Текст книги "Все цвета тьмы"

Автор книги: Ллойд Бигл-мл.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

5

Эта речь была далеко не лучшей в карьере Томаса Дж. Уоткинса-третьего. Не лучшей, однако важнейшей.

– Целей и задач «Универсальной Телепортационной Компании», – начал он, – не понял еще никто. Я прочел дюжину обзорных статей. Я слушал лекции, дебаты, дискуссии и интервью. Суть всех этих словопрений заключалась в следующем ошибочном выводе: ныне «УниТел» безраздельно властвует над линейным пространством. Всем этим самозванным экспертам нельзя более позволять вводить мир в заблуждение. Просторы нашей планеты подвластны человеку уже давно. Имея достаточно денег и времени, человек уже многие годы способен достичь любой точки земного шара и пребывать там столько, сколько ему заблагорассудится. «УниТел» внесла коррективы лишь во временные ограничения.

– Отношение между временем и расстоянием сковывало свободу человека со времен плейстоцена, и все величайшие разработки в области транспорта и средств передвижения, сделанные за последние полтора века, не смогли изменить картины в целом. Зависимость времени от расстояния вовсе не исчезла – она лишь уменьшалась. Сегодня трансмиттер материи уничтожил эту зависимость раз и навсегда. Позвольте повторить: трансмиттер материи есть не что иное, как полная и окончательная победа человека над временем. Отныне всякий, где бы он ни находился, во временном измерении не более удален от меня, чем мои глубокоуважаемые соседи за этим столом. Соседняя комната ныне не дальше от нас, чем другое полушарие, поскольку время и расстояние неразрывно связаны.

– Поскольку этот факт еще не был понят никем даже частично, никто, включая руководство «УниТел», еще не смог оценить его значение. Мы были слишком заняты практической стороной дела, поскольку пытались заставить трансмиттеры работать. Однако все мы отлично знаем, что сегодня – второй день новой эпохи. Трансмиттер изменит человеческую цивилизацию куда кардинальнее, чем любое другое изобретение в мировой истории. В сравнении с ним замечательная карьера автомобиля – не более, чем точка на страницах времени. Более того…

Подавшись вперед, Уоткинс нажал кнопку. Экран телевизора погас.

– Хватит этой болтовни, – сказал он.

– Ну, отчего же, – возразил человек справа от него, – очень красиво изложено.

То был Чарльз Гроссман, чей пост заведующего финансовым отделом компании до вчерашнего дня являлся чисто номинальным. Он только что прочел отчет о финансовых поступлениях за первый день работы и пребывал в весьма благодушном настроении.

– Особенно мне понравилось, – продолжал он, – как изящно вы указали на то, что человеку для того, чтобы путешествовать, все так же требуются деньги, пусть «УниТел» и уничтожила временные ограничения. Долго ли еще вы планируете держать цены на уровне цен на билеты авиакомпаний?

– Долго, – отозвался Уоткинс. – Сейчас нам нужны все деньги, какие только сможем выжать, – пора вылезать из долгов и расширять дело. Однако придет время, когда низкие цены увеличат нам оборот настолько, что будут выгодными. Вот тогда поднимут вой владельцы железных дорог и пассажирских автобусов. Пока что мы конкурируем только с авиалиниями. Кстати, чем мы были заняты, когда приехали эти телевизионщики? А, да – комиссар полиции. Он требовал прекратить демонстрации в холле, чтобы восстановить порядок на улице. И мы были только рады повиноваться: каждый трансмиттер у нас на счету. К тому же толпа отпугивала настоящих пассажиров, готовых платить живые деньги.

– Вот этого, – заметил Гроссман, – никак нельзя допускать!

– Далее, – продолжал Уокер. – На нас обрушилась лавина телеграмм – буквально отовсюду. Кто-нибудь желает почитать?

Он обвел взглядом собравшихся. Присутствовали, считая его самого, всего шестеро. Изначально было запланировано общее собрание совета директоров, но некоторые члены совета были связаны ранее запланированными делами, а другие просто не смогли пробиться сквозь толпу на Восьмой-авеню.

