Текст книги "Принцесса маори"
Автор книги: Лора Вальден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Лора Вальден
Принцесса маори
Предисловие
Хрупкая белокурая девушка в изношенном платье стоит совершенно одна на пустом пыльном перроне. Никто не встречает ее. Никому нет дела до незнакомки… Зачем она здесь? Вернется ли когда-нибудь в родной дом? Увидится ли с отцом и братом?
Тогда Ева Шиндлер еще не знала ответы на эти вопросы. Неумолимый рок забросил наивную юную девушку из уютного, тихого, окруженного виноградниками дома в Пфальце на другой конец света – в далекую Новую Зеландию.
После Первой мировой войны семейный бизнес Шиндлеров – производство вина – пришел в упадок. Сыграло свою роль ранение отца, а также его заветная мечта о свободном Пфальце, ради которой Питер присоединился к сепаратистам. Все закончилось печально: его вынудили продать виноградники. Чтобы вернуть земельные угодья, Питер с сыном решили отправиться на заработки в Америку. Ева же с матерью должны были все это время провести у родных отца, в Новой Зеландии. Но хрупкое душевное здоровье матери не выдержало испытания разлукой и долгой, полной невзгод дорогой. В результате девушка оказалась в чужой стране совершенно одна. С первых минут ей хотелось бежать отсюда, а после знакомства с родней это желание только окрепло. Бедной родственнице в доме были не рады. Тетка видела в ней лишь обузу, а кузина – соперницу. Ева твердо решила покинуть негостеприимный дом при первой же возможности, но…
Искренняя улыбка ее кузена Адриана вдруг пробудила в душе белокурой красавицы чувство, в котором она боялась признаться даже самой себе. Да, у них сходные вкусы, общие интересы, а еще… у него такие потрясающе красивые глаза! Только его взгляд, полный любви, мог сделать Еву счастливой. И вот настал тот день, когда Адриан назвал ее своей женой. Однако в тот же роковой день она стала вдовой… Ужасное землетрясение унесло сотни жизней, а ее муж исчез.
Шли годы. Но Ева хранила в сокровенных тайниках сердца память о возлюбленном. А Даниэль, давний друг Адриана, надеялся, что она наконец ответит на его чувство…
Только теперь Ева поняла, что ее судьба неразрывно связана с этим удивительным краем. А еще – с жизнью принцессы маори Ахоранги. Когда-то гордая дочь вождя покинула свой род ради любви к пакеха – белокожему переселенцу Тому. Соплеменник Хеху, женой которого она должна была стать, не стал мстить. Ее счастье было ему дороже всего на свете. Однако через много лет после гибели Тома Хеху вдруг появился в доме Ахоранги…
Судьбы двух сильных, прекрасных, талантливых женщин переплелись в полную романтики, приключений, интриг и любви историю, которую создала для вас Лаура Вальден.
Лаура никогда не мечтала стать писательницей, она изучала юриспруденцию и попала на стажировку в Новую Зеландию. Эта необыкновенная земля, красота гор и лесов, зеркальная гладь озер, мужество и искренность живущих здесь людей покорили ее. Она забросила некогда любимую работу и взялась за перо. Ее статьи о Новой Зеландии пользовались популярностью, но сама журналистка чувствовала, что история, которую она хочет написать, не вместится в узкие рамки журнальной статьи. И вот перед вами ее первый роман – история о любви, вере и надежде.
Часть первая
1. Паверти-бей, декабрь 1867 года
Вся деревня пребывала в ожидании грандиозной церемонии. Вождь Ране Канахау сидел на троне из пальмовых листьев и с довольным видом наблюдал за деятельной подготовкой к торжественному празднеству, посвященному старшей дочери. Он сам протянул тохунгата-моко, татуировщикам, око – украшенную деревянную шкатулку, в которой хранились красители из авхето и нгареху, передававшиеся из поколения в поколение. Моко ни с чем нельзя было спутать.
