Текст книги "Путь предателя"

Автор книги: Лора Джо Роулэнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Нирин напрягся; по его лицу струился пот. Было ясно, что он больше смерти боится остаться калекой.

– Делай, как он говорит, – сквозь зубы процедил он.

Охранник открыл ворота. Сано ввел своего пленника на мост.

– Где Охира?

– Хорошо. Хорошо! – Нирин уже дрожал. – Он говорил, что собирается в кумирню Дайкоку. – По требованию Сано Нирин рассказал, где находится это место. – Что вам от него нужно?

Правда об убийстве Спаена и контрабандных операциях, подумал Сано. Сотрудничество старшего чиновника Охиры было ключом к его и Хираты свободе.

Когда Сано и Нирин шли по мосту, охранники кланялись своему командиру и хмуро смотрели на Сано.

– Скажите им, что я пришел на Дэсиму с вашего разрешения, – шепнул Сано, пряча меч под рукавом офицера. – Они должны сделать так, чтобы больше ни одна душа не покинула остров.

Нирин повторил эту ложь голосом настолько не похожим на свой обычный, что Сано забеспокоился, как бы его план не провалился. Он понимал, что Нирин лихорадочно ищет способы освободиться, причем любой из них означал для Сано неминуемую смерть. Когда охранники позволили им пройти, он с облегчением вздохнул. Они проследовали через караулку без обычных при выходе с острова формальностей. На набережной они смешались с солдатами, одетыми в такую же форму.

– Вам это не сойдет с рук, потому что я сам убью вас, – сказал Нирин.

– Это вы стреляли в меня? – спросил Сано. – Это вы подожгли мой дом?

– Нет, но жаль, что не я, потому что тогда вы были бы уже трупом!

– Вы убили Спаена и Пеон?

– Нет!

Сано понимал, что не может бесконечно удерживать Нирина. Когда они шли по улице мимо жителей, покидавших город, он обдумывал, как избавиться от заложника без боя насмерть. Сано ускорил шаги, заставив Нирина прибавить ходу.

– Куда вы меня ведете? – спросил Нирин.

Сано подвел офицера к колодцу, где в свое время получал ведра с водой.

– Прочь с дороги, – приказал Сано носильщикам, которые сгрудились вокруг колодца. Затем взглянул на Нирина. – Прыгайте.

Забившись в руках Сано, Нирин недоверчиво усмехнулся:

– Не стану. Вы сумасшедший!

Еще укол мечом, и он, бормоча проклятия, влез на каменный обод колодца. Резкий толчок Сано, и Нирин полетел вниз. Из шахты донесся долгий, усиленный эхом крик, потом всплеск, когда Нирин долетел до воды. Из глубины колодца раздавались его испуганные вопли:

– Помогите! Помогите!

Горожане сбежались посмотреть, кто упал в колодец. Пришли полицейские и громко потребовали веревку и добровольцев покрепче, чтобы помогли вытащить несчастного.

Воспользовавшись замешательством, Сано незаметно и беспрепятственно ушел. Он направился к кумирне Дайкоку.

Глава 31

Кумирня Дайкоку располагалась на лесистом склоне на краю города, в стороне от основных дорог, ведущих через горы. Между двойными перекрещивающимися балками ворот была установлена стела с вырезанным на ней именем Дайкоку, бога богатства и удачи.

Сано прошел в ворота вместе с потоком простолюдинов, торговцев и семей самураев, которые явились сюда за благословением на случай ожидавшейся войны. Он поднялся по каменным ступеням к кумирне, площадка вокруг которой была обсажена кипарисами. Выложенная каменными плитами дорожка вела к главному зданию святыни. Пришедшие поклониться богу группами стояли вокруг прилавков с закусками и сувенирами. В руках каменной статуи Дайкоку, дородного и улыбающегося, были мешок с драгоценностями и волшебный молоток, при помощи которого он даровал исполнение желаний. Дайкоку сидел на двух мешках риса, прогрызенных двумя резными крысами – его земными посланцами, – среди цветов и других подношений. Монахи в белых халатах и черных прямоугольных головных уборах мелькали в толпе. Свежий горный воздух смешивался со сладким, терпким ароматом благовоний. Над детским смехом, стуком деревянных подошв и произносимыми нараспев молитвами плыл звон колокола, глубокий и чистый. Над городом солнечные лучи пронзали тучи, словно спицы сияющего серебряного веера. Когда Сано мыл руки в ритуальной каменной чаше, безмятежная атмосфера, царившая вокруг, успокоила его. Все проблемы словно отдалились; он почти забыл, что ему суждено причинить жестокие страдания человеку, поиски которого привели его сюда.

