Текст книги "Измена. Она его украла (СИ)"

Автор книги: Лия Флекс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Глава 26

– Татьяна. Таня!

Открываю глаза. Я что? Проспала все это время?

Корсиков смотрит на меня с полуулыбкой.

– Давайте обедать.

Встаю со старенького дивана, чувствуя себя крайне неловко. Я спала, а следователь наблюдал со стороны. Может, я сопела громко? Или выглядела смешно… Удивительно, как меня разморило. Собиралась посмотреть новостную передачу и не заметила, как уснула.

– Давайте, я приготовлю что-нибудь, – предлагаю свои услуги, раз уж он и так все купил, привез.

– Я купил пельменей. Надеюсь, вы едите такое? – хмыкает он и гремит кастрюлями.

– Ем, – улыбаюсь, наблюдая за суетливыми движениями Корсикова. Он вообще двигается резко, порывисто. Не делает пауз между делами. Хватается за одно, за другое. Ураган, а не мужчина.

– Там тарелки, а в ящике – вилки. Накрывайте, Татьяна.

Он командует, а я – исполняю. Впрочем, ничего удивительного. Дача – его, да и работа обязывает. Вот он и привык распоряжаться.

– Виделись с Анной Ивановной? – вспоминаю о свекрови.

– Да. Все в прядке, – сухо отчитывается он, не вдаваясь в подробности. Я позволяю себе лишь тяжелый вздох: наверняка она сыпала ядом.

– Не волнуйтесь, там справятся без вас. Я проинструктировал вашу свекровь. Больше она вас не побеспокоит, по крайней мере, в ближайшее время.

– Что вы ей сказали? – меня некстати пробивает на нервный смех. Воображение подсовывает кадры, где следователь зачитывает список правил свекрови. А она берет под козырек, соглашаясь со всем.

– Правду. Что вы помогаете следствию установить убийцу ее сына. И это очень важно. В ближайшие часы все решится. Анна Ивановна показалась мне разумной женщиной, хоть и убитой горем.

– Так и есть, – еще один вздох вырывается сам по себе. – Мне ее искренне жаль, но общаться с ней не хочется. Слишком все это тяжело.

– Вода закипела, – отвлекает меня Корсиков, и я спешу высыпать полуфабрикаты в кипяток.

Есть в компании малознакомого человека – странное занятие. Но по Максиму Александровичу и не скажешь, что его что-то смущает. Кушает с аппетитом, капая горчичкой на каждый пельмешек. От этой картины хочется улыбаться.

– Рад, что ваше настроение поправилось, Таня, – с серьезным видом говорит он.

– Простите, я вовсе не над вами смеюсь, – тут же прячу улыбку.

– Да я и не против, – хмыкает он, поддевая вилкой новый кусочек. – По вечерам разыгрывается такой аппетит, что мог бы и перед телекамерами есть спокойно. Абсолютно становится все равно.

– Понимаю. Мама всегда говорил – сначала мужчину надо накормить, а потом про дела расспрашивать.

– Сразу видно – ваша мама мудрая женщина, – поддерживает Корсиков шутливый тон. Когда он не ведет допросы – вполне нормальный мужик. И общаться с ним можно.

После еды я мою посуду в холодной воде – особых удобств в доме нет, но и на том спасибо. Корсиков работает с телефона: строчит смс, созванивается с кем-то и так почти до ночи.

– Вы отдыхаете хоть иногда? – спрашиваю у него в перерыве между звонками.

– Конечно. Да и так не всегда, не думайте. Кстати, задержали вашего Влада – пытался границу нелегально пересечь, – роняет между делом, а у меня из рук выскальзывает мокрая тарелка.

– На счастье! – усмехается следователь и помогает убрать осколки.

– Простите, я компенсирую, – сержусь на себя, что такая безрукая стала.

– Таня, прекращайте, – он улыбается. – Этим тарелкам сто лет в обед. Кто сейчас ест из такого совдепа? Родители свезли все это барахло на дачу, чтобы не выбрасывать. Можете еще парочку разгрохать – никто по ним плакать не будет.

