Текст книги "Город Сумрак"

Автор книги: Лолита Пий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Ниже этажом кипел праздник. Солнцешар проецировал на озеро искусственный полуденный свет. Через час или около того обед закончится, и в саду пойдет снег. Мужчины и женщины сбивались кучками, скучали, разглядывали друг друга и напивались.

Он вздохнул. Тут пир горой, а в нескольких сотнях метров зонщики штурмуют границу, и по ним стреляют как по воробьям.

Он снова вздохнул. Хотелось свалить незамедлительно.

Но было нельзя. Прежде следовало кое-кого увидеть.

Он сгреб с тумбочки ключи от мотоцикла и пошел искать нужного человека.

Он искал его безуспешно – среди всего-то четырех сотен гостей, толпившихся у восьми баров на берегу озера, и в процессе поисков как-то незаметно напился. На него таращились, недоумевали, как вышло, что дочка Венса связалась с таким забулдыгой. Сид почувствовал, что его алкогольные рекорды становятся интересным зрелищем. Он тихонько смылся, чтобы продолжить поиски: Каплан был склонен уединяться. По дороге он столкнулся с кузиной Миры, которая беспокоилась, что не возвращается ее приятель, роскошный куклоид, охотник за приданым, и несколько его приспешников, уехавших час назад в зоны купить у банкотрупов крэк.

С главной аллеи подкатили три машины с номерами Внедрения, Игорь Венс сел в одну из них и, резко рванув с места, улизнул от своей непродленной дочери. Сид пошел дальше. Выстрелы со стороны лабиринта вызвали у него прилив адреналина, но там оказался всего лишь Венс-младший и его приятели, тренировавшиеся в стрельбе по желтым банкам галлюциногенной газировки, поставленным на плечи трясущихся куклоидов. Тут зазвенел трейсер и передал спецдепешу о том, что Севертранс, Северный транссекционный вокзал, только что взлетел на воздух – сорок человек убито, вдвое больше ранено. Известие отрезвило его. Пока он крутился в лабиринте, ему попалась Кэри Венс, грациозная, как морской слон, которая среди прочего сообщила, что точки роста у нее окостенели и она уже не станет выше. Она также сообщила, что влюбилась в него с первого взгляда – в девять лет, увидев его на процессе по делу брата, когда он во время слушания расколошматил стул и покинул зал суда. Она сказала еще, что в девять лет уже была такого же роста, как сейчас, и читала слишком много романов. Она сказала еще, что ничего от него не ждет и что, если она его смущает, он может тотчас же слинять без объяснений, и показала, где выход. Сид слинял без объяснений, и Кэри Венс крикнула ему вслед, что мольбы исполненные отливаются потом куда большими слезами, чем неисполненные, – как будто проклиная его. Он обшарил цветник и не нашел там ничего, кроме одиночества среди цветов. Он отправился к озеру. Навстречу шла Мира в красном платье и смотрела сквозь него, и до него дошло, что это не Мира, а клон. Навстречу шла Мира в твидовом костюме, и до него дошло, что это не Мира, а ее мать, и в этот момент трейсер звякнул, что в нескольких метрах от него кто-то тайно жаждет с ним переспать, и на экране появилась личная карточка матери Миры.

Он ускорил шаг. Навстречу попались три клона звезд, не выходящих из моды по крайней мере полвека, – пятнадцатилетние девицы с муаровыми волосами, переливчатыми, как парча, они по очереди попросили его подержать волосы, пока они поблюют на клумбу с амариллисами, и Сид задумался, какие бы у них были лица, если бы они узнали правду про звезд.

Звезды состарились – вот о чем он думал, прощаясь с тремя тошнотворными девчонками. Звезды состарились, и после бессчетного количества пластических реконструкций вопрос уже стоял не как вернуть ускользающую красоту, а как справиться с отторжением кожи. Ночь напролет в Цитадели Звезд горели фонари, как свечки на жертвенном алтаре, потому что всякая дрянь, которую они жрали, чтобы не толстеть, начисто спекла им мозги и наградила бессонницей на веки вечные. Звезды пили. Кололись галлюциногенами, чтобы увидеть в зеркале призрак собственного прошлого. Звезды ненавидели друг друга. Каждую ночь у ворот Цитадели хватали свихнувшихся от похоти фанатов и несчастных дур, чье обожание доходило до жажды убийства.

