Текст книги "Путь предателя"

Автор книги: Лора Джо Роулэнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Глава 10

Пеон осталась в комнате, прислушиваясь к удаляющимся шагам сёсакана. Она слышала, как он заговорил и как Минами ответил ему. Потом их голоса затихли, они вышли из сада. Подбежав к двери, Пеон выглянула наружу. Проститутки покинули веранду. Возможно, какое-то время ее никто не хватится. Столь же сильно, как и принудительный секс с незнакомыми людьми, она ненавидела постоянные требования к ней обитательниц борделя. Но сейчас Пеон открылся путь к свободе. Скоро она не будет проституткой ночью и служанкой днем, презираемой и гонимой.

Вытерев слезы, Пеон открыла дверь в коридор, осмотрелась и никого не увидела. Она на цыпочках пошла по коридору. Через бумажные панели стен Пеон слышала болтовню проституток, которые купались и одевались к ночным гулянкам. Она сжалась, ожидая услышать зовущие ее визгливые голоса. Но почему-то никто не позвал ее. Ничто не мешало Пеон осуществить план бегства.

Она миновала узкий проход и три ступени, которые вели к туалету – маленькому навесу, пристроенному к дому, и скользнула внутрь. Свет из зарешеченного окна позволял рассмотреть тесную комнатку с отверстием в полу. Чувствуя запахи мочи и фекалий, Пеон ощущала блаженное одиночество. Она потянулась, вынула доску в потолке и просунула руку в образовавшуюся пустоту под крышей.

После того как три года назад ее приговорили за воровство к кварталу удовольствий, она продолжала красть – деньги у клиентов, безделушки у товарок, еду с кухни. Сначала Пеон прятала свою добычу у себя в комнате, но Минами обнаружил украденное и сильно избил ее.

– Это тебе урок, – сказал он, когда Пеон молила о пощаде.

Тогда Пеон поняла, что лучшее место для тайника в туалете: там никто не задерживается и не проверяет потолок. Она вытащила оттуда черный лаковый ларец размером с ладонь.

Пеон любовно провела рукой по орнаменту из перламутра, украшавшему крышку. Эта вещь, украденная у странствующего торговца, была самой красивой из всего, что ей удалось приобрести в «Половинке луны». Однако ларец был не столь ценен, как то, что лежало внутри: пропуск Пеон на свободу.

Когда Пеон представляла жизнь вдали от квартала удовольствий, ее волнение порождало те же ощущения, что и воровство. Сердце Пеон колотилось, дыхание учащалось. Душу переполняло пугающее чувство силы. Она знала и лелеяла это чувство с детства, когда совершила свою первую кражу – это была красивая кукла, утащенная у продавца игрушек. Неправедно полученные вещи приносили не такую радость, как сам процесс воровства. Пеон чувствовала себя неуязвимой. Так было и с добычей, спрятанной в лаковом ларце.

Однажды душной летней ночью в прошлом месяце разгул в «Половинке луны» достиг своего апогея. Пьяные клиенты пели и хлопали в такт музыке самисэна, флейты и барабана.

– Река поднимается, поднимается...

– Подними подол, чтобы он не намок!

Пеон, которую заставили танцевать для клиентов, приподняла над щиколотками подол своего кимоно. Другие проститутки захихикали, мужчины заулюлюкали и завопили. Слезы стыда текли по щекам Пеон, когда она через силу приседала, вертелась, открывая сначала свои искривленные ноги, а потом массивные бедра.

– Выше! Выше!

Минами смеялся вместе с толпой, но его глаза выражали твердость, встречаясь с глазами Пеон. В них ясно читалось: если не будешь слушаться клиентов, то тебе же хуже. Почти теряя сознание от стыда, она задрала юбки, открыв огромные голые ягодицы и выбритый лобок.

