Текст книги "Не отдавай меня ему (СИ)"

Автор книги: Лия Султан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Глава 5

Джафар

Пожелав дочери спокойной ночи и закрыв дверь её спальни, спускаюсь вниз и сворачиваю в тусклый коридор. Не могу уснуть. Мысли не отпускают. Сцена в саду врезалась в память: Латифа, лежащая на траве, кровь на губах, глаза, полные боли.

Внутри всё ещё сжимается от ярости. На Заура, на маму, на самого себя, что не заметил и вообще допустил такое поведение младшего брата.

Прохожу мимо гостевой комнаты и останавливаюсь. Не знаю, зачем. Наверное, хочу убедиться, что с ней всё в порядке. Что не плачет, не боится.

Стучу тихо, дважды.

Тишина.

Жду немного. Снова стучу.

Может, уснула. А может, плохо себя чувствует на фоне стресса.

Дёргаю ручку – не заперто, и решаю войти.

В комнате горит свет, из приоткрытого окна дует ночной прохладный ветер. На полу, у кровати, лежит халат. Он принадлежал Дунье, понимаю сразу. Это ведь я попросил дочь подобрать Латифе что-нибудь из её вещей на ночь. А дочка дала ей одежду своей мамы. Наклоняюсь, поднимаю. Шёлк мягкий, приятный, скользкий. Сжимаю в ладони, подношу к лицу, но больше не слышу запаха Дуньи. Он испарился, хотя после её гибели мне казалось, я слышу его повсюду.

И в этот момент из ванной выходит она и останавливается на пороге, замерев. В её глазах плещется ужас. В моих – удивление.

Латифа стоит в длинной светлой сорочке моей погибшей жены, с распущенными волосами, которые блестят при свете лампы. Обычно замужние женщины покрывают их платком или косынкой, но сейчас они густые, тяжёлые и рассыпались по плечам. Лицо её чистое, без макияжа, глаза тёмные, блестящие.

Я вижу, как она прижимает руки к груди, укрываясь от моего взора.

– Простите… – тихо, почти шёпотом. – Я не знала, что вы…

Я заставляю себя отвести взгляд.

Внутри какое-то необъяснимое смятение. Не из-за того, что она без платка. А из-за того, что впервые вижу её по-настоящему. Не как жену брата. Не как женщину, которую нужно пожалеть. А как живое, тонкое существо, которое внезапно стало опасно красивым в своей хрупкости и естественности.

– Я стучал, ты не ответила, – говорю ровно. – Хотел убедиться, что всё в порядке. Халат валялся на полу.

– Наверное, упал, – отвечает и тянется к нему.

Наши пальцы соприкасаются на короткое мгновение, но этого достаточно, чтобы по телу прошёл ток.

Я убираю руку. Хмурюсь, стараясь вернуть себе привычное спокойствие и равновесие.

Она отворачивается, быстро накидывает халат, завязывает пояс.

– Простите, – говорит уже увереннее, – я без платка.

– Ничего страшного, – отвечаю. – Я и Аишу не заставляю его носить. Ты тоже не обязана в этом доме.

– Спасибо, – произносит едва слышно.

Я смотрю на неё в тёплом свете настенных бра. Свет ложится на её шею, на тонкие запястья. Вижу след синяка – тот, что заметил ещё вечером, и сердце сжимается.

Боль поднимается откуда-то из глубины, но я глотаю её.

– Как давно мой брат бьёт тебя? – спрашиваю тихо.

Она опускает голову, обнимает себя за плечи и вздрагивает.

– Сильно – последний год. А так… раньше просто пощечины были.

– Мама знала? – сжимаю пальцы в кулак. Узнал бы его отец, сгорел бы со стыда.

– Нет, – мотаёт головой. – Обычно это было, – осекается, – ночью.

Челюсть хрустит от напряжения. Что он там творил с ней ночью, если она умоляла о разводе?

Где-то я просчитался. Не научил быть мужиком.

– Завтра поговорим о разводе. Всё решим.

После моих слов на комоде ожил телефон. Посыпались сообщения, экран вспыхнул белым светом.

Я смотрю туда.

– Это Заур?

Сноха вздрагивает.

– Не знаю… Он не писал ещё.

– Посмотри, – говорю твёрдо.

