Текст книги "Правдивая история про девочку Эмили и ее хвост"

Автор книги: Лиз Кесслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Глава вторая

Такое ведь не каждый день случается, верно? То есть, вообще не случается – с большинством людей. А со мной вот случилось. Я превратилась в русалку. В русалку! Но как? Почему?! Навсегда или на время? Вопросы теснились в моей бедной голове, но я не могла ответить ни на один из них. Единственное, что я знала наверняка, так это то, что я открыла в себе совершенно нового человека. И никогда еще мне не было так классно, как сейчас.

Я плыла себе, как… как рыба. Хотя в каком-то смысле я и стала рыбой. Моя верхняя половина не изменилась – все те же тощие руки, мокрая, прилипшая ко лбу челка и черный купальник.

А вот ниже широкой белой полосы, опоясывающей живот, начиналась совсем другая я. Абсолютно другая! Нижняя половина купальника исчезла, и теперь на ее месте сверкала рыбья чешуя. Мои ноги превратились в длинный и блестящий, зеленый с фиолетовым отливом хвост, которым я изящно помахивала, скользя в воде. И это тоже было удивительно, поскольку особым изяществом я никогда не отличалась. А когда я взмахнула хвостом над поверхностью воды, от него полетели брызги, сверкнувшие в лунном свете всеми цветами радуги. Я могла мчаться сквозь воду, почти не прилагая к этому усилий, и опускаться всё глубже, направляя себя легчайшим движением хвоста.

Мне вдруг вспомнилось, как наш седьмой «в» водили в Океанариум. Мы гуляли по специальному туннелю, проделанному посреди огромного аквариума, в котором плавали всевозможные морские обитатели, и казалось, что мы и вправду идем по дну. А теперь я действительно была на морской глубине! Стоило только протянуть руку, и можно было дотронуться до водорослей, лениво колышущихся в воде, будто длинные широкие ленты. Можно было плавать наперегонки со стайками толстых серых рыбин, словно в танце вьющихся друг вокруг друга.

Я рассмеялась от удовольствия, и изо рта у меня вырвались серебристые пузырьки, тут же взлетевшие вверх.

Мне казалось, что я плавала всего-то минут пять, не больше, когда неожиданно заметила, что небо на востоке начинает розоветь. И тут меня охватил страх: а вдруг я не смогу превратиться обратно?!

Однако едва я выбралась из воды, как хвост мой тут же начал размягчаться. Качаясь на веревочной лестнице, я, затаив дыхание, наблюдала, как тают – одна за другой – блестящие чешуйки. И ощущение ног вместо хвоста было каким-то странным – примерно таким ощущаешь свой рот после того, как зубной врач сделает тебе заморозку, чтобы вырвать зуб или поставить пломбу.

Я энергично пошевелила пальцами, чтобы избавиться от неприятного покалывания в затекших ногах, а затем отправилась домой, твердо пообещав себе, что обязательно повторю этот опыт – причем весьма скоро.

Стоя возле меня, инструктор Боб говорил по мобильному телефону, но я не слышала ни слова. Внезапно кто-то схватил меня за плечо.

– Вот эта? – рявкнули у меня над самым ухом.

Боб кивнул. Я попыталась вырваться, но руки крепко сжимали мои плечи.

– Что вам надо? – пискнула я каким-то чужим голосом.

– А то не знаешь, – прорычал в ответ голос. – Ты же урод.

– Нет! – крикнула я. – Я не урод!

– Не притворяйся, пожалуйста, – произнес женский голос.

– Я не притворяюсь! – Я яростно отбивалась. – Я не урод!

– Эмили, ради бога, – сказал женский голос. – Я же знаю, что ты не спишь.

Мои глаза распахнулись. Надо мной склонилось мамино лицо; она трясла меня за плечо. Я рывком села.

– Что случилось?

Мама выпрямилась.

– Пока ничего, соня-засоня, но может случиться – ты опоздаешь в школу. Давай-ка пошевеливайся. – Мама отдернула занавеску, прикрывающую дверной проем. – И не забудь почистить зубы, – добавила она через плечо.

За завтраком я пыталась вспомнить, что же я такое кричала во сне. Всё было таким реальным – руки на моих плечах, голоса… А вдруг я произнесла что-нибудь вслух?! Спросить я боялась и потому ела молча.