Клиенты начали выкрикивать насмешки, рыгать и хвататься за носы. Пеон, рыдая, бросилась бежать по темному коридору. Дверь в одну из гостиных была открыта. Из-за нее доносились смешки и стоны. В окно струился свет луны, освещая две обнаженные фигуры, которые сплелись на матрасе, и какой-то предмет, лежавший среди разбросанной одежды. Быстрее и тише, чем вздох, Пеон зашла в комнату и вышла оттуда с предметом, спрятанным под кимоно. Торжество, словно бальзам, ласкало ее уязвленную гордость.

И вот она, уединившись в туалете, улыбалась. Вскоре Пеон узнала, как важно это сокровище и какие преступления совершил его бывший владелец. То, что сёсакан упомянул о кресте, лишь подтвердило другие подозрения Пеон. От волнения она едва не открыла ему тайну Дэсимы, но вовремя остановилась. Владелец сокровища вряд ли захочет, чтобы такая убийственная улика оказалась в руках властей Эдо. Сколько он заплатит, чтобы заполучить ее назад? Уж точно достаточно, чтобы выкупить ее из квартала удовольствий!

Пеон быстро поставила ларец назад в тайник. Схватив спрятанные там монеты, она вернула на место доску и вышла из туалета. Удача сопутствовала Пеон: никто не попался ей по пути, когда она выскользнула через заднюю дверь на улицу. Пеон жадно смотрела на толпы народа, стремясь к ограниченной свободе, которой некогда обладала.

В четырнадцать лет Пеон ушла работать горничной в дом богатого человека. Она мыла и шила, приносила и уносила все, что требовалось, с рассвета до глубокой ночи. Боясь гнева хозяина, она подавляла свои воровские наклонности вплоть до дня свадьбы его старшей дочери, когда стащила набор украшений для волос – подарок невесте. Если бы Пеон сразу спрятала свою добычу, то избежала бы печальной судьбы. Но тщеславие обрекло ее на падение. Когда хозяйка вошла в комнату, она вставляла украшения в свои волосы. Увидев, что у Пеон в руках, та закричала во весь голос: «Воровка! Воровка!»

Вскоре появился досин и увел Пеон в тюрьму. На суде полиция подтвердила, что у нее в комнате обнаружены и другие украденные вещи. Выступили и горожане с заявлениями о кражах, связанных с местами, где Пеон часто бывала. А ее работодатель имел немалое влияние в бакуфу.

– Ты, Пеон, – объявил судья, – будешь проституткой в квартале удовольствий в Нагасаки, пока не раскаешься в своих преступлениях, не расплатишься с их жертвами и не вернешь деньги, которые уйдут на твое содержание при исполнении приговора.

Со своей внешностью она никогда не заработала бы столько денег, чтобы выплатить все. Пеон жалела, что судья не приговорил ее к смерти. День за днем она проводила на положении рабыни в «Половинке луны». Ночь за ночью она проводила в иностранных поселениях, ложась в постель с единственными мужчинами, способными пожелать ее: вонючими китайскими, арабскими и корейскими моряками и торговцами. Выплачиваемых ими денег не хватало, чтобы оплачивать счета, которые выставлял Минами. А самый страшный день наступил два года назад, когда Минами приказал Пеон обслуживать голландцев, чей корабль только что прибыл в Нагасаки.

Проходя по мосту на Дэсиму, Пеон попыталась броситься в воду, чтобы утопиться и таким способом избежать позора связи с варваром. Но стражники остановили ее и отвели к дому, где жил голландский торговый директор. Пеон упиралась и рыдала. Стражники впихнули ее в комнату к варвару и заперли дверь.

Варвар поднялся со стула. Пеон попятилась к двери, испугавшись его странных голубых глаз, светлых волос и огромных размеров. От его запаха ей стало дурно. Пеон беспомощно ждала, что варвар набросится на нее, как и другие иностранцы после долгих путешествий без женщин. Он будет мять ее своими огромными руками, кусать крепкими зубами. Его огромный член разорвет все у нее внутри. Пеон сдержала крик, опасаясь сопротивлением спровоцировать жестокость.

Но варвар указал на себя и сказал: «Ян Спаен». Потом указал на нее. В его странных глазах читался вопрос.

