Текст книги "Ифтах и его дочь"

Автор книги: Лион Фейхтвангер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Он поднялся с земли, медленно, но снова полный сил. Теперь он окончательно вырвал из своей груди то, что оставалось от Милькома. Все самое дорогое сконцентрировалось в его душе. И он воззвал к Господу:

– Ты вправе наказать меня, ибо я был к Тебе равнодушен! И даже хуже: я предавал Тебя… У меня есть дочь, которой Ты благословил меня. Я и eё хотел отдать Милькому… Но не наказывай меня! Ты послал нам непогоду, и твоя молния открыла мне глаза. Я вижу Тебя, узнаю и почитаю. Горы Синая, Ливана и Хермон – пальцы твоей ноги. Что я перед Тобой? Червь… Смиряю свою гордыню и признаю это. Выслушай и не наказывай меня! Встань и помоги мне, борись за меня, как ты делал это, вступаясь за моего отца Гилеада, который был не лучше меня и верил в тебя не крепче, чем я. Не навлеки позора на мой род в глазах Аммона и западного Израиля. Убей меня, если хочешь, но прежде дай мне увидеть победу! Как добраться мне до твоего ларя? Дай моим людям объединиться с остальными! Нашли дикий страх на наших врагов! Я раскаиваюсь во всем, что сделал! Не надо мучить меня, впредь я хочу быть твоим верным сыном…

Ифтах стоял и шевелил губами. Он говорил лишь сердцем, а если даже какое-нибудь слово срывалось с его уст, буря и проливной дождь уносили его прочь. Его соратники видели, как он обращался к тучам и непогоде, они видели его сосредоточенное лицо, понимали, что он в последнем усилии, моля и заклиная, протянул руки к тому, кто мог достичь этого места на облаке. Они видели его протянутые вверх кулаки, которые вдруг разжались, как будто он получил дар свыше.

Он же беззвучно, настойчиво взывал к буре:

– И если Ты меня услышишь, Господи, я принесу тебе жертву, достойную спасения от страшной беды, такую жертву, которой Тебе eщё не приходилось пробовать. Если Ты меня послушаешь и поможешь мне победить, я убью на твоем жертвенном камне лучшего из врагов, будь он хоть царем Нахашем, с которым я дружен. А если его не будет среди тех, кого я поймаю, я принесу Тебе в жертву всесожжения того, кто первым в моих владениях попадется мне навстречу, даже если он очень дорог мне. Я принесу его в жертву Тебе, а не Милькому, только послушай меня и не дай погибнуть побежденным!

Так взывал Ифтах всем своим сердцем. И видел вдали покачивающийся ковчег Господа. Он то поднимался, то исчезал из поля зрения, то поднимался снова. Ифтаха охватила радость. Он почувствовал: Бог услышал его. Он закричал, и теперь его хриплый голос заглушил барабанивший дождь и потрескивание деревьев:

– Видите ковчег Господа? Пробьемся к Богу!..

Он побежал вниз, громко топая и сбиваясь с тропы. Ветки деревьев хлестали его по лицу. Его силы удесятерились. Он рубил, бил, стремясь к ковчегу. Люди последовали за ним. Его сила и уверенность передавалась им, они пробивались сквозь неразбериху, непогоду, темень. Многих ранило, они падали. Слышались крики, стоны, призывные звуки горнов. Они продвигались вперед и приближались к ковчегу. Ход боя изменился. Враги, хотя их и было гораздо больше, дрогнули, их ряды открылись Ифтаху. Его имя «Господь открывает» приобрело для него теперь новый смысл. Охваченный восторгом боя, он не мог понять, почему эмориты, без сомнения, смелые люди, развернулись и разбежались в разные стороны. Вероятно, это Господь вызвал панику в их рядах, наполнил их души ужасом.

