Текст книги "Я люблю Голливуд"
Автор книги: Линдси Келк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Глава семнадцатая
Я не ожидала, что мне будет жаль покидать «Голливуд», но после того как мы с Дженни затолкали сумки на заднее сиденье «мустанга», я испытала странное чувство, в последний раз пройдя через двери отеля.
– У тебя точно все есть? – спросила я мучимую жутким похмельем Дженни, которая кивнула и осторожно прилегла на заднем сиденье, изогнувшись между своими сумками.
– Энджи, я переехала в Лос-Анджелес десять минут назад, – ответил голос из массы спутанных кудрей. – Если я что-нибудь забыла, завтра по дороге на работу зайду и куплю.
– Ты вчера с кем-нибудь говорила? Точно нормально, что ты будешь работать здесь?
– Меня все устраивает, – сказала она, отпивая мелкими глотками воду из бутылки. – Джо уволили, так что не предвижу никаких проблем.
– Его уволили? – прошептала я. Из отеля вышел Алекс. – Почему?
– А руководству не нравится, когда персонал, отеля лезет в баре в драку со знаменитыми кинозвездами или спит с постоялицами.
– Он не спал с постоялицами, – быстро сказала я. Алекс заметил нас и пошел к «мустангу». – И это Джеймс первый ударил Джо. Не подумай, что я его защищаю…
– Еще не хватало, – хмыкнула Дженни. – Только не кипятись, но наверху так решили с моих слов. И не важно, кто начал, кто закончил. Это Голливуд, знаменитости всегда правы. Поделом ему, Энджи, и не начинай страдать чувством вины, пожалуйста.
– И не подумаю! – Я не меньше Дженни удивилась своему ответу. – Из-за всякого дерьма-то?
– Йес! – Дженни через силу шлепнула вялой ладонью о мою ладонь. – Привет, Алекс.
– Привет. – Он остановился у левой передней дверцы. – За руль, я так понял, мне?
– Она не может, – кивнула я на Дженни, которая зеленела с каждой секундой. – А я, если честно, не люблю. И понятия не имею, куда ехать.
– О'кей, значит, я за шофера. – Он открыл дверь и сел рядом. В Нью-Йорке я ни разу не видела Алекса за рулем, даже не знала, что он умеет водить. Но любимый человек, видимо, задумав насмерть меня удивить, нацепил очки «Рэй бэн», завел мотор и выехал на Голливудский бульвар. – Что?
– Ничего, – отозвалась я, счастливо улыбаясь. – Я просто не знала, что ты водишь.
– Значит, ты еще многого обо мне не знаешь, – сказал он, сбрасывая скорость – далеко впереди загорелся красный. – А я многого не знаю о тебе.
– Ребята, тормозите, – простонала Дженни, постучав мне в затылок. – Меня сейчас стошнит.
– Ну вот, на одну тайну меньше, – успокоительно сказала я, гладя подругу по волосам, пока ее рвало в ее же любимую сумку, и стараясь не думать о том, на что намекал Алекс.
– Значит, я тебе звоню, когда мы долетим? – сказала я Дженни, ставя ее сумки в гостиной.
Квартира у Дафны оказалась прелестная – открытой планировки, с большими окнами, балконом и видом на Лос-Анджелес. Видимо, в богатых папиках все же есть своя прелесть.
– Да, позвони мне из дома. – Дженни прислонилась к дверному косяку. – Я, наверное, попрошу тебя кое-что мне выслать.
– Наверное, – согласилась я, думая, как странно будет войти домой без нее, не зная, когда она вернется.
И вернется ли вообще.
Дженни начала съезжать по косяку, попутно задев звонок.
– Меня сейчас опять стошнит.
– Может, мне побыть с тобой? – обняла я подругу, рискуя, что ее вырвет мне на спину. – Хочешь, я останусь?
– Со мной все классно, иди готовься к отлету, – сказала Дженни, снова задевая звонок. – Где это звонят? Энджи, скажи, что ты меня не возненавидела за то, что я остаюсь!
– Да нет, конечно. Я это приняла, – неохотно сказала я. – Мне только страшно жаль, что разбираться с чувствами ты будешь так далеко.
– Ты всегда можешь приехать ко мне погостить…
Через плечо я посмотрела на «мустанг». Алекс качал головой в такт музыке, которую слушал по радио.
