355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Литературка Литературная Газета » Литературная Газета 6350 ( № 49 2011) » Текст книги (страница 9)
Литературная Газета 6350 ( № 49 2011)
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 00:15

Текст книги "Литературная Газета 6350 ( № 49 2011)"


Автор книги: Литературка Литературная Газета


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Оболганный Павлик

Оболганный Павлик

А ВЫ СМОТРЕЛИ?

Тема одного из недавних выпусков «Открытой студии» на Пятом канале была заявлена провокативно: «Павлик Морозов жив?» Павлика очевидно привели как символ доносительства. Но приглашённые в студиях, направляемые Романом Герасимовым, обсуждали методы работы правоохранительных органов в связке с активностью населения. Ведь для обеспечения безопасности важно получать необходимую информацию от граждан, которым что-либо известно о происшествиях, нарушениях и т.д. И совсем не обязательно в форме стукачества.

Но как же не совестно было пускать в дело лживый посыл о якобы доносе Павлика на собственного отца?

За двадцать лет на ТВ так и не уточнили, что в первой трети XX века в той далёкой деревне на самом деле Павлик Морозов никаких доносов на отца (кстати, не жившего с семьёй) не писал: он давал показания на суде, к которому привлекли Морозова-старшего сами власти за махинации с документами и воровство. На вкус доселе клеящих ярлыки либералов, вероятно, естественнее тогда для парнишки было бы втихаря лопать принесённое папашей наворованное.

И уже одно то, что Павлик и брат помладше – невинно убиенные по наущению деда в лесу дядьями отроки, должно бы, по традициям нашей культуры, наглухо заткнуть глотки охотникам поёрничать! Но нет, ТВ эти утки до сих пор охотно муссирует.

Но есть и Божий суд[?]

Любовь ГЕРАСИМОВА, НОВОСИБИРСК

Обсудить на форуме

[email protected]

Необычайное происшествие с мистером Хиггинсом и мисс Дулитл

Необычайное происшествие с мистером Хиггинсом и мисс Дулитл

РАМПА

Московский драматический театр под руководством Армена Джигарханяна начал свой шестнадцатый сезон несколькими премьерами. Первая из них – это театральная классика: «Пигмалион» Б. Шоу в постановке Юрия Клепикова. Можно заметить, что «Пигмалион» не является редкой, «свежей» пьесой театрального репертуара, но лучше порадоваться тому, что молодые по преимуществу актёры имели возможность поработать над драматургией в некотором роде совершенной.

Полупрозрачный занавес спектакля с изображённым на нём сложным узором из стволов и ветвей каких-то растений поднимается, открывая зрителям лондонскую площадь, живущую своей стопроцентно уличной жизнью. Здесь попадаются и просто прохожие, но количественное преимущество у воров, проституток и иных сомнительных личностей. Именно среди них пристроился профессор Хиггинс (Вадим Медведев, Юрий Анпилогов) в надежде найти интересный филологический материал для своих научных изысканий. Рядом, загородив проход неестественно огромной корзиной с цветами, совершает свой каждодневный трудовой подвиг продавщица фиалок Элиза Дулитл (Ольга Кузина). В тот момент, когда она откроет рот и произнесёт первые звуки, в Хиггинсе, как известно, оживёт мифический Пигмалион.

Актёры (это стоит подчеркнуть) играют, минуя известные театральные штампы исполнения этой пьесы, а их накопилось уже немало. Генри Хиггинс Вадима Медведева – взрослое дитя, для которого люди и мир вокруг – лишь повод для игровых импровизаций. Прозрачные шары, часть эффектной сценографии спектакля (художники Никас Сафронов, Ольга Соколова), покачивающиеся в воздухе и покоящиеся на сцене, воспринимаются как любимые игрушки гениального и избалованного филолога, витающего в облаках своих нестандартных идей.

