Текст книги "Рай: с небес на землю (СИ)"

Автор книги: Лия Кохен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Рай: с небес на землю

предвидение

(последняя запись)

Год 1925[1], вэтишь[2]

Я думаю, что сегодня я действительно готова умереть.

Слишком долго я жила в иллюзии неправильности того, что происходит со мною, что во всем виноваты существа, которые послужили причиной всех моих злоключений. Но теперь я ясно вижу, что я, лишь я одна, являюсь источником всех своих бед. Сначала я пыталась отрицать в себе темные стороны, потом я злилась на окружающих за то, что они не желали видеть мой сложный внутренний мир и даже не пытались представить себе всю трагичность моей судьбы начиная с самого моего рождения.

Я пыталась быть хорошей, заслужить любовь и признание, разобраться в себе и стать лучше. Но все мои попытки разбились о неприступную скалу моей истинной сущности.

Я предала все то, что хоть как-то связывало меня с этим миром, ради мимолетного чувства нужности и любви, которое оказалось лишь фантазией и закончилось окончательным погружением в недра моей никчемной души. И в конечном итоге ситуация обернулась тем самым ощущением бессмысленности моей жизни, что поселилось в моем разуме сразу после моего непрошенного воскрешения и с тех пор лишь расширялось и разрасталось, оплетая своими пронзительными корнями все те мечты и надежды, что еще теплились на дне моего разбитого сердца.

Ах, хоть бы меня оставили гнить в сырой земле Орена! Хоть бы меня не спасали, а дали бы мне спокойно догореть в очищающем пламени моего разочарования. А теперь приходится мириться с самой жалкой версией себя: истощенной, озлобленной, заблудившейся и искалеченной – внутри даже больше, чем снаружи.

Когда я вспоминаю, с чего все началось, я ясно осознаю, что с самого моего рождения, и даже раньше, я была обречена небесами на вечные страдания. Словно злой рок повис над телом еще не родившегося младенца и в полной мере ударил по его судьбе в годы наибольшего доверия к миру…

…Я сидела, облокотившись о ствол сухого дерева, потирая озябшие плечи. Какая-то женщина подошла ко мне и заботливо прикрыла меня старым одеялом. Я улыбнулась, и тут же глаза мои наполнились слезами благодарности – я не заслужила такой доброты. Я огляделась. Молодая женщина неподалеку пыталась успокоить ревущего младенца. Рядом со мной девочка прижималась к телеге, со страхом разглядывая мое изуродованное страшными шрамами лицо, но вскоре подошла старуха в лохмотьях и увела ее в наспех поставленную палатку. Два гнома, полный и тощий, у огня неподалеку беседовали о том, что все кончено: сначала змей вырвался из пещеры и начал разорять их северные земли, а теперь пал Аден, считавшийся самой неприступной цитаделью южного королевства. Один из них выказал уверенность, что если теперь возьмут и Орен, то мы все окажемся в ловушке в Деревне Охотников, куда следует наш караван, и войска Севера перебьют всех нас, как щенят. Зарыдала стоящая возле полного гнома женщина, все сильнее прижимаясь к мужу.

Тут что-то словно перевернулось во мне с ног на голову. Я внезапно четко осознала, что все это время я смотрела лишь на себя, поэтому видела лишь свои беды, свою боль. А тут, в этом лагере беженцев, меня окружала толпа обычных людей и гномов: простых мирных жителей, торговцев и работяг – не воинов, не магов, не придворных и не господ. И они хотели лишь одного: спокойной жизни рядом с любящими их людьми.

Мне вдруг захотелось сделать хоть что-то хорошее, что-то не для себя. Я вновь ярко почувствовала, что жизнь больше не держит меня и я могу совершить один поступок, чтобы хоть кому-то принести пользу. Я знала: мне надо вернуться в Орен и помочь защитить его от сил Хаэла.

Внезапный свет вспыхнул за лесом; раздался отдаленный шум. И еще одна вспышка озарила небосклон на севере, в той стороне, откуда мы ушли всего несколько часов назад. Значит, Альянсу вновь удалось обмануть все ожидания.