– …или остаться в Нью-Йорке с ним.
– Если он этого захочет после всего, что было.
– Иисусе, Энджи! – На секунду Дженни отпустила косяк и успела дружески похлопать меня сбоку по голове. – Мне придется добавить минут на мой мобильный план, чтобы урезонивать тебя всякий раз, как вы поссоритесь. Иди в машину, лети домой, подурачься немного в самолете, если хочешь, а затем сделай вид, что тебе все приснилось.
– А что, неплохо, – сказала я, выпуская ее из объятий. – Дженни, я тебя обожаю. Ты всегда знаешь, что сказать.
– Что да, то да, – согласилась подруга. – Я тебя тоже люблю, Энджи. Ты всегда умеешь все запутать, чтобы я чувствовала себя необходимой.
Направляясь к машине, я старалась сдержать слезы, но это было свыше моих сил. Когда в жизни все шло кувырком, Дженни была рядом и помогала мне разобраться. Что теперь будет? И почему с языка так легко слетели признания во взаимной привязанности и о причинах нашего симбиоза, однако я не смогла сказать о своей любви человеку, которому это требовалось как воздух?
– Как она, нормально? – спросил Алекс, приглушая радио.
Я кивнула:
– Да, с ней все будет в порядке.
– Ты сама-то как? – спросил он, вытирая слезы с моих мокрых щек.
– Я тоже буду в порядке. – Я провела пальцем под глазами, стирая возможные потеки туши, и улыбнулась: – В аэропорт?
– У нас еще часа два свободных, – сказал Алекс, выезжая на дорогу. – А я не горю желанием сидеть в ЛАКС дольше, чем необходимо.
– И что ты хочешь делать? – спросила я, вдруг занервничав оттого, что мы остались наедине, хотя он и улыбался.
– Я тут подумал: а не сходить ли нам на пляж? А то когда еще раз сюда попадем… Хочу хотя бы увидеть Тихий океан.
– Алекс Рейд – пляжный лежебока. – Я сбросила кардиган, ловя последние лучи лос-анджелесского солнышка. – Кто бы мог подумать?
Я остановилась на дощатом настиле, снимая босоножки, а Алекс пошел по пляжу. Знакомый силуэт на фоне неба и океана казался настолько нереальным, что я не сразу отважилась подойти, боясь, что он исчезнет как мираж, пусть даже вместо пальм и искрящихся фонтанов здесь были черные джинсы и неглаженая футболка с рекламой кукурузных хлопьев «Келлог», мешком висевшая от широких плеч до стройных бедер. Обернувшись, Алекс улыбнулся, прервав это упоенно-бесстыдное любование.
– Оцениваешь? – спросил он, прикрыв глаза ладонью.
Солнце Санта-Моники было слишком ярким для бруклинских глаз даже в «Рэй бэн».
– А то, – сказала я, ступив на песок, оказавшийся страшно горячим.
Но исходивший от Алекса сексапил обжигал не хуже раскаленного песка. Мой любимый был гораздо лучше Джеймса Джейкобса. Кто угодно может провести полжизни в спортзале и сделать стрижку за двести долларов, но только Алекс может носить эту слишком длинную с одной стороны челку, не видавшую расчески уже… когда он подстригался, месяц назад? – и все равно остававшуюся удивительно мягкой. Несколько прыжков на мысках, и вот я уже стою рядом и нежно отвожу пряди с его лица.
– Ты обгораешь еще быстрее, чем я. У тебя есть крем от солнца?
– Со мной все будет нормально, – сказал Алекс, поймав мою руку и задержав в своей. – Никому не говори, но я вообще-то хорошо загораю. Просто дома совсем не вижу солнца.
– Среди рок-звезд мало загорелых, – сказала я, наслаждаясь легкой болтовней ни о чем. – Это не очень круто? Не очень по…
– Энджел, я люблю тебя.
Я почувствовала, что у меня довольно комично отвисла челюсть, но мышцы в ту минуту мне не повиновались.
– Энджел?
Я моргнула. Алекс по-прежнему стоял передо мной. Я не сплю. Может, у меня солнечный удар? Какое легкомыслие приехать на пляж в открытой машине без головного убора! Или я не до конца протрезвела после прошедшей недели?
– Ты что?
– Ничего, – наконец сказала я. – Что ты сказал?