Татуировщики, двое пожилых мужчин, уже нанесли вождю знак власти на его лицо и бедро. Тот очень гордился неповторимыми узорами. По знаку моко каждый мог понять, что он не просто вождь, но великий правитель. Этот день был совершенно особенным. Как же Канахау хотелось иметь сына, которому он мог бы оставить трон! Но бог плодородия отказал вождю и его жене в исполнении этого желания. Подарил лишь двух дочерей. Теперь Канахау надеялся только на старшую дочь, которая не уступала юношам ни в охоте, ни в рыбалке. Если бы она не выглядела как девушка, Канахау мог бы подумать, что вырастил сына. Она казалась дикой и стремительной. Настоящая воительница. Вождь вспомнил о нападении врагов, случившемся несколько лет назад. Ахоранги тогда было одиннадцать, но она сражалась наравне с мужчинами. Он гордился ее храбростью, но теперь пришло время, и дочь должна исполнить свой женский долг. Сегодняшняя церемония посвящалась ее бракосочетанию.
Хеху, жених, с детских лет был другом Ахоранги. Хеху – сын одного из вождей, присягнувших на верность Канахау, – почти все время проводил с ней. Состязания между ними происходили легендарные! Они мерялись силами как братья, даже в традиционных боях с палками, когда мужчины сражались один на один. Хеху нравилась принцесса, и это не укрылось от отцовского глаза. Молодой человек был вне себя от радости, когда Канахау предложил ему взять в жены свою дочь в день татуировки. Ахоранги же, напротив, отреагировала на это вспышкой гнева. Она ни в коем случае не хотела становиться женой. Однако отец убедил ее, что свадьба – дело решенное. С того времени его дочь ходила по деревне с мрачным видом. Никто не отваживался говорить с ней, и Ахоранги не удостаивала своего друга Хеху даже взглядом. Вождю было жаль парня. Тот снова и снова искал близости с Ахоранги, но постоянно получал отпор.
Канахау глубоко вздохнул, когда его взгляд остановился на гордом и отстраненном лице старшей дочери. Он любил ее всем сердцем, намного больше, чем младшую на год Харакеке, упрямство которой тоже доставляло немало хлопот. Сможет ли Хеху совладать с таким диким нравом? Но еще больше, чем сопротивление дочери браку, вождя волновало ее отвращение к моко. Она молилась, чтобы ее лицо не покрыли символами их предков. Она бы еще согласилась нанести татуировки на ноги, тогда бы никто с первого взгляда не смог распознать ее высокое происхождение.
Но именно для того и наносятся татуировки! Моко должно было украсить ее подбородок.
«Я буду выглядеть как бородатый мужчина», – заявила она отцу. «Ты же всегда хотела выглядеть как парень», – ответил он, но дочь не могла смириться с предстоящим. И то, что она произнесла потом, не давало покоя Канахау даже сейчас, в этот праздничный момент, который отделял Ахоранги от торжественного посвящения. Она с вызовом спросила отца: «Почему у англичанок нет на лице моко?» Она не сомневалась, что пакеха в этом вопросе намного цивилизованнее маори. Ее слова ранили Канахау до глубины души. Он не видел, в чем белые превосходят его народ.
Канахау глубоко вздохнул и попытался расслабиться, откинувшись на спинку трона. Чего он боится? Ведь ничего не может произойти!
Молодые воины из племен Хеху и Канахау готовы были к хака – ритуальному танцу маори, с которого начиналось посвящение Ахоранги. Татуировщики уже раскладывали инструменты перед принцессой. Это были скребки, сделанные из костей альбатроса. Канахау с гордостью подумал, что вскоре нежная кожа его дочери покроется шрамами и огрубеет. Вождю не нравилась бархатная кожа женщин пакеха, он не понимал, как может нравиться такое светлое и гладкое лицо. Когда дочери нанесут знак принцессы маори, в будущем ей наверняка больше не придут в голову такие глупые сравнения. Так, во всяком случае, Канахау думал в тот миг.
Женщины хором затянули песню. Их голоса, заполнившие возвышенность, уносились далеко в море.
