Текст книги "Возвращаясь к себе (СИ)"
Автор книги: Лия Нежина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Глава 3
Лиза
Третий раз за эту неделю придется тащиться в «Атаку». Хорошо еще, не на метро и не на той вонючей машине, в которой нас в прошлый раз подвозил Романов. Но все равно злая, как собака. Планам на вечер крышка. Еле сдерживаюсь, чтоб не начать грубить.
Ладно еще Романов! Но как мог Сергей согласиться! Я вообще-то дизайнер, а не прораб.
На улице начинает накрапывать дождь. Этого только не хватало для полного счастья! Пытаясь стряхнуть с одежды капли воды, сажусь в машину Романова на переднее сидение. Пахнет кожей и дамскими сигаретами с ароматизатором. Светка покупает такие, когда мы идем в клуб, чтоб был повод познакомиться. Запах аж въелся в кожаную обивку.
Романов уже заводит машину, когда звонит мой смартфон и на экране появляется веселая Катюшина мордашка. Нет настроения сейчас с ней разговаривать, так что беру трубку и официальным тоном говорю:
– Я занята, перезвоните позже.
Уже собираюсь сбросить вызов, но слышу:
– Стоп! Занята она! Никуда не уезжайте. Я еду с вами – приказ шефа.
Если б я ругалась матом, то Романов был бы сейчас очень удивлен. Что могло сподвигнуть Сергея отправить ее с нами? Но ничего не поделаешь – прошу Романова подождать, и мы долгих десять минут молчаливо ждем.
Наконец задняя дверца машины открывается, и на сиденье плюхается довольная Катюшка. Даа, Макарова вышла на тропу войны: плащ нараспашку, под ним черное короткое платье для особых случаев, на лице полная боевая раскраска. Эта наглая особа мило улыбается и щебечет о том, что шеф просил передать кое-какие бумаги и помочь нам на месте. Когда я по-глупости поинтересовалась, какие такие важные бумаги просил передать Сергей, она вручила мне тонюсенькую папочку с одним единственным документом – ксерокопией плана «Атаки».
Все ясно! Думаю, Сергей даже не в курсе, куда подевалась его дизайнер. Катя подмигивает мне, чтоб я ее не выдавала. Очень мне надо! Знакомлю их с Романовым и отворачиваюсь к окну.
Дождь на улице усиливается. Он уже не капает, а хлещет в стекло. У меня ни шапки, ни зонта, ни капюшона. Не представляю, как буду добираться до дома.
Катя кокетничает с Романовым, но он так холодно ей отвечает, что она в конце концов надувает губки и всю оставшуюся дорогу сидит нахохлившись. А он невозмутимо глядит на дорогу, крепко сжимая руль.
Наконец мы подъезжаем к бару и выходим из машины. Романов идет впереди, а мы с Катюшей, спасая друг друга от дождя и ветра, семеним сзади под его широким темно-серым зонтом. Катя шепчет мне в ухо:
– Я как узнала, КТО приехал к Ивашкину, просто обалдела! А ты говоришь: машина… А он, оказывается, владелец заводов, газет, пароходов…
Катюша начинает вилять задом, хихикая и толкая меня. Потом добавляет заговорщицким тоном:
– А я шефа обманула! Сказала, что вы документы забыли и их надо срочно отвезти. Даже сапоги не надела, – и я только теперь замечаю, что она в своих офисных туфлях на высоченной шпильке. – А твой секси мачо холодный, как ледышка.
– Ты ж моя бедняжка, – говорю с жалостью. – Такой подвиг и ради кого?..
Романов открывает дверь и первым шагает в кромешную темноту, а мы стоим у входа и мерзнем. Две дурехи на каблуках и в коротких юбках. Только в таком виде и лазить по «Атаке».
Зажигается мутный желтый свет, и мы входим. «Атака» первоначально была караоке-баром с пафосным названием «Ренессанс». От ренессанса здесь теперь только воспоминания и горы аппаратуры, лежащей, как попало. Правда, уцелела барная стойка и еще кое-какая мебель. А вообще разруха полнейшая.
Катюшкин каблук куда-то проваливается, и она хватается за руку Романова, чтоб не упасть. Хороший ход. Он не убирает руки, и они идут уже вдвоем. Катя сияет. Ее от него теперь клещами не оттащить. Я устало плетусь сзади, слушая, что Алексей говорит о своих планах на «Атаку». Мы обходим помещение, и я убеждаюсь, что Романов ничего нового мне не скажет и поездка сюда была чистой воды прихотью, самодурством и желанием показать, кто здесь главный. Поэтому, не особо вникая в разговор, первой иду к выходу.
