Текст книги "Город Сумрак"

Автор книги: Лолита Пий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Вот она, реальность, подумал Сид, и внезапно к горлу подкатила тошнота. Он достал из ящика несколько противорвотных таблеток и проглотил их с остатками кофе. Позвонил интерфон, сообщили о прибытии телегруппы. Пропуск в норме, заверен подписью шефа Данбара, завизирован в министерстве. Сид сказал девице, что готов принять посетителей, засунул папку в конверт и поспешно вышел к курьеру. Паренек обжегся, запечатывая конверт, и Сид готов был поклясться, что он сделал это нарочно.

Он поставил подпись везде, где надо, и посмотрел в спину желтой форменной куртке, вспоминая о не таком уж далеком времени, когда и сам носил такую же. До войны, как и все парни его поколения, у которых не было денег. Лет одиннадцать – двенадцать назад. Носился по городу, раздавал конверты без имен: отличный способ убедиться, что «Деливери» с тайной переписки не шутит. В зал сейфов можно было попасть, пройдя четыре арки с детекторами под вой целой орды собак-ищеек. Пакеты же доставлялись адресатам без досмотра. У клиентов не было ни имени, ни лица, и они сами выбирали себе номера и коды. Несмотря на все свои допуски, Охрана информации могла сунуться туда только по ордеру на обыск с кучей печатей. Не было в «Светлом мире» места надежнее хранилища «Деливери».

А уж для дела, которое затеял Сид, это было просто необходимо.

Его папка – антигражданская деятельность в чистом виде. Каждый раз, когда он брал ее для обновления данных, он думал, а не уничтожить ли ее. Мешало суеверие. Эти страницы были символом неповиновения, в котором он утверждал себя как личность. Уничтожить – это как сложить оружие. Стать коллаборационистом. Когда-нибудь она попадется Охране информации. Так что либо рисковать, либо потерять себя.

Сид вышел навстречу телевизионщикам, прикидывая в голове интересную возможность гибели в результате неосторожного обращения с оружием.

– …Ибо важнейшая роль, которую играет трейсер в нашем обществе, естественно, не ограничивается тем, что он связывает отдельные личности друг с другом посредством видеофонических волн. Эта функция уже использовалась несколькими веками раньше в архаических обществах и составляет лишь незначительный процент в гамме возможностей разумного приемника-передатчика. В 70-е годы Луи Клер занимает должность инженера информационных технологий в крупном концерне по предоставлению услуг мобильной телефонной связи. Циркуляция информации и связь между людьми для него – предмет страстного увлечения и постоянного неутомимого поиска: по его мнению, богатство новых технологий используется только на тридцать процентов. Коэффициент эффективности примерно такой, как если бы самолет использовали для передвижения по железнодорожным рельсам. А ведь дело за малым. Если современная телефония служит подсоединению индивида А к индивиду В, то телефония будущего должна быть целиком основана на создании системы Z: всеведущей, разумной, прозорливой. Клеру понадобилось три года на разработку программы и семь лет на ее внедрение. Идея Клера проста: оценив степень зависимости людей от мобильных телефонов, он делает ставку, прежде всего, на централизацию волн, что позволяет практически бесперебойно отслеживать перемещения этих самых людей в пространстве. На дворе 79 год, и Гиперцентрал – Главный сервер гипердемократии – только-только запущен. Он обладает искусственным интеллектом последнего поколения и способен, сопоставляя полученные сведения, предсказывать такие значимые события, как удар молнии или автомобильную аварию. Именно в рамках профилактики ДТП система и запускается официально – летом 82 года. Кнопка «А» – аварийный сигнал – обеспечивает автомобилистам почти полную безопасность, а Луи Клеру – успех, позволивший ему встать на ноги и основать собственную компанию – «Клермонд – Светлый мир». Тогда он проходит следующий этап и активирует кнопку «С» – сердце. Абоненты «Светлого мира» получают возможность запрограммировать свой трейсер таким образом, что он начинает отслеживать за них кандидатуры, отвечающие их вкусам и предпочтениям. Поэтому если трейсер локализован в радиусе пятидесяти метров от объекта заданного профиля, тот получает сообщение с соответствующей информацией. Результат можно опробовать немедленно. По ста посланным уведомлениям шестьдесят приводят к реальным половым сношениям. Индекс удовлетворенности доходит до девяноста восьми процентов. На дорогах перестают гибнуть люди, и все по максимуму занимаются сексом. Когда в 92 году Луи Клер умер от рака, он оставил личное состояние в сто три миллиарда дензнаков, процветающую компанию и мир, ставший намного лучше. В дальнейшем присущие системе функции умножаются. Появляется кнопка «О» – отношения, «И» – исповедь, «П» – преследование, «У» – уход от преследования и т. д. Почти сорок лет спустя система Клера продолжает процветать и диверсифицироваться. Обязательная исповедь повлекла за собой настоящую революцию, в частности, в области торговли. Желания, ежесекундно формулируемые миллионами абонентов, направляются в агентства адекватности, а те, в свою очередь, перенаправляют их на соответствующие предприятия, позволяя им прогнозировать спрос и, главное, все более точно отвечать потребностям каждого. Но самая лучшая инновация была введена в этих стенах. Я нахожусь в данный момент в Блоке СЗС – Службы защиты от себя. Семидесятиэтажный туманоскреб в самом центре Второй секции. Тысяча пятьсот кабинетов, четыре тысячи служащих, распределенных по пяти отделам, представлять которые уже не надо. Медицинская профилактика, Профилактика психозов, Профилактика агрессии, Профилактика самоубийств и Профилактика убийств. Пять отделов, задача которых не что иное, как спасение наших жизней. Как работает СЗС? Какую роль играет Гиперцентрал? Кто эти спасатели, приходящие из мрака? Через несколько минут на канале «Клерньюз» мы вместе с вами попадем за кулисы СЗС и увидим лейтенанта Сида Парадайна, первого заместителя начальника Службы профилактики самоубийств. Он поделится с вами своим поразительным опытом героической борьбы за спасение людей.