Каждую ночь как минимум одна звезда пыталась покончить с собой.

Сид заметил согбенный силуэт того, кого искал, на другой стороне озера.

– Эту историю я еще никому не рассказывал, – сообщил Сид Каплану, протягивая стакан содовой с опиумом, за которым старейшина Дюжины послал его, пообещав за это выслушать.

Каплан поднес стакан к губам веснушчатой рукой, даже не пытаясь унять дрожь. Несколько секунд царило молчание, едва нарушаемое отзвуками дальнего застолья. Каплан тихонько цедил свою балду, а Сид разглядывал усталое лицо знаменитости, истощенное до последней крайности, парализованные ноги, блекло-голубые глаза, словно выцветшие от старости и опиума.

– Я готов вас слушать, – сказал Каплан, – но зачем грузить своими откровениями именно меня?

– А затем, – сказал Сид, – что эпилог касается непосредственно вас.

И Сид рассказал ему историю Лизы Легран и Дубины. Он сразу раскрыл карты, поганая была история, история пропащей девки, которая плохо кончила. Звали девицу Элизабет Легран. Будем звать ее Лиза. Сид познакомился с ней на крыше туманоскреба буферных кварталов в Субтексе. Башня «Дионисия». Сид знал те места. Когда-то жил там. Восемьдесят этажей дефектных экранов, использованных в качестве стройблоков. Рекламные ролики восемнадцать часов в сутки. В оставшееся время жители могли спать в свое удовольствие. Квартиры кишели насекомыми, которых ничем было не вывести, их жужжание смешивалось с громкими рекламными призывами, и через несколько недель такой жизни мысль, едва наклюнувшись, тонула в шумовых помехах. Да и сама мысль становилась помехой. Самая низкая квартплата в Городе, на девяносто процентов компенсированная рекламой.

Именно там и решил поселиться другой герой этой поганой истории, Ричард Леджет, по прозвищу Дик-Дубина. Для Дика и Лизы, как и для многих других, проблемы начались в той самой точке, где пересеклись их пути. Дубина по жизни был наркодилером. Дурь варил сам. Разбавлял экстрактом рвотного ореха – из классовой ненависти к клиентуре: все сплошь мелюзга из купольных кварталов, которых еще не пускали в супераптеку. В полицейской картотеке отмечалась также его слабость к несовершеннолетним шлюхам, которых он чаще бил, чем трахал. Лиза была несовершеннолетняя. Она курила траву.

У них была всего одна ночь, открывшая одурманенной метадоном Лизе целый потрясающий мир, где любовь и плетка довели ее до неизведанного прежде экстаза.

Как позже узнал Сид, Лиза страдала шизофренией в начальной стадии, лечением каковой ее близкие не озаботились. Она была в том возрасте, когда неразделенная любовь оказывается смыслом жизни. Дядя или сосед, пользовавшийся полным доверием, изнасиловал ее в возрасте семи лет. Она была очень милая, но совершенно не в себе.

К тому же беременная.

Три месяца в отчаянии прождав вестей от молчавшего трейсера, Лиза стала поговаривать на исповеди о том, чтобы вскрыть вены или повеситься на потолочном вентиляторе. В день финала Городского кубка Сиду пришло задание ее спасать. Он примчался к ней в квартиру: девчонка исчезла. Сид сумел обнаружить ее местонахождение. Вдавив педаль в пол, помчался к буферным кварталам.

На предпоследнем этаже «Дионисии» сквозь чью-то приоткрытую дверь доносилась кислотная вонь и грохот стрельбы по мишеням. Тело Дубины лежало посреди его холостяцкой лаборатории и изливало на палас самые разные жидкости. Трейсер со стразами был запихнут ему в рот чуть ли не до пищевода. Рядом огнетушитель в крошеве мозгов. Кровавый след вел к черной лестнице на крышу. Снизу с улицы несся вой сирен и визг шин. Из-за матча Профилактика убийств ехала дольше обычного. Сид защелкнул дверь изнутри. Поднялся на крышу.