Неожиданно прямо у меня перед носом входная дверь резко распахивается и на пороге возникает здоровенный детина с выпученными глазами и гаечным ключом в руках. Причем держит он его у груди, будто от нечистой силы защищается.
Кажется, я собиралась завизжать, во всяком случае, открыла уже рот, но передо мной возникла широкая спина Романова.
– Здорово, Паш, – спокойно говорит он, подавая пучеглазому руку. – Ты что тут делаешь?
Тот, поморгав минуту и опустив ключ, начинает медленно, немного нараспев:
– Ехал мимо, смотрю: в «Атаке» свет горит. Думал – воры.
Романов рассмеялся.
– Так ты мое имущество гаечным ключом собирался спасать. А домкрат притащить не догадался?
Потом разворачивается ко мне:
– Ты как? Не испугалась?
И не дожидаясь ответа, хватает за руку и, ставя перед собой, знакомит нас:
– Лиза, это Павел, мой друг и очень хороший человек. Паш, это моя одноклассница Лиза и ее подруга Катя. Лиза будет заниматься интерьером клуба.
Павел несколько раз мигает, потом вытирает ладонь о штанину и протягивает мне, когда я жму его теплую большую руку, Романов, коварно улыбаясь, добавляет:
– Кстати, помнишь, я подвозил тебя неделю назад? Это была его машина.
Смотрю на свою руку, потом на Пашу. Его лицо краснеет так, что даже волосы начинают отливать рыжим. Ну и друзья у Романова!
После того как перезнакомились, выяснив попутно, что Пашка и Катя родом из одного города, заявляю, что нам с Катюшей пора, надеясь в душе, что Романов все-таки проявит благородство и нас отвезет. Вдруг явление с гаечным ключом, которое глупо улыбается и переводит взгляд то на меня, то на Романова, вдруг выдает:
– Да куда же вы, девчонки! Расскажите хоть, что тут планируется?
Катюша, по-моему, очень даже не против задержаться, но я торопливо отвечаю:
– В другой раз. Мы и так уже продрогли.
Пашка только обрадовался:
– Значит надо греться! А у меня и вино с собой есть! Милочка просила купить.
С ума сойти! Это что специально? Катюша бросается меня уговаривать, сигнализируя всеми средствами, чтобы я соглашалась. Но я непреклонна: во-первых, может позвонить Сергей, во-вторых, что я скажу маме, когда заявлюсь под шофе.
Только спорить с Пашей оказалось бесполезно. Получив Катюшку в союзники, он, с молчаливого согласия Романова, освобождает один стол от коробок и начинает снимать целлофан с кресел. Приходится сдаться. Ну чего не сделаешь ради подруги!
Пашка ныряет в холодные осенние сумерки, и через 5 минут мы открываем бутылку вина, разливаем по бокалам, которые обнаружились за барной стойкой. Вино согревает, быстро дает в голову, тем более, я с утра ничего не ела.
Пашка оказывается настоящим балагуром. Он рассказывает о своем родном городе, о приключениях на рыбалке, травит какие-то мужские анекдоты, и мы смеемся. Романов почти не участвует в разговоре, лишь изредка поддакивает. Он не пьет, и это вселяет надежду, что нас все-таки развезут по домам.
Наконец бутылка пуста, и я уже собираюсь объявить, что нам пора, но дверь снова открывается, и на пороге появляется стройная брюнетка в черном пальто и модной шляпе с полями. В руках бутылка белого вина.
Романов удивленно открывает рот. Пашка вскакивает, бежит встречать гостью.
– А вот и Милочка!
Он подскакивает к ней, хочет помочь снять пальто, но она отстраняется с видимым пренебрежением. Это, правда, не обижает Пашку. Он тараторит о том, как здорово, что мы встретились, что Мила позвонила в нужный момент и смогла приехать.
Девушка, не особо обращая на него внимание, проходит и садится рядом с Романовым, который расслабленно сидит в кресле. Медленно и эротично наклоняясь к нему, что-то шепчет на ухо. Он неожиданно поднимает на меня взгляд, будто речь идет обо мне, и девушка, заметив это, улыбается мне и протягивает руку.
