Текст книги "Самый разыскиваемый вампир(ЛП)"

Автор книги: Линси Сэндс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Дивина встала и медленно пошла через комнату.

– Теперь мы знаем, что твоего сына зовут Дамиан, так что ты не можешь быть Башей, матерью Леониуса. И Джеки сказала, что ты на самом деле жертва Леониуса. Но Мирабо сказала, что в твоих мыслях все еще было что-то о том, что ты изгой или разыскиваемая. Так что просто скажи мне, почему ты думаешь, что будешь ... – он резко остановился, почти проглотив язык, когда Дивина внезапно остановилась у кровати, повернулась к нему лицом с расстегнутым халатом и сбросила его с плеч. Все, что Маркус мог сделать, это сидеть и таращиться, когда халат упал на землю и растекся вокруг ее босых ног.

Он сглотнул, открыл рот, чтобы что-то сказать, и снова закрыл, не зная, что именно. О чем они говорили?

Отвернувшись, Дивина забралась на кровать, подползла к ее центру на четвереньках, а затем переместилась на нее, ноги вместе, колени подняты, ступни и ладони на кровати, руки немного назад, удерживая ее вертикально под углом, который поднимал ее грудь в воздух. Речь шла о красивейшей проклятой позе, что он видел, или, может быть, это была просто его женщина. Маркус не знал, что именно, и ему было все равно; не отдавая приказа телу двигаться, он обнаружил, что стоит у кровати.

Разочарование проскользнуло сквозь Маркуса, когда Дивина немедленно переместилась, чтобы сесть на край кровати перед ним, но оно умерло, когда она протянула руку, расстегнула его халат, а затем распахнула его. Его эрекция, возникшая в тот момент, когда ее халат упал, подпрыгнула вверх без тяжелой махровой ткани, которая удерживала ее, и чуть не ткнула ее в глаз. Дивина восприняла это спокойно и просто поймала его в руку.

Маркус глубоко вздохнул, зажмурив глаза, когда ее прохладная рука сомкнулась вокруг его горячего члена. Его глаза снова открылись, и он удивленно хмыкнул, когда ее горячий, влажный рот внезапно сомкнулся вокруг него.

«О боже, нет, – подумал Маркус. Это было слишком, слишком быстро. Он потеряет контроль и ... О, черт», – подумал он, когда его руки потянулись к ее голове, его пальцы запутались в ее высыхающих волосах. Казалось, она точно знала, какое давление нужно оказывать, где нужно щелкнуть языком, когда сосать сильнее, а когда расслабляться. Как будто она была экстрасенсом.

Или спутницей жизни, переживающий то, чем он был вместе с ним, понял Маркус, когда его удовольствие, казалось, росло внутри него волнами, которые накатывали, собирали пар, возвращались, чтобы собрать больше, и снова выкатывались.

Маркус застонал, когда особенно сильная волна страсти накрыла его, и услышал ответный стон Дивины, а затем, когда он достиг и начал падать с края скалы, которую построило их удовольствие, он внезапно остался один. Как будто они снова катались на тарзанке, запряженные в одну упряжку, и когда она потянула за веревку, он внезапно отскочил от нее, выехав один. Маркус инстинктивно попытался остановить свое падение, но не смог, и обнаружил, что беспомощно падает в бездну, где темнота сомкнулась над ним.

Глава 20

Дивина выпрямилась с легким вздохом, а затем остановилась, чтобы рассмотреть мужчину, которого она только что привязала к кровати. Галстуки и рваные джинсы, которые она использовала, чтобы связать Маркуса, долго не продержатся, но они и не должны были продержаться. Она не хотела оставлять его здесь беспомощным до тех пор, пока не прибудет обслуживание номеров, чтобы узнать, почему он не выписался, она просто хотела, чтобы он не последовал за ней слишком быстро, если проснется раньше, чем ожидалось.

