Текст книги "Загадки любви"

Автор книги: Лора Брантуэйт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

7

Это был необыкновенный день. Кэндис подумала, что нужно отметить его в календаре и отмечать как большой личный праздник.

Может, это ее второй день рождения? Не бывает так, чтобы настолько ценные подарки человек получал ни с того ни с сего.

Кэндис получила два: общение без масок и ощущение настоящей себя.

Да, Брэндон и Майк действительно дали ей ценнейший опыт простоты и искренности. После головомойки, которую ей устроили еще в машине, Кэндис почувствовала злость, угрызения совести, желание измениться. Не говоря уже о смущении, воодушевлении и чувстве опасности, которые она непрерывно испытывала рядом с Брэндоном.

После этого она молчала минут десять, а потом включилась в разговор, стала смеяться шуткам, подпевать популярным песенкам, доносившимся из динамиков роскошной стереосистемы, гордости Глории, – в общем, делать все, что естественно для жизнерадостной, веселой девушки.

– Вот, теперь хотя бы понятно, что ты живой человек, а не какая-то там Снежная королева, – добродушно заметил Майк. – Ты мне такая гораздо больше нравишься!

– Ах тебе нравится Кэнди?! – взвилась Глория. – Ну я тебе сейчас...

Она прибавила газу и выехала на встречную полосу. Слава богу, они уже далеко отъехали от города, и машин здесь было не так-то много. Кэндис зажмурилась и вжалась в сиденье. Глория демонически расхохоталась, как будто была ведьмой, заложившей на сверхскоростной метле крутой вираж.

– Глория, не сходи с ума! – завопил Майк.

– Глория!!! – рявкнул Брэндон.

Глория вернулась на свою полосу.

– Ну почему моя девушка слушается тебя? – вопросил Майк.

– Потому, что меня слушаешься ты. И это совершенно правильно: я старший.

– Вот видишь, Кэндис, как мне приходится нелегко? – обратился к ней Майк.

– Вот-вот, пожалуйся Кэнди, – проворчала Глория. – Она тебе нравится, она тебя понимает...

– Глория, неужели ты и впрямь считаешь, что я уступлю Кэндис этому оболтусу? – усмехнулся Брэндон.

– По правде говоря, нет. Более того, я в этом уверена! – Глория рассмеялась.

– А меня никто не хочет спросить?! – возмутилась Кэндис.

– Хм... – Брэндон сделал вид, что задумался. – Нет, ты знаешь, нет.

Ну что на это скажешь?

И с этого момента Кэндис не переставала ощущать себя его. Это было сладостное, томительное чувство, которое ни на секунду не отпускало ее. Как будто Брэндон все время держал ее за руку. Даже когда смотрел в другую сторону. Даже когда был на расстоянии нескольких ярдов от нее.

Кэндис подозревала, что, когда она вернется домой, чувство это все равно останется.

Они выбрали для пикника уютное местечко на узком песчаном пляже. Прямо за их спинами берег обрывался в океан и как будто делал последний вдох перед погружением в воду. Этот «вдох» – узкая полоска песка – и стал их прибежищем на несколько часов.

Кэндис стояла на ветру, наслаждалась соленым запахом океана, ощущением влажного песка под ногами и по-летнему теплого солнца на щеках.

– Хорошо? – спросил Брэндон совсем рядом с ее ухом. За шумом волн и ветра она не расслышала его шагов.

– Да! Я тысячу лет не ездила на пикник!

– Хм, а как же ты проводишь свободное время? Как отдыхаешь?

Кэндис задумалась. Сложно сказать, как ты проводишь свободное время, когда его у тебя нет – равно как нет и времени рабочего. Если ты не работаешь, тебе незачем и отдыхать.

– Эй, чего погрустнела? Ты работаешь на трех работах в две с половиной смены?

Кэндис пришла в себя. Брэндон ведь ждет ответа не избалованной великосветской барышни, а обычной работящей девушки. Пусть и с творческой профессией...

– Знаешь, у меня свободное время плавно перетекает в работу. Я хожу в музеи и театры, на выставки, презентации книг...

– Приятно. И все время в городе?

– Ну да.

– Не надоедает?

– Нет. То есть... да, очень. Но это лучшее, что я могу найти для себя в Нью-Йорке.

– А потом? Ты приходишь домой, и... что?

