Текст книги "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена"
Автор книги: Лоренс Стерн
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 45 страниц)
Глава XXX
– Нет, я думаю, что не сказал ничего такого, – возразил отец в ответ на вопрос, который позволил себе задать Йорик, – не сказал в Тристрапедии ничего такого, что не было бы столь же ясно, как любое положение Эвклида. – Подай-ка мне, Трим, вон ту книгу с моего бюро. – Я уже не раз собирался, – продолжал отец, – прочитать ее вам, Йорик, и моему брату Тоби; признаться, меня даже немного мучит совесть, что я так долго откладывал. – Хотите, прочтем сейчас одну-две коротеньких главы, – одну-две главы после, когда представится случай, и так далее, пока не дойдем до конца? – Дядя Тоби и Йорик поклонились в знал согласия; капрал тоже сделал почтительный поклон, приложив к груди руку, хотя отец и не обращался к нему. – Все улыбнулись. – Трим, – сказал отец, – сполна заплатил за право оставаться до конца представления. – – – Пьеса ему, кажется, не понравилась, – заметил Йорик. – Ведь это просто одно шутовство, с позволения вашего преподобия, этот бой капитана Трипе с другим офицером, – зачем им понадобилось выкидывать столько фокусов? – Французы, правда, любят подчас подурачиться, – но это уж чересчур.
Дядя Тоби никогда еще не испытывал такого внутреннего удовольствия, как то, что доставили ему в эту минуту замечания капрала и его собственные; – он закурил трубку, – – – Йорик пододвинул стул ближе к столу, – Трим снял нагар со свечи, – отец помешал огонь, – взял книгу, – кашлянул дважды и начал:
Глава XXXI
– Первые тридцать страниц, – сказал отец, перелистывая книгу, – немного суховаты, и так как они не имеют прямой связи с предметом, – мы их на этот раз опустим. Это введение, которое служит предисловием, – продолжал отец, – или предисловие, которое служит введением (я еще не решил, как я его назову), относительно политического или гражданского управления, основы которого надо искать в первоначальном союзе мужчины и женщины для произведения потомства; я как-то незаметно углубился в эту тему. – Это естественно, – сказал Йорик.
– Первоначальная форма общества, я в этом убежден, – продолжал отец, – такова, как нам говорит Полициан[276]276.
Полициан – Анджело Полициано (1454-1494), итальянский гуманист, поэт и историк.
[Закрыть], то есть это попросту брачный союз; это всего только сожительство одного мужчины с одной женщиной, – к которым философ (в согласии с Гесиодом[277]277.
Гесиод – греческий поэт конца VIII в. и начала VII в. до н. э., автор эпической поэмы бытового дидактического характера «Труды и дни».
[Закрыть]) присоединяет слугу; но так как, надо полагать, слуги тогда еще не родились, – – – то он закладывает общество на мужчине – женщине – и быке. – – – Я думаю, воле, – заметил Йорик, приводя соответствующее место (????? ??? ????????, ??????? ??, ???? ?’ ???????[278]278.
В первую очередь – дом, и женщина, и подъяремный вол (греч.).
[Закрыть]). Бык доставил бы больше хлопот, чем пользы. – – – Есть и более веский довод, – сказал отец (макая перо в чернила), – ведь вол, будучи животным самым терпеливым и в то же время наиболее пригодным для вспашки земли и доставления супругам пропитания, – являлся самым подходящим во всей вселенной орудием и символом для новобрачных. – Есть еще более сильный довод, – заявил дядя Тоби, – в пользу вола. – Отец не решился вынуть перо из чернильницы, не выслушав довода дяди Тоби. – Ведь когда земля была вспахана, – сказал дядя Тоби, – и ее стоило огородить, участок стали обносить валами и окапывать канавами, и таким образом положено было начало фортификации. – Верно, верно, дорогой Тоби, – воскликнул отец, зачеркнув быка и поставив на его место вола.
Отец сделал Триму знак снять нагар со свечи и снова взял слово.
– Я вхожу в эти умозрения, – сказал отец небрежно и наполовину закрыв книгу, – просто для того, чтобы показать основы естественных отношений между отцом и его ребенком, над которым отец приобретает право и власть следующими разными путями —
во-первых, путем брака,
во-вторых, путем усыновления,
в-третьих, путем узаконения и
в-четвертых, путем произведения на свет; все эти пути я рассматриваю по порядку.
– Одному из них я придаю мало значения, – заметил Йорик, – по-моему, последний акт, особенно когда дело им кончается, возлагает так же мало обязанностей на ребенка, как мало прав дает отцу. – Неправда, – запальчиво сказал отец, – по той простой причине, что * * * * * * * * * * – Я согласен, – прибавил отец, – что на этом основании ребенок не находится в такой же безусловной зависимости от матери. – Однако ваш довод, – возразил Йорик, – имеет одинаковую силу и по отношению к матери. – – Она сама подначальна, – сказал отец, – и кроме того, – продолжал он, кивнув головой и приложив палец к носу, когда приводил этот довод, – она не есть главное действующее лицо, Йорик. – В чем? – спросил дядя Тоби, набивая трубку. – Хотя безусловно, – прибавил отец (пропуская мимо ушей вопрос дяди Тоби), – сын обязан относиться к ней с почтением, как вы можете подробно об этом прочитать, Йорик, в первой книге Институций Юстиниана[279]279.
Институции Юстиниана – учебник римского права в четырех книгах, составленный, в 555 г. юристом Трибонианом по распоряжению византийского императора Юстиниана.
[Закрыть], глава одиннадцатая, раздел десятый. – Я отлично могу прочитать это, – возразил Йорик, – и в катехизисе.
Глава XXXII
– Трим знает его наизусть, от слова до слова, – проговорил дядя Тоби. – Ну-у! – протянул отец, которому вовсе не хотелось, чтобы Трим перебивал его чтением катехизиса. – Честное слово, знает, – возразил дядя Тоби. – Задайте ему, мистер Йорик, какой-нибудь вопрос. —
– Пятая заповедь, Трим, – мягко сказал Йорик, – поощряя капрала кивком, как застенчивого новообращенного. Капрал не проронил ни слова. – Вы его не так спрашиваете, – сказал дядя Тоби. – – Пятая! – отрывисто скомандовал он, возвысив голос. – Я должен начать с первой, с позволения вашей милости, – сказал капрал. —
Йорик не мог удержаться от улыбки. – Ваше преподобие изволили упустить, – сказал капрал, – взяв на плечо палку наподобие ружья и выступив на середину комнаты для пояснения своей позиции, – что это точь-в-точь то же самое, что проделать полевое учение. —
– «Встать в ружье!» – скомандовал капрал, выполнив соответствующее движение.
– «На плечо!» – скомандовал капрал, исполняя одновременно обязанность командира и рядового.
– «К ноге!» – одно движение, с позволения вашего преподобия, вы видите, ведет за собой другое. – Прошу вашу милость начать команду с первой. —
– Первая! – скомандовал дядя Тоби, подбоченившись, – * * * * * * *.
– Вторая! – скомандовал дядя Тоби и взмахнул трубкой так, как сделал бы это шпагой, стоя во главе полка. – Капрал справился со своим катехизисом отлично; «почтив отца своего и матерь», он сделал низкий поклон и удалился на прежнее место в глубине комнаты.
– Все на свете, – сказал отец, – можно обратить в шутку, – и во всем есть глубокий смысл и наставление, – надо только уметь его найти.
– Вот вам леса просвещения, за которыми не скрывается никакого здания; вот вся его дурь.
– Вот вам зеркало, в котором педагоги, наставники, репетиторы, гувернеры и школьные учителя могут увидеть себя в настоящую величину. – – —
– Ах, Йорик, вместе с учением растет также шелуха и скорлупа, которую ученики, по неопытности своей, не умеют отбрасывать!
– Науки можно вызубрить, но мудрость – никогда. – Йорик решил, что на отца нашло вдохновение. – Клятвенно обязуюсь, – сказал отец, – сейчас же пожертвовать все наследство, полученное мной от тети Дины, на благотворительные цели (о которых отец, кстати сказать, был невысокого мнения), – если капрал связывает какое-нибудь представление хотя бы с одним словом, которое он здесь повторил. – Скажи, пожалуйста, Трим, – обратился к нему отец, – что ты разумеешь под «почитанием отца твоего и матери»?