Люди вокруг повыскакивали из палаток и, как завороженные, уставились в ту сторону, где темное небо внезапно залилось болезненно-красным румянцем, а спустя несколько минут лагерь заполнили крики детей, и старый гном, главный в нашей компании, поторопил всех двигаться дальше в сторону горной цепи, к туннелю, через который можно было попасть на другую сторону горы.

Люди резво собрались, и повозки снова двинулись в путь…

…Я немедля скинула плед, подбежала к старику-гному и попросила дать мне любой лук, который у них есть. Я заявила, что иду обратно. Старик посмотрел на меня белыми усталыми глазами и подозвал своих помощников. У одного из них в повозке оказалось старое оружие, захваченное про запас. Он сказал мне выбирать любой лук, да поживее. Я видела, что они и вправду торопятся. Лучшим, что я нашла, порывшись в обозе, был легкий лук грубой работы. Я взяла его в руку и, прочитав заклинание, вселила в него часть своей души. Лук тут же изменил форму и лег мне в руку аккуратным арбалетом. Затем я захватила несколько стрел, которые более-менее к нему подходили, и обломала хвостовики. Гномы с удивлением глянули на меня, но ничего не сказали.

«Деревня Охотников, чудесный обещанный край… Все же мне не суждено до тебя добраться», – усмехнулась я с горечью и направилась по дороге обратно в сторону Орена.

Когда я добралась до города, со стороны замка уже возвращалась первая партия солдат, ликуя. На мое недоумение получила ответ, что бой уже завершен. Мне не верилось, что так скоро все закончилось, но мне сказали, что Альянс отступил.

«Да, Альянс отступил. Мы взяли его. Мы взяли Хаэла», – я четко помню, как округлились мои глаза, когда усатый воин произнес это.

Мало того, что я опоздала, так еще и происходило не пойми что.

Я очень не хотела, чтобы меня сейчас увидели те, с кем я так грубо обходилась в эти последние дни, но смысла в том, чтобы оставаться в переполненном ранеными солдатами городе, я не нашла и неуверенно поплелась по широкой тропе, ведущей к замку. Небольшая часть войска возвращалась в город – остальные, видимо, остались в крепости на случай повторного нападения.

Вскоре я добрела до замка. Почти никого уже не встречалось мне на пути. Возле небольшой сосновой рощи мне лишь попался одиноко идущий мечник. Я стала выпрашивать у него, где Ада, Тео и остальные. Тот сказал, что они остались в замке, и все члены Военного Совета также. Они ожидают прибытия на рассвете сэра Густава Атебальта, представителя самого короля, и затем состоится казнь. Мечник улыбнулся и продолжил свой путь.

Я дошла до крепостного холма. Все было тихо. Лишь пара дозорных стояла на башнях.

Я все никак не осмеливалась подойти поближе. Вдруг меня примут за врага? Да и что я скажу? Что я скажу Аде? Тео? Хаэлу?

Я спустилась в низину и уселась за деревьями. Сейчас допишу заметку и устроюсь на ночлег. А утром вместе с делегацией постараюсь попасть внутрь и посмотреть на казнь Хаэла своими глазами. Столь уважаемого на севере герцога Хаэла здесь, на юге Элмордена, считают дьяволом во плоти… Никогда бы не подумала, что его ждет такой бесславный конец… Честно признаться, мне он даже нравился, хоть и вызывал у меня каждый раз необъяснимую дрожь, появляясь рядом. Помню, какую радость испытала я, когда он похвалил мои достижения и предложил присоединиться к осаде Адена, мне и Виллиму… Виллим… Не могу выносить мысли о том, что он преспокойно живет себе где-то после того, как причинил мне столько боли… Ненавижу! Проклинаю!

…Последний рывок… Последний штиль перед надвигающейся бурей… Чувствую, что это моя последняя запись.

Если успею, то напишу все, что произошло за последние сутки.