– Я отрядил троих секретарей на сортировку телеграмм, – продолжал Уоткинс. – На некоторые, полагаю, следует ответить – например, президенту, членам Конгресса, главам зарубежных правительств и так далее. Я прослежу, чтобы это было сделано. Итак, джентльмены, на этом повестка дня исчерпана. Возможно у кого-либо из вас есть вопросы, которые следует обсудить? Да, Миллер?

Карл Миллер, низенький, смуглый человек, отличавшийся живостью и напористостью, спросил:

– А как обстоят дела с грузоперевозками?

Уоткинсу удалось скрыть смешок. Миллер был включен в совет директоров совсем недавно, в силу того, что приобрел солидный пакет акций компании в один из мрачнейших ее дней, а также обладал впечатляющим количеством доверенностей на право голоса. Он верил в компанию и смог быть ей полезным, однако имелся у него и «пунктик»: перевозка грузов. Уокер предпочел начать с обслуживания пассажиров – это сулило больший доход при меньших затратах, так как пассажиры сами прибывали к терминалам и убывали прочь, и при том еще не требовали помещений для их хранения.

– В данный момент нами полностью решена задача транспортировки багажа пассажиров, – сообщил Уоткинс. – Но не забыт и потенциал грузоперевозок. Арнольд работает над проектом специального грузового трансмиттера. Я считаю, что грузоперевозки не должны быть как-либо связаны с обслуживанием пассажиров. Уверен, что в перспективе строительство отдельных грузовых терминалов окажется выгоднее переоборудования и расширения пассажирских. К нам также поступил ряд запросов о возможности аренды терминалов от почтового ведомства и нескольких крупных корпораций. Этот вопрос требует тщательного рассмотрения. Быть может, вы, Миллер, готовы возглавить комитет по его рассмотрению?

Миллер кивнул.

– Я полностью согласен с тем, что дело это требует тщательного планирования. Но, с другой стороны…

Дверь распахнулась, и Уоткинс улыбнулся появившемуся на пороге Арнольду.

– Заходи, Тед! Мы тут как раз… что случилось???

Гроссман лишь мельком взглянул в лицо Арнольда и всплеснул руками:

– Вот оно! То-то я думал – слишком уж хорошо все идет…

Арнольд устало опустился в кресло и рассказал присутствовавшим о пропаже пассажирки.

– Но как это могло случиться? – спросил Уоткинс.

– Никак не могло, – отвечал Арнольд. – Это невозможно.

– И тем не менее – произошло.

– Да уж, похоже на то.

– Куда она могла деться? – воскликнул Миллер. – В девятое измерение или еще куда-то в этом роде?

– Подойдем к этому иначе, – произнес Воун, вице-президент. – Сколько там вообще измерений, между трансмиттерами? Если ваши инженеры в самом деле понимают, как все это работает…

– Мы прекрасно понимаем, как работает трансмиттер! – зло оборвал его Арнольд. – Давайте-ка на этот счет сразу внесем ясность. Мы не знаем, отчего он работает, но вот «как» находится под полным нашим контролем! Иначе мы сегодня не занимались бы пассажирскими перевозками. Так вот. Когда телепортируешься, для тебя не существует никаких «между». Ты – либо в отправной точке, либо в пункте назначения. Если что-то случится до перемещения, ты просто никуда не переместишься Если же – после прибытия, то тебе это безразлично, так как ты уже прибыл. – Выхватив из-под пальцев Гроссмана чистый лист бумаги, он нарисовал в противоположных по диагонали углах два больших квадрата. – Допустим, это – две трансмиттерные станции. – Арнольд соединил друг с другом углы квадратов. – Что делает трансмиттер? Пока он работает нормально, станции замкнуты друг на друга. Если же произойдет сбой… – Он скомкал бумагу. – Пассажир никуда не денется.

– Но эта дамочка все-таки куда-то делась, – напомнил Уоткинс.

– Похоже, куда-то делась. Но не мы потеряли пассажира. Это пассажир сам куда-то потерялся.

– Пассажир, несомненно, найдет разницу в данных определениях весьма существенной, – сухо заметил Воун.

– Господи боже, – пробормотал Гроссман, – еще один иск!

Уоткинс устремил взгляд на человека, сидевшего в дальнем конце стола.

