Текст книги "Город Сумрак"

Автор книги: Лолита Пий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Зато о многом стоило подумать.

Ночь пожара в «Инносенс» была окутана тем же туманом, что и бегство Глюка. В течение двух или трех часов, включая предположительное время преступления, в радиусе одного-двух километров от места событий все трейсеры перестали подавать сигнал. С тех пор как отслеживание сигнала постепенно вытеснило все остальные методы работы полиции, такое случилось впервые, – тупиковая ситуация для первого расследования, которое было ему поручено. Так что в конечном итоге, отстранив его от дела, БОИ позволило ему сохранить лицо.

Прошло десять лет, и теперь смерть Глюка с ее загадками преподнесла ему то, чего он все эти десять лет ждал, – способ действия.

– А вас тут нет.

Сид ждал такси на остановке «Центральный парк», в двухстах метрах от бара, когда в пьянчуге вдруг проснулась дремавшая доселе бдительность. Он вырос перед ним с трейсером наперевес, размахивая им как доказательством.

– Вас вообще не существует.

Сид не ответил и бросил взгляд на поток машин, подъезжавших слева. С противоположной стороны приближалась демонстрация за права собак.

– Подождите-ка, – сказал он пьянчуге.

Он взял у зануды трейсер и запустил поиск такси. Обнаружил машину, ехавшую по параллельной улице, и вернул трейсер владельцу.

– Вы правы, это несомненный факт: меня не существует.

Он побежал в сторону Седьмой улицы и перехватил такси ровно на углу. Предложил двойной тариф наличкой. Такси развернулось, и они снова выехали на Парк-авеню. Встали за машиной Дорожной профилактики. На первой полосе движения пьянчуга бился с автомобилем, который отказывался открыть ему дверь.

«По нашим данным, вы приняли один литр восемьсот граммов алкоголя, – говорил автомобиль. – Мы не можем позволить вам сесть за руль. Ориентировочное время вывода алкоголя – тридцать шесть часов. Мы откроем дверь машины завтра, в двадцать два часа ровно. Благодарим за выбор „фольксвагена“, официального партнера Дорожной профилактики».

Такси вильнуло в сторону и проехало. Сид выпрямился на сиденье. В зеркале заднего вида он увидел двух полицейских. Они забирали пьяницу на фоне прибывающего потока демонстрантов. Таблички с изображением лучшего друга человека, транспаранты и лозунги, настойчиво требовавшие собачьих прав.

В торговом центре на бульваре Бринкс ничего опасного с ним не приключилось. Конечно, отсутствие сигнала выдавало в нем банкотруп любому встречному, но люди просто смотрели мимо и шли своей дорогой. И потом, Сид начинал подозревать, что у Охраны информации есть дела поважнее: новый теракт стер с карты огромный развлекательный комплекс под солнцешаром. Информация прошла в 12:14 по всем экранам, и абонентам рекомендовалось избегать мест массового скопления людей – удобной цели для преступников. После чего большая часть толпы покинула торговый центр и переместилась в другие места массового скопления людей – в общественный транспорт и высотки.

Сид купил все, что ему было нужно, в относительном спокойствии, сменившем панику. В магазине I&N,где он среди прочего купил каскетку БОИ и зеркальные очки, чтобы скрыть лицо, несколько худосочных девиц мерили уцененные вечерние платья, не снимая противогазов, и были похожи на подводников.