Итак, я затаилась в рощице перед замком Орена в надежде переждать до утра, но, едва я сомкнула глаза, внезапный шум разбудил меня. То были слова заклинаний в одинокой ночи.

Я выглянула из-за дерева: что-то происходило у ворот. Словно стрелы просвистели, и за ними раздались мягкие вспышки.

«Если ты хочешь убить его, Тэль-Белар, тебе придется сначала убить меня», – донесся до меня знакомый голос темной эльфийки.

Две фигуры отделились от холма и побежали прочь от замка к реке. Как только они скрылись, я кинулась в сторону ворот.

Мост был опущен, и на его краю стоял темный эльф – тот самый, у которого не было кисти на левой руке, тот самый, который был там, на осаде Адена, который видел меня, но никому не сказал. Он стоял, словно застыл на месте. Я подошла поближе – он почти не дышал. Его стеклянные глаза глядели в одну точку. Он был в трансе. К его левой изувеченной руке был каким-то странным механизмом прикреплен прекрасного вида лук с массивной резной рукоятью. Лицо эльфа было искажено гримасой негодования, в правой ладони он зажимал хвостовик стрелы. Я огляделась: еще три стрелы были разбросаны по поляне возле ворот, и на них блестели капли свежей крови. Я легонько дотронулась до эльфа – он не шелохнулся. Я поглядела на башни – охранники спали крепким сном. Тут грудь эльфа поднялась, опустилась, и он, резко встряхнув головой, поднял лук, пытаясь вставить стрелу в тетиву, но взгляд его уперся в мое лицо, и он, отшатнувшись, начал оглядываться.

«Куда они пошли?» – вскричал он.

«Кто? Ада? С ней кто-то был…» – пробормотала я.

«Да. Хаэл. Куда они делись?» – он схватил меня за плечо и с силой встряхнул.

Боль резко сковала всю левую половину тела; с трудом вырвалась я из его захвата.

«Что произошло?» – спросила я в свою очередь.

«Некогда объяснять, надо доложить генералу. Надо догнать их».

Эльф направился внутрь замка, но я остановила его, схватив за руку.

«Я очень быстро бегаю, – сказала я. – Я их выслежу. Что нужно сделать?»

«Хорошо, – темный эльф повернулся ко мне. – Беги и найди их. Вот», – он протянул мне благословенный свиток телепорта[3] в замок Орена.

«Они наверняка направились в сторону Адена. Как только выяснишь, где именно они находятся, сразу дай знать. Мы пока соберем отряд. И помни, что я тебе тогда сказал…»

Я тут же рванулась вниз с холма.

«Эй! – окликнула я исчезающего в воротах эльфа. – Зачем Хаэл забрал Аду?»

«Это она забрала его… – эльф запнулся. – Как бы то ни было, – крикнул он напоследок, – теперь ее казнят за предательство. Ей нельзя возвращаться. Поэтому постарайся найти ее раньше нас и передай, чтобы она бежала как можно дальше».

Я в растерянности бросилась в сторону озера, берега которого были усыпаны телами зеленокожих гуманоидов – орков, принявших сторону северян и павших в молниеносном кровопролитном сражении.

Уже через пару часов я догнала беглецов в каменных завалах на берегу реки. Судя по всему, раны одного из них или обоих вынудили их совершить остановку. Я посмотрела в бинокль[4]. Они сидели на небольшом отдалении друг от друга и словно о чем-то мирно беседовали. Я пыталась сообразить, что же делать… «Пойти к ним? Плохая идея. Да они тут же меня уничтожат: Хаэл, наверно, уже знает, что это я выкрала его драгоценную душу дракона, а Ада… она одним движением руки введет меня в транс или усыпит».