– Харлоу, как у нас с юридическим обеспечением подобных происшествий?

– Полный порядок, – с готовностью ответил Харлоу. – Обо всех юридических аспектах мы позаботились. Ответственность компании четко разъяснена на каждом билете и обеспечена бесплатным страховым полисом, выдаваемым каждому пассажиру. Остальное – головная боль страховой компании. Так что юрист здесь не поможет. Лучше обратиться к ученым… или в полицию.

– А вот начни мы с грузоперевозок, – вклинился Миллер, – не было бы подобных проблем!

– Вы о какой полиции? – осведомился Гроссман. – О полиции Нью-Йорка или Гонолулу? Или о любой другой, в любом из трех тысяч городишек между ними?

– Может, в ФБР? – предложил Харлоу.

Уоткинс покачал головой:

– Нет. О полиции не может быть и речи. Если только есть надежда справиться самим. Вы сами прекрасно знаете, к чему приведет подобная антиреклама в самом начале нашей деятельности.

– Если не справимся, антиреклама эта будет просто убийство, – проворчал Миллер.

Гроссман резко постучал по столу, требуя внимания.

– Послушайте, – заговорил он, – а что, если страховая компания потребует изменений в нашей политике? Или вовсе откажется работать с нами? Нам удалось убедить их, что никому ничего выплачивать не придется, и вот, нате, на второй же день – бабах! Если нам придется отказаться от бесплатного страхования из-за отсутствия фирмы, которая выступает нашим финансовым гарантом, это нас погубит!

– Надо было начинать с грузов! – поддержал его Миллер.

– А как насчет частного детектива? – спросил Арнольд. – Я знаю одного, весьма квалифицированного.

Уоткинс окинул взглядом собравшихся.

– Что скажете? Если наука бессильна объяснить происшедшее, детектив, в любом случае, делу не повредит.

Четверо присутствующих согласно кивнули.

– Думаю, что все же стоит обратиться в полицию, – сказал Миллер.

– Рано, – отрезал Уоткинс. – Давай сюда своего детектива, Тед.

Арнольд позвонил в контору Даржека, затем предупредил персонал парижского терминала, и перехватил его сразу по возвращении в Нью-Йорк.

– Идем, – с ходу начал он. – Есть работа.

– Только не сегодня! – возразил Даржек. – У меня был напряженный вечер с одной крайне несговорчивой дамочкой. Я устал, я… в конце концов, на свидание опаздываю!

– Вечер?

– Да, в Париже – вечер. А сейчас – уже, пожалуй, ночь.

– Вот как, – сказал Арнольд. – Что ж, можешь позвонить из моего кабинета и отменить свидание, а затем я отведу тебя наверх.

Войдя в кабинет, где проходило совещание, Даржек подумал, что его неплохо бы оформить в черных тонах, – слишком мрачны были лица всех собравшихся, за исключением Арнольда, который был буквально разъярен. Только Уоткинс сохранял видимую невозмутимость, однако голос его звучал так, что от его спокойствия явственно веяло мертвечиной.

Первым высказался Арнольд, за ним – Уоткинс. Выслушав их, Даржек оглядел собравшихся. Толстенький, невысокий бухгалтер Гроссман изо всех сил старался героически смотреть в лицо превратностям судьбы. Миллер, после единственной яростной тирады о грузоперевозках, хранил угрюмое молчание. Харлоу, юрисконсульт компании, утратил к происходящему всякий интерес и просматривал вчерашние сводки о положении на рынке. Два вице-президента, Воун и Коэн, не столько слушали, сколько ждали случая озвучить свои мрачные прогнозы.

Арнольд вновь взял слово:

– С обеих сторон все было чисто. Она вошла в трансмиттер здесь, в Нью-Йорке. И – нате, в Гонолулу прибывает только ее сумочка. А от самой пассажирки – и следа не нашли до сих пор.

– Что было в сумочке? – спросил Даржек.

– Бумажник с удостоверением личности, четырнадцать долларов, ну и обычная дамская дребедень.

– Я хотел бы взглянуть.

– Она у меня с собой, – ответил Арнольд.

