размер не зависит от пропорций. Размер обозначает важность. Лицо изображено в профиль, но один глаз смотрит прямо… – Он замолчал и обвел глазами комнату. – Стена. Мы смотрим на стену.
– Стена? – Оливия проследила за его взглядом. – Но это настолько откровенно.
– Карты обычно тоже откровенны. – Лайл, прищурившись, посмотрел на крошечные цифры. – Мне надо было прихватить свое увеличительное стекло.
Оливия открыла конторку и достала увеличительное стекло.
– Мне оно понадобилось, чтобы разбирать почерк кузена Фредерика.
Почерк, который он отказался помочь ей распутать.
Потому что он тупица. Он уже понял это. А еще он понял для себя один простой факт; ему надо очень многое наверстать, и у него, возможно, осталось очень мало времени для этого.
Лайл подошел к окну и стал рассматривать бумагу сквозь увеличительное стекло.
– Это похоже на цифры, – спустя минуту сказал он. – А ты как думаешь? – Он передал Оливии бумагу и увеличительное стекло.
– Цифры, – подтвердила она. – Но не только цифры. Не знаю, что обозначают остальные значки. Цветы? Солнце? Звезды? Какие-то символы? Ты, когда производил замеры, на стенах ничего не заметил?
– Обычные декоративные элементы, – ответил Лайл. – Орнаменты над дверями и все такое. На каменных стенах ничего нет. Ничего, что соответствовало бы этим значкам. – Лайл взял бумагу и сравнил ее со стенами вокруг. – За исключением крошечных цифр и значков этот рисунок очень похож на эту стену.
– Это может быть любая стена, – сказала Оливия, глядя на бумагу, – если это стена. Но это действительно похоже на стену. Как думаешь, тогда эта черточка – окно?
– Трудно сказать. У тебя есть мои чертежи замка?
– Я отдавала их Геррику. Хотя нет, подожди. Он их просмотрел. – Оливия выдвинула ящик стола и достала чертежи. – Мы подумали, что лучше всего хранить их здесь, где можно легко найти.
Оливия достала бумаги. Лайлу снова бросилось в глаза ее кольцо.
Он сосредоточил внимание на чертеже и смотрел на него до тех пор, пока и мыслями не переключился туда.
– Если эта цифра обозначает основание стены, – сказал Лайл, указав на рисунок, – то это слишком широко для комнаты, в которой мы находимся. Длинная сторона этой комнаты – менее девяти футов. На рисунке обозначена цифра двенадцать. Возможно, это приблизительное значение. Сколько комнат в замке около двенадцати футов длиной? Большинство комнат в южной башне. Комнаты Геррика тоже.
– А если это высота? – предположила Оливия. – Если эта цифра обозначает высоту стены, то это сужает поиски, исключая большую часть комнат главного этажа.
– Комнаты Геррика тоже не подходят.
– Я знаю! – воскликнула Оливия. – Рядом с разрушенной лестницей в цокольный этаж. Антресоли над бюветом. Это как раз то, что нам надо.
Лайл повернул голову в ее сторону.
У нее раскраснелись щеки, сияющие глаза встретились с его глазами. Лайл перевел взгляд на ее губы и почувствовал, как перехватило дыхание.
– Это то, что нам надо, – повторил Лайл. – То, что надо. Я не умею это делать.
– О чем ты? – тихо спросила Оливия. – Что ты не умеешь делать?
– Притворяться. Я не умею притворяться.
С этими словами он оторвал ее от пола и поцеловал.
Он сделал это строго, непреклонно, самым решительным образом, как делал все, что намеревался сделать. Оливия ответила на его поцелуй, вложив в него всю свою любовь. Она обхватила ногами его бедра, а он поддерживал ее снизу руками.
Лайл посадил ее на стол, оторвался от мягких губ и снял ее руки со своей шеи. «Если ты остановишься, я тебя задушу», – подумала Оливия.
Лайл повернулся и направился к двери, ведущей на лестницу. «Ты покойник», – подумала Оливия.
Лайл запер дверь. Потом взял стул, перенес его к другой двери и пихнул его под дверную ручку.
– Ну вот, – сказал он, подойдя к Оливии, – позволь мне снять с тебя эту мокрую одежду.
– Я не промокла, – ответила она, осмотрев себя.
– В таком случае давай притворимся, – понизив голос, попросил Лайл.