Мою совесть он успокоил, но я продолжаю нервничать из-за Влада. Это же придется в суде выступать. Всю грязь эту по-новому раскапывать, на вопросы отвечать. Мой грустный вид не укрылся от зоркого глаза Корсикова.

– Татьяна, вам совершенно не идет этот вид – замученной страдалицы!

Когда он говорит такие вещи серьезным тоном, я не могу понять – как реагировать. То ли обидеться, то ли улыбнуться.

– Ваш опасный враг под наблюдением, вы – свободны. Чего грустить? – продолжает он рассуждать.

– Все не так просто, как хотелось бы, – отвечаю общими фразами.

– А может, это вы все слишком усложняете?

С такого ракурса на проблему я еще не смотрела.

– И что бы вы делали на моем месте? – спрашиваю, раз уж ему так хочется поговорить.

– Я? – он на минуту задумывается. – Занялся бы собой. Новая работа, новые знакомства. Возможно, даже переехал бы в другой город. Но вам этого не советую.

– Почему?

– Там меня не будет, – серьезно произносит он. И что он этим хотел сказать?? Делаю вид, что пропустила эту фраз мимо ушей.

– Хорошо, так и поступлю, как только закончится следствие и суд.

– Начинайте уже сейчас. Разбирательство может тянуться не один месяц. И хорошо, если не годы.

– Годы?? – я выпадаю в осадок от таких новостей.

– Ну да. А вы думали это так просто – упрятать человека за решетку? – он хмыкает. – Собрать доказательную базу, свести все показания свидетелей. Отстоять свою точку зрения в суде.… Много нюансов.

– Господи, да я поседею к тому времени и …, – запинаюсь, едва не сказав «успею родить».

Корсиков внимательно смотрит на меня. Иногда мне кажется, что у него рентгеновское зрение, и он может считывать мои мысли. Но при этом он молчит и не пытается выпытать, что там за «и». За это я ему благодарна. Пока сама ничего не знаю наверняка, поэтому делиться с кем-либо своими переживаниями не хотелось бы.

– Уже первый час, – Корсиков сверятся с часами. – Давайте отдыхать, Татьяна.

Для меня следователь раскладывает диван, а сам устраивается на раскладушке. В тишине незнакомого места я прислушиваюсь к посторонним звукам, но кроме мерного сопения Корсикова – ничего не улавливаю. Под эти мирные звуки я и проваливаюсь в сон.

Глава 27

Спустя четыре месяца.

– … слушание объявляется оконченным. Суд удаляется для принятия решения.

Я вздыхаю с облегчением. Полоса моего невезения, видимо, подходит к концу, так как наше дело рассмотрели в самые краткие сроки. Как объяснил Корсиков – информация просочилась в прессу, и именно это поспособствовало судебному процессу.

Кладу руки на живот и прислушиваюсь. Мягкие шевеления отчетливо слышны под ладошкой. Вот и все, мой маленький! Сейчас закроем эту главу и в новую жизнь, с улыбкой! Я жду рождения малыша с нетерпением, ведь он стал для меня смыслом жизни. Родители ради будущего внука продали недвижимость и перебрались ко мне, в город.

Общими усилиями мы купили четырехкомнатную квартиру в спальном районе. Денег от продажи нашей с Юрой квартиры и родительской, хватило на приличное жилье. Все средства, которые нашлись на счетах мужа – временно заморозили. Получить к ним доступ я смогу лишь после того, как завершится судебное расследование. И я даже не представляю – что буду делать с ними. Возможно, пущу на образование ребенка.

В данный момент я даже не хочу думать об этих деньгах. Гораздо приятнее размышлять о будущем, представлять, как окунусь в материнство и заботы о малыше. А еще, о новой работе, которую для себя неожиданно открыла. Пригодился опыт делопроизводителя и грамотное знание русского языка. Пишу статьи сидя дома, в комфорте и тепле. Не сказать, что много платят, но мне хватает. А главное – чувство удовлетворения, которое получаю от качественно проделанной работы.

Через час всех повторно приглашают в зал для оглашения приговора. Я стараюсь держаться как можно дальше от клетушки с Владом. От одного его вида мне становится тошно и бросает в жар.