Лиза пошатывалась на краю пропасти. Он не сразу увидел ее в тумане. Луч башни «Светлый мир» прошелся по плоскости крыши, залив туман фиолетовыми сполохами. Лиза повернула к Сиду сморщенное от айса лицо. Он сказал ей, что пришел не дать ей умереть. Она рассказала ему, что случилось. Она прикончила Дика под влиянием метамфетаминов, на которые он сам же ее и подсадил. Она пошла к нему, не собираясь делать ему ничего плохого. Ей просто хотелось еще раз увидеть его. Он ее не узнал и обозвал крезухой. Тогда собственнический инстинкт и ощущение всесилия, которое дает наркотик, соединились. Она в исступлении стала колотить своего драгоценного Дика огнетушителем по черепу и скормила ему этот трейсер, так и не прозвонивший ей ничего романтичного. А теперь он умер, и виновата в этом она, так что делайте с ней, что хотите, ей будет не больнее, чем туману, если его ткнуть ножом.

Сид смотрел на Лизу, она была тоненькая, как струйка дыма в тумане «Дионисии», и Сиду показалось, что она – часть этого тумана. Она спросила у него, куда уходят мертвые, и Сид ответил, что точно не знает, но, видимо, все в одно и то же место. И тогда Лиза прыгнула – агенты Профилактики убийств как раз вбежали на крышу и обнаружили там только Сида. И туман.

– Душераздирающе, – сказал Каплан. – А вы, оказывается, диссидент с кучей благих намерений. Все равно неясно, какое это все имеет отношение ко мне. Вы хотите разбудить мою совесть рассказом о вреде тяжелых наркотиков? Агитируете в пользу общественной организации?

– Я вам сказал, что есть эпилог, – ответил Сид. – Вы сами заговорили про совесть. Мою совесть это происшествие сильно разбередило. Лиза Легран ни на секунду не оставляла меня в покое после своего самоубийства. Она поселилась у меня в мозгу. Она заполонила мои ночные кошмары и похмельные пробуждения. Это было три месяца назад, я как раз уходил от Миры. Я перестал ночевать дома, снова начал пить по-черному. Когда бары закрывались, я хочу сказать бары, в которые ходят живые люди, я шел по улицам куда глаза глядят, чтобы максимально оттянуть момент, когда придется лечь в постель рядом с Мирой. Через раз ноги сами приносили меня в буферные кварталы. А потом как-то ночью я поднялся на крышу, где я дал умереть Лизе Легран. Я провел там час или два, ничего не делал, просто сидел в тумане. Сидел и считал, сколько раз прошел сноп света «Светлого мира». Странно, но именно там мне удалось восстановить душевное равновесие. Я стал приходить снова и снова. И только на третий раз я заметил штуковины, закрепленные сверху на высоченных шестах. Я все никак не мог понять, зачем нужны эти шесты, устремленные вверх. Куда? В небо? На них были хромированные металлические ящики, большие и тяжелые, уже явно старые. С решетками. Я не сразу понял, что это уловители.

– Ну уж и уловители, – сказал Каплан.

– О да, – сказал Сид, – именно уловители, третьего поколения, последняя попытка. Вернувшись в отель – потому что я за это время перебрался в отель, – я немного пошарил по сети. И нашел сайт с военным оборудованием, созданный еще в годы правления моего прославленного тестя. Там были схемы и даже описание функционирования, я счел, что это липа. Распечатал и вернулся на башню проверить. Все совпало на двести процентов.

Каплан вертел в руке свой стакан. Тема явно задела его. Когда он решился заговорить, голос звучал тихо, нейтрально, в нем слышалась огромная усталость.

– Траты зашкаливали. «Потоп» стоил вдвое больше, чем было объявлено в прессе. Уже попросту не хватало средств, чтобы все это убрать.