Другая мысль была телепортироваться в Орен и дать наводку, как я и обещала темному эльфу. Эта идея меня не прельстила. Это вообще было не мое дело… «Пускай сами разбираются между собой. С какой стати мне вообще им помогать и сдавать ту, которая вернула меня к жизни? С другой стороны, лишь недавно – а точнее вчера – я представляла, как умру героем на поле битвы, а теперь вот сижу и проклинаю себя за подобные мысли… Ну неужели я подумала, что без меня не справятся… От меня вообще нет никакого толку…»

Я решила проследить за ними, найти лагерь беглецов Альянса и тогда уже дать знать темному эльфу и его компании. «Может, тогда получится остаться у них… Зачем? Чтобы меня снова использовали и предали? Ну уж нет. Нельзя верить никому. У меня есть теперь лишь я сама…»

Чертов глаз: ладно почти не видит, но почему же так болит?..

… Сидя в засаде, я заметила, как Ада протянула Хаэлу какой-то свиток, и Хаэл разорвал его и пустил обрывки по ветру. Затем она подлечила его, помогла подняться – видимо, раны, нанесенные стрелами эльфа, были серьезны, – и они, оглядевшись, двинулись дальше и направились вдоль реки, избегая дорог.

Я подбежала к месту, где они сидели, и подняла с земли пару кусков бумаги, которые не успели разлететься. Кусочки все еще светились. Присмотревшись, я поняла, что это был благословенный свиток телепортации в замок Орена, как тот, который лежал теперь у меня в кармане. «Она не вернется, – подумала я. – Она ушла с Хаэлом». Или нет? Странная история. Но он – ее отец. Может, она все это время была на его стороне… Ох, ну и дела…

…Я побежала дальше осторожно и скоро вновь нагнала их. Они переходили реку вброд в неглубоком месте. Я подождала, пока они будут на другом берегу, и двинулась за ними. Силуэт высоченной башни, уходящей в облака, возвышался над противоположным берегом, а стоило мне выйти из реки, как на мир вдруг наплыл туман, и все вокруг оказалось в нем скрыто. Идти дальше было почти невозможно. На небе бледными пятнами светились две луны. Говорят, раньше была только одна…

С трудом, лишь по тусклому свету факелов, нашла я лагерь – он был разбит на верхушке холма. Ада и Хаэл стояли за скалами неподалеку и о чем-то беседовали. Мне показалось, что она уговаривает его на что-то. Но потом они вместе побрели в сторону лагеря, где им навстречу вышли несколько фигур и повели их вглубь палаток.

Я пережду ночь здесь, а утром решу, что делать дальше: сообщу в Орен или же буду действовать по обстоятельствам.

Одно я знаю: я верну эльфийке свой долг. Я предупрежу ее, чтобы она и думать не смела возвращаться к своим, а что будет потом – мне все равно… Я помню, Тэль-Белар (ведь так тебя зовут), помню, что ты мне сказал: «Лишь я решаю, ради чего мне жить и за что умирать».

…Что-то происходит там, на холме. Еще ночь, но весь лагерь проснулся, и силуэты мелькают меж палатками. Я подкрадусь и посмотрю…

(конец записей)

[1] Общепринятое летоисчисление ведется со времен правления гигантов.

[2] Вэтишь – время года в Грасии, равноценное весне в Элмордене; время начала сельскохозяйственных работ.

[3] Свиток телепорта – свиток, который доставляет прочитавшего его к ближайшему храму Эйнхасад. Благословенный свиток, зачарованный высшим духовным лицом церкви Эйнхасад, действует моментально. Свиток, переправляющий того, кто его использует, в какое-то конкретное место, может создать только очень продвинутый мастер, и цена такого свитка очень велика.

[4] Бинокль – прибор для наблюдения удаленных предметов, состоящий из двух параллельно расположенных, соединенных между собой зрительных труб.

однокрылый уродец

Дневник Рай

Год 1920, араташ[1]

Сегодня я решила завести дневник, чтобы записывать свои мысли, чувства и основные события, происходящие со мной. Отец Бернад подарил мне прекрасный, толстенный, отделанный красной кожей блокнот с вшитыми в обложку компасом[2], часами[3] и термоскопом[4]. Я надеюсь когда-нибудь исписать этот блокнот до конца и проследить, как будет меняться мое мироощущение.