В те редкие встречи, когда мы сталкивались в здании суда, он прожигал меня ненавидящим взглядом. А в этот раз – заметил животик. Шагнул вплотную к стеклу, за которым размещалось место подсудимого. А я инстинктивно прикрылась руками. Это только мой ребенок и никому его не отдам!

– Встать! Суд идет.

Зачитывают статьи, по которым судят Владислава, и, как финальный штрих – звучит приговор.

– … приговаривается к двенадцати годам лишения свободы в колонии общего режима, с лишением права заниматься юридической деятельностью в течение трех лет с момента погашения задолженности….

Дальше я не слушаю, откинувшись на спинку стула. Свершилось правосудие. Отныне я защищена на долгие годы от преследований со стороны Влада. Страх постепенно отпускает меня и на душе становится легче.

Пропускаю мимо ушей всю юридическую возню и вздрагиваю, когда Максим Александрович трогает за плечо.

– Таня, поздравляю! Все закончилось – можете выдыхать.

– Спасибо. И вас поздравляю! Без вашего участия не удалось бы так быстро и гладко довести дело до суда. Не представляю, чтобы делала без вас!

– А давайте-ка мы это дело отметим! Что вы думаете о порции мороженого где-нибудь на лавочке в сквере? – Корсиков как всегда серьезен, только глаза смотрят тепло и с улыбкой.

– Только за. Здесь так душно, хочется скорее на улицу.

Он кивает и предлагает руку, чтобы я могла опереться. Мы двигаемся к выходу, где неминуемо сталкиваемся взглядами с Владиславом.

– Таня! – он снова прилипает к стеклу, а я спешу пройти мимо. Сердце делает бешеный скачок. – Таня, это мой ребенок? Таня, пожалуйста! Смерть Юры – случайность, прошу… Таня, не уходи. Да подождите вы, мне нужно с ней поговорить!

Конвоиры спешат угомонить Влада и защелкивают на его руках наручники. Меня под локоть тянет на выход Корсиков. В память врезается отчаяние в глазах Влада, но я упрямо выкидываю это воспоминание из головы. Достаточно! Впереди у меня – другая жизнь.

Часть вторая. Глава 28

Влад

Тяжелые, обитые железными листами двери контрольно-пропускного пункта распахиваются, и я выхожу на улицу. Льет косой дождь, но я просто стою, запрокинув голову вверх. Холодные капли пробираются под воротник осенней куртки и стекают по спине.

Как же хорошо на свободе!

Вдалеке сигналит машина и «приветствует» фарами. Родители. Но я не тороплюсь спрятаться в салоне авто. Дождь и ветер бьют в лицо, по глазам, но мне все равно. Я слишком долго ждал этой минуты и наслаждаюсь моментом.

– Сынок, намокнешь! – подгоняет мать.

– Иду!

Хочется закурить, но в карманах пусто. Последние заначки раздал пацанам: им еще срок мотать, а я уж на воле затарюсь. За двенадцать лет сросся с дурной привычкой, и не вырвать одним днем.

Родители болтают всю дорогу, грузят подробностями, что-то спрашивают. Отвечаю иногда невпопад. Так странно ехать с комфортом в машине, видеть людей на улице. Те спешат куда-то, прикрывшись зонтами, боясь намочить ноги. А я рад любой погоде, и ветру, и дождю. Но эта радость с привкусом горечи. Сколько лет потеряно безвозвратно!

Где-то здесь растет мой сын, а может – дочь, без меня. А если и не мой ребенок – хотелось бы считать его таковым. Но Таня.… Все эти годы стоит перед глазами ее испуганное лицо, и как руками живот от меня загородила. И кроме страха – столько эмоций намешано. Ненависть, гнев, отчаяние…

Вздыхаю, прогоняя дымку воспоминаний. Ни на одно из писем она не ответила, ни разу не приехала. Наверняка вычеркнула меня из своей жизни. И я не смею ее за это судить. Дураком был, много дров наломал. А мог бы с семьей жить, радоваться красавице-жене и ребенку.

Я не оправдываюсь, нет. Такого давно уже в мыслях не водится. Но она даже не дала мне шанса объясниться. В ее глазах – я убийца ее мужа. Почти так и было.… Впрочем, свое я отмотал. Свободу выстрадал, и то, что было за решеткой, вспоминать не хочется.