– Пеон, – удивленно прошептала она. Клиенты никогда не спрашивали, как ее зовут; ею просто пользовались.

Ян Спаен подошел к столу и налил из фляги в две чашки.

– Een brandewijn?[1]1
  Водки? (нидерл.).


[Закрыть] – спросил он, предлагая одну из них женщине.

Клиенты никогда не предлагали Пеон выпить в отличие от более привлекательных женщин. Она приняла чашку осторожно, чтобы не прикоснуться к нему. Может, спиртное добавит ей смелости? Когда Спаен сел на свою высокую кровать и сделал ей знак присоединиться к нему, Пеон постаралась устроиться подальше от него. Он поднял свою чашку, посмотрев на нее, и выпил. Она, поколебавшись, последовала его примеру.

Крепкий иностранный напиток обжег горло. Все тело объяло жаром. Внезапно ее голова стала легкой, и Пеон, несмотря на страх, хихикнула.

Ян Спаен вопросительно указал на флягу.

– Да, пожалуйста, – с готовностью кивнула Пеон.

Они снова выпили, и женщина расслабилась. И вовсе не так уж плох этот варвар. И похоже, он не замечает ее уродства. Его запах уже не казался таким ужасным. Хотя Пеон знала, что иностранец не понимает по-японски, она начала флиртовать с ним.

– Господин так добр, – ворковала она. – И так силен и мужественен.

Варвар отвечал на своем языке. Попытки завязать беседу показались им обоим очень смешными; они расхохотались. Пеон, которая постоянно была предметом шуток, получила неожиданное удовольствие от совместного веселья.

Затем Спаен отставил чашки в сторону. Его лицо стало серьезным. Пеон заметила голод в глазах Спаена, и ее страх вернулся. Она стала теребить узел у себя на поясе. Может быть, покончив с постелью, они снова выпьют вина и будут смеяться...

– Nee![2]2
  Нет! (нидерл.).


[Закрыть]

Отрицательная реакция Спаена остановила ее. Пеон озадаченно наблюдала, как он прошел к сундуку и достал оттуда три веревки. Потом снял сюртук, ботинки, рубашку, штаны, чулки и нижнее белье. Увидев его волосатое мускулистое тело, Пеон содрогнулась. Она отвернулась, чтобы не видеть бычьих размеров гениталий, свисавших из зарослей жестких золотистых волос. Обхватив себя руками, она ждала неизбежной атаки. Но голос Спаена прозвучал мягко:

– Kom hier[3]3
  Иди сюда (нидерл.).


[Закрыть].

Пеон посмотрела на него, теперь уже с любопытством. От удивления у нее открылся рот.

Сидя на своем стуле, Спаен привязывал лодыжки к его ножкам. Потом варвар заговорил, жестами показывая ей, чтобы она связала ему руки за спиной. Пеон стояла пораженная. Она слышала, как другие проститутки шептались о таких отвратительных сексуальных играх. Как жаль, что варвары тоже знают о них! Лишь мысль о гневе Минами заставила ее взять веревку.

Когда она стала обвязывать ею запястья Спаена, он застонал. Это был глубокий стон раненого животного. Быстро оставив свое занятие, Пеон отскочила.

– Простите, господин, я сделала вам больно! – вскрикнула она.

Но он дернулся на стуле – его лицо потемнело от страсти – и крикнул, чтобы она продолжала. Тело Спаена блестело от пота; запах стал резче. Пеон увидела, что его член набухает. Удивительно, но она ощутила в своем теле ответную реакцию. У нее быстрее забилось сердце, дыхание участилось, как во время кражи. Незнакомое тепло запульсировало между ног, стало покалывать соски. Пеон поняла, что хочет быть с варваром так же сильно, как и он с ней, и тем же способом. Когда Спаен выкрикивал приказания, она инстинктивно понимала, что от нее требуется.