Канахау украдкой смахнул слезу из уголка глаза. Как сильно скучал он по жене, умершей почти год назад! Как бы она гордилась, если бы могла видеть, что ее буйную дочь обуздали и научили с уважением относиться к ритуалам предков! Если бы мать была жива, возможно, она поддержала бы Ахоранги и дочь не стала бы выходить замуж и наносить татуировки. А если бы все было по воле Канахау, этот день отпраздновали бы еще два года назад. Но его жена всегда заступалась за дочь и переубеждала мужа. Ихапера умоляла мужа, чтобы ритуал произошел после шестнадцатилетия дочери. Тем временем Ахоранги исполнилось семнадцать, и она казалась отцу зрелой, словно батат, который слишком долго лежал в кладовой.
Канахау захотел в последний раз взглянуть на чистое детское лицо. Дочь удивительно походила на мать. Когда он подумал об этом, то вспомнил, как в свое время резко отреагировал его отец на то, что сын решил жениться на «узколицей» – так он всю жизнь называл невестку. Канахау удивительно привлекали именно эти, нетипичные для маори черты лица. Но у Ихаперы была татуировка на подбородке, и жена носила ее с гордостью. Именно на подбородке тахунгата-моко будут делать татуировку его дочери.
Вдруг пение женщин прекратилось, раздались громкие крики. Канахау испуганно взглянул на дочь. Группа всадников прокладывала себе путь сквозь толпу визжащих женщин. Откуда взялись эти мужчины, знали лишь боги. Вождь все еще не до конца осознал происходящее. И только когда один из мужчин схватил его дочь Харакеке и взвалил на лошадь, Канахау понял: это нападение. Он слышал, что охочие до любви поселенцы воруют женщин-маори. Но как они осмелились напасть на его деревню, да еще в такой день?!
Канахау встал и подал знак воинам, которые ожидали своего часа, чтобы станцевать хака. Они должны были защититься от чужаков. С боевым кличем воины бросились на пакеха и повергли их в бегство. Разразившись проклятиями, те пустили лошадей галопом. Канахау тоже ринулся в суматоху боя и уже готов был настигнуть последнего из нападавших, как испуганный крик заставил его обернуться.
У вождя перехватило дыхание. Место, на котором только что сидела его любимая дочь Ахоранги, заполнилось облаком пыли, поднятой копытами лошади. Когда пыль рассеялась, вождь увидел пустой трон и издал пронзительный вопль.
2. Поезд в Нейпир, декабрь 1930 года
Вначале Ева зачарованно смотрела из окна вагона. Настолько девственного пейзажа она никогда прежде не видела. До вчерашнего дня она редко уезжала из Баденхайма, этого маленького пфальцского мирка с невысокими холмами и виноградниками, которые тянулись, сколько хватало глаз. Она всегда хотела когда-нибудь сбежать отсюда, но как быстро ее потаенные мечты могут воплотиться в жизнь, даже не подозревала.
Все случилось четыре месяца назад. Вряд ли она сможет вычеркнуть из памяти вечер, когда отец, сидя с ней при свечах, рассказывал о своем намерении. Она никогда не забудет, как мать восприняла новость об их скором отъезде. Ева привыкла, что мать иногда часами может сидеть в кресле и мрачно смотреть в одну точку. Но мать и не вскрикнула, узнав, что им со дня на день придется покинуть родину. Это очень удивило Еву.
Сама она едва могла скрыть восторг от предстоящего путешествия. Америка была чем-то большим, на что она даже не смела надеяться. Но вскоре ее радости пришел конец: отец хотел взять с собой лишь ее брата Ганса. Его душевнобольная жена и темпераментная дочка должны были отправиться в Новую Зеландию к какой-то кузине.
– Ваш билет, пожалуйста! – английская речь вырвала ее из воспоминаний.
Ева вздрогнула и начала искать билет, роясь в кармане. Она его купила на последние деньги, которые мать припасла ей для путешествия на корабле. Еву должны были встретить в Окленде. Но после того, как она в полном одиночестве прождала на набережной целый день, девушка решила позвонить тетке. По телефону ей сообщили, что нужно взять билет на поезд в Веллингтон, потом в Таумарунуи пересесть на поезд в направлении Нейпира. И уже там, в Нейпире, ее с вокзала заберут домой.
Голос тетки показался не очень дружелюбным. Хотя она написала отцу довольно милое письмо, сообщив, что с радостью примет пожить его жену и дочь на два года. На виноградниках много работы, и все будут рады любой помощи.
