Текст книги "Все цвета тьмы"

Автор книги: Ллойд Бигл-мл.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Да не знаю я ничего о Луне. Шел бы ты к астрономам!

– Астрономы уже сговорились воздержаться от комментариев.

– Хорошая мысль, – одобрил Арнольд. – Вот бы и репортеры последовали их примеру…

– Но это новости! А профессия обязывает нас держать читателей в курсе событий. Ответь на несколько элементарных вопросов, больше мне ничего не нужно!

– Если после этого оставишь меня в покое, валяй, спрашивай.

– Какова причина взрыва?

– Это, по-твоему, простой вопрос? Откуда мне знать? Я даже газетных статей о взрыве не читал, не говоря о научных отчетах.

Раздраженно отвернувшись от Уокера, Арнольд направился к двери. Уокер схватил его за рукав.

– Ну, смилуйся же надо мной! Скажи: на Луне есть вулканы?

– Не знаю. Если Луне приспичило иметь вулканы, я не возражаю. А что, этот взрыв был извержением вулкана?

– Вначале все решили, что это ядерный взрыв. Но русское правительство заявило, что это не так, и наше – тоже, а потом и астрономы с этим согласились. И прежде, чем они соизволили сообразить, что они по этому поводу думают, какой-то тип, астроном-любитель из Египта, случайно этот взрыв видевший, заявил, что было очень похоже на извержение вулкана. Астрономы немедленно смолкли. Официально объявили лишь, что взорвалось – как бишь его? – «вещество, по-видимому, прежде неизвестное».

– Ничем не могу тебе помочь, – сказал Арнольд. – Мне не знакомы никакие «вещества, по-видимому, прежде неизвестные». А почему персонал лунных баз не пошлет кого-нибудь взглянуть?

– Слишком далеко. Ближайшая база – наш «Нью фронтир Сити», и от нее до точки взрыва – больше семисот миль. А местность там пересеченная, и для подобных наземных поездок у них просто нет транспорта. А если б и был, на дорогу потребовался бы не один месяц.

– Есть дельное предложение, – сказал Арнольд. – Возьми интервью у мисс Шу. Такая симпатичная и умная девушка наверняка знает о Луне все.

Ему удалось закрыть за собой дверь как раз вовремя, чтобы уберечь голову от метко брошенного мисс Шу пресс-папье.

Вернувшись в свой кабинет, Арнольд застал эксперимент в самом разгаре.

– Грубо говоря, действительно пятьдесят на пятьдесят, – сообщил Перрин. – Точнее: восемьдесят семь на сто четыре… На сто пять, – поправился он, увидев, как порядком измотанный механик вышел из трансмиттера-приемника и отметил результат в соответствующей колонке на доске. – Вначале «перехватчик» опережал, но теперь начал сдавать. Мы его выключаем после каждой ездки: им это наверняка приходится делать, чтобы не подхватить вместо своих людей ничего не подозревающих пассажиров.

– Хорошая мысль, – подтвердил Арнольд.

– И здесь возник интересный вопрос. У них должны быть достаточно надежные средства связи, чтобы подключаться к линии именно в тот момент, когда через трансмиттер проходят их люди, и сразу после операции – выключаться. На условленное время они ведь полагаться не могут, потому что никто не в силах точно предсказать момент, когда определенный пассажир подойдет к турникету. Как думаешь, возможен такой маленький, портативный передатчик?

– Почему бы нет… Но он должен быть очень маленьким, ведь никто ничего подобного не заметил.

– А это означает, что мощность у него невелика… Выходит, Даржека нужно искать где-то в окрестностях брюссельского терминала.

– Предложу это Эду Раксу. Хотя – до чего-либо подобного он наверняка додумался и сам.

– В четверг искать надо было, – угрюмо сказал Перрин. – А сейчас…

– Знаю. Сейчас он может быть где угодно.

11

Следующее, что Даржек смог ощутить и осознать, была мягкая трубка, осторожно, но твердо вставленная в его рот. На некоторое время он ограничился тем, что с неудовольствием исследовал ее странно зазубренный конец языком и раз или два попытался отдернуть голову и выплюнуть трубку.