Она сильно шлепнула его по лицу. Он застонал, его глаза лихорадочно горели от боли и вожделения. Пеон ударила его в грудь, Спаен начал извиваться, а его член достиг полной эрекции. Она била его снова и снова, их стоны слились. Пеон сорвала с себя одежду и оседлала Спаена. Жар и запах его покрытого потом тела распаляли ее, как и вид перекошенного лица и напряженных мускулов. Пеон приподнималась и опускалась, почти обезумев от наслаждения.

Спаен достиг оргазма почти мгновенно, хрипло крича и корчась в конвульсиях. Женщина не слезала с него, пока сама не добралась до вершины блаженства. Она ощущала себя сильной и торжествующей. Это изобретение дикого варвара было даже лучше, чем воровство.

Такова была первая из многих ночей. Игра становилась все ярче и жестче. Иногда Спаен заставлял Пеон угрожать ему ножом или пистолетом. Пеон удивлялась, откуда у него оружие. Теперь она знает. Она видела и слышала, что происходило на Дэсиме, и не только в ночь, когда исчез Спаен. В конце концов они научились общаться, усвоив простые японские и голландские слова. Порой Спаен рассказывал Пеон интересные вещи. Так он платил ей за страдания, связанные с каждой последующей фазой их игры.

Вскоре она поняла: для того чтобы получить полное удовольствие от секса, Спаену нужно сначала терзать своего мучителя, дразня и унижая ее перед другими. Дополнительное удовольствие доставляла ему перемена ролей, когда их власть менялась. Это причиняло Пеон ужасные муки. Она рассказала сёсакану лишь половину правды о своих чувствах к Спаену. Она полюбила варвара за силу и экстаз, который испытывала с ним, и теперь скорбела по нему. Пеон приняла правила их общей игры. И все же она ненавидела, когда ее унижали, заставляя подтирать испражнения, которые он нарочно выливал на пол, не выносила его оскорблений. Одурманенная раба любви в ней хотела умереть, чтобы навеки быть вместе с ним, но уцелевшая часть души радовалась его убийству.

Смерть любовника даст ей возможность жить независимо. Исчезнет необходимость красть, чтобы утверждаться в силе.

На улице Пеон высмотрела посыльного, молодого человека с городским гербом, нарисованным на флаге, укрепленном у него на спине, и в кимоно, подоткнутом под пояс, чтобы оно не мешало бегу. Пеон махнула, и он приблизился к ней.

– Доставьте мое послание, – сказала Пеон. Она шепнула на ухо посыльному имя человека, у которого украла сокровище. – Скажите ему: то, что он потерял, у Пеон. Она вернет это за десять тысяч кобан. – Эта сумма поможет ей вернуть все долги и обеспечит ее будущее. – Он должен один прийти сегодня вечером ко мне в комнату с деньгами, в час свиньи.

Объяснив, что произойдет, если он не явится, Пеон заплатила посыльному, и он тут же бросился доставлять ультиматум по названному адресу. Пеон улыбнулась. Она не сомневалась: этот человек выполнит ее требования. И даже если он откажется, Пеон не останется в проигрыше: она просто продаст свою добычу сёсакану и таким образом добудет для себя свободу. К тому же при этом она обретет дополнительный выигрыш: ей больше не придется бояться обвинений в том, что она убила своего любовника.

– Пеон!

Голос Минами вернул ее к действительности.

– Иди назад в заведение. Немедленно! – Он со свирепым видом схватил женщину за волосы и потащил во двор. – Тебе есть чем заняться.

Тайна тешила сердце Пеон. Спрятав улыбку, она пробормотала: «Да, хозяин».

Он сейчас ее хозяин, но это ненадолго.

Глава 11

Благодаря расспросам Сано нашел торговца Урабэ в китайском поселении Нагасаки, занимавшем часть берега залива и окруженном высоким деревянным забором, рвом и рыбацкими хижинами. Бесконечный поток японских торговцев, носильщиков, чиновников – и даже небольшое количество женщин, сопровождаемых мужчинами, – вливался в ворота, где стражники обыскивали и регистрировали их при входе и выходе.

