Текст книги "Сексуальный папочка (ЛП)"

Автор книги: Лорен Блэйкли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Глава 4

Эбби

Я не буду искать в этом скрытый смысл. Хотя… эй, он принес мне десерт. Это одна из тех вещей, что делают парни, когда им нравится девушка, так ведь?

Когда я опускаю вилку в это неожиданное угощение, мысленно возвращаюсь к тому затяжному взгляду, каким он смотрел на меня, прежде чем ушел на ужин, и к тому, как он сказал «Для тебя». Восхитительная возможность зарождается во мне. Возможно, эта дорога не с односторонним движением, как я думала раньше. Возможно, только возможно, он тоже увлечен мной. Я двигаю тарелку на несколько сантиметров по столу и чувствую головокружение от этих новых мыслей, которые радостно прыгают в моей голове, подобно щенкам, бегающим по траве.

– Хочешь немного?

– Я думаю, что уже превысил возможный лимит потребления торта на сегодня, – говорит он.

Я размахиваю вилкой и поправляю его:

– Для торта не существует лимита. Мы с Харпер провели множество тестов и доказали это.

– Вы не смогли достичь предела?

Я качаю головой.

– Ни разу. Каждый кусочек, который ты съедаешь, повышает твой лимит еще на один укус.

Он поглаживает свой подбородок, будто обдумывая это.

– Значит, это подвижная цель? Лимит торта.

– Да. И мы тщательно изучили его, учитывая, что мы с тортом очень хорошие друзья. Вполне возможно, что нас разлучили при рождении, когда, лежащих в корзинках, выставили за порог «Куска торта».

Он знает мою подругу Харпер. Она – волшебница, и прошлой осенью он нанял ее выступать на пятом дне рождении Хейден. Тогда Харпер сказала мне, что слегка им увлечена, но это было до того, как она начала проводить больше времени с Ником. Теперь они безумно и всепоглощающе влюблены друг в друга. И это потрясающе.

Удивительно еще и то, что Саймон обратился к Харпер за советом по поводу няни. Он специально позвал ее выпить с ним кофе, чтобы попросить у нее рекомендации, потому что она хорошо ладит с детьми. Как раз этого он и хотел для Хейден, и поэтому нанял меня.

– Именно твоя любовь к сладостям воссоединила тебя с давно потерянной единокровной сестрой-волшебницей? – спрашивает он, прислонившись к кухонному островку.

– Это, и еще то, что мы учились вместе. – Я съедаю еще один маленький кусочек. Я наслаждаюсь ночными моментами, подобными этому. Мне нравится проводить время с его дочерью, но я также жажду этих кратких мгновений, когда она засыпает, и мы, взрослые, можем поговорить друг с другом.

– В колледже, верно? Предполагаю, что вы учились в разных школах, так как ты из Аризоны, а она отсюда.

Я киваю, впечатленная тем, что он помнит все детали, которыми я поделилась, а затем называю год, в котором мы окончили колледж. Он хмыкает и качает головой, а затем смеется.

– Что смешного?

– Это было всего четыре года назад. – Он указывает себе на грудь. – А я закончил колледж двенадцать лет назад.

Я откладываю вилку, кладу руки на стол и стреляю в него взглядом. Это одна из причин, почему мне нравится работать на Саймона. С ним я могу быть игривой. Я могу его дразнить. Он не мистер Серьезность в отличие от моего предыдущего работодателя.

– Я умею считать.

Подождите. Почему он заговорил про разницу в возрасте? Это любопытно. Может, потому, что уже поздно, или, может, потому, что он принес мне торт, или потому, что прошло уже много времени с того момента, когда я флиртовала в последний раз, но я решила продолжить блуждать по этому пути. Этот ряд вопросов похож на раздвижную дверь, приглашающую меня окунуться в новый способ взаимодействия с ним, который я тайно желаю.

Я пододвигаюсь ближе.

– И ты думаешь, что приобрел все знания мира за те восемь лет форы, что у тебя есть?

Он усмехается.

– Боже, нет. Иногда я думаю, что сейчас знаю меньше, чем тогда.

Я удивленно приподнимаю брови.

– Что ты имеешь в виду?