Он достал сумку и положил на стол. Едва взглянув на нее, Даржек расхохотался. Собравшиеся воззрились на него с выражением оскорбленного достоинства. Даржеку подумалось, что именно такими взглядами его испепелили бы, отпусти он непристойную шутку в церкви.

– Сейчас я объясню вам, что произошло, – заговорил он, отсмеявшись. – Вас тривиально провели. Вначале эта женщина постаралась наделать как можно больше шуму, чтобы все ее заметили и запомнили, как следует. Дабы вы впоследствии не смогли заявить, что ее там вовсе не было. Затем она прошла к трансмиттеру, сунула в рамку свою сумочку, и, вернувшись к стойке, снова затеяла спор. А после этого – попросту скрылась. Быть может, шмыгнула в соседнюю очередь. И оставила вас гадать о том, куда она пропала.

В комнате царила мертвая тишина. Миллер взирал на Даржека с полуоткрытым ртом, и даже Харлоу отложил газету.

– Конечно, – заговорил Уоткинс, – мы, возможно, чересчур усложнили задачу… Но у вас все выходит слишком просто. Вы предполагаете…

– Я ничего не предполагаю. Я был там. Стоял в очереди позади этой женщины, покупая билет, и имел возможность во всех подробностях разглядеть эту сумку. Она была несколько необычна, потому и заинтересовала меня. Затем я перешел в очередь к стойке номер девять, а блондинку отправили к десятой, и я видел и слышал, что произошло, когда подошла ее очередь. Видел, как она направилась по коридору к трансмиттеру. Сумочку она при этом не повесила на плечо, а держала в руке. Затем она вернулась обратно, уже без сумочки. Видимо, прижала ее к животу, так, чтобы смотритель не видел, что она делает, и бросила вперед. Мне хотелось подождать и разобраться, что за чертовщина происходит, но тут подошла моя очередь. Не знаю, как именно ей удалось скрыться, но уверен, что в этом нет ничего невозможного.

За столом поднялся ропот.

– Как вам это нравится?!

– Наше счастье, что…

– А парень-то – соображает!

Уоткинс постучал по столешнице.

– Вы – весьма наблюдательный молодой человек, мистер Даржек.

– Профессия обязывает.

– Пока что все сходится, – объявил Арнольд. – Смит – смотритель, дежуривший у стойки десять – сказал… – Он вынул из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и развернул его. – Цитирую: «Я ни на минуту не спускал с нее глаз. Да от такой дамочки вообще непросто взгляд отвести. Сначала она вроде бы собралась пройти рамку, но почему-то вернулась к стойке и спросила: „Вы уверены, что все будет в порядке? Я хочу сказать: до Гонолулу ведь далеко, мне не хотелось бы по пути упасть в океан. Соленая вода вредна для моих волос“. Ну, и всякое такое. Я ответил:

„Леди, если не хотите телепортироваться, отойдите и не мешайте. У нас масса клиентов“. Потом я вызвал мистера Дугласа, и он спросил, желает ли она сдать билет, и тут она вдруг развернулась и, как ни в чем не бывало, пошла к трансмиттеру. Но из Гонолулу сигнал о приеме не поступил. Я подождал немного и снова вызвал мистера Дугласа». Словом, все сходится до того момента, как Даржек отправился в Париж. Она подошла к трансмиттеру и бросила в него сумочку. Зачем, интересно знать?

– Чтобы было таинственнее, – объяснил Даржек.

– Да, конечно. Пропади она бесследно, мы бы, может быть, и не узнали, что столкнулись с загадкой. А сумочка, прибывшая на место без хозяйки, неизменно повлекла бы за собой жуткий скандал. Итак, она избавилась от сумочки и вернулась к стойке. Тут Даржек отбыл в свой Париж, однако если б он наблюдал за происходящим и дальше, это делу не помогло бы. Трансмиттер виден только из кабины смотрителя, а Смит клянется, что следил за каждым ее шагом и видел, как она прошла рамку. Кроме как в трансмиттер, деваться ей было некуда. Покинуть коридор иначе, чем пройдя мимо стойки, она не могла.

– А как насчет Гонолулу? – спросил Даржек. – Там она не могла ускользнуть незамеченной?

