Текст книги "Возвращаясь к себе (СИ)"

Автор книги: Лия Нежина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Глава 16

Лиза

Вниз мы спустились, только когда позвонил водитель такси. На первом этаже наткнулись на Пашку, который расхаживал взад-вперед и, по-видимому, ждал нас. Увидев, что мы вместе, он просиял.

– Ребята, я так за вас рад! – воскликнул, обнимая меня. – А вы куда?

Мы переглянулись и ответили вместе:

– Домой…

– Нас такси ждет, – объяснила я.

Пашка как-то странно посмотрел на Лешу, потом его вдруг осенило:

– О! Я с вами! Вы ведь меня подвезете? Вернее, я вас провожу, а потом на вашей машине поеду к себе.

Если честно, я была не в восторге. Идея эта вызвала только недоумение:

– Паш, что ты такси не можешь вызвать? – спросила раздраженно.

Поняла я его, лишь когда мы усаживались в машину. Если б не он, кто бы помог Лешке сесть и сложить кресло. Как настоящий друг, Пашка помнил о том, о чем мы не подумали.

Когда машина трогается, Леша протягивает водителю деньги и называет свой адрес. На мой непонимающий взгляд говорит только: «Едем ко мне».

Таксист, который уже явно злится на нас, увидев деньги, смягчается и, немного поворчав, везет нас по нужному адресу.

Мы с Лешкой сидим на задних сидениях и держимся за руки. Меня заполняет ощущение безграничного счастья, и я стараюсь приглушить улыбку на лице, чтоб не выглядеть совсем уж глупо. Лешка, наоборот, слишком серьезен и скован. Мне даже приходит мысль, что он жалеет о своем решении.

Такси останавливается у Лешкиного дома, и Пашка выходит вместе с нами. Он пересаживает Лешу в кресло и помогает нам подняться в квартиру. Но, пока мы открываем дверь, незаметно испаряется в неизвестном направлении, даже не попрощавшись, так что Леша усмехается: «Ну, Пашка-очаровашка!».

В квартире царит беспорядок. Да что там, настоящий бардак! Вещи, обувь, какие-то документы – все разбросано. От прежнего аккуратного аскетичного жилища не осталось и следа. Но поражает меня другое: повсюду вдоль стен прикреплены перила, порогов больше нет, сделаны подставки и опоры. Все, чтоб жить без посторонней помощи.

Романов сразу проезжает в ванную и закрывает за собой дверь.

– Тебе помочь? – кричу я, спохватившись.

– Нет, – отвечает он из-за закрытой двери, – я сам. Ты осваивайся.

Осваивайся! Состояние, как у невинной девушки накануне первой брачной ночи. Ведь сегодня решится, какими будут наши отношения дальше.

Чтобы скинуть напряжение, решаю прибраться и приготовить ужин. Первым делом иду в кухню и заглядываю в холодильник. Шаром покати – кто бы сомневался! Но на верхней полке все-таки нахожу яйца и немного молока. Можно приготовить омлет.

Пока Лешка плещется в ванной, успеваю навести относительный порядок и накрыть на стол. Романов въезжает в кухню одетый в свободную домашнюю одежду, с капельками воды в волосах. Мы усаживаемся за стол друг напротив друга и молча едим.

– Ты пойдешь в душ? – вдруг спрашивает он, и я вздрагиваю от звука его голоса.

Сбежав в ванну, закрываю дверь, облокачиваюсь на стену и прислушиваюсь. Потом моюсь тщательно очень горячей водой, потому что меня то знобит, то бросает в жар. И, выйдя из ванной, неловко топчусь на пороге комнаты, потому что не знаю, куда пойти.

– Лиза, иди сюда, – доносится его голос, и, мне кажется, что в нем я слышу нервные, тревожные нотки.

Зайдя в спальню, вижу, что он сидит на кровати, не раздеваясь.

– Я постелил тебе в той комнате, – говорит, не глядя на меня.

От этих слов у меня в душе холодеет. Хочется возразить, сказать: «Какой смысл быть соседями в этой квартире?». Но вдруг понимаю, что он боится ничуть не меньше меня, и, присаживаясь рядом, отвечаю, как ни в чем не бывало:

– Хорошо. Тебе помочь?

Он поджимает губы и грустно смотрит мне в глаза.

– Лиза, – вдруг говорит очень серьезно, – если ты выбираешь меня, дай мне возможность чувствовать себя сильным. Мне не сиделка нужна.

Что я могу сказать? Конечно, он прав, мне еще учиться и учиться.

– Ладно, – говорит он с горечью, – ты иди. Тебе на работу завтра?

– Нет, – качаю я головой.

У меня и правда завтра последний выходной, и на часах уже за полночь. Но мне не хочется уходить от него. Между нами и так все зыбко, натянуто до предела, и я боюсь, что эта тонкая связь совсем оборвется.