На третьей ложке хлопьев начались проблемы. Мама, как обычно, суетилась вокруг, роясь в каких-то бумажках, сложенных стопкой позади миксера.

– Куда же я его дела? – бормотала она.

– Что ты на этот раз потеряла? – поинтересовалась я.

– Список покупок. Но я же совершенно точно помню, что он был где-то здесь. – Тут она потянулась к кипе листов, сваленных на столе. – Ага, вот он…

Я подняла голову и похолодела. Мама держала в руках листок бумаги – и не просто бумаги, а той самой, роскошной сиреневой.

– Нет! – Я вскочила, поперхнувшись хлопьями и расплескав молоко по скатерти.

Слишком поздно. Мама уже разворачивала листок.

Она пробежала его глазами, и я перестала дышать.

– Нет, не то…

Мама сложила листок. Я выдохнула и проглотила остатки хлопьев.

– Постой-ка, – мама снова развернула бумажку. – Это что, моеимя?

– Нет, нет, не твое, это другого человека, совсем не твое, – я попыталась выхватить у нее записку, но она только отмахнулась.

– Где мои очки?

Мама всегда теряет очки, когда они висят у нее на шнурке на шее.

– Хочешь, я прочитаю? – заботливо спросила я.

Но она уже отыскала очки и, нацепив их на нос, внимательно изучала записку.

Я сделала осторожный шаг в сторону двери, и мама тут же вскинула голову:

–  Эмили?

– М-м…

– Не хочешь объяснить, что это такое? – Она помахала запиской у меня перед глазами.

– Ну, это… сейчас., дай посмотреть.

Я разглядывала бумажку так, словно видела ее впервые в жизни и искренне желала разобраться, о чём в ней идет речь.

Мама молчала, а я продолжала тупо пялиться в записку, делая вид, что читаю. Как только наши взгляды встретятся, мама тут же выскажет всё, что думает по этому поводу.

Но она повела себя совсем иначе. Забрав у меня листок, она взяла меня пальцами за подбородок и заставила поднять глаза.

– Я понимаю, Эмили. Я всё знаю.

– Да? – пискнула я с ужасом.

– Все эти крики во сне… Я должна была догадаться.

– Да?

Отпустив мой подбородок, мама грустно покачала головой.

– Какая же я дура, что сразу не сообразила.

– Правда?

– Ты такая же, как и я. Ты тожебоишься воды, – сказала она, сжимая мою руку.

– Да?! – У меня перехватило горло, но я тут же поспешно откашлялась, делая вид, что поправляю школьный галстук. – То есть, да. Я, правда, боюсь воды. Точно. Это всё из-за этого. И больше не из-за чего.

– Почему же ты мне сразу не сказала?

Я опустила голову и крепко зажмурилась, пытаясь выдавить хоть одну слезинку.

– Мне было стыдно, – тихо произнесла я. – Не хотелось тебя подвести.

Мама еще крепче сжала мою руку и заглянула мне в глаза. Она сама чуть не плакала.

– Это моя вина, – сказала она. – Это я тебя подвела. Не научила тебя вовремя плавать, и вот, теперь ты тоже боишься воды.

– Да, наверное, – я печально закивала. – Но ты не виновата. Всё в порядке, правда. Я совсем даже не расстроилась.

Мама выпустила мою руку и покачала головой.

– Но мы живем на яхте. Мы окружены водой.

Я едва не расхохоталась, но при виде ее убитого лица заставила себя сдержаться. Правда, у меня тут же возник вопрос:

– Мам, а почему мы живем на воде, если ты ее боишься?

Она вглядывалась в меня так напряженно, словно надеялась найти ответ в моих глазах.

– Я понимаю, это странно, – прошептала она наконец. – Не знаю, как тебе объяснить, но у меня внутри такое чувство… я просто не могупокинуть нашего «Короля».

– Но ведь это же глупо! Ты боишься воды, а мы живем на яхте в приморском городе.

– Да я понимаю, понимаю…

– В такой дали от всего на свете. А бабушка с дедушкой вообще живут на другом конце страны.

– А они-то здесь при чём? – Мамино лицо сразу же посуровело.

– При том, что я их ни разу в жизни не видела! Получаем от них пару открыток в год, и всё…

– Я тебе уже объясняла, Эм, они очень далеко. И мы… мы не особенно ладим.

– Но почему?

– Мы поссорились. Давным-давным. – Она нервно рассмеялась. – Так давно, что я уже даже не помню, из-за чего.