– Мила, – говорит она в ответ на мое рукопожатие. – Алекс любит устраивать сюрпризы.
Романов, по-моему, поморщился.
– Если никто не возражает, я закурю, – говорит девушка, вынимая из сумочки дамские сигареты.
– Я возражаю, – грубовато отвечает Романов, почему-то поглядывая на меня. – Твоими сигаретами весь салон пропах. Хочешь курить – иди на улицу.
Ясно теперь, кто курит в его машине. А я было подумала, что Мила – девушка Паши.
Мила явно обижена, но виду не подает, и мы в таком составе сидим еще полчаса. Общаются в основном Паша и Катя. Мила свысока созерцает происходящее, всем своим шикарным бюстом развернувшись к Романову. Он молчит, игнорируя все Катюшины попытки его растормошить. Я смотрю на это все, как на спектакль, но мне так спокойно и тепло, что и уходить не хочется.
Тут кто-то замечает, что музыка была бы не лишней. Романов встает, подходит к коробкам с аппаратурой и начинает что-то искать. Потом к нему присоединяется Мила, и вдруг мы слышим ее восторженный вопль:
– Здесь караоке! Микрофоны! Давайте петь!
Я делаю робкую попытку уговорить Катю поехать домой, но она и слышать не хочет. Идею «спеть» особенно рьяно поддержал Пашка, который первым выбрал песню и забасил под «Ой, мороз, мороз…».
Мы спели «О Боже, какой мужчина…», потом про коня, с которым кто-то идет по полю, дошли до «Рюмки водки», когда Паша попросил:
– Милочка, спой пожалуйста!
Мила особо упираться не стала. Она сама выбрала музыку, отошла к барной стойке и запела красивым высоким голосом известную песню на английском языке. Пашка, фальшивя, пытался ей подпевать, но она смотрела только на Романова. Как песня звала и манила, так звал и манил ее тоскливый взгляд.
Пела она хорошо, чисто, и Пашка был в восторге. Его не обидела даже фраза, брошенная Романову:
– Для тебя, Алекс!
Когда песня закончилась, я решилась еще раз попытаться утащить домой Катю, но Романов неожиданно развернулся ко мне и попросил:
– Лиза, спой пожалуйста.
Мне вспомнился этот взгляд. Я вдруг увидела напротив себя того мальчишку, который ждал меня у подъезда. Уверена, он тоже об этом подумал. Стало как-то пусто на душе, будто вот только я считала себя вполне счастливым человеком, а теперь поняла, что у меня нет чего-то самого главного…
Я не пела давно. В конце 11-го класса я сказала маме, что хочу быть певицей и собираюсь в Москву, в Гнесинку. Она не рассмеялась, просто спросила, соглашусь ли я ради карьеры быть любовницей престарелого продюсера.
– Пробиваются единицы, – сказала она. – Остальные спиваются, встают на панель, живут в нищете.
Тогда мне нечего было возразить, а сейчас я бы сказала: «Почему бы мне не быть той единицей? Почему бы тебе не верить в меня чуть больше, мама?»
Вспомнив об этом сейчас, я вдруг разозлилась. Я спою им, но спою совсем не то, что они ожидают услышать. И спою ТАК, как они не умеют. Когда подошла к компьютеру, еще не знала, что это будет, но наткнувшись на папку «Группа «Кино», сразу ее открыла, а когда взгляд упал на трек с названием «Красно-желтые дни», сомнений не осталось.
Алексей
Что у нее за подруги! Весь мой план летит к черту. Могу поспорить, постарался Ивашкин. Наверняка, он подослал эту рыжеволосую.
Приехали в клуб, и опять все не так. Катерина вцепилась в меня мертвой хваткой, и ни на шаг не отпускает. Теряю квалификацию. Второго Пашки у меня для нее нет.
Только подумал о нем, как в дверях нарисовалось это безобразие с гаечным ключом. Думал, прибью придурка. Но появление Пашки, как ни странно, спасло ситуацию. Какой бы он ни был чудик, но взгляды мои в сторону Лизы понял и сообразил притащить из магазина напротив бутылку отличного красного вина. Что все-таки с мужиком делает красивая женщина! Переспал с Милкой – поверил в себя, крылья выросли. Вот только какого черта он ее сюда притащил?
Милка, едва успев переступить порог, наклоняется ко мне и шепчет, бесцеремонно кивая на девчонок:
– Которая твоя?