– Я хочу остаться, – говорю, уткнувшись в его плечо. – Хочу быть с тобой.

Он выдыхает и, подтянувшись на руках, ложится головой на подушку. Я устраиваюсь на противоположной стороне кровати и лежу, разглядывая его лицо в свете ночника. Сказать, что я на грани – не сказать ничего.

Он лежит с открытыми глазами, и я уже собираюсь что-нибудь ему сказать, но он поворачивается на бок и смотрит мне в глаза, потом тянется рукой к моему лицу. Стараясь не дышать, я придвигаюсь ближе, так чтобы чувствовать его всем телом. Он, наконец, обнимает меня и прикасается губами к губам. Мы как будто вновь узнаем друг друга, изучаем и привыкаем. Наш нежный поцелуй постепенно становится глубоким, страстным. Но очень скоро я понимаю, что только поцелуев мне мало. Я слишком долго ждала этого мужчину и теперь с ума сойду, если не получу.

Когда его рука оказывается под блузкой и прикасается к моей обнаженной груди, я закидываю на него ногу и прижимаюсь теснее. Он с рычанием обхватывает мои бедра. Он меня хочет. Это открытие окрыляет меня. Я больше ничего не боюсь, потому что понимаю, что трусливой и неуверенной мне сейчас быть нельзя.

Не отрываясь от его губ, я сама снимаю одежду и, поймав на себе голодный взгляд, тяну вниз его брюки вместе с бельем. Минуту мы лежим обнаженные, прильнув друг к другу телами, и пытаемся отдышаться. Потом я осторожно толкаю его на спину и сажусь сверху. Он замирает и тут же подхватывает меня под ягодицы. Тогда я сама направляю его в себя.

Он прикрывает глаза, закусывает губы и стонет, опуская мня. Несмотря на дикое желание внутри, я морщусь от боли и впиваюсь в его плечи: почти год у меня никого не было. Но вот одно, два, три движения, и я привыкаю к нему, и уже задыхаюсь от удовольствия, и с ума схожу, видя, как ему хорошо.

Когда он кончает, я лежу, вздрагивая от бушующего внутри возбуждения и неудовлетворенного желания. Слишком быстро…

– Прости. Не мог сдержаться, – шепчет, целуя мою шею.

Его руки тянутся ко мне, и я раскрываюсь, потому что не могу отказаться от этих ласк. Его прикосновения, сначала тягучие и неторопливые, опять становятся сильными, а дыхание прерывистым. Он опять хочет меня.

Я откликаюсь мгновенно и приподнимаюсь, чтоб снова быть сверху, но он не позволяет.

– Я знаю, как ты любишь, – укладывает он меня на спину и располагается между моих разведенных ног. Мое сердце сбивается с ритма.

– Леша, – шепчу я неуверенно, – как ты?..

– Молчи, – рычит он и медленно входит в меня.

Я кричу! Кричу при каждом его движении, при каждом толчке. Он кусает губы и смотрит в мое лицо.

– Давай, любимая, теперь ты… – шепчут его губы.

И когда он толкается особенно глубоко и сильно, мое тело отвечает невероятным оргазмом.

Алексей

Посадку на рейс до Москвы опять задерживают из-за шквалистого ветра, и мы тревожно поглядываем на часы. Через неделю у меня операция, через неделю решится: буду я ходить или нет.

В аэропорт мы приехали всей толпой: Пашка, отец, Лиза и я. Зачем надо было создавать такой ажиотаж – не понимаю? Мне хотелось еще чуть-чуть побыть наедине с Лизой, и отец, страшно довольный, что мы вместе, уводит Пашку в ресторан.

Лиза невесело вздыхает, глядя им вслед, и придвигается ко мне. Обнимая, я прижимаю ее ближе и тихо спрашиваю:

– Ты ждать-то будешь?

– Что? – отстраняется она и удивленно смотрит мне в глаза.

– Ну меня будешь ждать, Савельева? – говорю чуть громче.

Она фыркает и морщит лоб.

– Если ты до сих пор сомневаешься во мне…

– Да ладно, ладно, – говорю примирительно и подношу ее ледяные руки к своему лицу. – Только вот думаю: подсядет твоя мамаша тебе на уши, и ты сдашься.

Она смотрит серьезно и твердо произносит, будто клянется:

– Романов, я буду тебя ждать.

– Это хорошо… – улыбаюсь я. – А то я тебя 10 лет, а ты…

Она перестает хмуриться, и губы вздрагивают от едва уловимой улыбки.

– Я скоро приеду, ты соскучиться не успеешь, – мурлычет мне в ухо.

– Слушай, Савельева, я тут подумал, – говорю, пряча улыбку, – как насчет того, чтобы сменить фамилию?

Ее приглушенный смех, как бальзам на душу.

– Чем тебя моя не устраивает? – делает возмущенное лицо.