Видимо, теперь обстоятельства изменились, потому что о доме в городе не могло быть и речи.
– Вы спите, что ли? – услышала она голос проводника.
– Нет, вот мой билет! – поспешно ответила Ева на английском.
– Откуда вы?
Ева вздрогнула. Неужели слышно, что она приехала из Германии? Ведь она так прилежно училась! Все путешествие девушка сидела на кровати, уткнувшись в книги. Она ни в коем случае не хотела выглядеть на другом конце земли немой идиоткой.
– Я из Германии, – нерешительно ответила Ева.
Лицо проводника просияло.
– Именно это я и заподозрил. Я не совру, если скажу, что сразу понял: вы родом из Пфальца.
Ева тоже засветилась от радости. Она старательно закивала.
– Да, из Баденхайма!
Мужчина разгладил бороду.
– Не знаю такого города, но я здесь уже больше сорока лет. Я был еще ребенком, когда мы сюда переехали… – Он запнулся и внимательно взглянул на девушку. – Вас, что же, одну отправили путешествовать через весь мир?
– Нет, я ехала с матерью, но она умерла по дороге…
Слезы навернулись у нее на глаза, девушка не могла ничего с этим поделать. Все снова всплыло в памяти, будто она опять оказалась на корабле. «Она умерла!» – произнесла с сочувствием какая-то старая женщина, сидящая на соседней койке, когда Ева, словно безумная, трясла безжизненное тело матери.
Спустя мгновение девушка поняла, что старуха права. Но она просто не хотела в это верить. Ева бросилась в спальный отсек, чтобы позвать доктора Франке. Он тут же подошел вместе с ней к койке матери. Доктор Франке хорошо знал женщину, она добровольно вызвалась помогать ему во время сильнейшей эпидемии гриппа, разразившейся среди пассажиров корабля. Ева и ее мать неустанно ухаживали за больными. Конечно, они боялись, что тоже заразятся, но у них не было даже насморка. Тем временем эпидемия на борту прекратилась, унеся лишь несколько жизней.
Седой врач побледнел, когда склонился над Мартой Шиндлер.
– Ваша мать мертва, – заключил он после осмотра.
– Но ведь еще вчера она была совершенно здорова! У нее не было ни единого симптома ужасного гриппа. И на слабое сердце она не жаловалась. Этого не может быть! – отчаянно возражала Ева.
Доктор Франке подал Еве знак следовать за ним, их провожали любопытные взгляды остальных пассажирок.
Ева вышла из спального отсека, она все еще не осознавала, что произошло.
– Я удивился, когда обнаружил, что у нас украли веронал, но вот пустой пузырек. – Доктор поднял его вверх.
– Но где вы его нашли?
– Он лежал под одеялом вашей матери. Я только что обнаружил его во время осмотра. Крепитесь, ваша мать покончила с собой.
– Она уже когда-то пыталась, – едва слышно произнесла Ева. Отец рассказывал ей, что вскоре после родов у матери началась меланхолия[1]1
Термин, обозначавший до начала XX века один из видов психических расстройств, приводящих к неприятным болезненным душевным мучениям. В настоящее время вместо понятия «меланхолия» в медицинских целях используется термин «депрессия». (Здесь и далее прим. автора, если не указано другое.)
[Закрыть].
Тем временем на лавку рядом с Евой присел проводник и обнял ее. Когда девушка поняла, что незнакомый мужчина пытается ее утешить, она громко всхлипнула.
Наконец она смогла расплакаться. Все время после того ужасного дня она была словно в оцепенении.
– Ну-ну, не нужно печалиться, – словно откуда-то издалека слышала она немецкую речь проводника, но ничего не могла поделать со слезами.
Так должно быть. Наконец-то она заплакала! Все удивлялись, почему она не плачет, когда капитан сбросил мешок с телом матери в море. Но Ева не могла плакать. Внутри у нее все будто окаменело.
И только когда Ева прильнула к незнакомому крупному мужчине-земляку, она осознала, что потеряла мать и оказалась в чужой стране совершенно одна.
«Я напишу отцу, чтобы он выслал мне денег на билет, тогда я скоро его увижу, – уговаривала она сама себя. – И не через два года, как планировалось».