Мы немножко помолчали. Потом мама, поднявшись, подошла к иллюминатору.

– Это неправильно. У тебя всё должно быть по-другому, – пробормотала она, протирая стекло рукавом.

Неожиданно мама обернулась так резко, что взметнулся подол юбки:

– Придумала! Я знаю, что мы сделаем.

– Сделаем? Что мы можем сделать? Я просто отнесу в школу свою записку. Или ты сама напиши. И никто ничего не узнает.

– Всё равно узнают. Нет, мы не можем так поступить.

– Конечно, можем. Просто я…

– Эмили, только не начинай спорить, это невыносимо. – Мама решительно сжала губы. – Я не позволю тебе прожить жизнь, подобную моей.

– Но ты же не…

– Моя жизнь – это мое личное дело, – отрезала она. – Хватит пререкаться! – Мгновение подумав, она раскрыла записную книжку. – Нечего брать с меня пример. Ты должна побороть свой страх.

– Что ты собираешься делать? – я теребила пуговицу на кофте.

– Отвести тебя к гипнотизеру, – ответила мама, отворачиваясь и снимая телефонную трубку.

– Ну хорошо, Эмили. А сейчас постарайся дышать глубоко и спокойно. Вот так.

Я сидела в кресле, в маленькой комнатке, смежной с приемной Ясновидящей Милли. Никогда не знала, что она и гипнозом занимается. Но, если верить Сандре Касл, Милли совершенно излечила от судорог Чарли Пиггота – на мамин взгляд, это была отличная рекомендация.

– Расслабься, – нараспев произнесла Милли и глубоко, шумно вздохнула.

Мама сидела на пластмассовом стульчике в углу комнаты. Она обязательно хотела присутствовать – «просто на всякий случай». На какой именно случай, она не уточнила.

– Сейчас ты ненадолго заснешь, – тянула свое Милли. – А когда проснешься, твой страх воды пропадет навсегда. Исчезнет… растворится…

Но мне ни в коем случае нельзя засыпать! А вдруг я действительно впаду в гипнотический транс и разболтаю всё, что знаю? Тогда весь мой план пойдет коту под хвост! Не то чтобы у меня был какой-то конкретный план, но, в общем, понятно, что я имею в виду.

А что подумает Милли, когда узнает? И что она тогда сделает? Мне снова представились сети, клетки и научные лаборатории. Впрочем, я поспешно отмахнулась от этих глупых мыслей.

– Очень хорошо, – хрипло прошептала Милли. – Сейчас я начну считать от десяти до одного. А ты закроешь глаза и представишь, что спускаешься вниз на эскалаторе, всё ниже и ниже. Сядь поудобнее.

Я поерзала в кресле.

– Десять… девять… восемь… – начала Милли.

Закрыв глаза, я приготовилась бороться со сном.

– Семь… шесть… пять…

Я честно представила, что нахожусь на эскалаторе, таком же, как у нас в торговом центре. Он едет вниз, а я упорно карабкаюсь вверх.

– Четыре… три… два… Тебе ужасно хочется спать…

Я замерла в ожидании. И только тут поняла, что спать мне совершенно не хочется.

– Один…

Сна ни в одном глазу! Ура! Милли не настоящая гипнотизерша! Она притворяется!

Милли умолкла. Тишина тянулась так долго, что я уже занервничала, но тут раздался ужасно знакомый звук. Чуть-чуть приоткрыв левый глаз, я сразу же увидела в противоположном углу маму – та не просто крепко спала, но еще и храпела как слон.

Я торопливо зажмурилась, с трудом сдержавшись, чтобы не хихикнуть.

– Представь, что находишься у воды, – бубнила Милли. – Что ты чувствуешь? Тебе страшно?

Единственное, что я чувствовала, так это колотье в боку от сдерживаемого смеха.

– А теперь подумай о таком месте, где тебе было хорошо и спокойно. Где ты была счастлива.

И я представила себе море. Как я плыву в глубине, как мои ноги превращаются в прекрасный хвост, как я гоняюсь наперегонки с рыбами. Я уже совсем замечталась, как тут – хр-р-р-р – мама испустила такой громогласный всхрап, что я подскочила на месте. Но глаз не открыла, а сделала вид, будто просто дернулась во сне. Мама зашевелилась на своем стуле.

– Извини, – шепнула она.