К сожалению, она немного не вовремя потеряла сознание. Дивина намеревался попытаться отгородиться от него раньше, но был поглощен страстью, которую она так старательно пробудила в них обоих, и оставил ее на одну-две секунды дольше, чем следовало. Вместо того чтобы оставаться в сознании, как она надеялась, она потеряла сознание вместе с ним. Или, возможно, эта надежда была потеряна с самого начала. У Дивины никогда раньше не было спутника жизни, с которым она могла бы попробовать это, поэтому она не была уверена, что если в последнюю минуту выкинет его из головы, то это предотвратит потерю сознания. К счастью, когда она отключилась вместе с ним, то проснулась первой. Вот почему она привязала его к кровати.

Повернувшись, она подошла к сумкам, которые Маркус привез из поездки по магазинам, и снова просмотрела на их. Однажды она уже прошлась по ним в поисках чего-нибудь, чем можно было бы его связать; теперь Дивина отправилась на поиски чистой одежды. Она заметила, что он купил им обоим одежду. Теперь она быстро выбрала джинсы и футболку и натянула их, только чтобы посмотреть на себя с гримасой.

Дивина обычно носила платья. На самом деле, она никогда не носила брюки, поэтому не была уверена, как они должны были сидеть точно, но они определенно не были удобными по сравнению с цыганской одеждой, которую она носила в течение последних ста лет или около того. Джинсы были плотно прилегающие, едва достигнув ее бедра в верхней, или ее ноги в нижней части. Что касается футболки, то с ней была та же проблема: с круглым вырезом, но тесноватым, доходящим до верха джинсов, с рукавами, доходящими до локтей. Если бы она не видела на карнавале молодых женщин в похожих нарядах, то подумала бы, что Маркус по ошибке купил их в детском отделе или еще где-нибудь.

Покачав головой, Дивина посмотрела на сумки, раздумывая, что бы еще надеть, но так же быстро передумала. Она не знала, сколько времени у нее есть, прежде чем он проснется. «Лучше выбраться отсюда, пока можно», – подумала Дивина и направилась к двери.

Она уже почти вышла за дверь, когда вспомнила, что ей понадобятся ключи от внедорожника. Повернувшись, Дивина закрыла дверь и быстро обыскала комнату в поисках ключей Маркуса. Их нигде не было. Она вспомнила, что он был в душе и подумала, что нужно посмотреть в ванной комнате. Его джинсы валялись на полу в ванной, и, быстро обшарив карманы, она обнаружила их в переднем правом кармане.

Вздохнув с облегчением, Дивина поспешно вышла из ванной и снова направилась к двери. Но на этот раз она успела только взяться за ручку двери, как ее снова остановили. На этот раз Маркус пробормотал: – Какого черта?

Остановившись, она оглянулась как раз в тот момент, когда он перевел взгляд со связанных рук на нее и смущенно сказал: – Дивина?

– Так будет лучше, Маркус, – быстро сказала она. – Ты же не хочешь ради меня бросить все и всех, кого знаешь.

– Не говори мне, чего я хочу. Я… Подожди! – закричал он, когда она открыла дверь.

Дивина колебалась, и это ее погубило.

– По крайней мере, объясни мне. Ты многим мне обязана, не так ли? Ты моя спутница жизни, Дивина. Просто помоги мне понять. Это все, о чем я прошу.

Дивина закусила губу и уставилась на дверную ручку, которую держала в руке, пытаясь заставить себя уйти. Но в голове крутились причины, по которым она не должна этого делать. Одна из них заключалась в том, что у нее были свои вопросы, на которые она хотела получить ответы. Вздохнув, она отпустила дверь и обернулась, нахмурившись, когда увидела, что он пристально разглядывает галстуки на своих руках.

– Только если ты пообещаешь не пытаться освободиться, пока я не уйду, – резко сказала она.

Маркус перевел взгляд на нее, поколебался, сосчитал до десяти и снова откинулся на кровать. Уставившись в потолок, он сказал: – Мы сделаем так, как ты хочешь.

Дивина вздохнула с облегчением, а затем просто постояла немного, прежде чем признать: – Не знаю с чего начать.

– Начни с ... – он поднял голову, чтобы посмотреть на нее, но остановился, чтобы спросить: – Могу я, по крайней мере, сесть, пока ты не выбежала за дверь? Пожалуйста! – сухо добавил Маркус.

– О да, конечно, – сказала она, подходя ближе. – Тебе нужна помощь?

