Текст книги "Я люблю Париж"

Автор книги: Линдси Келк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Гм.

– И ты не собирался мне об этом говорить?

– Может, поведаешь, кто тебе сказал? – спросил он, отрываясь от раковины и вставая на ноги. Я чувствовала себя маленьким комочком у унитаза на фоне высокого, стоявшего во весь рост Алекса.

– Тебе будет приятно узнать, что я выяснила все сама? – Я взяла себя за шкирку и поднялась, опираясь на батарею и удерживаясь, чтобы не свалиться в унитаз. «Изящество» – это слово, неприменимое ко мне. Прополоскав рот водой, ополаскивателем, а затем снова водой, я продолжила наступление: – Более того, я разговаривала с ней сегодня…

– Ты с ней разговаривала? – Он прервал меня словесно и физически, внезапно преградив мне путь из ванной. – Зачем ты с ней говорила?

– В основном потому, что она практически изнасиловала тебя глазами, когда ты был на сцене, и, видимо, потому, что я перебрала, – повысив голос, сказала я, отталкивая его и проходя мимо. – Не заводись, она говорила о ваших отношениях с еще более кислым выражением лица, чем ты. Просто мне было интересно.

– Я не пытался скрыть это от тебя, – сказал Алекс, продолжая стоять в проходе. – Я не знал, что она придет, и, как уже говорил, это случилось сто лет назад. Мне нечего добавить. – Приглушенный свет ванной очерчивал его мужественный силуэт и широкие плечи. Ну почему даже освещение против меня?

– Ладно, – сказала я, отворачиваясь к стене. Я не собиралась позволить собственным гормонам выдать меня.

– Честно, Энджи, тут не замешаны никакие чувства, я просто не хочу, чтобы моя бывшая маячила у меня перед глазами.

Я почувствовала, как матрас слегка подался под его весом, и затаила дыхание, ожидая, когда он коснется меня. Но он не стал.

– Ты подумай, тебе бы хотелось ходить везде со своим бывшим, если бы он был здесь?

Я вздохнула. Я не могла представить себе ничего хуже, чем отрываться в Париже вместе с Алексом и Марком.

– И вообще, зачем мне тратить на нее хотя бы одну секунду, если у меня есть ты?

Нехотя перекатившись, я увидела, что Алекс собирался подкрепить сей аргумент делом и подошел к этому с нужного конца. Он был абсолютно голый.

– Тебе что, жарко? – спросила я, приподнимая бровь. – По-моему, это мой багаж взорвался, а не твой.

– Замолчи, – сказал он, юркая ко мне под покрывало.

– Алекс, меня только что вырвало.

– А теперь от тебя пахнет мятой и потом.

– Потом?

– Приятно пахнет потом.

Что-то я сомневаюсь. Я знала, что такое «приятно пахнет потом». Приятно пахнул он после игры в футбол со своими друзьями в парке, пока я читала, лежа на траве; приятно пахнул он сразу после концерта в мюзик-холле, когда тащил меня в квартиру через три квартала. Приятно пахнуть – это вовсе не так, как воняло от меня. Но Боже мой, мне было почти все равно.

Я завела руки за голову, помогая ему стянуть мою футболку, и на нас больше не осталось ничего, и наши липкие тела беспрепятственно касались друг друга. Поцелуи Алекса всегда были настойчивыми, но сегодня они казались проникновеннее, чем обычно; я знала: он думал, что должен что-то мне доказать. Попытаться сказать что-то важное, для чего не придумали слов. Его руки двигались по всему телу, а от поцелуев я просто не могла совладать с собой. И не хотела даже пытаться. В конце концов его поцелуи и его руки захватили все мое тело: шею, руки, живот, – всю меня.

Я схватила прядь его густых черных волос и попыталась притянуть его выше, но он отстранился, разжал мои руки, поцеловал их и начал водить языком между пальцами, дразня, перед тем как вернуться к тому месту, где я его прервала. Внутри меня все подскакивало с каждым его прикосновением, пока я действительно не могла больше терпеть. Я потянулась за его волосами, но моя рука оказалась у него на щеке.

Я открыла глаза и увидела, что его длинная челка спадает ему на глаза, едва прикрывая его расширенные темные зрачки.

– Ты в порядке? – прошептал он, когда его лицо оказалось на секунду рядом с моим, а волосы защекотали мои глаза и наши губы почти соприкоснулись, но все же не совсем. Так-так: сосет под ложечкой, короткое прерывистое дыхание и губы дрожат; нет, не в порядке.

– Я хочу тебя, – с трудом проговорила я.

Он улыбнулся и отбросил волосы со лба.