Затем ему сделалось ясным, что трубка означает пищу или питье. Ради проверки он пососал ее – и тут же выплюнул клейкую жидкость, хлынувшую в рот. Жидкость оказалась едва теплой, обжигающе кислой на вкус – настолько, что из глаз брызнули слезы. Слабый запах, издаваемый ею, больше подходил топливной добавке, чем веществу, предназначенному в пищу человеку.

Трубка снова поползла в рот, но он отпихнул ее, изо всех сил стиснув зубы. Пробудившееся сознание придало сил; он попытался вскочить, открыть глаза – и тут же в отчаянии принялся ощупывать голову. На глаза его была наложена тугая повязка. И голова, и руки, и, насколько он мог судить, все туловище были обмотаны многими ярдами мягкой, эластичной марли.

Даржек прекратил попытки подняться. В рот снова уперлась трубка; на этот раз он принял ее и глотнул, сколько смог.

– Апельсинового сока это не заменит никогда, – пробормотал он сквозь бинты. – Где мы?

– В капсуле снабжения, – ответил чей-то голос.

– Та-ак, – потянул Даржек. – В той комнате находились двое тех существ, мисс Икс, мадам Зет и молодой человек – то есть, вы. И – что же? Все пятеро – в полном порядке?

– О, да. Все мы – в полном порядке.

– Капсула снабжения… – Даржек помедлил, оценивая информацию. – То есть, та металлическая штука в углу, откуда оно… она достала лекарство, когда я стрелял в мисс Икс?

– Мисс Икс? Не совсем вас понимаю… Да, это и была капсула снабжения.

– По-видимому, при взрыве пострадали мои глаза.

– Не думаю. Ваши веки были сильно обожжены – вероятно, вы успели закрыть глаза. Обожжена также голова, плечи, кисти рук, часть туловища. И еще нам пришлось остричь то, что оставалось от ваших волос, но все это очень скоро будет восстановлено – за исключением, быть может, волос. Нам неизвестно, сколько времени им требуется, чтобы восстановиться. Такой проблемы прежде не возникало, поэтому никакими Данными мы не располагаем.

– Боюсь, времени потребуется много, – сказал Даржек. – Хотя мне раньше тоже не приходилось задаваться такими вопросами.

– Я часто думал о том, не доставляет ли сей злосчастный рудимент сопутствующих неудобств…

– Ваш английский и в самом деле выше всяких похвал! – заметил Даржек. – Он безупречен, если не считать некоторых интонационных нюансов, которых я бы и не заметил, если бы повязка на глазах не заставила сосредоточиться на слухе. Где вас учили?

Ответа не последовало.

– Вы уверены, что мои глаза целы? – спросил Даржек.

– Мы обработали, на всякий случай, и их, но я не думаю, что они повреждены.

– Отчего я потерял сознание?

– Думаю, что-то ударило вас по голове.

– Очень мило с вашей стороны, что позаботились обо мне. Учитывая обстоятельства.

– Вам не следовало так поступать, – отвечал молодой человек. – *** никогда не простит вам этого.

– Вот эта высокая нотка – не означала ли она злость?

– Кто? – переспросил Даржек.

Молодой человек еще раз повторил незнакомое слово – невероятное, невоспроизводимое звукосочетание.

– Командир нашей группы и ее главный техник, – пояснил он.

– Та, что вылечила рану мисс Икс?

– Да, – ответил молодой человек после долгой паузы.

– Повторите-ка ее имя еще раз.

Попытавшись воспроизвести услышанное, Даржек издал лишь невнятное шипенье.

– Если вы не возражаете, – сказал он, – я буду называть ее Алисой.

– Я не возражаю, но, возможно, она будет возражать.

– Алиса – вполне пристойное имя. У меня есть тетка по имени Алиса. Кстати: что, собственно, произошло?

– Наша энергоустановка взорвалась. Вам не следовало так поступать.

И снова – эта высокая нотка!

– Должен признать, что не стремился к такому результату, – сказал Даржек. – Что же именно я сделал?

– Я и сам точно не понял. Подобного вообще не должно было произойти. Там – множество аварийных устройств, но то, что вы сделали, просто никому не могло прийти в голову.