Поскольку он сидел прямо, а его руки свисали по бокам, когда она добралась до кровати, Дивина предположила, что, наверное, нет.

– Как я уже говорил, начало обычно хорошее место, – торжественно произнес он. – Ты говорила мне, что после того, как твой дядя нашел тебя, он отвез тебя домой к своим родителям, и они научили тебя читать мысли смертных, контролировать их и безопасно питаться. Но ты сказала, что у них не было возможности рассказать тебе об Атлантиде, нашей истории и происхождении нано?

– Верно, – пробормотала Дивина, но не сразу заговорила. Вместо этого она медленно прошлась по комнате, потом остановилась перед комодом, прислонилась к нему и скрестила руки на груди.

– Тебя зовут Баша Аржено, – напомнил Маркус, когда она ничего не сказала.

– Я родилась Башей Аржено, – поправила она и добавила: – Александрия и Рамсес были родителями моего отца, моими бабушкой и дедушкой. Люциан Аржено – мой дядя, он нашел нас с Эгле и отвез к бабушке с дедушкой.

– И ты сказала, что это было похоже на сказку, – напомнил ей Маркус.

Дивина кивнула, но бессознательно обхватила себя руками за талию, а затем сказала: – Мои бабушка и дедушка были великолепны, но дядя Люциан сначала был немного страшным; грубым и ... ну, страшным для ребенка. Но бабушка заверила меня, что внутри он как зефир.

Когда Маркус поднял брови, Дивина весело кивнула. – Да, я думаю, что она, возможно, немного бредила на этот счет, но в то время я поверила ей и перестала бояться рядом с ним. – Она грустно улыбнулась воспоминаниям, а потом покачала головой и призналась: – Я ходила за ним по пятам, как щенок ... и он мирился с этим. Он также помогал мне в обучении, выслеживая смертных, контролируя разум и питаясь. Он сказал, что я быстро учусь и умна, – призналась она, вспомнив, как счастлива была, когда он это сказал. Как она сияла от похвалы.

– Похоже, ты смотрела на него снизу вверх, – тихо сказал Маркус.

Дивина поморщилась. – Вообще-то, я думаю, что он был для меня чем-то вроде замены отцу.

Маркус молча кивнул.

Опустив руки, Дивина посмотрела на свои босые ноги и сказала: – Я была счастлива, Эгле была счастлива. Я была в безопасности, мне было тепло, меня кормили и любили. Бабушка и дедушка были очень добры, но я всегда искала дядю Люциана ... Я не знаю что…, – закончила она несчастным голосом, а затем поспешила продолжить, – все было прекрасно, пока однажды вечером я не встала и дядя Люциан не ушел. Бабушка сказала, что он уехал по делам, но ... – сморщила нос она. – До этого он брал меня с собой в свои поездки, а когда не брал, то, по крайней мере, приходил разбудить меня и говорил, что уезжает, и на сколько, и когда вернется. На этот раз я встала, а его уже не было.

– Тебе было больно, – пробормотал Маркус.

– Я думаю, что да, – Дивина пожала плечами.

– Что произошло потом? – спросил он, очевидно, понимая, что на этом история не заканчивается.

– Мы жили в так называемой Тоскане, – ответил Дивина. – У дедушки был большой участок земли на Тибре, и я любила играть и плавать в реке, иногда с кузиной, когда она приезжала, но всегда с бабушкой, Эгле или дядей Люцианом. Однако в ту ночь Эгле страдала какой-то смертельной болезнью и не чувствовала себя в состоянии идти. Она сказала спросить бабушку, но у бабушки была компания, а дяди Люциана не было, так что я просто решила пойти одна.

Дивина вздохнула и, взглянув на него, призналась: – Наверное, я была немного не в себе, когда он ушел, не попрощавшись ...

– И по-бунтарски сделала то, что не должна была, – мягко предположил Маркус.

Она кивнула и с тревогой почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Она не плакала целую вечность, особенно из-за этого, и понятия не имела, почему, рассказав об этом Маркусу, она снова расплакалась.