Невольно взгляд падает на Лизу, и Мила все понимает. Собственно, меня это не тревожит: начнет выпендриваться – пойдет гулять. Пашку только жалко – я сам толкнул его к этой стерве.
Когда вспомнили про караоке, даже порадовался: давай, девочка, покажи себя. Но Лиза опять как все. Подпевает, слушает фальшивый бас Пашки. Эх, была б тут гитара, я сыграл бы для тебя, вспомнили бы пальцы!
Выручает опять Пашка. Просит Милку спеть. Что она неплохо поет, я знаю давно. Мы и познакомились-то, когда она устраивалась солисткой ко мне в «Мотылек». В итоге проработала 2 недели, подцепила какого-то депутата и пропала. Пришла через месяц, проработала 3 дня, подцепила хоккеиста и снова пропала. Когда она пришла через год, я сказал: «Извини, лови рыбку в других водах». С тех пор мы общаемся регулярно. Время от времени у Милки появляется очередной богатый кавалер, но это всегда ненадолго. На Пашку она кинулась явно, чтоб подразнить меня, а может, эмоций живых захотелось.
Пашка от Милки не в адеквате. Смотрит на нее и аж светится весь. А она демонстративно выдает, закончив петь:
– Для тебя, Алекс!
Не хочется при девчонках затевать разборки, но когда она присаживается рядом, шепчу предостерегающе:
– Не играй со мной, Милочка!
И прошу Лизу спеть. Она не ломается, смотрит мне в глаза, и я чувствую такой покой внутри, будто я долго не был дома и вот, наконец, вернулся. Лиза выбирает недолго, по-моему, она вообще ткнула, куда попало. Но когда я слышу первый аккорд, понимаю: все неслучайно. Эту песню я репетировал на наш школьный выпускной. Для нее. Эту песню я отказался играть, потому что она не пришла.
Сначала Лиза немного зажата, видимо, долго не пела на людях, но припев поет так, как раньше, и даже лучше. Уверенно, сильно, в полный голос. И главное – она поет о том, что чувствует и что чувствую я.
На последнем куплете понимаю, что пальцы левой руки ставят аккорды, будто я играю для нее. Что-то отвлекает меня, какой-то холодок, пробежавший по ногам. Дверь что ли открылась? Точно! У входа стоит Ивашкин. Он в сером промокшем пальто и с непокрытой головой. На лице неподдельное потрясение.
Песня заканчивается. Вот сейчас Лиза повернется и увидит его. Но с последними звуками музыки поднимаюсь и иду к ней. Она, раскрасневшаяся, горящими глазами смотрит на меня и открыто, не отводя глаз, улыбается. Как она улыбается! Она похожа на спортсмена, который все сидел в запасных и вдруг побил мировой рекорд. Прежняя, настоящая.
Не думая больше ни о чем, привлекаю ее к себе и шепчу в волосы:
– Спасибо за песню.
Она кивает, смотрит мне в глаза, тоже обнимает меня и смеется. Она не понимает! А я слетаю с катушек. Прижимаю ее ближе и целую. Сначала просто пью ее, умирая от жажды, потом, не чувствуя ответа, замираю и, глядя на ее припухшие влажные губы, почти беззвучно прошу:
– Ответь!..
Она зачем-то смотрит в мои пьяные глаза, и сама подается ко мне. Мы целуемся, как сумасшедшие, забыв, что рядом друзья, которые удивленно на нас глядят, что мы, по сути, друг другу – никто. Я чувствую, как она прижимается ко мне и отвечает прерывистым дыханием на мои прикосновения.
Рядом что-то разбивается. Лиза вздрагивает, и я с неохотой отрываюсь от нее, но не отпускаю совсем. На полу рядом с бледной и злой Милкой разбитый бокал и лужица красного вина.
– Бокал разбился, – засуетился Пашка. – Это ж к счастью!
Его голос срывается, потому что на сером цементе красные брызги смотрится страшно.
Лиза отстраняется и вдруг замечает Ивашкина.
– Сергей Николаевич!
К Ивашкину подходит чересчур веселая и оживленная Катя, что-то сбивчиво, по-моему, нервозно объясняет, зачем-то извиняется. Он кивает, почти не слушая ее и задумчиво поглядывая на Лизу. Она не отходит от меня, но выражение лица, как у побитой собаки. Не могу на это смотреть.