– Сынок, вот мы и дома! – мама наиграно улыбается и суетится. Отец поглядывает искоса и вздыхает. Ну да, не похож я больше на лощеного адвокатишку. Стал худее, суше, возраст сказался – голова почти белая. Но и крепче, однозначно. Ноги-руки набитые, пресс как из стальных канатов, руку сломаешь. Пацаны научили правильно тренироваться: чтобы любую боль перетерпеть, нужно быть сильным.

– А мы стол накрыли к твоему приезду, – выдергивает мать из размышлений. – Все как ты любишь: салатики, картошечка еще горячая, отбивные… Мой руки и скорее за стол.

Отец проходит к столу и открывает бутылку беленькой. Он обычно не пьет, а тут, смотрю, подряд две опрокидывает. Не по нутру ему мой вид и присутствие, да уж что поделать. Светка отсудила часть имущества. А оставшиеся – пошло в качестве моральной компенсации матери Юры. Уж лучше бы Тане отдали, ей-богу! Но она принципиальная, отказалась от всего, что со мной связано.

Мою руки горячей водой и кайфую. Забытый комфорт заползает под кожу, разливаясь особой негой. Так бы и стоял тут до поздней ночи. В чувство приводит вид моей бандитской рожи в отражении. Витиеватые сети татуировки заползают на шею, выбритые в ноль виски, сломанный и оттого кривой нос…. Красавчик, что сказать! Подмигиваю себе из зеркала и вытираю руки душистым мягким полотенцем. Если в ванной все такое мягкое и теплое – останусь тут ночевать.

Возвращаюсь в гостиную, и родители умолкают при моем появлении на полуслове. Они теперь все время будут так дергаться? Напрягает, блин!

– Садись за стол, – мать опять включает хозяюшку и начинает накладывать в тарелку разной еды с горой. Жрать хочется – не передать словами. А тут запахи такие стоят, что кишки к позвоночнику прилипли.

Отец кидает еще стопку, и наливает мне.

– Не буду, – кручу головой, налегая на мамино пюре. Чувствую, если выпью – родители от меня еще больше шарахаться будут. Да и отвык от возлияний. А вот курить охота. Придется пройтись, если район узнаю и не потеряюсь.

– Ты не торопись, Владюш, еды много, – мама краем полотенца промакивает глаза. Черт! Как на похоронах. Резко отодвигаю стул.

– Пройдусь, – кидаю родителям и спешу на выход.

– Там же дождь! И куда ты пойдешь? Коттеджный поселок…., – мать умолкает, стоит мне лишь взглянуть на нее.

Надо срочно найти жилье, и съезжать. Не вынесу этих жалостливых взглядов!

Шагаю вдоль стройных однотипных домиков, и почему-то меня передергивает. Раньше они мне казались классными, стильными. А сейчас коробит от этой безликости. Как в тюрьме: все одинаковое, строгое, никаких ярких пятен.

Выхожу за пределы поселка. Дорога уходит в город. Мимо проносятся машины, а я иду дальше, смотря только под ноги. Рядом вытормаживается грузовик.

– Садись, подкину!

Трушусь в теплой кабине грузовика, слушая болтовню добряка-водителя. Стреляю у него на прощание сигу и выпрыгиваю в центре.

Здесь народа чуть больше, но все равно не так, как в солнечный день. Скольжу безликой тенью вдоль знакомых ресторанов, когда-то здесь обедали с Таней. Сейчас мне не по карману даже кружка чая в подобных заведениях.

Зависаю у торгового центра, впитывая звуки и запахи большого города. Меня тянет к людям, и в тоже время я вне всего этого. Один, и город не готов принять меня. Остро чувствую свое одиночество и отторжение. Оно отражается в глазах прохожих, в ярких витринах, в скользящих по дороге мокрых автомобилях.

– Ром, подержи пакеты, – пробивает тонкий женский голос до самого мозга. Я оборачиваюсь и вижу дальнейшее, как в замедленной съемке.