Ольга Кузина – Элиза, наоборот, крепко стоит на земле. Своё жалкое существование она привыкла обеспечивать самостоятельно и, когда её отец, мусорщик Дулитл (Анатолий Морозов, Алексей Анненков), в одночасье ставший миллионером, напоминает о её железной хватке, – это не пустые слова. Вместе с тем есть в Элизе, яркой и жизнестойкой, ранимость существа, не знающего, что такое благополучие, и решившего не сдаваться в отчаянной жизненной драке ни за что и ни при каких обстоятельствах. В сценических работах Ольги Кузиной этот мотив звучит достаточно часто, открывая для зрителей возможность проникнуть во внутренний мир её героини, туда, где за внешней агрессивностью, грубостью скрывается её боль. Элиза, неприкаянная, в сущности, лишённая близких, заинтересовывается не вполне ясным для неё необычным экспериментом, а так как эксцентрических свойств в ней самой тоже предостаточно, постепенно влюбляется в Генри Хиггинса. Его бестактность, нескончаемые причуды и провокации она претерпевает с поистине героической самоотверженностью.

Актёрский ансамбль спектакля ровен, отмечен острыми по рисунку работами: полковник Пикеринг (Станислав Эвентов), миссис Пирс (Ксения Худоба), миссис Эйнсфорд-Хилл (Светлана Лаккай).

Драматургия Бернарда Шоу, которую актёрам предстоит ещё освоить вполне, даёт им возможность во многих сценах «плыть» в потоке действия, увлекая за собой и зрителей. Хотелось бы пожелать в целом большего разнообразия красок. Первая часть спектакля, где юмору отдано много места, выглядит гармоничнее, чем вторая, неудержимо приближающаяся к «чистой мелодраме». Это, наверное, вызвало бы лёгкое недоумение автора, интеллектуала и мастера парадоксов.

Татьяна ВОЛОДИНА

«Последний билет в Россию»

«Последний билет в Россию»

ВЕРНИСАЖ

Так называется выставка народного художника СССР, академика Аркадия Александровича Пластова. Она работает до 7 января будущего года в картинной галерее Дмитрия Белюкина на Казанском вокзале.

«ЛГ» настойчиво рекомендует любителям живописи воспользоваться уникальной возможностью увидеть работы выдающегося мастера.

На снимке: Д. Белюкин и Н. Пластов, внук художника, продолживший семейную традицию, на открытии выставки

Бикфордов «шнур»

Бикфордов «шнур»

ЯЗЫК МОЙ – ВРАГ МОЙ

Известный певец Шнуров, образовавший группу «Ленинград», с самого начала своей карьеры сделал ставку на обыгрывание матерной лексики в своих выступлениях. При этом начиная с декабря 2008 года он стал колесить по российским городам, и его афиши зазывали не на группу, а на группировку «Ленинград» (весьма знаковое уточнение – в соответствии с криминальным смыслом). Было бы полбеды, а может быть, и вовсе забавно и точнее отражало бы творческие принципы этого исполнителя, если бы за название своего коллектива им был взят, положим, слоган «Я, такой-то, балбес; на сцене – бес» или «Прости меня, мама, по матушке!». Но при чём здесь город-герой Ленинград? Без кавычек. Тогда же, чуть более года назад, Шнуров объявил о роспуске «Ленинграда» и наборе новой группы той же творческой ориентации с названием «Рубль». Однако сие не умаляет того факта, что на протяжении более чем десятилетия безнаказанно, у всех на глазах, использовался в своих «рублёвых» целях исторический бренд России.

УНИЖЕНИЕ МАТОМ

Чтобы осознать глубину проблемы, невозможно обойтись без обращения к тому, что традиционно именуется «историей вопроса». Конец 80-х – начало 90-х годов отметились первыми прорывами матерщины на экране, на театральных подмостках и в литературе. Показательно, что первый нецензурный киномонолог в СССР прозвучал в картине режиссёра Киры Муратовой «Астенический синдром». Эстетическая сверхзадача, конечно, не простиралась до установок начать насаждать мат на почве русской культуры. Преследовалась цель внешне благая – методом шока, встряски, «удара по мозгам» заполучить результат нового, неизведанного ещё ощущения, находящегося, безусловно, в духовном контексте, но преподанного в столь неординарной ипостаси. Что вышло из этого почина?