– Я прихожу домой... слушаю музыку, смотрю фильмы, читаю.

– Ты на редкость старомодна.

Это было последнее, что Кэндис ожидала услышать.

– По-твоему, мне нужно было бы таскаться по клубам, барам и ресторанам? – Она зло прищурила глаза.

– Почему же «нужно»? К тому же ты реагируешь так, словно я сказал тебе что-то плохое.

– А что – хорошее, что ли?

– Нейтральное. Может быть, это даже комплимент в моем понимании...

– Знаешь, скажи любой девушке, что у нее, например, старомодное платье, и погляди, что будет.

– А что будет? – Брэндон улыбнулся.

Какая же у него завораживающая улыбка – глаз не отвести...

Стоп-стоп-стоп! Кэндис, приди в себя! Это же мужчина, еще один мужчина, такой же, как Маркус Доннари!

А вдруг он не такой, как Маркус? А как ее отец, например? Или Джереми? Нет, не похож, совершенно не похож. Хотя справедливости ради надо сказать, что и на Маркуса он тоже не похож. Маркус как статуя: снаружи красиво, внутри камень. А Брэндон... Брэндон как замок: поглядишь – дух захватывает от красоты и мощи, а ведь в замке десятки помещений: комнаты, залы, коридоры, переходы, лестницы, библиотека, в конце концов, и оружейная тоже.

– О чем задумалась? Ты же девушка, наверняка знаешь ответ.

Кэндис с трудом вспомнила, о чем шла речь.

– Одно из двух: либо девушка расплакалась бы, либо влепила бы тебе пощечину.

– Значит, только два варианта? Или нежная, или злая? Хорошо. Я хочу пощечину. У тебя старомодное... старомодная куртка.

Кэндис развернулась и зашагала прочь, удивляясь, откуда только берутся такие невыносимые типы, как Брэндон.

Откуда – она не знала, но ей было очень трудно сдерживать улыбку, которая предательски растягивала губы.

Кэндис вернулась туда, где Глория и Майк поставили раскладные кресла, шезлонги и столик. Шезлонгов было только два, и один Глория и Майк уже оккупировали: полулежа на нем, они пылко целовались. По правде сказать, «пылко» – слишком бледное слово для описания этого процесса. Кэндис почувствовала, как до корней волос заливается краской. А она еще считала себя раскованным человеком! Ну да, любовные сцены в кино давно перестали ее смущать. Но тут ведь не кино! Тут два живых человека, тут настоящая страсть.

– Красивая они пара, да? – спросил Брэндон за ее плечом.

– Да, – ответила Кэндис, не оборачиваясь.

– А почему ты делаешь вид, будто меня здесь нет? Зрелище завораживает? Не можешь оторваться? – уже насмешливо поинтересовался он.

Кэндис захотелось провалиться сквозь землю – или чтобы Брэндон сам провалился в пекло.

Он развернул ее к себе за плечи. Что он делает? Кэндис почувствовала, как ее охватывает ужас, безотчетный, дикий страх...

Слитый с чем-то еще.

Интересно, если в стакан с водой плеснуть чернил и влить меда, будет ли темная вода сладкой?

Будет.

И так же сладко было ощущать его сильное прикосновение, хоть оно и будило в ней темные, первобытные чувства: страх, и злость, и...

– Зачем ты это делаешь? – прошептала Кэндис и попробовала высвободиться.

– Потому, что мне очень этого хочется, – поделился Брэндон и поцеловал ее.

Земля вздрогнула – и ловко вывернулась у нее из-под ног. Хорошо, что Брэндон держал ее крепко, иначе она точно полетела бы куда-то – может быть, вниз, а может, и вверх...

Кэндис поняла, что у нее нет сил сопротивляться – ни сил, ни желания. Напротив, ей хотелось идти дальше, глубже, выше. Внизу живота отчаянно пульсировало, билось горячее томление. Еще, еще, еще, пожалуйста, не отпускай меня!

Поцелуй длился долго, но кончился так же внезапно, как и начался.

Кэндис распахнула глаза и только сейчас поняла, что они были закрыты. А ей-то показалось, что она ослепла!

Брэндон смотрел на нее с...

Ей хотелось принять эти чувства за нежность и восторг, но она боялась. Что, если он просто смеется над ней?