Нетерпеливо вытирая их, она приняла более деловой тон и сказала: – Я выбрала для этого неподходящий день, а потом, в довершение всего, заметила зайца и пустилась в погоню. Я собиралась поймать его и отнести домой, чтобы показать дяде Люциану, когда он вернется, но проклятая тварь оказалась проворной и заставила меня пуститься в погоню. Я так хотела поймать его, что даже не заметила, как последовала за ним. – Она фыркнула. – Черт возьми, я влетела прямо в центр группы людей и лошадей, прежде чем заметила их.

Дивина на мгновение закрыла глаза, вспомнив, как врезалась в лошадь Абаддона и отскочила в сторону. Она приземлилась на спину, а потом просто смотрела широко раскрытыми глазами на смеющихся мужчин, стоящих или сидящих вокруг нее.

– Что у нас здесь? – закричал один из мужчин, нагнувшись, чтобы схватить ее за воротник и поднять на ноги. Его уродливые золотисто-желтые глаза расширились. – Но ты же бессмертная. Такой позор. Я надеялся перекусить.

Затем он рассмеялся, когда она немедленно начала отбиваться и лягаться.

– Отпусти ее, – прорычал кто-то, и Баша повернулась, чтобы посмотреть на человека на лошади с длинными, прямыми, грязными светлыми волосами и уродливыми желто-золотыми глазами. Это был Леониус Ливий, хотя тогда она этого не знала. Он напугал ее с первого взгляда, и она смотрела на него широко раскрытыми глазами, пока темноволосый мужчина на лошади рядом с ним не подъехал и не наклонился, чтобы поднять ее и посадить на лошадь перед собой. Повернув ее лицом к себе, Абаддон оглядел ее и сказал: – Если я не ошибаюсь, этот маленькая бессмертная – Аржено. У нее серебристо-голубые глаза Аржено. Я прав, малышка? Ты – Аржено?

Баша смотрел на него, отказываясь говорить. Но он не нуждался в ее словах. Он легко прочитал ее мысли. – А, маленький Баша Аржено. Давно потерянная дочь Феликса, только что вернувшаяся в семью. Слова прозвучали легко, но в его глазах было выражение, которое напугало ребенка, которым она тогда была.

– Дивина?

Голос Маркуса вырвал ее из воспоминаний, и она заставила себя криво улыбнуться. – Я была должным образом вознаграждена за свою глупость. Группа людей, на которую я нарвалась, была Леониусом, его сыновьями и его правой рукой Абаддоном. Они схватили меня и отвезли в свой лагерь ... И там я прожила год.

Маркус выругался. – Он пытался создать армию своих сыновей. Он пытал и насиловал любую женщину, которая попадалась ему в руки, смертную, бессмертную и без клыков.

– Да, я знаю, – коротко ответила она, и он побледнел.

– Он этого не делал ...?

Дивина смотрела на него, не мигая, и он покачал головой.

– Но ты была еще ребенком. Всего одиннадцать лет.

– Мне исполнилось двенадцать через неделю после похищения, – сказала Дивина, чувствуя себя такой же опустошенной, как и ее слова ... чего она совсем не понимала. Первые двести-триста лет она проливала по этому поводу потоки слез, но, в конце концов, выплакалась. Когда Дивина смогла вспомнить это без всякой эмоциональной реакции, она думала, что наконец-то пережила этот период своей жизни. И все же сейчас ей пришлось эмоционально отключиться, чтобы избежать ярости боли, стыда и ужаса.

– Первые два месяца были невыносимы, – неожиданно для себя произнесла Дивина, и хотя она была удивлена, услышав эти слова, они были правдой. Леониус не был клыкастым, что означало именно то, как это звучало. Пока он был бессмертен, у него никогда не было клыков, чтобы питаться ими. Он должен был резать своих жертв. Подобно бессмертным, он мог контролировать разум своей жертвы и не позволять ей чувствовать боль от пореза, если бы захотел, но разум Леониуса был болен и искажен до неузнаваемости. Он наслаждался страданиями других. Он резал и резал, резал и резал на куски смертных, которыми питался, питался их агонией, как и их кровью, пока не выпивал их досуха. Но в то время как это было плохо для смертных, это было хуже для бессмертных, потому что он не мог питаться их кровью, поэтому эти порезы были чисто для удовольствия. По крайней мере, смертные могли умереть и сбежать от него. Бессмертные исцеляются ... а потом он начинал все сначала, насилуя, Режа, насилуя, отрезая, иногда медленно отрезая конечность почти полностью, просто чтобы посмотреть, заживет ли она и снова срастется.