Вчера мне исполнилось двенадцать, и в день своего рождения я поставила перед собой свою главную жизненную цель: я хочу стать стрелком!

Отец Бернад говорит, что моя мать была стрелком… Жаль, что я совсем ее не помню…

Я родилась в момент страшного катаклизма, случившегося в северной части Острова Душ. Во время землетрясения мои родители спасли меня ценой своих жизней, отдав на попечение своему давнему другу Бернаду. Я сама, конечно, ничего такого не помню: все это я знаю со слов приемного отца. Он растил меня с самой колыбели, ведь у него никогда не было детей и даже жены… Кифа не в счет: они хоть и живут давно вместе, но я ни за что бы не хотела, чтобы у меня когда-нибудь с кем-нибудь были такие же кошмарные отношения.

Бернад – никудышный вояка, он никогда не участвовал ни в каких сражениях, и даже охотник из него неважный. Но он недавно договорился с товарищами, и теперь меня иногда берут на охоту и даже учат обращаться с мечом и луком. Надеюсь, когда я вернусь на родину, эти навыки пригодятся мне в обучении обращению с арбалетом. Как, интересно, с ним воюют?.. Ведь обычно требуется как минимум три человека, чтобы растянуть его… Ах, как же я хочу поскорей увидеть Остров Душ. Я всю жизнь прожила в Южной Грасии, но у меня всегда было такое чувство, что мой дом не здесь, а где-то в другом месте. Все эти тоскливые скалистые деревушки, задымленные многоуровневые каменные города, безжизненные равнины и ущелья кажутся мне какими-то чужими и неприветливыми. И, как назло, в последнее время отец Бернад как-то уж очень пытается удержать меня в Ал Пенино. Даже думал сдружить нас со старой Кифой… У меня от нее мурашки… Хотя… После того, как я отказалась подавать пойло в ее таверне, она еще более рьяно стала гнать меня на родину, так что хотя бы в одном вопросе мы с ней теперь заодно. Отец все время ссорится с ней по этому поводу.

Ну да ладно. Буду копить денежки, а когда мне хватит на билет до Острова Душ, я смогу сама делать что пожелаю… Получу разрешение – и буду осваивать военное ремесло.

(сгоревшие страницы)

Год 1922, тэлль[5]

Сегодня грустный день, и, может быть, поэтому с самого утра в деревне идет ледяной дождь. Умер отец Бернад…

Всю ночь он бредил, а перед самым концом попросил позвать меня. Вот же ж рассердилась старая Кифа, когда отец оставил мне все свои сбережения – а это почти три миллиона адены[6] золотом и ценными бумагами. Ей, конечно, досталось все его дело, и дом, и несколько лодок, но старуха хотела оставить меня без монетки и в чем мать родила, чтобы отправить на тяжелые работы в столицу.

Ха-ха и еще раз ХА!

Завтра я куплю билет, а послезавтра на корабле отправлюсь на Остров Душ, где я родилась.

Я все думаю об этом и начинаю все больше и больше волноваться… Здесь, в Грасии, я всегда была чужой. Многие почему-то называют меня «странным эльфом». Я видела эльфов на картинках в книжках и никогда вживую… И мне кажется, я совершенно на них не похожа: они темные, как сажа, – а я, наоборот, бела, как дым.

Мое внешнее несоответствие всем остальным жителям региона старый Бернад всегда объяснял мне в виде сказок. Я так любила его сказки… Самой любимой была история о маленькой принцессе, которую занесло в чужую страну. Пройдя ряд испытаний, она наконец возвращается на родину, выходит замуж за принца и, приняв свою истинную форму, превращается в ангела, который освобождает свой народ от гнета темных властителей. Отец говорил, что ему эту сказку рассказывала еще его бабушка-гномка… Он редко звал меня по имени, а все время называл меня своей маленькой принцессой. В детстве мне это очень нравилось, хоть меня, бывало, и дразнили из-за этого. Но в последние годы это звучало уж совсем смешно, кроме той ночи, когда его не стало…