– То, что должен был сказать до того, как ты уехала. Но сначала я не хотел, чтобы ты разволновалось, а потом было слишком далеко для признаний. Я люблю тебя, Энджел.
– Почему?
– Что?
– Почему ты меня любишь?
Да, почему бы не попытаться испортить этот прекрасный момент? Браво, Энджел!
– Сядь, – вздохнул Алекс, потянув меня на песок и усевшись рядом. Песок чуть не плавился; ему-то в джинсах ничего, а мне с голыми ногами более чем чувствительно. – Из всех вариантов ответа этого я не ожидал. Ты хочешь, чтобы я сказал, почему тебя люблю?
– Да, пожалуйста, – тихо подтвердила я, избегая встречаться с ним глазами.
Не то чтобы я ему не верила (хотя, с другой стороны, не так чтобы очень), просто окружающая обстановка казалась совершенно нереальной. Алекс, сидевший рядом на раскаленном песке в своих узких бруклинских джинсах и мятой футболке, его бледная кожа и черные волосы на фоне искрящегося под южным солнцем океана – все это очень походило на сон.
– О'кей, я люблю тебя, потому что возле ванны у тебя вот такая стопка книг с закрутившимися углами, оттого что ты часами лежишь в этой ванне, когда должна бы работать. Я люблю тебя, потому что ты кладешь мои носки на батарею, если встаешь раньше, то есть постоянно. Я люблю тебя, потому что ты заставляешь меня делать такие вещи, которые полгода назад мне бы и в голову не пришли. Я люблю тебя, потому что из-за тебя мне захотелось прилететь в Лос-Анджелес и признаться тебе в любви.
– Да? – Я заправила волосы за уши и попыталась улыбнуться, глядя в песок. – Даже после всего абсурда этой недели?
– Какой конкретно абсурдный поступок ты имеешь в виду? – спросил он.
Признаюсь, я затруднилась выделить что-то одно.
– Может, твой телефонный звонок в четыре утра?
Ф-фу, пронесло!
– А, нуда, конечно, вроде этого, – кивнула я, глядя в сторону. – Это когда я сказала, что люблю тебя.
– Да, я это и имел в виду, – ровно сказал Алекс. – А ты?
Я пожала плечами, рисуя пальцем восьмерку на песке:
– Да вся неделя выдалась сумасшедшая. Я ни о чем конкретном не думала.
– Значит, не думала о том, что провела ночь с тем типом, которому Джеймс Джейкобс вчера дал по морде?
Мой палец замер. Дышать я тоже перестала.
– Нет, не думала.
– Ты же знаешь, как для меня важно доверие, Энджел, – сказал Алекс, накрыв рукой мою ладонь. – А ты об этом ни слова не сказала.
«О Господи, – взмолилась я, зажмурившись изо всех, сил, – не позволяй этому случиться второй раз! Только не опять все сначала!»
– Я буду очень благодарен, если ты объяснишь, что случилось, не заставляя меня строить догадки на основании того, что я вчера услышал. Думаю, то, что я себе вообразил, гораздо хуже реальной истории.
– Я тебя там не заметила, – сказала я. – Ты все слышал?
– Не знаю. Может, расскажешь?
– О'кей, – начала я, мысленно проговаривая свои слова, чтобы они не вылетали пресловутыми воробьями. Есть ли способ открыть правду без того, чтобы Алекс встал и ушел, недослушав до конца? Наверное, нет. – Короче говоря, я думала, что потеряла работу. Я думала, что потеряла тебя. Джеймс категорически отказался пойти навстречу, ну я и напилась в раскланды в баре на крыше. Джо отвел меня в номер, потом поцеловал, и на этом я отключилась. Утром просыпаюсь, а он спит рядом. Я порядком потрепала себе нервы, а правду узнала только вчера: между нами ничего, вообще ничего, не было. Все это страшно глупо, я ужасная дура…
– И ты решила от меня это скрыть? – спросил он.
– Я же сказала, тут и скрывать нечего… – Я подняла глаза. Алекс лежал на спине, опираясь на локти, и глядел в океанскую даль. Его нос был ярко-розовым. – Нет, я не собиралась тебе говорить.
– Даже когда думала, что переспала, с ним?
Был ли здесь правильный ответ?
– Я решила признаться, когда мы вернемся домой, но когда выяснилось, что ничего не было, то решила тебя в это не посвящать.