– Но потом я научилась не подпускать его к себе, – выдохнула Дивина.

– Отгородиться от него? – спросил Маркус, прищурившись.

– Он наслаждался болью и страданиями. Я думала, если перестану давать ему это, он устанет от меня и просто убьет меня, – призналась она. Поэтому я попыталась отгородиться от него. В конце концов, мне это удалось.

– Это то, что ты сделал со мной? – тихо спросил Маркус, и когда она моргнула и посмотрела на него с удивлением, он сказал: – В конце, как раз перед тем, как я потерял сознание, ты как будто внезапно исчезла.

Дивина сглотнула и торжественно кивнула. – Да. Я пыталась использовать ту же технику с тобой. Я не хотела терять сознание.

– Ты хотела не спать и связать меня, – сухо сказал он и обиженно посмотрел на свои связанные запястья. – И очевидно, это сработало.

– Вообще-то нет. Не так хорошо, как я надеялась, – призналась она. – Я оставила его слишком долго, прежде чем закрыться, и я ненадолго отключился.

Маркус лишь слегка смягчился, но неохотно сказал: – Ты научилась отгораживаться от него. Сомневаюсь, что он был доволен.

– Нет, – признала Дивина. – Не было ничего веселого в том, что он не чувствовал моих страданий. Но вместо того, чтобы остановиться, он, казалось, удвоил свои усилия.

– Прости, – тихо сказал Маркус.

– К счастью, прежде чем он устал от этого и убил меня, я забеременела.

Маркус напрягся. – Твой сын...

– Да, Дамиан – сын Леониуса Ливия I, – устало ответила Дивина.

– Дамиан, – выдохнул он с видимым облегчением и нахмурился. – Ты говоришь «к счастью», как будто это хорошо? Я имею в виду, некоторые женщины…

– Некоторые женщины возненавидели бы вынашивание ребенка своего насильника и мучителя, – тихо сказала она. – Я понимаю, но ... – Дивина сглотнула и уставилась на свои ноги, только тогда осознав, что собиралась уйти без обуви. Она была босиком. Вздохнув, она подняла голову и сказала: – Ты должен понять, что беременность означала конец пытки и изнасилования. Некоторые из нас не могли вынести ребенка нашего похитителя, но некоторые видели в этом благословение, дар. До тех пор, пока мы были беременны или кормили грудью, мы не вызывали интереса Леониуса. Так что этот ребенок был драгоценен, и мы кормились так часто, как они позволяли нам, отчаянно пытаясь потреблять достаточно крови, чтобы сохранить беременность в безопасности.

– Сколько вас там было? – нахмурившись, спросил Маркус. – Я имею в виду, я слышал истории о сотне женщин, которых держали взаперти в клетках, освобождали только для того, чтобы насиловать, пытать или кормить, но я всегда думал, что это преувеличение.

– Это не так, – тихо сказала Дивина. – Я бы предположила, что когда бессмертные напали, у него было около пятидесяти смертных женщин для кормления; двадцать или около того без клыков, которых он обратил и насиловал и пытал; вместе с четырьмя бессмертными женщинами, с каждой из которых он надеялся породниться; и еще двадцать четыре без клыков плюс я, которые были беременны или кормили грудью.

Маркус выдохнул медленно, а затем спросил: – Что ты? Беременна или кормила грудью?

– Я родила в утро нападения, – тихо сказала она. – Вообще-то, оглядываясь назад, я думаю, что это были искусственные роды.

– Индуцированные? – спросил Маркус.

Дивина кивнула. – Прошлой ночью мы получили сообщение, что бессмертные сформировали армию под командованием моего деда, а также дяди Люциана и некоторых других, и что они идут на лагерь Леониуса. Женщины трепетали, наполовину надеясь на спасение, наполовину боясь его.