Он потирает рукой шею. Рукава рубашки закатаны, обнажая сильные, натренированные предплечья. В старшей школе он играл в футбол, а еще был баскетбольной звездой. Он один из немногих школьных спортсменов, который по-прежнему выглядит стройным и подтянутым в свои тридцать с небольшим. Его руки прекрасны. И я едва сдерживаю желание погладить эти предплечья, исследовать его бицепсы, крепко сжать плечи. На самом деле, на десерт я бы лучше отказалась от торта, и заказала бы себе одного очень сексуального отца-одиночку, если можно.

– Просто кое-что я мог бы сделать по-другому, – говорит он тихо, с сожалением. Его взгляд устремляется в сторону комнаты Хейден. – Но, в то же время, – говорит он, возвращая свое внимание ко мне, – я также думаю, что не изменил бы ни одной чертовой вещи.

– Понимаю, – тихо говорю я. – Прекрасно понимаю.

Он улыбается мне милой улыбочкой. Он не так много говорит о своей бывшей жене, но причину распада их брака понять не так уж и трудно. Мать Хейден связалась с кем-то с работы, и из-за молчания Саймона можно понять, что эти отношения наложили свой отпечаток на их брак.

Он никогда не называл Мириам неверной сукой, но, насколько мне известно, она такая и есть. Я встречалась с ней несколько раз, и она вполне искусно стреляла в меня презрительным взглядом и постоянно забывала мое имя. Она зовет меня Гэбби каждый раз, когда видит. Однако она – отличная мама, и прекрасно ладит с Хейден по выходным, которые они проводят вместе, и это все, о чем можно просить.

Но я не хочу продолжать о ней разговаривать, хоть даже и мельком.

– Как прошел твой ужин?

Пока я ем торт, Саймон рассказывает мне о своем вечере. Мне нравится слушать, как он говорит, сидя здесь, в тускло освещенном доме, когда время подходит к полуночи и слышатся слабые звуки Манхэттена, проскальзывающие сквозь окно.

– Габриэль очень общителен, и с ним легко разговаривать. Мы не обсуждали условия каких-либо потенциальных инвестиций, но хорошо поладили, – говорит Саймон, заканчивая рассказывать подробности своего ужина.

– Ты заключишь эту сделку, – с уверенностью говорю я.

Он выгибает бровь.

– Ты можешь видеть будущее?

– Разве я не указала это в своем резюме? В дополнении к моим удивительным языковым навыкам и таланту заботы о детях, я умею читать чайные листья. Этот навык все хотят видеть в своих… – Я замолкаю и впервые чувствую себя странно, когда говорю о своей работе. Няня. Возможно, это странно потому, что это первая ночь, когда я задержалась, чтобы поболтать со своим боссом так, будто мы – пара. Я спрашиваю его о деловом ужине, он приносит мне десерт, и мы переписываемся всю его дорогу до дома, но мы не пара.

– И чайные листья указывают на то, что Габриэль хочет мои деньги? – спрашивает Саймон.

– Совершенно верно. А как иначе? Ты знаешь толк в этом деле. Ты – кудесник. – Я знаю, что у него есть превосходное чутье, когда дело касается бизнеса. Я была свидетелем его таланта в действии, когда он принял пару телефонных звонков дома, и я знаю его послужной список. Этот мужчина всегда заключает сделки.

Я съедаю еще один кусочек торта, сотворенного ангелами. Тишина нарастает, и я думаю, но не уверена, что он наблюдает за тем, как я ем. Что его глаза следят за моими губами, когда я откусываю кусочек мягкого торта. Возможно, я это все выдумываю, но надежда согревает меня. Теплое нежное чувство распространяется по моим плечам, затем спускается к животу, и это снова происходит – один из тех моментов, когда наши взгляды встречаются. Этот взгляд вычеркивает все причины, почему наши отношения – плохая идея.

Потому что мое тело говорит, что мы бы идеально подошли друг другу.

Мое сердце сжимается, а по коже пробегают мурашки. Воздух между нами потрескивает. Я не могу отвести от него взгляд. Мне нравится, как он смотрит на меня и, кажется, он ищет моего одобрения.

Он скользит взглядом по моему лицу, а затем указывает на мой рот.

– У тебя…

– Что?

– Черничный соус, – говорит он хриплым низким голосом.

– Правда?