Осмотревшись, Сано увидел старшего чиновника Охиру: он стоял у прилавка, где продавались талисманы и сладости, яркие фигурки летящих журавлей-оригами, символизирующих долголетие, и деревянные молитвенные палочки. Старший чиновник в темной одежде выглядел неуместно среди ярко разодетых людей. Когда Сано подошел к нему, Охира покупал молитвенный колышек. Он обмакнул в тушь одну из кистей, выставленных для клиентов, и написал на палочке молитву. Занятый своим делом, самурай не заметил Сано.

«Пожалуйста, защити нас от зла и принеси нам вместо тревог счастье», – прочел Сано через его плечо. Дальше шли имена членов большой семьи Охиры. Это была обычная молитва, но в нынешних обстоятельствах она брала за живое. Сано с ужасом думал о том, что должен сделать, но старший чиновник Охира заслужил свою участь.

Внезапно Охира поднял глаза и увидел Сано.

– Опять вы, – устало проговорил он. – Как вы смеете беспокоить меня в священном месте? – Он казался исхудавшим, словно его тело истаяло от боли. – Что вам нужно? Как вы меня нашли? – Повернувшись, он пошел к статуе Дайкоку.

Сано последовал за ним.

– Ваш начальник стражи сказал, где вы.

Охира остановился.

– Вы побывали на Дэсиме? Но как?.. Ваш пропуск был аннулирован. – Пристально посмотрев на Сано, он покачал головой, так ничего и не угадав по его лицу.

Прежде чем отправиться в кумирню, Сано избавился от украденного вооружения. Его одежда высохла на полуденной жаре, и с одним коротким мечом на поясе он выглядел как обычный самурай низкого ранга. Сейчас Сано не стал тратить время на то, чтобы рассказывать Охире о своих приключениях. Скоро тот и так все узнает. Дэсимские стражники доложат о том, что натворил Сано. Его будут искать солдаты. Ему следует действовать быстро.

– Как я попал на Дэсиму, не так важно, – сказал Сано. – Важно то, что я там обнаружил. – Он вынул из-под кимоно свиток и незаконченную опись. – Трибунал заинтересуется этим, как вы думаете?

Поняв все, Охира вспыхнул. Его охватила дрожь. Опустившись на корточки, он воткнул трясущимися руками молитвенную палочку в землю у ног каменного бога среди множества других.

– Значит, теперь я в вашей власти. – Поникшая фигура Охиры выражала отчаяние, в голосе звучала печаль. Он прикоснулся к палочке. – Я послал молитву слишком поздно, она уже не принесет мне пользы.

Этот деликатный момент напомнил Сано, как однажды он пил чай из бесценной фарфоровой чашки на чайной церемонии в замке Эдо: тонкой, полупрозрачной, с поверхностью, покрытой паутинкой трещинок, появившихся при обжиге в печи. Сано глубоко вздохнул, призывая всю свою мудрость, чтобы воспользоваться этим моментом, не допустив ошибки.

– А может быть, ваши молитвы уже осуществились, – сказал он.

– Что вы имеете в виду? – Охира поднялся, избегая смотреть на Сано.

– Вы оставили эти документы на видном месте, словно надеялись, что кто-то найдет их и накажет вас, хотя на Дэсиме это маловероятно. Думаю, вы не особенно сожалеете о том, что я нашел их. – Сано спрятал свиток и листок под кимоно. – Боги мудры. Порой они узнают о наших самых заветных, самых потаенных желаниях и даруют их исполнение.