И вот, наконец, Ифтах достиг ковчега. Он блестел от влаги, его коричневатое, старое дерево казалось свежим, а носильщики, несмотря на опасность и непогоду, стояли счастливые и улыбались. Здесь же был Шамгар. Мокрое платье развевалось, хлопало и прилипало к его жалкому телу, но он, довольный, тоже улыбался Ифтаху. Ифтах ощупал ларь своими грубыми руками. Это был он, ковчег. Ифтах нежно погладил его поверхность и поцеловал. Приказал носильщикам: «Поднимите его выше!» Его повелительный тон будто вселил в измотанных долгим путешествием людей новые силы. Они подняли ковчег.

Все увидели его. Господь явил чудо – ковчег прошел через вражеский заслон. И вот он оказался в стане сражавшегося Гилеада, он парил в воздухе, и все чувствовали: он был так лёгок, взмыл так высоко, потому что Бог в буре и тучах воевал теперь за Гилеад. Его дыхание подгоняло Гилеад вперед и вперед, а Аммон и Башан продвигало обратно. В смятении превосходящие силы противника бежали. Люди Ифтаха и Гилеада славили победу, топая ногами. Гортанные звуки горнов, яростные крики «Хедад!», «Ифтах!», «Гилеад!» заглушали гром и бурю. И случилось так, что прав оказался Эмин: непогода была делом Господа. Ибо реки Гад и Ябок воевали за Гилеад. Ущелье и берег Ябока стали непроходимыми. Врагу осталось лишь бежать на север. Но там, как казалось им, кто-то невидимый гнал их обратно. Они пришли в отчаяние. Некоторые натягивали плащи на голову и гибли без борьбы. И только немногим воинам Башана и Аммона удалось скрыться.

IX

После победы Ифтах не вернулся в Мицпе. Он остался на реке Ябок и собрал остатки своих войск внутри и вокруг укрепленного города Пенцеля.

С этим древним поселением на Ябоке были связаны счастливые и неприятные воспоминания. Здесь у Пенцеля бог реки вступил в борьбу с прародителем Иаковом и боролся с ним всю ночь. Прародитель ранил его в бедро и не отпустил до тех пор, пока тот его не благословил. С тех пор прародителя стали называть «Израилем», то есть человеком, который способен драться с Богом и побеждать его. Позднее в этой местности бил врагов Израиля полководец Гидеон. Правда, он убивал и жителей Пенцеля, израильтян, ибо они ему не помогали, и разрушил их крепость. Теперь гилеадчане восстановили город и крепость, и его жители, ликуя, приветствовали Ифтаха. Ифтах чувствовал себя легко и уверенно, как тогда на вершине Хермона. Он доказал это победой: он, как и прежде, оставался любимцем Господа; что бы он ни делал, ему сопутствовало благословение Господа. Шамгар рассказал ему о долгом, трудном пути ковчега. Ифтах добродушно посмеялся над медлительностью брата.

– Во всяком случае, ты прибыл достаточно рано, – сказал он, – чтобы увидеть мою битву собственными глазами. Я думаю, что ты расскажешь о ней на своих дощечках.

– Приложу все старания, – заверил скромный Шамгар. – Если бы только мне хватило умения! – вздохнул он. – Священники в Шило – лучшие писатели. Они так опишут чудо своевременного прихода воинов Эфраима, что даже потомкам будет приятно это читать.

Ифтах помрачнел. Его не заботило, как Шамгар представит течение битвы: он был слеп даже тогда, когда широко раскрывал глаза. Но факт оставался фактом, что после победы к его войскам примкнули воины Эфраима. Очевидно, люди Эфраима вспомнили просьбу Авиама и послали войска за Иордан. Теперь эти назойливые люди будут хвастаться, что он нуждался в их помощи. Его расстраивало также, что он, Ифтах, потерял свое знамя, а его неловкий брат в то же самое время целым и невредимым провез ковчег через сумятицу боя.

– Можешь, если хочешь, увезти свой ларь назад в Мицпе, – сказал он ему без всяких объяснений. – Я больше не нуждаюсь в его защите.