– Хорошо. – Ее бросило в дрожь от этого голоса, и трепетная волна прокатилась от затылка по всему позвоночнику.
Лайл прикоснулся к ее плечам, стащил шаль и отбросил в сторону. Потом его руки скользнули к затылку Оливии, и он расстегнул первый крючок на ее платье. Потом – второй, третий…
Крючки были совсем крошечными, но он справился, расстегивая их один за другим, и все это время не сводил с нее глаз. А Оливия не могла оторвать глаз от него, от его сверкающих серебром глаз.
Лайл расстегнул крючки покрупнее, что находились на талии, и Оливия почувствовала, как распахнулась спинка платья. Он приспустил лиф и развязал ленточки на рукавах с буфами, наклонил голову и расстегнул крошечные перламутровые пуговицы на запястье. Правая рука. Левая рука.
Оливия как зачарованная уставилась на склонившуюся к ней голову с копной шелковистых волос золотистого цвета. Позже она запустит в нее руки. Позже она пробежит по ней пальцами. А пока пусть он делает что хочет.
Лайл опустил лиф платья до талии и потянул вниз. Оливия приподняла бедра, он стащил с нее платье, и оно упало на пол.
Лайл ничего не говорил.
Оливия тоже молчала. Стояла полная тишина. Они не произнесли ни единого слова. Это было изумительно. Только звуки дыхания и прикосновений его рук к одежде и коже.
Лайл был такой сосредоточенный. Методичный. Он развязал завязки нижней юбки, потянул ее вниз, и она соскользнула на пол. Лайл отодвинул ее ногой в сторону, потом наклонился к плечу Оливии и развязал тесемки корсета.
У Оливии участилось дыхание, она слышала прерывистое дыхание Лайла. Но не было сказано ни единого слова. Им не нужны были слова. Не сейчас.
Лайл снял с нее корсет, и сорочка, которую теперь ничто не удерживало, соскользнув с плеч, оголила одну грудь. Оливия даже не пыталась прикрыться, и Лайл не пытался прикрыть ее. Он оставил сорочку как есть и переключился на панталоны.
Она чувствовала, как по телу пробежала дрожь.
Лайл развязал ленты и, сняв с нее панталоны, бросил их в ворох остальной одежды. Туда же полетели подвязки, чулки. Потом он снял с нее сорочку через голову.
Теперь она сидела на столе совершенно обнаженная, дрожа каждой клеточкой своего тела.
Лайл же оставался полностью одетым.
Оливия чувствовала, как пульсирует и пылает ее плоть. Она сидела очень тихо и неподвижно.
Лайл смотрел на нее, серебристый взгляд, как ласковое прикосновение, скользил по ее коже. Она чувствовала его, как он спускается вниз, к заветному местечку между ног.
Тут он наклонился к ней. Она подумала, что сейчас он ее поцелует, и подставила губы. Но Лайл поцеловал ее в щеку. А потом тихонько лизнул.
Оливия вздрогнула.
Но не от холода. Она вся пылала от безумного желания. Внутри все горело от нетерпения.
Лайл слегка касался ее. Повсюду. Кончиком языка, губами. Он лизнул ее ухо. Шею. Грудь. Плечи. Руки. Он встал на колени и проложил дорожку губами и языком по ее ногам. Он поцеловал ее ступни, каждый пальчик отдельно. Отдаваясь этому всецело и полностью.
Оливию охватила такая буря желания, что все на свете потеряло смысл.
«Боже милостивый, все боги, Зевс и прочие, ангелы, святые и мученики, и вы, божества с головами крокодилов и ибисов тоже!» – мысленно воскликнул Лайл и стал покрывать поцелуями ее ногу, поднимаясь все выше, к пылающей плоти.
Оливия вскрикнула, или ей так показалось, и ее крик эхом прокатился по маленькой комнате.
Лайл положил ей руку на живот и подтолкнул ее назад. И Оливия послушно легла на стол, извиваясь и издавая какие-то звуки и неся бессмыслицу.
Внутри ее извергались маленькие вулканы, она дрожала всем телом. А потом это случилось. Неистовая огненная волна поднимала ее все выше и выше, подбрасывала ее к небу и опускала на землю, разбитую вдребезги.
– Боже мой! Ах, Боже мой!
– Ты вся дрожишь, – послышался хриплый голос Лайла. – Придется мне согреть тебя изнутри.