– Что ты себе позволяешь? – прошептала Кэндис.

Она была бы рада дать ему пощечину. Но к глазам подкатывали слезы. Как там Брэндон сказал? «Нежная»? Да, черт возьми, будешь тут нежной, а какой же еще, когда только что пережила самый прекрасный поцелуй в своей жизни?!

Позор тебе, Маркус Доннари. А про тебя еще в газетах пишут... Хотя когда это в желтой прессе про кого-то писали правду?

Кэндис почувствовала у себя между лопаток взгляд. Два взгляда. Она обернулась. На нее во все глаза таращились Глория и Майк. Лучше бы они продолжили свое «личное дело» и не совали нос в...

В чужое!

Ну да, а разве у них с Брэндоном не может быть каких-то личных дел?!

Что за черт, конечно, не может!

Кэндис почувствовала себя загнанной в угол. Она рада была бы уйти, исчезнуть с радаров, раствориться в разреженном воздухе – но не могла, пляж просматривался как раскрытая ладонь. Взбираться наверх, туда, где оставили машину? Кэндис усмехнулась: а что, неплохой выход – угнать машину лучшей подруги и умчаться обратно в Нью-Йорк!

Черт, не хочется устраивать такие неприятности Глории... Да и вообще – боязно как-то. Что будет, если ее остановит полиция? За превышение скорости, например? А ведь остановит, это точно...

Кэндис подошла к столу и взяла бутылку лимонада. Открыла, приникла губами к горлышку, опрокинула в себя порывистым движением. Холодная шипучая жидкость обожгла горло.

Думай, Кэндис, думай. Если ты будешь просто вот так стоять, сидеть или ходить с ошалевшим видом, тебя на обратном пути подбросят до психушки.

В сторону Брэндона она старалась даже не смотреть – и не понимала, легко ей это дается или, напротив, с большим трудом.

Ей показалось, что сквозь шум волн – и шум крови в ушах – она расслышала смех. Обернулась к Глории:

– Ну что?! – Этим выкриком можно было остановить толпу агрессивно настроенных хулиганов.

– Все в порядке, Кэнди, – опешила Глория. – Ты чего?

– Ничего.

Кэндис бросила быстрый взгляд на Брэндона. Тот стоял скрестив руки на груди и улыбался краешком рта. Издевается? Шутник нашелся... Кэндис перевела взгляд на Глорию и Майка. Оба замерли в молчаливом ожидании. Чего ждете? Представления? Истерики? Скандала?

А вот черта с два дождетесь!

Брэндон решил поиграть в героя-любовника, которому соблазнить девушку – раз плюнуть? Хорошо же!

Кэндис внезапно поняла, что выхода у нее нет. Точнее нет второго выхода, а тот единственный, который остался, – это подыграть Брэндону. Легкий романчик? Помнится, она еще утром фантазировала на эту тему...

Так будет проще всего: несколько свиданий, поцелуи под луной, может быть, даже секс, если не удастся отвертеться, – а потом все, ариведерчи! Мол, мы друг другу не подходим, хватит пудрить себе мозги, спасибо за все, прощай, моя несостоявшаяся любовь!

Почему нет? Что ей мешает? Это гораздо веселее, чем устраивать скандалы, ссориться с лучшей подругой и выставлять себя нервозным посмешищем. Она свободная девушка... Потом можно будет сказать, что так она пыталась забыть Маркуса.

Кэндис фыркнула. Она и сама не заметила, как забыла Маркуса. Напрочь. Ладно, это будет сказочка для Глории и в случае чего мамы.

Кэндис подумала, что теперь наконец-то сможет пережить нечто такое, что вообще не значилось в ее планах на будущее – ничего не значащий короткий роман. Судьба ее была проста и ясна: подрасти, начать встречаться с каким-нибудь молодым человеком, которого одобрили ее родители, может быть, сменить его на другого, а потом, когда настанет подходящий момент, обручиться с ним и выйти замуж. И свадьба должна быть рассчитана на пять сотен гостей, не меньше...

А тут – все совсем иначе. Не видать ей ни свадьбы с Брэндоном, ни даже долгого романа. Так, история без будущего. Но раз уж судьба привела ее к этой точке – зачем пытаться бежать и делать вид, будто тебе этого совсем не хочется? Ведь хочется, и еще как!