Латифа берёт телефон, и я замечаю, как дрожат её пальцы. Она открывает мессенджер, проводит по дисплею указательным пальцем.

Я вижу, как меняется её лицо, глаза расширяются, губы дрожат.

– Что там? – спрашиваю, но она не отвечает.

– Латифа. Телефон. – Протягиваю ладонь.

Она подчиняется и молча отдаёт.

Я беру его в руку, чувствую, как холод экрана обжигает ладонь, и понимаю – что бы я сейчас ни увидел, дорога назад уже закрыта.

Латифа стоит напротив – маленькая, испуганная, но в её глазах больше нет покорности. Только боль.

И, может быть, тень доверия ко мне.

Я перевожу взгляд на экран и выхватываю мерзкие, страшные сообщения. Я не думал, что мой младший брат такое чудовище.

“Если завтра не вернёшься домой, приду, когда его не будет дома, и увезу силой. Ты меня знаешь, дрянь. Вы**бу так, что ходить потом не сможешь”.

Глава 6

Просыпаюсь на рассвете. Серое небо висит над горами, дом дышит тишиной. Я полночи не спал. Слишком много мыслей в голове: слова, лица, чужая грязь, от которой хочется отмыться.

Сажусь на кровати – пятки касаются холодного пола. Быстро умывшись, спускаюсь в подвал, где у меня оборудован спортзал. Тренировка помогает выбить дурь из головы и упорядочить мысли. Спустя минут сорок пот течёт ручьём, попадает в глаза; футболка становится такой мокрой, что впору выжимать. Здесь же, внизу, принимаю душ, переодеваюсь в чистую одежду, оставленную нашей домработницей Джалой.

Поднимаюсь на первый этаж – в нос ударяет запах кофейных зёрен и свежего хлеба. Значит, Джала уже пришла и хлопочет на кухне. Подхожу ближе и слышу тихие-тихие женские голоса.

Останавливаюсь.

У плиты суетится полноватая женщина в тёмном платке, которая знает этот дом лучше, чем я сам. А рядом с ней, к моему удивлению, – Латифа. Познакомились, значит.

Моя невестка стоит у стола – в длинной юбке и блузке, косынка прикрывает волосы. Скромная, собранная, будто боится случайным движением нарушить порядок.

Но я помню её вчерашнюю – в сорочке, с распущенными густыми волосами. Они блестели при свете, ложились по плечам, как чёрная вода. Эта картина почему-то не выходит из головы.

– Смотри, – говорит Джала, – берёшь две ложки кофе. Он пьёт с сахаром, значит, добавь ещё ложечку. Воды наливай до сужения горлышка – вот так.

Латифа кивает, ловит каждое слово.

– Я не знала, что Джафар-бей так любит кофе. Я всегда подавала ему чай, как велела мама.

Голос у неё мягкий, чистый. Без надрыва, но с усталостью, которую не помог убрать ни отдых, ни сон.

– Его мать не любит кофе, говорит, что он вреден. Поэтому в вашем доме он пьёт только чай, – отвечает Джала, улыбается. – Но Джафар-джан – любитель. Говорит, бодрит лучше ледяного душа. И обязательно с утра ест омлет, овощи и хлеб с маслом.

Я стою в дверях, наблюдаю за ней. В уголке губ след от удара моего брата – синяк, который с каждым днём будет темнеть и напоминать ей о его предательстве и жестокости.

Надо же, я ведь её никогда не замечал. Всегда тихая, скромная, услужливая. А теперь смотрю на неё на своей кухне и вижу, что старается искренне. Женщина, которую ломали, всё ещё хочет быть полезной.

– Вот, – говорит Джала, – смотри. Пенка поднимается, не спеши. Ещё чуть-чуть… теперь можно.

Я делаю шаг вперёд. Половицы едва скрипят. Обе оборачиваются.

– Доброе утро, – произносит Латифа.

– Доброе, – отвечаю. – Что вы тут устроили?

– Учимся, – улыбается Джала. – Я показываю Латифе, как кофе варить.

– Не стоило, – смотрю прямо на Латифу. – В моём доме гости не работают.

Она сразу опускает глаза.

– Я просто хотела помочь. Отблагодарить за то, что вы делаете для меня, Джафар-бей.

– Не нужно, – говорю. – Здесь ты никому ничего не должна.