– Зачем тогда было устраивать шумиху в СМИ о демонтаже оборудования? Это же показывали все телеканалы. Как сейчас помню вашу речь… В тот день и сформировалась Дюжина, ваша Дюжина. Двенадцать человек, двенадцать предприятий, двенадцать месяцев на то, чтобы предотвратить конец света. Ваш дебильный девиз. Ваша инициатива.

Каплан ничего не ответил. Он как-то съежился и стиснул кулаки. Его взгляд ушел в сторону, к медленно падавшим первым хлопьям. Он пожал плечами. Он сказал:

– Да пошли вы…

Сиду хотелось вышвырнуть калеку из кресла и навалять ему как следует. Остановила безысходная грусть, стоявшая в тусклых глазах. Каплан поднял стакан и допил его залпом.

– Моя инициатива… – пробормотал старик.

Он положил руку на плечо Сида. Лицо потеряло всякую осмысленность, и лишенные взгляда зрачки уставились в искусственный снегопад над искусственным озером.

– Я скоро умру, – сказала Мира Венс.

Он зашел к ней попрощаться перед уходом. Он знал, что лучше свалить по-тихому и избежать десятиминутной истерики. Но хотел кончить дело честь честью. Финал. Занавес. Она сидела на кровати и плакала без слез. Он чувствовал, что сквозь тяжелый дурман она видит все очень трезво. Она говорила о том, как ей больно. Он уже не мог толком вспомнить то далекое время, когда у Миры были другие темы для разговора, кроме любви и страдания. Она произнесла слова, которые он уже слышал. Ему их иногда говорили. Сам он их никогда не произносил. И не произнесет. Не такой он человек.

Она сказала, что вокруг все белое и она не знает, что будет. Что ничего нет, ничего не осталось, он все забрал. Три года она только и делала, что с утра до вечера смотрела на часы, ждала его, ждала, когда он вернется и все остальное вместе с ним. С ним возвращалась жизнь. А теперь он уходит и уносит все с собой. Она уже не дышит. Она перестала дышать два месяца назад, в тот сентябрьский день, когда он сказал ей, что все кончено. С тех пор она ходит, пьет, накачивается до беспамятства, бродит из отеля в отель, кочует из одной декорации в другую, а на самом деле просто гонится за глотком воздуха. И не может догнать. Она вцепилась в него. Засыпала вопросами. Он отказался отвечать. Она умоляла, она хотела знать. Он согласился отвечать. Если не знал наверняка, отвечал отрицательно. Нет, не любит. Нет, не вернется. Нет, все кончено. Нет, никогда не любил… Она плакала, цеплялась за него. Он в последний раз трахнул ее. Худо. Финал. Занавес. Он трахал плачущую Миру, и вид ее тела возвращал его к вчерашнему побоищу. С бледной вспышкой финального залпа наконец пришла уверенность – все кончено.

Зазвонил его трейсер. Он встал, чтобы ответить, сознавая, что намерен вести себя по-свински. Номер был незнакомым. Мира Венс перекатилась на спину и провела ладонью но липкому животу.

– Сид Парадайн? – сказал низкий женский голос, которого он никогда не слышал.

Сид подтвердил.

– Я Блу Смит, сегодня ночью вы пытались связаться с моим братом.

Она замолчала, и Сид понял, что Глюка нет в живых.

Блу Смит сказала, что, по утверждению полиции, сегодня около семи утра ее брат откусил себе язык в номере «Этап-отеля» в Западной наружной зоне.

– Я могу с вами встретиться? – спросил Сид.

На том конце провода Блу Смит заколебалась.

Сказала, что перезвонит. Повесила трубку.

Сид несколько секунд простоял у окна. Вдали светились костры зон. Позади него Мира лежала так тихо, словно ее уже не было в комнате.

Горячий воздух транссекционного шоссе помог унять нервную дрожь. Субботний вечер: бесконечные вереницы заляпанных развалюх с периферийными номерами, визжащая малышня, ждущая праздника, которого нет и не будет. Дорога километрами пробок пульсировала в битовом ритме радиостанций, адский рев басов вторил визгу клаксонов. Сид задал направление по трейсеру, а сам помчался, лавируя между полосами, подальше от бледной женщины на бледных простынях. Еще одно звено в цепи его утрат. Домой. Забиться в нору. Выкинуть все из головы. Душ, еда в номер, выпуск новостей и двенадцать часов сна.