Кэндис понимала какой-то частью сознания, что ее поступки, мысли и чувства лишены даже самой поверхностной логики, что с ней творится что-то непонятное и загадочное, по своей таинственной и хаотичной природе похожее на душевную болезнь. Но ничего, и это можно пережить. Главное – попробовать пережить с удовольствием...

Кэндис прикрыла глаза и вспомнила поцелуй Брэндона. Да, ее ждет море удовольствия, целый океан наслаждений...

Если только она будет достаточно умна, чтобы не принимать все близко к сердцу.

– А ты шустрый! – бросила она Брэндону. Прищурилась, чтобы он не видел ее глаз. – Если не сказать – бесцеремонный. Всегда так с женщинами?

– Так вам же нравится. – Брэндон уклонился от прямого ответа на вопрос.

– Кому-то, может, и нравится. А я предпочла бы по-другому. – Кэндис справилась с собой и теперь смотрела на него в упор. – Ну да ладно, что теперь... – Она сделала еще один глоток лимонада, не сводя с него глаз. – Ты вроде бы поснимать меня обещал. Давай, что ли. Посмотрим, на что ты годишься, как фотограф.

Кэндис не узнавала – сама себя. В кого она превратилась? Только что целовалась с малознакомым мужчиной, да так целовалась, как целуются в последний раз. Как самый простой выход из сложной ситуации выбрала закрутить с ним интрижку, которая заведомо ничем не закончится. А теперь стоит и без всякого стеснения, нахально даже смотрит ему в глаза – бросает вызов. На что только напрашивается? Эх, видела бы ее сейчас мама!

Впрочем, мама не многое успела бы разглядеть и понять – с мамы хватило бы ее дешевых спортивных туфель, китайских, за пятнадцать долларов...

– Посмотрим, обязательно посмотрим, – заверил ее Брэндон. – Только ты, наверное, представляешь процесс иначе. На деле же от тебя ничего не потребуется. Я буду незаметным. Ты ходи куда тебе захочется, разговаривай, ешь, пей, смейся...

– О, так я тоже хочу! – подала голос Глория.

– Обойдешься, – неожиданно грубо сказал ей Майк и жестом собственника прижал к себе.

Майк знал, что обычными «студийными методами» Брэндон работает с обычными девушками. Это не искусство, это производство, и потому нет нужды погружаться в человека, соединяться с ним, становиться его тенью. На такое Брэндон идет, только если у него большие планы. Так Брэндон снимал только тех девушек, с которыми жил. Больше – никого. Кэндис – четвертая. И понятно, конечно, что она странная, может, даже немного с приветом, и вся ее красота не отменяет этой чудаковатой резкости, но брату-то виднее, что ему нужно в жизни... Главное – чтобы Глория осталась с ним, а Брэндон с Кэндис как-нибудь сами разберутся, чай, не маленькие уже...

– Отлично! – обрадовалась Кэндис. – Особенно мне нравится идея с твоей «незаметностью». Ребята, поехали, давайте веселиться! У кого батарейки к магнитофону?

И безумный день покатился снежным комом с горы.

Кэндис казалось, что в лимонад подмешали чистый спирт, причем в пропорции один к одному. По крайней мере, она пьянела от него, как от текилы – если бы текилу пили, как колу, из горлышка бутылки. Никогда в жизни она не была такой, как сегодня: подвижной, искрометно остроумной, яркой и горячей, как сполох пламени, в общем, бешеной. И это – без капли химии, если не считать лимонада...

Где-то в разгаре веселья Глория буквально за руку вытащила ее из круговорота жизни и оттащила в сторонку, где не так били по ушам вопли каких-то металлистов, доносившиеся из магнитофона.

– Ты как? – Глории все равно пришлось перекрикивать шум волн.

– Превосходно!

– У тебя с Брэндоном... Так быстро?

Кэндис неопределенно повела плечом, улыбнулась загадочно:

– Кто знает, может, еще ничего и не получится!

– Да ну?! Вы же уже целовались!

– И что? Это разве что-то значит?

– А что – нет?

– Нет.

– Но не для тебя, Кэндис! Я знаю тебя много лет...

– Хочешь прочесть мне мораль? Поздно! Мне двадцать шесть, я абсолютно взрослая женщина, свободная, кстати, и имею право целоваться с кем хочу, хоть с первым встречным чернокожим в Бруклине!