Думая об этом сейчас, я понимаю, что рассказы отца были всем, что грело меня холодными зимними вечерами в подвале таверны старой Кифы, где мне был «любезно» выделен угол. Это уже потом, когда отец Бернад разбогател на торговле с Элморденом – королевством, находящимся в восточной части света, мы переехали в славный дом в пригороде столицы. Первые годы своей жизни мы с отцом вообще скитались по всему восточному побережью и даже пару раз захаживали в Заброшенный Город близ Бехейма, находящийся на территории Северной Грасии. Но затем мы вернулись в недружелюбный портовый городишко, где отец Бернад познакомился с Кифой, хозяйкой таверны в предместье столицы. Уж не знаю, что их привлекло друг в друге… Бернад был хоть и немолод, и некрасив, но весьма работящим и добрым стариком. А Кифа… Наверно, любому мужчине просто нужна женщина… Потому что ничего положительного о старой ведьме я сказать не могу. Впрочем, она, похоже, все-таки любила моего старика, и за это я была готова простить ей все оскорбления и придирки в мой адрес.

Но теперь все позади: нищенское детство, издевки Кифы, презрение и непонимание общества. Уже через несколько дней я наконец-то обрету новый дом среди своих собратьев и смогу приступить к исполнению своей заветной цели!

И даже тот факт, что старуха выгнала меня из нашего особняка, доставшегося ей по наследству, не испортит моего хорошего настроения.

Прости, отец… Я безумно благодарна тебе за все, что ты для меня сделал. Но мне пора идти дальше. И тебе – счастливого пути.

Год 1922, фахи[7]

В Ал Пенино теперь, наверно, идет снег… А здесь, на Острове Душ, вечная осень.

Теперь я сижу в маленькой гномьей столовой и скоро уже пойду в свою каморку, но, пользуясь случаем и светом последней свечи, напишу, что случилось со мной за последние две недели. Пока не знаю, хорошо то, что происходит вокруг, или не очень, но точно совсем не то, что я ожидала.

В начале этого холодного месяца в обносках, со старым широким мечом, с которым я умела неплохо обращаться, и с тремя миллионами, доставшимися мне от отца Бернада, рано утром ступила я на земли Острова Душ. Первое мое впечатление было, что это жуткое место, даже по сравнению с бараками Ал Пенино и руинами Бехейма. Здесь явно теплее, чем на западе. На небе светит все та же кровавая луна. Говорят, она появилась на небе в год моего рождения. Местные жители очень религиозны и верят, что это Богиня Смерти смотрит на нас с небес, в то время как белая луна принадлежит взору Богини Жизни.

Отец Бернад всегда учил меня, что никаких богов не существует, что всех нас создали могущественные высокоразвитые существа, гиганты, в древние времена. Но куда они ушли, почему оставили нам лишь разрушенные лаборатории и руины – этого никто не знает… Кстати, весь каменный порт Острова Душ, как и большинство строений на острове, испещрен древними символами, которые светятся кровавым светом. Говорят, так бьется сердце острова, и без этой остаточной энергии наша раса, раса камаэлей, заточенная между мирами по никому не известной причине, не смогла бы дожить до сегодняшнего дня. И эти символы очень похожи на письмена самих гигантов, которые покрывают руины их обсерваторий, лабораторий и строений неразгаданного пока назначения, сохранившихся на всей территории Грасии.

Я попыталась направиться в сторону города. Но оказалось, что до него не так-то просто добраться, так как его от порта отделяют опасные территории. Хранительница портала, удивленно осмотрев, переправила меня прямо на центральную площадь (почему-то здесь роль телепортов выполняют живые люди, в то время как в Грасии эту функцию всегда выполняли механизмы).

Я до сих пор не понимаю неприветливость и негостеприимность камаэлей.