Арнольд покачал головой.

– Я проверял. Поверь мне, я проверял. Опросил всех, кто был возле трансмиттера, работавшего на прием. Проскользнуть незаметно она могла бы, только сделавшись невидимкой. Вариант, который я на данный момент исключаю…

– Так чего же вы от меня хотите? – спросил Даржек.

– Чтобы вы отыскали ее, – ответил Уоткинс. Даржек решительно покачал головой.

– Вот теперь вы слишком все упрощаете. К этому моменту она уже могла скрыться, практически, куда угодно. Агентство у меня небольшое, а мир, знаете ли, велик…

– Наймите столько людей, сколько потребуется.

– Вероятнее всего, она была переодета и загримирована, – продолжал Даржек. – Подозреваю, что роскошные светлые волосы – парик. Вдобавок, она, судя по всему, не привыкла к обуви на высоком каблуке. Я уверен, что узнаю ее, если встречу вновь, переодетой или нет, однако у меня есть печальный опыт… Крайне сложно описать дамочку так, чтобы ее смог узнать кто-либо еще, в том ли обличье, в другом ли… Что, если она сменит парик на рыжий, снимет накладной бюст, наденет обувь на низком каблуке, бородавку на левой щеке превратит в симпатичную родинку, и исчезнет еще раз – скажем, с вашего лос-анджелесского терминала? За вами будут числиться уже два пропавших пассажира, и ничто не удержит ее от бесконечного повторения этого фокуса. Я предложил бы вам забыть об этой блондинке и сосредоточиться на том, чтобы выяснить, как она это проделала.

– Господи боже, – застонал Гроссман, – все гораздо хуже, чем я думал!

– Возможно, стоит взглянуть на ситуацию под иным углом, – сказал Даржек. – Если вам это интересно…

– Безусловно, – заверил его Уоткинс. – Слушаем вас.

– По-моему, задача состоит из двух частей. Одна – это механизм трюка с исчезновением. То есть, как этой дамочке удалось ускользнуть. Если она на самом деле прошла в трансмиттер, но не переместилась туда, куда должна была, то это – в компетенции Арнольда. Я в этом ничего не понимаю.

– Я – тоже, – заметил Арнольд. – Но – согласен, что в таком случае это – моя проблема.

– Другая половина задачи состоит в том, что кто-то явно пытается дискредитировать «УниТел». Уверяю вас, эта дамочка вовсе не сама выдумала этот трюк от начала до конца. Вопрос: кому это могло понадобиться и для чего? Вот это уже – работа как раз для меня. Если вы решите предложить мне расследовать это, я согласен.

– Вполне логичный подход к проблеме, – сказал Уоткинс. – Я думаю, именно так нам и следует поступить.

Кое-кто из собравшихся нахмурился, но возражений не последовало.

– Что ж, мистер Даржек, – произнес Уоткинс, – мы готовы оказать вам любую посильную помощь, и, естественно, желаем вам успеха, и поскорее!

– Вы уже знаете, с чего начнете? – осведомился Миллер.

– Есть у меня на уме пара ходов…

– А именно?

– Если вы не возражаете, – сказал Даржек, – я предпочел бы воздержаться от ответа. Чем меньше посвященных, тем лучше для дела.

Щеки Миллера вспыхнули.

– Но это… это же смешно!

– Господи боже, – пробормотал Гроссман. – Уж если совету директоров нельзя доверять…

Дверь распахнулась, и в кабинет, тяжело дыша, ворвался Перрин. Некоторое время он не мог произнести ни слова, но собравшимся и без слов тут же все стало ясно.

– Что, еще одно исчезновение? – спросил Арнольд.

Перрин кивнул.

– Пожилая дама; отбыла в Чикаго. Но до Чикаго добрался только ее зонтик.

– Зонтик? – быстро спросил Даржек.

6

Присутствовавшие быстро запутались в паутине яростной дискуссии. Даржек, спокойно сидевший в углу, принялся рассматривать и классифицировать руководителей компании. Даржеку попадались разные клиенты, но чем дальше шел спор, тем меньше ему нравилась перспектива работы на «УниТел».