– Проходите, Сергей! – говорю, взяв Лизу за руку. – Мы решили немного отдохнуть, присоединяйтесь.
– Спасибо, нет, – отвечает он глухим голосом и поворачивается к Лизе. – Лилия Викторовна не могла до тебя дозвониться. Она беспокоится.
Она отнимает свою руку, бледная, как мраморная статуя, лихорадочно роется в маленькой темно-коричневой сумочке, выуживая телефон и лишь взглянув мельком, кидает его назад и берет плащ.
– Я сам отвезу, – говорю поспешно.
– Не надо, мне по пути, а у вас гости, – с какой-то издевкой отвечает Ивашкин. И я понимаю, что он чувствует себя вправе сейчас так говорить, потому что действительно считает: им по пути.
Вдруг все разом начинают говорить, так что мне хочется заорать и выпроводить всех вон. Катя прощается с Милой и Пашкой, он что-то ей отвечает и, кажется, даже приглашает в гости. Мила ловит Лизу и щебечет, как приятно ей было познакомиться. Очень ненатурально врет. Когда Лиза одевает пальто, подхожу ближе и, не обращая внимания на Ивашкина, снова предлагаю отвезти. Но Милка и тут не дремлет.
– Паша выпил, ему нельзя за руль, ты же обещал, что нас отвезешь! – ноет она.
Конечно отвезу! Идиот, пригревший на груди змею! Заслужил!
Лиза уходит, не оборачиваясь. Сергей очень галантен, не подал и виду, что что-то не так. На душе противно. Куда она теперь? К нему в постель или к своей деспотичной матери?
Гоню от себя эти мысли. Надо отвезти Пашку с Милкой, а уж потом…
Эти двое молчат всю дорогу, Пашка только изредка тяжело вздыхает. Несколько раз наблюдаю в зеркале, как он порывается что-то у меня спросить, но так и не решается. Везу их в Милкину квартиру. Выходит, она все-таки пустила его к себе. Прогресс. Если они поженятся, я застрелюсь.
Наконец высаживаю их и нервно отдергиваю руку, когда Милка ко мне прикасается. Достала!
Потом долго катаюсь по городу, несколько раз порываясь поехать к старенькой девятиэтажке на Суворова, но в конце концов еду домой. В пустой квартире не зажигаю свет. Усталость давит на плечи. Не раздеваясь, ложусь на диван и засыпаю, послав к черту и Лизу, и ее мать, и Ивашкина.
Глава 4
Лиза
Всю дорогу до дома молча сижу на заднем сидении, не обращая внимания на попытки Сергея (кстати, очень тактичные) меня разговорить. Он отвозит сначала Катю, и мы вдвоем едем через весь город. Хорошо еще, что на улицах нет пробок, но мне все равно это время кажется вечностью.
Он аккуратно тормозит у моего подъезда и оборачивается ко мне.
– Пригласишь?
С чего вдруг?
– Плохая идея, – отвечаю честно. – Извини, в другой раз.
Он помогает выйти из машины, и не отпускает, долго держит мои руки в своих, пытается поймать мой взгляд.
– Если хочешь, возьми завтра отгул, – вдруг предлагает он, хотя в его фирме такого понятия, как отгул, вообще не существует. – Отдохнешь. Я достану билеты в театр…
– Спасибо, не нужно, – выдергиваю руки. Его ладони вспотели, и от этого или от чего-то еще меня мутит. – Я пойду.
– Как хочешь, – говорит он вслед. И добавляет. – А насчет театра подумай.
Я уже думаю, думаю, что сейчас у меня будет шикарный театр одной актрисы.
На цыпочках вхожу в квартиру. В маминой комнате горит настольная лампа. Мама в теплом длинном халате сидит на диване, рядом в кресле – соседка Мария Ильинична. Противно пахнет валерьянкой и корвалолом.
Увидев меня, Мария Ильинична встает и тяжело идет к выходу.
– Ну уж дальше вы сами как-нибудь, – говорит она мне у порога с сочувственным выражением на лице.
– Спасибо, – отвечаю, закрывая дверь.
Не заходя к маме, иду в ванную и долго умываю лицо, чищу зубы, чтобы она не почувствовала запаха алкоголя. Но ее не обманешь.
– Не хочешь узнать, как я тут? – кричит она из комнаты. – Уже подохла или живая еще?
Когда она выходит из себя, вся интеллигентность будто испаряется. Она и ударить может. Поэтому я не прохожу. Встаю на пороге.