– Кэнди, я тебя такой никогда не видела...

– Может, и не увидишь больше. Хотя вероятнее, что ты не увидишь меня прежней, скромной избалованной леди, исполненной чувства собственного достоинства. – Кэндис вскинула руки вверх и издала торжествующий вопль, который смешался с шумом океана. – Глория, ты хоть понимаешь, как прекрасна жизнь? Понимаешь или нет?!

– Кажется, понимаю, но не в такой степени, как ты... Брэндон идет! Оставлю вас...

Кэндис удержалась, чтобы не крикнуть: «Нет!»

Глория ушла к Майку.

И снова она осталась один на один с Брэндоном. Камера болталась у него на шее, но объектив был закрыт. Он пришел не для того, чтобы фотографировать ее.

– Ну как ты?

– Отлично! – Кэндис ослепительно улыбнулась, стараясь обнажить побольше зубов. Говорят, действует на подсознание, отпугивает... Хотя к чему это она, все уже решено!

– Я рад.

– Как съемки?

– Очень хорошо. Я доволен. Что получилось – покажу после. Надо еще поработать над снимками.

– Ты сегодня поцеловал меня. Зачем?

– Таково было мое желание. И твое.

– По-твоему, все так просто?

– Не всегда, но бывает и так.

– Поцелуй меня еще.

Он смотрел на нее, будто ослышался, а Кэндис хотелось танцевать от переполнявшего ее веселья. Наверное, так веселились и куражились ведьмы на средневековых шабашах. Интересно, а сейчас где-нибудь проводят шабаши? А то она бы поучаствовала...

Ответом ей был поцелуй, еще полнее, еще ярче предыдущего.

Да, девушки из приличного общества не просят мужчин о поцелуях и ласках. Напротив, они делают вид, что все это им неприятно и они готовы потерпеть прикосновение только ради того, чтобы когда-нибудь предстать перед алтарем с тем, кому принесли такую жертву. Вот именно – девушки из приличного общества живут по совсем другим законам. Мисс Кэндис Лили София Барлоу никогда бы такого не сделала! Но она сейчас – просто Кэндис, Кэнди, странная, симпатичная, простая девчонка, которой хочется целоваться с этим парнем больше, чем дышать или чувствовать кожей солнце...

И Брэндон подарил ей то, что было важнее дыхания и приятнее солнечного тепла. Ей казалось, что вся ее предыдущая жизнь, пусть в той жизни и были Колизей, Лувр, пирамиды, Красное море и Ниагарский водопад, – что вся та жизнь не стоит одного этого поцелуя.

В какой-то миг ей показалось, что она сейчас умрет. Вот так, очень просто. Что Брэндон возьмет и увлечет ее за грань бытия, не выпуская из объятий. Какая сладкая будет смерть!

Потом она все-таки вернулась на землю, почувствовала почву под ногами – влажный песок не назовешь твердой почвой, но это лучше, чем вообще ничего...

– Ты необыкновенная, – прошептал ей в ухо Брэндон.

И, как бы громко ни ревели волны, Кэндис расслышала.

Лги сколько хочешь. Для тебя я – одна из многих. Многих десятков, а то и сотен. Скольких женщин ты фотографировал за свою жизнь? Скольких целовал?

Не важно, Брэндон. Совершенно не важно. Ты можешь делать со мной все, что тебе заблагорассудится, по одной простой причине – меня у тебя нет. Есть обычная девушка Кэндис, даже без фамилии, просто Кэндис, репортер газеты «Культурный Нью-Йорк», которая живет в доме на пересечении Бульвара Монро и Двенадцатой авеню.

Девушка, которой нет.

А мисс Кэндис Лили София Барлоу никогда бы не подала тебе руки. Ни одного рукопожатия, не то что поцелуя...

Кэндис почувствовала, как внутри шевельнулось темное удовлетворение. Думаешь, ты получил надо мной власть, Брэндон? Ну-ка, попробуй, удержи в объятиях призрака или сгусток тумана!

Все иллюзорно в этом мире, Брэндон. Твоя власть. Наши отношения. Даже я.

8

– Кэндис, где ты так долго пропадала? – Голос миссис Барлоу выдавал легкое раздражение. Это означало, что она не на шутку рассержена.