«Через два года у меня будет достаточно денег, и мы сможем вновь обрабатывать склоны холмов и продавать вино», – так пообещал отец, но пока они не могли жить на запущенном участке, который когда-то был прибыльным виноградником.
После войны виноградник постепенно приходил в упадок. Во-первых, отец вернулся с войны, получив ранение, во-вторых, он слишком рано присоединился к сепаратистам «Гейнц-Орбис». Его мечтой был свободный Пфальц с поддержкой от Франции. Но население не слишком активно поддерживало это движение. Петер Шиндлер вовремя отрекся от сепаратистов, чтобы не поплатиться жизнью. Французским оккупантам он казался политически неблагонадежным, а от правительства земли Бавария не получал никакой помощи. Бургомистр не встал на сторону упрямца, «любителя французов» – так Петера Шиндлера называли в деревне.
В результате его вынудили сбыть виноградники. Петеру нечем стало кормить семью, но все же он отказывался продавать усадьбу. Вместо этого он заложил драгоценности, которые когда-то унаследовала его мать, и купил билеты в Америку и Новую Зеландию. И сумма была немаленькая, ведь при жизни его родителей виноградники Шиндлеров знавали лучшие времена.
Ева отвлеклась от своих мыслей, когда проводник поднялся, извинившись: нужно продолжать работу. Напоследок он поинтересовался, куда именно девушка направляется в Нейпир. Когда Ева назвала адрес по Камерон-роуд, тот присвистнул и объяснил, что на этой улице располагаются большие особняки викторианской эпохи. Там у людей есть деньги, добавил он, подмигнув.
Ева поблагодарила приветливого мужчину. Если бы он только знал, насколько ей безразлично, куда она едет! Ева все равно решила не оставаться там надолго. Она была одержима лишь одной мыслью: написать отцу письмо, а затем, как только он вышлет ей свой адрес, попроситься к нему.
«Если уж я это путешествие пережила, – думала она, – то и до Америки смогу добраться живой и здоровой».
Снаружи сияло солнце, и в вагоне становилось все теплее. Ева сняла темное шерстяное пальто, которое взяла с собой в путешествие. Отец купил его в Гамбурге. Там, в грязной ночлежке, семье пришлось ждать несколько дней, пока корабли не отчалят. Ева никогда не забудет, как они с матерью поднимались на борт огромного парохода, как брат и отец долго махали им, а потом затерялись в толпе на набережной, переполненной провожавшими. Всю первую ночь на громадном пароходе, перевозившем эмигрантов, Ева проплакала во сне, чтобы потом не проронить ни слезинки. До сегодняшнего дня.
Поезд тем временем следовал мимо гор и зеленых лугов. Горы были намного выше, чем на родине, а луга зеленее. Ева уткнулась носом в стекло. Даже солнечные лучи, которые пронизывали окружающий ландшафт, казались Еве теплее, чем в Баденхайме. Девушка ничего не хотела упустить, но вскоре на нее тяжким грузом навалилась усталость. Глаза закрылись, и голова медленно склонилась на грудь.
3. Нейпир, декабрь 1930 года
Ева проснулась оттого, что кто-то сильно тряс ее за плечо. Это был дружелюбный проводник.
– Скорее вставайте! Иначе вам придется вместе с нами ехать дальше до Хейстингса! – взволнованно воскликнул он и принялся вытаскивать чемодан Евы из багажной сетки.
Ева вскочила, схватила пальто и сумочку и бросилась за проводником. Как только она оказалась на платформе, поезд тронулся с места.
– Удачи вам на новой родине! – напоследок крикнул девушке проводник и помахал ей рукой.
У Евы был всего один чемодан, но такой тяжеленный, что она едва могла нести его. Когда девушка добралась до привокзальной площади, пот с нее уже лил в три ручья. Жара настигла ее еще в Окленде – в этом уголке на краю света в декабре было жарко, как летом. Она огляделась по сторонам в поисках такси, но на полуденной жаре никаких машин поблизости не было.
– Так вы можете долго простоять, – заметила проходившая мимо женщина. – В выходные здесь почти никто не ездит. Мужчины уходят на прогулку или рыбалку.