К Ифтаху явился представиться Еран, командир эфраимитов, которые примкнули к его войску. Еран пришел без большой свиты. Взял с собой только семь человек телохранителей. Он держался вежливо и совсем не кичился. Поздравил Ифтаха с победой, которую тот добыл для Гилеада и всего Израиля и порадовался, что и Эфраим внес свой вклад в эту победу.

– Мы взяли только около трехсот пленных, – сказал он. – Сначала мы убивали всех подряд. Только, когда увидели, что побеждаем, стали брать пленных. Но мы добыли другое, и тебе это очень понравится.

Он сделал знак одному из своих людей. Человек принес знамя Ифтаха и поставил его перед ним. Древко знамени было расщеплено, щит поцарапан и продырявлен, облако и молния потеряли свой блеск. Ифтах не испытал радости, увидев отвоеванное знамя. Своим быстрым умом он сразу сообразил, как его поражение превратилось в победу. Врагов заставило бежать известие о приближении эфраимитов. Но он противился этой мысли. Это было не так, не могло быть так. Он, Ифтах, призвал Бога, заставил его выйти из ковчега и нагнать страх на врагов. А здесь стоял этот бессовестный негодяй и хотел украсть у него победу. Хриплым голосом он спросил:

– Когда вы перешли через Иордан? Сколько вас? Вы дрались или люди, бежавшие от меня, просто попали к вам в руки?

Еран, любезный и спокойный, как прежде, ответил:

– Когда я услышал, что вражеские войска в огромном количестве идут с севера по дороге на Рабат, я рискнул перейти через Иордан прежде, чем предполагал. Нас немного, только тринадцать сотен, и некоторые мои люди погибли при переходе через реку, но нас всё-таки было достаточно, чтобы помочь вам.

– Благодарю за знамя, но его нашли бы и без вас, – сказал ему Ифтах. Впрочем, не припоминаю, чтобы я звал вас.

Теперь Еран помрачнел.

– Неужели в Гилеаде такие раздоры, что судья не знает, что делает первосвященник? – спросил он.

– Священник Авиам мог вести переговоры со священником из Шило, – сухо произнес Ифтах. – Я не имею к этому никакого отношения. В Гилеаде вопросами войны священники не занимаются.

Еран все eщё сдерживался.

– Кто бы ни просил нас о помощи, – вежливо отразил он выпад Ифтаха, не представляю, как бы ты сумел спастись без меня. Когда мы приблизились к району Нахал-Гад, Аммон и Башан продвинулись вперед, и многие из твоих людей были убиты. Мы пришли, и враги побежали. Я не претендую на долю в добыче. Эфраим никогда не был корыстолюбив. Однако я требую свою долю славы. Израиль должен знать, что мы пришли, когда Гилеад попал в беду, в то время как Гилеад не помог нам в трудную минуту.

Ифтах возмутился. Этот человек, его гость, шепелявя, на смешном наречии Эфраима, произнося «с» вместо «ш», осмеливался здесь, в его палатке, напоминать ему о позоре его рода. Он вспомнил хвастливый обычай эфраимитов прибавлять к своим именам имена отца, деда, рода и насмешливо сказал:

– Послушай Еран, сын Шутелаха, сын Береда, сын Сабада, сын Я-не-знаю-кого, мы тоже не жадны к дарам, и, по мне, ты можешь делать с вашими пленными и добычей, что хочешь. И вам нужна награда за проделанный вами путь и переход через реку, вы можете получить по четыре шекеля за голову. Но я не позволю из-за вашего хвастовства портить себе радость победы и уничижать благословения Господа! Вы желали добра, и я благодарю тебя. Вы нашли моё знамя, и за это я тоже тебе благодарен. Ешь и пей, будь моим гостем сегодня ночью! Но потом уходи назад через Иордан… Ты говоришь, путь был труден. Я даю тебе время хорошо отдохнуть. До полнолуния. Но если ты к тому времени не уйдешь из Гилеада, ты и твои люди, ты перестанешь быть моим гостем, и я буду считать тебя одним из тех, кто с коварными намерениями вторгся в мою страну, как Аммон и Моав. Ты поймешь тогда, что меч Гилеада не затупился в этой битве…

– Израиль рассудит тебя и твоего спасителя, – сказал Еран и вышел.