Прошмыгнуть наверх незамеченной не удалось. Мать выплыла из дверей библиотеки как раз в тот момент, когда Кэндис выходила из кухни. Дверь черного хода она открыла своим ключом, и все шло хорошо...

До этого момента.

– И почему ты так странно выглядишь? Нет, постой, ты себя хоть в зеркале видела?

– Мам, долго объяснять. Я сейчас переоденусь и спущусь. И, пожалуйста, прикажи Генриетте подать мне что-нибудь на ужин. Я умираю с голоду.

Это была неправда. Но так можно было хотя бы ненадолго отвлечь маму. Все-таки прием «ребенок голоден» одинаково действует на всех матерей!

Не тут-то было.

– Ничего, за целый день не умерла – потерпишь и еще немного. Ах! – Миссис Барлоу схватилась за сердце. – Боже, где ты взяла это?

Китайские туфли не прошли незамеченными.

– На кого похожа моя дочь? На официантку из «Макдоналдса»! Я этого не выдержу!

– Выдержишь, – заверила ее Кэндис (отомстила за «потерпишь и еще немного»). – В конце концов, когда ты приехала в Нью-Йорк, ты была похожа на девчонку с техасского ранчо!

– Неправда, у меня всегда был безупречный вкус. Жаль, что это не передается по наследству. – Барбара со значением посмотрела на Кэндис.

– Ну ладно, мам, подумаешь, выбрала не очень удачную модель. Хотела одеться в стиле casual, но, как видишь, не преуспела.

– Совершенно.

Уф, кажется, пронесло! Действительно, что может заподозрить ее мать? Что она выдает себя за другую девушку, «простую смертную», завела роман с фотографом, которого сегодня видела во второй раз в жизни, целый день провела с ним непонятно где, фотографировалась, целовалась, уничтожала сладкое в неприличных количествах и совершенно не задумывалась о будущем – ни о будущем вообще, ни о своем «блестящем будущем» в частности?

Да мать скорее запрет ее в психушку, чем поверит в подобное! Это факты, которые никак не могут существовать в картине мира Барбары Барлоу. Не вписываются в реальность...

– Глория меня обсмеяла. Так что тебе нет нужды повторять ее подвиги.

– Ах, опять ты с этой своей подружкой... Ты знаешь, Глория была бы всем хороша, если бы умела думать, что говорит, и держать язык за зубами. Но вот умению одеваться у нее можно поучиться. Если уж талант родной матери тебя не устраивает...

– Мама, ну какое может быть «не устраивает»? Дело только в том, что это талант, а талант, как ты уже заметила, по наследству не передается, и научить ему нельзя.

– Значит, нужно ехать по магазинам вместе.

– Хорошо. Спасибо, мам. Ты всегда меня выручаешь. – Кэндис мысленно поздравила себя: кажется, выкрутилась.

– Джеймс заезжал на ужин, – со значительной небрежностью произнесла миссис Барлоу.

– Вот как? Зачастил... – протянула Кэндис.

– Тобой интересовался. А тебя нет, сотовый отключен...

– Не судьба.

– Завтра мы все вместе идем в оперу.

– Мама, прости, у меня другие планы! Очень жаль, но...

– Какие еще другие планы?

– Вечеринка у Стейси Малфой. Она пригласила меня две недели назад.

Кэндис умолчала, что на вечеринку эту она с самого начала не собиралась идти, потому что в глубине души терпеть не может Стейси и – особенно – ее младшую сестричку Сесиль. Она очень-очень, всей душой надеялась, что ей позвонит Брэндон и пригласит куда-то. И он должен позвонить, непременно!

– Ничего страшного, придешь попозже.

– Мама!

– С каких это пор вечеринки привлекают тебя больше оперы? – удивилась миссис Барлоу. – И вообще, не спорь, мы с отцом уже все решили.

– А я, значит, не имею права решать? Мне двадцать шесть!

– Какая разница, я старше тебя в два раза, а отец – и того больше. Так что делай что говорят. И первым делом иди переоденься.

Миссис Барлоу прошла мимо Кэндис в кухню, давая понять, что разговор окончен.

Кэндис выпустила из легких перегоревший воздух вместе с застрявшими в горле словами. Да здравствует деспотия, самая прогрессивная из всех форм правления в мире!