Алекс не переменил позы и ничего не сказал.
– Я не видела смысла еще сильнее все усложнять. Ничего не было! Бессмысленно было причинять тебе боль без реальной причины!
Прошла целая вечность, когда он наконец длинно выдохнул и кивнул:
– В этом есть логика.
– А все остальное мы выяснили, правда? – Столько времени почти боясь смотреть ему в глаза, я теперь больше всего хотела встретиться с ним взглядом. – Ну, про эти дурацкие фотографии в Интернете?
– Ты знала, что Джеймс – гей, когда была в его бунгало в ту ночь? – спросил он.
«Что произошло с твоим „ты не обязана ничего мне объяснять“?» – подумала я, сосредоточенно надувая щеки.
– Нет, но у нас же ничего не было, – ответила я.
И не солгала – ведь по-настоящему ничего не произошло.
– Не хочу выглядеть параноиком, но мне показалось странным, что ты звонишь в четыре утра и признаешься в любви, а через несколько часов в Интернете появляются ваши с Джеймсом фотографии. – Он повернул ко мне голову и снял темные очки. – А почему ты любишь меня, Энджел?
Бессовестный! Задать мне мой же вопрос!
– Почему я тебя люблю?
– Признаться в любви легко, а вот объяснить, почему любишь, – другое дело, – поддел он. – Уж ты-то это знаешь.
– Да. О'кей.
Я снова закрыла глаза. Черт, это совсем не просто. Надо было открыться много недель назад, и тогда мы вообще не вели бы сейчас этот разговор. Почему мне так трудно это произнести? Ведь всю жизнь я четко объясняла людям, почему я их люблю!
– Я люблю тебя, потому что у тебя для меня всегда наготове футболка под подушкой, даже если ты не уверен, останусь ли я на ночь. Я люблю тебя, потому что ты помнишь, что утром я люблю сладкий чай, а вечером сахар не кладу, и потому что в «Старбаксе» ты всегда делаешь вид, что забыл, что я просила низкокалорийный горячий шоколад, потому что вообще-то я люблю нормальной жирности, но не заказываю из опасения, что продавщица молчаливо осудит меня, толстушку.
Алекс уже улыбался, поэтому я продолжала:
– Я люблю тебя, потому что, выходя из метро, вижу тебя в кофейне возле твоего дома, или когда я возвращаюсь домой, а ты в кондитерской покупаешь мне «Лаки чармс», у меня всякий раз щекочет под ложечкой. Когда я стучусь в твою дверь, за секунду до того, как ты отзываешься, у меня внутри словно поднимаются мелкие пузырьки. Проснувшись, я ищу тебя, даже если тебя нет рядом, словно просыпаться с тобой запрограммировано во мне по умолчанию… – Я скопировала его позу, опершись на локти. Черт, песок был на редкость горячим. – Ну как, я прошла?
Он наклонился и нежно поцеловал меня в губы – порозовевшая, горячая от солнца кожа оставила на моей ощущение тепла, – и потом очень долго и я, и он молчали.
– Это был тест не для тебя, – сказал Алекс, немного отодвинувшись. – Это был тест для меня. Я не хотел тебя расстраивать, я не хочу быть одним из тех кадров, которые не доверяют своим девушкам, но хотя это и не оправдание, я сильно обжегся в свое время с моей бывшей. Но ты не она, я это знаю. Обещаю, я никогда не буду изводить тебя вопросами. Я вел себя как говнюк.
– И это все?
– А что, недостаточно?
– А разве ты не скажешь, что любишь меня, но жить со мной не в состоянии?
Я уперлась лбом в его лоб, удивляясь, почему не могу просто закрыть рот.
– Собирался вообще-то остановиться на «я тебя люблю», – сказал он, пихнув меня на песок и снова поцеловав.
– Ну, тогда мне это подходит, – сказала я, перекатываясь и устраиваясь на нем сверху.
Все-таки песок был ужасно горячим.
Глава восемнадцатая
– Дженни, это я, – монотонно повторяла я в сотовый. – Возьми трубку, если ты меня слышишь.
Ответа не было. Я, как в ловушке, металась по темной квартире, где отрубились все светильники, сколько я ни щелкала сетевым выключателем у моей кровати (мама была бы очень мной горда).