Нагромождения книжного мата стали приводить к тому, что седовласые учителя-словесники, и без того униженные нищетой, хватались за валидол, проверяя тетрадки учеников и в их сочинениях натыкаясь на прежде исключительно туалетные словечки. Аргументация: это всё «продвинуто» и жаль, что вы, такая-то Елена Сергеевна, не догоняете. И непременный вопрос ребром: если Пелевину и Сорокину можно, то почему мне – нельзя?

И в самом деле, если б только одному Пелевину[?] Лихие 90-е, а с ними и более вменяемые «нулевые» годы дали беспрецедентные для отечественного искусства примеры вседозволенности. Вот солидное издательство «Эксмо», давным-давно, казалось бы, переросшее кооперативные пелёнки, в выпуске серии «Иной формат» публикует пьесы небезызвестных ныне братьев Пресняковых (ответственный редактор К. Халатова) без каких-либо предупреждений и оговорок в выходных данных.

Герой пьесы «Изображая жертву» одиннадцать раз разряжается отборным матом. Заметим, извергающий нецензурщину – капитан милиции (полиции), он же следователь криминалистической лаборатории. И как понимать выскакивающий ни с того ни с сего мат персонажа по имени Старичок (пьеса «Кое-что из технологии проживания жизни»)? Здесь заборное слово лепится в его вполне благочинной реплике просто как выдох, не в качестве «идеализации» или – напротив – «демонизации» этого старичка. Что, по-другому в жизни и разговаривать уже невозможно? Здесь же, на грани фола, Пресняковы, наплевав на такое сложное, особенно в измерении сегодняшнего дня, понятие, как политкорректность, по-братски записывают в свою компанию[?] королеву Великобритании. И заставляют её орать прямым текстом заветные, видимо, для авторов пьесы русские три буквы, полагая, что это прикольно, и предписывая ей попутно (это написано для театра!)[?] шуршать струйкой собственной мочи.

Берём журнал «Новый мир». В своей рецензии известный критик, член жюри множества престижных театральных и драматургических премий, кандидат искусствоведения Павел Руднев на «военную» пьесу скандального Вл. Сорокина «Землянка» оказывается не в состоянии удержаться от заимствования стиля первоисточника. И в рифму слову «отец» припечатывает без всяких купюр словцо из текста последнего («Новый мир», 2005, № 11, стр. 195). Крутые, надо сказать, пошли рецензии в «толстых» журналах!

Неудивительно, что библейское «в начале было слово» для порнографов имеет свою историю с продолжением. Но каковы слова, таковы и дела. Начиная с осени 2007 года на Всероссийском театральном фестивале «4-я высота», проходившем одновременно в нескольких ТЮЗах страны, были читки пьесы уже не юного Василия Сигарёва «Волчок», где не только «безбашенно» матерятся, причём все – и молодые и старые, и образованные, и маргиналы. Сигарёв, теряя элементарную способность к самооценке от количества полученных премий, российских и зарубежных, дописался до того, что по тексту зрители должны быть испытаны на прочность поэтапным показом гомосексуального инцеста. Сначала дочка поцеловала у мамы пятку, потом расстёгивает у неё блузку и трогает обнажённую грудь. В 9-й сцене мать, сидящая на кровати без трусов, раздвигает ноги, ржёт, хлопает себя по лобку и говорит дочери: «Ну-ка, помой матери кундю[?]»

Кто подумал, что наткнулся на какой-нибудь порносайт, тот ошибся. Это – выдержка из сигарёвского текста, опубликованного в старейшем литературно-художественном журнале «Урал», в 4-м номере за 2006 год. Но и это ещё не предел материнских проявлений в «Волчке». В той же сцене мать мочится на пол, а дочь затем тряпкой по сцене растирает лужу (резонно в этой связи перед началом данного рода спектаклей, кроме шуток, выдавать зрителям что-то вроде респираторов или предупреждать, чтоб не приходили в дорогих нарядах).