– Что-то из брошенного мной туда вызвало короткое замыкание? – спросил Даржек.

– Возможно. В ваших терминах, возможно, что-то действительно замкнуло обмотку трансформатора. И замыкание вышло масштабным.

– Еще бы. Как-то уж слишком мне повезло… Согласен, мне не стоило так поступать.

Голос молодого человека вновь стал непереносимо высоким:

– Вопиюще нецивилизованный поступок. Уничтожение чужого имущества…

Даржек рванулся и сел.

– Постой, дружок! А кто уничтожил массу дорогостоящего оборудования, принадлежавшего «УниТел»? Это, выходит, было поступком цивилизованным?

– Два эти деяния нельзя сравнивать. Конечно, вы не способны этого понять.

– Конечно, не способен. Вандализм есть вандализм, независимо от того, кому принадлежит уничтожаемое и кто его уничтожает. Впрочем, неважно. Помнится мне, взрывом разорвало и крышу. Если мы, как утверждал кто-то из вас, на Луне, то вы, должно быть, спасли мне жизнь, перенеся меня сюда. Не говоря уж о том, что обработали мои ожоги. За это – благодарю вас и поблагодарю остальных, когда у меня будет такая возможность.

Молодой человек великодушно промолчал. Даржек потянулся, по достоинству оценил роскошную, мягкую постель, на которой лежал, и улегся снова. При этом он обнаружил, что капсула снабжения явно не предназначалась для сна: ноги коснулись чего-то твердого, а когда он попробовал подвинуться вверх, голова тоже съехала с постели. Однако сама постель была просто роскошной…

– Хотел бы я купить себе такой матрас, – заметил он.

– Это – всего лишь подстилка для сна.

– Все равно. Никогда ни с чем подобным не сталкивался!

– На Земле она показалась бы вам куда менее удобной. Там вы весили бы гораздо больше.

– Облом. Интересно, не настанет ли время, когда люди будут отправляться спать на Луну… Так – откуда вы?

– Этого я вам сказать не могу. Но, думаю, если бы даже и сказал, для вас это не имело бы никакого смысла.

– Скорее всего. Ваши названия мне незнакомы; и, если даже ваша планета известна нашим астрономам, мне неизвестно, как они ее назвали. Она – за пределами Солнечной системы, верно?

Последовала продолжительная пауза.

– Пожалуй, от моего ответа не будет вреда, – сказал молодой человек. – Да, моя родина находится за пределами вашей Солнечной системы. Дать вам еще еды?

– Нет уж, спасибо. Мой желудок еще не разобрался, как поступить с уже съеденным.

– Тогда я рекомендовал бы вам отдохнуть.

Даржек запротестовал, заметив, что только-только проснулся, но ответа не последовало. Наконец, уверившись, что остался в одиночестве, он принялся, насколько позволяли бинты, исследовать свои раны. Боли не было вовсе – лишь кожа лица и головы слегка зудела. В конце концов, поскольку более интересного занятия не предвиделось, Даржек уснул.

Через некоторое время он проснулся, его накормили, и он снова заснул. Даржек полностью утратил ощущение времени, и даже не мог сказать, сколько дней прошло с момента взрыва. Все началось в четверг, напомнил он себе, в четверг утром, в Нью-Йорке, а в Брюсселе был уже полдень. Он принялся гадать, сколько времени могло быть на Луне, и этими рассуждениями занял мысли на час – а может, всего на несколько минут.

Молодой человек продолжал добросовестно ухаживать за ним, но разговорить его Даржеку больше не удавалось. Все его слова были вежливы, но безлики, а от вопросов он уходил столь неуклюже, что казалось, будто воспоминания о первом разговоре причиняют ему физическую боль, и притом – невыносимую.

Наконец настало время снимать бинты. Все пятеро сгрудились вокруг Даржека в тесном пространстве капсулы. Мало-помалу бинты были сняты, причем молодой человек бегло описывал результаты лечения. Все зажило прекрасно. И шрамов не осталось. Не так уж сильно он обгорел…

Где-то в отдалении слышалось негромкое жужжание и шипение: там шла беседа на чужом, непривычном языке.