Сильвия Фербенкс с «Клерньюз» обворожительно улыбалась стенке еще несколько долгих минут после окончания подводки. Она непременно хотела записать эту бодягу у входа в оперативный отсек, чтобы на заднем плане мелькали фургоны, машины реанимации и шагали задержанные со скрученными руками, которых вели к лифтам, толкая в спину или пиная под зад с зависимости от руководителя операции. А тут еще эта жара, от которой можно свихнуться, и весь Блок шумит тревожными слухами о набегах банкотрупов на территорию Города. Слухами, которым не нашлось места в кратком выпуске восьмичасовых новостей. Цифры на табло над бензозаправкой были выше средней нормы – Агрессия лидировала со счетом семь против четырех у Самоубийств и двух у Убийств, а ведь времени – всего полдесятого!

Сид чувствовал, как эффект нозепама уходит. На лбу выступил холодный пот, и казалось, все тело держится только на нервах. Лучше некуда для этого допроса на телекамеру. Сид успел мысленно классифицировать Сильвию Фербенкс. Агрессивный брючный костюм, недорогая пластика лица и обилие зубов. Не говоря уже о проклеровских убеждениях. Ну просто подружка его жены. Сид не удержался и закатил глаза, когда она упомянула «мир, ставший намного лучше» благодаря Клеру. Такие реакции во время интервью категорически запрещены. Если каким-то чудом дело Легран сойдет ему с рук, к чему еще подставляться с некорпоративным поведением. Его отвращение к СЗС возникло давно: история с Легран просто явно его обозначила, как кукиш, показанный прилюдно всему учреждению. Но хотя он и ненавидел свою работу и потому совершал периодически разные глупости, однако держался за контору обеими руками.

Сильвия окликнула его:

– Лейтенант, мы готовы.

Он пробормотал в ответ, что штатские не обязаны обращаться к ним по званию, и подумал, что если сумеет сейчас произнести полную противоположность тому, что думает, то с честью выпутается из передряги.

Он отвел их в Отдел обработки данных, на последнем этаже. Под стеклянным потолком духота была просто невыносимой, и парни стали ворчать, когда Сид попросил их для камеры надеть рубашки. Пришлось сделать три дубля, потому что Сильвия Фербенкс хотела, чтоб все выглядело натурально. Три раза Сиду пришлось объяснять, что никто в Блоке не имеет доступа к конфиденциальной информации, сообщаемой абонентами на Исповеди. Сигнал тревоги запускает Гиперцентрал. Сид не помнил цифр, но некоторая часть абонентов относилась к группе риска. «Латентная суицидальная готовность» выявлялась в раннем детстве, и дальше за объектом велось наблюдение в течение всей жизни с помощью тех же программных продуктов, которые отслеживали, например, сексуальные предпочтения или склонность к насилию и девиантному поведению.