Другой похожий драматург, по фамилии Курочкин, вынес непристойность из текста и контекста напрямую в название своего «творения», а следовательно – в афиши и общедоступные места, и при этом чувствует себя без каких-либо последствий замечательно – «Водка, е[?]ля и телевизор» (как вы понимаете, у первоисточника – без стыдливых точек). Более того – Курочкин стал членом жюри ряда драматургических конкурсов и теперь «со своей колокольни» судит и учит молодых и начинающих авторов.

Не может не вызывать недоумения и другое. Если эксгибиционистские страсти и унитазные проблемы отдельных драматургов и постановщиков выдаются за новое слово в искусстве, то, может быть, государству в данной ситуации подобает вежливо ответить им: мол, это ваши собственные проблемы; а самому – найти более уважительные причины для участия в финансировании тех или иных проектов, а не заниматься поощрением садизма и похабщины на страницах книг, театральных подмостках и съёмочных площадках?

[?]У конкурса современных пьес «Действующие лица» с почти уже десятилетней историей солидности в учредителях не занимать. Здесь и Федеральное агентство по культуре и кинематографии, и государственная радиостанция «Радио России», и просто ряд уважаемых частных лиц. Ознакомишься с жизненной позицией некоторых из них, и становится понятным многое. Известная радиожурналистка «Эха Москвы» Ксения Ларина, – входившая, между прочим, в состав жюри этого конкурса в 2007 и 2008 годах, – теоретизирует в передаче «Книжное казино» на «Эхе» 5 июля 2009 года: «Одна из самых народных вещей, которые обсуждаются постоянно, это – наличие (в современных пьесах. – Авт.) ненормативной лексики. Мне кажется, нужно забыть эту тему, она не должна обсуждаться». Вот так, ни больше ни меньше. А следом – самое характерное, из-за чего размываются все художественные критерии. «Когда это талантливо, – судит Ларина, – когда необходимо, всегда оправданно». И судя по всему, голос журналистки со скромной пушкинской фамилией в жюри «Действующих лиц» отнюдь не одинок.

[?]В историю отечественного кинематографа вошёл отказ выдающегося актёра Олега Борисова плевать по роли в икону в снимавшемся в 70-е годы фильме о жизни Достоевского. Уже были готовы успешные кинопробы, в архивах до сих пор сохранены фотографии – актёр в гриме, поразительно внешне похожий на писателя, более того, внутренне готовый к воссозданию образа гения на экране. Но творческая позиция артиста была бескомпромиссной – заниматься непотребством, исходя даже из самого сложного и подчас многое оправдывающего контекста, он не посчитал для себя возможным. Конфликт с режиссёром из-за вроде бы незначительного рабочего момента перерос в концептуальный.

ГЕРОИЧЕСКОЕ В КОГТЯХ У ПОШЛОГО

Отечественные законодатели на исходе 90-х годов предпринимали попытки, и серьёзные, оградить бурные реки нахлынувшей свободы хоть какими-то берегами. Памятен поистине уникальный факт единодушия в Государственной Думе и Совете Федерации, когда обе палаты поочерёдно проголосовали за принятие нового Федерального закона – «О защите общественной нравственности».

И что же? Кто не помнит – тогдашний глава государства, президент Ельцин, его не подписал, сослался на что-то вроде «нарушает свободу творчества». Нужно ли теперь, спустя почти полтора десятилетия, детально объяснять, что за «свободу творчества» мы слишком часто видим и слышим из коммуникационных щелей? На примере хотя бы одного беспечно живущего Шнура.

Между тем его ужимки и дикая брань, соединённые с атрибутикой национальной святыни, в другой, более уважающей себя стране однозначно были бы отнесены к последней, самой строгой по степени ограничений категории. (К седьмой, так называемой ХХХ.)