– Блин, – вздохнула я. – Ладно, если ты это прослушаешь, пожалуйста, позвони и скажи, где у нас чертовы предохранители. О чем ты только думала, оставаясь в Лос-Анджелесе?
Я нажала красную кнопку, заканчивая звонок, и медленно направилась в коридор, подсвечивая себе дорогу светом дисплея телефона. Наверняка предохранители где-то там. Я самостоятельно прожила в квартире одну неделю, и мне уже пришлось вызывать водопроводчика, когда я уронила колье от Тиффани в слив кухонной раковины, дератизатора, когда я приняла за мышь старую заколку Дженни с шиньоном, и незнакомого человека с улицы, когда огромный паук захотел разделить со мной душевую. На этот раз я твердо решила справиться своими силами.
Глупый Алекс со своим глупым звонком в три утра. Напрягая глаза, я пыталась сообразить, не является ли искомым блоком предохранителей большая белая коробка над дверью. Как я ни ценила его полупьяные признания в любви в любое время дня и ночи, не позвони он сейчас, я бы не проснулась, не пошла бы в туалет и не обнаружила, что электричество вырубилось. И не начала бы паниковать, что произошла авария, и не перезвонила бы ему, а он окончательно не прогнал мой сон, сообщив, что электричества нет только у меня. Самостоятельная жизнь у меня пока не очень получалась.
Закусив губу, я прижала ладонь ко лбу, не зная, что делать. Оглядевшись в поисках просветления, я увидела его… за окном. Подсвеченная линия горизонта Нью-Йорка слабо освещала гостиную, дальше по улице светилось белым здание «Крайслера». Я ощупью пошла через комнату, всего два раза на что-то наткнувшись.
Положив локти на подоконник, я стала смотреть вниз на все еще оживленную улицу, понемногу успокаиваясь. Как могла Дженни отсюда уехать? Разве можно сравнивать южное солнце и открытый «мустанг» с Нью-Йорком? Даже сейчас, глубокой ночью, на улицах было людно. Может сейчас Дженни натянуть угги и через пять минут уплетать чоу-мейн? Вряд ли. Конечно, нельзя полностью исключить такую возможность, но для этого подруге придется сесть в машину и проехать миль десять в поисках китайской забегаловки. Я смотрела на цепочку желтых такси, на полицейские «круизеры», проносившиеся мимо, на парочки, перебегавшие улицу, взявшись за руки, пытаясь обмануть светофор, на бесконечное разнообразие прохожих, гуляющих или спешащих по делам в такую немыслимую рань, ничуть не психуя оттого, что не могут найти и включить в квартире автоматы.
– Перестань, Энджел, – сказала я себе. – Это глупо.
На секунду меня посетило искушение снова улечься спать, отложив заботы до утра, но я знала, что нерешенная проблема не даст мне заснуть. Я снова ощупью потопала в коридор, крепко приложившись обо что-то коленом по пути.
При ближайшем, на цыпочках, рассмотрении белая штука над дверью оказалась очень похожей на блок предохранителей. Язычок одного из выключателей смотрел вниз, что, как мне туманно помнилось, означало, что линия обесточена. Разумеется, стремянки у меня не было. И подставки тоже. И вообще ничего, на что можно было бы забраться и дотянуться до предохранителей. Я посмотрела на телефон, который сжимала в руке. Может, позвонить Алексу? Он легко дотянется. Но в этом угадывался легкий привкус поражения, да и в редакцию мне к девяти. Если он придет сейчас, подогретый коктейлями, я засну не скоро. Само по себе это, конечно, неплохо, улыбнулась я в темноте, но с предохранителями мне надо справиться самостоятельно. Не желаю быть законченной бытовой идиоткой. Хотя некоторым мужчинам нравятся беспомощные женщины… Я метнулась в спальню искать свои самые высокие каблуки. Через две минуты я дополнила соблазнительный розовый топ от пижамы «Виктория сикрет» и розовые мужские шорты «Американ аппарел» золотыми «луботинами» на шпильках. Очень сексуально.
По пути в коридор я взяла с раковины лак для волос и, вытянувшись изо всех сил, колотила по крышке коробки с предохранителями, пока она не отошла.
– Ну вот, – выдохнула я, страшно довольная собой, и встала на цыпочки, стараясь поднять язычок предохранителя и не брызнуть себе в глаза «Элнеттом».