День уже клонился к вечеру, когда Сано привязал коня к ограждению рва и пристроился к толпе, направлявшейся к поселению. Солнце отливало медью, а море – кобальтом. Подгоняемые ветром облака, подернувшиеся фиолетовым отливом, плыли по бледнеющему небу.

– Назовите свое имя и дело, по которому пришли, – распорядился стражник, когда Сано приблизился к воротам.

Сано подчинился, отметив про себя небрежность обыска и то, что стражник записал его имя, не потребовав ничего в подтверждение. Применительно к китайцам действовали те же самые запреты, как и к другим иностранцам: для них были установлены торговые квоты, выделен обособленный район проживания, ограничены контакты с горожанами. Однако многовековая история отношений Китая и Японии давала китайцам особые преимущества.

Пройдя в поселение, Сано оказался на оживленном базаре. Китайские торговцы стояли за украшенными красными фонариками прилавками, которые были завалены фарфоровой посудой, тюками шелка-сырца, бочонками с сахаром, скипидаром, камфорой и миррой, камбоджийским черным деревом, корейским женьшенем, книгами, лекарствами и другими экзотическими товарами. Торговцы, облаченные в хлопчатобумажные штаны, кофты с высокими воротниками и тряпочные шлепанцы, суетились вокруг; их косички мотались из стороны в сторону, когда они торговались с японскими покупателями. Их пальцы порхали над костяшками счетов, рассчитывая стоимость товаров. Каждого японского торговца сопровождали клерки, переводчики и носильщики с приобретенным товаром или с вещами, принесенными для продажи. Правительственные контролеры изучали китайские книги и ставили печати на тех из них, которые прошли проверку. Быстрая китайская речь придавала торговле азартный характер. Китайцы пользовались большей свободой в торговле, чем голландцы, – каждый год им разрешалось приводить семьдесят кораблей против одного голландского и вести непрерывную торговлю. К ней допускалось множество японских торговцев. При нынешних мирных отношениях между двумя странами меры безопасности не были столь строгими; китайские торговцы и моряки даже могли покидать свои квартиры для отправления обрядов в храме.

Подняв глаза, Сано увидел красную пагоду храма, возвышавшуюся вдалеке над холмами. Ему вспомнился рассказ Хираты о таинственных огнях и о неприязни настоятеля к голландцам. Китайцам позволяли держать на своих кораблях огнестрельное оружие. Сано должен был когда-нибудь допросить настоятеля, ибо тот, обладая свободой передвижения и имея доступ к оружию, вполне мог быть включен в список подозреваемых.

Однако относительная свобода передвижения и торговли не сулила китайцам других особых привилегий. Они жили в ветхих, переполненных бараках. Белье сушилось на верандах, и стойкий запах от сточных канав смешивался с ароматами готовящейся пищи. Однако ни один из обитателей здесь долго не задерживался, и их доходы компенсировали временные неудобства.

Внезапно в проходе между прилавками, по которому шел Сано в поисках Урабэ, возникла сумятица. Два вопящих китайца-торговца набросились с громкими криками друг на друга. В воздухе мелькали их кулаки и ступни ног. Другие китайцы столпились вокруг дерущихся, улюлюкая и размахивая руками. Из рук в руки переходили монеты: вместо того чтобы остановить ссору, китайцы заключали пари!

– Прекратить! – Засвистели бамбуковые палки, японские стражники щедро раздавали удары в задних рядах собравшихся китайцев. – Развлечение закончено. Занимайтесь своими делами!

Стражники увели обоих забияк. Толпа нехотя, с жалобными вздохами расходилась.

– У-ух, моей спине досталось! – перевел проходящий мимо толмач.

Сано удивленно наблюдал за происходящим. Как ученый, он считал Китай светочем знания и культуры. Из Китая пришли основополагающие для японской культуры и религии буддизм, конфуцианская система образования и управления, медицина, основанная на свойствах растений, официальный письменный язык. При сильном китайском влиянии сформировались японская архитектура, музыка, живопись и литература. Китайские ученые изобрели сталь, поделочный лак, бумагу, фарфор, спички, порох, блоковую печать и компас. Но китайцы, которых Сано видел перед собой, были отъявленными грубиянами. Полный противоречивых чувств, он обратился к стражникам:

– Где мне найти торговца Урабэ?