– Прости! Телефон разрядился. Я была на работе, – говорю как можно спокойнее.
– Врать-то давно научилась? Я с порога почувствовала, как от тебя разит!
Внутри все закипает, и я срываюсь:
– Мама, пожалуйста! Я взрослый человек! Перестань со мной так разговаривать! Ты же мне жить не даешь!
Хлопнув дверью, рыдая, бегу в свою комнату. Быстро раздевшись, ложусь в кровать. Все тело трясет от страха и обиды. От злости на себя. Какая же я жалкая! Жалкая и ничтожная! Боюсь собственной матери, вру, прячусь от нее. А Сергей? Ведь это она его выбрала! Он полностью соответствует ее представлению о том, каким должен быть мой муж. А чего я сама хочу – не знаю!
Насколько смелой я была вчера вечером, настолько же трусливой стала сегодня утром. Но от мамы на столе только записка: «Ушла к Валентине Алексеевне. Буду нескоро».
Боже, какое счастье, что не придется сейчас смотреть ей в глаза и что-то объяснять! Не важно, что в 8 утра мама обычно только завтракает, а не ходит по подругам.
На работе, где меня не ждали, произвожу фурор. Во-первых, Катя не умеет молчать, и о «новом клиенте с татуировками» судачит весь офис. Во-вторых, виноват Сергей: он объявил, что у меня отгул, и всю мою работу распределил между остальными. Так что наш женсовет не может никак определиться: то ли шеф поощрил меня, то ли собирается уволить.
Не могу дольше терпеть косые взгляды, поэтому сбегаю в кабинет Сергея. Здесь, как всегда, сильно пахнет парфюмом и кожаной мебелью. Сергей любит, чтоб его окружали красивые дорогие вещи. Он сидит на диване и разговаривает по телефону. Увидев меня, быстро заканчивает разговор.
– Лиза? – говорит вместо приветствия. – Ты почему здесь?
– На работу пришла! – возмущаюсь я.
Он смеется, замечая мое раздражение, и, мягко беря за руку, сажает на диван подле себя.
– Зачем пришла? Я же сказал: отдыхай.
– Какой может быть отдых! – говорю, поправляя юбку. – А кто будет «Атакой» заниматься?
Сергей мнется и как-то очень довольно смотрит на меня.
– Я думаю, с «Атакой» мы решим, – отвечает неопределенно.
– Что значит решим? – переспрашиваю я.
– Ты знаешь, я собираюсь отказаться от «Атаки», – с каким-то вызовом он глядит мне в глаза. – Пусть Романов ищет другого дизайнера.
Сижу, будто оглушенная. Не могу поверить. Мой проект! Горы эскизов! Все бессонные ночи – коту под хвост?
– Но почему? Нам же так нужен этот контракт? Это такая реклама нашей фирме…
– Не все измеряется деньгами, Лизочка, – он впервые называет меня так ласково, а я чуть не морщусь от звука собственного имени. – Не хочу иметь дело с Романовым. Таких «Атак» у тебя знаешь сколько будет…
Сергей обнимает меня и привлекает к себе. Чувствую себя глупой школьницей рядом со строгим учителем.
– Я столик закажу в ресторане. Будь готова к пяти, – говорит мягким низким голосом, поглаживая меня по голове.
Чего? Аааа. Ресторан. Надо обрадоваться. С трудом растягиваю губы в вялой улыбке, иначе заметит, что что-то не так.
– Хорошо, – отвечаю, сделав довольное выражение лица. – Буду готова.
Алексей
Утром всегда смотришь на мир другими глазами. Утром все кажется не таким, как вчера. Вот и мне утром все вчерашнее теперь кажется глупостью несусветной.
Только успел принять душ и позавтракать – звонок в дверь. Милка!
– Привет… – говорю, растягивая слово. – Не ожидал…
– Ты не ждал, а я пришла, – поет она, садясь на диван в одной из своих самых соблазнительных поз.
– Чем обязан?
Отхлебываю кофе. Ей не предлагаю – иначе поймет как приглашение остаться подольше.
– А ты не догадываешься, Алекс? – ее мурлыканье меня раздражает, аж щека дергается.
– Где Паша? – спрашиваю, не отвечая на ее вопрос.
– Паша… Паша… Алекс, ты что, слепой? – заводится она. – Я что к тебе о Паше говорить пришла?