А с Брэндоном она все равно встретится, не вечером, так ночью, не ночью, так через день!

В спальне она долго разглядывала себя в зеркале. Как же она изменилась! И дело не в том, что на ней совершенно нетипичная одежда, что волосы растрепались и пропитались соленым, влажным запахом океана. Дело в глазах – они стали совсем шальные, и в изгибе рта – он сделался чувственным, как у греческой гетеры.

Здравствуй, новая я!

Кэндис чувствовала желание пойти в душ и раствориться в потоках горячей воды – и нежелание смывать с себя запах океана и прикосновения ветра, запах Брэндона и его прикосновения... Это было слишком прекрасно, чтобы добровольно согласиться потерять. Впрочем... сможет ли она что-то из происходившего сегодня смыть с себя, забыть, утратить? Нет, считать это возможным – слишком наивно. Такое не забывается. Это остается навсегда.

Кэндис казалось, что сегодняшний день выжжен в ней, в ее душе до мельчайших подробностей. Может, сделать еще татуировку? Чтобы форма соответствовала содержимому?

Надо будет узнать, как Брэндон относится к татуировкам.

Кэндис улыбнулась себе и, раздеваясь на ходу, прошествовала в ванную. Кажется, она совсем сошла с ума...

– Привет!

– Привет.

– Я не разбудил тебя?

– Нет, я еще не сплю. – Кэндис отложила книгу.

Сто двадцать четвертую страницу она читала уже почти час. Какой сложный текст! Смешно сказать, даже не на древнегреческом!

– С тобой никогда не знаешь, спишь ты или бодрствуешь.

– Это обвинение?

– Нет, констатация факта.

– Звонишь констатировать факт?

– Нет, пожелать спокойной ночи.

– Спасибо. И тебе спокойной. – Интересно, а Брэндон чувствует, как широко она улыбается?

– Нет-нет, погоди!

– Что?

– Мне очень понравился сегодняшний день.

– И?

– И... И особенно мне понравилось то, что происходило между нами. Целовать тебя – одно удовольствие.

– И?

– Я хочу повторить. Давай завтра куда-нибудь сходим?

– Сходим – давай. Только не завтра.

– А когда?

– Послезавтра.

– Мне будет сложно дождаться.

– Ничего, ты же мужчина, у тебя хватит силы воли.

– Ну если ты так в меня веришь – то конечно! А что ты делаешь завтра?

– Иду в оперу.

– Рутина?

– Ну... да.

– Не хочешь, чтобы я составил тебе компанию?

– А?

– В опере?

– Нет!!!

– Хм... Ладно. Странная реакция, конечно. Но ты вся странная.

– Я тебе такая и нравлюсь.

– Это точно. Очень нравишься. – Пауза. – Кэндис, я не хочу сейчас класть трубку. Давай еще о чем-нибудь поговорим?

– О чем?

– Ну о чем-то мы ведь в тот раз недоговорили? Расскажи о своей учебе в школе.

Кэндис рассказала, умолчав только о том, что она училась в элитной школе для детей «самых-самых», и семестр там стоил столько же, сколько в престижном колледже. Ведь если не считать этого, проблемы у школьников одни и те же: борьба с ровесниками за успех, борьба с учителями за свободу и справедливость, предметы, которые любишь, и предметы, которые ненавидишь...

– А я ненавидел математичку, – поделился Брэндон. – А она ненавидела меня. Я очень много пропускал, приходил только на срезы и контрольные, но писал их так, чтобы не к чему было придраться... В итоге все равно получил «удовлетворительно» в аттестат и имел пренеприятный разговор с отцом.

– Расскажи про свою семью, – попросила Кэндис.

– Нет.

Она не ожидала такого жесткого отпора. Хоть бы завуалировал отказ как-нибудь... Так нет же. Ну и ладно. Она на подобный вопрос тоже не стала бы отвечать.

– Плохие отношения?

– Не очень хорошие. Не расспрашивай.

– Хорошо.

– Я лучше расскажу тебе, чем закончилась история с преподавательницей математики.

– Чем же?

– Через четыре года после окончания школы мы случайно встретились в баре. Она была пьяна и пыталась меня соблазнить. Говорила, что изводила меня, чтобы я... Чтобы я отомстил ей как мужчина. Подчинил ее.