Стражник махнул рукой:

– Вон он, у прилавка с досками... В зеленом кимоно, торгуется с пеной у рта. В последнее время у него дела идут неважно.

Сано пробился к указанному прилавку, где Урабэ осматривал грубые пахучие доски через увеличительное стекло. Увидев прибор, Сано невольно вспомнил доктора Хюйгенса и их противозаконное сотрудничество.

– Это дерево источено червями, – заявил Урабэ. Его голос скрипел, как раздвижная дверь в несмазанных пазах. Ему было на вид лет сорок – пятьдесят. Шея казалась такой короткой, что голова словно сидела прямо на плечах. На лице застыло раздраженное выражение, глубокие морщины пересекали низкий лоб, нависавший над прищуренными глазами; сжатые губы вытянулись в тонкую линию. Урабэ переходил от доски к доске, глядя в увеличительное стекло. Его острый подбородок выдавался вперед, будто обгонял своего хозяина. – За всю эту партию я заплачу не больше пятидесяти моммэ.

Переводчик растолковал его слова китайскому поставщику, и тот начал злобно протестовать.

– Он говорит, будто то, что вы видите, – это естественные поры в древесине, а не червоточина, – сказал переводчик Урабэ. – Он не снизит цену.

– Что ж, тогда разговор закончен. Идем!

Урабэ прошествовал по проходу мимо Сано, сделав знак своим служащим следовать за ним. Но Сано заметил в его глазах жесткий, алчный блеск и нервное движение, которым он прикоснулся к родинке на левой щеке. Урабэ хотел получить древесину на своих условиях, но боялся, что это не удастся. Китаец засеменил за Урабэ. Он упрашивал и жестикулировал.

– Мое последнее предложение – семьдесят моммэ, – проскрипел Урабэ, воинственно выставив подбородок. – Если да, то да, если нет, то нет.

Китайский торговец с возмущенным видом согласился. Деньги перешли из одних рук в другие, носильщики погрузили товар. Сано вышел вперед.

– Урабэ-сан. Я Сано Исиро, сёсакан сёгуна. Я занимаюсь расследованием убийства голландского торгового директора Яна Спаена и хочу поговорить с вами.

На лице торговца появилось выражение «ну, что там еще?».

– Конечно, господин, – сказал он. Его глаза бегали из стороны в сторону в поисках новых сделок.

– Что произошло между вами и Спаеном, когда вы встретились на Дэсиме позапрошлым вечером? – спросил Сано.

– Прошу прощения, вы ошибаетесь. – Урабэ стал бочком пробираться через проход к прилавку с фарфором. – Не бывал на Дэсиме с тех пор, как варвары продавали свои товары в прошлом году.

Поскольку имени Урабэ не было в списке посетителей, Сано ожидал, что тот станет отпираться.

– Вы утверждаете, что не видели Спаена с тех пор?

Китайский поставщик фарфора подошел к Урабэ с улыбкой на губах.

– Спроси его, сколько он хочет за эти тарелки, – обратился Урабэ к переводчику. Затем повернулся к Сано: – Да, утверждаю. Сто моммэ за штуку?! – вскричал он, выслушав слова переводчика. – Это грабеж! Сорок моммэ, не больше. – Он снова повернулся к Сано: – Кто вам сказал, что я был на Дэсиме позапрошлым вечером?

– Свидетель, который видел вас там, – ответил Сано, не желая выдавать источник информации.

Урабэ усмехнулся:

– Готов спорить, что это шлюха Спаена, Пеон. Ха, я прав, не так ли? Пятьдесят моммэ, – ответил он на предложенные китайцем восемьдесят. – Все, что Пеон говорит обо мне, – ложь. Она хочет доставить мне неприятности.

Сано надоело привлекать к себе внимание собеседника.