– А ты? – спросил Маркус. – Ты надеялась или боялась?

– Я просто запуталась, – несчастным голосом сказал Дивина. – Они говорили всякие вещи. Некоторые полагали, что бессмертные спасут женщин, но очистят их от беременности, чтобы не допустить появления на свет еще одного Леониуса. Другие думали, что они просто убьют всех, Леониуса, его мужчин и женщин.

– Почему женщин? – нахмурившись, спросил Маркус. – Они были жертвами всего этого.

– Мы были запятнаны, – просто сказала она. – Многие женщины думали, что нас сочтут поврежденным товаром.

– А ты как думала? – нахмурившись, спросил Маркус.

Дивина покачала головой. – Я не знала, что и думать.

– В любом случае, я не думала, что буду спать в ту ночь, я была так расстроена всем, но я должна была, потому что я помню, что Абаддон должен был встряхнуть меня, чтобы я проснулась. Была середина ночи, и я смутилась, когда он разбудил меня, и еще больше смутилась, когда он дал мне выпить настойку. Когда я спросила, что это, он просто взял меня под контроль и заставил выпить. Вскоре после этого у меня начались схватки.

Дивина на мгновение закрыла глаза и поморщилась. – Дамиан родился быстро. Все произошло гораздо быстрее, чем кто-либо ожидал. Дима, смертный, который был моей акушеркой, сказал, что если бы я была смертной, то не выжила бы. Я был сильно порвана.

– Но ты выжила, и ребенок тоже? – спросил он.

Дивина кивнула. – Да. Он был в порядке. У него не было клыков, но он был сильным здоровым ребенком.

– Подожди, что? – в замешательстве спросил Маркус.

– Он был силен и здоров, – повторила Дивина, а затем сухо добавила: – Хотела бы я, чтобы то же самое можно было сказать и обо мне. Как я уже упоминала, во время родов я был сильно разорвана, и у меня не было времени, чтобы исцелиться после. Леониус приказал Абаддону вывезти меня и моего ребенка из лагеря через секретный туннель до того, как бессмертные проникнут в лагерь, и он сделал это через несколько минут после рождения Дамиана.

– А других матерей и их детей тоже вывезли тайно? – сразу спросил Маркус.

– Нет, – тихо ответил Дивина. – По крайней мере, Абаддон сказал, что я была одна, и они все были там, когда он отправил меня.

– Почему он хотел, чтобы тебя вывезли тайно? – спросил Маркус.

Дивина замялась, ее немного испугал его резкий тон, но через минуту она вздохнула и сказала: – Абаддон сказал, что Леониус думал, что мой дядя оставит остальных в живых, но был уверен, что он зарубит меня на месте и убьет Дамиана, когда узнает, что я так опозорила свою семью.

– Что? – смущенно спросил он. – Как ты обесчестила свою семью?

– Родив ребенка от Леониуса, – мягко заметила она.

Маркус покачал головой. – Дивина, ты сама была ребенком, тебя насиловали и пытали. Люциан вряд ли возложил бы на тебя ответственность за рождение ребенка, и он не убил бы невинного ребенка.

– Он убил всех женщин и детей, которых они нашли в лагере, – грустно заметила она, вспоминая женщин, с которыми жила и страдала.

– Бессмертные не убивали этих женщин и детей, – твердо сказал Маркус. – Когда Леониус понял, что проиграет битву, он отступил в лагерь с шестью старшими сыновьями. Они собрали всех женщин и детей и убили их. Несколько бессмертных были связаны с женщинами без клыков и подожжены, и пока они кричали и горели, он и его старшие сыновья устроили оргию крови с оставшимися смертными, выпив каждую смертную женщину досуха.

– Но Абаддон сказал ... – Ее голос затих. Всю свою жизнь она знала, что Абаддону нельзя доверять. Ей следовало понять, что все, что он когда-либо говорил, подозрительно. Но тогда он был ее единственным источником новостей. Он притворялся, что она важна для него, что он должен заботиться о ней и защищать ее… Предсмертное желание его господина.

– Что случилось после того, как Абаддон тайком вывез тебя из лагеря? – спросил Маркус. – Куда вы пошли?