Ифтах, оставшись один, презрительно фыркнул. Этот много воображавший о себе эфраимит, очевидно, всерьез думал, что повлиял на ход битвы.

Вошел Шамгар, важный, полный решимости. Еран пригрозил, что Эфраим мобилизует все свои войска, чтобы отомстить за позор. Но если Эфраим нанесет Гилеаду удар, Аммон почерпнет в этом новые силы. Гилеаду придется одновременно воевать против Аммона и Эфраима. И все победы Ифтаха окажутся тщетными.

– Какое счастье, – заключил он, – что я eщё не отправился с ковчегом в путь. Я поговорил с разгневанным Браном и немного его успокоил. Возьми себя в руки и ты, Ифтах! Разреши мне привести к тебе Ерана и окажи ему подобающие почести.

Разум подсказывал Ифтаху, что Шамгар прав. Ни один воин не потерпит оскорблений, которые он нанес Ерану, и тем более – надменные люди Эфраима. Если он сейчас не сгладит ситуацию, без причины и нужды спровоцирует новую войну, войну с гораздо более могущественным союзом врагов, войну против Господа. Но если он теперь унизится перед эфраимитом, его слава и победа будут запачканы также, как лежавшее перед ним его измятое, искривленное, исцарапанное знамя. Он попросил Ерана убраться из страны и не отменит свое решение.

– Прекрати важничать! – негромко, дрожащим от гнева голосом оборвал он Шамгара. – Разве я вам приказывал приводить через реку хвастливых эфраимитов? Ты и твой Авиам своими хлопотами все мне только испортили!

Удивленный Шамгар с трудом владел собой.

– Ифтах, брат мой, – продолжал заклинать он, – не подвергай опасности свою победу! Предотврати междоусобную войну детей Израиля! Не допусти, чтобы эта ссора переросла в воину с Эфраимом!

– Хватит! – окончательно потерял терпение Ифтах. – Всем известно, что ты – трус! Замолчи и не раздражай меня!

Шамгара действительно переполнял страх. Вот он стоит перед Ифтахом, и не может противостоять неукротимой самоуверенности этого человека. Но он не должен думать о себе, сейчас важно предотвратить братоубийственную войну в Израиле. И он справился с собой.

– Ты должен поблагодарить Ерана, – упрямо твердил он. – И ты сам это знаешь. Он пришел сюда как посланец Господа, чтобы принести тебе победу. Оскорбив его, ты оскорбляешь Господа.

В предупредительном жесте Ифтах вытянул руку.

– Мне следовало бы наказать тебя, как я это однажды уже сделал, горячился он. – Но ты привез ковчег на поле боя. И я пощажу тебя.

Ифтах поднял с пола свое знамя, угрожающе помахал им перед Шамгаром.

– Убирайся прочь! – закричал он.

В эту ночь Ифтах с самим собой держал военный совет.

Если уж он не попросил прощения у Ерана, он должен был бы, по крайней мере, вернуться на юг, чтобы принудить царя Нахаша, на стороне которого больше не было никакого Башана, к битве и заставить его подписать мир. Эфраимитам потребуется месяц или даже больше, чтобы подготовиться к нападению, и до этого срока ему надо было покончить с аммонитами.

Но он чувствовал, что-то мешает ему. Ифтах не снялся с места и оставался на берегу реки Ябок у Пенцеля. Единственное, что он заставил себя сделать – послал гонца к художнику Латараку с просьбой изготовить ему новое знамя.

X

Еран разбил лагерь у Бет-Набы, маленького местечка к югу от Ябока, по дороге в Мицпе. Очевидно, он не думал возвращаться до тех пор, пока Ифтах не признает его доли участия в победных торжествах. Шамгар тоже оставался в районе Ябока. Он продолжал вести переговоры с эфраимитами. Еран объявил, что готов забыть нанесенное ему оскорбление, если Ифтах пригласит его вместе с ним прибыть в Мицпе.