Охира насмешливо улыбнулся:

– Значит, для меня вы посланец судьбы? Полагаете, я хочу публичного бесчестья и позорной смерти? Могу вас заверить: это не так.

Он зашагал по дорожке к главному зданию кумирни – деревянной хижине с соломенной крышей и верандой с перилами, поднятой на деревянных столбах и окруженной оградой из кольев. Сано вслед за Охирой поднялся по каменным ступеням.

– Когда погибли друзья вашего детства, вы поклялись придерживаться закона и не позволять другим совершать преступления. – Сано напомнил Охире историю, которую тот рассказал ему вчера. – Нарушив обет, вы тем самым обесчестили себя. Вы не могли открыто покаяться и поставить под удар семью, но жаждали, чтобы вас наказали. – Он помолчал, пока Охира дергал за свисавшую со ската крыши веревку, звоня в колокол, чтобы призвать бога. Оставив обувь за дверью, они вошли в кумирню. – И вам невыносимо жить, когда умирает ваш сын.

Свет полудня проникал сквозь проем двери и решетки на окнах, ложась на отполированный кипарисовый пол сияющими полосами. С опорных свай свисали священные косички из белой бумаги. Стены были покрыты подношениями кумирне: макетами кораблей, мечей, домов. Дверь во внутренние покои, вместилище бога, была завешана белой материей. В воздухе, пропахшем благовониями, воском свечей и сосновой смолой, царила тишина. Старший чиновник Охира упал на колени перед занавесью и склонил голову – поза горького признания правоты Сано. Сано встал на колени рядом с ним. После долгого молчания Охира тихим, печальным и отстраненным голосом ответил:

– Я расстроил систему безопасности Дэсимы и подделал складскую опись по приказу губернатора Нагаи. Я не хотел этого делать, но разве у меня был выбор? Самурай должен подчиняться вышестоящему начальству.

В бусидо послушание – высшая добродетель, часто вступающая в конфликт с личной моралью и законом. Сано, хорошо осознававший это противоречие, понял, что именно чувство вины и ненависть к себе стали причиной физической дряхлости Охиры, истощили его тело и душу.

– Нагаи сказал, что если я откажусь, – продолжал Охира, – то он заменит меня тем, кто не станет запрещать контрабанду. Он угрожал, что перестанет покровительствовать Киёси. – Голос самурая стал хриплым от волнения; он повернулся к Сано и простер руку, моля о том, чтобы тот понял его. – Что мне было делать? – Затем эмоции отхлынули. Охира уронил голову на сложенные ладони. – Теперь все пропало.

– Не обязательно, – возразил Сано.

– О чем вы? – В глазах Охиры мелькнула надежда.

У Сано имелись улика и признание Охиры, которое старший чиновник, жаждущий наказания, повторит перед трибуналом. Но ему нужно было больше.

– Киёси можно спасти. – Сано смутился, внезапно ощутив, что становится похож на Яна Спаена. В том, что он намерен сделать, проявится та же склонность к манипулированию людьми, как и у голландца. – Ваш сын не контрабандист и не убийца, его единственное преступление в том, что он обвинил меня, желая выгородить вас. Если мы убедим его рассказать правду, ему не придется умирать.

Старший чиновник Охира тихо застонал.

– Вы не знаете всей истории. И уверяю вас, когда узнаете, вам не так захочется помогать Киёси. Я был у него в тюрьме сегодня утром. Киёси напоминал безумца, но пришел в себя на довольно долгое время и рассказал мне все. Два месяца назад он начал гоняться за таинственными огнями, поскольку гадалка сказала, что это призраки, которые дадут ему много денег, и тогда он сможет жениться на любимой девушке. Киёси видел, что огни двигаются к Дэсиме, и проследил за ними до бухты, где наткнулся на контрабандистов. Позже он подслушал, как я распорядился, чтобы стражники снимали охрану, когда проворачиваются контрабандные операции. Киёси не знал, что в дело замешаны губернатор Нагаи и другие чиновники. Он решил, что всем заправляю я. В ночь ареста Киёси отправился к бухте, чтобы уговорить меня оставить это дело.