Дивина устало пожала плечами. – Первая часть путешествия после отъезда осталась в моей памяти как в тумане. Я была слаба и страдала от родов, у меня не было ни шанса вылечиться, ни даже поесть. Нам пришлось бежать, прятаться и снова бежать.

– Почему? – спросил Маркус. – Чтобы защитить тебя и твоего сына от дяди?

Дивина кивнула.

– Ты хочешь сказать, что всю свою жизнь пряталась и убегала от семьи, потому что верила, что они убьют твоего сына?

– И меня, – добавила она торжественно.

– Дивина, – медленно произнес он. – Люциан не стал бы этого делать. Он не убьет невинного ребенка.

– Но он не был клыкастым, как и его отец, – заметила она. – А мои дед и дядя собирались уничтожить всех без клыков.

– Твой сын не может быть ... – он покачал головой и пробормотал что-то насчет того, что разберется с этим позже, затем сказал: – Да, тогда бессмертные были полны решимости не убивать клыкастых. Но не неполнозубых. Но не неполнозубых.

– Неполнозубых? – неуверенно повторила она.

– Это бессмертный без клыков. Их называют edentate. Любой ребенок, рожденный без клыков, считается беззубым до тех пор, пока не сойдет с ума и не проявит склонности к отсутствию клыков, склонности к пыткам и убийствам и. т. д. Но не все беззубые не становятся клыкастыми. Твой сын не был бы убит. И уж точно не ты.

– Но я не совершила самоубийство, – заметил Дивина.

– Что? – спросил он в замешательстве.

– Причина, по которой в лагере было так мало бессмертных женщин, заключалась в том, что они обычно убивали себя, а не терпели изнасилования и оплодотворения Леониусом. Я видела, как двое из них делали это в течение года, что я была там. Одна освободилась, и когда стражник вытащил меч, она просто наклонила голову, обезглавив себя. Еще бросилась в огонь и сгорела. Абаддон сказал, что у них есть честь и их семьи были бы опозорены, если бы они не сделали этого. Что их семьи, вероятно, убили бы их сами, если бы они нашли их в лагере Лео живыми и здоровыми, никогда не пытавшимися сбежать или покончить с собой. Он сказал, что дядя Люциан такой же, надменный, холодный, жесткий ...

– Опять Абаддон, – сердито перебил Маркус. – Дивина, он лгал тебе. Он лгал тебе о том, что случилось с женщинами в лагере, и он лгал тебе об этом. Как долго он вбивал эти истории тебе в голову?

– Понятия не имею. Лет десять, наверное, – сказала Дивина, глядя на него широко раскрытыми глазами. Впервые она видела его по-настоящему рассерженным.

– Ты была с ним десять лет после того, как он тайком вывез вас из лагеря?

Она кивнула. – Сначала он был мне нужен. У меня был Дамиан, я кормила грудью, я…

– Ты была ребенком, – мрачно добавил он. – Тебе нужен был кто-то, кто мог бы кормить тебя, пока ты кормишь грудью, и кто мог бы обеспечить крышу над головой.

– Да, – сказала она, склонив голову.

– В этом нет ничего постыдного, – сказал Маркус уже менее сердитым тоном. – Кроме того, как я уже сказал, я подозреваю, что он использовал контроль над твоим разумом. Ты, кажется, видишь в Люциане своего рода пугало, и для того, чтобы он превратился из заменяющего отца бессмертного в пугало, определенно должен был быть задействован контроль над разумом.

Дивина устало потерла глаза. Она подозревала, что Маркус прав, и удивлялась, как она сама не заметила этого много веков назад.

– Как тебе удалось от него сбежать?

– Он был в отъезде, искал смертного, чтобы привезти мне и... Она беспомощно пожала плечами. – Я просто собрала Дамиана и побежала с ним.

– Вот так просто? – нахмурившись, спросил Маркус.

Дивина кивнула.

– И что же привело к этому? – спросил он после паузы.

– Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, – медленно проговорила она.

– Ты думала, что он нужен тебе, чтобы выжить. Почему вдруг тебе показалось, что лучше быть подальше от него?