Разум Ифтаха требовал принять условие Ерана. Оно не было дорогим искуплением за допущенную Ифтахом грубость. Гнев и досада разъедали рассудок Ифтаха. Он ничего не ответил на предложение Ерана. Наоборот, вопреки всем военным соображениям, решил остаться на Ябоке до полнолуния. Тогда истечет срок, установленный эфраимитам. Он и сам не знал, что сделает, если они не покинут страну. До полнолуния оставалось три дня.

– Эфраимиты eщё не выступили? – поинтересовался Ифтах у своих людей.

– Нет, господин судья и главнокомандующий, – ответили ему.

Ифтах снял лагерь, возможно, с намерением двигаться в Мицпе. Но остался в районе Ябока и поселился в палатке на плоской, высокой вершине холма у Цафона, возвышавшегося над дорогой на Мицпе и бродом через Иордан. За день до полнолуния он в присутствии Эмина снова спросил у своих людей:

– Эфраимиты eщё не ушли? И получил тот же ответ:

– Нет, господин судья и главнокомандующий… Оставшись наедине с Эмином, он забегал взад и вперед, полный бессильного гнева.

– Я обещал им защиту до полнолуния, – сквозь зубы процедил Ифтах. – Но что я буду делать потом?.. Их надо убить, как диких зверей, которые угрожают стаду.

Ифтах словно не видел Эмина, он метался, как тигр в клетке и разговаривал как будто бы сам с собой. Однако Эмин заметил в его глазах маленькие зеленые огоньки и почувствовал – Ифтах обращался к нему, Эмину, своей «правой руке», Ифтах дал ему это почетное имя… «Их нужно убить, как диких зверей»… Эти слова застряли в груди юноши.

Утром после полнолуния многие палатки в лагере Ифтаха на холме у Цафона опустели. Опустела и палатка Эмина. Ифтах видел это. Прохаживаясь по лагерю, он никого ни о чем не спрашивал. С высоты холма он смотрел на дорогу в Мицпе, на брод через Иордан.

Между тем Эмин в ночь полнолуния вызвал из лагеря Ифтаха надежных людей, большей частью тех, которые состояли в войске с первых лет его формирования. Быстрым маршем отряд прошел к Бет-Набе, лагерю Эфраима. Когда рассвело, он вошел в палатку Ерана.

– Тебе приказано, – сказал он и выставил вперед подбородок точно, как Ифтах, – оставить страну. Установлен срок. Он прошел.

– Я подчиняюсь только приказам моего командующего Тахана, – ответил Еран. – Он послал меня спасти вас от аммонитов. Я сделал это. Когда я смогу отвезти моему командующему причитающуюся от вас благодарность, я вернусь назад за Иордан.

– Если ты немедленно без разговоров не снимешь свои палатки и не перейдешь через реку, – сказал Эмин, – причитающуюся благодарность получишь от меня.

– Убирайся вон, болтун! – рассердился Еран. – Иначе я покажу тебе, как мы расправились с аммонитами.

Вскоре люди Эмина и люди Эфраима встали друг против друга, грозя кулаками и мечами, обмениваясь оскорблениями. Эмин собирался выгнать эфраимитов за Иордан без кровопролития. Но вскоре пролилась кровь, а перестрелка превратилась в битву. Противники были равны по силам. Еран командовал тринадцатью сотнями. У Эмина людей было не больше, он не хотел иметь преимущество. И в военном искусстве его люди не превосходили врага. Но эфраимиты, растерявшись, не успели подготовиться к бою. Они храбро защищались, но многих убили. Опьянение битвой охватило обе армии. Они яростно сражались, убитых было без числа. Самого Ерана вскоре не стало. Его люди испугавшись, что он убит, пришли в замешательство и побежали. Воины Эмина преследовали их, а эфраимиты бежали на север, к броду через Иордан у Цафона. Ифтах со своего холма видел, как они приближались. Их было уже немного. То, что происходило внизу, больше не было битвой. Преследователи убивали бежавших.