При получении красного сигнала в Блок отправлялось письмо с именем проблемного абонента, его местонахождением, кратким описанием болезни, указанием степени риска и примерной даты вмешательства. Отдел обработки направлял сообщение в соответствующую службу и копию – в архив. Саму операцию запускали диспетчеры в зависимости от дислокации сотрудников. Дальше ближайшая патрульная бригада включала сирену и мигалку и неслась по спецполосе – спасать человека от себя самого.

Сид бросил взгляд в сторону Архивов, медленное разбухание которых грозило поглотить весь этаж. Уже пришлось сломать перегородки и перевести всю службу айтишников на шестидесятый. Влечение к смерти, всякие навязчивые идеи, подростки, наносящие себе увечья, всякая шваль, нападающая на одиноких женщин, и одинокие женщины и мужчины, обрекающие себя на смерть.

Они вошли в лифт. Вышли на тридцать девятом этаже. Прошли три поста службы безопасности. Встали перед четвертым. Штатским не разрешалось входить в арсенал. Оператор снял сквозь стекло ряды стволов, стрелявших дротиками со снотворным, и рядом – настоящие. Право носить оружие имели офицеры и Отдел убийств. Инструкция предписывала применять оружие по минимуму, но нередко случалось и подстрелить подозреваемого. У Сида за плечами было пятнадцать лет кровопролития: Нарковойна, Криминальная служба, Профилактика самоубийств, не говоря уж о подростковых разборках. Он стрелял по незнакомым людям во имя гипердемократии и чувствовал себя всесильным. Он знал, что мужчины насилуют женщин, что женщины смертным боем бьют детей, что дети вполне способны убить друг друга. Это было в порядке вещей, так его учили. Он этому не удивлялся. Но все равно не мог понять, отчего преступники считали своим долгом оповестить трейсер, а вместе с ним Гиперцентрал и, соответственно, все силовые структуры о том, что прямо сейчас пойдут домой к супруге, которую им отказались заменить, и первым делом всадят ей пулю в лоб.

Этих подстреливали через раз.

Так называемое «упреждение преступного умысла».

Сид отвел затем Сильвию Фербенкс и ее подручного в подвал, где обвиняемые в преступном замысле, избежавшие отстрела Профилактикой убийств, хором вопили о своей невиновности. Он отвел их в Транзит, где в глубоком химическом сне ждали своей участи самоубийцы и помышлявшие о самоубийстве. Привел на центральный пульт, где шел спутниковый мониторинг расположения патрулей. В бригадное помещение, полупустое в разгар первой вахты. Потом в собственный кабинет – чуланчик с окном на сорок восьмом этаже. Когда его повысили до зама, ему предложили кабинет попросторнее, с титановым экраном, кожаным диваном и даже мини-баром. Что заставило его задуматься. Настоящий кабинет первого зама. Кабинет на верхних этажах. Он отказался. Хотел по-прежнему иметь перед глазами Город. Хотел вкалывать, не сводя глаз с первопричины всех зол.

Сильвия Фербенкс стала задавать вопросы, и он заулыбался так, будто надеялся что-то ей продать.

Он стал защищать своих. Заявил, что СЗС исходит из благородной мысли о том, что жизнь человека превыше личных свобод. И защита абонентов от них самих оправдывает принуждение. Это фундамент Города-Провидения. И он не хотел бы жить в другой системе.

Потом упомянул наследие Луи Клера. Сказал, что Клер на том свете наверняка доволен их работой. Что злоупотребления крайне редки. Что трения между различными службами минимальны или отсутствуют вовсе. Что сам он счастлив каждое утро вставать и бороться за правое дело.

Он не сказал, чем занимаются парни из Проф-убийств в подвале в глухие ночные часы. Не рассказал, что парни из Обработки данных сливают информацию на сторону, потому что для агентств адекватности признания и вонь, к которым имеет доступ только Блок, – это золотая жила. Он не сказал, как поступают с рецидивистами.

Он не сказал, что от службы в СЗС в конце концов сходят с ума.

Он не сказал, что иногда дает абонентам умереть.

Дура Фербенкс попросила рассказать про какое-нибудь дело.

Он ответил, что не хватит времени.

Она спросила, бывают ли сбои в работе.