Их единственный город, Гевура, каменный и страшный, похож на развалины лаборатории гигантов, что лежит восточнее Бесконечной Пещеры. Он весь светится все теми же неприятными кровавыми символами. Здесь нет совершенно никакого уюта. Даже в пригороде Ал Пенино порой было веселее и красочнее, не говоря уже о речном городе гномов Кадиффе, где ежесезонно проводятся грандиозные ярмарки и фестивали. Я живу здесь уже почти две недели, но все время чувствую себя словно в гигантской гробнице, окруженной сосущими из меня энергию кристаллами. На улицах всегда тихо и безлюдно.

В храмах и тренировочных центрах меня отказались приютить, даже впустить. Гостиниц и таверн на острове тоже не оказалось. Долго слонялась я по городу, стучась то в одну, то в другую дверь. И мне наконец повезло. В кузне я познакомилась с Мокой. Это старый гном с густой седой бородой, которую он заплетает в смешные косички, что придает его суровому лицу весьма забавный вид. Он тут работает оружейником. Он был весьма приветлив, а когда мы разговорились, то оказалось, что он знал моего отца Бернада. И когда он услышал, как недобро меня приняли здесь, то успокоил, сказав, что камаэли вообще все какие-то дикие, и если бы не тройная оплата, то ноги бы его не было на этом мертвом островке. Мока договорился со своей подружкой Сайлем, молоденькой гномкой со склада, и та поселила меня в одной из складских комнат, а потом познакомила меня со своим другом-священником, который разрешил мне приходить к нему за защитными заклинаниями, если мне понадобится отлучиться куда-то за пределы города.

Впервые в жизни я увидела эльфов и орков. Оказывается, эльфы бывают не только черными, как в моих книжках, но и светлыми, весьма приятной наружности. Но они тоже держатся весьма отстраненно от всех и особенно друг от друга. Кстати, не вижу между собой и эльфами (любыми) ничего общего…

В Храм Старейшин за все две недели меня так ни разу и не пустили.

Сайлем рассказала, что жизнью Гевуры заправляет иерарх Кекропус, самый древний из живущих ныне камаэлей. Она сказала, что ему более тысячи лет, и он является хранителем древних обрядов, которые перенял от самих богов. Да, камаэли тоже язычники, как и все жители восточного континента. Главными божествами камаэлей являются Матерь Норнил, создательница всего мира, и Отец Мимир, который создал камаэлей, а также его посланники: Темный Господин Юда, передающий смертным волю творцов, и Мелина, повелительница дождей и штормов, живущая в морских пучинах.

Единственное место, где я по-настоящему люблю здесь бывать, – это Гора Водопадов, находящаяся прямо за городом. А вот от самого города у меня начала развиваться затяжная хандра. Над храмом на вершинах четырех колонн постоянно накапливается энергия, и раз в час она разливается над городом спиральным энергетическим сгустком, который светит ярче, чем солнце, которое здесь из-за серого тумана или пелены, вечно накрывающей остров, выглядит не ярче луны, и даже днем здесь всегда полумрак. Но когда загорается энергетическое солнце, то вся деревня и округа освещаются как в яркий день, но лишь на несколько минут – потом снова наступает удручающая темень.

…С последней моей записи прошло всего три дня. За это время я несколько раз порывалась разорвать этот блокнот, но снова и снова в память о Бернаде запихивала его поглубже в сумку.

Наверно, надо с самого начала рассказать всю эту историю. Но я каждый раз не знаю, с чего начать: с того, каким потрясением обернулось для меня это возвращение на родину, или какой большой ложью оказалось все мое существование.

В общем, я нашла родителей.

Оказывается, все это время они были живы. И нет, они не искали меня и даже не сразу захотели видеть меня после моего прибытия. Честно говоря, я виделась лишь с отцом, так как мать даже не изъявила желания со мной встречаться.

Разрываемый, как он сказал, «мучительным чувством вины», мой настоящий отец поведал мне трагичную историю моего появления на свет.