Опять же приходится констатировать азбуку приличия – принята и действует в мировом сообществе регламентационная, в семи пунктах, шкала ограничений на изображение непристойности и жестокости. Ну и, конечно, общественная табель о рангах никогда не позволит где-нибудь во Франции или Англии охальнику и хулигану светиться в качестве героя своего времени, беспрепятственно неся в массы свою, с позволения сказать, эстетику.

У нас же – картина обратная. Самый свежий пример – в октябре 2011 года Шнур получает эфир в смотровое, вечернее время государственного (!) канала «Россия 1» – в новой развлекательной передаче «Профилактика». В этом же ряду – даже уважаемый телеканал «Культура» (4.11.11.), демонстрирующий постановку М. Захарова «Шут Балакирев», даже не заретушёвывая матерщину, звучащую со сцены.

[?]Наша беда в том, что у нас не работает сертификация культурной и медиапродукции по образцу любой другой. Такая сертификация могла бы чётко разграничить аудиторию, время трансляции фильма или любой другой постановки, а также определить ответственность авторов и распространителей за нарушение правил общественной морали. Между тем известный кинорежиссёр и парламентарий Николай Губенко предлагал бить рублём по злу – установить систему крупных штрафов для тех, кто сознательно нарушает общественную нравственность.

При этом вырученные средства направлялись бы на поддержку некоммерческого искусства. Рациональное зерно – нет прямых запретов, и в то же время какие-нибудь отпетые или «пробитые» мошенники лишний раз задумывались бы, стоит ли пускаться в такую вольницу, из-за которой не на шутку опустошались бы карманы «дорогих» продюсеров.

Пока, к сожалению, порномафия через своих лоббистов в органах власти держит позиции уверенно. Дело доходит до ангажирования научных кругов, доказательство тому – введение в активный оборот термина «ненормативная лексика». Лингвисты, литературоведы, всевозможные шоумены и революционеры от культуры, распустив как знамя этот поэтично-околонаучный термин, пустились с каким-то экстазом в почти открытую пропаганду словесной грязи, всегда бывшей в русском языке тем «низом», которому не позволялось претендовать на «верх» культуры, публичной жизни и общественного признания.

В самом запуске данного, ставшего устойчивым определения лежит семантическая и как следствие – этическая диверсия. К ненормативной лексике, то есть к той, что находится за пределами русского литературного языка как нормы, традиционно относились и разговорный стиль, и просторечие, и диалекты, и старославянизмы, и профессиональный жаргон. Таким образом, языковой пласт её очень широк и в принципе никакого отношения к скабрёзной ругани не имел и не имеет.

Так что «приватизация класса ХХХ» и здесь сработала по-чубайсовски – «без шуму и пыли», героическое дав на откуп пошлому. И нашим юным современникам будет трудно продираться к истинному смыслу через возникающие ассоциации при слове «Ленинград»: то ли невольно вытягиваться по стойке смирно, вспоминая песню о крейсере «Аврора» в исполнении детского хора, то ли – плеваться.

Алексей ГОЛЯКОВ

Обсудить на форуме

Швондеры неистребимы

Швондеры неистребимы

ГРИМАСЫ ЖИЗНИ

ЖКХ неспроста именно среднего рода, промежуточного, так сказать. От булгаковского управдома Швондера и пьяного слесаря ушло, а к современной на уровне XXI века системе управления жилищным хозяйством (ещё там в определении есть слово «коммунальное», совсем отжившее) так и не пришло.

Принцип сегодняшней жилищно-коммунальной конторы, то бишь дирекции единого заказчика, побольше урвать с жильцов и поменьше, а ещё лучше – совсем ничего не отдать. По весне во дворе нашего дома появились люди в оранжевых жилетах. Убирали территорию, вывозили старую листву, даже землю подсыпали на газоны, сказали: вы в городском плане по благоустройству. Значит, подумали жильцы, вспомнили наконец, что в нашем доме за пятьдесят лет существования трубы ни разу не меняли, ремонт не делали, пусть хоть со двора начнут[?] Но так подсыпанной землёй всё и закончилось.