Уоткинс – философ, человек дальновидный, компетентный и практичный. Уникальное сочетание… Главу финансового отдела, Гроссмана, кидало из крайности в крайность: от неуемного оптимизма – к мрачнейшему пессимизму, всякий раз выражаемому в труднопроизносимых финансовых терминах.

Харлоу, юрисконсульт, быстро разобравшийся с юридическими аспектами ситуации, искренне не понимал, из-за чего весь шум. Миллер импровизировал на свою излюбленную тему о грузоперевозках, и его последовательность в отстаивании своей позиции заставляла подозревать в нем либо человека исключительной глубины, либо просто недалекого. Вице-президенты Воун и Коэн изо всех сил старались выставить друг друга остолопами, и оба в этом преуспевали, как нельзя лучше.

Дождавшись паузы в споре, Даржек задал вопрос:

– Сколько всего членов в совете директоров?

– Двенадцать, – ответил Уоткинс.

Даржек поднялся на ноги.

– Благодарю вас за оказанное доверие, джентльмены, но я передумал. Я не желаю браться за эту работу.

Отодвинув с дороги кресло, он направился к выходу.

Арнольд разом вышел из глубокого транса, вызванного принесенной Перрином новостью:

– Что случилось, Ян? В чем дело?

Даржек остановился и обратился к присутствовавшим:

– Джентльмены! Я – один из держателей акций «УниТел». Послушав вас в течение пятнадцати минут, я слишком хорошо понял, в чем главная проблема компании. Говорят, император Нерон играл на скрипке в то время, как горел Рим. А ваш совет директоров не прекратит болтовни, пока из-под него не выдернут все это здание целиком. Все, что от вас требуется, – сидеть здесь и спорить, пока о случившемся не прослышат в полиции. После чего с вас будет снята всякая ответственность, как за расследование пропаж пассажиров, так и за компанию в целом.

Уоткинс резко постучал по столешнице и тем утихомирил поднявшийся рев.

– Мистер Даржек абсолютно прав! Вся эта болтовня нас ни к чему не приведет. Я сам улажу это дело. И прослежу, чтобы вас об этом своевременно информировали.

– Момент! – вклинился Коэн. – Мы еще далее не определили, каков будет гонорар этого парня.

– Собрание закрыто, – ледяным тоном сказал Уоткинс. – Безусловно, никто не нуждается в напоминаниях о том, что должен воздержаться от каких бы то ни было заявлений, как публичных, так и частного характера. Все!

Догнав Даржека, Уоткинс отвел его в сторону.

– В чем проблемы?

– Терпеть не могу работать, когда толпа заглядывает через плечо, – ответил Даржек.

– Толпы не будет. Вы работаете с Тедом, предпринимаете все, что сочтете нужным, а отчитываетесь только передо мной, Такие условия подходят?

– Вполне. Если мне больше не потребуется посещать собрания совета директоров.

Арнольд кивнул Перрину, и они вышли втроем. Быстро пройдя по коридору, они спустились на два лестничных пролета, и Арнольд, отдуваясь, достал из кармана связку ключей, чтобы отпереть дверь в свой кабинет.

– Были бы у нас лишние трансмиттеры, – сказа; он, – я бы установил один здесь, а остальные – по всему зданию. Для личных нужд. Что за ерунда: возглавляешь разработку новейших транспортных средств, а половину времени проводишь, бегая по лестницам или стоишь, дожидаясь лифта…

– Зато для фигуры полезно, – утешил его Даржек. – В смысле того, что лестница эффективнее лифта… Бог ты мой, а где же бассейн?

Кабинет был огромен, но при этом почти пуст. В углу стоял письменный стол, несколько пустых книжных полок и кресло, а посреди помещения стояла, точно брошенная грузчиками на полдороги, потертая софа Вдоль стен грудами было свалено старое электрооборудование.

– Какой бассейн? А, вот ты о чем. Это все – корпоративная система символов. Мой кабинет обязан быть больше, чем кабинет любого другого инженера, но меньше, чем у вице-президента… Но мне он не особенно нужен: здесь я только иногда пытаюсь посидеть и подумать…

– А Уоткинсу, небось, отведен целый этаж?