– Джафар-джан, – фыркает Джала, подняв руки, – ну разве плохо, что девочка спрашивает?

Латифа поднимает взгляд. Глаза – тёмные, глубокие. Там нет прежнего страха, только благодарность. Мы смотрим друг на друга дольше, чем нужно. Секунду, две, три. Джала, будто чувствуя неладное, вмешивается:

– Я поставлю кофе на стол, а ты, дочка, иди переоденься – на блузку масло брызнуло.

Латифа кивает и уходит. Юбка мягко скользит по полу, шаги лёгкие. Я слушаю их до последнего.

Джала ставит передо мной чашку. Аромат густой, терпкий. Я делаю глоток – кофе обжигает губы именно так, как люблю.

– Быстро учится, – говорит Джала. – Умная девочка. И, несмотря на внешнюю хрупкость, сильная.

Я не отвечаю. Смотрю в окно. За горами мерцает солнечный свет. День только начинается, но я уже знаю – спокойным он не будет.

– Джала, – произношу негромко, – присмотри за ней сегодня. Предупрежу парней, чтобы никого не пускали в дом. Особенно брата.

– Поняла, – кивает она.

Я снова делаю глоток и думаю о Зауре. Мой брат. Моя кровь. Мой позор.

Если он ещё раз посмеет подойти к ней – я сделаю то, о чём потом пожалею. И пусть потом молятся все, кто решит, что я перегнул.

Потому что есть вещи, за которые мужчина отвечает сам. Без суда и слов. До конца.

Я знал, что он приедет. Не сразу, конечно. Сначала переварит случившееся, успокоит маму, подберёт слова. Потом – приедет.

Не для того, чтобы извиниться, а чтобы отстоять своё.

У таких, как Заур, это в крови – не признавать вины, доказывать, что прав, даже когда весь мир видит обратное.

Он врывается ко мне без стука, а следом вбегает испуганная секретарша. Прошу её оставить нас одних и закрыть дверь.

– Нам нужно поговорить, – бросает с порога.

– Я слушаю, – отвечаю спокойно, сидя в кресле за столом.

Он стоит, нервно перебирает пальцами ключи.

– Что ты устроил вчера, а? На глазах у всех? Маму довёл до слёз, Латифу опозорил!

– Я опозорил? – насупившись, отвечаю. – Или ты сам?

Он морщится.

– Не надо так, Джафар. Ты старший, должен понимать – это семья, всякое бывает.

– Семья – это когда мужчина заботится, а не бьёт жену.

Он хмыкает.

– Тоже мне, моралист. Ты что, святой?

– Нет, – говорю ровно. – Но я не поднимаю руку на женщину. И бывшую жену отпустил с миром.

В его глазах вспыхивает раздражение.

– Латифа – моя жена. Моё дело, как с ней говорить.

– Уже нет, – перебиваю спокойно. – Я помогу ей с разводом. Лучше тебе согласиться.

Он делает шаг вперёд.

– Ты не посмеешь!

– Я не спрашиваю разрешения.

Он застывает. Секунда. Две. Потом рывком выдыхает, бьёт кулаком по столу:

– Она моя женщина!

– Зачем? – спрашиваю. – Зачем тебе женщина, которую ты не любишь, не уважаешь, не щадишь?

Он молчит, дышит тяжело. Вены на шее вздулись. Я прищуриваюсь.

– А-а-а… понимаю. Для имиджа.

– Что ты несёшь?

– Всё просто, – наклоняюсь вперёд, убираю чашку с недопитым кофе в сторону. – Ты же метишь выше, да? Для этого нужно выглядеть хорошим семьянином, верным мужем. Электорат это любит. Латифа – из интеллигентной, но небогатой семьи. Идеальная картинка: молодая, воспитанная, молчит, где надо, улыбается на фото. А вторая жена где? – делаю паузу. – Или, правильнее сказать, любовница? Та, без роду и без племени, но готовая лечь под женатого мужчину?

Его взгляд дёргается.

– Не лезь, – рычит. – Это не твоё дело.

– Моё, – в голосе сталь. – Потому что ты изменяешь и бьёшь женщину, которую я лично ездил сватать. Потому что ты позоришь не только себя, но и нашего покойного отца. И нашу кровь. На правах старшего брата я беру её под свою защиту.

Он молчит. Стоит, тяжело дышит. Глаза полны злобы, но в глубине – страх. Настоящий. Я поднимаюсь. Медленно.

