Текст книги "Семья Спеллман расследует…"

Автор книги: Лиза Лутц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Юбочные войны

Поначалу я прибегала с работы домой, принимала душ, переодевалась в платье или более-менее выглаженную рубашку с юбкой и незаметно выскальзывала из дома. Но семья у меня, как известно, наблюдательная. Когда шел дождь, я прятала свое облачение под длинным плащом. В редких случаях, когда мне нужно было встретиться с важным клиентом, мой наряд не вызывал ни у кого подозрений. Но чаще всего я старалась пользоваться окнами. Не знаю, что разбудило интерес папы с мамой: внезапные перемены в моем гардеробе или отказ от дверей?

Самое трудное начиналось, когда к Дэниелу не приходил какой-нибудь пациент и он приглашал меня на «ленч-сюрприз». Я пришла в ужас, узнав, сколько людей внезапно отменяют визит к стоматологу. Каждая такая отмена меня страшно бесила, я готова была звонить пациентам и орать в трубку: «Да вы хоть понимаете, что со мной будет?!» или «Вам что, плевать на свои зубы?!» Но вместо этого я научилась переодеваться в машине. Останавливаясь возле какой-нибудь школы, я надевала юбку и поджидала Дэниела на улице. Иногда дружелюбно махала незнакомцам и незнакомкам с усталыми лицами и отсутствующим взглядом – явно учителям – и говорила что-нибудь вроде «До встречи, Сьюзи!» или «Не запускай простуду, Джим!» Дэниел никогда не замечал их изумления. Он купился. А почему нет? Моя правда была бы страннее любого вымысла.

Я так привыкла к переодеваниям в машине, что стала относиться к ним как к спортивным состязаниям, а не побочному эффекту обмана. Мой личный рекорд был три минуты двадцать пять секунд – за это время я успела сменить все предметы гардероба. Худший результат – восемь минут пятьдесят секунд: край льняной рубашки тогда застрял в молнии на юбке. Примерно через неделю после Нормального свидания № 1 Петра заявила, что я одеваюсь чересчур старомодно, как для роли учительницы в школьной сценке. И действительно, твидовые юбки напоминали мне, кого надо играть. Одежда больше не отражала мою индивидуальность – она создавала мне новое прошлое. Уже тогда я должна была понять, что веду себя неправильно, но осознание пришло лишь через несколько недель. Как-то раз, переодеваясь в машине, я случайно увидела себя в зеркале заднего вида: рукав свитера завязался в крепкий узел за спиной, и я корчилась на сиденье в напрасных попытках снять оковы.

Ну все, хватит с меня ленч-сюрпризов! Чтобы удовлетворить страсть Дэниела к неожиданностям, а мою – к ресторанной кухне, я стала заезжать к нему в офис всякий раз, когда оказывалась рядом. Благодаря свободному «рабочему» графику я вполне могла позволить себе такие шалости, и Дэниел ничего не заподозрил.

Мое знакомство с миссис Санчес – шестидесятидвухлетней медсестрой, секретарем и по совместительству божьим одуванчиком – прошло так: она осмотрела меня с ног до головы, вежливо улыбнулась и сказала Дэниелу что-то по-испански.

Когда я «случайно» заехала во второй раз, миссис Санчес предложила мне сесть: у Дэниела был пациент. Тут я совершила ошибку – завела с ней светский разговор.

– Дэниел сказал, что вы учительница.

– Правда? Ничего себе! С чего он это взял?

Тишина.

– Шутка! – выпалила я, но старушка не улыбнулась даже из вежливости.

Дурной знак.

– Да, я учитель. Пока только заменяю других. Дети – просто прелесть, верно?

– Да, – ответила миссис Санчес. – У меня самой три внука.

– Чудесно! Дети у вас, наверное, тоже есть?

Тишина.

– Ну, то есть сперва нужно обзавестись детьми, а уж потом можно и внуками…

– У меня трое детей, – ответила секретарь, вежливо, но неприятно улыбнувшись.

– Поздравляю! – Пыл мой заметно поубавился, и я решила больше не острить.

– А где вы обычно работаете, Изабелл?

– О, да по всему городу!

– А разве за вами не закреплены какие-то школы?

– Нет, мне нравится бывать в разных. Менять обстановку.

– Ну а на прошлой неделе вы где преподавали, к примеру?

На прошлой неделе у нас с Дэниелом состоялся очередной ленч-сюрприз, и я переоделась возле средней школы «Президио». Врать нужно последовательно – это я поняла еще в детстве.

– Во вторник и в среду я работала в «Президио», если мне не изменяет память.

– Надо же, мой внук Хуан учится в этой школе. Тогда вы знаете директора! Лесли Грэнвиль…

– О, мы с ней почти не знакомы.[20]20
  По статистике, в сфере образования работает гораздо больше женщин, чем мужчин, поэтому нельзя назвать мой ответ совершенно необоснованным.


[Закрыть]

Тишина.

– С ним, вы хотели сказать? Лесли – мужчина, насколько мне известно.

– Ну да, – подтвердила я, бледнея. – С ним, разумеется. Вечно путаю местоимения. Как-то это называется… Не важно. Конечно же, Лесли – мужчина.

От дальнейшего позора меня спасло божественное вмешательство: зазвонил телефон. Однако с тех пор миссис Санчес поглядывала на меня подозрительно, как будто я что-то скрывала. Впрочем, так оно и было.

Мы с Дэниелом встречались уже шесть недель, и в моей повседневной жизни стало слишком много обмана. Пора было, как говорится, выйти на свет. Если я и могла утаить свою настоящую работу от Дэниела, то саму себя спрятать от семьи было выше моих сил. Да, я понимала, что неправильно расставила приоритеты, но все равно это казалось мне шагом вперед. Итак, в одно прекрасное утро я вышла из комнаты в рубашке и твидовой юбке и непринужденно направилась к двери. То же самое я проделала на второй и третий день, хотя мои костюмы слегка менялись.

На четвертое утро путь мне преградил отец. Было семь часов, а он обычно не выползает из постели раньше девяти, поэтому я сразу насторожилась.

– Доброе утро, Изабелл.

– Пап, а чего это ты так рано встал?

– Хотел посмотреть на восход.

– Ну как?

– Опоздал на полчаса. Я и не подозревал, что солнце встает так рано.

– Ты нарочно не даешь мне выйти из дома?

– Да.

– Почему?

– Что новенького?

– Ничего.

– Твоя одежда говорит о другом.

– Надо же, я и понятия не имела, что мои вещи с тобой разговаривают.

– Еще как.

– И что же они говорят?

– Ты что-то задумала.

– Ничего себе, вот болтушки!

– Иззи, ты подозрительно одеваешься, – слегка повысил голос папа.

– Слушай, мне через десять минут надо быть в центре города, – ответила я, протиснувшись к двери. – Я велю своим шмоткам больше с тобой не разговаривать, о'кей? Надеюсь, они меня поймут.

Допрос
Глава IV

Я заметила, как Стоун сделал запись о моей привычке входить через окна. Пишет он неразборчиво, читать сверху вниз неудобно. Обычно я делаю это незаметно для окружающих, но сегодня слишком долго вглядывалась в страницу.

– Изабелл, пожалуйста, не читайте мои записи.

– Я и не читала.

– Читали.

– Нет.

Стоун опускает ручку и испытующе смотрит мне в глаза:

– Сколько вам лет?

– У вас же записано.

– Отвечайте на вопрос.

– Двадцать восемь.

– Изабелл, в двадцать восемь человек уже считается взрослым. Вы можете водить машину, голосовать, выходить замуж, пить, подавать на людей в суд, отбывать наказание в тюрьме…

– Ближе к делу, инспектор.

– Перестаньте вести себя как ребенок.

– Что это значит?!

– Это значит, что вам пора становиться взрослой, Изабелл.

Странно, его упрек пронимает меня до глубины души. Хотелось бы думать, что он лишь повторяет слова родителей, но я-то знаю: Стоун прав.

Я опускаю глаза на стол и разглядываю царапинки, которые сделала за время бесчисленных детских и подростковых допросов. Я пытаюсь забыть, почему я здесь, и не думать о всех тех словах, что были направлены против меня в этой комнате. Забыть о том, что Стоун уже допросил здесь каждого члена моей семьи. Точнее, почти каждого. Я стараюсь думать о чем-нибудь другом, но инспектор возвращает меня к реальности.

Войны на развлекательной слежке
Глава II

В тот вечер я возвращалась домой, морально готовясь к очередному шквалу вопросов о моей внешности. Однако в доме назревал иной конфликт, привлекший к себе внимание всей семьи. Зайдя в коридор, я увидела сестру, которая близоруко щурилась на дверь в свою спальню.

– Рэй?

Мой голос вывел ее из оцепенения, и она резко развернулась.

– Ты была в моей комнате?

– Нет. А что такое?

– Кто-то был, – ответила Рэй и толкнула дверь указательным пальцем. Та со скрипом приоткрылась. Сестра выжидательно на меня посмотрела.

– Рэй, не надо поспешных выводов! – Я попыталась ее образумить, зная, что это бесполезно. Она научилась устанавливать замки два года назад. Мы все закрываемся друг от друга, так уж принято в нашей семье (если не считать двух лет, когда мне из-за наркотиков настрого запретили запирать комнату). Спеллманы страшно пекутся о своей личной жизни, потому что чужая для них ровным счетом ничего не значит.

Я поднялась к себе. Через несколько секунд внизу хлопнула дверь и раздался топот стофунтового человека. Я вышла из комнаты и спустилась в гостиную.

– Старый козел, кто дал тебе право брать мои вещи?! – заорала Рэй.

Дядя, не отрываясь от телевизора, сказал:

– Детка, мне срочно понадобилась камера, а у моей сели батарейки. Вот я и позаимствовал твою цифровую. У меня дело горит, понимаешь? Чего ты так взбеленилась?

– Ты подобрал ключи к трем замкам, проник в комнату с табличкой «Не входить», обыскал ее, нашел под кроватью запертую коробку с камерой и вскрыл ее. Я не знаю, как это называется в твоей паршивой деревне, но здесь это воровство!

С этими словами Рэй вылетела из гостиной, буркнув: «Я объявляю войну».

Как сестра объяснит позже, в ту ночь она сбежала из дома, чтобы «немного выпустить пар». Я сидела на чердаке, проверяя собственный отчет, в котором Дэвид обнаружил пять опечаток. Он велел мне исправить их самой, иначе, по его мнению, я никогда не научусь работать. На пожарной лестнице раздался знакомый скрип, и в окно я увидела, как Рэй спрыгнула на землю. На часах было 9.30. Я решила, что если сестричка вдруг опоздает домой, кому-то нужно будет это доказать.

Я вышла на улицу через дверь и, никем незамеченная, двинулась в том же направлении. Немного подождала, чтобы Рэй успела дойти до Полк-стрит. Иногда она любит неожиданно менять привычки, но есть и те, которым она верна. Полк-стрит совсем недалеко от нашего дома, а Рэй нужно людное место, чтобы выбрать подходящую жертву и попрактиковаться в слежке.

Сестра зашла в кафе и вскоре покинула его, предположительно съев шоколадное пирожное. Стало быть, моя вылазка удалась. Я уже однажды ловила Рэй на поедании сладкого в будний день.

Она осторожно спускается по улице вслед за выбранным объектом. Я не отстаю.

Рэй следит за парнем лет двадцати пяти с фигурной бородой и стандартным набором татуировок. Она заходит за ним в книжный магазин. Рэй четырнадцать лет, но выглядит она на тринадцать, и в десять вечера явно привлекает к себе внимание. Я остаюсь снаружи, чтобы не испортить сестре удовольствие и поймать ее в более подходящий момент.

Татуированный парень выходит из магазина без книг, что меня нисколько не удивляет. Я жду Рэй. Та появляется в дверях, правильно рассчитав время, и неторопливо шагает за объектом в направлении Тендерлойна. Все еще никем не замеченная, я сажусь им на хвост.

Объект сворачивает на Эдди-стрит, Рэй идет следом. Она и не думает возвращаться. Меня это злит. Мы годами вбивали ей в голову, сколько опасностей таится за углом, – бесполезно!

В конце квартала татуированный снова поворачивает налево. Рэй подбегает к углу, чтобы не потерять его из виду. Тот опять уходит налево, тем самым заканчивая петлю вокруг квартала. Сейчас я бы с удовольствием обрушила на Рэй десяток фраз в духе «Ты сдурела?!», но я еще надеюсь, что эта оплошность чему-то ее научит. Прикусываю язык и подхожу к углу.

На этот раз я слышу голоса и, осторожно выглянув, вижу Рэй и татуированного в тени какой-то стройки. Татуированный прижимает ее к кирпичной стене.

– Крошка, ты что тут делаешь? – громким шепотом спрашивает он.

– Ничего. Просто гуляю, – отвечает сестра.

– В такое время?

– Захотелось подышать свежим воздухом.

– Знаешь что? – говорит татуированный.

– Понятия не имею.

– Мне кажется, ты за мной шпионишь.

– Вовсе нет! – нервно вскрикивает Рэй.

– Тебе нравятся парни постарше?

– Нет, нет, ничего подобного!

– Дай-ка я тебе кое-что покажу…

– Иззи?! Помоги, пожалуйста! Сейчас уже можно! – кричит сестренка.

Я достаю нож и открываю. Татуированный оборачивается на знакомый звук.

– Руки прочь от моей сестры, – спокойно говорю я, мысленно вызывая дух Ли Ван Клифа.

– Не бойтесь, девочки, меня и на двоих хватит.

Я вытаскиваю мобильный и делаю вид, что набираю 911.

– Надеюсь, в тюрьме тебе разрешат звонить по этому номеру.

Татуированный быстро оценивает положение и сдается. Но перед этим подмигивает Рэй.

– Увидимся, крошка!

Я провожаю его взглядом, припечатываю Рэй к стене и напоминаю о нашей сделке.

– Я согласилась урезать свои слежки, но не отказывалась от них полностью! – оправдывается та.

– Ты слонялась по кварталу красных фонарей после десяти вечера. Тебе же всего четырнадцать!

– Мне разрешено выходить из дома ночью, если я с кем-то из семьи. Ты была рядом, значит, все в порядке.

– Когда ты меня заметила?

– В книжном магазине. Я бы не пошла за этим уродом, если бы не ты.

Качаю головой, не зная, что сказать. Потом хватаю Рэй за руку и тащу по улице.

– Ну все, пошли домой. Разберусь с тобой позже.

Мы идем по Полк-стрит в тишине, которую Рэй в конце концов нарушает:

– Видела, как он мне подмигнул?

– Да.

– Ненавижу все эти подмигивания.

– Знаю. Учти, на этот раз тебе влетит, – предупреждаю я.

– Может, договоримся?

– И думать забудь.

Той же ночью в комнате для допросов родители устроили Рэй взбучку. Два часа подряд они наперебой рассказывали ей о вреде и опасностях развлекательного шпионажа. У мамы с папой прямо дар видеть во всем плохое. Уверяю вас: с тех пор Рэй отлично знает, на что идет.

Стоматологическая война

В конце концов папа бросил все попытки расшифровать мой новый гардероб. Мама, напротив, не сдавалась. После первого потока случайных вопросов вроде «Ты решила меня позлить?», «Я похожа на дуру?» и «Когда ты последний раз была у врача?» она выбрала другую тактику.

Сначала посетовала на мою прежнюю манеру одеваться.

– Двадцать лет ты носила только джинсы и кожу, джинсы и кожу, джинсы и кожу. Я как будто жила с одним из Ангелов Ада, честное слово! А какие словечки из тебя сыпались!

– Ты никогда не говорила, что я похожа на Ангела Ада.

– Сколько раз я молила тебя надеть платье! Помнишь похороны тети Мэри? А теперь ты не вылезаешь из юбок. Я должна знать почему.

– Да просто так, мам. Имидж захотелось сменить.

– Как его зовут? – наконец осведомилась она.

Сколько себя помню, на этот вопрос я всегда отвечала одинаково: «Джон Смит», давая понять, что просто так не сдамся.

– И долго это будет продолжаться?

Тогда я не могла дать точный ответ, но через некоторое время узнала: три месяца.

Пока я успешно морочила голову Дэниелу и родителям, семейная жизнь Спеллманов ознаменовалась еще одним обманом. Я всегда считала себя мастером по части лжи и с великим изумлением узнала, что кое-кто пускается на не менее изощренные уловки, чтобы обдурить меня.

Вообще-то я не привыкла заявляться к Дэвиду без предупреждения, в основном потому, что он велел мне к этому не привыкать. Но однажды я проезжала по его улице, и у меня спустило шину. Была суббота, семь вечера, так что я не особо рассчитывала застать его дома.

Дэвид открывает дверь после третьего звонка. Его улыбка тут же блекнет, как будто он ждал кого-то другого и теперь расстроился.

– Изабелл.

– Надо же, ты меня помнишь! Какая удача!

– Я ведь просил.

– Мне почему-то казалось, что это правило относительно гибкое.

– Иззи, разве я «гибкий» человек?

– Нет, но я проколола шину, так что мне плевать.

– Это правда?

– Машина стоит у дома. Посмотришь?

– Нет. Что тебе надо?

– Ну, как минимум позвонить от тебя в техпомощь, а пока они едут, отдохнуть в твоем шикарном доме.

– У тебя есть мобильный.

– Я оставила его дома, потому что выезжала ненадолго.

Дэвид уходит в коридор, не закрыв дверь, тем самым молча и не слишком вежливо позволяя мне войти.

– Только давай быстрее, Иззи. У меня встреча.

– С кем?

– Я сейчас не готов к допросу.

– Ты никогда не готов.

– Тебе нарисовать схему прохода к телефону?! – спрашивает Дэвид грубее, чем обычно. Я бы сказала, на десять баллов по шкале грубости.

Как только я подхожу к телефону, раздается звонок. Я беру трубку, и Дэвид, подлетев ко мне, выхватывает ее из моих рук.

– Алло, – задыхаясь, говорит он. – Да, я знаю. Ко мне неожиданно приехала сестра, придется ждать техпомощь. Может, перенесем все на полчасика? Хорошо, давай на час. До встречи.

Дэвид отдает мне телефон. Я сверлю его пристальным взглядом, но молчу. Затем делаю несколько звонков, пока Дэвид нетерпеливо прихорашивается перед зеркалом. Я иду к нему в ванную и, разумеется, внимательно изучаю содержимое шкафчика. Обычно я нахожу там модные антивозрастные крема и безжалостно высмеиваю за это Дэвида. На этот раз мне попалась упаковка тампонов, что может значить только одно: у моего братца серьезный роман. Нет, я не тороплюсь с выводами, моя логика основана на прошлых событиях, и я уже начинаю злиться.

Выглядываю из ванной.

– Дэвид, а куда ты идешь?

– На ужин.

– С девушкой?

– С другом.

– Как ее зовут?

– Не твое дело.

– Первый раз слышу такое имя.

– Отстань, Изабелл.

Я показываю ему тампоны.

– Дэвид, меня не проведешь.

Войны на развлекательной слежке
Глава III

Несколько недель спустя, после того как Рэй отстранили от работы за «тройку» по математике, она снова сбежала из дома. И вернулась в сопровождении двух полицейских. Отец в пижаме открыл дверь и был страшно изумлен, увидев младшую дочь снаружи, а не внутри.

Офицер Гленн представился и представил своего коллегу офицера Джексона, потом дружески пожал папе руку и сказал:

– Добрый вечер, сэр. Это ваша дочь?

– Зависит от того, что она натворила.

– Мы получили анонимный звонок: некая девушка, похожая по описанию на вашу дочь, следит за разными людьми в районе Полк-стрит. Вскоре мы нашли Эмили на Ноб-Хилл, она преследовала пожилую пару. И хотя это не совсем преступление, мы подумали, что юной леди не стоит заниматься такими вещами среди ночи.

– Деточка, – сказала отец, – нельзя называть полицейским вымышленное имя. Приношу свои извинения за поведение моей дочери, Рэй Спеллман. Вы будете составлять протокол?

– Нет, пока в этом нет необходимости, – ответил офицер Гленн, после чего полицейские отбыли.

Рэй вошла в дом, и отец захлопнул за ней дверь.

– Сколько раз повторять?! – завелся он.

Рэй была в своем репертуаре и ответила на риторический вопрос:

– Тебе сказать точную цифру?

– На улице полным-полно всякого дерьма. Ты это знаешь.

– Поэтому я и следила за стариками!

К счастью, отец не купился на ее логичный довод и зловеще прошептал:

– Ты у меня поплатишься, рыбка.

Потом отправил ее спать.

Когда Рэй проходила мимо комнаты дяди, тот как раз закрыл дверь. Сестра поняла: это он натравил на нее копов, а теперь подслушал их с папой разговор. И хотя наказания ей было не избежать, она торжественно поклялась, что потащит дядю Рэя за собой на дно.

Война в баре

За преследование старичков, чей возраст в сумме равнялся примерно ста шестидесяти годам, Рэй получила грандиозное наказание. Ее заперли дома на три месяца, что само по себе было невероятно, однако весь ужас положения заключался в другом: на это время Рэй полностью запретили слежку. Но, прежде чем погрязнуть в трясине домашней жизни, она решила утопить свое горе в стакане имбирного лимонада.

Пока Майло безуспешно уговаривал мою сестру пойти домой, Дэниел готовил для меня очередное блюдо, придерживаясь весьма либеральных взглядов относительно рецепта.

Он рубил зеленый лук (вместо порея), как вдруг заявил:

– Я подумываю устроить большой ужин.

– Думаешь, стоит? – усомнилась я, прежде чем успел вмешаться мой внутренний цензор.

– Да, будет здорово.

– Кого хочешь позвать?

– Друзей. Может, маму.

«Ого!» – подумала я про себя. Хорошо еще, он не изъявил желания познакомиться с моими предками. Поэтому я смилостивилась и решила как-то его поддержать.

– Вообще звучит заманчиво. Приготовишь энчилады…

– Нет, я хочу сделать что-нибудь вкусненькое.

– Твои энчилады очень вкусные, – сказала я, про себя молясь, чтобы он уступил. Тут зазвонил мой сотовый. Номер показался мне знакомым, но никому из домашних не принадлежал (для меня это определяющий фактор, когда я раздумываю, брать или не брать трубку), так что я ответила.

– Иззи, привет, это Майло. Твоя сестра снова у меня.

– Она же наказана!

– Знаю, я все знаю. Можешь ее забрать?

– Да, скоро буду.

Как только я нажала «отбой», Дэниел спросил меня, кто наказан. Пришлось снова врать: я сказала, что моя сестра опоздала на школьный автобус (никакого автобуса и в помине не было) и, если она не вернется домой до семи вечера, родители ее накажут.

Дэниел попросился ехать со мной – он давно хотел познакомиться с Рэй, но я напомнила ему о соусе, который еще не загустел, и тогда он остался.

Когда я приехала в «Философский клуб», Рэй делилась своим горем с Майло, в котором нашла участливого собеседника.

– Они были совсем старенькие, Майло. И я пошла на Ноб-Хилл. Там проститутки и наркодилеры не водятся.

– Это уж точно.

– Я говорю: «Давайте договоримся». Мама: «Даже не думай!» Вот ведь, а? Договориться всегда можно. Я же никому не причинила вреда!

– Как я понимаю, они за тебя переживали, а не за других.

– Я предложила урезать свои слежки на шестьдесят процентов. Они отказались. Потом на восемьдесят. Понимаешь, восемьдесят! Бесполезно. Хуже всего, что папа запретил мне работать. Теперь мне и жить не на что!

Рэй знает, что я ее слушаю, и нарочно говорит погромче. Но с меня хватит. Я сажусь за стойку и снова допиваю ее лимонад.

– Ты должна быть дома, Рэй.

– Знаю.

– Тогда почему ты здесь?

– По правилам мне нельзя находиться вне школы без присмотра взрослых.

– Ну и?..

– Майло – взрослый.

Я стаскиваю Рэй со стула и волочу к машине. Я уже хорошо постаралась, чтобы ее наказали, поэтому не стану говорить папе с мамой о баре – при условии, что сестрица будет хорошо себя вести.

В тот вечер я попросила Дэниела включить «Напряги извилины» – хотела отвлечь его от разговоров о моей сестре. Мы посмотрели четыре серии подряд. Кульминационной была та, в которой ХАОС создает буквально мыслящего[21]21
  Например, если сказать Гими: «Дай мне руку», он начнет ее отвинчивать.


[Закрыть] робота по имени Гими,[22]22
  Злой гений, создавший Гими, назвал его в честь отца.


[Закрыть] чтобы тот проник в штаб КОНТРОЛЯ и похитил доктора Шотвайра, очень важного ученого, охраняемого Максом. Чувствительный Гими вдруг становится хорошим, спасает жизнь Максу, агенту 99 и доктору Шотвайру, а потом убивает своего создателя. Шеф предлагает Гими стать агентом КОНТРОЛЯ, но тот предпочитает остаться в IBM, чтобы познакомиться с другими умными машинами. Предполагалось, что это будет единственная серия с участием робота, однако он так полюбился зрителям, что его привлекали еще несколько раз.

– Обожаю Гими, – сказал Дэниел.

– Кто не обожает?! – воскликнула я, подумав, что он уже забыл о моей родне. Но я ошиблась.

Дэниел нажал на паузу и заявил:

– Я хочу посмотреть, где ты живешь.

Последовали и другие требования, затем переговоры, в результате которых мы с Дэниелом в два часа ночи прокрались ко мне в комнату по пожарной лестнице. Эти школьные выходки настолько его позабавили, что он даже забыл, что я давно не школьница. Дэниел остался на ночь – на четыре часа, вернее, – и утром я выпроводила его из дома по той же пожарной лестнице.

Нетерпение мамы, как и Дэниела, росло, но я стойко держалась. Мне было трудно играть учительницу, однако со временем я стала понемногу вводить в наше общение привычные для меня слова и одежду, так что в конце концов уже никого не играла, только врала насчет своей семьи и работы.

По выходным во время домашнего ареста Рэй носилась по дому в поисках какой-нибудь отдушины для своей бурной энергии. Наконец мама предложила ей покататься на велосипеде и немного смягчила режим. Рэй покатила прямо к Майло, и на этот раз участливый бармен позвонил моему отцу. Родители обсудили сложившееся положение и нашли из него выход.

Обратите внимание: я не присутствовала при следующем разговоре, но допросила все стороны и считаю собранные улики достоверными.

Когда папа с мамой приехали в «Философский клуб», на улице вовсю лил дождь. Рэй прикрепила велосипед к бамперу маминой «хонды» и залезла на заднее сиденье. Родители обернулись и строго на нее посмотрели. Рэй тут же принялась защищаться.

– Вы хотите, чтобы я бросила свое самое любимое занятие! – запричитала она.

– Не надо разыгрывать трагедию, – остановила ее мама.

– Предупреждаю, я не смогу бросить работу.

– Если мы велим тебе бросить, ты бросишь. Как миленькая.

– Вы глубоко заблуждаетесь.

Мама вопросительно посмотрела на отца. Тот кивнул, и она продолжила:

– У нас для тебя есть дело. Это и интересно, и безопасно. Но ты должна понимать, что мы разрешаем тебе только эту работу, никакую другую. Начнешь самовольничать – будешь сидеть дома до восемнадцати лет. Усекла?

– Усекла. Что за работа?

– Мы хотим, чтобы ты проследила за сестрой, – сказал папа.

– Мы должны знать, с кем она встречается, – добавила мама.

Рэй молчала, пока отец излагал ей правила игры.

– Работа не должна мешать твоей учебе. Дома ты обязана быть вовремя. Не важно, куда поедет Изабелл, в восемь вечера ты приходишь домой.

– Раньше было в девять…

– А теперь нет! – отрезала мама. – Тебе еще интересно?

– Поговорим о деньгах, – предложила Рэй.

Пообещав дочери дополнительный доллар в час за риск и сверхурочные, родители заключили с ней сделку.

Сестра шпионила за мной три дня, прежде чем я ее застукала. Должна сказать, удар по моему самолюбию был ничтожен по сравнению с тем, что пережила мама, когда ей открылась правда. Сперва она просмотрела фотографии и даже отметила, что мой друг – красивый, воспитанный мужчина. Но потом Рэй вручила ей последний снимок.

– Мам, только не волнуйся, – предупредила та.

Оливия вырвала из ее рук фото, на котором был изображен вход в офис Кастильо.

– Он что, стоматолог? – спросила мама.

– Да, – ответила Рэй. – Но очень милый…

Ровно через месяц после Нормального свидания № 1 терпение Дэниела подошло к концу. Он поставил мне ультиматум:

– Я хочу познакомиться с твоей семьей.

– Зачем? Они совершенно неинтересные люди.

– Все равно, я требую встречи с твоими родителями.

– Или?

– Что «или»?

– Ну, невыполнение требований обычно чем-то грозит.

– Конечно.

– И чем? – спросила я, надеясь на ответ в духе «Я больше никогда не приготовлю тебе ужин».

– Если в течение недели ты не познакомишь меня с родителями, мы расстанемся.

– Нет, мы расстанемся, если я познакомлю тебя с родителями.

Дэниел закатил глаза и тяжко вздохнул.

– Твои папа с мамой всю жизнь посвятили прекрасному делу. Разве они могут быть такими чудовищами?

– Ты никогда не видел живого учителя?

– Изабелл, это ультиматум. Познакомь меня с семьей – или между нами все кончено.

Видимо, ультиматумами пахло в воздухе, поскольку на следующий день мама поставила мне второй.

– Милая, если ты в течение недели не познакомишь меня с другом, я выслежу его и представлюсь сама.

Когда я утром спустилась на кухню, Рэй готовила себе привычный воскресный завтрак: оладьи с шоколадными чипсами (при этом шоколада больше, чем самого теста). Папе даже пришлось вырвать пакет чипсов у нее из рук, после чего мама вырвала пакет из рук папы. Рэй протянула мне первую порцию оладий. Я сказала, что не платила за них – так обычно отвечает сестричка на любое щедрое предложение.

– Сегодня я угощаю, – пролепетала Рэй и виновато улыбнулась.

Мама до сих пор ждала ответа на свой ультиматум. И я наконец решилась:

– Можешь с ним встретиться. Но у меня есть условия.

– Слушаю тебя внимательно, – сказала мама.

– Он думает, что я учительница.

– С чего бы это? – удивился папа.

– Я так ему сказала.

– Очень правдоподобно, – съязвил он.

– А что? Я еще могу стать учительницей. Всякое бывает.

– Ты никогда ею не станешь, – заверила меня мама.

– Почему? – обиделась я.

– Может, мы все-таки обсудим предстоящую встречу? – перебил нас отец, и я стала объяснять дальше.

– Я еще не готова сказать ему правду.

– А он знает про нас с папой?

– Нет. И пусть не знает.

На кухню вошел дядя Рэй, голый по пояс. На нем были только голубые джинсы и тапочки.

– Кто-нибудь видел мою рубашку?

В ответ раздалось три «нет», а мама спросила:

– Где она была последний раз?

– Вчера вечером я ее стирал.

– Вспомни каждое свое действие.

– Черт, да я уже битый час вспоминаю свои действия! Кошмар какой-то.

И дядя Рэй ушел.

Мама вернула беседу в нужное русло.

– Когда мы с ним встретимся?

– В пятницу вечером.

– Что нам говорить? – без особого энтузиазма поинтересовался отец.

– Мама, ты учительница математики в седьмых классах. Папа, ты был директором в школьном округе Аламеды, а потом вышел на пенсию.

– Я тоже учительница? – спросила Рэй.

– Нет.

– Почему?

– Потому что ты учишься в девятом классе.

– И что я должна говорить?

– Что ты учишься в девятом классе.

– Никакого вранья?

– Ты учишься в девятом классе! – как можно авторитетней повторила я.

Мама посмотрела в свою чашку и едва слышно пробормотала:

– И почему она нас стесняется?

Позже вечером Рэй постучала в мою дверь.

– Мне нужно темное прошлое, – заявила она.

– Что-что?

– В пятницу встреча с твоим стоматологом. Мне мало учебы в девятом классе. Давай скажем, что я сидела на героине, однако полгода назад бросила и теперь все нормально.

– Это не смешно.

– Конечно, не смешно! – ответила Рэй. – Мне было трудно как никогда. Но теперь я принимаю наркотики только раз в день.

Я схватила сестру за ворот и прижала к двери, твердо решив выбить из нее всю дурь. Говорила я медленно и с чувством:

– Твой отец – директор школы на пенсии. Мать – учитель математики. Я – заместитель. Конец истории.

– Да поняла я! – прохрипела Рэй.

Я вышвырнула ее в коридор и напомнила, что в случае чего месть моя будет страшна. Конечно, я сознавала, что сестрица вряд ли сможет взять себя в руки, и начала готовиться к самому ужасному вечеру в своей жизни.

Мы с Петрой встретились на следующий день. Я вкратце обрисовала свое положение, надеясь на дружеское сочувствие.

– Надо было раньше ему все рассказать, – упрекнула меня Петра.

– Я жду подходящего случая.

– Тогда тебе нужна машина времени.

– Очень смешно.

– Ты так возишься с этим парнем.

– Он мне нравится. Честно.

– Почему? Влюбиться в красивого врача – уж слишком банально, не находишь?

Об этом я уже думала и без колебаний ответила:

– Он – моя полная противоположность.

– Гватемалец с медицинским образованием? И правда, – ехидно заметила Петра.

– Нет, он начитанный, загорелый и знает два языка.

– У вас хоть что-нибудь общее есть?

– Полно всего, между прочим.

– Например?

– «Напряги извилины». Он настоящий фанат, каждую серию смотрел по три раза.

– Сдается мне, сериал тридцатипятилетней давности не может быть основой здоровых отношений.

– Для наших с тобой был.