– Ничего страшного, – шепнула в ответ Милли. – Она в глубоком трансе. Только вздрагивает иногда…

После этого я спокойно погрузилась в мечты о море – мне не терпелось поскорее туда вернуться. Где-то далеко-далеко бубнила Милли, снова тихонько посапывала мама. Когда Милли досчитала до семи, чтобы, типа, меня разбудить, я была так счастлива, что кинулась ей на шею.

– За что это? – удивилась она.

– За то, что излечила меня от страха, – соврала я. – Спасибо тебе!

Густо покраснев, Милли сунула в кошелек двадцать фунтов, протянутые мамой.

– Не за что, детка. Я сделала это из любви к вам обеим.

По дороге домой мама была тихой и задумчивой. Может, она догадывалась, что я не спала? Спросить я, само собой, не решалась. Мы шли узкими улочками по направлению к набережной. Дойдя до перекрестка, мама указала на скамейку с видом на море.

– Давай посидим немножко, – предложила она.

– Мам, ты как? – осторожно поинтересовалась я, усаживаясь на скамейку.

Было время отлива, и на оголившемся песчаном дне поблескивали мелкие лужицы. Мама задумчиво смотрела вдаль.

– Мне приснился сон, – сказала она, не поворачивая головы. – Он был такой настоящий. И такой красивый.

– Когда? Кто был настоящий?

Она покосилась на меня, но тут же снова перевела взгляд на море.

– Это было где-то там, я чувствую.

– Мама, что это?

– Обещай, что не подумаешь, будто я сумасшедшая.

– Ну конечно же, не подумаю!

Она улыбнулась и взъерошила мне волосы. Я сразу же пригладила челку.

– Когда мы были у Милли… – Мама прикрыла глаза – Мне приснился затонувший корабль, там, на дне. Огромное золотое судно с мраморными мачтами. Жемчужные мостовые и янтарный свод…

– Чего-чего?

– Это строчка из одного стихотворения. Кажется. Дальше я не помню… – Она снова посмотрела на море. – И скалы. Необыкновенные скалы. Они переливались всеми цветами радуги… И всё это было таким настоящим. Таким знакомым… – она замолчала и глянула на меня исподлобья. – Но, наверное, такое иногда случается, правда? Время от времени всем снятся сны, которые кажутся явью. Тебе-то точно снятся. Да?

Пока я соображала, как лучше ответить, мама вдруг замахала кому-то рукой.

– Смотри, – сказала она совсем другим голосом. – Вон мистер Бистон.

Обернувшись, я увидела, что тот, действительно, идет по пристани. По воскресеньям он всегда приходит к нам пить чай. Ровно в три. И приносит что-нибудь вкусненькое – кексы с глазурью, или пончики, или конфеты. Обычно я быстренько съедаю свою порцию и сбегаю. Сама не знаю, почему мне этот мистер Бистон так не нравится. Наша яхта при нём сразу становится меньше. И как-то темнее.

Мама приставила пальцы ко рту и залихватски свистнула. Мистер Бистон обернулся и, смущенно заулыбавшись, замахал в ответ.

Мама поднялась со скамейки.

– Пойдем. Пора возвращаться и ставить чайник.

И прежде, чем я успела спросить ее еще о чём-ни-будь, она встала и решительно направилась к яхте. Мне оставалось только догонять.

Глава третья

Этой ночью я снова выбралась в море. Я просто не могла удержаться. И на этот раз я решила заплыть подальше. Около пристани поверхность моря вечно покрыта пятнами мазута и разным мусором, а мне хотелось исследовать более чистые и глубокие воды вдали от берега.

Издали Брайтпорт казался совсем крошечным – жалкая кучка домишек, сбившихся вокруг подковки залива; на одном конце маяк, на другом – порт. Городок окружало слабое свечение – от желтых ночных фонарей, меж которых изредка мелькали белые огоньки фар.

Едва я обогнула нагромождение валунов на северной оконечности залива, как вода сразу же стала нежней и прозрачней, – словно переключили изображение с черно-белого на цветное. Толстые серые рыбины куда-то пропали; вместо них появились полосатые желтые и синие с длинными серебряными хвостами, а еще длинные зеленые с торчащими усиками и злыми ртами и какие-то оранжевые с плавниками в черный горошек – и все деловито сновали вокруг меня.