Сто девяносто первый номер отеля «Нокиа-Хилтон». Его дом. При свете экрана Сид прошел сквозь разгром к мини-бару. В открытое окно доносился гам Тексако: автомобили, сирены и пьяные вопли. Он стянул с себя галстук и пиджак. Взял банку водки. Вскрыл. Поставил.

И тут только заметил, что сейф открыт.

На экране мигало сообщение. Он не стал смотреть. Бросился к сейфу.

Выбран подчистую.

Все ценности Сида Парадайна.

Девятимиллиметровый пистолет, табельное оружие Профилактики самоубийств. Две коробки пуль. Папка из тонкой черной кожи с вырезками из прессы, любительскими фото, фрагментами украденных материалов, его рукописными признаниями, написанными спьяну.

Прямой путь в Отсек.

Со лба лил пот. Он попытался успокоить себя. Пушка и компромат – для местной Нелегалки из «Нокиа-Хилтон» тоже пожива. Он снял трубку, чтобы позвонить дежурному администратору. Повесил. Решил сначала посмотреть сообщение.

Печатный шрифт на фоне логотипа «Светлого мира».

Дорогой Сидни Парадайн!

Хотите узнать, что готовит вам день грядущий? Воспользуйтесь – одним из первых – нашей услугой «Взгляд в будущее». Моделирование выполнено на базе личных данных и предоставлено компанией «Светлый мир».

Чернота. Потом на экране возникло темноватое расплывчатое изображение. Коридор без окон, пол, стены и потолок одинакового черно-матового цвета. Обстановка военная и какая-то гнетущая. Крупным планом его собственное лицо. Голограмма. Лицо без возраста и без всякого выражения, одновременно надменное и зловещее. Разбитое всмятку. Потом на общем плане видно, что он шатается. Трое агентов в черном подталкивают его в спину. Камера обогнала его и движется впереди, петляя по коридору под стук его шагов. В конце длинного прямого перехода камера его дождалась. Он появился из глубины крошечным расплывчатым силуэтом, трое агентов следом. Сид смотрел, как он идет по своей последней прямой. Увидел, как меняется выражение лица, покрытого кровоподтеками. Как шаги становятся медленней. Как ноги врастают в пол. Как агенты заставляют его идти дальше.

Он увидел свой собственный страх.

Внезапно все кончилось, и полутьма в номере окрасилась в голубоватый цвет океана и в лучисто-оранжевый. Сид встал, собрал вещи – трейсер, значок, бритву и ключи от мотоцикла, – покидал все это в сумку с одеждой и приготовился пуститься в бега. Трейсер зазвонил, когда он собирался захлопнуть за собой дверь номера, просматривая адреса удалителей. Он услышал щелчок подходящего лифта. Отшвырнул трейсер в тележку с грязным бельем. И развернулся к служебной лестнице.

5

«Я смотрю на запад и чувствую: что-то не так…»

Когда скальпель вошел в запястье, Сид легонько вздрогнул. Не от боли, а от удивления, что никакой боли нет, хотя внутри ощущается движение скальпеля… От вида своей кожи, приподнятой над разрезом, и крови, стекающей в лоток. От приятного сознания, что морфий действует, и от самого эффекта морфия. Просто искусственное блаженство.

– Вы, в общем-то, и сами могли бы это сделать, – сказал удалитель. – Важно только не задеть артерию.