Значит, тот, кого Киёси собирался остановить и предостеречь, был его отец. Догадка Сано подтвердилась.

Охира издал скорбный смешок.

– Мой бедный, преданный, наивный сын. Да, он защищал меня, но не только ложью. Киёси ночами бродил по берегу, опасаясь, что полиция схватит меня... Откуда ему было знать, что все они сообщники? – Охира умолк, словно собираясь с силами. – Киёси стрелял из лука во всякого, кто приближался к заливу.

– Это он стрелял в меня? – Слова самурая ошеломили Сано. Значит, это не были ни Нирин, ни стражники с Дэсимы, ни подосланный канцлером Янагисавой убийца. Он догадался о мотиве юноши, но не о том, насколько далеко он готов пойти, чтобы прикрыть отца. Теперь бессвязное бормотание Киёси обретало смысл. Он «поставил личные интересы выше интересов сёгуна и государства», занимаясь не контрабандой, а тем, что защищал семью, вместо того чтобы сообщить о преступлении. «Кровь на его руках» была его, Сано, а не Яна Спаена и не Пеон.

– Я приношу извинения за сына, – сказал Охира. – Он не хотел причинить вреда, он просто хотел напугать вас. Когда вы не уехали от залива, Киёси запаниковал. Он стал целиться поспешно и задел вас. – Старший чиновник печально покачал головой. – Но это его не оправдывает. Он напал на представителя сёгуна, что трактуется как измена. Поэтому Киёси должен понести наказание. Как я и другие члены семьи.

Сано не чувствовал враждебности к молодому человеку, едва не убившему его. Он сам сделал бы то же самое, чтобы защитить отца.

– Когда судьи услышат о ваших преступлениях, у них не останется иного выбора, кроме смертного приговора, – сказал Сано. – Я не могу спасти вас – да вы этого и не хотите, не так ли? – Молчание Охиры подтвердило его слова. – Но, восстановив свои властные полномочия, я постараюсь убедить бакуфу, чтобы ваши жена и младшие дети не понесли наказания. – Он делал это в особых случаях для семей других преступников. – И Киёси не умрет, если я не доложу о том, что вы мне рассказали. А я не стану этого делать... если вы поможете мне.

Охира смотрел на Сано широко раскрытыми глазами, словно не смея поверить тому, что услышал.

– Конечно. Я сделаю все, что угодно. Все, что угодно!

– Скажите, кто убил Яна Спаена, и назовите имена всех, кто занимался контрабандой.

– Я не знаю этого. – Отчаяние снова овладело Охирой. – Меня там не было во время смерти Спаена. Я даже ни разу не был в бухте. Начальник второй смены управлял лодкой. – Значит, Сано плыл через залив за Нирином в ночь своего ареста. – Моя задача заключалась в том, чтобы подделать опись товаров, ослабить наблюдение за Дэсимой и предоставить людей.

И принять на себя обвинение, если что-то сорвется, подумал Сано, чувствуя, что надежда выявить преступников становится все более иллюзорной. Умен Нагаи, если заранее сотворил козла отпущения!

– Я не знаю, кто эти контрабандисты и кто ими руководит, – вздохнул Охира.

– Но вы должны были связываться с ними. – Сано пытался ухватиться за малейшую зацепку.

– В мою канцелярию в городе приходили анонимные послания. Я никогда не пытался выяснить, кто адресат... я не хотел знать больше, чем нужно. И уничтожал каждое послание.

Таким образом, письменных улик против губернатора Нагаи, переводчика Исино, Урабэ и кого-либо еще, кроме Охиры, нет. Но Сано не желал сдаваться.

– О чем говорилось в посланиях?

– Сообщались дата и время переправки контрабанды. Место, где мои люди должны взять товары... – Лицо Охиры выразило отвращение.

– Что еще? – спросил Сано.

– Очередное послание пришло вчера. Мои люди должны завтра вывезти с острова оставшиеся незаконные товары.

– Куда? – спросил Сано. – Когда?