– Ради Бога, Лайл, поторопись!
Оливия услышала его короткий сдавленный смех и шорох одежды. Потом он одним движением вошел в нее. Оливия резко подалась ему навстречу, широко распахнув глаза и схватившись за его руки.
– Больно? – замер Лайл, тоже широко раскрыв глаза.
– Нет. Нет-нет. Наоборот… О, Лайл, Боже милостивый!..
Больно было прошлой ночью, она чувствовала острую боль даже сквозь наслаждение. Но в этот раз все было по-другому. Он заполнил ее тело, она чувствовала его горячую плоть, и это было прекрасно. Оливия потянулась к его плечам, чтобы быть еще ближе, чтобы он мог проникнуть еще глубже, и качнула бедрами.
– О да, вот так! – выдохнула она.
Она была совершенно голой, а у Лайла единственной обнаженной частью тела была пульсирующая плоть, которая была внутри Оливии, и это было изумительно. Изумительно быть обнаженной. Изумительно, когда он внутри ее.
– Это так прекрасно, – сказала она.
– О, Оливия…
На этом их разговор закончился. Лайл поцеловал ее и, уже не отрывался от ее губ, пока их тела двигались в неистовом ритме любви. Оливия вновь почувствовала, как ее подхватила волна неземного наслаждения и поднимала все выше, и выше, и выше. Волна вновь подбросила ее в небо, и она увидела звезды и рассмеялась.
– Как же я люблю тебя! – выдохнула она.
Потом эта же волна мягко опустила ее на землю. Оливия поцеловала Лайла в щеку, шею, губы и вновь и вновь повторяла:
– Люблю тебя, люблю тебя…
Глава 17
А потом Лайл почувствовал, как она обмякла в его руках.
Он с ошеломленным видом посмотрел на Оливию. Она моргнула и подняла на него широко распахнутые синие глаза, в которых было изумление.
У Лайла отлегло от сердца.
– Надеюсь, ты упала в обморок от восторга, – хрипло сказал он.
– Да, – изумленно выдохнула Оливия. – Вот это да!
– Что это? – спросил Лайл, взяв ее за руку, на которой было то единственное кольцо.
– Кольцо.
– Что это в кольце? – уточнил Лайл.
– Это скарабей. Ты сам прислал мне его. Наверное, уже и не помнишь.
Лайл вспомнил. Этого скарабея он послал ей давным-давно вместе с письмом.
– Я вставила его в кольцо, – пояснила Оливия. – Решила не вставлять его в ожерелье или браслет. Я подумала, ведь кольцо можно носить все время.
Лайл, не отрывая глаз, смотрел на кольцо.
Все время.
Все это время.
Десятки расторгнутых помолвок и сцен, заканчивавшихся ссылкой Оливии. Сколько писем она написала, которые начинались словами «Я опять в немилости» или «Они снова отправили меня в деревню, пока не успокоится шум».
Оливия, беззаботная и дерзкая, живущая по собственным правилам. Но несмотря на все это, она была верна ему.
– Это кольцо было на твоем пальце на балу у прабабушки?
– Разумеется, – ответила Оливия. – Я всегда ношу его. Оно дает мне ощущение, что ты всегда… под рукой, – засмеялась она.
– Ужасно. Для такого момента, как этот, отвратительный каламбур, – сказал Лайл. – Вот ты совершенно голая…
– Да, это потрясающе. Я никогда прежде не сидела голая в окне. Какой занятный во всех отношениях опыт! Ты такой изобретательный.
Только Оливия станет сидеть голая в окне в холодном замке и смеяться. Это зрелище, которое он увезет с собой… в Египет.
Только вряд ли он захочет делиться этим с кем-нибудь еще. К счастью, окна замка находятся в углублениях стен. Окно этой комнаты хоть и неглубокое, но небольшое по размеру. Иначе работники во дворе стали бы свидетелями отличной сцены.
Возможно, Оливия не стала бы возражать против этого.
– Да, в тот момент это казалось правильным решением, – сказал Лайл. – На самом деле это – единственно верное решение. В том-то и беда, понимаешь, стоит только одному начать это делать…
Продолжая говорить, Лайл поднял с пола шаль и укутал ею Оливию. Потом заправил свою рубашку в брюки и застегнул их, собрал всю ее одежду, сопротивляясь соблазну зарыться в нее лицом.