– Прекратите торговаться, пока мы не закончим разговор, – приказал он переводчику. – Урабэ, почему Пеон хочет доставить вам неприятности?

Торговец фарфором отошел к другому покупателю.

– Вернись! – крикнул Урабэ. – Мне нужно зарабатывать на жизнь. Это не может подождать? – Он возмущенно уставился на Сано.

Увидев во взгляде Сано огонь, он сник, голова еще сильнее вжалась в плечи.

– О, хорошо. Я был в прошлом месяце на вечеринке в «Половинке луны». Пошел купить выпивку, стал нащупывать кошелек с деньгами. Его не оказалось. Огляделся и увидел, как эта уродливая шлюха выскользнула из комнаты. Я предположил, что кошелек украла она, и сообщил об этом Минами. Тот отправился за ней и принес кошелек, потом поколотил ее. Поэтому теперь она ненавидит меня. Когда вы спросили ее о варваре, Пеон, конечно же, из злобы указала на меня.

Объяснение показалось убедительным, к сожалению Сано. Если бы ему не удалось повесить преступление на проститутку, следующим самым безопасным подозреваемым стал бы торговец. Бакуфу обвинение Урабэ даже могло понравиться: оно получило бы предлог конфисковать его деньги. Все же еще оставалась надежда предъявить ему обвинение.

– Я слышал, у вас проблемы с торговлей, – заметил Сано.

Урабэ, отвернувшийся, чтобы еще раз посмотреть на фарфор, быстро дернул головой, его лицо напряглось.

– Нет, вовсе нет. Кто вам это сказал?

– В последнее время заключали неудачные сделки? – продолжал Сано, повысив голос. – Не хватает наличных денег?

Урабэ огляделся, желая удостовериться, что никто не подслушивает, и приложил палец к губам.

– Небольшие неурядицы, вот и все. Прошу вас, я не хочу, чтобы слухи дошли до моих кредиторов.

– Какого рода неурядицы?

– Ах-ах-ах. – Торговец махнул рукой. – Я надеялся, что цена на медь будет расти. Поэтому занял денег и накупил ее. Когда пришло время продавать, бакуфу установило цену ниже той, на какую я рассчитывал. Но я компенсирую это другими статьями. Это бизнес: ты выигрываешь, ты проигрываешь.

– Голландцы покупают в Японии много меди, не так ли? – осведомился Сано. Урабэ кивнул. – Значит, медь, которую вы купили по высокой цене, ушла им от вас с убытком. Вот как вас обманули в сделке с Яном Спаеном?

Урабэ нахмурился.

– Меня никто не обманывал, – проскрипел он. – И уж точно не варвары. Бакуфу устанавливает цены. Спаен не имеет никакого отношения к моим убыткам.

Сано почувствовал, что кто-то за ними наблюдает, и обернулся. Освещенная со спины солнцем, рядом в проходе стояла женщина. У Сано екнуло сердце, затем радостно забилось, когда он разглядел забранные наверх волосы, овал лица. Аои!

Потом она подошла ближе, и наваждение исчезло. Это была девушка лет четырнадцати с длинными волосами, заколотыми на висках, в розовом кимоно. Ее сходство с Аои ограничивалось формой лица. Нос у нее был маленький и круглый, губы походили на два нежных розовых лепестка. Лишенная спокойного самообладания Аои, она двигалась неуклюже, сцепив руки у маленькой груди, глаза светились детской невинностью. Женщина с желчным лицом и двое слуг, видимо, сопровождающие девушку, маячили у нее за спиной.

– Отец... – начала она.

Урабэ отмахнулся от нее:

– Не сейчас. Я занят.

– Простите, отец. – Ее голос звучал смущенно и нежно. Зардевшись, она поклонилась и поспешно отошла.