Потом он снова принялся напевать, и эти девять слов, которые он без конца повторял, засели в ушах у Сида, стали почти осязаемы, так что он смог за них ухватиться, и вскоре не осталось ничего, кроме этих слов, и, несмотря на внушительную кучу стволов, торчавшую из джакузи, не вполне уместного посреди комнаты, несмотря на какую-то тощую девчонку, яростно колошматившую собственную голограмму на титановом экране, на враждебное бурчание радиоприемника, беспрестанно сообщавшего о терактах, об иске Внедрителя к «ВенсЭнерджиз», о скоропостижной смерти Чарльза Смита и об увлечении народонаселения новейшей версией «Симуляции», несмотря на запах дезодоранта из уборной, на порывы ветра, стучащего в витражные окна, на дорожки кокаина, исчертившие все ровные поверхности в поле зрения, на плавающий в лотке с кровью банковский имплант, – несмотря на все эти вещественные доказательства реальности его, Сида, местонахождения, он мгновенно оказался в другом месте и мгновенно нашел дорогу, и эта дорога заняла все его мысли. Дорога отодвинула все, наполнила его безразличием ко всему остальному, и за поворотом того пограничного состояния, где все уже не в счет, кроме дороги и тех кусков мрака, которые ему еще предстоит пройти, и уверенности, что она куда-нибудь приведет, Сид обрел бесценный аномальный миг покоя – и все потому, что удалитель пел: «Я смотрю на запад и чувствую: что-то не так…»

Потом, ночью, Сид проснулся от того, что пальма громко стучала в окно. Посреди ствола на изломе показалась железная арматура, и пластиковые пальмовые лапы захлопали, грозя выбить стекло. Чуть дальше река Железка сверкала в зарождающихся огнях галогенной зари. Удалитель сидел на диване напротив и ничего не делал, а только разметал, а потом снова выкладывал, разметал и выкладывал с помощью десятки червей одну и ту же бесконечную дорожку кокса. Девчонка в стрингах куда-то испарилась, и экран показывал очередную серию «Субтекса», которую Сид уже видел. Ту, где альбинос уходит от карлицы. Было пять утра. Сид вздохнул, и вдруг у него заболело все тело. Череп и правое запястье стоили особого упоминания. Рана была туго забинтована. Безупречная работа настоящего профессионала. Сид спросил удалителя, можно ли принять душ.

От душа немного полегчало. В мозгу гремела ударная установка, желудок давал обратный ход. Он внимательно осмотрел свое отражение. Порез на виске затягивается плохо. Налицо трехдневная щетина, и мешки под глазами такие, как будто подбили оба глаза. Он наклонился, попил воды из крана и понял, что наступает отходняк.

Удалитель держал при себе целый арсенал. Сид удовольствовался тем, что купил такой же девятимиллиметровый револьвер. Попутно приобрел патроны, бронежилет с прокладками из керамоплиток и пиратскую микросхему на случай проверки. Удалитель запросил две тысячи дензнаков, и Сид заплатил не торгуясь. В первом же банкомате при выходе из отеля он снял все, что смог. Потом удалитель спросил, останется ли он в Городе, и Сид спросил, есть ли другие варианты. Удалитель в ответ рассказал, что его клиентура за последнее время сильно изменилась, это уже совсем другой уровень. Отовариваться приходят все те же – доходяги-наркоманы, наемные исполнители по всяким-разным контрактам, гопники всех мастей, а изредка выпадает настоящий джекпот – войнушка между бандами. Зато с хирургией иначе. Все больше законопослушных абонентов, даже богатеньких, приезжают удалять имплант, чтоб добровольно стать банкотрупами. Чтоб проверить себя на крутость, чтоб сжечь мосты. Чтобы уйти. Они покидают Город. Некоторым нечего терять, кроме хаты, набитой ненужными вещами. А кто-то бросает жену с детьми в придачу. И уезжает. Садится на поезд из Экзита и дальше – пешком на запад. Эти исчезали внезапно, их безутешные родственники долго потом рыдали в телепередачах, а Наружная полиция находила их много месяцев спустя за тысячи миль от дома подыхающими от голода и жажды. Это были они. И их становилось все больше. Один-два в день. Удалитель ни о чем не спрашивал и выставлял двойной тариф. Он был последним этапом перед безвозвратным исчезновением, и часто они оставляли ему часы или машину. Трейсер. Обручальное кольцо. Один даже сунул ему телефон жены и попросил ей помогать. Удалитель прекрасно помнил этого мужика. Директор агентства адекватности. Стареющий плейбой, жутко нервный, чуть не отключился при виде собственной крови. И все время пел для храбрости: «Я смотрю на запад и чувствую: что-то не так…»