Цены растут по всем строчкам квитанции ежемесячной оплаты: и за техобслуживание, и за телевизионную антенну, и за домофон, и за[?] Глухая борьба идёт вокруг счётчиков учёта потребляемой воды, которые, по обещаниям коммунальщиков, должны были облегчить жизнь квартиросъёмщиков. Год назад общественники одной из столичных территорий даже судебный процесс выиграли, и как навязанную услугу оплату за обслуживание квартирных счётчиков из квитанций исключили. Но не прошло, как говорится и года, как во всех почтовых ящиках нашего дома появились счета от некоего ООО «Мультисистема», которое потребовало 555 рублей 40 копеек за полугодовое техническое обслуживание. Чего – непонятно. Естественно, никто им не заплатил[?]

Тогда уже к сентябрю пришло маловразумительное, но «грозное» предупреждение от ГУ «ИС района Преображенское» о том, что «межпроверочный интервал для приборов ГВС составляет 4 года, для приборов ХВС – 6 лет» и что «в случае непредоставления документов о проведении проверки абонентский отдел ГУ „ИС района Преображенское“ прекращает расчёт с жителями по показаниям ИПУ и начисления с 01.09.2011 года будут производиться по ОДПУ». Ещё бы понимать, что все эти аббревиатуры означают! ГВС – это, наверное, горячая вода, а ХВС – холодная. А ГУ с ИС и ОДПУ? Одно понятно: преуспели все эти ООО, УК и ИС в отъёме денег у населения.

Анна КУЗНЕЦОВА

Обсудить на форуме

Заговорившая память

Заговорившая память

ЧИТАЮЩАЯ МОСКВА

Виктор Бердинских. Речи немых : Повседневная жизнь русского крестьянства в ХХ веке. - М.: Изд-во «Ломоносовъ», 2011. – 328 с. – 1500 экз.

Удивительно всё-таки устроена наша жизнь. Как тщательно мы стремимся сохранить и отреставрировать памятники прошлого, с какой трогательной заботой заносим в Красную книгу исчезающих животных и растения, но не замечаем, как уходят в небытие целые пласты национальной культуры вместе с её носителями. Вот так незаметно исчез из нашей жизни тысячелетний и многомиллионный крестьянский мир. Ушёл безропотно и теперь уже безвозвратно.

О том, что пережила наша страна в ХХ веке, написано много исторических исследований, но ни один историк не в состоянии так передать «живой» дух событий, как это могут непосредственные свидетели и участники происходящего. Профессор Виктор Бердинских, известный вятский историк и исследователь, много лет собирал и систематизировал воспоминания русских крестьян. Итогом этой двадцатипятилетней работы стала книга «Речи немых», выпущенная издательством «Ломоносовъ» в серии «История/География/Этнография».

Жители русской глубинки, бабушки и дедушки, большинство из которых теперь уже ушли из жизни, на склоне лет вспоминают о своём детстве и юности, о том, какими были они и каким был окружавший их мир. За каждым рассказом – а их представлены в книге сотни – людская судьба, история отдельной семьи. Общее, что их объединяет, так это череда бесконечных страданий, через которые пришлось пройти авторам. Но не тоской по молодости, не плачем по ушедшей жизни и не обвинением властям, бесконечно проводящим разнообразные жестокие эксперименты над живыми людьми, наполнены эти рассказы.

Обычные люди ведут неспешный разговор о прожитых годах, без патетики и героизма рассказывая о том, что в другом контексте считалось бы подвигом. Русские крестьяне, по сути дела, почти никогда не протестовали, не старались добиться лучшей доли, они просто жили, рожали детей, тяжёлым трудом растили хлеб насущный, которым кормили не только себя и своих близких, но и всю нашу большую страну. Простые крестьянские парни становились солдатами и гибли на полях сражений в бесконечных войнах, которые выпадали на долю России.