Время от времени я попадала на мелководье. В песчаном дне подо мной копошились мохнатые, похожие на палочки существа. Они были тонкие, как бумага, и полупрозрачные. Потом снова начиналась глубина, вода становилась холодной, песчаное дно сменялось подводными скалами. Тут я плыла осторожно – все камни были облеплены колючими морскими ежами, и я боялась, что зацеплюсь за них хвостом.

Вода снова потеплела – опять началось мелкое место. Тут я почувствовала, что устала. Поднявшись на поверхность глотнуть воздуху, я вдруг сообразила, что заплыла очень далеко от дома, – гораздо дальше, чем собиралась. Хвост еле двигался и ужасно болел – короче, необходимо было передохнуть. К счастью, довольно скоро я заметила большой плоский камень, выступающий из моря. Я забралась на него, положив хвост на камушки помельче. Через минуту он онемел, а потом превратился в ноги. Я смотрела как зачарованная – это по-прежнему казалось мне удивительным и страшноватым.

Прислонившись спиной к большому валуну, шевеля пальцами ног, я сидела и переводила дыхание, как вдруг издалека послышались какие-то странные звуки. Вроде бы пение, но без слов. Вокруг в призрачном лунном свете поблескивали мокрые камни, но я никого не видела. Может, показалось? Только вода хлюпала и шуршала галькой, то набегая, то отступая. И тут пение раздалось снова.

Но откуда?! Вскочив на ноги, я мигом взобралась на самый высокий валун и заглянула на другую сторону. И не поверила собственным глазам. Не может быть! Но она была там! Русалка! Настоящая! Точно такая, как их изображают в сказках. У нее были длинные белокурые волосы чуть ниже пояса, и она расчесывала их гребнем, напевая, и вертелась на небольшом камушке, словно пытаясь устроиться поудобнее. Хвост у нее был длиннее и тоньше моего – серебристо-зеленый, сверкающий в лунном свете, он мягко похлопывал по камням в такт мелодии.

Пела она всё одну и ту же песню. Дойдет до конца – и начинает по новой. Пару раз русалка брала слишком высокую ноту и тогда, хлопнув себя гребнем по хвосту, восклицала раздраженно: «Ну же, Шона, не фальшивь».

Я стояла, глазея и разевая рот, как рыба, выброшенная из воды. Мне ужасно хотелось с ней заговорить. Но как завести беседу с русалкой, поющей на камнях посреди ночи? Забавно, но в школе нас этому почему-то не научили. В конце концов я осторожно кашлянула, и она тут же обернулась.

– Ой! – воскликнула русалка, потрясенно уставившись на мои ноги. А потом, плеснув хвостом, исчезла в море.

Я торопливо сбежала к кромке воды.

– Постой! – закричала я. – Мне надо с тобой поговорить!

Она подозрительно оглянулась, уплывая.

– Я тоже русалка!

Ага, кто же мне поверит – с моими-то тощими ногами и купальником!

– Подожди, я сейчас докажу!

Я нырнула и быстро поплыла следом. Страх, вспыхнувший было, когда ноги слиплись и онемели, быстро прошел, и уже через мгновение я успокоилась и, легко взмахивая хвостом, заскользила сквозь водную толщу.

Но русалка продолжала удирать.

– Погоди! – снова крикнула я. – Смотри!

Как только она обернулась, я нырнула, выставила из воды хвост и замахала им что было силы. Когда я вынырнула, русалка смотрела на меня с величайшим изумлением и недоверием. Я улыбнулась, но она тотчас же снова нырнула.

– Не уплывай! – позвала я ее.

Но она, похоже, и не собиралась – она тоже выставила хвост из воды, но не замахала им как одержимая, а сделала несколько изящных движений, словно во время танца или занятий аэробикой. При свете луны ее хвост сверкал, как бриллиантовый. Едва она вынырнула, я захлопала – точнее, попробовала захлопать, потому что стоило мне вскинуть обе руки, как я тут же ушла под воду и чуть не захлебнулась.

Русалка, рассмеявшись, подплыла поближе:

– Я тебя раньше не встречала. Сколько тебе лет?

– Двенадцать.

– Мне тоже. Но мы с тобой в разных школах, да?

– Я в Брайтпортской, – ответила я. – С этого года.

– А, – она снова отодвинулась подальше.

– А в чём дело?

– Ну, просто я раньше никогда о такой не слыхала. Это русалочья школа?

– Ты что, учишься в русалочьей школе?

Это было похоже на сказку, и, хотя я давно уже сказок не читаю, всё равно звучало здорово.