– А как же мне попасть на Камерон-роуд?
– Очень просто. Сверните налево, а потом все время прямо. Затем еще раз спросите. Надо будет подняться немного вверх, но вы же молодая! Здесь нет и двух километров. Самое большее – пятнадцать минут ходу.
Ева вдохнула поглубже и задумалась. Может, стоит позвонить тетке и попросить, чтобы кто-нибудь забрал ее с вокзала? Но в ушах девушки все еще звучал неприязненный тон предыдущего телефонного разговора. Судя по голосу, вряд ли можно было надеяться на радушный прием. Что скажет тетка, когда Ева явится на Камерон-роуд? Девушка решительно взяла чемодан и свернула налево, как сказала женщина. Дорога, казалось, займет целую вечность. Утешением мог служить лишь волшебный вид на море, открывавшийся по правую руку. Но радость Евы затмевала ноющая боль в руках. Она останавливалась каждые две минуты, чтобы поменять руку. Ее пальцы побелели как мел, потому что ручка чемодана давила и нарушала кровообращение.
Через некоторое время ей встретилась пожилая темнокожая женщина с черными курчавыми волосами, пронизанными седыми прядями. Может, заговорить с ней? Девушка остановилась в нерешительности и пристально посмотрела на женщину. Та, заметив ее взгляд, тоже остановилась и открыто спросила, почему Ева так смотрит на нее.
Ева почувствовала, что ее застали врасплох. Она, запинаясь, пыталась объяснить старухе, что приехала из Германии и пытается отыскать тетку, живущую на Камерон-роуд.
Улыбка засияла на лице женщины.
– Вы раньше никогда не видели маори, не так ли?
Ева покачала головой.
– Я жила в маленьком городке, пока отец не решился на эмиграцию. – Еве с трудом удавалось подбирать нужные английские слова. В школе она не учила английский, но после усердной зубрежки на корабле практически все понимала, хотя бегло говорить пока не могла. Она немного досадовала на это. Кроме того, девушку смущал тот факт, что она практически ничего не знает об этой стране. Будет ужасно, если ее сочтут невеждой, – недостаточное образование Ева считала своим слабым местом.
С каким удовольствием она бы поехала учиться в университет Майнца или Вормса, как Инга, ее подруга и дочь бургомистра! Но денег в семье не было, и Еве приходилось помогать по хозяйству. Кому-то же нужно готовить и убирать, когда мать неделями страдает меланхолией и смотрит в одну точку.
– А где твоя мать?
Ева испуганно взглянула на маори.
– Откуда вы знаете, что я должна была приехать с матерью?
Женщина рассмеялась:
– Потому что я сестра миссис Болд.
– Миссис Болд? Но я ехала к миссис Кларк.
– Это дочка миссис Болд.
– О, мой отец мне не рассказал, что миссис Кларк живет в доме с матерью, я очень удивлена. Я, собственно, ожидала, что приеду на виноградник, а не в город.
Лицо маори помрачнело.
– Могу себе представить, что там наплели вашему отцу! И миссис Кларк больше не миссис Кларк, потому что вновь вышла замуж. За некоего доктора Томаса. Так что теперь ее зовут миссис Томас.
– О, я думала… Ну конечно, я знала, что у дяди моего отца есть жена, иначе бы не было никакой миссис Кларк, то есть… кузины отца, в общем, не было бы миссис Томас. Мы, правда, думали, что она уже давно… – Ева, покраснев, запнулась – как раз вовремя, чтобы не наговорить лишнего.
– Говорите смело! Меня вы этим не шокируете. В какой-то мере вы правы. Она хоть и в добром здравии, но предпочитает помалкивать об этом. – Маори схватилась за чемодан Евы. – Ух ты, это чудище нам нужно втащить на гору? Почему вы не позвали Джоанну или Адриана?
– Я… Я не спрашивала, потому что по телефону ее голос показался мне недовольным.
Женщина маори снова громко рассмеялась.
– Ну, тогда вам стоит познакомиться с хозяйкой дома лично.
«Это прозвучало не очень ободряюще», – подумала Ева, схватившись за ручку чемодана. Вдвоем его тащить было значительно легче.