Терпеть не могу разборки! Зачем? Если дойдет до слез, вообще буду чувствовать себя последним подонком!
Милка подходит ближе, встает так, чтоб я видел вырез платья и выпирающую грудь. Ловит на сиськи. Потом расстегивает верхнюю пуговицу на блузке и кладет мою руку на свою грудь. Не скрою, меня заводит. Даже больше. Я ее хочу. Вернее, хочу не ее, а красивую женщину, так откровенно желающую меня и предлагающую мне себя. И если б не Пашка, мы бы уже кувыркались в постели.
– Мил, – говорю глухим голосом, с трудом отрываясь от нее. – Иди домой.
Она мгновенно вспыхивает. Смотрит с такой ненавистью, что не измерить. Потом вдруг глаза наполняются слезами, и она начинает всхлипывать.
– Мил, – прошу уже другим тоном. – Ты шикарная женщина, но мы с тобой давно решили ничего не начинать. Присмотрись к Пашке.
Она встает резко, картинно, одним красивым движением накидывая на шею легкий фиолетовый шарф. Она медлит, еще надеется, что передумаю. И я почти передумал, послал все к черту, опьяненный соблазном доступности, но она уже поворачивается спиной, а со спины она так похожа на Лизу, что я трезвею.
В обед я все еще в квартире. Накопились документы, электронка. Когда почти все закончил, приходит Пашка. Выругался про себя, увидев в глазок его румяную физиономию.
– Здорово! – Пашка, как всегда, в хорошем настроении и одержим какой-то идеей.
– Проходи, – не очень радостно приглашаю я его.
Он в легкой коричневой куртке и сандалях, хотя на улице почти ноль. Руки трет о светло-коричневые джинсы. Будет просить взаймы. Действительно, поболтав о работе и погоде, Пашка аккуратно намекает, что совсем на мели. Смотрю на него и думаю, в каких идиотов превращает нормальных мужиков красивая женщина. У него пальцы на ногах замерзают, а он думает, где бы раздобыть деньги на брюлики для «Милочки».
После пашкиного ухода еще минут 20 прихожу в себя. Кажется, что сам вязну в его любовной дури.
Выводит из оцепенения вибрация телефона. Звонит Ивашкин. Еще не взяв трубку, подозреваю подвох. Ну кто бы сомневался! Предлагает мне обратиться в другую дизайнерскую фирму – у него, видите ли, недостаточно ресурсов.
Если честно, у меня тоже их недостаточно, и, чтобы реализовать проект Лизы, придется что-то придумать. Но отказываться я не собираюсь. Только вопрос: как мне убедить Ивашкина. Поэтому играю по его правилам: не показываю и виду, что заинтересован в нем, но между прочим замечаю, что у отца в планах было оформление большого торгового павильона, и теперь эти деньги пройдут мимо Ивашкина. Он задумывается. Вспоминает вдруг, что такие вопросы по телефону не решаются, но я категорически заявляю, что дела не позволяют мне лично обсуждать с ним все нюансы, и, если он все-таки возьмется за «Атаку», я ему полностью доверяю.
По-моему, минуту телефон молчал. Видимо, Ивашкин решал, что для него важнее: бизнес или Лиза. Наконец неуверенным голосом заявляет, что возьмется за мой бар безо всяких условий, поскольку дружба со мной и моим отцом «для него превыше собственных интересов». Хочется плеваться, но проглатываю эту ложь как ни в чем не бывало. Главное – у меня получилось!
Про Лизу думать не могу. Запрещаю себе. А если вдруг вспоминаю о ней нечаянно, то лицо горит и тело ломит. Надо же так вляпаться! Столько лет прошло, и не было у нас с ней ничего, а я как семнадцатилетний пацан. Поэтому, когда звонит отец и просит слетать в Китай вместе с ним по делам фирмы, не задумываясь, соглашаюсь.
Не ожидал, уезжая на неделю, что проторчу в Пекине, в ненавистном климате, больше двух недель. Шагая из самолета в морозную осень, наконец-то дышу полной грудью. На мне коричневый загар и легкая китайская куртка, так что пробирает до костей, но чувствую себя отлично. Первым делом еду к себе, принимаю душ и отсыпаюсь, потом обзваниваю всех, смотрю электронку. От Пашки десятки пропущенных звонков, 8 – от Ирокеза, 3 – от Ивашкина, 1 – от Лизы.