– Всего лишь крохотная комнатка. Он – выше всех символов… Ладно, к делу. Перрин, в данный момент перед нами стоит лишь одна задача: не допустить новых исчезновений.

Перрин поморщился.

– Можно приставить к каждой стойке по стюардессе, чтобы проводила пассажиров сквозь трансмиттер за ручку…

– Предвижу неизбежные трудности. Стюардесс потребуется раз в десять больше, чем у нас есть сейчас. И пассажирам это может не понравиться.

– Да и самим стюардессам – тоже, – заметил Даржек.

– Это-то как раз неважно. Но тут потребуются еще специальные диспетчеры для стюардесс… или придется после каждого рейса возвращать их обратно, что тоже процедуры не упростит. Но я об этом подумаю. Ты пока иди, работай. Если будут еще исчезновения…

– То – что?

– Ничего. Поднимешься ко мне и поможешь выбрать окно, из которого удобнее прыгать.

Перрин ушел. Арнольд уселся за стол и, блаженно улыбаясь, снял ботинки.

– Даже и не помню, когда мне в последний раз приходилось столько времени проводить на ногах…

С этими словами он откинулся на спинку кресла, поудобнее пристроил ноги на край стола и, точно в гипнотическом трансе, устремил взгляд на палец, вылезший наружу сквозь дырку в носке.

Даржек сбросил пальто и растянулся на софе. Он помнил, с какой невозмутимостью Арнольд встречал бесчисленные кризисы, и ясно видел, что на этот раз Тед здорово потрясен. Настолько, что едва не обжег себе нос, пытаясь прикурить, прежде чем заметил, что во рту его нет никакой сигареты. Затем, открыв новую пачку, он сунул сигарету в рот, но на сей раз забыл прикурить. Продолжая при этом разглядывать палец…

– Всему происшедшему должно иметься какое-то простое объяснение, – наконец объявил он. – Но – что, если его все же нет? Что, если мы и вправду отправили этих бедолаг в какое-нибудь девятое измерение? Это, конечно, невозможно… но ведь и то, что они не прибыли к месту назначения, тоже невозможно. С нашими трансмиттерами происходило много невозможного, но прежде я всякий раз мог найти какое-нибудь объяснение. А сейчас…

– Я – не ученый, – сказал Даржек. – И не поверю в девятое измерение, пока не увижу его собственными глазами.

– Если хоть что-то обо всем этом просочится наружу, мы разорены. И я не вижу способа это предотвратить.

– Эти… члены совета директоров… можно быть уверенным, что они не проболтаются?

– Наверное, да. Но ведь у пропавших женщин наверняка есть друзья или родственники, которые ждали их прибытия или хотя бы известий о том, что они добрались благополучно. А это означает, что к утру с происшествии пронюхают газетчики, за ними – полиция, и в каждой газете, по всей стране, если не по всему миру, появятся многометровые заголовки… и на нас можно будет поставить точку.

– Не самый приятный прогноз, – подтвердил Даржек. – У меня такое чувство, что быстрее всего в этом можно разобраться, поймав их на новой попытке. А если вы закроетесь, такой возможности у нас, понятно, не будет.

Арнольд с грохотом опустил ноги на пол и на кресле подъехал к Даржеку.

– Кстати. Никак нельзя было обойтись без того, чтобы не оскорблять совет директоров?

– Я подумал, что встряска придаст им хоть немного здравого смысла. Не сомневаюсь, что все твои похвалы Уоткинсу – чистая правда, но как он позволил всем этим олухам себя оседлать? Вашему Гроссману я бы и мелочь из своих карманов не доверил. Харлоу живет в юридическом вакууме. Оба вице-президента – вообще ходячие глотки да голосовые связки. Вот Миллера я не успел раскусить…

– Он – владелец небольшой компании, занимающейся перевозкой грузов, – сказал Арнольд. – Мнит себя специалистом в данной области. А может, и вправду специалист. Когда мы начнем разбираться с организацией грузоперевозок, от него будет толк. Если только прежде не разоримся. Поначалу у нас был первоклассный совет, но все обрушившиеся на компанию беды привели… сам видишь, к чему. Умные люди, как и крысы, покидают тонущий корабль первыми.