Бескровное лицо Лизы Легран возникло у него перед глазами как вспышка света в тумане.

Он ответил, что к сотрудникам, не справившимся с заданием, применяют соответствующие санкции.

Она спросила, не случалось ли ему думать о самоубийстве.

Он сказал, что интервью окончено.

– Вот, значит, ради чего ты меня бросил? – завопила Мира, не сказав ни «алло», ни «здравствуй», даже не буркнув ничего в ответ, когда он позвонил ей из единственного общественного телефона в Блоке, возле туалета для посетителей второго этажа, – после ухода Фербенкс и оператора. – Чтоб валяться среди пустых бутылок в вонючей норе? Вставлять свою морду в порнуху на допотопном экране? Ради этого ты меня бросил?

Мира задохнулась – и началось. Треск и грохот. Ругань и бессвязные выкрики. Казалось, стекло бьется прямо в телефонной трубке. Сиду не стоялось на месте. Он размотал провод, дошел до туалета, поставил телефон на край раковины и, воспользовавшись паузой, пока его супруга самозабвенно громила гостиничный номер, вымыл руки. Потом долго смотрел на себя в зеркало и не находил в себе особой красоты. Ничего такого, чтобы разносить все вокруг, – моложе своих тридцати шести он не выглядит, плюс шрам на правом виске – память о шальной пуле с наркотического фронта.

– Я все тут перебила, – сообщила она. – Теперь ты вернешься домой?

Нет, он не вернется.

Наступила такая тишина, что Сид подумал, пожалуй, лучше бы она опять шваркнула пустой бутылкой об экран. Изредка в трубке слышался тяжелый вздох. Сид схватил салфетку и вытер мокрое от пота лицо. От жары сильнее ощущались всякие приятные запахи. Он собрался уже в десятый раз объяснять накокаиненной супруге, что не намерен возвращаться.

Она плакала.

Сид представил себе Миру с вжатым в ухо трейсером, увешанную брюликами с ног до головы, среди развалин его двухзвездного пристанища. Он представил себе Миру четырьмя годами раньше, ее тонкое и еще такое чистое лицо, ее гордый вид, когда она вошла к нему в кабинет и как ему тут же захотелось ее трахнуть. Он вспомнил их квартиру на бульваре Шелл, такую огромную, что можно заблудиться, набитую вечно подслушивающими у дверей куклоидами, запах тубероз и неизменное свое ощущение, что он тут ненадолго. Сид мысленно поблагодарил того типа, который сократил их с Мирой союз до трех лет. Интересно, где он теперь и что поделывает.

Он сказал Мире, что увидится с ней на церемонии расторжения.

– Я не хочу расторгать договор, я хочу его перезаключить.

– Мира, мы же решили…

– Это ты решил.

Он вздохнул.

– Сид, мне надо тебя кое о чем спросить.

Зазвонил его трейсер. Вызов в дежурную – начинается его вахта. Он сказал Мире, что вынужден прекратить разговор. Сказал, что увидится с ней на церемонии.

– Мне надо тебя кое о чем спросить, – повторила она громче.

– Я должен отключиться.

Авария отключила телефон за него. Голос Миры исчез. Он понажимал на разные клавиши и убедился, что связи нет. Он готов был списать это на старый аппарат, как вдруг наступила тьма. И туалет и коридор погрузились во мрак, и ни единый луч света не освещал стены, обычно монотонно размеченные созвездием маячков. Секунду спустя раздался хлопок, похожий на взрыв, но без порыва ветра и вспышки. Потом его трейсер зазвонил и передал задание. И только после этого раздался вой Города.

Туманы, от которых и пошло все зло, в тот вечер, казалось, стали плотнее, и их беловатые слои опустились до уровня человеческого роста, словно пытаясь приблизиться ко всему этому хаосу. Двадцатую улицу, хотя и расположенную в сердце старого центра, пощадила бешеная урбанизация, сокрушившая все вокруг, и все равно зданий там было не видно за нагромождением дурацких огней и разноцветных панно, которыми город прикрывал свою нищету. Теперь же от ее черно-белой версии и пляски теней мороз продирал по коже. Дом напротив, лишившись лампочек, говоривших о том, что за провалами бойниц есть жизнь, стал вдруг похож на ДОТ или на колумбарий. Сид поднял глаза к небу и увидел бурю. Галогенные фонари отдали богу душу, и титановые экраны, облепившие фасады, остались единственным источником света, но аппаратура не работала, и экраны либо светили дежурным светом, либо аварийно мигали, словно прогалины неба, виднеясь там и сям, вопреки хаосу и вопреки времени. Осточертевший логотип. Логотип «Светлого мира». А под ним – люди, бегущие по дороге, которая никуда не ведет. Под ним – сплющенное железо машин, тянущееся на километры, и потрескивание пламени, ползущего из моторов, обещая заблокированным в салонах жертвам самый настоящий погребальный костер.