Оказывается, до недавнего времени на всю расу камаэлей была наложена магическая печать, а сам Остров Душ сокрыт в междумирьи. Живущие на нем существа веками не могли покинуть границ этого острова, и пока камаэли, поколение за поколением, бесславно проживали на своем проклятом клочке суши, ресурсы его истощались. Поэтому решением верховного иерарха Кекропуса был введен «закон о порядке деторождения». Суть его заключалась в том, что новый ребенок мог появиться на свет лишь после того, как умирал один из старых камаэлей, в семье, чей черед пришел в соответствии со строго установленным порядком. А учитывая, что жизнь обычного камаэля даже во времена упадка составляла не менее полутора сотен лет, можно представить, как немного детей родилось за эти восемьсот с лишним лет заточения между мирами.

Но несмотря на то, что среди нашей расы – как я узнала только вот недавно – приветствуется максимальное воздержание от всех чувственных видов наслаждения и полное посвящение себя служению Военному Совету Иерархов, мой настоящий отец все-таки сдался перед лицом своих, как он с горечью заметил, «низменных инстинктов». Моя мать, уважаемая до этого женщина, принадлежащая к высшему сословию камаэлей, забеременела, и на них с отцом пал позор. Меня, как внеочередной приплод, надлежало принести в жертву Великой Матери, отдав на растерзание хранителям пещеры Норнил. И я нисколько не сомневаюсь, что этот указ был бы приведен в исполнение, если бы за несколько дней до моего рождения с острова не была бы снята магическая пелена.

Совет Иерархов усмотрел в этом начало перемен и скорый приход конца света. Так что я даже не знаю, из-за чего я больше должна переживать: из-за конца света или из-за того, что родители отдали меня, как ручного зверька, первому зашедшему на остров торговцу, который, по-видимому, затем передал или продал меня старику Бернаду. Когда барьер с острова был снят и на остров приехала первая партия торговцев с большой земли с продовольствием и материалами, в моей смерти уже не было никакого практического смысла. Все же позор, обрушившийся на моих родителей, был для них так тяжел, особенно для матери, что лучшим, что могло прийти им в голову, было избавиться от меня и до скончания своих дней замаливать свои грехи.

Кстати говоря, они до сих пор живут и искупают свой грех в маленьком храме при склепе, где похоронены все отошедшие в мир иной камаэли. Храм стоит на Холме Духов, чуть западнее Гевуры. Я видела его со стороны ворот, но подойти поближе так и не решилась.

Отец-камаэль спросил, может ли он чем-то мне помочь, но я с нескрываемым презрением отвергла всякую его заботу и попросила больше не утруждать себя встречами со мной.

Понятно, что я проплакала все эти три дня, и лишь забота и терпение Сайлем вернули меня хоть немного в русло моей жизни… моей новой, уродливой жизни…

Кстати… Оказывается, при рождении мне отцом было дано имя Адрайана… Бернаду, видимо, оно показалось сложным, и он стал называть меня просто Рай.

Год 1923, вэтишь

Наступила весна. Потеплело, но радостнее от этого не стало.

В принципе, молодежь принимает меня сносно… Большинство из молодых камаэлей знают человеческий язык и относятся ко мне снисходительно, хоть и настороженно, но все же скорее безразлично. А вот старожилы не принимают меня вовсе.

Мечта получить заветное разрешение, чтобы начать обучаться, не оставляет меня ни на минуту. Оружейник Мока говорит, что мне надо обратиться к любой женщине-мастеру камаэлей. Я теперь ежедневно хожу к Храму Старейшин и каждую ночь плачу оттого, что меня даже не пускают на порог.

Я по-прежнему живу в каморке у Сайлем, хотя ей из-за этого частенько попадает от своего начальника. Но Мока также на моей стороне, и я спокойно продолжаю жить в складском подвале.

От нечего делать я стала бродить по городу и пытаться разговориться хоть с кем-то, и наконец после месяца молчания со мной таки заговорили. Один молодой охранник, когда я заявила, что возьмусь за любое дело даже бесплатно, сказал мне, будто невзначай, что хорошо бы расчистить территорию близ ворот от расплодившихся за последнее время волков и шакалов. Получив защиту у друга Сайлем, мальчишки-священника Набота, я с радостью тут же и взялась за дело.