– Кто такой Адриан? – спросила Ева после того, как они немного прошли вверх.
– Внук Люси, сын Джоанны, то есть миссис Томас, и мистера Джона Кларка. Джон был славным малым, но уж очень слабым для этого мира. Адриан – мой крестник. Отец его, к сожалению, умер слишком рано.
– А сколько ему лет? Я имею в виду Адриана.
– Двадцать исполнилось. Он отличный парень, был бы фантастическим виноделом, если бы все не пошло прахом. Теперь его больше интересуют старые дома…
Ева слушала маори краем уха. Она удивленно разглядывала дома, показавшиеся впереди. Девушка слишком мало знала о стране и о людях, живущих здесь, но этот архитектурный стиль был ей знаком до мельчайших деталей. Чем ближе они подходили, тем роскошнее выглядели строения. Деньги Ева зарабатывала с младых ногтей и сейчас очень жалела, что незадолго перед отъездом пришлось отдать книгу об архитектуре викторианской эпохи. Так решил отец: он предпочел продать все ценные вещи, чтобы насобирать больше денег на дорогу.
– Мы пришли! Или вы спите с открытыми глазами?
– Простите, нет, меня просто впечатлили дома. Я люблю этот стиль, хотя он старомодный. Но у всего этого есть шарм. Взгляните только на эти изукрашенные фронтоны…
– Адриан точно обрадуется. Он ни о чем больше не говорит, как о старых домах. Вы правы. Можно что угодно говорить о пакеха, но они уже жили в красивых домах, когда у нас были хижины без окон.
– Пакеха? Кто это?
– Вы, например. Вы – одна из пакеха. Белая. Мы так называли первых белых переселенцев, а со временем это слово прочно вошло в обиход…
Маори умолкла, когда внезапно распахнулась дверь и к ним поспешил молодой черноволосый человек.
– Тетя Ха, она ждет тебя с таким нетерпением! – радостно воскликнул он. – Она ничего не может поделать с суматохой в доме. Ты же знаешь, медицинскому искусству врачей она не доверяет. Она позволяет лечить себя только тебе…
Молодой человек запнулся, заметив наконец Еву. Взглянув на ее чемодан, он лукаво произнес:
– А вы, наверное, та самая неизвестная кузина, из-за которой мне пришлось лишиться комнаты. В таком случае мне будет не так больно осознавать, что я расстаюсь со своим независимым царством в конце коридора. – И протянул Еве руку: – Меня зовут Адриан.
Ева слегка покраснела от волнения. Она и не подозревала, что молодые люди могут быть такими милыми. В Баденхайме за ней ухаживали многие мужчины, но ни один деревенский парень не вызывал в ней интереса. И ни у кого не было таких манер и такой располагающей улыбки.
Его рукопожатие оказалось приятно крепким.
– Да, я та самая кузина из Германии, но я не претендую на вашу комнату. Я думаю, мы могли бы поменяться.
– Пойдемте, давайте ваш чемодан. Надеюсь, в этом гиганте есть несколько летних платьев. Или вы в нем спрятали вашу матушку? Если я правильно помню, мы ведь ждем вас обеих.
Ева прикусила губу, чтобы не заплакать. Но потом все же ответила:
– Моя мать умерла по дороге. – Ее голос звучал сдавленно.
– Но почему вы сразу не сообщили об этом, дитя мое? – заметила тетушка Ха, тронутая до глубины души.
– Простите мою глупую шутку. Подозреваю, ваша мать стала жертвой гриппа. Об этом даже в газетах писали. На вашем корабле разразилась настоящая эпидемия.
Ева предпочла промолчать о том, что Марта даже не кашляла, а свела счеты с жизнью с помощью веронала из медпункта.
– Что ж тут поделаешь, – вздохнув, сказала девушка. – Моя мать еще до путешествия сильно болела.
– Для начала вам нужно перекусить, выпить и поспать. – В голосе Адриана звучала обеспокоенность.
Ева еще никогда в жизни не испытывала подобного: мужчина заботится о ней! Дома, в Германии, девушка все время сама старалась хлопотать об отце и брате.