Возможно, это свойство человеческой памяти – сглаживать пережитые трудности, рисовать детские годы более светлыми красками, да и вообще приукрашивать прошлое. Но невозможно пройти мимо описаний дореволюционной деревни как мира хоть и не богатого, но довольно гармоничного, с патриархальным бытом, с традициями уважения к труду, к собственности, наживаемой многими поколениями. Для человека, жизнь которого началась значительно позже описываемой эпохи, наверное, будет откровением узнать, что в старой деревне вопреки устоявшемуся благодаря художественной литературе и кинематографу представлению практически отсутствовали пьянство, сквернословие, что уважение к старшим было нормой. Видимо, у русского крестьянина был какой-то своеобразный внутренний «стержень», который надломили последующие события.

Тридцатые годы полностью изменили облик русской деревни. Традиционная православная культура уступила место новой, советской. Народные обычаи активно искоренялись, формировалось негативное отношение к прошлому. В результате прервалась связь между поколениями, молодёжь перестала воспринимать труд на земле как само собой разумеющееся занятие. Если в прежние годы (цитирую) «[?]любовь к земле у всех была – от старых до малых», то коллективизация с корнем вырвала у крестьянина «чувство хозяина», превратив само понятие собственности в ругательство, типа «ишь ты, собственник нашёлся!». Хозяйства стали распадаться, крестьяне уходили в города, сельское население сокращалось, в колхозы стали объединять по нескольку деревень. «Земля, как говорили мужики, остыла, родить не стала».

«Порой в самом обыкновенном рассказе, где вся ткань повествования уже хорошо знакома по другим воспоминаниям, внезапно блеснут неожиданностью и возьмут за душу две-три фразы», – пишет Виктор Бердинских. Невозможно без боли читать страницы, на которых приводятся свидетельства страшного голода начала 30-х годов. Вот слова простой ростовской крестьянки: «Зиму мы ещё пережили, а весной пухнуть стали[?] Тогда, весной 33-го, умерли Галя, Митя, Стёпка. Жальче всех было Стёпку, безобидный малый был, ласковый, тихий[?] И умер тихо. Живот вздулся, посинел весь, голова как шар на ниточке, все жилки видны[?] Из пятисот человек, которые жили, осталось пятнадцать дворов».

Казалось бы, такие страдания, но нет у рассказчиков ни злобы, ни отчаяния, а только лишь простое и почти беспристрастное описание событий. Есть даже радость, что, несмотря ни на что, всё удалось пережить, вырастить детей, дожить до старости, сохранить чувство сострадания к ближнему, ведь для жизни «много ли надо? Хлеба кусочек да воды глоточек[?] Я-то хорошо живу, а вот рядом старушка бедует».

Самый большой раздел книги – «Сороковые-роковые» – посвящён войне, наверное, наиважнейшему событию минувшего века. Сколько жизней она перемолола, сколько судеб переломала, а ведь победили, хоть и такой неимоверно высокой, страшной ценой. Свидетельства, прозвучавшие на Нюрнбергском процессе, заключены в сотни томов.

Рассказы крестьян, оказавшихся на полях сражений либо в тылу, а то и на оккупированной немцами территории, подтверждают выводы этого суда – нацистский режим был преступным по своей природе. Убийства стариков, женщин и детей, бомбёжки госпиталей и поездов с ранеными невозможно ни оправдать, ни простить. Вот рассказ жительницы белорусской деревни Черневичи: «Девочка маленькая лежала в яме мёртвая, у неё вырезана на груди звезда, рядом мать сгоревшая». Что тут можно ещё добавить!

«Двадцатый век для России был воистину великим и страшным, он высветил такие глубины души народной, о каких мы и не подозревали», – замечает Виктор Бердинских. Поэтому-то так и ценны для нас эти человеческие свидетельства, по сути, ненаписанные мемуары русского крестьянства.

Александр СЕБЕЛЕВ

Обсудить на форуме


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю