Текст книги "Сильнейшие (ЛП)"

Автор книги: Лорен Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Не может быть.

Вздохнув, я блаженно улыбаюсь.

– Может.

– О чем вы могли говорить? – раздраженно интересуется она.

– Хм, дай-ка подумать. Какие у нас могут быть общие интересы? – я лукаво улыбаюсь. – О, точно. Ты!

Элли хихикает, а Пэйдин сдерживает стон.

– Чума, может быть, мне лучше не знать.

– Ну, в итоге, – все равно продолжаю я, – он согласился, что ты будешь выглядеть сногсшибательно сегодня вечером. И он точно захочет c тобой потанцевать.

Я сжимаю губы. Он не произносил этих слов, но Пэй не обязательно знать об этом. И, кроме того, я уверена, что он об этом думал.

Пэй вздыхает, не переставая крутить кольцо на большом пальце.

– Не напоминай мне.

Я хмурюсь.

– Что-то случилось?

Она грустно смеется.

– Слишком много всего произошло.

Я помогаю ей снять оставшуюся одежду, прежде чем она наденет платье.

– Расскажи мне все, – говорю я, желая узнать о каждой детали.

Она просовывает руки в элегантные, свободно свисающие рукава.

– Можно я расскажу после Испытания, Ади? – ее голос звучит устало. – Я все еще пытаюсь это переварить.

Я помогаю ей подтянуть корсет.

– Конечно, Пэй. Тебе нужно сосредоточиться на Испытаниях.

Говорю это, чтобы унять свое чувство вины. Я еще не рассказала ей о Маке и о каждом мгновении, который провела с ним. Она знает, что у меня есть привычка к кому-то привязываться, но будет последней, кто обо всем узнает.

– Спасибо, Ади, – с облегчением улыбается Пэйдин.

– Не благодари меня, – я размахиваю пальцем, призывая ей развернуться. – Я еще не затянула твой корсет.

– Чума, – бормочет она. – Если бы это платье было хоть немного менее красивым, я бы не дала тебе надеть его.

– Да ладно, – поддразниваю я. – Тебе нравится наряжаться, даже если ты не признаешь этого. Разве не так, Элли?

– Ну… – Элли колеблется. – Кажется, ты и правда наслаждаешься этим…

Пэй фыркает, но затихает, когда я тяну за шнурки на ее корсете.

– А по-моему, мне совершенно точно не нравится, когда я не могу дышать.

– Но от тебя захватывает дух, – я пытаюсь сдержать смешок. – В буквальном смысле.

– Мне кажется, ты слишком этим наслаждаешься, Ади, – она задыхается.

– Быть может, это мой последний шанс нарядить тебя, – я затягиваю шнуровку, за что получаю недовольное ворчание в свой адрес. – Так что я должна им воспользоваться!

После многочисленных просьб Пэй я наконец завязываю шнурки на корсете и разворачиваю ее, чтобы полюбоваться своей работой. Большая часть лифа прозрачная, и показывает ее загорелую кожу под бусинами и узорами на корсете. Изящные рукава, свисающие c ее плеч, носят исключительно декоративный характер, поскольку не поддерживают платье.

Мои глаза осматривают подол платья и разрезы по бокам. Пэйдин раздвигает ткань, чтобы пристегнуть серебряный кинжал к бедру, затем выпрямляется и переводит взгляд на нас с Элли.

– Ну как? Что думаете?

– Ты выглядишь прекрасно, Пэйдин, – улыбаясь, отвечает Элли.

Нежеланные слезы щекочут мне глаза при виде этой картины.

– Ты выглядишь опасно. Но самым элегантным образом.

Она словно тает от моих слов.

– Возможно, это самый лучший комплимент, который я когда-либо получала.

Элли вздыхает.

– Тебе скоро надо быть в бальном зале, а я все еще не знаю, что делать с твоими волосами.

– Нужно что-то простое, – предлагаю я. – Может, собрать их наверх? Я хочу видеть ее ключицы.

Элли соглашается, собирая волосы Пэй в свободный пучок на затылке, позволяя прядям свободно обрамлять ее лицо.

Я складываю ладони перед собой, сияя от удовольствия.

– Великолепно! Теперь ступай, пока не опоздала!

Пэйдин легко смеется, протягивая руки, чтобы сжать мои.

– Спасибо, Ади. Не могу выразить, как сильно люблю каждое платье, которое ты для меня создала.

– Я знала, что ты полюбишь их, – лукаво говорю я. – Так же, как и я.

– Так же, как и тебя, – она улыбается. – Конечно же.

Моя улыбка вдруг сменяется на более серьезное выражение.

– Обещай, что вернешься ко мне после этого Испытания?

– Обещаю, что постараюсь изо всех сил, – искренне шепчет она. – Еще одно, и я буду свободна. Мы будем свободны.

Мои губы расплываются в неожиданной улыбке:

– Я все время буду болеть за тебя, Пэй.

Мы некоторое время смотрим друг на друга, прежде чем я начинаю подталкивать ее к двери.

– Ну все, иди танцевать со своим принцем!

– Вряд ли я смогу этого избежать! – отвечает она, бросая улыбку через плечо и исчезая в коридоре.

Как только за ней закрывается дверь, Элли поворачивается ко мне.

– Ты идешь к своему парню?

Я сияю.

– Да, верно, – собрав тканевую сумку, я направляюсь к двери с блаженной улыбкой. – Вернусь завтра, как раз перед Испытанием, так что не волнуйся. Хотя не уверена, смогу ли выдержать это зрелище.

Попрощавшись с Элли, выхожу в коридор и подавляю желание запрыгать от волнения. Я в предвкушении нашей ночи в Форте и…

И внезапно кто-то встает у меня на пути.

Это слуга. Он молод и робок, и смотрит на меня с неуверенностью.

– О! – восклицаю я. – Привет.

Но он не отвечает на мою любезность и вместо этого лишь произносит заученную фразу:

– Король желает увидеться с вами этим вечером.

Глава восемнадцатая

Макото

Направляясь к Форту, я чувствую себя безумно счастливым.

Я не могу вспомнить, когда в последний раз был так рад, даже когда рядом была Гера.

Гера.

Мне кажется неправильным наслаждаться жизнью, когда ее больше нет, но я все еще оплакиваю ее каждый день. Вижу ее в улыбающихся прохожих, вспоминаю, как она своими фокусами смешила детей и восхищала взрослых. Слышу ее в звуках заточки лезвия, вспоминая, как она умоляла меня позволить ей попробовать, когда мы были детьми. Я чувствую ее запах в дожде перед надвигающейся бурей.

Она повсюду, и в то же время, нигде.

Я скорблю один. В тишине. Хоть и на одну ночь, но я позволил себе быть слабым в объятиях Адины.

Но другие наверняка уже давно позабыли о Гере, как об очередной жертве Испытаний, в которых у нее не было ни шанса. Я стараюсь не думать о том, какую роль сыграл в ее смерти, или о своей неудачной попытке ее спасти.

Это слишком больно. Подумать только, я лишил ее свободы. Нашей свободы.

И сейчас я не могу сбежать. Не тогда, когда Адина все еще здесь.

Расталкивая людей, пробираюсь сквозь переполненную улицу, что постепенно пустеет к вечеру. Пока я пробираюсь к знакомому тупику, до моих ушей доносятся обрывки скучных разговоров.

Мне трудно сдержать улыбку при виде ее приветственного красочного плаката. Он так похож на нее: такой же уютный, невинный и милый.

Хотя ее поцелуй совсем не был таким.

Ну, вначале, может быть. Но затем она быстро ответила на мой порыв.

Ее губы двигались в такт моим, завораживая. И если бы в тот момент она попросила меня о чем-нибудь, я, боюсь, не смог бы ей отказать.

Перешагнув через барьер, я сажусь на временно отведенную мне часть ковра. С каждой секундой я все больше чувствую неловкость. Пэйдин явно не стоит переживать, что я могу занять ее место.

Эта мысль перетекает в другую, и я внезапно начинаю задумываться, рассказывала ли Адина обо мне своей лучшей подруге. Но эта мысль быстро перерастает в более тревожную: что Адина действительно рассказала своей подруге обо мне. О моей силе. И все королевство гудит о том, как близки стали участница и будущий Силовик за время этих Испытаний. Всего лишь одна ошибка заставит принца понять, кто я такой…

Отмахиваюсь от череды беспокойных мыслей. Меня заверили, что Дина умеет хранить секреты. Хотя у меня нет этому подтверждения.

Я ерзаю, сидя на ковре, изо всех сил стараясь ни к чему не прикасаться. Нетерпеливо ожидая прихода Адины, я вытаскиваю небольшую коробочку из кармана жилета, что она сделала. Крышка легко соскальзывает, позволяя мне полюбоваться ее содержимым.

Игла немного крупнее тех, что я видел у нее раньше. Даже при тусклом свете серебро сверкает. Я едва могу различить изящные полумесяцы, выгравированные по всей длине.

Я никогда не дарил подарков. По крайней мере не таких.

Не что-то, что создано с любовью или из желания. Лишь то, что необходимо.

Это правда, вот, что ужасно. Я хочу ее.

Как она это называла? «Упасть в меня»⁷?

Я смотрю на сверкающую иглу, словно она может призвать Адину в этот переулок, в мои объятия. Потому что где-то по пути она сбила меня с ног. И теперь у меня нет возможности остановить свое стремительное падение.

Проходит время. Переулок погружается в темноту. Я прячу подарок обратно в карман. Веки тяжелеют, и я опираюсь спиной на грязную стену.

Где же она?

Сомневаюсь, что она пропустила бы нашу встречу в Форте без веской причины. Скорее всего, ее задержала Пэйдин. Возможно, ей пришлось помогать в решении какой-то модной проблемы.

Я улыбаюсь при этой мысли. Наверняка она сейчас восторженно раздает всем советы по поводу одежды и стиля.

Вздохнув, я поднимаюсь на ноги.

Она, безусловно, занята. И она будет извиняться передо мной за то, что просто выполняла свою работу. Я скажу ей, что теперь она должна мне поцелуй. Может, два. Или даже дюжину.

С другой стороны, мне не придется ночевать в Форте.

Выйдя на пустынную улицу, я пробираюсь обратно в лавку. Замечаю кривой плакат на стене и пытаюсь разглядеть его в темноте.

Как и ожидалось, он посвящен финальному Испытанию, которое состоится завтра. Я с горечью закатываю глаза, предвкушая пять лет спокойствия, прежде чем эти Испытания снова начнут нас преследовать.

Мой взгляд цепляется за крупную надпись в самом центре плаката:

«Завершающее Испытание этого года пройдет на Арене Чаша – все желающие могут прийти и посмотреть».

В любой другой год это не имело бы для меня никакого значения. Испытания и так обычно проходят на арене для развлечения королевства. Но этот год оказался особенным. В этом году соревнования на арене еще не проводились.

Уже собираюсь забыть об этом, как вспоминаю, кто там будет.

Адина.

Она будет на трибунах, наблюдая за своей лучшей подругой и прикрывая глаза руками. В прошлом я никогда не осмеливался войти в Чашу, чтобы понаблюдать за Испытаниями, но тогда у меня не было Адины.

Я мог бы удивить ее. Сесть рядом. Поддержать ее.

Это опасно, но это ради Дины.

Я провожу ее обратно в Форт – уже одно это будет для нее сюрпризом. А потом я подарю ей подарок, который все еще надежно хранится в моем кармане. Она будет визжать, а я улыбаться только для нее.

Сворачиваю в переулок, ведущий к моему магазину, едва сдерживая улыбку.

Потому что впервые в жизни я с нетерпением жду возможности пойти на Испытание.

Глава девятнадцатая

Адина

Возможно, я больше никогда его не увижу.

Никогда не увижу ту улыбку, которая проскальзывает на его лице, когда мы вместе.

Никогда не увижу его в том жилете и не смогу обнять так крепко, как хотела бы прямо сейчас.

Никогда не увижу ту серебристую прядь волос, которая меня так успокаивала.

Никогда не увижу, как мы влюбимся друг в друга.

Но хуже всего то, что я, возможно, никогда не смогу извиниться за то, что пропустила наше свидание в Форте.

_________

В подземельях холодно.

Что ж, этого следовало ожидать. Хотя я и не планировала испытать это на собственном опыте.

Влажная стена, к которой я прижимаюсь спиной, заставляет пожалеть о том, что на мне не было свитера, когда король вызвал меня. Или, может быть, моего жакета с кружевной отделкой. С другой стороны, мне бы не хотелось впервые надевать его в подземельях, где никто, кроме Гвардейцев, не смог бы полюбоваться моей работой.

Я закрываю глаза от одиноко мерцающего света за решеткой и прислоняюсь пульсирующим виском к каменной стене. Мой желудок оказался гораздо разговорчивее всех, кто здесь находится – он громко урчит от нарастающего голода. Приоткрыв глаз, я смотрю на черствый хлеб, небрежно брошенный в угол моей камеры. Поморщившись при одной только мысли о том, чтобы пошевелиться, я злобно прикусываю язык, придвигаясь ближе. От кандалов, стягивающих лодыжки, у меня щиплет глаза, а кожа рвется, словно тонкая ткань. Ржавый металл до крови натер мне кожу, оставив под ней красные волдыри.

Тяжело вздохнув, я тянусь за хлебом.

Я знаю, что увижу. Я даже зажмуриваюсь, чтобы отсрочить неизбежное, чтобы притвориться, что это кошмар, от которого меня разбудит Пэй. Потому что она всегда так делала. Она всегда находила способ побороть страх, быть сильной за нас обеих. Я чувствовала прикосновение ее пальцев к кривой челке, которую она мне постригла, и этого успокаивающего жеста было достаточно, чтобы вырвать меня из сна. После чего я склоняла голову к ее плечу, и мы сидели рядом, наблюдая за звездами, пока те не растворялись в утреннем свете.

Но это не Форт. Здесь нет ни звезд, ни плеча, на которое можно было бы опереться. Окончательно проснувшись, я открываю глаза и…

При виде своих пальцев я едва сдерживаю рыдание. Лучше бы они связали мне руки за спиной, хотя бы для того, чтобы я не могла на них смотреть.

Не знаю, почему они это сделали. Или почему я вообще здесь.

Я кричала, когда они начали ломать мне пальцы, умоляла, несмотря на боль, пощадить то единственное, ради чего я жила. Мои пальцы – мое ремесло, мое утешение, моя связь с прошлым, которое мне удалось пережить.

А потом я заплакала.

Сначала это было тихое горе, слезы текли из-под опущенных век. Но я никогда не отличалась выдержкой. Вскоре я уже рыдала от звука ломающихся костей и разбитой мечты.

Лишь когда моя вытянутая рука становится размытой, я понимаю, что плачу. Снова. С тех пор как король приказал бросить меня сюда, я только и делаю, что плачу. Почему это произошло? Я до сих пор не могу разобраться. Хотя, возможно, я была поглощена другими мыслями.

Всхлипывая, тянусь к хлебу и с усилием вздыхаю, когда цепи на моих лодыжках туго натягиваются. Боль становится невыносимой. Я не такая, как Пэй. Я не привыкла к такой боли. Я привыкла к исколотым пальцам и уставшим рукам, но не к ноющему телу и сломанным костям.

Хрипло вздыхаю, облокотившись на стену.

На самом деле в этом нет ничего страшного. Я привыкла быть голодной. На самом деле, я даже не хочу этот черствый хлеб.

Мой желудок протестует. Очень громко.

Я уже собираюсь напомнить ему, что мы и дольше страдали без еды, поэтому не надо делать из этого трагедию, как вдруг тени начинают говорить. Это так странно.

– Ты не могла бы быть потише? Я пытаюсь уснуть.

Я вздрагиваю от грубого голоса и прищуриваюсь, вглядываясь в соседнюю камеру.

– Я-Я ничего не говорила, – мой голос хриплый и шершавый, словно шерсть.

– Да, – ворчит мужчина, – но твой желудок чертовски много болтает.

– Верно, – вздыхаю я. – Я вообще довольно болтливая.

Я обвожу глазами слабые очертания фигуры, сидящей в углу камеры, ближе всего к хлебу. Возможно, он сможет достать его для меня.

– Давай так, – начинаю я весело. – Если ты бросишь мне этот хлеб, мой желудок успокоится. Так что мы оба получим то, что хотим: я поем, а ты сможешь уснуть.

Он, кажется, находит это забавным. Конечно, если предполагать, что исходящий от него шум действительно является смехом.

– Правда? И откуда ты знаешь, что я сам не съем этот хлеб?

– Так ты здесь за кражу?

– Нет. Хуже.

– Тогда я рискну, – весело говорю я. – Судя по всему, у тебя нет опыта в воровстве.

Он снова издает тот звук, который я принимаю за смех. Затем он перемещается, просовывая костлявые пальцы между прутьев, чтобы достать мой хлеб. После, когда ему удается ухватить буханку, он с грубым ворчанием швыряет ее мне. Хлеб катится и останавливается, столкнувшись с моей ногой.

Улыбаюсь находящемуся в тени человеку.

– Видишь, ты не вор. Спасибо, – я замираю, глядя на свои пальцы. Изуродованные, сломанные и бесполезные.

Боль парализует.

Опускаю хлеб на ладонь, вздрагивая от ощущения. Через мгновение я набираюсь смелости, сжимаю хлеб обеими руками и пытаюсь поднять ко рту.

Слезы стекают по щекам, но я откусываю кусок. Потом еще один. И каждый из них – черствый и соленый от моих слез.

– Что ты сделала, малышка? – раздается голос, прерывая мои всхлипы.

– Я… – всхлипываю. – Я была швеей. Раньше была швеей. – На моих губах появляется тень улыбки. – Лут всегда нуждался в помощи в плане моды. У меня был небольшой бизнес по продаже одежды. Моя лучшая подруга, участвует в Испытаниях, знаешь ли. Хотя, – я хмурюсь, – ты, наверное, вряд ли знаешь о ней, раз уж ты давно здесь. В общем, она добывала мне ткани, а я шила из них наряды. Конечно, я всегда позволяла ей первой выбрать что-то из того, что я создавала. Ох, а еще я сшила для нее жилет со множеством карманов, потому что, скажем так, она была опытной воровкой…

– Нет, малышка, – кажется, он раздражен. – Черт, ты действительно много болтаешь, не так ли? Я спросил, что ты сделала, почему оказалась здесь?

– Ох. Эм. Твоя догадка так же хороша как и моя, – говорю я, пытаясь прожевать жесткий хлеб. – Однажды я пыталась что-то украсть. Это закончилось плохо. Пэй все еще удивляется, как я могу быть такой ужасной воровкой, будучи Фэйзером, – я откусываю еще кусок. – Она всегда говорит, что если бы могла проходить сквозь стены, то была бы непобедимой. И очень богатой.

– Что, тебя просто бросили сюда без всякой причины? – он фыркает. – Не похоже, что ты Обычная или что-то в этом роде.

При мысли о том, что это могло случится с Пэйдин, у меня внутри все переворачивается.

– Нет. Нет, я определенно Элитная. Но это мне здесь не поможет, – я смотрю на каменные стены и чувствую, как Безмолвие подавляет мои способности, из-за чего я не могу просто взять и пройти сквозь эти решетки.

Он вдруг становится серьезным.

– Интересно, что они собираются с тобой сделать.

– Что ж, – я поднимаю руки, чтобы он увидел, – они вряд ли смогли бы сделать что-то похуже.

– Да, – грубо произносит он, – я слышал, как это случилось.

– Тогда извини, что не давала тебе спать, – говорю я без особого энтузиазма. Он смеется, заставляя меня улыбнуться. – Ита-ак, – растягиваю я, – что ты сделал, чтобы оказаться здесь?

Я чувствую, как он смотрит на меня.

– Нечто, за что меня заслуженно отправили в это подземелье. В отличие от тебя.

– Люди могут меняться, – тихо говорю я.

– Не я.

– Не знаю, – весело отвечаю я. – Помощь незнакомцу – это, наверное, первый шаг к самосовершенствованию.

Почему-то мне кажется, что он улыбается.

– Как тебя зовут, малышка?

– Адина. Но мои друзья – точнее, подруга – зовет меня Ади⁸, – в ответ он лишь фыркает. – А тебя как зовут?

Его тон звучит почти обвиняюще.

– Почему тебя это интересует?

Я пожимаю плечами.

– Может быть, я пытаюсь завести еще одного друга.

Не знаю, почему, но он смеется над этим.

– Тебе не стоит со мной дружить, малышка. Все мои друзья умирают.

– Значит, тебе нужно больше друзей.

Еще один грубый смешок.

– Ты говоришь верные слова, малышка. Ладно. Меня зовут Ал.

– Ал? – повторяю я. – Это сокращение от чего-то?

– Понятия не имею, – он кашляет, почти задыхаясь. – Никогда не разговаривал с родителями. Сколько себя помню, я всегда был сам по себе.

– Понятно, – тихо отвечаю я, вспоминая, что тоже никогда не знала своего отца. Мое молчание, кажется, выбивает его из колеи и заставляет его заговорить.

– Да, и у меня нет друзей, которые могли бы дать мне прозвище.