– А что в этом такого? – обиженно поинтересовалась русалка, сцепляя руки на груди (и не проваливаясь при этом под воду, в отличие от меня!). – Где еще я, по-твоему, должна учиться?

– Да нет же, это здорово! – заторопилась я. – Я бы тоже хотела туда ходить…

Слова неожиданно полезли из меня, торопясь и обгоняя друг друга.

– Дело в том… я просто не так давно стала русалкой. Или я не догадывалась, что я русалка, или… не знаю, что… Я никогда раньше не погружалась в воду целиком, а когда погрузилась, этовдруг произошло, и я испугалась, но теперь я уже не боюсь, и жалко, что я не знала раньше…

Я подняла голову. У русалки был такой взгляд, словно я только что свалилась в море прямо с луны. Но я не отвела глаз, а вместо этого сложила руки так же, как она. Кажется, если всё время подергивать хвостом, то можно удержать равновесие.

И вот я дергала хвостом, сложив руки на груди, и смотрела на русалку. А она смотрела на меня. Потом я заметила, что у нее чуть-чуть подрагивают губы, как будто она с трудом сдерживает улыбку, и почувствовала, как у меня появляется ямочка на левой щеке. А потом мы обе расхохотались как сумасшедшие.

– Над чем мы так смеемся? – я с трудом перевела дыхание.

– Не знаю, – и мы снова прыснули.

– Как тебя зовут? – спросила русалка, когда мы, наконец, немного успокоились. – Я Шона Плавнишёлк.

– А я Эмили, – ответила я. – Эмили Виндснэп.

– Виндснэп? Правда?! – Шона перестала улыбаться.

– А что такое?

– Да ничего… просто…

– Что?!

– Нет-нет, ничего. Просто мне показалось, что я уже где-то слышала эту фамилию, но я ведь не могла ее слышать. Наверное, перепутала. Ты ведь здесь раньше не бывала?

– Да две недели назад я еще и плавать-то не умела! – рассмеялась я.

– Как ты это делаешь со своим хвостом? – серьезно спросила Шона.

– Стойку? Хочешь, покажу?

– Нет, не это, – она показала под воду. – Как ты его меняешь?

– Сама не знаю. Это просто получается, и всё. Как только я захожу в воду, мои ноги как бы исчезают.

– Я раньше никогда не видела никого с ногами, только читала. Как это?

– В смысле, с ногами?

Шона кивнула.

– Ну, вообще, здорово. Можно ходить, и бегать, и лазить. А еще прыгать и скакать.

Шона посмотрела на меня как на сумасшедшую.

– А вот это с ногами делать невозможно, – заявила она и нырнула.

На этот раз хвост ее, высунувшись из воды, начал вращаться. Шона выписывала хвостом кренделя всё быстрее и быстрее, и вода разлеталась от него во все стороны мелкими радужными брызгами.

– Обалдеть! – восхищенно сказала я, когда она наконец вынырнула.

– Мы это проходили на плавтанце. Через две недели Межзаливное соревнование, и мы в нём выступаем. Меня первый раз взяли в команду.

– Плавтанце?

– Ну да, плавание и танец, – восторженно выдохнула Шона. – А в прошлом году я пела в хоре. Миссис Бурун сказала, что, когда я солировала, целых пять рыбаков, позабыв обо всём, поплыли на мой голос. – Она гордо улыбнулась, вроде бы совсем перестав смущаться. – В нашей школе еще никто так много за раз не подманивал.

– То есть это хорошо, да?

– Хорошо? Да это просто потрясающе! Я буду сиреной, когда вырасту.

– Значит, – задумчиво сказала я, – все эти сказки про русалок, которые заманивают, а потом топят рыбаков, это что, правда?

– Мы вовсе не хотим, чтобы они погибали, – поморщилась Шона. – И не топим их специально. Обычно их приманивают гипнозом, а потом просто стирают им память, чтобы они плыли себе дальше, забыв о том, что нас видели.

– Стирают память?

– Обычно да. Так безопаснее всего. Конечно, не все умеют это делать. Только сирены и приближенные к Царю. Это делается, чтобы люди не крали всю нашу рыбу и чтобы они не узнали о нашем мире. – Тут Шона придвинулась ко мне ближе. – Но иногда они влюбляются.

– Русалки и рыбаки?

Она взволнованно закивала.