С Алексом всегда все проходило замечательно, но мне было мучительно думать, что я привыкла к тому, что мы сдираем с себя одежду и набрасываемся друг на друга как дикари. Мы почти никогда не уделяли друг другу внимание, как сейчас. Это было слишком хорошо, и я не знала, сколько еще смогу выдержать. Он ничего не говорил, только подержался надо мной еще минуту, и мои губы дрожали в предвкушении, но я больше не могла сдерживаться и потянулась к нему, принимая его, наслаждаясь приятной соленостью нашего пота, который собирался в маленькие струйки и окроплял наши лица и наши поцелуи. Мои пальцы сами собой вплелись в его влажные волосы, а ногти проскользили по его крепкой спине, худым мускулистым рукам, и моя ладонь прижалась к волосам на его широкой груди, которые переходили в узкую черную линию внизу тугого живота. Я инстинктивно развела ноги и обвила ими его узкие бедра. Прежде чем я окончательно потеряла рассудок, он прервал мое исступление и отстранился. Спустя мгновение я поняла, что, тяжело дыша, лежу с открытым ртом, а лицо горит от его щетины.

– Я тоже хочу тебя, – тихо сказал он. – Я всегда хочу тебя. Я люблю тебя.

Я пристально посмотрела на него, мои нервы были натянуты до предела, дрожание с губ перешло на все тело. Кивнув, я потянулась, чтобы поцеловать его. Он начал осторожно, но так всегда бывало вначале. Его слова эхом отдавались у меня в ушах, губы вплотную приблизились к моим, руки сомкнулись над моей головой, и наши тела задвигались в такт. Все остальное начало таять, и какое-то мгновение он оставался единственным, что существовало в мире, как вдруг не стало ни его, ни меня. Были только мы, а все остальное полностью исчезло.

Глава восьмая

Портье, наверное, испытал невообразимое удовольствие, следующим утром позвонив мне за десять минут до того, как его просили это сделать, а я провела целых три сумасшедших минуты, лихорадочно соображая, кто это звонит. Алекса уже не было, он ушел на какое-то утреннее радиошоу, но от этого я не выбралась из постели быстрее.

Стоя под душем и ожидая, когда же снова почувствую себя человеком, я вспомнила все, с чем мне предстояло разобраться. Перво-наперво, надо поговорить с Дженни. Сейчас только половина десятого – значит, там половина первого. Наверное, не самое подходящее время для разговора по душам. Она не звонила, не писала с вечера вторника, а со всей этой кутерьмой из-за Солен я про нее совсем забыла. И с моей стороны, честно говоря, это было свинство. Но, как я уже говорила, в один момент времени я могу решать только одну проблему.

После разговора с Дженни придется заняться статьей. Я настолько убедила себя, что это задание мне по плечу, что мысль о том, что это может оказаться не так, меня шокировала. Вчера я повеселилась, а заодно и узнала названия нескольких клевых магазинов, то есть это я думаю, что они клевые, хотя и не совсем то, что можно назвать секретным складом винтажных вещей. Я надеялась, что Сисси справится и поможет мне, хотя на здоровую голову я бы никогда такого не подумала. Виржини – маленький парижский ангелочек, но «Белль» сделал ошибку, откомандировав мне на подмогу человека, которого мода интересовала меньше всего. Я позвонила администратору, чтобы узнать, нет ли мне чего-нибудь от Сисси – электронных писем, факсов, – но ничего не пришло. По мобильному она тоже не отвечала. Я чувствовала себя разбитой.

После разборок со статьей надо будет перейти к проблеме с Алексом. После вчерашнего стало ясно, что все как минимум просто хорошо, но у меня совершенно вылетело из головы, что я не сказала ему о своем обещании прийти на вечеринку к Солен. И что-то у меня было нехорошее предчувствие насчет того, что ему идея не понравится.

Но хуже всего – и признаться в этом себе было нелегко, – что отсутствие моих красивых шмоток никак не выходило у меня из головы. На некоторое время я про них забыла, но потом у меня перед глазами буквально воспарили мои «Лабутены», отчего даже сердце защемило. Да уж, воспарили так воспарили. В моих фантазиях служащие аэропорта перетряхнули все содержимое моего чемодана и взорвали каждую вещь по отдельности. Гады. У меня ушел целый год на то, чтобы принять себя, свою новую жизнь, но такое ощущение, что кто-то испытывает меня, отбирая все, одно за другим. И начиная с моих аксессуаров. Вот гадство.