– Постарайся не подхватить воспаление легких, – сказал он, надевая ей через голову нижнюю рубашку.
– Это стоит того, – ответила Оливия. – Ты собираешься меня одеть?
– Я тебя раздел, смогу и одеть. – Лайл занялся корсетом. – Повернись, пожалуйста. С такими штучками легче справиться лицом к лицу.
– Даже Бейли не удается раздеть меня не повернув, – удивилась Оливия. – Поразительно, как ты смог расстегнуть все эти крючки и развязать ленты.
– Я изучил конструкцию твоего платья, – пояснил Лайл. – Мода довольно сильно изменилась с тех пор, как я был здесь в последний раз. Каждый раз, когда я возвращаюсь домой, одежда становится все сложнее.
– И для тебя разобраться в конструкции платья – все равно что распутать загадочную строчку иероглифов, – сказала Оливия.
– Это не совсем интеллектуальное занятие. – Лайл поднял ее чулки и подвязки.
– Я сама могу это сделать, – возразила Оливия.
– Я их снимал, я их и надеваю. – Никогда прежде Лайл не обращал пристального внимания на женскую одежду, хотя здесь много чего заслуживало отдельного внимания. Слой за слоем, со сложными механизмами застегивания и расстегивания. Но ее платья приводили Лайла в восторг. Он изучал их, сам не до конца сознавая это.
Он натянул чулок на ее узкую ступню, на изящную лодыжку, дальше по нежной выпуклости икры вверх до колена. Что-то сдавило сердце Лайла, сжимая его все сильнее.
Он завязал одну подвязку, потом проделал этот же ритуал с другой ногой.
Наверное, это была своего рода пытка, но это пустяки по сравнению с удовольствием раздевать и одевать ее, словно она принадлежит ему.
– Ты изучил мою одежду до мельчайших подробностей, – отметила Оливия.
– У меня способности замечать детали, фрагменты.
– А еще тебя отличает прекрасная способность мыслить, чтобы раскрыть секрет таинственной бумаги, – заметила Оливия.
Лайл, надевая ей панталоны, замер. Он совершенно забыл о той бумажке.
Но это был всего лишь кусок бумаги, интеллектуальная головоломка.
Оливия – вот главное.
Если бы он был древним египтянином, то именно ее образ запечатлел бы на каменных стенах, чтобы иметь возможность смотреть на нее всю жизнь, а потом оставить вечности.
Она поместила скарабея в свое кольцо и всегда носит его на пальце.
Лайл снял Оливию со стола и помог ей справиться с панталонами. Он надел на нее нижнюю юбку, платье, завязал все ленты, которые развязал, застегнул все крючки и пуговицы.
– Ну вот, – сказал он. Сделано, все сделано, все в надлежащем порядке, за исключением рассыпавшихся локонов, которые теперь закрывали уши и струились по шее.
Оливия шагнула нему и прижала ладони к его груди. Потом ее руки заскользили вниз.
– Лайл, это было невероятно восхитительно.
– Представляю, – ответил он, уже не в состоянии думать о чем-то. Ладонь Оливии прижалась к его плоти, которая с надеждой восстала и увеличилась в размерах.
Взгляд Оливии, аромат ее кожи, звук ее голоса и смех…
Лайл не стал ждать, что скажет ему совесть.
Он прижал Оливию к стене, поднял юбки и нашел разрез в ее панталонах. На этот раз он уже ничего не снимал и не расстегивал.
Позднее
Оливия натянула чулки, которые сползли сами собой в процессе лихорадочного акта любви, и завязала подвязку. Краешком глаза она видела, как Лайл застегивает брюки.
– Нам надо выбираться отсюда, – сказал он.
– Согласна. Это начинает выходить из-под контроля.
У нее нет опыта в любовных делах, но она может предвидеть результаты. Чем чаще они делают это, тем больше шансов, что она забеременеет.
Хотя шансы всегда одинаковы, когда ты занимаешься этим. И если у нее будет ребенок…
Оливия посмотрела на Лайла, высокого и сильного, с копной золотистых волос. Красивого и мужественного. Если она забеременеет, то не станет сожалеть об этом. Она найдет выход, как справиться с этим. Находить выходы у нее хорошо получалось.
Лайл вытащил стул из-под ручки двери.
– У нас мало времени обследовать антресоли при дневном свете, – сказала Оливия, выглянув в окно. – Солнце садится.