Если ему удастся предоставить эту информацию судьям трибунала, то они, вероятно, освободят его и обратят внимание на настоящих преступников. Сано впервые почувствовал вкус успеха. И быть может, когда контрабандистов схватят, он узнает, кто убил Спаена, Пеон и поджег его дом.

– В послании говорилось, что нужно подобрать новое место встречи, – сказал Охира, – так как бухта засвечена. Я должен ждать дальнейших указаний, которые скоро последуют.

Достаточно ли скоро, подумал Сано, чтобы спасти его и Хирату? Достаточно ли скоро, чтобы предоставить убийцу Спаена голландскому капитану и предотвратить войну?

Снаружи по ступеням кумирни застучали деревянные подошвы, возвещая о прибытии желающих помолиться. Вдали продолжали тревожно бить военные барабаны. Сано собрался уходить.

– Сообщите мне сразу же, как узнаете, – сказал он.

– Конечно. Как вас найти?

Дом Сано сгорел, полиция наверняка охотится за ним. Ему некуда идти.

– Не знаете ли вы какого-нибудь тихого, уединенного постоялого двора? – спросил Сано.

– "Двойное счастье". – Охира объяснил, как туда добраться. – Я пришлю вам весточку.

Прежде чем уйти, Сано поклонился в сторону внутренних покоев и бросил в ящик для подношений монетку на счастье. Охира стоял на коленях и молча, с закрытыми глазами молился. На него снизошло небывалое спокойствие и придало странную красоту изборожденному морщинами лицу.

– С вами все будет в порядке? – спросил Сано, тревожась за человека, гибель которого должна расчистить дорогу к истине и его собственному спасению.

Странно отрешенный голос старшего чиновника Охиры прозвучал словно издалека:

– Я еще немного побуду здесь.

Сано изнемогал от чувства вины и жалости; завершение миссии не принесло ему радости. Сано очень хотелось быть таким человеком, который отказался бы от расследования или по крайней мере закончил его прежде, чем оно убьет Пеон, Старого Сазана, Охиру и будет угрожать Хирате и государству. Правдоискательство казалось ему проклятием, служение личному кодексу справедливости – жестоким эгоизмом. Но что оставалось делать Сано, как не довести расследование до конца? И в глубине души он все же чувствовал, что это будет правильно. Он должен служить чести и мириться с судьбой – как это делал Охира.

– Мне очень жаль, – тихо сказал Сано, но старший чиновник ничем не показал, что расслышал его слова.

Сано покидал кумирню, намереваясь укрыться на постоялом дворе и ждать послания от Охиры. Но сразу за воротами его охватило предчувствие опасности – на мгновение раньше, чем он увидел ее источник.

Вниз по дороге мимо него двигалась длинная процессия, во главе которой шли пешие солдаты со знаменами, украшенными гербами Токугавы. Конные солдаты сопровождали три паланкина; в открытых окошках виднелись мрачные пожилые чиновники в черных церемониальных головных уборах и халатах. Дальше следовала целая армия слуг и носильщиков с сундуками и тюками. У Сано сжалось сердце; ужас сковал его.

Члены трибунала по делу о государственной измене прибыли на день раньше, чем их ожидали. Время вышло. И Сано лишился шанса выверить свои планы. Со стороны города появилась толпа разъяренных самураев: ёрики Ота в полном боевом облачении на жеребце в дорогой сбруе; досины, размахивавшие дзиттэ; полицейские помощники с палками, веревками и лестницами; конные и пешие солдаты; мокрый с головы до пят, взбешенный Нирин.

– Вот он! – крикнул Нирин, который, видимо, и привел отряд к кумирне. – Хватайте его!

Толпа кинулась к Сано. Полицейские вырвали у него меч, связали ему руки и соорудили вокруг него из лестниц подобие клетки.

– Суд над вами начнется завтра утром, – с торжествующей усмешкой сообщил Сано ёрики Ота. – А пока вы отведаете щедрого гостеприимства тюрьмы Нагасаки. – Он щелкнул поводьями и сделал подчиненным знак следовать за ним. – Пошли!

Посаженный, словно зверь, в клетку, подгоняемый палками и насмешками, готовый умереть от стыда и отчаяния, Сано двинулся в долгий путь к тюрьме Нагасаки.