– Латифа не вернётся к тебе. Забудь. Развод оформим быстро. Попробуешь препятствовать – сам себе подпишешь приговор.

Он открывает рот, но я уже поворачиваюсь к окну. Солнце бьёт по стеклу, воздух дрожит от жары.

– Можешь идти, – говорю, не глядя.

Несколько секунд он стоит, потом разворачивается и уходит, громко хлопнув дверью.

Глава 7

Латифа

Я всё же не могу сидеть без дела, поэтому помогаю Джале на кухне. Она затеяла дюшбара – маленькие пельмени в бараньем бульоне. Говорит, Джафар-бей сам попросил их сегодня приготовить – соскучился. Я и не знала, что он так любит это блюдо, мама никогда не говорила.

Я помогаю ей раскатывать тесто, а потом мы вместе лепим и разговариваем.

Джала очень давно работает у Джафар-бея. Она ещё Аише косы заплетала, когда та ходила в школу. Говорит, хозяин хоть и строгий, но всегда был добр к ней и её семье. Оплатил операцию её мужу, помог с лекарствами. Я слушаю – и диву даюсь: оказывается, я совсем не знала деверя.

– Эх, жаль, Джафар-джан никак не женится, – качает головой Джала. – Пришла бы в дом хозяйка, родила бы ему наследника.

– Дай Аллах, чтоб так и было…

– Да уж когда? – вздыхает женщина. – Сорок три уже. Аиша, дай Аллах, замуж выйдет и внука подарит. А Джафар-джан всё по своим женщинам так и будет до старости ходить.

Щёки заливает краской при этих словах.

– А у него что много женщин?

– Не моё дело, конечно… но сейчас есть одна. Постоянно воротники его рубашек пачкает красной помадой, а я потом отстирываю.

Я невольно смеюсь, представляя, как Джала остервенело трёт щёткой воротник белой рубашки Джафар-бея. Интересно, какая она – его женщина? Представляю её красивой, эффектной, стройной… ему под стать. Всё же он мужчина видный, серьёзный.

После обеда домой возвращается Аиша. Джала уговаривает её поесть, но она говорит, что перекусила с одноклассниками. Надеялась, что заедет Джафар-бей – но тот задержался.

– Латифа, – Аиша ловит меня в гостиной и берёт за руку, – поехали со мной в субботу по магазинам? Мне нужно найти платье.

– Куда?

– На выпускной. С папой ехать – стрём, а ты мне поможешь выбрать.

Я улыбаюсь. Её простота обезоруживает.

– Конечно, поедем.

Мне непривычно, как легко она говорит со мной – без снисходительности, без осторожности, словно между нами нет ни разницы в возрасте, ни всего того, что случилось.

В этот момент в дверь настойчиво звонят, и Джала идёт открыть. Через секунду слышу её тревожное:

– Ханум…

Внутри всё сжимается. Приехала свекровь – Зулейха-ханум.

Я не видела её такой злой никогда. Платок сбился, лицо бледное, глаза – два угля, полных ярости.

– Вот ты где! – резко говорит она. – Нашлась, красавица!

Я делаю шаг вперёд.

– Здравствуйте, мама.

– Не смей меня так называть! – слова летят, как камни. – Я тебе не мать. Неблагодарная! Я относилась к тебе как к дочери, а ты… Что ты сделала? Двух братьев стравила! Позор этому дому!

Аиша встаёт рядом со мной.

– Бабушка, пожалуйста…

– Молчи! – обрывает её Зулейха. – Ты ничего не понимаешь. А ты, – поворачивается ко мне, – собирайся. Поедем домой.

Я делаю вдох, пытаясь говорить спокойно.

– Нет. Я не вернусь.

– Что ты сказала? – в голосе свекрови лязг металла. – Думаешь, Джафар тебя спасёт? Он может перечить кому угодно, только не мне! Я его родила, я его воспитала. И если я скажу вернуть тебя – он вернёт!

Аиша подходит ближе.

– Бабушка, не надо. Папа сказал, что Латифа теперь под его защитой.

– Не вмешивайся, девочка! – кричит Зулейха и тычет в меня пальцем. – Смотри на будущее, как не должна вести себя жена! Ни покорности, ни стыда! Ни детей, ни чести!