Я провожу рукой по губам, но он качает головой.

– Ты пропустила.

– Где?

Мои глаза следуют за его рукой. Он проводит большим пальцем по уголку моих губ. Его прикосновение длится меньше секунды, но оно вспышкой отражается в моей груди, и будто электрический разряд проносится по моей коже. Этот момент похож на разжигание спички, и теперь я горю. Все эти месяцы вожделения выходят на поверхность. Я хватаюсь за стол, надеваю сандалии и смотрю вниз.

Это глупо. Неразумно. Просто я увлеклась своим боссом. Позднее время сыграло со мной злую шутку, заставляя думать, что ночь – время возможностей.

На самом же деле, ночь создана для ошибок.

Когда я поднимаю голову, то вижу, что Саймон все еще смотрит на меня. Бабочки порхают в моем животе, и я дико желаю всего, что не могу получить. Я отчаянно хочу, желаю очутиться в его объятиях. Чтобы его тело прижималось к моему. Чтобы его губы исследовали мои. Руки прикасались к моим рукам, волосам, лицу.

Я хочу сказать что-нибудь, но не знаю, с чего начать, что прошептать, даже не знаю, как назвать эти секунды, что, казалось бы, близки к чему-то новому между нами. Наши взгляды направлены друг на друга, между нами полыхает огонь, и наша тяга – будто магнит. Я задерживаю дыхание. Если ни один из нас не произнесет ни слова, это не будет глупым риском. Если мы просто останемся здесь, существуя в этом моменте, мы можем притвориться, что между нами ничего нет.

Но это было бы ложью.

Это не безответные чувства. Они взаимны, горячи и наэлектризованы. Мужчина не сидит в темноте и не смотрит на женщину вот так, если не хочет чего-то большего. Не желая быть вместе.

Звуковой сигнал нарушает тишину. Он звучит незнакомо.

Затем я вспоминаю. Этот звук издает мой iPad.

Шум возвращает меня в реальность. Я хватаю планшет, но он скользит в моих руках, когда я пытаюсь восстановить связь с миром вокруг нас.

– Орлиная сигнализация, – шепчу я, указывая на устройство, хотя мой пульс все еще бешено колотится. – Я настроила систему оповещений на случай, если в гнезде есть активность.

– Так поздно?

– Уж как получится. – Я провожу пальцем по экрану и проверяю гнездо, транслируемое инфракрасными камерами, любезно установленной «ИглКам». (Примеч. EagleCam – компания, ведущая трансляцию жизни орлов в заповеднике). Но мама-птица просто поудобнее устраивается на своем месте, закрывая собой младенцев, прежде чем повернуть голову назад и зарыться ею в перья.

Вместе мы смотрим на экран. Вокруг царит полнейшая тишина, пока миссис Орел погружается в сон, а ветер шелестит между ветками ее дома, высоко над землей.

А я остро ощущаю пространство между нами. Как наши плечи почти соприкасаются. Как легкий вдох наполняет мои ноздри его ароматом – это чистый, древесный запах, который меня возбуждает. Как наше общение могло бы вылиться в нечто большее в одно мгновение. Я могла бы повернуть голову, и наши губы слились бы в поцелуе.

Простая мысль о его губах посылает в мою грудь вспышку тепла, которая как ртуть распространяется по моим венам. Держу пари, его поцелуи превосходны. Бьюсь об заклад, что расплавилась бы с головы до ног, если бы когда-нибудь ощутила, как его язык скользит по моему, как его руки ласкают мои бедра и обнимают меня.

Кажется, будто это одна из тех ночей, когда мечты становятся реальностью.

Но, по мере того, как эта мысль обретает форму, внутри меня появляется еще один голос. Он говорит мне быть осторожной. Что я надолго здесь задержалась, и слишком медлю.

Я очень рискую, чего делать не должна. Мне очень сильно нужна эта работа, и нельзя пересекать черту.

– Я должна идти, – говорю я. – Спасибо за торт.

– Спасибо, что осталась.

– Это моя работа.

Он кивает несколько раз, будто понимает, что, да, это моя работа. Вот почему я здесь в его доме. Чтобы наблюдать за Хейден, а не мечтать о мужчине, который оплачивает мои счета.

К тому же, работа важна для меня. Если я ее потеряю, у меня не будет подушки, чтобы мягко приземлиться. У некоторых из моих друзей есть трастовые фонды, или они по-прежнему получают поддержку от родителей. У меня этого нет. С тех пор, как я окончила колледж, я обеспечиваю себя сама. Мои родители щедры, и если бы они могли помочь, то непременно бы это сделали, но они упорно работают – папа менеджером в банке, а мама продает недвижимость в Финиксе. Они сосредоточены на том, чтобы отправить моих трех младших братьев в колледж. Они заплатили за большую часть моего обучения, а для остального я взяла кредит. Конечно, я бы могла жить где-то, где не так дорого, но лучшие рабочие места для человека с моими языковыми навыками находятся именно в таких городах, как Нью-Йорк. С помощью некоторых творческих решений мне удалось заставить Нью-Йорк работать на меня. Мне нужно, чтобы он работал на меня, потому что этот город – то место, где я могу процветать.

А это значит, что пришло время прочистить голову и крепко связать свое сердце, чтобы держать его под контролем. Я собираю свои вещи, и Саймон идет провожать меня к двери.

– Я вызвал для тебя «Убер». Машина должна ждать внизу. Черный «Ауди».

Мое сердце бешено бьется из-за этого внимательного жеста – заказа такси премиум класса.

Я и раньше работала допоздна. Саймону часто приходится ходить на ужины после того, как его дочь ложится спать, и он всегда вызывает мне «Убер» за свой счет. Я почти хочу предположить, что это кое-что значит, но мне также нравится мысль о том, что он – хороший парень, который хочет убедиться, что я вернусь домой с комфортом, целой и невредимой.

Хотя сегодня впервые я думаю, что он, возможно, тоже меня хочет.

Когда я возвращаюсь в свою квартиру, умываю лицо, снимаю цепочку с кулоном и укладываюсь в постель, и я не уверена, счастлива я или же чувствую сожаление от своего открытия. С одной стороны, если бы он не смотрел на меня так, как сегодня, если бы он не коснулся моих губ своим пальцем, у меня не было бы выбора, кроме как отпустить этот беспорядок чувств, кружащийся во мне.

С другой стороны, притяжение, возможно, только что стало взаимным, и от этого трудно отвернуться. Еще сложнее перестать вспоминать.

Когда проскальзываю под прохладные простыни, я представляю, как его руки поднимаются вверх по моей коже. Я вздыхаю, когда моя фантазия начинает бушевать, а пальцы перемещаются южнее. Затем они находят путь к местечку у меня между ног, и я представляю его, исследующего мое тело, как он проводит губами по моему плечу, шее, губам.

Я выгибаю спину, когда дрожь проходит по моему телу, зарождаясь в животе и поднимаясь к груди. Это опьяняет, и это так хорошо.

Мое дыхание ускоряется вместе с темпом ласк, и я представляю снова и снова, как бы я себя чувствовала, если бы он был здесь, возвышался надо мной. Я задыхаюсь, и этот звук превращается в протяжный стон, когда я представляю, как он опускается на меня своим твердым телом.

Он входит в меня, и я вздрагиваю. Я чувствую, как он движется во мне, и подхожу к краю. Затем я взрываюсь, и это чувство похоже на полет.

Вздрагивая, я выдыхаю его имя в темноту ночи.

* * *

Следующим утром я просыпаюсь от его сообщения, и вам будет трудно стереть улыбку с моего лица.

Саймон: Они кормят орлят завтраком. Если ты проснулась, то вот тебе предупреждение: у меня может случиться передозировка мимимишности.

Я могу получить передозировку умиления потому, что это, вроде как, самое милое сообщение на свете.

Нажимаю на «ИглКам», и сквозь меня проходит поток эндорфинов, когда я представляю, что мужчина с другой стороны Центрального парка смотрит на ту же самую сцену, что разворачивается перед моими глазами.

Это притяжение взаимно.

Глава 5

Эбби

После урока испанского, который я провела этим утром в Верхнем Вест-Сайде, я встречаюсь с Харпер в кафе быстрого питания, чтобы пообедать. Она показывает мне свое помолвочное кольцо с огромным бриллиантом, и огранка «Принцесса» настолько же великолепна, как я и представляла. Несколько недель назад она обручилась, и они с Ником отправились в Италию, чтобы это отпраздновать, так что я впервые смогла его нормально рассмотреть.

– Ник – собственник, – шучу я, глядя на кольцо.

– Он именно такой. И не только потому, что тебе досталась моя квартира, когда я переехала к нему, – говорит она, подмигивая. Ее квартира – сделка века. Она принадлежит ее родителям, а цена за аренду смехотворна мала. Я безумно люблю Харпер и ее родителей за то, что сделали меня своим новым арендатором. И благодаря этому выбору жилья, переезд в Нью-Йорк стал для меня возможным.

– Я никогда бы не стала шутить об истинной любви, особенно, когда, благодаря ей, я получаю самую дешевую арендную плату на Манхэттене, – дразню я.

– И самая дешевая арендная плата в мире является самым большим признаком настоящей дружбы, – говорит Харпер, а затем вздыхает и расправляет плечи. – Но знаешь ли ты, какой второй по величине признак?

Я качаю головой.

– Неа. Но готова поспорить, ты собираешься мне это сказать.

Она откладывает свою ложку.

– Ты будешь одной из моих подружек невесты?

Я визжу.

Нет другого способа описать мою реакцию, кроме как настоящий пронзительный крик восторга. Я спрыгиваю с табурета у стойки и сжимаю ее в объятиях. Я где-то на сантиметров пятнадцать ниже, поэтому выгляжу, как коротышка рядом с ней.

– Так это «да», Эстер?

Я отпускаю ее, приглаживаю свою блузку и принимаю высокомерное выражение лица.

– Возможно. Зависит от того, каким будет платье.

Она усмехается.

– Оно ужасно. Я выбрала мятно-зеленое платье с оборками, желтым лифом и с рукавами-фонариками.

Я широко улыбаюсь.

– Значит, я буду похожа на пасху. Отлично!

Харпер пихает меня локтем и делает глоток своего чая.

– А если серьезно, то я хочу сделать черный основным цветом. Так что ты сможешь снова его надеть.

Я сжимаю ладони вместе, словно в молитве.

– Теперь вот это – самый большой признак дружбы.

– И раз уж черный цвет довольно сексуален, ты будешь выглядеть неимоверно горячо, и все одинокие мужчины падут к твоим ногам.

Я поднимаю обе руки высоко над головой.

– Господи, пусть на свадьбе Харпер польется дождь из сексуальных мужиков. – Я снова сажусь на стул. – И мой ответ: для меня неимоверная честь быть твоей подружкой невесты. А теперь расскажи мне о своих планах на свадьбу.

Поедая лапшу, она рассказывает мне о свадьбе своей мечты, и я наслаждаюсь каждой деталью. Когда мы выходим из кафе, она подхватывает меня под руку и говорит:

– Твоя очередь. Скажи мне кое-что. В своем классе испанского ты встретила каких-нибудь удивительно остроумных, ярких, добрых и красивых мужчин? Подожди. Нет. В парке. Ты нашла самого сексуального в городе мужчину-няню и собираешься родить от него самую очаровательную малышку по имени Энни?

Я смеюсь, когда мы пробираемся по переполненной улице.

– Потрясающе горячий гетеросексуальный мужчина-няня – словно красная панда. Редко встречается в дикой природе.

– Мне нравится, когда ты говоришь о зоологии. – Харпер убирает огненно-рыжую прядь со своей щеки. – Как насчет твоих занятий?

– Встретила ли я там красных панд? – выпаливаю я.

Она смеется.

– Ха. Там есть сексуальные парни?

В дополнение к курсам испанского языка я даю несколько уроков в корпорациях, которые помогают своим сотрудникам изучить больше языков для ведения международного бизнеса, а еще у меня есть несколько учеников, с которыми я занимаюсь персонально. Это хороший дополнительный заработок, даже несмотря на то, что няням и так хорошо платят. Но это Нью-Йорк. Юной леди требуется много денег для жизни здесь, даже несмотря на то, что она заключила превосходную сделку об аренде квартиры.

Мы останавливаемся на пешеходном переходе, когда загорается красный свет.

– У меня не было времени изучить свежее мясо на занятиях, – шучу я. – Поскольку, как ты уже знаешь, я пыталась научить их спрягать.

– Знаешь, как говорят: все начинается со спряжения. А затем это приводит к желаемому завершению.

Я закатываю глаза.

– Ты сумасшедшая. И настырная.

Она потирает руки, словно злодей из фильма, обдумывающий свой зловещий план.

– Но что, если ты нравишься одному из студентов? Ты была бы секси учительницей, а затем у тебя могли бы развиться запретные отношения с учеником, – говорит она шепотом, пока теплое солнце опаляет нас своими лучами.

– Не хочу тебя расстраивать, но я не думаю, что это запрещено, раз уж я учу взрослых.

Харпер щелкает пальцами.

– Проклятье. Что насчет Саймона?

Прямолинейность ее вопроса заставляет меня замедлить темп.

– А что насчет него? – отвечаю я, сохраняя спокойный тон. Я не хочу рассказывать, что мы подружились за просмотром «ИглКам». Крошечные хищные птицы совершенно очаровательны, и мне нравится беседовать с ним об орлах. Но если я скажу Харпер, что мы о них переписываемся, она все поймет, и мои неуместные чувства будут раскрыты. Я не уверена, что готова к этому.

– На работе все хорошо? – спрашивает она, потянув меня за руку, чтобы мы продолжили наш путь.

– Он – отличный босс. Очень непринужденный, спокойный и умный, и мы весело проводим вместе время. – И, черт возьми, я сказала слишком много. Я почти раскрыла себя.

Харпер резко тормозит на остановке возле закусочной. Оттуда доносится запах бекона, когда посетитель открывает дверь. Моя подруга тыкает меня в плечо и прищуривает свои голубые глаза, глядя на меня.

– Он тебе нравится, ведь так?

– Нет, – говорю я, громко смеясь, чтобы доказать, что не чувствую этого к нему. – Совсем нет.

Она скрещивает руки.

– Отрицание ни к чему тебя не приведет. И я это вижу.

– Как?

– Этот твой фальшивый смех для начала. И то, как ты описывала его черты характера своим «о-я-так-хочу-чтобы-он-был-моим» голосом.

Я пытаюсь отмахнуться от этого.

– А вот и нет, – отшучиваюсь я, но румянец, появляющийся на моих щеках, делает этот протест бессмысленным.

– А теперь и румянец на твоих щеках.

– Ладно, – говорю я с ворчанием. – Возможно, он мне немного нравится.

Она выгибает бровь.

– Немного?

– Хорошо, сильно, – признаюсь я.

Ее глаза загораются.

– Так и знала!

Облегчение неожиданно наполняет меня. Хорошо, что я призналась в том, что так долго держала в себе. Может быть, я хочу обсудить его. О, черт возьми, я всегда хочу говорить о нем.

– Думаешь, это смешно чувствовать что-то к своему боссу? – Я поднимаю руку, останавливая ее. – Подожди. Не отвечай. Я уже знаю. Это смешно.

Харпер обнимает меня.

– Я вовсе не думаю, что это смешно. Он – хороший парень, он без ума от своей дочери, гуляет с ней по городу, делает с ней всякие крутые вещи. Но ты знаешь это лучше меня. А еще я знаю, что прошлой осенью он решил найти кого-то, кто тоже будет делать крутые вещи вместе с ней. Кого-то, кто будет ходить в «Музей естественной истории» вместе с Хейден, а не писать смс своим подружкам-нянькам о том, что собирается делать после работы. Вот почему я посоветовала ему тебя. И я знаю, что эта работа важна для тебя, поэтому, чтобы ни случилось, будь осторожна, хорошо?

– Ты имеешь в виду всегда предохраняться? – говорю я с серьезным выражением лица.

Ее глаза почти выскакивают из орбит.

– Это не совсем то, что я имела в виду. Но да. Безусловно. – Она делает паузу, а затем продолжает серьезным тоном: – Но я имела в виду твое сердце.

– Я знаю, – мягко говорю я.

– Очень многое поставлено на карту. Вот почему я это говорю.

Я вздыхаю.

– Да, ты права. Я буду осторожна, обещаю.

Она указывает на меня.

– Увидимся в пятницу. Мы же по-прежнему собираемся пойти куда-нибудь?

Я киваю.

– Конечно. Только напиши мне время.

Подруга быстро обнимает меня, а затем убегает.

Я повторяю про себя ее предупреждение, пока иду к нему домой в Верхнем Ист-Сайде.

Будь осторожна.

Я медленно приближаюсь к его дому и вхожу в лифт. Когда нажимаю на кнопку его этажа, я кладу руку на свой живот и стараюсь успокоить буйство возбуждения в своем теле. Я осторожна, когда выхожу на его этаже и стучу в дверь, но дикая нервозность все-таки проносится сквозь меня.

Хейден открывает дверь, широко ее распахивая. Она обнимает меня за талию, почти повиснув на мне.

– Эбби! Присоединяйся к нашему чаепитию!

Она хватает меня за руку и тянет в гостиную, величественно указывая на свой голубой стол с динозаврами. Он сервирован для чаепития, и ее папа уже наслаждается чашечкой чая.

Я отчаянно пытаюсь не думать о том, как он коснулся моего лица прошлой ночью. Или как прислал мне смс сегодня утром. Или то, что он принес мне торт.

Но битва проиграна. Как я могу думать о чем-то другом, кроме сладких головокружительных мыслей, когда смотрю на него. Этот мужчина выглядит совершенно очаровательно, сидя за маленьким столиком: его колени высоко задраны, так как он сидит на крохотном стульчике и пьет чай со своей дочерью и игрушечным слоником.

Хейден хватает большой стул и ставит его рядом со мной. Я бросаю сумку, улыбаюсь Саймону и вливаюсь в вечеринку. Мое место за этим столом гораздо удобнее, чем у него.

– Хочешь еще персиково-малинового чая с кокосом и шоколадом? – спрашивает Хейден у слона.

Саймон поднимает серую игрушку и заставляет ее кивать.

– Да, пожалуйста. С медом, сахаром и сиропом, – говорит он низким голосом.

Хейден берет свой пластиковый чайничек и наливает чай для игрушки. Она поднимает чашку и смотрит на меня.

– Хочешь попробовать этот волшебный чай?

Я с энтузиазмом киваю.

– С радостью. Что делает этот волшебный чай?

Она шепчет, пока наливает мне чай:

– Твои волосы станут фиолетовыми.

Мои глаза округляются, и я хлопаю в ладоши.

– Я пришла на правильное чаепитие. Я как раз искала чай, который сможет это сделать.

Она вручает мне чашку, и я делаю воображаемый глоток. Потом провожу рукой по своим волнистым волосам, и Саймон притворяется удивленным.

– Это уже происходит. Я вижу фиолетовые пряди в твоих волосах.

Хейден стреляет в него красноречивым взглядом.

– Нет, папочка. Оказывается, она случайно выпила чай с радужным зельем, и как только ее волосы превратятся в радугу, гномы придут и украдут ее. – Она переводит свой взгляд на меня. – Эбби! Твои волосы окрашиваются во все цвета радуги!

Я открываю рот в форме буквы «О».

– Так будет всегда? – Я оглядываюсь, притворяясь, что ищу гномов. – Они придут за мной?

Хейден тут же наливает еще воображаемого чая.

– Нет, если ты быстро выпьешь противоядие, – говорит она и подталкивает ко мне чашку.

Я опустошаю ее за секунду.

– Мои волосы стали нормальными?

– Все в порядке, – заявляет она с улыбкой на лице.

– Фух. – Саймон проводит рукой по лбу. – Мы почти потеряли Эбби из-за гномов.

– Я так рада, что мы смогли спасти ее, – вторит Хейден с притворным облегчением.

Хейден продолжает угощать нас фиолетовым и черным печеньем (ненастоящим), неоновым тортом (также вымышленным), и, наконец, электрическим бисквитом (тоже не реальным). Все они очень вкусные.

– Что тебе понравилось больше всего? – спрашивает она у папы.

– Электрический бисквит, конечно, – отвечает он.

– Ты сможешь добавить его в меню ресторана Габриэля?

– Сделаю все возможное, чтобы обсудить это с ним.

Я улыбаюсь, слушая их разговор и ее интерпретации его работы. У них такие прекрасные отношения. Все так, как и должно быть, и легкость их разговора и игры завораживает. Это свидетельство того, как много он дарит ей, будучи отцом.

Хотя я и не хочу заводить детей в ближайшее время, но тот факт, что он превосходный отец… хорошо, я просто скажу: это очень сильно заводит. Когда я наблюдаю, как он общается со своей дочерью, то, как женщина, будто получаю передозировку мужской привлекательности. Саймон не один из тех отцов из ситкомов, которые становятся полнейшими шутами и не знают, что делать, когда его дочери нужно пописать или принять ванну, или надеть платье. Он не отец-одиночка, который нанял няню, потому что не может понять, как быть родителем.

Наоборот. Он это может. Он нанял меня потому, что занят работой, а не потому, что он один из тех идиотских отцов, которые забывают забрать своего ребенка из детского сада, как в плохой комедии, а потом несутся через весь город, чтобы встретить неодобрительный взгляд воспитателя. Саймон – полная противоположность этому. Он знает, как отвезти свою дочку к врачу, когда у нее лихорадка, и как купить ей одежду.

Боже мой, этот мужчина даже знает, как заплести ей волосы в косу.

Ну, в обычную косу. Не французскую. Возможно, это его ахиллесова пята.

Несколько недель назад я сказала Хейден, что если лечь спать с косичками, то утром ты проснешься с волнистыми волосами. Ей нравятся мои кудри и волнистые локоны, поэтому она просто умоляла его заплести ей волосы в косу. Хотя я была бы рада сказать, что научила его этому, но он уже знал все основы. Но когда Хейден следующей ночью попросила его заплести ей французскую косу, он повернулся ко мне, беспомощно пожимая плечами.

– Есть ли шанс, что ты покажешь мне, как заплести волосы моей дочери во французскую косу?

Он улыбался этой сладкой кривоватой улыбкой и смотрел полным надежды взглядом, что устоять было просто невозможно.

– И почему я думала, что ты никогда не спросишь? – Я показала ему, как заплести французскую косу, и, хорошо, ладно, может быть, в этот момент он был немного похож на отца из ситкома. Он не мог справиться с этим, как бы ни старался. Волосы Хейден были спутаны, мне пришлось прийти к нему на помощь и все исправить.

Итак, есть одна вещь, в которой он совсем плох. Никто не идеален.

Хейден доедает свое последнее вымышленное печенье и сжимает мою руку.

– Эбби, мы можем пойти сегодня в парк и поиграть в футбол?

– Конечно, – говорю я, когда мы встаем из-за стола и убираем все ее чайные принадлежности.

Саймон жестом указывает на свою рубашку и брюки, почти что извиняясь.

– Мне нужно идти. Встречи и все такое.

У него необычный рабочий день, но это нам даже на руку. Раз уж он часто опаздывает на ужины, то обычно он рядом с Хейден по утрам, чтобы отвезти ее в школу или на занятия. Сейчас же на дворе лето, и свое утро они проводят вместе, и я большинство дней прихожу не раньше двенадцати. Это хорошо и для меня тоже, потому что так у меня появляется время для репетиторства и преподавания по утрам.

После быстрых объятий с Хейден он прощается и уходит, закрывая за собой дверь.

Я глубоко вздыхаю от облегчения, когда он уходит. Я думала, что сегодня между нами возникнет неловкость, учитывая волнение и бабочек в груди, когда я приехала. Но, по-видимому, вчерашняя ночь была просто вспышкой, одним из тех моментов, когда есть напряжение и связь, но из этого так ничего и не выходит. Меня это устраивает. Между нами, возможно, и проскальзывают искры, но это не значит, что огонь обязательно вспыхнет.

Я провожу день с Хейден: пинаю футбольный мяч в парке, бегаю за ней вокруг детской площадки. Затем мы катаемся на карусели, и, наконец, останавливаемся у грузовичка с едой, покупаем хумус, питы и бутилированную воду на обед и, расслабляясь на скамейке в парке, болтаем об облаках, небе и деревьях.

Когда мы возвращаемся домой ранним вечером, я готовлю для нее ванну, а затем обязательно чищу свои зубы. После еды полезно чистить зубы, не так ли? Особенно если на обед был хумус. Я делаю это потому, что хочу, чтобы, когда ее папа придет домой через несколько минут, мое дыхание было свежим.