– Думаю, Романова подойдет тебе больше.

Она смеется звонко, как колокольчик.

– Ничего оригинальней придумать не мог? – укоряет меня.

– Пока я придумаю, умыкнут ведь, – вздыхаю, потому что, и правда, боюсь оставлять ее одну.

Она прячет покрасневшее лицо на моей груди и еле слышно шепчет:

– Не умыкнут…

Эпилог

Алексей

Когда родился наш сын, я выбросил инвалидное кресло. Порой было так тяжело, что опускались руки и все тело ломило и не слушалось. Но я смотрел на Лизу, которая решилась связать со мной жизнь и родить ребенка, и у меня будто отрастали крылья.

Теперь, когда Максу уже три года, я понимаю, что, если б не они с Лизой, если бы не желание быть им опорой, я бы не встал никогда. Ничто так не греет мужика, как осознание, что любимая женщина будет с ним всегда, что бы ни случилось.

– Жаль, что испортилась погода, – сетует Лиза, выводя из подъезда закутанного Максимку. – Можно было бы Макса на лодке покатать и в лес сходить…

Я тоже недовольно морщусь, глядя на хмурое небо. Даже не верится, что когда-то любил осень. Летом хорошо: надел на Макса шорты и кепку – и готово. А тут началось: майка с коротким, кофта с длинным, шапка, шарф… Не ребенок, а слоеный пирог!

– Романова! – киваю на Макса. – Ты его на полюс собрала?

– Романов! – отвечает она в тон. – Лично мне не хочется потом лечить сопли и кашель. Так что не ворчи!

Сегодня мы едем к отцу. Он решил собрать всех в своем доме по случаю 55-летия. И, хоть с мачехой и их детьми у меня по-прежнему натянутые отношения, мы семья.

Пока Лиза пристегивает сына, ставлю сумки с подарками в багажник. Потом включаю тихую музыку и жду, когда жена устроится на соседнем сидении.

Едва мы выезжаем со стоянки, Максим начинает равномерно посапывать, и всю дорогу Лиза изредка оборачивается, с нежностью глядя на него.

По пути заезжаем за Лилией Викторовой.

– Лешенька, езжай осторожно, – просит она, садясь на заднее сидение рядом с внуком и поправляя на нем курточку.

Мы с Лизой невольно переглядываемся и кривим губы. «Лешенька» – это только последние пару лет. До этого Лиза была «предательницей и идиоткой», а я «этот придурок», потом нас игнорировали целый год, и только когда родился Максимка, Лилия Викторовна снизошла до того, чтобы начать с нами общаться. Если честно, мне это далось непросто. И была б моя воля, я б ее к жене и сыну на пушечный выстрел не подпустил. Но Лизе очень хотелось наладить отношения с матерью, и я сдался.

Правда, стоит отдать Лилии Викторовне должное: она оказалась неплохой тещей и отличной бабушкой. В Максике души не чает, и он, чувствуя свою власть, уже рулит ею, как хочет.

Когда мы минут через сорок подъезжаем к дому отца, бабушка сама будит Макса, и он ее радостно обнимает. В дом они тоже идут вместе, забрав с собой мягкого синего зайца.

Лиза собирает оставленные Максимкой шапку и шарф, берет его игрушки. Она не видит, как я наблюдаю и любуюсь ею, не подозревает, как мало в ней осталось от той высокомерной девицы, которую я встретил в «Мотыльке».

– Красавица! – шепчу ей, когда, поправив платье, она глядит в зеркало.

– Да ладно…, – смеется, прижимаясь ко мне. – Это просто платье новое… и макияж.

Дурочка! Она думает, что изменилась, стала сильной, уверенной, а на самом деле, она просто вернулась к себе настоящей… и меня вернула.

Обнимаю ее и разворачиваю к дому, где уже изо всех окон на нас смотрят любопытные родственники.

– Леша, – говорит она вдруг, мечтательно глядя на коттедж моего отца, – а у нас когда-нибудь будет такой дом?

Не могу удержаться от улыбки. Вообще-то это сюрприз, но я уже кое-что предпринял, чтобы через год-полтора переехать с семьей за город.

– Вот родишь второго ребенка, – лукаво прищуриваюсь, – тогда и построю.

Она неожиданно напрягается, видимо, не оценив моей шутки, потом снисходительно наклоняет голову.

– Романов, я, конечно, не уверена, но, по-моему, тебе нужно поторопиться!

Несколько секунд смотрю на нее непонимающе, потом до меня, наконец, доходит смысл сказанного.

Пашка однажды, видимо, понаблюдав за нами, объявил, что с Лизой я становлюсь подкаблучником. В общем-то я не спорю. Но главное, что я стал с ней счастливым и в лепешку расшибусь, чтоб и она была со мной счастлива. Поэтому я сглатываю ком в горле и шепчу, целуя ее в волосы:

– Все будет, Лиза!