Лайл, открывая запоры на двери в южную башню, замер и проследил за ее взглядом.
– Сколько же мы времени здесь?
– Довольно долго, – ответила Оливия. – Пока расстегнули все пуговицы, крючки и развязали все завязки, потом надо было все это завязать, застегнуть опять. Потом – второй раз. И хотя в этот раз ничего не расстегивалось и не снималось, мне кажется, что мы занимались этим дольше…
– Да, – Лайл открыл дверь и взмахнул рукой, – пора идти.
«Да, самое время убираться отсюда».
Оливия начала задавать себе вопросы. Мучительные вопросы.
Ее тревожило, что ей делать, когда это случится опять.
Неужели это хуже, чем быть вообще ничем, жить на разных континентах, ждать писем, в которых он сообщит, что нашел там кого-то, женился и никогда не вернется назад?
Неужели это так ужасно? Неужели наступит конец света, если она согласится делать то, что весь мир считает правильным?
Это будет ужасно для него, сказала себе Оливия.
Она поспешила выйти из комнаты и устремилась к лестнице. Через мгновение она услышала его шаги за спиной.
– Интересно, готов ли чай, – сказал Лайл, – я умираю с голоду.
Оливия почувствовала, что тоже хочет есть. Со времени ее позднего завтрака у нее и крошки во рту не было.
– Мы можем выпить чай на антресолях, – ответила она, – не хочется терять время, пока светло.
– Сейчас обследовать комнату невозможно, пока люди работают. Если они заметят, что мы пристально рассматриваем камни и размахиваем пожелтевшим от времени листком бумаги, то сразу заинтересуются, что это мы ищем. Много времени им не понадобится, чтобы сложить два плюс два. И тогда искать сокровище станут уже не двое олухов.
– Ты прав, – согласилась Оливия. Об этом она не подумала. – Наверняка прознает вся деревня, потом – другая, и еще одна.
– В два счета эта новость докатится до Эдинбурга. Я бы не стал ничего усложнять.
– Придется подождать и сделать это в глухую полночь, – пришла к выводу Оливия.
– О Господи, что происходит у тебя в голове? – спросил Лайл.
Оливия повернулась и посмотрела на него.
– В глухую полночь?
– Когда все спят, – подтвердила Оливия. – Чтобы не вызвать подозрений.
– Ладно, так мы и сделаем, глупышка. Прервемся и выпьем чаю. К тому времени как мы закончим, работники уйдут, и мы сможем спуститься и посмотреть, как двигается работа. Возможно, мы даже поспорим об этом. И убьем на это несколько часов. Ты понимаешь?
– Разумеется, понимаю, – ответила Оливия, продолжая спускаться по ступенькам. – И я не глупышка.
Через два часа, когда работники ушли по домам, Оливия сердито смотрела на стены антресолей цокольного этажа.
– Либо мы должны прийти сюда с кирками, либо это надо делать при дневном свете, – сказала она. – Обе стены длиной двенадцать футов, и это просто глухие стены. Не знаю, как ты работаешь в гробницах, где нет окон. Я не могу разобрать, являются ли отметки на камнях символами, или это просто случайные царапины.
– Стены гробниц тщательно покрываются иероглифами и раскрашиваются. С помощью фонаря или свечей все можно довольно хорошо рассмотреть. – Лайл провел рукой по камню. – Здесь похоже на то, как будто кто-то киркой делал что-то по известковому раствору, а позже это было замаскировано. Но возможно, это был просто ремонт.
Оливия поняла, о чем он говорил, хотя заметить что-либо на извести было трудно.
– Если кто-то и вел здесь поиски, – сказала она, – то, похоже, у них, как и у нас, не было ни малейшего представления о том, где искать.
– Я не предлагаю начать наугад бросаться на стены. Эта комната находится в довольно неплохом состоянии. – Лайл посмотрел на Оливию. – Тебе придется сдержать свое нетерпение. Нам надо все обдумать и составить план.
Оливия осмотрелась вокруг. Комната, по мнению Лайла, когда-то была караульным помещением. Она могла похвастаться своим камином, буфетом и гардеробной, втиснутой в углу уборной у стены, выходящей на южную сторону. Сейчас комната была пуста, но недавно ее убрали и отремонтировали. Оливия испытывала разочарование и нетерпение, но не хотела сводить на нет проделанную людьми работу.