Судя по последним выпускам «Палм-бульвара», река Железка стала такой широкой, что с одного берега не видно другого. В реку сваливали остовы машин. Одиннадцать оранжевых кранов, огромный паркинг, запах бензина. Здесь кончались ряды супернатуральных пальм и роскошных стеклянно-белых особняков, уступая место ангарам с облупленными фасадами, заводам по утилизации отходов и бесчисленным горам покрышек. В этом безлюдном месте ночь была действительно черна, и, стоя на берегу и глядя ни нескончаемую свалку металлолома, Сид находил, что она слегка напоминает безбрежность грязного моря.

Через несколько секунд над миражом взойдет галогенная заря и убьет его, явив миру осиротевшие зеркала заднего вида, вспоротые пружинами сиденья, зигзаги трещин на триплексе, раскуроченные моторы и тонны искореженного металла.

Через несколько секунд взойдет заря его первого дня вне закона. Теперь у него ничего нет. Ни трейсера, ни банковского счета, ни идентификационного кода. Он теперь не имеет отношения ни к Венсам, ни к силовым структурам. И его разыскивает БОИ.

Но он не уедет из города, слишком много накопилось вопросов. Целая куча, и ответы на них не найти нигде, кроме как в этих стенах.

Он порылся в кармане куртки, нашел имплант и сжал в кулаке. В этот момент рассвело, и он увидел, как на поверхности свалки возникает его тень. Он немного разбежался и зашвырнул имплант как можно дальше в металлолом. Мириады птиц вылетели неизвестно откуда, потом рассеялись. Для администрации Сидни Парадайн только что здесь умер, для остальных – по обстоятельствам.

Несколько птиц откуда-то слева прилетели назад.

Около половины седьмого Сид отыскал на улице, которая поднималась от набережной к Парку, бар, где принимали кэш. В последние два-три года политика перекрытия неконтролируемых денежных потоков, проводимая Министерством внутренних дел, практически перекрыла эту возможность для тех, кто в бегах. Цифровая система платежей позволяла усилить слежку за абонентами, это был просто кладезь психологической информации. А кэш переходил из рук в руки и не поддавался учету. Цифровые платежи были чисты, как передача мыслей. Кэш был рассадником заразы. Цифровые платежи гарантировали благонамеренность при получении кредитов. А кэш как будто нарочно был изобретен, чтобы поощрять проституцию, азартные игры, торговлю оружием и метадоном. В 29-м наличку запретили по всем проплатам движимого имущества свыше двух тысяч дензнаков, а также для оплаты гостиниц, горючего и проездных документов.

К счастью, оставались еще девки, которые работали вне секс-терминалов, и владельцы баров, которые ходили к девкам. Сид вошел, уселся и заказал чизбургер с двойным кофе с кортизоном.

Это был фастфуд для полуночников. Посетители разные. Дюжина вроде бы банковских служащих, они пили то же, что и он, и дожидались открытия торгов, глядя на дисплеи своих терминалов на столиках. Почти красивая девица с опухшими глазами, в плаще, надетом поверх пижамы, читала вчерашнюю газету. Пьянчуга, которого его терминал уговаривал воздержаться от спиртного.

Сэндвич был жирным, мясо по краям обгорело, внутри не прожарилось. Сид затопил все кетчупом и отправил в рот. Влил в себя эрзац-кофе, заказал вторую чашку. Затем подключил свой терминал к сети и ввел «Чарльз Смит».

Посыпалась куча ответов.

Награждение Чарльза Смита за героизм в ночь Большого блэкаута. Масса фотографий. Типа светская пьянка для сильных мира сего. Глюк – одет с иголочки, с фальшивой, как гипердемократия, улыбкой – под вспышки камер жмет руку Внедрителю Ватанабэ, потом ведет задушевную беседу с двумя членами Дюжины – Рейнхардом, тем самым, создавшим панотели, и Маркезом, главным по наркосоде. Глюк в баре, в обнимку со стаканом виски, оглянулся на вспышку. Захваченное врасплох лицо, напряженное, мрачное. И все время поблизости кто-то из БОИ – по краю кадра, на заднем плане, но взгляд неотступно направлен на Глюка. Толпа, конфетти. Под потолком качается от вентиляторов гигантский плакат: «Чарльзу Смиту – благодарный Город».

Множество интервью. Видеоролики или просто тексты. Снимки – Глюк выходит из башни «Светлый мир». Потом на последовавшей за этим пресс-конференции весело и безнаказанно несет всякую чернуху. Излагает экспертное заключение. Сид по диагонали просмотрел отклики: всякая абонентская болтовня, комментарии на тему спасения человечества. Фанатки предлагают себя пирату.

А вот едва ли не последний человек, кто видел его живым.

Девица сняла Глюка тайком на заправочной станции. На пленке указана дата – 18 ноября, незадолго до восьми вечера. Глюк в черных очках и военной куртке загружает канистры с бензином в багажник джипа марки TVR. Девица подошла к нему. Он заявил, что не знает никакого Чарльза Смита, и спрятал лицо от камеры. Девица не отставала. Он отвернулся от нее и, хромая, обошел машину. Сел, рванул с места и исчез на шоссе. Вывод девицы: зазнался, от славы крышу снесло!

Сид кликнул на следующую ссылку. Официальное заключение о вскрытии за подписью доктора Мейера, патологоанатома транссекционного морга, которого Сид знавал в славные времена работы в Криминальной службе. Неплохой мужик, всегда жалел убитых девчонок. Из заключения следовало, что смерть наступила между восемью и одиннадцатью утра 19 ноября 31 года. Причина смерти – асфиксия в результате укуса языка с высокой степенью кровопотери. Токсикологический анализ отрицательный, что означает, что Глюк искалечил себя в здравом уме и без применения каких-либо обезболивающих средств. Сид снова услышал хриплый голос Блу Смит.

Подборка прессы. Самоубийство спасителя человечества уступило первую полосу теракту на вокзале Севертранс. Глюка отодвинули на вторую. Он был обнаружен горничной в своем номере в гостинице «Этап-отель» днем девятнадцатого ноября. Тело лежало на паласе, свернувшись в позе зародыша. По словам свидетельницы – пятидесятитрехлетней зонщицы без права на работу – «кровищи было столько, даже не верилось, что все это вылилось из одного человека», и она кинулась искать по незанятым номерам «остальных». Криминальная служба Третьей секции прибыла на место происшествия около семнадцати часов.

Сид взглянул на снимки, сопровождавшие текст. Горничная была права: многовато крови на стенах.

Криминальная служба ничего не нашла. Чарльз Смит тщательно подготовил свое исчезновение. По статистике только два процента абонентов искажали данные психологического контроля. Те, кто жил вне закона, сильные личности, бунтари. Эти на исповеди врали, недоговаривали, вешали лапшу, хамили. В Профилактике самоубийств на Глюка карточку не заводили.

И вообще накануне вечером, 18 ноября, Гиперцентрал потерялего.

При попытке восстановить по трейсеру два последних дня жизни Глюка получен поразительный результат. Как и подобает уважающему себя хакеру, Глюк надул Гиперцентрал. С помощью глушилки. Но не обычной примитивной глушилки, которой пользовались наркодилеры или неверные мужья. В зоне своего исчезновения Глюк просто прекратил подачу отслеживаемого сигнала в радиусе пять квадратных километров. В настоящий момент эксперты разбираются в этой туманной истории.

После Глюка осталась сестра и благодарная память – долг каждого гипердемократа.

Тело предадут земле сегодня в семнадцать часов на кладбище бывшего аэропорта. Сид оторвался от экрана и допил что было в чашке. Кофе остыл и горчил еще больше. Близился искусственный полдень, и белый неровный свет, похожий на освещение стадиона, заливал улицы за окном.

Пьянчуга продолжал давить на клавиатуру терминала, не желавшего продавать ему следующий стакан. Банковские клерки исчезли, и по их мониторам непрерывной лентой полз логотип «Светлого мира». На Сида накатила хандра. До следующего этапа жизни требовалось убить восемь часов, идти было некуда.