С глаз бинты были сняты в последнюю очередь. Вот они отброшены в сторону, и в глаза хлынул ослепительно белый свет. Даржек на миг зажмурился, но вскоре глаза привыкли к свету, испускаемому, как оказалось, тем же слабо мерцающим белым материалом, что покрывал стены и потолок помещения, уничтоженного взрывом. Он несколько раз моргнул, но, стоило ему взглянуть в лица пришельцев, все пятеро резко отвернулись, избегая встречаться с ним взглядами.

Очевидно, изумление явственно отразилось на его лице.

– Поддерживать иллюзию больше нет смысла, – пояснил один из них. – Так нам гораздо удобнее.

– Вполне понимаю, – пробормотал Даржек, думая, что не скоро научится их различать.

Маски были сброшены. Теперь все пятеро, без какого-либо выражения на лицах взиравшие на него сверху вниз, были теми самыми существами.

Впрочем, двоих, не менявших облика, отличить было легко. Они были более чем на два фута выше ростом и гораздо шире. Трое, маскировавшиеся под людей, стали просто тремя одинаковыми существами куда меньшего размера.

– Кто из вас троих… был тем, мужского пола? – спросил Даржек.

– Мы – все трое мужского пола, – отвечали ему.

– То есть, и мисс Икс и мадам Зет… – недоверчиво проговорил Даржек. – Все трое – мужского пола. Ну что ж, вам лучше знать. Хотя множество земных женщин были бы в шоке, услышав это. Да, неплохую иллюзию вы создали…

– Да, вполне удовлетворительную.

– Ну, а остальные двое, выходит, женщины. Потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к этой мысли, но я постараюсь. В конце концов, так, пожалуй, практичнее, чем у нас… Итак, раз уж все мы собрались вместе, я хотел бы поблагодарить вас за спасение моей жизни.

– Мы не спасали вашей жизни, – ответил один из мужчин.

Интонации… Оставалось лишь гадать, означает ли понижение голоса некую угрозу в будущем или же просто формально-вежливую скромность.

– Во всяком случае, – сказал Даржек, – кто-то из вас перенес меня сюда и обработал мои ожоги.

– К несчастью, это не спасет вашу жизнь. Уничтожив энергоустановку, вы уничтожили и наши запасы воздуха. Восполнить их мы не можем. Равно как и достичь вашей планеты или хотя бы связаться с вашим народом.

– Иначе говоря, – сказал Даржек, – моими стараниями мы оказались в ловушке?

– Именно, в ловушке. Таким образом, вы понимаете, что мы не спасли вашей жизни. Мы лишь несколько продлили ее и избавили вас от боли. Мы с радостью спасли бы вас, если бы могли. Но – не можем. Запас воздуха в этой капсуле невелик. Вскоре он иссякнет, и все мы погибнем.

– Очень скоро, – подтвердил второй мужчина.

– Очень скоро, – эхом откликнулся третий.

Все пятеро, не моргая, все так же избегая встречаться взглядами с Даржеком, смотрели на что-то позади него. Чего бы он только не отдал за то, чтобы знать: скрывается за их загадочными, неподвижными лицами лютая злоба, спокойствие, или затаенное желание убить его? Или – они в самом деле лишены каких бы то ни было эмоций?

12

Едва обретя способность видеть и двигаться, Даржек понял, что у него возникли две на редкость необычные проблемы.

Первая коренилась в нем самом. Он сумел быстро определить мелкие различия в сложении и чертах лиц пришельцев, но никак не мог научиться произносить их имена. После продолжительных упражнений в шипенье и бульканье, которые ни к чему не привели, он решил окрестить инопланетян именами попроще.

Одну из женщин он уже назвал Алисой. Вторую – Гвендолин. Мисс Икс стала мистером Икс, а затем, поскольку имя это звучало крайне нелепо, мистер Икс был переименован в Ксерка. По тому же принципу бывший «мадам Зет» стал Захарией. Третьему мужчине логичнее всего казалось присвоить букву «Игрек», что Даржек и сделал. После этого он долго вспоминал какое-нибудь мужское имя на эту букву и, в конце концов, окрестил последнего инопланетянина Исайя.

Алиса, Гвендолин, Ксерк, Исайя и Захария. Лучше не придумаешь. Вот только имя «Алиса» казалось Даржеку слишком уж простоватым, слишком земным для существа со столь неземным, нечеловеческим обликом.

По этому поводу он проконсультировался с Захарией:

– Как по-твоему, Алиса не станет возражать, если я переименую ее в Алтею?

– Я спрошу у нее, – ответил Захария и полез вверх по трапу. Даржек последовал за ним.

Капсула снабжения представляла собой высокий цилиндр, внутри приспособленный под склад. Здесь были глубокие резервуары с отверчивающимися крышками, выдвижные ящики, отсеки с дверями, «расходившимися» по вертикали или горизонтали со скоростью и точностью застежки – «молнии». Капсула была разделена на четыре сегмента, каждый – примерно десяти футов в высоту – был снабжен трапом от пола до потолка, тянувшимся сквозь круглые проемы в переборках, деливших капсулу на уровни.

Алиса с Ксерком обосновались на верхней «палубе». Здесь Захария повторил вопрос Даржека, причем имена «Алиса» и «Алтея» произнес безупречно. Алиса, не говорившая ни по-английски, ни на каком-либо другом земном языке, произнесла их с такой же точностью. За сим последовала дискуссия.

Даржек наблюдал за ней с интересом. Он до сих пор не мог понять, удивило ли инопланетян его стремление дать им имена или оставило равнодушными. Они охотно отзывались, но, говоря о себе, вежливо избегали употреблять имена.

– Она хочет знать, зачем, – сказал, наконец, Захария.

– Новое имя подходит ей больше, – ответил Даржек.

– Но как это может быть? Разве это имя – не просто… ярлык?

– Конечно, нет, – объяснил Даржек. – Все имена имеют значение, да и о благозвучии не следует забывать.

– Что означают эти два имени?

Даржек порылся в памяти и признался:

– Не помню.

– Но отчего же ты сначала назвал ее Алисой, если это имя ей не подходит?

– Просто оно первым пришло мне в голову.

Дискуссия продолжилась, затем Захария объявил:

– Она говорит, что ты можешь называть ее, как захочешь.

– Спасибо, – сказал Даржек. – Но я, пожалуй, буду называть ее по-старому. Я слышал, что смена имени приносит несчастье.

С этими словами он полез вниз по трапу, усмехаясь в душе, тогда как наверху принялись бурно обсуждать его последнюю реплику. Что ж, в конце концов, нужно подкинуть инопланетянам пищи для размышлений, подумалось ему. Похоже, они в этом очень нуждаются…

Вторая проблема заключалась в его неспособности самостоятельно одеться. Еще с завязанными глазами он обнаружил, что все его тело обмотано бинтами, и, когда повязки были сняты, это подтвердилось: вся одежда пришельцев состояла из одних бинтов. Широкие ленты из материи, напоминавшей эластик, были обернуты вокруг икр, бедер, туловища и рук. Когда все было сделано, как надо, и бинты были в меру туго натянуты, одеяние получалось очень теплым, удобным и совершенно не стесняющим движений. Вспомнив о земных чулках и бинтах из эластика, используемых в медицинских целях, Даржек подумал о том, не оказывает ли и это одеяние каких-либо терапевтических действий.

То, что осталось от его одежды, было выброшено, однако все его пожитки тщательно собрали и сложили в небольшой выдвижной ящик, на самой нижней из «палуб», где ему отвели место. Он нашел в ящике все, что было у него в карманах, включая паспорт, перочинный нож, портсигар с зажигалкой, записную книжку-ежедневник, фото мисс Икс и мадам Зет в разных обличьях, а также наплечную кобуру с пистолетом.

– Вы и это мне вернули? – воскликнул он тогда.

– Почему бы нет, – отозвался Захария. – Это – твое имущество.

– Однако толку мне от него сейчас немного, – заметил Даржек.

– Не думаю, – отозвался Захария.

Что это было – ирония или простая вежливость – Даржек так и не понял.