– Выдачу им, с позволения вашей милости, трех полупенсов в день из моего жалованья, когда они состарятся. – А ты это делал, Трим? – спросил Йорик. – Да, делал, – отвечал дядя Тоби. – В таком случае, Трим, – сказал Йорик, соскочив со стула и пожав капралу руку, – ты лучший комментатор этой части десятисловия, и за это я чту тебя, капрал Трим, больше, чем если бы ты приложил руку к составлению самого Талмуда.
Глава XXXIII
– Благословенное здоровье! – воскликнул отец, перелистывая страницы, чтобы перейти к следующей главе, – ты превыше золота и всяких сокровищ; ты расширяешь душу – и отворяешь все способности ее к восприятию просвещения и наслаждению добродетелью. – Тому, кто обладает тобой, почти нечего больше желать, – а тот несчастный, который тебя лишается, лишается с тобой всего на свете.
– Я сосредоточил на очень небольшом пространстве все, что можно было сказать по этому важному вопросу; таким образом, я вас не утомлю, прочитав эту главу целиком.
Отец прочитал следующее:
«Весь секрет здоровья зависит от соблюдения должного равновесия в борьбе между первичной теплотой и первичной влагой». – Я полагаю, вы доказали это выше, – сказал Йорик. – Убедительным образом, – отвечал отец.
Говоря это, отец закрыл книгу, – не так, словно он решил дальше не читать, потому что он держал еще указательный палец на главе; – и не с сердцем, – потому что он закрыл книгу медленно; его большой палец, когда он это сделал, покоился на верхней крышке переплета, между тем как остальные три пальца поддерживали нижнюю его крышку без малейшего нетерпеливого нажима. —
– Истинность этого факта, – сказал отец, кивнув Йорику, – я самым убедительным образом доказал в предыдущей главе.
– Если бы человеку с луны сказали, что один из людей на земле написал главу, убедительным образом доказывающую, что секрет всякого здоровья зависит от соблюдения должного равновесия в борьбе между первичной теплотой и первичной влагой, – и что этот писатель так искусно справился со своей задачей, что во всей его главе нет ни единого сочного или сухого слова относительно первичной теплоты или первичной влаги – и ни единого слога «за» или «против», прямо или косвенно, относительно борьбы между двумя этими силами в какой-либо части животного организма, —
«О вечный создатель всего сущего!» – воскликнул бы человек с луны, ударив себя в грудь правой рукой (в случае если она у него есть), – «ты, чье могущество и чья благость в состоянии довести способности твоих тварей до такой высоты и такого безграничного совершенства, – чем прогневали тебя мы, селениты?»
Глава XXXIV
Двумя ударами, одним по Гиппократу, другим по лорду Веруламскому[280]280.
Лорд Веруламский – Френсис Бэкон (1561-1626), английский философ и политический деятель. Кажется странным, что основоположник эмпирической философии, творец индуктивного метода преподносит читателю эти нелепые гипотезы; однако у Бэкона можно встретить довольно много подобного рода поспешных обобщений, и место, приводимое Стерном в главе XXXV, является почти дословной цитатой из латинского сочинения Бэкона «Historia vitae et mortis» («История жизни и смерти»).
[Закрыть], отец завершил дело.
Удар по князю врачей, с которого он начал, был всего только осмеянием горькой жалобы Гиппократа о том, что ars longa, a vita brevis[281]281.
Искусство требует времени, а жизнь коротка (лат.).
[Закрыть]. – Жизнь коротка, – воскликнул отец, – а искусство врачевания требует много времени. Но кого же нам благодарить за то и за другое, как не самих же невежественных лекарей – с их полками, нагруженными лекарственными снадобьями и перепатетическим хламом, с помощью которых они во все времена сначала обнадеживали публику, а затем ее надували?
– О лорд Веруламский! – воскликнул отец, оставив Гиппократа и направляя свой второй удар в лорда, как главного торгаша лекарственными снадобьями, более всего подходившего для того, чтобы служить примером всем остальным, – что мне сказать тебе, великий лорд Веруламский? Что мне сказать о твоем внутреннем дуновении, – о твоем опиуме, – о твоей селитре, – о твоих жирных мазях, – о твоих дневных слабительных, – о твоих ночных промывательных ж их суррогатах?
Отец без всякого затруднения находил, что сказать кому угодно и о чем угодно, и менее всего на свете нуждался во вступлении. Как обошелся он с мнением его сиятельства, – вы увидите; – – но когда, не знаю; – – сначала нам надо посмотреть, каково было мнение его сиятельства.
Глава XXXV
«Две главные причины, сговорившиеся между собой сокращать нашу жизнь, – говорит лорд Веруламский, – это, во-первых, внутреннее дуновение, которое, подобно легкому пламени, снедает и пожирает наше тело; и, во-вторых – внешний воздух, который иссушает тело, превращая его в пепел. – – Два эти неприятеля, атакуя нас с двух сторон одновременно, мало-помалу разрушают наши органы и делают их неспособными к выполнению жизненно необходимых функций».
При таком положении вещей путь к долголетию открыть не трудно; ничего больше не требуется, – говорит его сиятельство, – как восстановить опустошения, производимые внутренним дуновением, сгустив и уплотнив его субстанцию регулярным приемом опиатов, с одной стороны, и охладив его жар, с другой, приемом каждое утро, перед тем как встать с постели, трех с половиной гранов селитры. —
Все-таки тело наше остается еще подверженным враждебному натиску внешнего воздуха; но от него можно оборониться употреблением жирных мазей, которые настолько пропитывают все поры кожи, что ни одна пылинка не может ни войти туда – ни выйти оттуда. – Но так как это прекращение всякой испарины, ощутимой и неощутимой, служит причиной множества злокачественных болезней, – то для отвода избыточной влаги – необходимо регулярно ставить клистиры, – которыми и будет завершена вся система.
А что отец собирался сказать лорду Веруламскому о его опиатах, о его селитре, о его жирных мазях и клистирах, вы прочтете, – но не сегодня – и не завтра: время не ждет, – читатели проявляют нетерпение, – мне надо идти дальше. – Вы прочтете главу эту на досуге (если пожелаете), как только Тристрапедия будет издана. —
Теперь же довольно будет сказать, что отец сровнял с землей гипотезу его сиятельства и на ее месте, ученые это знают, построил и обосновал свою собственную.
Глава XXXVI
– Весь секрет здоровья, – сказал отец, повторяя начатую им фразу, – явно зависит от соблюдения должного равновесия в борьбе между первичной теплотой и первичной влагой; для его поддержания не требовалось бы поэтому почти никакого искусства, если бы не путаница, которую внесли сюда педанты-ученые, все время ошибочно принимавшие (как показал знаменитый химик ван Гельмонт[282]282.
Ван Гельмонт Ян-Баптист (1577-1644) – фламандский химик и врач, открывший желудочный сок.
[Закрыть]) за первичную влагу сало и жир животных.
Между тем первичная влага не сало и не жир животных, а некое маслянистое и бальзамическое вещество; ведь жир и сало, подобно флегме и водянистым частям, холодны, тогда как маслянистые и бальзамические части полны жизни, теплоты и огня, чем и объясняется замечание Аристотеля, «quod omne animal post coitum est triste»[283]283.
Что каждое животное после соития печально (лат.).
[Закрыть].
Известно, далее, что первичная теплота пребывает в первичной влаге, но пребывает ли последняя в первой, это подвержено сомнению; во всяком случае, когда одна из них идет на убыль, идет на убыль также и другая; тогда получается или неестественный жар, вызывающий неестественную сухость, – или неестественная влажность, вызывающая водянку. – Таким образом, если нам удастся научить подрастающего ребенка не бросаться в огонь и в воду, которые одинаково угрожают ему гибелью, – мы сделаем в этом отношении все, что надо.
Глава XXXVII
Даже описание осады Иерихона не могло бы поглотить внимание дяди Тоби сильнее, чем поглотила его последняя глава; – дядины глаза на всем ее протяжении были прикованы к отцу; – при каждом упоминании последним первичной теплоты или первичной влаги дядя Тоби вынимал изо рта трубку и качал головой; а когда глава была окончена, он знаком пригласил капрала подойти поближе к его креслу, чтобы задать ему, – в сторону, – следующий вопрос. – – * * * * * * * * * * * * * * – Это было при осаде Лимерика[284]284.
Осада Лимерика – эпизод из войны Вильгельма III с низложенным Иаковом II, который переправился в Ирландию, опираясь на организованную им ирландскую армию и вспомогательный французский корпус. Лимерик, город на западном побережье Ирландии, в устьо реки Шенона, где укрылись разбитые ирландские войска, выдержал осаду, продолжавшуюся с перерывом более года (1690 и 1691). В своем описании снятия осады (август – сентябрь 1690 г.) Стерн довольно близко следует Тиндалю.
[Закрыть], с позволения вашей милости, – ответил с поклоном капрал.
– Мы с ним, – сказал дядя Тоби, – обращаясь к отцу, – были едва в силах выползти из наших палаток, – когда снята была осада Лимерика, – как раз по той причине, о которой вы говорите. – Что такое могло прийти тебе в сумасбродную твою голову, милый брат Тоби! – мысленно воскликнул отец. – Клянусь небом! – продолжал он, по-прежнему рассуждая сам с собой, – даже Эдип затруднился бы найти тут какую-нибудь связь. —
– Я думаю, с позволения вашей милости, – сказал капрал, – что если б не жженка, которую мы всякий вечер готовили, да не красное вино с корицей, которое я усердно подливал вашей милости… – И не можжевеловая, Трим, – прибавил дядя Тоби, – которая принесла нам больше всего пользы. – Я истинно думаю, – продолжал капрал, – мы бы оба, с позволения вашей милости, – сложили наши жизни в траншеях, где нас бы и похоронили. – Самая славная могила, капрал, – воскликнул дядя Тоби со сверкающим взором, – какой только может пожелать солдат! – А только печальная это для него смерть, с позволения вашей милости, – возразил капрал.
Все это было для отца такой же китайской грамотой, как обряды жителей Колхиды и троглодитов были полчаса назад для дяди Тоби; отец не знал, нахмурить ли ему брови или улыбнуться. —
Между тем дядя Тоби, обратившись к Йорику, возобновил разговор о том, что случилось под Лимериком, более вразумительно, чем он его начал, – и, отец сразу уловил ту связь, которой раньше не мог понять.
Глава XXXVIII
– Несомненно, – сказал дядя Тоби, – было большим счастьем для меня и для капрала, что в продолжение двадцати пяти дней, когда у нас в лагере свирепствовала дизентерия, мы все время пролежали в горячке, сопровождавшейся нестерпимой жаждой; иначе нас, как я понимаю, неизбежно одолела бы та самая дрянь, которую брат мой называет первичной влагой. – Отец набрал полные легкие воздуху и, закатив глаза в потолок, медленно его выдохнул.
– Небо, видно, смилостивилось над нами, – продолжал дядя Тоби; – капрала осенила мысль сохранить это самое равновесие между первичной теплотой и первичной влагой, подкрепляя все время лихорадку горячим вином и пряностями; ему удалось таким способом поддержать (образно говоря) непрерывное горение, так что первичная теплота отстояла свои позиции с начала и до конца, оказавшись достойным противником влаги, несмотря на всю грозную силу последней. – Даю вам слово, братец Шенди, – прибавил дядя Тоби, – вы могли бы в двадцати саженях слышать происходившую внутри нас борьбу. – Если только не было перестрелки, – сказал Йорик.
– Н-да, – проговорил отец, вздохнув полной грудью и сделав после этого слова небольшую паузу. – Если б я был судьей и законы моей страны этому не препятствовали, я бы приговаривал некоторых злейших преступников, если только они получили образование, к… – Йорик, предвидя, что приговор будет самым беспощадным, положил руку на грудь отца и попросил его повременить несколько минут, пока он не задаст капралу один вопрос. – Сделай милость, Трим, – обратился к нему Йорик, не дожидаясь позволения отца, – скажи нам по совести, каково твое мнение насчет этой самой первичной теплоты и первичной влаги?
– Почтительно подчиняясь разумнейшему суждению вашей милости… – проговорил капрал, отвесив поклон дяде Тоби. – Выкладывай смело твое мнение, капрал, – сказал дядя Тоби. – Ведь бедный малый – мне слуга, – а не раб, – добавил дядя Тоби, обращаясь к отцу. —
Сунув шляпу под левую руку, на запястье которой подвешена была черным ремешком с кисточкой его палка, капрал вышел на то самое место, где показал свои познания в катехизисе; затем он, прежде чем открыть рот, дотронулся до нижней челюсти большим и указательным пальцами правой руки и изложил свое мнение так:
Глава XXXIX
Как раз когда капрал откашливался, чтобы начать, – в комнату вошел, переваливаясь, доктор Слоп. – Беда не велика – капрал выскажет свое мнение в следующей главе, кто бы там ни вошел.
– Ну-с, добрейший доктор, – воскликнул отец шутливо, ибо душевные состояния сменялись у него с непостижимой быстротой, – что хорошего может сказать мой мальчишка? —
Даже если бы отец спрашивал о состоянии щенка, которому отрубили хвост, – он бы не мог это сделать с более беззаботным видом; принятая доктором Слопом система лечения моей болезни никоим образом не допускала подобного рода вопросов. – Он сел.
– Скажите, пожалуйста, сэр, – проговорил дядя Тоби тоном, который нельзя было оставить без ответа, – в каком состоянии мальчик? – Дело кончится фимозом, – ответил доктор Слоп.
– Убейте меня, если я что-нибудь понял, – проговорил дядя Тоби, засовывая в рот трубку. – Так пусть тогда капрал продолжает свою медицинскую лекцию, – сказал отец. – Капрал поклонился своему старому приятелю доктору Слопу, после чего изложил свое мнение относительно первичной теплоты и первичной влаги в следующих словах:
Глава XL
– Город Лимерик, осада которого началась под командованием самого его величества короля Вильгельма через год после того, как я определился в армию, – лежит, с позволения вашей милости, посреди дьявольски сырой, болотистой равнины. – Он со всех сторон окружен, – заметил дядя Тоби, – рекой Шаноном и является по своему местоположению одной из сильнейших крепостей Ирландии.
– Это, кажется, новый способ начинать медицинскую лекцию, – проговорил доктор Слоп. – Все это правда, – отвечал Трим. – В таком случае я желал бы, чтобы господа врачи взяли за образец этот новый покрой, – сказал Йорик. – С позволения вашего преподобия, – продолжал капрал, – там все сплошь перекроено дренажными канавами и топями; вдобавок, во время осады выпало столько дождя, что вся округа превратилась в лужу. От этого, а не от чего-либо другого и разразилась дизентерия, которая чуть было не сразила его милость и меня. По прошествии первых десяти дней, – продолжал капрал, – ни один солдат не мог бы найти сухое место в своей палатке, не окопав ее канавой для стока воды; – но этого было мало, и всякий, кто только располагал средствами, как его милость, выпивал каждый вечер по оловянной кружке жженки, которая прогоняла сырость и нагревала палатку, как печка.
– Какое же заключение выводишь ты, капрал Трим, из всех этих посылок? – вскричал отец.
– Отсюда я, с позволения вашей милости, заключаю, – отвечал Трим, – что первичная влага не что иное, как сточная вода, а первичная теплота для человека со средствами – жженка; для рядового же первичная влага и первичная теплота всего только, с позволения вашей милости, сточная вода да чарка можжевеловки. – Ежели ее дают нам вдоволь и не отказывают в табачке, для поднятия духа и подавления хандры, – тогда мы не знаем, что такое страх смерти.
– Я, право, затрудняюсь определить, капитан Шенди, – сказал доктор Слоп, – в какой отрасли знания слуга ваш особенно крепок, в физиологии или в богословии. – Слоп не забыл Тримовы комментарии к проповеди. —
– Всего только час назад, – заметил Йорик, – капрал подвергся экзамену в последнем и выдержал его с честью. —
– Первичная теплота и первичная влага, – проговорил доктор Слоп, обращаясь к отцу, – являются, надо вам сказать, основой и краеугольным камнем нашего бытия, – как корень дерева является источником и первопричиной его произрастания. – Они заложены в семени всех животных и могут сохраняться разными способами, но преимущественно, по моему мнению, при помощи единосущности, вдавливания и замыкания. – А этот бедный малый, – продолжал доктор Слоп, показывая на капрала, – имел, видно, несчастье слышать какой-нибудь поверхностный эмпирический разговор об этом деликатном предмете. – Да, имел, – сказал отец. —
– Очень может быть, – сказал дядя. – Я в этом уверен, – проговорил Йорик.