Я опускаю глаза – но внутри что-то поднимается. Не обида. Решимость.

– Вы несправедливы, мама, – говорю тихо.

– Что?! – она замирает.

– Я молчала два года, – выдыхаю. – Терпела, как вы учили. Сохраняла семью, как велели. Но всё, что получила взамен – боль, предательство и унижения. И слава Аллаху, что я не родила от него. Потому что ребёнку не место там, где мать плачет от страха.

Зулейха бледнеет.

– Замолчи! Клевета! Мой сын не мог!

– Вот это, – я указываю на щёку, – от него. – Задираю рукав. – И это. Старое.

Она хватается за сердце.

– Нет… нет! Не верю! Ты сама ударилась! Ты хочешь разрушить семью!

Джала ахает. Аиша закрывает рот рукой. Тишина висит тяжёлая, как перед грозой.

И вдруг – грохот. Входная дверь хлопает так, что дрожат стёкла. На пороге – он.

Джафар стоит в тёмной рубашке и серых брюках. Большой, грозный. Лицо – камень, взгляд – лёд.

– Джафар… сынок.

Он молчит. Сначала смотрит на неё. Потом – на меня. В комнате слышно только тиканье часов.

– Сынок, – шепчет она, – не слушай её. Она клевещет. Ты же знаешь, какой у нас Заур… вспыльчивый, но не злой.

Джафар останавливает её взглядом. Слова у неё застревают в горле. Он идёт вперёд. Шаг. Ещё. Останавливается между мной и матерью. Теперь я стою за его широкой спиной.

– Хватит, мама, – говорит негромко. – На сегодня точно.

– Но, Джафар, ты же…

– Я всё знаю. – Он не повышает голоса. – И если ты пришла забирать её – зря. Она останется здесь.

Зулейха-ханум прижимает ладонь к груди.

– Ты ради чужой женщины идёшь против своей матери?

Джафар смотрит прямо.

– А разве она мне чужая?

Я вздрагиваю. Я не хотела быть причиной ссоры.

– Ты проклянешь этот день, Джафар!

– Нет, мама, – отвечает он тихо. – Этот день я запомню. Потому что моя дочь, которая когда-нибудь выйдет замуж, будет знать, что всегда может вернуться в отчий дом, если в доме мужа к ней будут относиться неподобающим образом. Никто не поднимет руку на мою девочку, пока я жив.

Тишина.

Сердце бьётся так громко, что кажется, его слышно всем. Конечно, он говорил про Аишу. Но как прозвучало.

Глава 8

Как только за Зулейхой закрывается дверь, я не выдерживаю и убегаю в гостевую спальню. Это ужасно невоспитанно по отношению к хозяевам, но меня трясёт так, что я боюсь сорваться на глазах тех, кто был ко мне по-настоящему добр.

Всё внутри горит. Руки дрожат, дыхание сбилось. Я врываюсь в комнату, захлопываю дверь, бросаюсь на кровать и зарываюсь лицом в подушку. И тогда всё вырывается.

Рыдания, всхлипы, сдавленные звуки – будто из самой груди выходит то, что я годами прятала.

Меня трясёт. Не только от слов Зулейхи-ханум, но и от обид, унижений, воспоминаний о том, как я каждый день просыпалась рядом с мужчиной, который не любил меня, а я уже возненавидела его за жестокость.

Слёзы текут в подушку. Я задыхаюсь ими. Вдруг рядом тихо скрипит дверь. Слышны уже знакомые шаги.

На кровать рядом опускается Джала – тёплая, отчего-то такая добрая, родная. Кладёт ладонь мне на спину.

– Тсс, дочка… – шепчет она, медленно гладя меня. – Не плачь. Всё уже позади.

– Мне так больно, Джала, – всхлипываю. – Она назвала меня неблагодарной. Змеёй. Сказала, что я разрушила семью. А я ведь не хотела… Не хотела вставать между ними. Между двумя братьями. Но если я вернусь к Зауру – он просто живого места на мне не оставит.

– А таким порядочным выглядит, – Джала тяжело вздыхает. – Вежливый, хорошо одетый, всегда с улыбкой. Никогда бы не подумала.

Я закрываю глаза, потому что воспоминания возвращают меня в прошлое.