– Прошу прощения за то, что нас перебили, – сказал Урабэ. – Это моя дочь Дзюнко. Самая младшая и единственная незамужняя. – Он мрачно покачал головой: – Четыре дочери и ни одного сына. Боги прокляли меня, это уж точно. По крайней мере они могли бы послать мне богатого зятя, который стал бы подходящим партнером в моем бизнесе. Но нет – из тех, что у меня на сегодня есть, один пьяница, второй мот, а третий идиот. Дзюнко – мой последний шанс принести капитал и способности в мою семью. Я готов отдать за ней в приданое львиную часть денег.

Сано посмотрел, как Дзюнко бродит по рынку. Его радость померкла, оставив в душе после себя знакомую боль. Неужели он всю жизнь будет искать в каждой встреченной женщине сходство с Аои? Глубоко вздохнув, Сано заставил себя вернуться к расследованию.

– Вы продаете голландцам, кроме меди, и другие товары, не так ли? – спросил он Урабэ. – Те сделки со Спаеном были взаимовыгодными?

– Конечно, – нетерпеливо ответил Урабэ, но его пальцы нервно прикоснулись к родинке, и Сано усомнился в искренности его слов. Голландские торговцы вели торг жестко. Не переиграл ли Спаен Урабэ?

– Если вас не было позапрошлой ночью на Дэсиме, где же вы находились? – спросил Сано.

Урабэ выставил подбородок, в глазах его вспыхнул дерзкий огонь.

– Допоздна работал в магазине, потом пришел домой и лег спать. Мои служащие и жена могут подтвердить это. Я не убил бы Спаена, даже если бы хотел, а я не хотел. Голландцы – важные поставщики и клиенты, хотя они грязные животные.

Сано не очень поверил в это алиби, ибо в интересах жены и служащих Урабэ было сказать все, что он прикажет. Однако даже если Урабэ имел мотив убить Спаена, будет нелегко доказать, что он посетил Дэсиму.

Из прохода между прилавками послышался нежный голос Дзюнко. Она пела:

С прошлой осенней луны я путешествую,

Следуя обещанию любви.

Дождь холодный, дует резкий ветер -

Я плачу о том, что мы можем больше не увидеться.

Сано увидел, как Дзюнко, подняв с прилавка вазу, рассматривала ее. Грациозно склонив голову, она тихо напевала. Сано невольно представил на ее месте Аои. Он снова посмотрел на Урабэ, отгоняя воспоминания, и быстро перешел к теме, касающейся убийства.

– До меня дошли слухи о таинственных огнях в заливе вокруг Дэсимы, – начал он.

Пение Дзюнко прекратилось. Раздался грохот. Сано обернулся и увидел испуганные глаза девушки. Она быстро наклонилась и стала подбирать осколки вазы, которую только что держала в руках. Китайский торговец рассерженно кричал на нее.

– Неуклюжая девица, – пропыхтел Урабэ. – Теперь придется платить за эту вазу. Что вы говорили?

Сано заметил, что Дзюнко тайком прислушивается. Чем ее заинтересовала эта часть разговора? Повторив свои слова, он добавил:

– Как вы думаете, каков источник этих огней?

Урабэ притронулся к своей родинке.

– Никогда не интересовался. Я слишком занят, чтобы тратить время на вещи, не приносящие прибыли.

Поняв, что сейчас больше ничего не добьется от Урабэ, Сано откланялся. Оказавшись за стенами поселения, он стал обдумывать свой следующий ход. День близился к концу. От очагов поднимался дым; монахи в оранжевых халатах потянулись вверх по холму к храму для совершения вечернего обряда. Но у Сано оставалось много дел. Он должен еще раз допросить шефа Охиру, дэсимских стражников, послушать, что скажет Пеон в ответ на утверждение Урабэ, и расспросить варваров об отношениях Спаена с японцами.

Сано сел на коня и направился в сторону залива, когда кто-то выскользнул за ним из ворот поселения. Это была Дзюнко. Накинув на голову шаль, она бежала в гору.

Сано смутила ее странная реакция при упоминании о таинственных огнях. Возможно, девушке что-то известно о сделках Урабэ с голландцами. И помимо воли он чувствовал расположение к Дзюнко из-за ее неуловимого сходства с Аои.

Сано повернул коня и поехал за ней.