Все-таки 1 раз за две недели вспомнила обо мне! Так хочется позвонить, но делать этого не буду. Звоню другу.
– Привет, Паш! Что у тебя стряслось?
– Леха! Ты где был? – орет он в трубку.
– Я же предупреждал, что лечу в Китай с отцом, – недоумеваю я.
– Леша, приезжай! – умоляет он. – Я не знаю, что делать! Мила беременна!
Черт! Черт! Черт! И он не знает, что делать! Будто это не у него в каждом кармане по презервативу! А она-то что? От хоккеиста да от олигарха не залетела, а от Паши лопуха будет рожать?
Проклиная себя, захожу в милкину квартиру. Она сидит на диване вся в соплях и в токсикозе. Пашка скачет вокруг с салфетками и стаканом воды. Увидев меня, Милка утыкается в подушку и начинает рыдать.
Недоуменно смотрю на Пашку.
– Что это с ней?
– Это гормоны! Врач сказал, – как-то радостно и гордо заявляет он.
– И давно так? – с сомнением смотрю на весь этот спектакль.
– Ага! – с каким-то воодушевлением отвечает он.
Милка начинает реветь еще громче, и Пашка снова кидается к ней.
– Срок почти месяц, – орет, перекрикивая ее рыдания.
– И что вы думаете? – продолжаю на них таращиться.
– Как что! – он смотрит на меня, как на сумасшедшего. – Рожать конечно!
– Ааа, – тяну я, переводя взгляд со счастливого воодушевленного Пашки на зареванную Милку.
– И жениться! – добавляет он, видя мое недоумение.
Милка перестает плакать и вдруг совершенно осипшим голосом говорит:
– Хочу арбуз!
Никакие уговоры, что в ноябре арбузы не продают, ее не интересуют, она твердит одно:
– Хочу арбуз! Сочный, холодный, сладкий…
– Надо идти, – выносит Пашка приговор и обреченно ковыляет к двери.
Думаю примерно секунд 10 и вылетаю за ним. Я с ней не останусь!
Часа полтора мы, как два идиота, объезжаем ближайшие супермаркеты на моей машине в поисках арбуза. Минут через 30 поисков предлагаю Пашке купить виноград или там апельсин, но тот даже ухом не ведет. Не смеется он и тогда, когда я предлагаю обойтись огурцом.
Наконец у черта на куличках мы находим нечто, что продавец называет арбузом. Маленький невзрачный зеленый шарик. Пашка выкладывает за него кругленькую сумму, как я ни пытался поднять его на смех, заявляя, что беременным такое есть нельзя.
Дома этот примерный семьянин с мылом моет арбуз, режет на ломтики и приносит Милке. Мы завороженно смотрим, как она подносит ломтик ко рту… Но в следующую секунду вдруг зажимает рот и бежит в туалет. Пашка, пожимая плечами, идет следом. Капец!
Еду домой в свою холостяцкую квартиру с каким-то странным настроением. Тоскливо, хоть волком вой. Пашка скоро женится. У Ирокеза есть девчонка и, судя по их поцелуям, там тоже все хорошо. У отца в этом возрасте уже был я… У меня – только работа.
Сам не знаю, почему выруливаю к старенькой девятиэтажке на Суворова. В окнах на 7-м этаже горит свет.
Рука тянется к телефону.
– Лиза! – говорю, когда она берет трубку. – Ты звонила?
Дурак! Ничего лучше придумать не мог. Она звонила неделю назад.
– Даа, – тянет она, видимо, вспоминая. – Мне нужно было согласовать некоторые мелочи.
– Давай согласуем, – говорю наигранным неестественным тоном. – Я рядом с твоим домом. Можешь выйти?
– Когда? Сейчас? – она явно растеряна, – Уже поздно…
– Мама не пускает? – говорю с насмешкой.
– Мамы нет дома, – отвечает резко.
– Тогда я поднимусь… – моя наглость не знает границ.
– Нет! Зачем? – в освещенном окне появляется ее силуэт.
– Я на минуту!
Отключаюсь, чтоб не дать ей опомниться, и бегу к двери, протискиваясь, пока выходит бабулька с собачкой. Когда еду в лифте, пытаюсь успокоить сбившееся дыхание.
Лиза открывает в коротком голубом халатике, едва прикрывающем колени. Волосы не очень аккуратно собраны на затылке. Пряди выбились из прически и лежат на шее. Зачем она меня пустила? Зачем я вообще здесь?