Дивина закусила губу и неохотно призналась: – Я поймала его, когда он называл Дамиана Леониусом.

Глава 21

Маркус откинул голову на спинку кровати и закрыл глаза. Дивина могла бы назвать своего сына Дамианом и научить его правилам, запрещающим причинять вред смертным, но Абаддон деловито разрушал все ее добрые дела с самого рождения мальчика. Ему было ясно, что Дамиан и Леониус – один и тот же сын Леониуса Ливия I.

– Это взбесило меня, – признался Дивина, снова привлекая его внимание. – И напугало меня. Мне вдруг отчаянно захотелось увести от него Дамиана.

– Он называл его Леониусом, – пробормотал Маркус, а затем поднял голову, чтобы посмотреть на нее, и просто спросил: – Ты забрала Леониуса из отеля в Торонто два года назад?

– Нет, – твердо сказал Дивина и Маркус почувствовал некоторое облегчение, пока она не добавила: – Я забрала своего сына Дамиана.

– Вот дерьмо, – пробормотал Маркус, снова закрывая глаза.

– Он не похож на своего отца, – быстро сказал Дивина. – Мой дядя охотился за ним со времен войны бессмертных и не клыкастых только потому, что в нем течет кровь его отца, но Дамиан не такой, как Леониус. Я воспитала его по тем же правилам, которым научил меня дедушка. Он знает, что нельзя причинять вред или убивать смертных. И все же дядя Люциан охотился на него, убивая сыновей Дамиана, невинных маленьких мальчиков, большинству из которых не исполнилось и десяти.

– Что? – спросил Маркус, шокированный таким предположением. – Дивина, я не знаю, что случилось с твоими внуками, но я гарантирую тебе, что Люциан не стал бы убивать маленьких мальчиков. По крайней мере, если они не клыкастые и не убивают смертных волей-неволей.

– Они не были клыкастыми. Большинство из них еще не обратилось, и были смертными, – ответила она.

– Все еще смертные? – тупо переспросил он.

Дивина пожала плечами. – Некоторые из мальчиков казались смертными, а когда им было лет пять-десять, они превращались.

– Это невозможно, – сразу сказал Маркус. – Более того, если Дамиан не клыкастый, то он не твой сын.

Она моргнула от удивления на это замечание, и издала короткий смешок. – Прости, Маркус, но на этот раз ошибся ты. Дамиан не клыкастый, и он определенно мой сын. Я родила его.

– Ты не могла, – твердо сказал Маркус. – Дивина, я объяснил насчет наноустройств. Они разносятся в крови. Мать передает их своему ребенку.

– Или отец, – уверенно сказала она.

– Нет, – твердо ответил Маркус. – Он не может. Это в крови, а не в сперме.

– Ну, это все еще не значит, что бессмертная мать не может иметь ребенка без клыков, – поправила она себя. – Нет, клыкастые и неполнозубых бессмертны тоже, не так ли? У нас у всех одинаковые наноустройства.

– Ах, черт, – прошептал он, внезапно осознав. – Я не объяснял тебе этого в фургоне.

– Какую часть? – неуверенно спросил Дивина.

Маркус вздохнул и объяснил: – Ни один не клыкастый или эдентат не носит те же наночастицы, что и бессмертные. Первые не клыкастые и их вундеркинды несут наночастицы из первой партии, которую придумали ученые. Но эти наночастицы оказались какими-то дефектными. Треть испытуемых умирала, когда их давали, а треть сходила с ума. Другая треть была в порядке. А потом, когда Атлантида пала, никто из них не выпустил клыков, и им пришлось резать, чтобы питаться. Сумасшедших бессмертных без клыков называли не клыкастыми. Остальных бессмертных без клыков называли эдентатами, чтобы отличать их друг от друга.

– Бессмертные, – продолжал он, – это результат того, что ученые вернулись и подправили наноустройства. Я не знаю, что они сделали, или как они изменили программу, но вторая партия наночастиц произвела бессмертных, которых просто называют бессмертными. Никто из них не умер и не сошел с ума, когда нано были введены в их тела. И когда Атлантида пала, клыки появились только у бессмертных со второй партией наночастиц.