Дав инопланетянам имена и научившись одеваться самостоятельно, он столкнулся с жесточайшим испытанием в своей жизни. Делать было абсолютно нечего, и он поддался угнетающему страху перед близкой смертью.

То же испытывали и инопланетяне. Они старались вежливо избегать Даржека, который радостно вторгался в их жилища, лазая по трапам и испытывая новую одежду. Они все больше и больше сторонились его. Поначалу он думал, что они просто не желают общаться с человеком, который обрек их на смерть. Но через некоторое время стало ясно: они просто очень напуганы.

Алиса и Ксерк сидели друг против друга на полу, в своей тесной клетушке, устремив взгляды куда-то вдаль, к предмету или мысли, отдаленному от них на множество световых лет; при этом Алиса пела. Мелодия скользила то вверх то вниз, порой переходя в резкое шипенье, и Даржек, послушав песню и постаравшись оценить ее объективно, заключил, что она лишь чуть-чуть менее мелодична, чем полицейская сирена.

Палубой ниже Гвендолин, Исайя и Захария играли в некую игру, которую Даржек, после долгого наблюдения с трапа, определил как «особо нудную помесь шахмат с глюками». Игра была четырехмерной, и играли в нее без доски. Причудливые фигурки передвигались с уровня на уровень при помощи специальных блоков разных размеров, а ходы зависели не только от позиции, но и от общего количества ходов, сделанных ранее. Первая попытка Даржека разобраться в игре оказалась и последней.

Игра плоховато вписывалась в его заключение, будто пришельцы напуганы до «потери пульса». Отсутствие какого-либо выражения на их лицах ничего не проясняло. Привыкнув к их голосам, он нашел, что их речь, даже когда они говорят по-английски, необычайно богата интонациями разнообразных оттенков. К сожалению, он не мог определить, что могут означать конкретные нюансы их интонаций, так что с выражениями лиц могло оказаться то же самое. Улыбка на нечеловеческом лице вполне могла бы означать злость или же смертельную обиду.

Подсознательное ощущение всеобщего, всепоглощающего ужаса брало свое. Через некоторое время он и сам начал чувствовать постоянные опасения – не из-за приближавшейся смерти, но – из-за того, что близость ее осознавали пришельцы.

Часы его остановились, пока он лежал с повязкой на глазах, а все его расспросы о времени были вежливо отклонены. В конце концов часы отправились в ящик, к остальным вещам. «Какая разница, который час, если не знаешь, какой сегодня день?» – подумал он.

Но с этого момента уже минуты, полные тревог, тянулись бесконечно. На некоторое время Даржек занял мозг созерцанием и сопоставлением обыденных мелочей. Он попрыгал на подстилке и поразмыслил о природе ее гладкой ткани и мягкой, упругой набивки. В хранилище, кроме ящика со своими вещами, открывать ничего не стал, предчувствуя, что инопланетяне обязательно расценят это, как еще одно проявление его варварской натуры. Однако некоторые отсеки были снабжены окошками, забранными невидимой, невероятно прочной пленкой, и Даржек, оставаясь в одиночестве, заглядывал в них, рассматривая содержимое и гадая о его назначении.

Тщательному осмотру подвергся и трап, изготовленный из металла или похожего на металл вещества, совершенно обычный с виду, если не считать непривычной ширины и расстояния между ступенями. На фоне сложного оборудования капсулы он казался фантастически примитивным. В конце концов Даржек решил, что трап сконструирован исходя из принципа целесообразности – предельной простоты и компактности.

Судя по всему, Гвендолин с Захарией прекрасно играли в свою причудливую игру, тогда как Исайе она была в новинку. Его неизменно выбрасывали из игры уже на начальных стадиях, и порой он спускался побеседовать с Даржеком, пока Гвендолин с Захарией, в мрачном молчании, оспаривали друг у друга победу.

Сверху доносилась неумолчная песнь Алисы.

– Вот интересно, – сказал как-то Даржек. – Воздух. Он – с вашей родной планеты?

– Да, – ответил Исайя.

– Значит, я, вероятно, первый человек, дышащий воздухом иного мира… Особой разницы не ощущаю, но почему-то он мне нравится.