Внизу при свете уцелевших фар фотолюбители под разными углами снимали покойников.

На машине ему ни за что не пробиться сквозь затор.

Мотоцикл остался в гараже Венсов, в пригороде, где гнил в компании лимузинов и внедорожников.

У него было девять минут.

Он рванул с места и побежал в самую гущу толпы.

Несясь наугад вниз по лестнице, он перезвонил со своего трейсера. Вселенские трагедии сближают души. Мира сидела скрючившись под письменным столом в его гостиничном номере. Она боялась темноты, она хотела ребенка. Она хотела, чтобы он забрал ее отсюда. Двумя месяцами раньше они должны были встретиться в киноклубе, и она опоздала. В зале уже выключили свет и начали показывать рекламу. Фильм категории В про головокружительную карьеру неукротимого бойца, черпавшего свои силы в паре кроссовок Asics.Потрясающие сцены драк, правда частенько перебиваемые крупными планами обуви главного героя. Через два часа бывший слабак в кроссовках Asicsуложил на ковер признанного чемпиона, вернул себе жену и уважение потомства. Свет в зале вспыхнул, Сид обернулся к собственной жене. И не узнал ее.

Немудрено. У Миры было другое лицо. Даже взгляд за перекроенными веками изменился. Губы стали в три раза толще, и она добавила себе зубов. Под глазами виднелись кровоподтеки, вокруг носа – швы.

– Позвони отцу, – ответил Сид, – пусть он тебя заберет.

Он повесил трубку. Свернул на авеню Хайнц к северу и попытался двигаться с той же скоростью. Впереди грузной горой нависал погасший стеклянный купол, под которым располагались Сады Мальборо. Он почувствовал, как закололо справа, и подумал, что вышел из возраста спринтерских рекордов.

Колин Паркер живет в башне «Алегрия», в самом конце бульвара Тексако, в десяти кварталах от «Нокиа-Хилтон». В тридцати – от Сида.

Сид бежал, и хаос проносился мимо, как при замедленной съемке. Жалкие рекламные щиты, мертвый неон погасших вывесок. Гелиопрожекторы – огромные и ненужные – напоминали ряды ветряков среди космической пустоты. Витрина «Старбакса», в которую врезался целый эскадрон скутеров. Охваченный пламенем Налоговый центр. Сид отметил про себя этот факт. Дальше – раскуроченные машины и тяжелораненые на последнем издыхании, напрасно ждущие приезда «скорой», которой ни за что не прорваться сквозь затор. Потерявшиеся собаки. Бесхозные старики. И все они вместе смотрели в небо.

Когда он достиг первых домов Тексако, раздались выстрелы. На тротуаре напротив человек тридцать банкотрупов столпились перед аптекой, занимавшей угол Пятнадцатой улицы. Сид увидел, как стеклянная дверь разлетелась вдребезги. Он видел, как погромщики ворвались в помещение. Он продолжал бежать. На его глазах в воздух взлетело колесо и разбило витрину магазина спиртных напитков. Допотопный банкомат под напором маргиналов пачками выплевывал банкноты. В зонах наличка еще ходила. Сброд валил отовсюду. Сброд, изгнанный из стен Города навеки. У банкотрупов не было ничего. Сейчас они могли наконец что-то получить. Разве их остановишь? Пуля пробила бронированную витрину ювелирного магазина.

Двадцать кварталов.

За спиной взрыв.

Он видел наяву апокалипсис. Правда, апокалипсис современный. По последнему слову техники. В духе новейших тенденций. Погасшие светофоры, отключенные наружные кондиционеры, мерцающие экраны без картинки, разбитые всмятку машины, вооруженный грабеж, паралич системы безопасности, обесточенные линии.

Решительно, мир стал непригоден для жизни.

Сид осознал, что тридцать лет, прошедшие с конца солнечной эры, на самом деле были просто обратным отсчетом.