Глава 32

Трибунал по делу о государственной измене собрался в приемном зале резиденции, где остановились трое судей. Блеклый свет раннего утра едва пробивался через зарешеченные окна. Фонари отбрасывали зловещие желтые блики на судей, одетых в черные церемониальные халаты и накидки с гербами Токугавы и черные головные уборы; даже рукояти их мечей были черными. Судьи расположились на возвышении. Судебные чиновники и секретари сидели на коленях за столиками. Солдаты охраняли двери. На стенной росписи, выполненной в мрачных тонах, была изображена сцена конной охоты на тигра в лесу.

Сано, обвиняемый, в грязном муслиновом кимоно стоял перед возвышением на коленях на соломенной циновке, постеленной на сирасу: часть пола, покрытую белым песком – символом правды.

– Проводится суд над сёсаканом Сано Исиро, – нараспев произнес судья, который сидел в центре возвышения за столиком, заваленным свитками.

Ему было лет шестьдесят, его лицо с выпяченным подбородком и острыми скулами напоминало вытянутый прямоугольник. Тело судьи было стройным и сильным, посадка прямой.

– Слушание ведут судьи Фумио Сэгава из Хаката и Мория Дазай из Курумэ. – Он отвесил поклоны мужчинам, разместившимся по обе стороны от него; секретари зафиксировали слова судьи. С гор, окружавших город, долетел бой военных барабанов, напоминавший биение сердца огромного чудовища. – И я сам, верховный судья: Кэнзан Такэда из Кумамото. Когда Сано услышал это имя, у него сжалось сердце. Такэда был известен жестокостью приговоров и тем, что выносил обвинительные приговоры в ста процентах случаев. О других судьях Сано не знал ничего. В них сосредоточилась надежда Сано на оправдание, однако их бесстрастные лица не выражали и намека на жалость.

– Подзащитный обвиняется в государственной измене по шести пунктам, – начал верховный судья Такэда. – Организация контрабандной цепочки, гонение на японских подданных, приобретение оружия у голландцев, привлечение их к заговору с целью свержения правительства, обращение к китайцам за военной помощью, отправление христианских обрядов.

Когда Сано готовился опротестовывать обвинения и убеждать судей позволить ему поймать настоящих преступников, его мысли путались от боли, усталости и тревоги. Он провел адскую ночь в грязной тюремной камере. Тюремщики не давали ему ни воды, ни пищи, а каждый самурай в городе, казалось, считал обязанностью прийти и поиздеваться над самым высокопоставленным заключенным, какого видела городская тюрьма Нагасаки. Путешествие из тюрьмы к месту суда отняло у Сано много сил и глубоко ранило его самолюбие. Стражники заставили Сано идти в загоне из лестниц через толпу, из которой в него летели камни и мусор. Болело раненое плечо; саднили ожоги; он прекрасно понимал, что его внешний вид восстановит судей против него не меньше, чем возведенная на него ложь. Хуже всего было то, что тюремщики изъяли украденные им на Дэсиме записи, лишив Сано улик, которые помогли бы ему защищаться.

– Дополнительные обвинения против подзащитного были предоставлены вчера досточтимым губернатором Нагаи, – сообщил верховный судья Такэда. – Незаконное проникновение на Дэсиму и нападение на служащих. Подкуп команды голландского корабля. – Такэда указал на разложенные на столе свитки. – Мы, судьи, изучили показания свидетелей и нашли их убедительными. Таким образом, мы сочли обвиняемого виновным во всех вышеуказанных преступлениях.

Потрясенный Сано не верил своим ушам.

– И это все? – Он изначально понимал, что его шансы на честный процесс крайне малы, но все же не ожидал столь формального подхода. – Разве не будут заслушаны показания свидетелей? И мне не предоставят возможность выступить в свою защиту? – Даже самый последний крестьянин обычно мог высказаться до оглашения приговора и имел возможность посмотреть в суде в глаза тем, кто его обвиняет. – Вы, видимо, шутите!