– И как? Ты подчинил? – поинтересовалась Кэндис и сама удивилась, сколько желчной ревности в ее голосе.

– Нет. Она мне никогда не нравилась. С чего бы мне исполнять ее желания? – Кажется, он усмехнулся.

– Действительно, – отозвалась Кэндис и перекатилась по кровати, чтобы дать хоть какой-то выход душившей ее ревности.

Какая может быть ревность в подобной ситуации? Он – всего лишь мимолетное увлечение, забыла, Кэндис?

Забыла... Нет, пока еще не забыла. Не до конца.

Эта мысль ужаснула ее.

Да, Брэндон божественно целуется. Да, она ждет не дождется момента, когда вновь окажется рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки или ближе... Да, она будет даже рада пойти с ним до конца и попробовать – каково это, с человеком, на которого тело реагирует как безумное.

Но не более того!

И вообще... Ревновать к прошлому – смешно. Тем более когда там, в прошлом, ничего не случилось.

– Кэндис, ты что, ревнуешь? – В голосе Брэндона звучало неподдельное изумление.

– С чего ты взял?! – притворно возмутилась Кэндис.

– Ты очень выразительно сопишь в трубку, но ничего не говоришь.

– Задумалась просто.

– А о чем?

– О тортах, – нашлась Кэндис. Действительно – почему нет? Каждая девушка на диете время от времени «подвисает» на мысли о тортах, пирожных, пончиках, шоколаде и мороженом.

– Что-о?

– О тортах. Хочу сладкого.

– Восхитительно. Я знаю одну великолепную кондитерскую, которая по выходным работает допоздна.

– И? – Кэндис даже не пыталась скрыть счастливой улыбки. Все равно Брэндон ее не видит. А если и поймет по изменившемуся звуку ее голоса – пускай. В конце концов, он ведь собирается сделать это для нее.

– И я хочу пригласить тебя туда. Все-таки вторник очень далеко, а так – есть повод встретиться.

– А я на диете.

– Тогда пошли в ресторан вегетарианской кухни.

– Откуда ты знаешь на какой – может, я не ем после восьми?

– Тогда давай позавтракаем вместе!

– Ладно, сдаюсь! Давай сейчас.

– Пирожные или салаты?

– Пирожные, конечно!

– Отлично. Через сколько за тобой заехать?

– Я сама за тобой заеду. Через... Через час.

– Ну... ну ладно. Жду тебя!

– Пока.

– Целую...

Это сладкое слово прозвучало, когда Кэндис уже держала палец на кнопке «отбой». Дрожь прошла по позвоночнику. Она совсем сошла с ума! Окончательно рехнулась... Ну и что, если это так восхитительно прекрасно!

Кэндис вскочила с постели. Настоящее приключение... Отлично. И только одна маленькая деталь оставляет знак вопроса: машина. Не слишком ли роскошен красный «рено» для девушки-журналиста?

Ладно, бывает, в прокате взяла!

Кэндис метнулась к шкафу. Что из ее нового гардеробчика подойдет на такой случай?

Кэндис выбрала красное трикотажное платье и короткий черный жакет, красно-черные пластмассовые бусы, черные высокие сапоги. Да, вызывающе, но она ведь идет не на благотворительный ужин, а на свидание...

Кэндис не удержалась и надела дорогое белье и чулки. Если дойдет до дела... Вряд ли Брэндон что-нибудь заподозрит. Ох, вряд ли...

Кэндис мечтательно улыбнулась. Она не даст ему времени думать о таких пустяках...

И сама покраснела от собственной нескромности.

– Знаешь, мне кажется, это неправильно с точки зрения... гендерной теории....

– Какой-какой? – Кэндис знала, что такое «гендерная теория», но ей безумно нравилось, как Брэндон объясняет.

– Гендерной. Это представление о том, какое поведение типично для мужчины, а какое для женщины. Так вот, то, что ты заезжаешь за мной – и Глория за Майком, кстати, – это...

– Это нам так хочется. И точка. Передай мне, пожалуйста, вон тот кекс.

Кэндис сидела напротив Брэндона, осоловевшая от тепла и обилия сладкого. Она чувствовала, что нужно бы забеспокоиться – Брэндон поднял такую опасную тему, – но беспокойства не чувствовала. Ей слишком хорошо сейчас, чтобы думать о неприятностях. Неприятности подождут.