Таня открывает багажник бюджетной иномарки, и подросток рядом с ней подает покупки. Первое желание – броситься к ней, схватить за плечи, развернуть к себе. Столько всего сказать! Но я замираю, жадно прохожусь взглядом от тонких щиколоток в модных полусапожках, до новой прически. Таня обрезала волосы и теперь носит каре. Удивительно, как ей идет этот образ! Она кажется чуть строже, выше, но я даже не нахожу морщинок на лице: она все так же хороша!

Быстрым движением захлопывает багажник и невзначай поднимает глаза. Мы сталкиваемся взглядами. Сначала она не реагирует и отворачивается. Затем, вскидывает голову снова. Узнала. В глазах – холод и презрение. Даже не постаралась скрыть от меня свою реакцию.

– В машину, Роман! – сухая команда бьет в грудь не хуже молота. Хочется согнуться от боли, но я продолжаю стоять, спрятав сжатые кулаки в карманах мокрой куртки. Она прячет от меня ребенка, даже не дав возможности рассмотреть его, как следует.

Жестоко, но чего я ожидал? Прошлое столкнулось с настоящим, и в нем нет места для бывшего зэка.

Татьяна садится в авто и быстро уезжает с парковки. На автомате запоминаю номер ее тачки. Так хочется броситься за ней следом, кричать, что она как и прежде мне нужна, но не могу пошевелиться. Будто паралич сковал руки-ноги, заполз смертельным холодом в сердце и желудок.

Глава 29

Кто-то толкает в плечо и до меня долетает сердитое:

– Чё стоишь на проходе, придурок!

Я выныриваю из собственных тягучих и болезненных мыслей, мгновенно ощериваясь в ответ.

– За базар ответишь? – ловлю за рукав молодого хиляка с электронной перделкой во рту. Такого даже рука не поднимается стукнуть. Пацан шарахается и спешит скрыться за спинами прохожих. Провожаю его тяжелым взглядом, надеясь на продолжение. Но выпустить пар мне не суждено. Да и надо ли? Привычка огрызаться и сразу бить в табло не отпускает. Надо научиться снова быть простым гражданским человеком. Возвращаться за решетку в мои планы уж точно не входит.

Рядом с супермаркетом стоит стенд с изрядно намокшими объявлениями. От скуки скольжу по нему взглядом. Цепляюсь за слова «работа», «ищем сотрудников». Но все не то. Всем требуются молодые, с опытом работы, обязательно с корочкой о высшем, причем в тех областях, где я не шарю.

Обрываю парочку номеров с предложениями для разнорабочих. Грузчики, фасовщики, обвальщики мяса, подсобные работники…. Надеюсь, что хоть среди подобных объявлений кто-нибудь согласиться взять человека после отсидки.

Провожу в городе время до позднего вечера. Дождь утих, и я не тороплюсь возвращаться домой. Там мать с мокрыми глазами, и отец с кислой миной. Обратный путь занимает еще больше времени, но я рад пройтись и той приятной усталости, что дает телу долгая ходьба.

Мама с порога набрасывается на меня.

– Влад! Ты где был??

– Гулял, – глухо роняю, сбрасывая промокшие шмотки.

– Уже темно, а ты только…, – обрывает себя на полуслове.

– Договаривай, чего уж там? – не выдерживаю. – Да, я откинулся. И что? Мне теперь держать отчет перед тобой или отцом? Мама, мне сколько лет, а? Не забыла?

– Не кричи на мать! – показывается в коридоре очень нетрезвый отец. – Иди к себе!

– Ты забыл стукнуть кулаком по столу, чтобы подействовало, – едко цежу и успеваю подхватить батю, что запутался в собственных ногах.

– Поставь меня на ноги! Я сам! – он отталкивает мои руки и нетвердой походкой уходит в зал, где орет телек.

Мама смотрит на нас испуганными глазами, как будто мы драться собирались. Ну что за цирк?

– Мам, не волнуйся. Я в полном порядке. Просто хотелось подышать воздухом. Слишком долгое время провел в четырех стенах, так что не пытайся меня посадить на цепь. Договорились? – касаюсь ее плеча.

– Хорошо, Владюш. Ты просто в следующий раз бери с собой телефон, – протягивает заготовленную загодя коробочку с новым смартфоном.