Напрягая все мышцы, я думала – если справлюсь с этим, значит, для меня нет ничего невозможного. Я смогу разобраться со всеми счетами, которые должна перевести на свое имя. Я смогу понять, что означает код «401к» в платежной ведомости «Лук» напротив моей фамилии. Я смогу выяснить, какой эквивалент «Ночной сиделки» есть в аптеке (ох сколько же разных средств от простуды нужно одному городу?).
На седьмом прыжке я все-таки поддела предохранитель пимпочкой баллона, ударившись при этом спиной о дверь.
– Энджел! – заорал кто-то за дверью.
Я отскочила, схватившись за сердце, заколотившееся от неожиданного визита позднего гостя и, признаюсь, удивившего меня саму успешного включения автомата.
– Энджел, у тебя все в порядке? Я слышал стук!
Я выбралась из горы обуви, на которую ненароком приземлилась (Дженни всегда сердилась, что я никак не приберусь), и посмотрела в замочную скважину. Алекс.
– Энджел, впусти меня! – Он стоял, держась рукой за стену и глядя в пол. – Я не пьян. Так, чуть-чуть выпил.
Я медленно открыла дверь, настолько счастливая, что сердце замирало при виде любимого человека, даже когда у него пунцовые щеки и вытаращенные глаза.
– Очень сексуально, – сказал он, моментально оказавшись рядом и обнимая меня за талию. – Обещай всегда встречать меня на шпильках в три утра.
– Ой, – покраснела я, тряся ногами, чтобы сбросить босоножки. – Я об этом подумаю.
Я много месяцев старалась создать иллюзию, что сплю исключительно в сексуальных ночных рубашках или старых футболках Алекса. Для встречи нежданного ночного гостя я бы выбрала другой наряд.
– Так, значит, перегоревшие пробки – только предлог, чтобы меня заманить? – спросил он, незаметно подталкивая меня в направлении спальни.
– Нет, – запротестовала я, правда, не очень бурно. – Предохранитель отключился, но я все поправила. Ты мною горд?
– Безмерно, – пьяно улыбнулся он, на ходу выключая горевший везде свет. – Только давай обойдемся без иллюминации – так, на всякий случай.
– Да, вдруг снова предохранители вылетят, – согласилась я.
Утром я буду спать на ходу. В который раз.
– Доброе утро, Сисси, – зевнула я, проходя мимо ее стола, ранняя и донельзя томная. – Мэри у себя?
– Доброе утро, девушка, превратившая Джеймса Джейкобса в гея, – пропела она в ответ. – Разумеется, у себя. Пришла и ее сбивать с нормальной ориентации?
– Еще не устала от своей шутки за целую неделю?
Она покачала головой и приторно улыбнулась:
– Это не шутка. Ты сделала геем одного из самых красивых парней на планете. Тебя за это убить мало. Твой хипповый бойфренд тоже поменял окраску?
– Отнюдь, насколько мне известно.
После прошлой ночи я в этом была совершенно уверена. И после сегодняшнего утра. И, надеюсь, вечер меня тоже не разочарует.
– Слава Богу! Он тоже ничего – для музыканта, – дернула плечиком Сисси. – Не подходи ко мне близко – я наконец нашла себе не полного лузера и не хочу, чтобы у меня вдруг тоже изменилась ориентация.
– Буду держаться от тебя подальше, – пообещала я, прибавив про себя: «С большим удовольствием».
Мэри, как обычно, сидела за компьютером. Серо-стальное каре слегка подрагивало над клавиатурой, пока она бешено что-то печатала. Маленькие очки с квадратными стеклами сползли на середину переносицы.
– Энджел, милая!
Я застыла на месте. «Милая»?! Что случилось?
– Присаживайся, милая, – сказала она, выключая монитор и поднимая голову.
Два раза «милая»? Явно что-то неладно. Плюс редакторша никогда не выключала монитор в моем присутствии. Уж не заболела ли она?
– Уже подсчитаны объемы продаж выпуска «Айкона» с интервью Джеймса Джейкобса, – сказала Мэри. – Цифры хорошие.
– Насколько хорошие? – Я задержала дыхание.
– Было полтора миллиона, стало два с половиной. – Мэри едва усидела на месте. – На этаже руководства сегодня очень много счастливых лиц, Энджел Кларк.