Ифтах радовался, сопереживал своим людям в их яростной и счастливой погоне. Но в то же время понимал: все, что происходит сейчас внизу, недостойно и вообще глупо. Там, внизу, сеяли семена зла. Он должен встать перед своими людьми и защитить побежденных. «Не будь сыном своего отца, Ифтах! – кричал его внутренний голос. – Не позволяй своему самолюбию властвовать над собой! Положи конец этой бессмысленной и опасной затее!..» – Но где-то eщё глубже в душе копошился не покидающий его червь: «Дай волю своей радости! – сладко нашептывал он. – Будь свободным, будь человеком пустыни!»

Ифтах не потерял рассудок. Трезвый разум подсказывал ему: если он не остановит преступные действия своих людей, Эфраим потребует искупления. Ему придется выдать Эмина и терпеть унижения.

Он остался на холме…

Вскоре вернулся Эмин. Его, сейчас совершенно мальчишеское, лицо светилось улыбкой.

– Твоим стадам больше не будут угрожать дикие звери, мой господин, судья и главнокомандующий! – разгоряченный битвой, весело сообщил он.

Эмин исполнил желание Ифтаха, хотя приказа от него не получал. Он был чист – перед людьми и перед Богом. Ему оставалось лишь нахмуриться и строго спросить: «Что произошло там, внизу? Что вы там натворили?» И ответственность за содеянное перед Гилеадом и Израилем ляжет на Эмина. Прошел один миг, другой. Но не мог же он отрицать, что действительно выразил такое желание! Не мог он бросить на произвол судьбы Эмина, ради него рисковавшего собой!

– Спасибо тебе, Эмин! – сказал Ифтах, наконец. – Ты все сделал правильно…

Эмин поскакал вниз, к броду через Иордан. Его люди хорошо поработали, но и дорого заплатили за победу. Многие полегли в битве, и теперь оставшимся полагалась награда. Несомненно, кому-то из эфраимитов после поражения удалось уползти, затаиться. Они, конечно же, попытаются пересечь Иордан, чтобы вернуться в свою страну. Люди Эмина приготовят им отличное купание.

Одну сотню Эмин поставил в караул у брода. Из его тринадцати сотен погибло больше половины. Воины не забыли своих мертвых товарищей и теперь предвкушали новую встречу с эфраимитами.

И вот появились первые сыны Эфраима. Сначала – трое. Они были без оружия. Один из них хромал.

– Мир вам, люди! – приветствовал их караульный. – Какого вы племени и что вам нужно?

Эфраимиты ответили, что они принадлежат роду Авиэзов из города Офры. Узнав, что на Гилеад напали аммониты, они забеспокоились, как обстоят дела у их родственников. А теперь возвращаются домой.

– Так-так! – ухмылялись люди Эмина. – Вы, стало быть, из рода Авиэзов и собираетесь перейти через реку.

Однако, вместо слова «река», караульный употребил слово «шиболет», что означало «небольшой, мелкий водоем», что было оскорбительным для Иордана.

– Да, мы хотим перебраться через Иордан! – повторили эфраимиты.

Караульные настаивали:

– Вода сошла, и здесь, у переправы, Иордан превратился в шиболет…

Расчёт был прост. Караульные добивались, чтобы люди Эфраима назвали Иордан шиболетом, произнеся вместо «ш» звук «с». И добились, наконец.

– Да, мы хотим пересечь «сиболет», – подтвердили эфраимиты.

Бойцы Эмина обрадовались.

– Ну, попробуйте eщё раз, скажите слово правильно: «ши-бо-лет»! издевались они.

Безоружные воины Эфраима предприняли вторую попытку. Но их снова постигла неудача.

– Вы – воины Эфраима. Вы пытались обмануть нас! – заключил караульный.

Он подал знак, эфраимитам раскроили черепа, и бросили их тела в Иордан.

Эмин, рассказывая Ифтаху, что происходило у брода, смеялся. Вместе с ним смеялся и Ифтах.