– Об этом рассказывается во множестве историй. Это категорически запрещено, но так романтично! Правда?

– Наверное. А ты сейчас для этого пела?

– Да нет. Это я просто готовилась к Красоте и Манерам, – сообщила она это так, словно я имела достовернейшее представление о том, что это значит. – У нас завтра контрольная, а я никак не могу выправить осанку. Нужно сесть очень прямо, склонить голову направо и расчесать волосы ста касаниями гребня. Такая морока помнить и выполнять всё одновременно!

Шона умолкла, и я поняла, что тоже должна что-то сказать.

– Д-да, как я тебя понимаю… – Я старалась говорить как можно увереннее.

– В прошлой четверти я была лучшей в классе, но это только по расчесыванию. А теперь надо делать всё одновременно.

– Конечно, это трудно.

– КиМ мой любимый школьный предмет, – продолжила Шона – Я даже хотела быть помощницей учительницы, но выбрали Синтию Плеск, – тут она заговорщицки понизила голос, – но миссис Острохвост сказала, что если я сдам контрольную на «отлично», то, может быть, в следующей четверти выберут меня.

Я молчала, не зная, что ответить.

– Ты, наверное, думаешь, что я вся такая отличница и паинька, так ведь? – Шона поплыла куда-то в сторону. – Как и все остальные…

– Что ты, конечно, нет! – воскликнула я. – Ты… ты… – Чего бы ей такого сказать?! – Ты ужасно интересная!

– Ты тоже хлесткая, – не слишком понятно ответила она, останавливаясь.

– А почему ты здесь так поздно ночью? – поинтересовалась я.

– Эти скалы лучше всего подходят для подготовки к КиМу, но днем здесь находиться нельзя. Слишком опасно. – Шона ткнула пальцем в сторону берега – Поэтому обычно я приплываю сюда ночью по воскресеньям. Или по средам. По воскресеньям мама ложится в девять, чтобы выспаться перед рабочей неделей. А по средам у нее акваробика, и после этого она всегда спит как убитая. А папа каждую ночь дрыхнет как тюлень! – Шона засмеялась. – В общем, я рада, что приплыла сегодня.

– И я. – Щербатая луна сияла у нас прямо над головами. – Но скоро мне надо будет уходить, – добавила я, зевнув.

– А ты еще придешь? – подозрительно спросила Шона.

– Да, я бы очень хотела.

Может, Шона и была немножко странной, зато она была настоящей русалкой! Единственной русалкой, которую я видала в жизни. Она была такая же, как я.

– Когда встретимся?

– В среду? – предложила она.

– Отлично, – обрадовалась я. – Желаю удачи на контрольной!

– Спасибо.

Взмахнув хвостом, Шона исчезла среди волн.

Я уже плыла через Брайтпортский залив, когда ночную тьму внезапно прорезал луч прожектора, установленного на маяке. Я замерла, зачарованно наблюдая, как лучи медленно проплывают по поверхности воды и скрываются за маяком, поочередно высвечивая крошечный силуэтик корабля где-то на линии горизонта. И тут я заметила кое-что еще: кто-то стоял на камнях у входа в маяк. Мистер Бистон! Что он там делает?! Любуется на море? Следит за плывущим кораблем?

Луч прожектора скользнул в мою сторону, и я поспешно нырнула. А вдруг он меня видел? Я дождалась, когда луч уйдет за маяк, и только после этого решилась вынырнуть. Бросила взгляд в сторону маяка, – там уже никого не было. А прожектор погас. И больше не зажегся.

Я попыталась представить себе мистера Бистона. Как он там бродит, совсем один, в огромном пустом маяке. Только эхо откликается на его шаги, когда он поднимается или спускается по витой каменной лестнице. Сидит он, один-одинешенек, глазея на море, и следит за лучом прожектора. И что это за жизнь? Какой человек сможет так жить? И почему прожектор больше не включился?

Эти тревожные вопросы мучили меня всю дорогу домой. К тому моменту, когда я добралась до пристани и, вся дрожа от холода, вылезла наверх по веревочной лестнице, уже почти совсем рассвело.

Прокравшись на яхту, я осторожно повесила куртку около камина. К утру высохнет, – мама любит, чтобы по ночам у нас было тепло, как в сауне. А потом улеглась в кровать. Какое счастье, что я вернулась домой благополучно и никто не узнал моего секрета. Во всяком случае, на этот раз…