– Ну, теперь у тебя есть, А⁹.

– Что? – переспрашивает он. – Разве это не твое прозвище, малышка?

– Да, данное мне Пэй. А ты, похоже, остановился на слове «малышка».

Он смеется, и этот звук заставляет меня улыбнуться.

– Ты абсолютно особенная, ты знаешь об этом, малышка?

Я кидаю остатки буханки в его сторону и наблюдаю, как он неохотно ее поднимает.

– Спасибо, А. Я…

Тяжёлые шаги эхом отражаются от стен темницы, заглушая мои слова.

Дверь камеры распахивается, и меня внезапно окружает толпа Гвардейцев. Двое из них поднимают меня с земли, не обращая внимания на мои сломанные пальцы. Я кричу, пытаясь защититься от них руками, и…

Вдруг начинаю задыхаться.

Они заткнули мне рот чем-то, похожим на хлопковую тряпку, которая заглушает мои крики, пока они тащат меня из камеры в коридор. Я в ярости, мои глаза встречаются с глазами Ала по ту сторону решетки. Теперь я вижу его лицо, покрытое морщинами и наполненное тревогой. Он качает головой, съежившись в своем углу.

Все его друзья в конечном итоге погибают. И я начинаю думать, что я не исключение.

Он отворачивается от очередного обреченного друга, его образ размывается, а мои веки начинают смыкаться.

А затем…

Затем ничего.

Тьма и ослепляющая боль – это все, что я помню.

Глава двадцатая

Макото

Люди выстраиваются на пути к Чаше, словно на параде. Солнце опаляет мою склоненную голову, отчего я покрываюсь потом. Оглядываюсь вокруг, рассматривая сотни илийцев, появляющихся со всех сторон. Кажется, что все трущобы собрались, чтобы увидеть исход финального Испытания.

Я чувствую давление каждой способности, что прибавляет весу ногам. Следуя за течением, я сливаюсь с окружающими фигурами и продолжаю путь к возвышающейся арене. При других обстоятельствах дорога заняла бы чуть больше часа. Но с такой толпой и их раздражающей способностью передвигаться как можно медленнее, это занимает гораздо больше времени.

К тому времени, как мы подходим к одному из многочисленных тоннелей, ведущих в Чашу, солнце достигает самой высокой точки. Покрытая бетоном арена выглядит холодной и неприветливой.

Разговоры и шаги эхом отражаются от арки тоннеля, через который мы проходим, прежде чем перед нами приподнятая над Ямой.

Ряды сидений, тянущихся к небу, заполнены тысячами ликующих Элитных. Размер этого места сам по себе устрашает, не говоря уже о том, что происходит ниже, в самой Яме. Гигантский лабиринт из зловещих живых изгородей тянется вдоль песка, окружая большую площадку в центре.

Я стою, глядя на арену, пока люди проходят мимо в поисках места. Только тогда я вспоминаю, что мне тоже необходимо найти его, и продолжаю двигаться дальше.

– Вы должны не только первыми добраться до центра…

Из большого стеклянного куба, дальше по пути, разносится громкий голос.

Король.

Сглатываю, чувствуя, как годы страха подступают к моему сжимающемуся горлу. Всегда считал, что день, когда я увижу короля, станет для меня последним. Но у меня еще есть время.

– … но и убить того, кто ждет вас там, – заключает он. Его глаза осматривают арену, и я нелепо беспокоюсь о том, что он найдет меня.

Однако его слова меня волнуют меньше всего. Меня не удивляет его готовность пожертвовать заключенными ради хорошего шоу. Все, что угодно, лишь бы повысить ставки для участников.

Оставшаяся часть его речи уходит на второй план, поскольку я направляю свое внимание на поиск того единственного человека, ради которого я здесь.

В моей крови гудят сотни способностей, и мне сложно подавить их, чтобы найти ее. Я почти не пользовался силой, которой обладаю, учитывая, что всю свою жизнь мне приходилось ее скрывать. Так что я задерживаюсь на первом слабом Фэйзере, которого могу найти.

Испытание начинается, и пространство наполняется криками и топотом ног. Моя внимание рассеивается. Я наблюдаю за тем, как участники мчатся сквозь густую листву к центру арены.

Закрыв глаза, я снова погружаюсь в поиск ее способности. И на этот раз, когда она щекочет мою кожу, я цепляюсь за нее.

Следуя за этим ощущением, я иду по проходу и осматриваю трибуны. С каждым шагом она становится все сильнее, все ближе.

До тех пор, пока не перестает нарастать.

Сила слабо гудит под кожей, и независимо от того, как далеко я прохожу, радиус ее действия не увеличивается.

Не успеваю оглянуться, как обхожу всю арену, отчаянно пытаясь зацепиться за ее яркую улыбку в толпе. Или, может быть, ее активную жестикуляцию руками, когда она увидит, что я приближаюсь.

Ничего.

Я резко останавливаюсь и разворачиваюсь. Замешательство поднимается к горлу и вырывается изо рта в виде разочарованного вздоха.

– Где же ты, Дина? – бормочу я в сторону раскинувшихся надо мной трибун.

Может быть, я сосредоточился не на том Фэйзере. Может быть, я ищу не свою Адину, а кого-то другого.

Снова закрываю глаза, заставляя себя сфокусироваться. Но эта сила кажется знакомой, очень личной. Она меня притягивает, и я понимаю, что это может быть только она.

И меня ведет вправо.

Я приоткрываю один глаз, находя рядом с собой лишь перила арены, и фыркаю, качая головой. Со мной явно что-то не так. Неужели Безмолвие, покрывающее трибуны, мешает моей способности даже чувствовать силы?

Попробовав снова ощутить ее, я быстро поворачиваюсь к перилам.

Вглядываюсь в Яму, рассматривая листву лабиринта, а над ней трансляцию записи происходящего. Пепельно-серебристые волосы подсказывают мне, что в данный момент передают изображение Пэйдин, пробегающей между изгородями.

И меня снова тянет.

Мой взгляд скользит по сцене, останавливаясь на песчаной поверхности в центре.

Я вижу фигурку. Маленькую и напуганную.

«… но и убить того, кто ждет вас там».

Так вот, как выглядит тот преступник, которому не повезло перенестись из тюрьмы в гораздо худшие условия.

Я моргаю, глядя на фигуру.

И внезапно у меня пересыхает во рту.

Мне приходится хвататься за перила перед собой, чтобы не упасть на колени.

Потому что я знаю эти темные волосы, эти кудри, подпрыгивающие при каждом испуганном повороте головы.

Я могу различить эти кривые пряди челки с того места, где стою.

Мой крик заглушает ревущая толпа.

Я нашел ее.

В сердце Испытания.

Глава двадцать первая

Адина

В Яме очень жарко.

Хотя, полагаю, этого можно было ожидать.

Я прихожу в себя от топота ног. В ушах звенит гул тысяч голосов, когда ко мне постепенно возвращаются чувства. Как только я раскрываю тяжелые веки, то ужасаюсь от вида окружающей меня живой изгороди.

Встать на ноги оказывается крайне трудно: мои ноги и руки связаны. Растерянно разглядываю кустарники вокруг, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за густой листвы. Хоть теперь я и не вижу свои пальцы, боль все равно не дает о себе забыть. Я стараюсь игнорировать образ треснувших костей и опухших суставов, который настойчиво мелькает в сознании.

Должно быть, вижу сон. Скорее, кошмар. Пэй придет ко мне, проведет пальцами по моему вспотевшему лбу, и мы устроимся под звездами за нашим Фортом. Ведь мысленно я именно там. Именно там я хочу быть физически.

Но я не там.

Под моими босыми ногами горячий песок, и солнечные лучи пробиваются сквозь лозы над головой. Это место – стена зелени, клетка из листвы, которая давит на меня. Это место одновременно чуждо и знакомо.

Мои глаза расширяются от осознания.

Это и есть Яма.

Почему я в Яме? Я не могу быть в Яме. Сегодня же должно быть последнее Испытание и…

Разве я не проснулась на последнем Испытании? Не может быть… Почему я вообще здесь?

Медленно поворачиваюсь, пытаясь бороться c путами, связывающими мои лодыжки. Голова болит от удара, от которого я потеряла сознание, мое зрение мутное.

Громкие шаги и нарастающие возгласы – единственные признаки того, что Испытание началось.

Я стою, не двигаясь, оглушенная, в надежде, что все это происходит лишь в моем воображении.

Пэй найдет меня. Она знает, что делать. Она всегда знает, что делать.

Капли пота скатываются по моему лицу. Пальцы пульсируют от боли. Голова болит. Живот урчит.

Кажется, что время замедляется. Я слышу приглушенный крик и поворачиваюсь в его сторону.

Этот ужас не может принадлежать Пэйдин. Нет, она сильная, она в безопасности, возможно, она уже прямо за этими кустами и вот-вот меня найдет. Терпение никогда не было моей добродетелью.

Четыреста девяносто три.

От скуки я начинаю считать секунды.

Я плохо стою из-за дрожи в ногах.

Четыреста девяносто четыре, четыреста девяносто пять, четыреста девяносто шесть…

Не совсем понимаю, что представляет собой это Испытание, но уверена, что мне досталась самая ужасная роль. Трудно не заметить, как пульсируют мои пальцы, и не думать о том, что меня бросили сюда не случайно.

Что им нужно от бесполезной швеи?

Пятьсот двадцать один, пятьсот двадцать два, пятьсот двадцать три…

Пэй обязательно победит.

Ее награда будет заключаться в том, чтобы найти меня.

Со всех сторон раздаются крики, звучат имена, которые я не могу разобрать.

Они знают, что я здесь? Видят, как я пытаюсь удержаться на ногах?

Мир начинает вращаться вокруг меня на пятьсот сорок седьмой секунде.

Горло настолько пересохло, что я едва могу глотать.

Пятьсот пятьдесят два.

Секунда тянется за секундой. Она вот-вот меня спасет.

Зрение начинает сужаться, создавая ощущение, словно я смотрю сквозь длинный тоннель.

Я просто хочу проснуться и увидеть звезды.

Из-за сильного головокружения я едва замечаю несущуюся ко мне фигуру.

– Адинa? – ее голос прорезает пелену боли.

Моя Пэй нашла меня.

Она мчится ко мне, песок разлетается из-под ее ног. Я чувствую такое облегчение, что оседаю на колени, улыбаясь ее размытой фигуре.

– Пэй! – кричу я, пытаясь встать, однако выражение ее лица заставляет меня остановиться. Почему она выглядит такой встревоженной? Она выиграла.

Может, я напугала ее своим исчезновением. Эта мысль побуждает меня извиниться, отчаянно пытаясь объяснить, где я находилась.

– Пэй, мне так жаль. Я…

Эта секунда тянется дольше всех предыдущих. Она ощущается как огонь. Как смерть. Как начало конца. Боль пронизывает все тело и расплывается в груди. Медленно смотрю вниз, на то, из-за чего я умру. Моргаю, глядя на окровавленную ветку, пробившую грудь, смутно размышляя, как она там оказалась.

Все кажется тусклым, приглушенным, как крик, вырывающийся из горла, которое мне не принадлежит. Глаза медленно находят бегущую ко мне девушку, я вижу, как на ее губах зарождается крик, но не слышу его.

Она подхватывает меня, прежде чем я падаю на песок. Я оказываюсь в объятиях, которые хочу почувствовать, но не могу. Ее пальцы осторожно убирают пряди с моего лба, и я изо всех сил стараюсь улыбнуться, наслаждаясь знакомым ощущением.

Она всегда рядом, чтобы вытаскивать меня из кошмаров и убирать непослушные пряди с глаз. Ощущаю боль, пронизывающую тело, но скорее, как понимание того, что сердце разбилось, даже не чувствуя, как оно ломается.

Продолжаю смотреть на нее. Моя сильная Пэй. Она говорит, что все будет хорошо. Знаю, что это не так. Я не глупая, я знаю, что умираю.

Она обещает достать мне медовые булочки. Говорит, что накормит так, что от них меня будет тошнить. Мы обе знаем, что это ложь. Моя любовь к булочкам умрет вместе со мной.

Умереть. Такое странное слово, которое я обычно ассоциирую с моими тканями¹⁰. Как странно использовать всего несколько букв, чтобы обозначить конец моего существования.

– … ты должна пообещать мне, что останешься…

Ее приглушенные слова пронизывают меня острее, чем ветка, торчащая из моей груди.

– Пэй, – я судорожно вдыхаю. – Ты же знаешь, я не даю обещаний, которые не могу сдержать.

Не слышу многое из того, что она говорит дальше. Ее слезы капают мне на лицо, хотя я не чувствую их сквозь онемение, накрывающее мое тело. Она по-прежнему упрямо не признает очевидного – смерть, стремится забрать меня.