– Он немного испорчен от долгого хранения, – сообщил Исайя.

– В самом деле? Мне он кажется весьма свежим и бодрящим.

– Кислорода в нем гораздо больше, чем в вашем воздухе.

Даржек чувствовал себя настолько хорошо, что вынужденное безделье скоро сделалось невыносимым. Поначалу он попробовал занять себя гимнастикой, насколько это позволяла теснота. Затем начал прыгать на месте и обнаружил, что, прыгая вдоль трапа, вполне может запрыгнуть на следующую палубу. Тело охватила небывалая легкость. Он спрыгнул вниз и снова прыгнул на вторую палубу. Интересно, удастся ли, попрактиковавшись, вспрыгнуть на третью палубу и смести к черту их дурацкую игру?

Но тут к нему спустился Исайя.

– *** говорит…

– Кто?

– ***.

– Алиса?

– Да. *** говорит, что физические упражнения увеличивают потребление воздуха.

– Толковая мысль, – согласился Даржек. – Почему бы нам всем не заняться физическими упражнениями, чтобы покончить со всем этим поскорее?

В кои-то веки ему удалось пронять инопланетянина. Исайя пару раз раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но сказать ему было явно нечего.

Даржек с неохотой прекратил гимнастику.

Среди инопланетян Исайя держался особняком и казался самым одиноким. Беседы их становились все продолжительнее.

– Одного я не понимаю, – сказал Исайя.

– Чего же? – поинтересовался Даржек, мигом проанализировав интонации, соответствовавшие озадаченности.

– Отчего «УниТел» не отключила свои трансмиттеры после стольких случаев исчезновения пассажиров?

– Интересный вопрос, – сказал Даржек, смаковавший последний дюйм одной из немногих сбереженных сигарет. – Суть в том, что пассажиров, не достигших места назначения, просто не было.

– Не понимаю.

– Я мог бы легко и просто все объяснить, но не уверен, что мне следует это делать.

– Почему?

– Ты ведь отказываешься отвечать на мои вопросы. С чего же я стану отвечать на твои?

– Когда это я отказывался отвечать на вопросы?

– Например, когда я спросил, зачем вы пытались навредить «УниТел».

Прежде чем Исайя успел что-либо сказать, Гвендолин позвала его начинать новую партию. Спустившись к Даржеку через некоторое время, он возобновил беседу: несомненно, он успел обдумать замечание Даржека.

– Значит, если мы расскажем тебе то, что ты хочешь знать, ты расскажешь, что хотели бы знать мы?

– Обмен информацией кажется мне честным соглашением.

– Но вначале я должен спросить ***.

– Кого?

– ***, – повторил Исайя, ступая на трап.

– Алису?

– Да.

Песня наверху резко оборвалась и, после краткого затишья, возобновилась. Вниз медленно спустился Исайя.

– Она ответила: нет, – объявил он.

– Жаль. Замечательная бы вышла беседа.

– Но ведь нам все равно умирать. Не понимаю, отчего ты не хочешь сказать…

– Вот и я думаю о том же. Сколько мы еще протянем?

– Не знаю. Думаю, *** знает, но нам она не скажет. Она полагает, что нам лучше не знать этого.

– В любом случае, сдается мне, что я рискую гораздо больше. Вас рано или поздно начнут искать. Что вам мешает записать все, что я расскажу? А ваши преемники, несомненно, найдут способ извлечь пользу из этой информации. С другой стороны, для меня не существует способа передать полученную информацию своему народу. Верно?

– Да. Не существует.

– Даже если мы – неподалеку от одной из лунных баз, вряд ли ваша капсула торчит здесь на виду, точно шишка на ровном месте.

– Точно шишка на ровном месте, – повторил Исайя. К концу фразы тон его сделался таким, который Даржек характеризовал для себя, как озадаченность. – Она вделана в скалу, и мы – вдалеке от ваших лунных баз.

– Так и думал. Мои соотечественники не смогут найти ее, даже если станут искать. Каков же возможный вред от нашей беседы?

– Ты не понимаешь. Мы должны следовать нашему Кодексу. Мы поклялись блюсти его. Я не должен был говорить тебе даже этого. И *** полагает, что мы и так раскрыли тебе слишком многое.