– Зачем? – с удивлением смотрю на дорогую вещь. – Я бы и кнопочным обошелся.

– Глупости! Даже до … всего этого, мы кнопочными уже не пользовались. Не придумывай, бери.

Мама уходит на кухню, а я поднимаюсь в комнату, что раньше занимала Таня. Никаких следов ее присутствия, конечно же, не осталось. Но я почему-то ищу и жду чего-то. Пытаюсь откопать в памяти какие-то воспоминания, но там все поросло травой. Остались только неприятные вещи: арест, допросы, ответ перед судьей, испуганные глаза Тани.… И последние годы, среди которых не было ни одного светлого пятна, только мрак.

Мама заполнила шкаф моими вещами. В основном старыми, из прошлой жизни. Ради смеха натягиваю пиджак, и он повисает на мне, как на тремпеле. Пытаюсь изобразить свою «фирменную» улыбку адвоката и дружеское рукопожатие, но зеркало беспощадно и не в состоянии мне подыграть.

Худой и жесткий мужик с седым ежиком волос тянет руку. Это выглядит… Жалко. Да, пожалуй, то самое слово. Жалко и странно. Чужеродным смотрится пиджак в сочетании с зоновскими наколками, и холодным взглядом вечно загнанного зверя. Животного, что готово напасть, едва почует опасность.

От собственного вида мутит, и я спешу избавиться от всех вещей, что напоминают мне о прошлом. Успешный адвокат, примерный парень из хорошей семьи – его больше нет, он умер.

Сгружаю весь хлам на простынь и завязываю узлом. Оказывается, я был еще тем тряпичником: столько шмоток, что не сносить за одну жизнь!

На полке остаются черные и белые футболки без принта, два-три свитера и темные джинсы. Скромно, но и следить за собой так гораздо проще. Никакой глажки, химчистки, и «капризных» тканей. Только удобство.

Остаток вечера пытаюсь разобраться в модной новинке, что презентовала мама. Вставляю чистую сим-карту. Мне и звонить некому, дожился! Регистрируюсь в сети, и начинаю свой поиск. Ищу только одного человека, которого хотелось увидеть хотя бы на фото.

Не сразу, но мне удается ее найти. Таня сменила фамилию, и я долго пытаюсь вспомнить: это ее девичья или же она вышла замуж? Последняя мысль неприятно царапает нутро, но я гоню ее прочь. Таня имеет право на личную жизнь и женское счастье, как никто другой, пусть и не со мной.

Фотографий у нее в профиле немного, и я листаю по кругу десяток-другой, пытаясь понять – как она живет? Чем? Счастлива ли?

С ребенком фотографий меньше всего: на одной Роман совсем малыш, на еще двух – около пяти лет. И три совсем свежие. На них парень смотрит в камеру, улыбается. Ищу сходство, прищуриваюсь, увеличиваю фото, но сомнения продолжают грызть. Мой или нет?

Рядом с ребенком Таня всегда мягко улыбается, словно светится изнутри. Однозначно она его очень любит, это отражается в жесте, которым она притянула сына к себе. Мысленно дорисовываю себя рядом с ними, и идиллия тут же портится.

Ни на одной из фотографий не вижу с Таней мужа. Скрывает от ревнивых и завистливых подруг красавца-мужчину? На нее это не похоже, по крайней мере, на ту Таню, что я помню.

Или после всего произошедшего она сторонится представителей противоположного пола? Вряд ли такая женщина осталась без внимания на столькие годы. Рука тянется написать ей что-нибудь, но я отбрасываю телефон. Не сейчас, не время. Не тогда, когда я настолько жалок и гадок, что самому противно. И что я ей смогу предложить, согласись она на отношения?

Нет, так нельзя. Нужно встать на ноги, вытравить из глаз обреченность и озлобленность на весь мир. Стать другим Владом. Таким, в которого, я надеюсь, она была хотя бы капельку влюблена раньше. А уж завоевать ее доверие.… Это будет посложнее внешних метаморфоз.

Засыпаю с легкой улыбкой на губах, позволив себе слабость – мечту о ней и Ромке, моем возможном сыне.