– Никто не давал вам разрешения говорить, – пробормотал судья Сэгава, крошечное морщинистое существо с чопорно поджатыми губами. Он повернулся к верховному судье Такэде: – Давайте объявим приговор и закончим это неприятное дело так, как хотел досточтимый канцлер Янагисава.

Тучный, с ласковыми манерами судья Дазай кивнул. Сано потерял надежду найти союзников в лице этих людей: ставленники Янагисавы, они хотели добиться похвалы канцлера, уничтожив его. Но он не сдастся без борьбы.

– Обвинения сфальсифицированы! – выкрикнул Сано. – Так называемые свидетели подставили меня, чтобы защитить себя. – Судьи нахмурились, молча выражая недовольство. Чиновники, секретари и стражники с презрением посмотрели на Сано. – Я требую, чтобы мне предоставили шанс доказать свою невиновность!

Когда затихло эхо его голоса, в зале воцарилась тишина, которая, казалось, длилась целую вечность. Затем заговорил судья Сэгава:

– Эта эмоциональная вспышка крайне оскорбительна. Такэда-сан, прошу вас прекратить заседание сейчас же.

Но внимание верховного судьи было полностью сосредоточено на Сано; он с интересом прищурил глаза.

– Ввиду суровости обвинений я разрешаю подзащитному выступить. – Он повернулся к Сано: – Говорите.

Быть может, Такэда было просто любопытно услышать, что скажет Сано. Но Сано заподозрил в верховном судье тот тип чиновника, который хочет верить: все, что делает правительство, справедливо, чтобы и на него упал отблеск славы. Такэда не обратил внимания на халатность своих коллег. Претворяя в жизнь законы, он выступал за суровость наказания, так как считал всякое нарушение личным оскорблением. Он также предпочитал наказать невиновного, чем позволить хоть одному виновному избежать кары. Так или иначе, верховный судья Такэда согласился допросить свидетелей и не стал сразу признавать вину Сано. Однако если Сано правильно понял Такэду, судья не удовлетворится наказанием одного человека, если есть возможность выявить других преступников. И, согласившись слушать, Такэда выказал большую независимость, чем его коллеги судьи.

И Сано произнес самую выразительную, самую отчаянную речь в своей жизни. Он оправдывал свои действия, которые были неправильно истолкованы. Он приводил свой послужной список как доказательство лояльности правящему обществу и добропорядочности. Он ссылался на мотивы убийства Яна Спаена, имевшиеся у заместителя директора де Графа, доктора Хюйгенса, настоятеля Лю Юня и Урабэ. Он объяснял, как ему удалось выявить контрабандную торговлю, излагал свои претензии к служащим Дэсимы, высказал предположение, что Пеон погибла из-за того, что располагала информацией. Сано назвал поджог своего дома свидетельством заговора против него – заговора, в котором явно замешан знающий все в Нагасаки всемогущий губернатор. В заключение Сано сообщил о фальсификации описей, признании старшего чиновника Охиры и своих планах поимки настоящих контрабандистов и разоблачения тех, кто убил Яна Спаена и Пеон.

– Досточтимые судьи, клянусь честью, что все, рассказанное мной, правда, – закончил Сано. Он охрип и дрожал от жестокой физической и душевной нагрузки. – Прошу поверить мне и воздать по закону истинным виновникам!

Чиновники и секретари отложили кисти; стражники стояли, словно неподвижные тени. Сано видел по выражению лиц судей, что они усматривают логику в его показаниях и не могут пренебречь своими профессиональными обязанностями, просто отмахнувшись от них. Он ощутил преждевременную радость.

– Вы располагаете документами, о которых упомянули? – спросил верховный судья Такэда.

– Нет, досточтимый судья, – признался Сано. – Их изъяли при моем аресте.

Судья Сэгава засмеялся. Это было писклявое, мерзкое кудахтанье.

– Скорее всего их никогда не существовало в природе. – Он и судья Дазай кивнули друг другу. Их лица выражали самодовольство: они вот-вот достигнут цели – потрафить канцлеру Янагисаве.

– Но ведь есть признание Охиры, – поспешно добавил Сано. – Он хочет, чтобы восторжествовал закон. Исчезновение записей не повлияет на его решение. – Сано решил выяснить, так ли это на самом деле, только если верховный судья Такэда согласится сотрудничать с ним. – Приведите Охиру. К настоящему времени он уже должен иметь информацию о том, когда и где контрабандисты назначили встречу. Предоставьте мне шанс, и я передам их всех вам.

Верховный судья Такэда сердито сдвинул брови.

– Вы оскорбляете меня, сёсакан Сано, полагая, что я стану порочить других людей на основании безосновательных заявлений человека, которому нечего терять. Вы что, считаете меня глупцом?

Все судьи ухмыльнулись. Сано почувствовал обреченность.

– Оставляется прежний вердикт: виновен по всем статьям, – сказал Такэда. – Сейчас я зачитаю приговор: «Сано Исиро отказался от привилегии сохранения чести путем ритуального самоубийства. Ему публично отрубят голову, а его останки выставят на всеобщее обозрение в назидание потенциальным предателям». – Такэда дважды хлопнул в ладоши.

Стражники подскочили к Сано и схватили его.

– Нет! – крикнул он. – Клянусь, я сказал правду!

Это был самый чудовищный кошмар для самурая: трудиться не покладая рук, жертвовать всем, преданно служа господину, и все же закончить жизнь в позоре и бесчестье. Сано охватил неистовый гнев против его обвинителей, канцлера Янагисавы и всего коррумпированного бакуфу. Отбиваясь руками и ногами, он разметал по полу белый песок правды. Но стражники замкнули железные кандалы у него на руках и ногах.

– Пустите! Я невиновен!

Когда стражники потащили Сано к двери, она внезапно распахнулась. В комнату вбежал какой-то человек, за которым следовала орущая и размахивающая мечами толпа. Несмотря на боль, стыд и гнев, Сано испытал потрясение, узнав вбежавшего человека.

– Хирата? – В его сердце мелькнула радость, потом оно сжалось от ужаса. Солдаты наверняка убьют Хирату. – Нет!

– Сёсакан-сама. Милостивые боги, я не слишком поздно! – Хирата пал на колени перед возвышением и изумленными судьями. На нем не было ничего, кроме набедренной повязки. Тело Хираты покрывали грязь и пот. Самое странное заключалось в том, что он обрил голову.

Кланяясь судьям и тяжело дыша, Хирата заговорил:

– Досточтимые судьи, я пришел молить вас даровать жизнь моему господину. Прошу вашего разрешения доказать его невиновность.

Пока Сано беспомощно наблюдал за этой сценой, толпа окружила Хирату.

– Этот человек проскочил мимо нас, прежде чем мы успели остановить его, – сказал предводитель. – Простите, что прервали вас. – Потом он обратился к своим людям: – Это беглый изменник и убийца. Выведите его во двор и убейте.

Солдаты подняли извивающегося Хирату над головами.

– Нет! – Сано кинулся на помощь к нему, но тюремщики дернули за цепь, и он с грохотом упал. Стражники пронесли Хирату мимо него.

– Подождите! – Голос верховного судьи Такэды прогремел с возвышения, заставив солдат остановиться. – Принесите его назад.

– Что? Почему? – удивился судья Сэгава.

Такэда не обратил на него внимания. Солдаты бросили Хирату лицом вниз перед возвышением. Сано, лежа на полу в цепях, озадаченно наблюдал, как верховный судья изучающе смотрит на Хирату. По странному выражению лица Такэды нельзя было понять, что он намерен предпринять.

– Сядь, – приказал Такэда Хирате, и тот тут же повиновался. – Ты тот человек, которого обвиняют в содействии изменническим действиям сёсакана Сано, проникновении в резиденцию казначея и убийстве солдата?

Хирата поклонился:

– Да, но я невиновен, так же как и мой господин. – Его голос сорвался; он откашлялся и смело продолжил: – Пожалуйста, простите мой непрошеный визит, досточтимый судья, и позвольте мне объясниться.

– Успеется. – Верховный судья смотрел на Хирату с явным интересом. – Как я понимаю, ты скрывался. Чем ты занимался все это время?