– Или – что я сам слишком многое выяснил? Ну что ж, как я уже говорил, очень жаль. Время здесь девать совершенно некуда… Мне уже пару раз приходилось смотреть в лицо смерти, но это происходило быстро, и возможность поразмыслить появлялась лишь впоследствии, когда все оставалось позади. Интересно, что должен чувствовать тот, кто умирает от удушья?

Говоря, Даржек внимательно наблюдал за Исайей. Но странные, точно вдавленные черты его лица не отражали ничего, кроме безграничного, непоколебимого равнодушия.

Все шестеро ждали, и ожидание их становилось все напряженнее и напряженнее: ведь впереди не было ничего, кроме момента, когда дышать станет трудно, когда все сгрудятся на верхней палубе, где воздух посвежее, а затем улягутся вповалку, разевая рты, вбирая легкими последние крохи кислорода, и, в конце концов, умрут. Интересно, посчастливится ли им потерять сознание перед смертью?

– Немного похоже на часы, в которых кончается завод, – сказал он Исайе. – Каждый вдох, как и каждый звук, приближает наш конец. Тик-так, тик-так, тик-так…

Исайю сравнение вовсе не позабавило.

Алиса все пела и пела, делая перерывы лишь для сна. Ксерк молча слушал ее – в восхищении или же в ностальгической тоске, этого Даржек понять не мог. Гвендолин с Захарией играли в свою игру и чревоугодничали. Их аппетит вызывал у Даржека благоговейный трепет.

– Так у нас скорее кончится пища, чем воздух, – заметил Даржек Исайе, взявшему на себя обязанности повара и официанта.

– Еды нам хватило бы на несколько месяцев, – отвечал тот.

– Ну, если она все же кончится, то не по моей вине, – проворчал Даржек.

Он ел не больше, чем требовалось организму, и одно это уже могло считаться верхом самоконтроля и триумфом силы воли. Еда имелась в изобилии, самых разных цветов и, наверное, вкусовых оттенков, которые Даржек не в состоянии был полностью оценить. Она подогревалась до любой желаемой температуры и подавалась в глубоких треугольных мисках. Порой это был густой суп, к которому полагались трубочки, но чаще имела вид маленьких, влажных, волокнистых хлебцев. Даржек, вне зависимости от температуры, цвета и консистенции, находил инопланетную пищу одинаково мерзкой.

Тем не менее, пища эта была почти совершенна. Желудок перерабатывал ее практически без остатка, и в месте, отведенном под отправление естественных потребностей, почти не было надобности.

Даржека больше всего заинтересовало кухонное оборудование. Порции пищи помещались в тонкий, со всех сторон закрытый контейнер, казавшийся металлическим, но удивительно легкий. Контейнер на несколько секунд вставлялся в специальный слот, и пища нагревалась до требуемой температуры. Даржек ел ее обжигающе горячей, Гвендолин – теплой, а Алиса – едва подогретой. Контейнер при этом сохранял комнатную температуру.

– Зачем же тратить тепло на нагревание контейнера? – удивился Исайя, когда Даржек заговорил с ним об этом.

– А где источник тепла? – спросил Даржек.

– Солнце. Капсула поглощает тепло Солнца, накапливает и использует по мере надобности.

– Хитро придумано. А нельзя ли использовать это тепло, чтобы послать сигнал бедствия?

– Нет… нет…

– Тепло – это источник энергии, так? У вас здесь наверняка есть множество всякого, в том числе электроники, или того, что заменяет вам нашу электронику. И ваши техники вполне могут соорудить простейший передатчик, способный передать что-то вроде SOS.

– Если бы даже это было возможно, мы – не можем.

Даржек испытующе оглядел инопланетянина. Несмотря на все его провокации и тщательный анализ реакций, разум, таящийся за этими чужими, непривычными чертами лиц, не стал понятнее ни на йоту.

– Жаль, что я не психиатр, – сказал он. – Ведь вы, все пятеро, наверняка страдаете каким-то нездоровым влечением к смерти. Я лично – не могу понять, отчего кто-либо может хотеть умереть.