Я, не рассчитав, сильно прикусила губу: два с половиной миллиона человек прочли мое интервью? Строго говоря, все кинулись читать о том, что Джеймс Джейкобс оказался геем, но ведь интервью-то готовила я!
– Это еще без посещений нашего веб-сайта и подъема трафика на твоем блоге. Даже подписка увеличилась – и на «Айконе», и на «Лук». – На лице Мэри появилось то, что при желании можно назвать широкой свойской улыбкой. – Энджел, я очень, очень тобой горжусь. Тебе тяжело досталось это интервью, да и я довольно гадко с тобой поступила, пока ты была в Лос-Анджелесе.
– Ничуть, – поспешно заверила я, думая как раз обратное, но будучи слишком англичанкой, чтобы согласиться с покаянным заявлением Мэри. – Значит, у меня пока нет серьезных проблем?
– Ну что ты! – просияла редакторша. – Как только поступили данные о продажах, ты стала золотой девочкой номер один в А-списке «Спенсер медиа». Хоть сейчас можешь пойти туда и потребовать создания своего собственного журнала, если оно тебе надо.
– Слишком амбициозно, – покраснела я. «Решайся, Энджи, сейчас или никогда». – Впрочем, я тут думала…
– Опасное занятие.
Мэри подняла бровь.
– Как вы оцениваете мои шансы больше писать для «Лук»? Я имею в виду для журнала?
– Например?
– Например, вести колонку? Или тематические очерки? – Я подсунула ладони под себя, чтобы не начать грызть ногти. – Или что-то другое?
– Ты поняла, что насчет собственного журнала я пошутила? – Мэри прижала палец к губам и покачала головой: – Ты хочешь вести колонку в «Лук»?
Я выпятила нижнюю губу и кивнула.
– Есть у меня шанс, как вы считаете?
– Ты же знаешь, я не работаю с журналом, Энджел. Я не могу вот так запросто назначить тебя автором колонки.
– Но вы можете с кем-то поговорить?
Статус золотой девочки падал прямо на глазах.
– Да, могу. Так же как и ты.
– Конечно-конечно, я тоже могу поговорить с редактором журнала, но ведь вы знакомы ближе. Она присылает мне на рецензию диски и книги, но я ее практически не вижу и…
– Я не это имела в виду, – сказала Мэри. – Я хочу сказать, учитывая твою сегодняшнюю позицию – «сегодняшнюю» понимай буквально, – ты можешь обратиться в другие журналы. Твой статус сейчас очень высок, хотя долго это не продлится.
– Но я никуда не хочу уходить, – запротестовала я. – Мне очень нравится с вами работать, и я не…
– Да, но представь, что ты сегодня вошла в мой кабинет и сказала – к тебе обратился другой издатель, кто-нибудь из наших конкурентов, с предложением вести блог и колонку, и сейчас ты обдумываешь перспективы.
– Представила, – медленно сказала я.
– Если бы ты мне это сказала, мы, естественно, не захотели бы тебя отпустить, и мне бы пришлось предложить тебе больше денег за блог и обещать немедленно переговорить с редактором журнала. Значит, ты говоришь, что…
– Мне поступило предложение от другого издателя…
– И?..
– Они предложили мне вести и блог, и колонку!
– Правильно.
– И что теперь?
– А теперь я могу предложить тебе больше денег за блог и обязательно еще сегодня поговорю с редакцией журнала. – Мэри снова включила монитор. – Я тебе позвоню.
– Спасибо, Мэри, – сказала я, поднимаясь уходить, но не вполне понимая, что происходит. – То есть мы поговорим позже?
– Да, – сказала она, не глядя на меня. – И еще, Энджел, – прекрасное интервью. Учитывая, сколько дерьма тебе пришлось, ты проделала отличную работу.
– Спасибо! – Я была практически уверена, что это комплимент. – Пока, Сисси.
– Пока, девушка, сделавшая геем Джеймса Джейкобса.
Ну как мне не хотеть почаще бывать в редакции?
– И ты включила предохранитель?
– Да, Дженни, – вздохнула я, шагая по Сорок второй улице к Брайант-парк.