Он дошел до офиса «Светлого мира», где под заявление о потере купил себе новый трейсер, а когда вышел, оттуда посыпалась реклама индивидуального воздействия: мартини-лайт, белье с электродами, недельный тур в только что взорванный развлекательный комплекс – это не рассмешило его, зато дало возможность узнать, что для администрации его имя теперь Даррен Шуллер и что он страдает лишним весом. Перед тем как свалить, он заглянул в «Старбакс» и купил себе кофе с мороженым по бонусу I&N.Беззвучно мельтешили четыре титановых экрана, и Сид увидел разыгрывавшуюся там безмолвную трагедию. Развлекательный комплекс – вид с воздуха перед самым взрывом, любительские фотографии с вертолета. Солнцешар, мерное дыхание генераторов, прохладный свет, и вдруг изнутри вырываются языки пламени, поверхность шара покрывается сеткой, потом трескается, колонны черного дыма заволакивают экран. Появляется надпись: прямая трансляция. Пожар кое-где уже погашен. Сорванное и поваленное колесо обозрения. Опрокинутые тележки для продажи чипсов. Электроавтомобильчик на ветке чудом уцелевшего дуба. И повсюду вихри песка, кружащие среди развалин и человеческих тел. Сид вспомнил, как незадолго до войны ездил туда гулять с одной девчонкой с юридического. Развлекательный комплекс был еще не совсем достроен, для посещения открыли только лесную зону и скейт-ринг. В тот день как раз завезли песок, и Сид вспомнил самосвалы, опрокидывающие кузова с песком на строительную площадку, – но и лицо, и имя той девушки вылетели из головы, он только помнил, как она спросила, откуда привозят песок, и он не знал, что ответить. А теперь песок вырвался на свободу, он кружил на пути бегущих спасателей, хлестал по лицу пострадавших. Земля местами обнажилась, стали видны пронумерованные полосы бетона, и взгляд Сида неприятно зацепился за цифру «3». Полузанесенная песком карусель. Вертолеты «скорой помощи», вздымающие песчаные смерчи. Лица людей, спрашивающих «почему».

И хотя мысли его с утра были заняты прикидкой самых разных сценариев на тему смерти Глюка, ее возможной связи с пожаром в «Инносенс», а главное – собственными шансами уцелеть, внезапно все это отступило перед твердой уверенностью: Город взлетит на воздух.

Пробуждение в терминале F.

Голос из сна: первое приглашение на кремацию Мортенсена. Сид открыл глаза и сообразил, где находится. Родственники покойного смотрели на него как-то странно.

У выхода F-326 многочисленные абоненты ждали автобусов, которые должны были доставить их к площадкам погребения. Надо сказать, что, учитывая блэкаут и два теракта, смертность в последнее время сильно подскочила, и не случайно администраторша сообщила ему, что «на кладбище аншлаг».

Сид сел прямо. Большинство покрасневших глаз уставились на него с неодобрением, и Сид вспомнил, что на его майке, купленной только что в I&N,надпись: «Банкотрупам не стыдно».

Громкоговорители передали второе и последнее приглашение. Сид вспомнил фамилию, это был рейс в 16:50. Следом погребение Смита – в 17:01. Он глянул на экраны оповещения. Сеанс 17:01 без опозданий. Он подошел к огромной стеклянной стене над взлетными полосами и увидел симметрию кладбищенских аллей, спокойствии камня и мягкие переливы цветов – мир, который показался ему почти привлекательным. Вдали контрольная башня, превращенная в колумбарий, рассекала серый горизонт, и Сид понял, что ему хочется не умереть, а улететь.

Когда-то люди приезжали в аэропорт Луи Клера, чтобы отправиться в далекие неведомые края. Угасание солнца и закрытие побережья сразу отсекли многие направления. Потом участившиеся аварии на внутренних рейсах, прежде считавшихся неопасными, и постоянная угроза терактов со стороны зон вызвали настоящий психоз, приведший в 4 году к закрытию аэропорта для гражданского населения.

Для Рейнхарда это стало шансом заполучить последнее оставшееся место в Дюжине. Его концепция «панорамного переселения» была настоящим захватом зарождающегося рынка солнцешарового строительства. Пошаговое восстановление утраченных пейзажей и достопримечательностей, полиформность жилища, микроклиматизация, передовые технологии света – повсеместно возникающие панотели сулили своим клиентам «край света за углом». Прошло несколько лет, и Рейнхард вошел в узкий круг послекраховых миллиардеров. Задача Дюжины была скромно сформулирована Капланом в 5 году на форуме «Энергия отчаяния»: избранные элитарные предприятия должны компенсировать людям нехватку счастья, вызванную угасанием солнца. Рейнхард блестяще справился с задачей. Он станет двенадцатым. Отныне они – Великая Дюжина.

Для Сида, проведшего медовый месяц в соответствующих апартаментах роскошного панотеля в новом Эфесе, это не могло заменить настоящего полета в незнакомый город. Он вздохнул: такой случай больше все равно не представится. Взгляд уплыл к заброшенным ангарам: терминалы А и В были неотремонтированы, и ночью там происходили всякие веселые вещи. Сборища всяческих сект, сходки зонщиков и нелегалов, сбыт краденого, коллективные изнасилования и старое доброе осквернение могил.

Прозвучал первый вызов на погребение Смита, приглашаются только родственники, повторяю, только родственники. Толпа расступилась, и вышла женщина, судя по всему, Блу Смит, вряд ли это мог быть кто-то другой. Впереди нее шли два агента БОИ и два – по бокам. Еще двое замыкали процессию. Блу Смит шагала решительно. Черное платье, черное пальто. Худая, как привидение. Весь путь до выхода она двигала локтями и досадливо морщилась, пока ей не удалось отодвинуть охрану на почтительное расстояние. Сид пытался разглядеть лицо, наполовину закрытое широкими очками. Волевой подбородок, тонкий нос, высокие скулы. Каждая черта по отдельности не вписывалась в канон, но все вместе было сродни чуду. Сид сконцентрировался, пытаясь проникнуть в тайну черных очков. Блу Смит прошла мимо, и ему достался на обозрение лишь ее зад. Она дошла до двери и оглянулась. Она кого-то искала. Увидела его, но ее изумительное лицо не дрогнуло. Она резко отвернулась и стала торопить агентов на погребение. Динамики сообщили, что через несколько минут будет осуществляться выход на посадку в режиме двойной проверки личности с контролем по трейсеру. Сид ретировался.

Стоя в кафетерии терминала F, прижавшись лбом к стеклу, он молча проводил своего товарища по бессмысленной бойне. Вдали, у края каменистого поля, крошечные человечки, опустив голову, слушали явно формальную надгробную речь равнодушного проповедника, и четверо носильщиков, борясь с ветром, подносили гроб. В голове у Сида ревели авиамоторы, и он мысленно простился со своим злым гением, со своим искусителем – и немного ему позавидовал, ибо завидовал любому, у кого был билет на отлет.

Сид следил за агентами БОИ из катафалка, который он угнал. Он подождал перед терминалом, в двадцати метрах от трех служебных машин, припаркованных, как они обычно это делают, на лучших местах для инвалидов. В конце концов вертушка двери выпустила Блу Смит и ее эскорт. Она вертела головой по сторонам и тормозила, как могла.

Она искала его.

Один из агентов ударил ее. Они силой запихнули ее в «махиндру». Сид запомнил номер, досчитал до десяти и нажал на газ. Минут двадцать он ехал за ними без проблем. Бывший аэропорт располагался далеко от центра, и Охрана информации просто возвращалась в Город. При выезде на Форд-авеню душная жара разразилась ливнем, омывшим улицы Субтекса. Было семь вечера, трудящиеся толпились у дверей баров. Сид увидел, как три машины замедляют ход, и нажал на тормоз.

Блу Смит вышла, хлопнула дверцей, показала сидящим внутри агентам большой палец и в одиночестве вошла в первый попавшийся бар.

Три машины остались стоять. Сид прижался к тротуару и стал ждать. Его обошла группа рабочих. Он надвинул каскетку на глаза, вылез из катафалка под проливной дождь и сквозь толкучку протиснулся в бар.

– Я уже думала, не дождусь вас, – сказала Блу Смит.

Секунду они молча смотрели друг на друга. Блу Смит не снимала очки, платье на ней было немного порвано, и виднелся кусок ляжки, но любопытство Сида нашло иную пищу. В резком свете уборной на коже девушки вырисовывались какие-то удивительные отметины. Паутина шрамов расчертила все ее лицо, они спускались по шее до выреза платья и терялись там. Шрамы окружали ее запястья и звездились по тыльной стороне рук. Сиду представилась Блу Смит без одежды – тело, сплошь покрытое этим боевым раскрасом. Картинка понравилась. Откуда-то послышался звук спускаемой воды.

– У нас мало времени, – сказала картинка, – они тупые, но не идиоты.

– А что им конкретно нужно?

– О, – вздохнула Блу Смит, – они и сами не знают. Они не знают, что именно я знаю. Но, учитывая приемы этой замечательной профессии, впору подумать, что меня могут прикончить в любую минуту. Ну, не прямо сейчас, потому что я у них официально под защитой – в качестве сестры героя Чарльза Смита. Это было бы чересчур грубо. К вам у них тоже есть вопросы. Они расспрашивали меня о вас.

– И что вы им сказали?

– Что я вас не знаю.

– А вы меня знаете?

– Да, – ответила Блу Смит, – я десять лет назад видела, как вас били и вам вроде бы это нравилось. Но сейчас речь не обо мне и не о подвигах вашей молодости. У брата было такое же желание умереть, как у куска гранита. Его убили, я думаю.

– А поконкретнее ничего не скажете?

– Сейчас не вполне удобно, – сказала она. – Зайдите около полуночи на Абсолют-авеню, 77. Там бар «Две семерки», где я работаю. Предупреждаю сразу: я танцую в аквариуме, возбуждаю банкиров.

– Понятно, – перебил Сид. – А в аквариуме вы без очков? – добавил он почти агрессивно, на пробу.

По Блу Смит было видно, что удар попал в цель, каждая черточка ее лица застыла. Подбородок выдвинулся вперед, и она резко сняла очки, как будто отвесила пощечину. У Блу Смит были глаза словно незрячие, голубые, как «Светлый мир», холодные и лучистые, как сталь. Это все, что осталось от той девчонки, которая приходила с Глюком на его последний матч по новому боксу, но Сида сразило не это внезапное воспоминание и не темные синяки под глазами Блу, а удар иного порядка, иррационального.

– Пустяки, – сказала она, – хотите верьте – хотите нет, но я и не такое видала. До вечера, Сид Парадайн.

Потом она исчезла, оставив его одного – выныривать из расплавленной стали.

Часть третья
Голубая сталь

6

Вот что знал Сид про пожар в «Инносенс».

В ночь с 9 на 10 марта 20 года, около нуля сорока в районе Кэнон обнаружилась проблема с передачей данных. Через секунду в радиусе примерно двух километров – от первых домов Кэнон-авеню и до самого бульвара Уорнер – Гиперцентрал перестал воспринимать какие-либо сигналы.

За отсутствием прецедента никто ничего не предпринял. Ограничились тем, что послали запрос об экстренной помощи в IT-бригаду, которая заступала на смену только в семь тридцать утра.

Ближе к часу ночи какая-то девочка – которой не спалось, а сиделось у окна – заметила неизвестного мужчину в возрасте от двадцати до сорока, ростом под метр девяносто, одетого в куртку и джинсы, в надвинутой на лицо черной кепке, в обеих руках он нес по среднего размера дорожной сумке. Он шел по Кэнон-авеню в сторону убывания номеров.

Это единственное свидетельство, других очевидцев не оказалось. Если не считать «Старбакса», сиротского приюта и бара «Инносенс», в Кэноне находятся в основном офисные здания.

Неизвестный – назовем его Икс – нес в сумках штатив, снаряды и полдюжины стеклянных бутылок, видимо, из-под спиртного, заполненных смесью бензина, серной кислоты и жидкости для мытья посуды.

Вернемся к бару «Инносенс». У бара «Инносенс» было два входа. Один – на четную сторону Кэнон-авеню на уровне номера 50. Второй – на Кэнон-сквер, крошечную площадь между подкупольным садиком и фасадами углового дома, где располагалась администрация компании водоснабжения. Вскоре после часа ночи Икс проник в штаб-квартиру «Империи кранов» на Кэнон-сквер, 2. Взлома не было. Сигнализация не сработала. Камеры наблюдения зафиксировали только ломаные линии на радужном фоне. Систему никто не взламывал, ее просто тихо отключили. Икс знал коды.

Тяжелые подозрения пали на служащих офиса. Долгие допросы – и в результате полный ноль, если не считать признаний кадровика, при приеме на работу экзаменовавшего кандидаток на диване, – но это уже из другой оперы.

На основании материальных улик – двух десятков гильз и отпечатков подошв (стандартные кроссовки) – можно заключить, что Икс занял позицию на четвертом этаже у окна помещения для ксерокса и стал ждать своего часа.

Первым погиб Альберт Раттнер.

Альберту Раттнеру было тридцать девять лет. Он владел заводом компьютерных комплектующих и жил в Купольной долине. Был несчастлив в браке, посещал соответствующие бары. Считался завсегдатаем «Инносенс».

Стоянка такси находилась чуть дальше, на бульваре Уорнер. Именно туда и направлялся, ни о чем не подозревая, Альберт Раттнер.

На уровне дома номер 54 Раттнер получил одну пулю в колено, вторую в грудь, третья пробила правую щеку. Когда четвертая разнесла ему ширинку, он был уже мертв.

Рип Эдвардс рухнул с трейсером в руке прямо на обнаруженное им тело Раттнера. Он пытался вызвать полицию, но тщетно: не было связи. Повторить набор он не успел.

Помешали три пули, попавшие в голову.

Икс развлекался таким образом до трех часов, до закрытия бара. Убил одного за другим четверых мужиков. Всем им было от тридцати пяти до пятидесяти, и все они принадлежали к вполне благополучным социопрофессиональным группам. Все были женаты или в разводе. Все вышли из бара «Инносенс».

Когда Сид прибыл на место происшествия – около четырех утра, после ночного дежурства, украшенного, среди прочего, поножовщиной между бомжами и ловлей немецкой овчарки, нажравшейся амфетаминов и серийно перекусавшей кучу народа в квартале Альфабет, – так вот, к этому моменту Кэнон был уже завален трупами. Кровавый след вел в бар «Инносенс», сгоревший до фундамента. Все вокруг тонуло в стойком дыму.

Найти удалось только шесть спичек для шести бутылок с зажигательной смесью, которые Икс бросал вручную. У него была на удивление меткая рука. «Инносенс» вспыхнул мгновенно. Зажигательная смесь попала на занавески, пламя перекрыло окна. С десяток клиентов пытались прорваться через главный выход. Икс снимал их из оружия среднего калибра. Достигнув склада спиртного, пожар стал в два раза сильнее. Потом огонь добрался до электрощита, и здание взорвалось.

Всего в ту ночь погибло двадцать семь человек.

И как бы на Сида ни давили, ему очень не хотелось сдавать дело в архив с заключением «Случайное возгорание». Хотя именно эти слова черным по белому он видел перед собой. Вывод следователя, сделанный 6 апреля 20 года, когда он, Сид, лежал пластом в Публичном госпитале и трубки капельниц торчали у него из обеих рук. Так называемое дело «Инносенс» не что иное, как случайное возгорание в результате короткого замыкания в проводке. Ни малейшего упоминания о шести мужиках, подстреленных в качестве увертюры. Они канули в Лету с пометкой «Перестрелка в Кэноне». Отдельное дело, сданное в архив нераскрытым. Заключение следствия: убийство двух и более лиц, совершенное неизвестным лицом или группой лиц. Если Охрана информации сказала, что дважды два – пять, то будет пять, и точка.

Сид вздохнул, секунду подумал, стоит ли рисковать. Чтобы попасть на Инфокриминал, придется вводить свои пароли, рискуя быть немедленно обнаруженным БОИ. Считалось, что им нужно всего семь минут, чтобы достичь любой точки города.

Вот сейчас и проверим.

Он поднял нос от экрана и быстро оценил обстановку. Интернет-кафе когда-то было церковью. Провода змеились вдоль витражей, и те казались тусклыми по контрасту с резким желтым светом, падавшим от неоновых ламп на своде. Серый ковролин местами загнулся, обнажая тысячелетние плиты. В нефе располагались ряды компьютеров. Там царила глубокая тишина, нарушаемая только музыкальными заставками игр – механическими ударами или криками агонии и тремя нотами позывных, низкими, пронзительными, быстрыми, пролетавшими над десятками осоловевших геймеров как мелодичное напоминание о смерти. Игроки ели протеиновые батончики и пили кортизоновый кофе. По рядам перегретых экранов полз запах дерьма, потому что фанаты игры не желали отвлекаться ни на секунду и обычно сидели в памперсах. У церкви было три выхода: тяжелый кованый портал выходил на Двадцать вторую улицу, левый трансепт – на паркинг, правый – на Тексако.

При малейшей опасности Сид рванет на бульвар.

Он заметил, что с противоположного конца нефа на него смотрит дежурная, красивая стерва, с подправленными глазами, беспрестанно болтающая по телефону. Они переглянулись – как два человека, еще сохранившие связь с реальностью в этом месте, где игра как будто выплеснулась с экранов и заполнила мир. Сид даже расщедрился на улыбку: как-никак она согласилась, чтоб он оплатил свои тридцать минут подключения наличкой. На экране появилась заставка Инфокриминала.

Он ввел пароль СЗС. Потом – Профилактики самоубийств. Потом свой личный.

Посмотрел на часы над порталом: 20:03. Дал себе времени до 20:10, и когда снова встретился взглядом с дежурной, она вдруг резко повесила телефонную трубку и опустила глаза.

Он решил, что ошибся, и посмотрел на девицу внимательней. Отвлекся на замигавший экран. Доступ разрешен.

Инфокриминал был хитрый поисковик по полной базе данных криминальных архивов – по всем секциям, без временных ограничений, с безлимитным доступом к сведениям Гиперцентрала. Он был разработан в 8 году, первоначально – для выслеживания серийных преступников, но вскоре область применения расширилась, и он стал огромной свалкой данных, в которой рылся искусственный интеллект, гораздо более совершенный, чем любые полицейские мозги: тут и отпечатки пальцев, и опознание по ДНК, и почерк, плюс номерные знаки, результаты баллистической экспертизы, характеристика жертв, списки подозреваемых, криминальное прошлое, приметы преступников, их показания, трейсерная локализация и т. д. В Инфокриминале можно было найти рапорты с места преступления, протоколы вскрытия, исповеди, схемы межличностных связей, маршруты слежки, и если нужное имя не выскакивало сразу, то давались подсказки, где искать. Инфокриминал мог прочертить маршрут преступного ствола от заводского конвейера до момента, когда он выстрелил в вашу жену и детей. Это был потрясающий инструмент, но, хотя он и помог упрятать за решетку массу преступников, самые ловкие как-то сумели к нему приспособиться.

Сиду не было нужды залезать в Инфокриминал, чтобы понять, что его клиент обладает незаурядными мыслительными способностями.

Он выбрал поиск по ключевым словам и набрал «отключение трейсеров в районе преступления». Потом набрал «пожар в „Инносенс“». Появилась иконка загрузки. Сервер перегружен. Повторить через несколько секунд. Он посмотрел на часы. 20:05. Попробовал еще раз. Сервер перегружен.

На стойке зазвонил телефон.

Девица сидела перед беспрестанно звонившим аппаратом и даже не собиралась снимать трубку, даже не смотрела на него. Телефон умолк, потом стал звонить снова с настойчивостью, вызвавшей волну раздражения в рядах игроков. Девица посмотрела на Сида и опустила глаза, и на лице ее он узнал до боли знакомое выражение. Нечистая совесть.

Он даже уронил стаканчик с кофе, тот закатился под отворот ковролина, а когда Сид наклонился поднять его, то заметил на плите церковного пола кое-что. Надпись. Он отодвинул ногой ковролин.

Там была цифра «4», нарисованная черной краской по всей длине плиты. Он перевел глаза от девицы к цифре, потом к выходу на Тексако. На лбу у него выступил пот. Он яростно застучал по клавишам. Вернулся к предыдущей странице. Попросил переслать информацию о результате поиска на служебный адрес. Схватил сумку и быстрыми шагами направился к выходу. Услышал, как на другом конце нефа открывается тяжелый портал, и ускорил шаг. В глубинах витража заметил крошечные отражения агентов в черном, вставших перед девицей, которая указывала им в его сторону. Он побежал. Услышал, как пули щелкают вслед, открыл дверь и, вырвавшись на свободу бульвара Тексако, продолжал бежать.

Он бежал, пока его не швырнуло на землю взрывной волной.

Сид вскочил и дальше, не переводя дух, несся по Тексако до конца. Дешево отделался. Несколько хороших царапин и резкая боль в барабанных перепонках. Он остановился в Take awayна углу Девятнадцатой. Ужин для чудом уцелевшего: гамбургер, жирная картошка и сода с успокоительным. Станция «Субтексако» закрыта на ремонт. Лишних десять минут ходьбы до станции «Майкрософт». Навстречу ему к взлетевшей на воздух церкви неслись два десятка полицейских машин с сиренами и мигалками. Полупустой вагон транссекционки на скорости сто двадцать петлял между зданиями. Желудок на каждом вираже больше тридцати градусов завязывался узлом. На часах башни «Светлый мир» 22:00. Слишком рано для Блу Смит и ее аквариума. Побродил по закоулкам, перешагивая через нелегалов и шприцы. В уборной он увидел, что на руках кровь. Промыл раны, как мог. Вышел вообще в непонятном месте. Дошел до «Пандемонии» и там под аркадой, за поворотом улицы с неизвестным названием, широкой и пустой, где изредка проносилась какая-нибудь тачка, разбрасывая остатки строительного щебня, он нашел то, что искал.

Исповедальню.

Закон о Городском телефоне от 86 года закрепил за исповедью статус гражданского долга, и каждый абонент обязан был посвящать ей одиннадцать минут в день, в противном случае ему грозил штраф. Шестьдесят два дензнака, оплатить в течение трех дней. Он не исповедовался никогда. На штрафы Гортелекому он тратил солидную часть бюджета. Но вообще-то абоненты любили исповедоваться. Некоторые просто подсаживались на это.

Перед десятью занятыми телефонными кабинами топтались два десятка личностей, страдающих неполадками с трейсером. Отнюдь не угроза штрафа выгнала их воскресным вечером под мерзкий дождик – из уютных нор, снабженных кондиционерами, экранами и, может, даже кем-то из живого окружения. Над исповедальней висело панно с большими оранжевыми буквами на фоне безбрежного неба. Яркие отсветы панно казались оазисом на заброшенном променаде в гигантской тени башен «Пандемонии».

СВЕТЛЫЙ МИР: ТЫ НЕ ОДИНОК.

Сид ждал, пока освободится кабина. За прошедшие двое суток он в общей сложности спал часов шесть и охотно променял бы пять лет жизни на холодный душ. Из ближайших кабин доносился хор жалоб, монотонное нытье, действовавшее на нервы. Во всех публичных исповедальнях, неравномерно разбросанных по городу, царила больничная атмосфера. Он стал рассматривать людей в кабинах. Один накрашенный мужик что-то шептал, сгорбившись и пряча глаза. Справа от него стояла блондинка с длинными ногтями – настоящие когти, покрытые кроваво-красным лаком, – и барабанила ими по краю трубки. Пожалуй, ничего себе. Пошатывается. Сидит на таблетках. Рассказывает про анорексию. Про налоги. Про друга, умершего от передоза. После его смерти родился ребенок, дебил – пожизненное наказание за аборты в ее лихой молодости. Про мать, умирающую от паразитов крови, – какая-то темная история, связанная с Лабораториями.

Сид отступил назад, чтобы не слышать. Неприятный человек освободил кабину и, проходя мимо Сида, глянул на него остро, как будто пырнул ножом.

У Сида было два новых сообщения.

Четыре с лишним минуты молчания. Мира Венс. Изредка раздавались всхлипы. Он слушал, как она отодвигает микрофон. Слушал, как она молчит.

Второе сообщение было оставлено ему Фидасом из Отдела внутренних расследований. Следствие по делу Легран завершено. Сид отстранен от работы. Необходимо сдать оружие и значок. Мать Лизы подала в суд на Профилактику самоубийств. Сиду грозит электрический стул за непреднамеренное убийство. Фидас не поленился и под занавес щелкнул языком, изображая электрический разряд.

И все. Сообщения из Инфокриминала не было. И даже никаких угроз от Охраны информации, ничего от Глюка. От Глюка теперь ничего не получишь. Справа блондинка рухнула на колени. Она умоляла угол кабины подарить ей лучший мир.

Сид решил про себя, что пора делать ноги. Он резко развернулся и увидел, что мужик, после которого он занял кабину, не ушел, а все еще стоит в нескольких метрах и пристально на него смотрит.

Сид пошел в сторону Абсолют-авеню, в довольно поганый район, который никогда не спал. Через три квартала до него дошло, что сзади хвост. По отражению в зеркале припаркованной машины он узнал мужика из исповедальни, но сделал вид, что ничего не заметил, и шел по-прежнему, не замедляя шага. На ближайшем углу он свернул налево и прижался к стене. Через несколько секунд послышались шаги и поспешное дыхание мужика. Сид схватил его за плечи и врезал коленом в живот. Мужик рухнул на тротуар. Сид спросил, что ему надо. Вместо ответа – стоны. В их сторону на дикой скорости неслась машина. Сиду показалось, что это автомобиль БОИ. Он схватил мужика за шкирку. Повторил вопрос. Машина проехала. Серый «крайслер», купе.

Перестраховался. Он поднял своего преследователя и присмотрелся. Ничуть не похож ни на полицейского, ни на стукача, ни на бандита. Грим подчеркивал искусственную смазливость перекроенного лица. Тонкий кашемир, часы с бриллиантами, лакированные башмаки. Руки и веки слегка дрожали. Сид прибавил к его облику лет двадцать с гаком: выдавал омраченный жизненным опытом взгляд. Ассоциации: педик, кокаин, шоу-бизнес. Он повторил чуть менее агрессивно:

– Что вам от меня надо?

Извращенец сплюнул красным.

Извращенец сказал:

– Я хочу, чтобы вы прошли кинопробы.

Тевер повел его в одно из капищ светской наркомании Абсолют-авеню – бесконечного проспекта, прорезавшего ночь. Сиду надо было убить час-другой до встречи с Блу Смит, и жутко хотелось выпить, причем лучше не раз. А Тевер сообщил, что ему больше нравятся малолетки, и это смело последние сомнения. Зал был крошечный, но с очень высоким потолком. Посетители скучали в сладковатых облаках дыма. Много пили, готовясь к следующим этапам. Фотографировались, запечатляя настоящее. Сид узнал пару звезд, несколько Мириных подружек и – гвоздь программы – хромого из сериала «Субтекс», в сопровождении четырех телохранителей и свиты бесплотных красавиц, прозрачно-бледных, как пересвеченные снимки. Популярность героя «Субтекса» весьма заботила прессу. На прошлой неделе три подростка с Майкрософт-авеню прострелили себе лодыжки, чтобы тоже охрометь, как он.

В качестве декора – куклоиды. Группы бледных тел, застывших в экстатических позах. Стол дебютанток, пробующих социальный героин.

Сид одним махом опрокинул водку. Что он тут делает, черт побери? Голос Тевера доносился откуда-то издалека. Сид тонул в собственных ощущениях: недосып, звук взрыва, все еще отдававшийся в барабанных перепонках, жжение в животе от первой рюмки.

Тевер болтал. Сообщил, что смылся с им же устроенной вечеринки. Все осточертели. По крайней мере все, кого он знает. Он телепродюсер. Распространение игровой голограммы сильно подкосило отрасль. Все стараются переплюнуть друг друга. «Субтекс» лидирует среди реалити-шоу. Тевер хочет сделать круче. Но не простое это дело – переплюнуть банду калек, которые метелят друг друга и совокупляются всеми возможными и невозможными способами.

Сид пил. Кивал головой. Он обдумывал свою новую ситуацию, полную перемену жизни, где смерть теперь заняла почетное место, вытеснив скуку. Еще одна рюмка – и он решил, что так даже лучше, и переключил внимание на Тевера и его телепроект.