– В любом случае, горький опыт научил меня не доверять тем, к кому испытываешь инстинктивное недоверие. И, по моему глубокому убеждению, чем меньше совет директоров будет знать, что я предпринимаю, тем лучше.

– А что за мрачная тайна с зонтиком? – спросил Арнольд.

– Ничего особенного. Заметил пожилую даму с зонтиком у вас в холле в тот день. Она создала переполох, и я в тот момент подумал: а зачем ей в такую прекрасную погоду таскать с собой зонтик?

– Какой еще переполох?

Даржек рассказал о том, что видел в холле, у демонстрационных трансмиттеров.

– Хотя это нам вряд ли чем-то поможет, – добавил он.

– Не факт. Возможно, это была грубая попытка саботажа с целью отпугнуть пассажиров. Однако не нужно забывать, что трюк с исчезновением – на порядок сложнее. Его требовалось тщательно спланировать организовать, и, возможно, даже привлечь инженеров более квалифицированных, чем мои…

– Или просто иметь достаточно денег, чтобы подкупить кое-кого из служащих. «УниТел».

Арнольд вытаращил глаза.

– Черт! В этом направлении придется копать тебе: я даже не представляю, с чего начать.

– Можешь начать с покупки камер. Арнольд потянулся к телефону.

– Каких камер?

– Ты же инженер. Каких-нибудь. Чтобы снимать каждого пассажира в тот момент, когда он приближается к трансмиттеру. Предпочтительнее – так, чтобы пассажиры ничего не замечали.

– То есть, кинокамеры?

– Не обязательно.

– А почему нет? Они зафиксируют любое подозрительное действие, которого может не заметить смотритель у стойки. Наподобие швыряния в трансмиттер сумок и зонтов.

– Как хочешь, – сказал Даржек. – Мне-то всего-навсего нужны хорошие снимки лиц пассажиров. В этом случае, если кто-нибудь исчезнет, мы хоть будем знать, как он выглядел. А если тебе хочется наблюдать за каждым жестом, отчего просто не установить там, в конце каждого коридора, по зеркалу?

– О! Зеркало, а позади него – камера. Замечательная идея. Смотритель сможет видеть пассажира и спереди и сзади, а у пассажира впереди будет нечто поинтереснее глухой стены. Пока пассажир любуется своим отражением, фотоэлемент включает камеру и… Интересная идея, но крайне дорогая.

– Для начала можно ограничиться только нью-йоркским терминалом.

– Почему?

– Потому, что это пока единственный терминал, где пропадали пассажиры.

Арнольд в восхищении покачал головой.

– Слушай! Или ты – просто гений, или меня эти происшествия совсем сбили с толку. Сейчас распоряжусь. Что еще?

– Еще – меня тут обуяло любопытство. Касательно ваших проблем в прошлом. Помнишь тот вечер, когда ты рассказывал, что постоянно чувствуешь за собой слежку? Помнишь, как говорил о том, что подозреваешь саботаж? Конечно, всем известно, что ваша техника долгое время отказывалась работать. Вот мне и интересно: в чем мог заключаться саботаж? Не были ли некоторые сбои техники подстроены кем-то посторонним? Скорее всего, я не пойму и половины технических деталей, но все равно – рассказывай.

Арнольд снова задрал ноги на стол и говорил около получаса, а Даржек внимательно слушал.

– Ну вот, – наконец сказал Арнольд. – Сам просил. Рассказывать еще?

– Нет. Я и десятой доли не понял. Уяснил лишь одно. Когда возникала проблема, вы принимались пробовать разные варианты, пока она не разрешалась. И вы, чаще всего, не знали точно, из-за чего неполадки, и не вполне понимали, почему вам удалось их исправить.

– Да, что-то вроде. Область-то совершенно неисследованная; пройдут годы, пока мы упорядочим наши знания. Такое частенько бывает, когда человек сталкивается с неизвестным…

– Ладно. Мне необходимо подумать. Я не очень-то разбираюсь в ваших технических неполадках, чтобы видеть за ними саботаж. И даже вещи куда более очевидные – пожары, или когда что-то вдруг падает и разбивается, пока никто за ним не присматривает, – вполне могут оказаться игрой случая.