Маленький клочок зелени уже кишел работниками центральных офисов, которым удалось урвать пять минут насладиться весенним солнышком. За последнюю неделю погода резко изменилась и улицы Нью-Йорка вновь стали приветливыми и располагающими к прогулкам, а не врагами легких балеток и друзьями безобразных угги. Последний раз, когда я сидела в парке, безуспешно пытаясь приделать сломанный каблук, было так холодно, что я с трудом могла дышать.
– И все равно ты не должна была оставлять меня одну. Я уверена, что сломала печку.
– У нас есть печка?!
– Микроволновая, – практически заорала я в телефон. – Это наша старая печка, она никуда не делась. Я нашла в ней пачки старых хлопьев – ты использовала микроволновку как буфет.
– Ты еще не нашла себе соседку? – смеясь, спросила Дженни.
– За неделю-то? – По привычке повертев головой вправо-влево, хотя движение здесь было одностороннее, я побежала через Шестую авеню. – Еще и не начинала, у меня других дел по горло.
Я не очень кривила душой – меня ждали записанные за целую неделю шоу и сериалы. Кроме того, я до сих пор надеялась в любую секунду услышать звонок в дверь и увидеть на пороге Дженни с сумками в руках, всхлипывающую, что Лос-Анджелес на поверку оказался мешком дерьма и она приехала домой насовсем.
– Делаешь геев из других красавчиков?
– Хоть ты не начинай, – пробормотала я. – Ладно, ты сама-то как? Соскучилась по мне? Устала от Лос-Анджелеса? Едешь домой?
– Уф, тебе как, правду или приятную ложь?
– Давай второе.
– Все плохо, зарядили дожди, никто не хочет моего стайлинга, вчера я не встречалась с Райаном Филиппом, и вообще мне все опротивело.
– Тем лучше, – сказала я, на бегу повернув к метро. – Дженни Лопес, скажи, что ты сейчас не за рулем!
– Нет, я сейчас не за рулем.
Все правильно, я же просила ее солгать.
– Как там Алекс? Все в порядке? – закричала она, перекрикивая чей-то автомобильный сигнал – не ее собственный, она же не за рулем.
– Да вроде все нормально, – сказала я. – У нас состоялся разговор еще перед отлетом, и с тех пор мы ни о чем серьезном не говорили.
– Вы оба произнесли слово на букву «л»?
– Ну, типа да.
– Вы говорите слово на букву «л», когда вы не пьяные и не в постели? Или когда вы пьяные в постели?
– Ни то ни другое. Иногда мне кажется, что поездка в Лос-Анджелес мне приснилась.
Дженни секунду молчала.
– Это ничего не значит, Энджи.
– М-м-м…
– Разве прежде он распространялся о своих чувствах?
– Оказывается, что как раз да.
– Да?
– Да.
– Но ты же не считаешь, что с ним что-то не так? – допытывалась подруга. – Может, он просто не знает, как выразить свои чувства словами?
– У него работа сочинять песни, Дженни, – ответила я. – Со словами Алекс на ты. Не знаю, я уже устала пытаться разгадать его мысли, но молчу, чтобы не нарваться на серьезный разговор. Что, если ему все надоело и он начинает воспринимать наши отношения как нудную обязаловку?
– Ну, если это нудная обязаловка, детка, – сказала подруга, – бросай его на фиг и прилетай в Лос-Анджелес. Блог можешь вести и отсюда. И вообще вы с Джеймсом можете сделать интернет-шоу!
– Можно. – Я невольно улыбнулась. Да, это было бы классно. – Ты его видела?
– Э-э… нет, его не было, когда вчера вечером я не встретила Райана Филиппа. И он не сказал мне «привет».
– Понятно. Не буду расспрашивать о Райане Филиппе, пока ты не ухитришься в третий раз вклеить его в разговор. Как там Джеймс?
– В полном порядке, – уверенно ответила подруга. – Настолько ничего не скрывает, что это даже не смешно. Ездят с Блейком по всему городу и всячески демонстрируют свою любовь. Разве ты не видела фотографий?
– Не поверишь, я не читаю блоги светских сплетников, – отозвалась я. – Но рада, что у него все нормально. За Блейка я из принципа рада меньше.
– Ну и правильно. – Дженни разразилась длинной тирадой цветистых ругательств в адрес того, кто вел соседнюю машину. – Ты помнишь, что я не за рулем? Ну так я только что не свернула туда, куда не нужно, на улицу с односторонним движением, поэтому мне не нужно бежать, потому что я… занята.