Еще десять кварталов. Начинался дождь. Сид сбился с дыхания. И все равно продолжал бежать, взбодренный свежестью ливня. Одновременно с лучом прожектора возник мерный рокот пропеллера. Сид глянул наверх, не замедляя бега. Вертолет описал неторопливую дугу между двумя зданиями, полетел в начало Тексако, прижимаясь к фасадам, потом сел на крышу «Нокиа-Хилтон». Сноп света с башни «Светлый мир», пройдя по борту, выхватил детали – огромную букву «В» в сверкающем ореоле на полосатом от струй дождя корпусе. Игорь Венс прилетел спасать дочку.

Когда Сид уже различал за башней «Светлый мир» силуэт «Алегрии», зазвонил трейсер. Он звонил длинными очередями. Звонил не умолкая, пока Сид несся все быстрее и быстрее через десять последних кварталов, отделявших его от Колина Паркера и от мгновения «ноль». Оставалось всего две минуты, а толпа на пути становилась все плотнее. Сид оттолкнул пару мужчин, кучку ребятишек и женщину в халате, которая упала на мокрую землю. Ее ругательства долетели до него, когда он был уже у входа в башню.

Оставалась минута.

Он понял, что опоздал.

В ту дождливую ночь 17 ноября 31 года, когда Колин Паркер, используя свое тело как таран, с грохотом пробил двойные стекла в своей однокомнатной квартире в башне «Алегрия», он все равно не смог вырваться из тишины. Во время нескончаемого падения длиной в двадцать пять этажей, нескончаемого, как итог жалкого существования, – из его глотки рвался вопль, а тишина продолжала его мучить. Он не услышал ни криков бросившихся врассыпную прохожих, ни шума летящего навстречу бульвара, ни хруста собственного тела, разлетающегося на куски.

Тротуар вмялся в его открытую челюсть, в грудную клетку, переломил колени. А тишина не кончалась. Кровь хлынула изо рта, из носу. Тишина не кончалась. Наконец, когда нестерпимая боль сменила прежнюю муку, в уцелевшей крупице мозга вдруг возник тоскливо-сладкий звук фортепиано из старого шлягера, – и Паркер навеки погрузился в иную тишину.

Удар едва не пробил асфальт. Земля дрогнула. Сида качнуло. Он выдохнул. Открыл глаза. С ужасом отшатнулся от расплющенного толстого тела.

Вертолет удалялся в грохоте моторов.

Сид поднес сканер к запястью трупа и убедился, что это точно был его подопечный. Толстяка звали Колин Паркер, второго имени не было. Жил наверху, в башне «Алегрия», на двадцать третьем этаже. Только что сиганул из окна. Кровь лилась из каждой дыры. Ему уже не помочь.

Он отправился на тот свет с кретинской улыбкой на лице.

Так же улыбалась Лиза, когда прыгнула вниз.

Вокруг собиралась толпа. Сид попятился и отступил на несколько шагов.

Трейсер зазвонил снова. Как звонил все время, пока он бежал к Паркеру. Вокруг свистели выстрелы, а трейсер звонил.

Копы из Нелегалки обрушились на погромщиков.

Толпа с воплями бросилась врассыпную.

Сид посмотрел на экран трейсера.

По нему бежали фамилии. Вереницы фамилий. Вереницы приказов. Вереницы сигналов о латентной суицидальной готовности через минуту, через минуту тридцать, через три минуты, через две минуты, в течение минуты, в следующую секунду, вмешательство запоздало.

Сид убрал трейсер. Пули свистели в ушах. У подножия башни остался он один. Он и мертвый Паркер. Он посмотрел вверх – старая привычка. На десяти экранах десять экземпляров солнца медленно таяли над морем в оранжевых арабесках, из которых вскоре сложились привычные буквы:

КЛЕРМОНД – СВЕТЛЫЙ МИР

Сид достал табельное оружие. Пальнул в ближайший экран, сам не зная почему. Он сделал два выстрела. И прежде чем рухнуть от пули, предназначавшейся не ему, он с удовлетворением увидел, как из-под фальшивого заката проступает сетка лопнувших кристаллов. По поверхности поползло короткое замыкание. Экран осыпался. Синева почернела, и снопы сверкающих искр вылетели и закружились на высоте человеческого роста, потом потухли и стали неотличимы от завивавшейся по улице пыли.