– Его измена стала моим спасением, – сажусь на кровати. – Ты не представляешь, как я боялась ночами и молилась – лишь бы не тронул. А если день был тяжёлый и он приходил злой, то всё… я знала, что он снова полезет на меня. И так было один-два раза в неделю. Я знала, что должна исполнить долг, как жена… но, Аллах, как это было больно.

Джала молчит. Только её рука продолжает медленно двигаться по моей спине.

– Ты была… сухая? – спрашивает она осторожно.

– Да. Я ничего не чувствовала, кроме боли. Я не умела и не знаю, как это может быть по-другому. Он говорил… – я сжимаю кулаки. – Говорил, что ему противно. Что я просто дырка, чтобы…

Слова тонут в рыданиях. Я прячу лицо в ладонях. Мне стыдно даже произносить это.

– Тише, тише, – Джала обнимает меня крепче, шепчет что-то ласковое – про милосердие Аллаха, про то, что теперь всё будет иначе. – Раз ты здесь, значит, так было угодно Всевышнему. Всё по Его воле, дочка.

Я пытаюсь успокоиться. Слёзы уже просто текут, без силы. Только тихие всхлипы.

И вдруг – резкий, уверенный стук в дверь.

– Латифа? – гремит, подобно раскатам грома. – Я могу войти?

Джала мгновенно выпрямляется.

– Это Джафар-бей, – шепчет. – Надо бы открыть.

Я смахиваю слёзы, встаю. Платье сминается, я его приглаживаю, но руки всё равно дрожат. Джала идёт к двери и медленно поворачивает ручку.

Джафар-бей появляется на пороге – грозный, огромный, словно весь дверной проём становится ему тесен. Взгляд – холодный, но не равнодушный. От хозяина дома исходит такая сила, что мне хочется спрятаться.

– Всё в порядке? – спрашивает с опаской.

Я открываю рот, но слова застревают. Джала отвечает за меня:

– Немного расстроилась, Джафар-джан. После визита Зулейхи-ханум. Я посижу с ней, пока не успокоится.

Он смотрит на меня пристально. Мне кажется, он видит всё: каждую дрожь, каждую слезинку на щеках.

– Спасибо, Джала, – говорит он, не сводя с меня глаз. – Можешь оставить нас.

Джала мнётся.

– Может, не стоит?..

– Всё в порядке, – отрезает он. – Иди.

Она опускает глаза, выходит, тихо закрыв за собой дверь.

Мы остаёмся одни. Я стою, не зная, куда деть руки. Он подходит ко мне. Не близко, но достаточно, чтобы я ощутила тепло его тела, тяжесть его взгляда.

– Не бойся, – говорит он негромко. – Никто больше тебя не обидит.

Я опускаю глаза, но сердце бьётся так сильно, что отзывается в висках.

– Заур был у меня, – говорит Джафар-бей. – Приходил в офис.

Я поднимаю глаза.

– Что он сказал?

– Ничего нового, – в голосе Джафара сталь, под которой слышна усталость. – Я не стал слушать. Сказал ему одно: ты настроена на развод. И что это твоё решение.

Я ощущаю, как кровь приливает к лицу.

– Да, – говорю твёрдо. – Я хочу развод. Пусть даже если меня проклянёт ваша мать и моя родня тоже.

Он смотрит на меня, не моргая, долго.

– Пока ты здесь, – произносит негромко, – я никому не дам тебя в обиду.

– Джафар-бей, – выдыхаю еле слышно, – благодарю вас. Я не хотела вставать между вами и вашей семьёй. Я понимаю, на что вы идёте, чтобы помочь мне.

– Я сам отец, Латифа. Я хочу, чтобы моя дочь знала: на любую силу найдётся другая сила. И я, как отец, смогу ее защитить, – говорит он. А я понимаю, что мой папа вряд ли сделает это. – Я отправлю Джалу и ребят за твоими вещами. Подумай, что тебе нужно.

Он разворачивается и идёт к двери.

Я стою, не дыша. На щеках горит огонь, кожа всё ещё помнит его присутствие. Он доходит до двери, а я отворачиваюсь к окну. Сердце всё ещё стучит в висках. Хочу сделать шаг, вдохнуть, но голова кружится, к горлу подкатывает тошнота.

Мир плывёт. В глазах темнеет. Я хватаюсь за стул, но он с грохотом падает.

И вдруг густая тьма накрывает меня.