Ева прошла в дом вслед за Адрианом и тетушкой Ха. Девушка удивленно озиралась по сторонам. Не только здание было построено в викторианском стиле, вся мебель внутри тоже соответствовала эпохе.
– Бабушка питает страсть к предметам викторианской эпохи, – с улыбкой заметил Адриан.
– Я зайду к ней на минутку, иначе она рассердится. – Тетушка Ха поспешила к лестнице, ведущей наверх.
– Ее на самом деле зовут Ха? – спросила Ева, когда ее шаги стихли.
Адриан улыбнулся.
– Ее настоящее имя Харакеке, но я смело его сокращаю. Маори любят всевозможные скороговорки. Есть тут поблизости гора. Я намеренно выучил ее название: Тауматавхакатангихангакоауауотаматеатурипукакапикимаунгахоронукупокаивхенуакитанатаху.
– И что это означает?
– Выступ горы, где таматеа, мужчина с большими коленями, поскользнулся, взобрался и поглотил гору, потом ехал по земле и играл для своей любимой на флейте.
Адриан дружелюбно взглянул на Еву.
– Как хорошо, что вы снова улыбаетесь! Пойдемте, я покажу вам вашу комнату. Лучше всего будет, если вы прямо сейчас ляжете и поспите. Я разбужу вас к ужину.
Ева последовала за ним, удивленно рассматривая обои и мебель в коридоре. Все было настолько прелестно старомодным, что складывалось впечатление, будто они оказались в той эпохе. Ева была в восторге. Она с нетерпением ждала возможности познакомиться с женщиной, которая собрала здесь все в единый стилистический ансамбль. Но почему ей никто не рассказал об этом доме и о бабушке?
– Может быть, вы объясните, почему мои отец и мать говорили, что я приеду на виноградник? – спросила Ева, когда они наконец дошли до двери и поставили чемодан на пол.
Лицо Адриана помрачнело. Ева заметила это даже в тусклом освещении коридора.
– После самоубийства отца мать быстро распрощалась с участком, – резко ответил он. – Это случилось всего несколько месяцев назад. Возможно, у нее просто не было случая написать вашему отцу, что появился новый супруг.
Адриан явно был недоволен решением матери: это четко прослеживалось в резкой интонации и манере общения.
Ева несколько раз глубоко вдохнула.
– Моя мать свела счеты с жизнью, наглотавшись снотворного, – призналась девушка. – Она страдала меланхолией.
– Мой отец застрелился. Он был веселым человеком, но не смог справиться с тем, что виноградник – дело всей его жизни – стал превращаться в руины, а жена не нашла ничего лучшего, как при первых же трудностях… – Адриан внезапно замолчал, распахнув дверь в комнату.
– Это ваше царство. Надеюсь, вам понравится!
Еву смутил столь резкий поворот в их разговоре, но потом все ее внимание привлекла обстановка комнаты. На ее лице отразилось восхищение.
– Это настоящий диван «честерфилд»? – спросила Ева и благоговейно коснулась обивки.
– Все подлинное! – ответил Адриан, не скрывая гордости.
– Эту комнату тоже обставила бабушка?
– Нет. Для нее все это показалось бы слишком современным. Это моя мебель. После окончания школы я работал у одного архитектора, а в феврале собираюсь в академию в Веллингтоне. Там преподает ученик Фрэнка Ллойда Райта[2]2
Фрэнк Ллойд Райт (1867—1959) – американский архитектор-новатор. Оказал огромное влияние на развитие западной архитектуры в первой половине XX века. (Прим. ред.)
[Закрыть], мне нравится его стиль, но пока я не могу построить себе такой дом…
– Это так увлекательно, когда архитектура органично сочетается с человеческими потребностями, – заметила Ева, вырвав его из мечтательного состояния.
– Вы знаете, кто такой Фрэнк Ллойд Райт? – удивленно спросил Адриан.
– Да, иначе как бы я говорила на эту тему, – ответила Ева резче, чем намеревалась.
Этот юноша вел себя так, словно изучение архитектуры для него – это нечто совершенно само собой разумеющееся. Если бы он знал, что именно этим мечтала заниматься Ева! И как же ей хотелось, чтобы хотя бы одно ее желание исполнилось!