* * *

Я прождала Виржини у стойки администратора минут пятнадцать, прежде чем начала волноваться. Я забилась в самый темный угол, какой только смогла отыскать, надела темные очки, черную футболку, черные джинсы, убрала волосы в хвост и задумалась хорошо ли я замаскировалась, чтобы меня никто не узнал. Спрятаться я хотела от персонала гостиницы а не от Виржини. Еще через десять минут в моей одной-единственной сумочке от Марка Джейкобса тихо затрещал телефон.

– Энджел, простите меня, – начала распинаться Виржини, не дав мне даже поздороваться. – Я сейчас приду в ваш отель. Я должна была забежать в офис чтобы забрать факс от Сисси.

– Она прислала факс в офис? – спросила я с недоумением и облегчением. Вот это да! Сисси все-таки справилась, только, видимо, ей нелегко пришлось. И как, интересно, я должна была догадаться, что она пришлет факс в офис?

– Oui, он сейчас со мной. Может быть, выпьем кофе и почитаем его вместе? – спросила Виржини.

– Кофе это замечательно. Долго тебе сюда добираться. – Я умирала, как хотела кофе. Серьезно умирала: у меня пульсировали виски, а во рту ощущался привкус растворителя. Не то чтобы я когда-нибудь пробовала растворитель на вкус, просто догадывалась.

– Может, вы приедете на станцию «Альма Марсо». Вчера мы провели так много времени в Марэ и Сен-Жермен, – сказала она. – Добраться туда несложно: едете до «Сен-Себастьен», переходите на «Бастии», а потом на «Франклин Д. Рузвельт». А можно дойти до «Бастий» – это недалеко. У вас есть карта?

– Есть, – сказала я, роясь в сумке. Есть. Уф. – Только я не очень хорошо понимаю в картах. Может быть, встретимся здесь?

Виржини засмеялась, бодро и весело. Совсем не похоже на кудахчущий смех Сисси.

– Энджел, вы справитесь. Я встречу вас через полчаса. Позвоните, если заблудитесь.

Я действительно была не в том состоянии, чтобы мыкаться с картой по метро. А взглянув на схему на оборотной стороне обложки уличной карты, я поняла что все не так просто, как объяснила Виржини. Эта девушка возлагала на меня слишком большие надежды. Я закрыла глаза, откинулась на спинку стула, опрокинула голову назад и расхохоталась.

– Все в порядке, мадам? – спросил очень обеспокоенный голос позади меня. – Вам нехорошо? Снова.

Открыв один глаз за своими черными очками, я увидела портье, который был вчера, а сегодня стоял слева от меня на безопасном расстоянии. Он, видимо, решил, что я собираюсь заблевать весь его девственно-чистый стол администратора. Снова.

– Я в порядке, спасибо. – Я поднялась со стула с пластичностью Буратино и попыталась взять себя в руки.

Он отрывисто кивнул и слегка попятился назад, нисколько мне не поверив. Я поджала губы. Ну уж нет, не дам ему уйти с убеждением, что я горькая пьяница.

– Моя подруга работала администратором, сболтнула я. – В гостинице.

– Пардон? – Он вытаращился на меня, безопасно укрывшись за своим столом. – Ваша подруга работает у нас в гостинице?

Ну почему? Почему я не умею держать язык за зубами?

– Не-ет, она сейчас живет в Лос-Анджелесе, – продолжила я, игнорируя тоненький голосок в голове, который постоянно твердил мне, чтобы я заткнулась. – Но она работала в гостинице много лет. А вы давно тут работаете?

– Три года, – ответил он, глядя на меня со смятением и испугом, – Меня зовут Ален. Мы очень рады, что вы остановились у нас, мадам.

Это был очень вежливый способ сказать: «Прошу вас, идите куда подальше и оставьте меня в покое», – но разве меня могло это устроить? Нет. Потому что от меня не так-то просто отделаться.

– Ого, три года, это долгий срок на одном месте, – сказала я, опираясь о его стол. Голосок у меня в голове орал теперь во все горло, умоляя убраться из гостиницы, пока мой новый знакомый Ален не выкинул меня собственноручно. – И вам нравится?

Он пожал плечами и чуть отошел от стола назад. Я никак не могла угомониться, Не могу, когда кто-то недолюбливает меня или думает обо мне плохо. Где-то в глубине меня, но не слишком глубоко, возникло чувство, что мне еще отольется то, что я забрызгала улицу перед гостиницей этого человека содержимым своего желудка.

– Я могу вам чем-нибудь помочь, мадам?

«Остановись. Остановись немедленно!» – требовал голос.

– Энджел, – представилась я, протягивая ему руку для пожатия. – И нет, помогать не надо. Но все равно спасибо. – Озарив его лучезарной улыбкой, я признала поражение и направилась к выходу. Попутно взяв на заметку, что не стоит выставлять себя на посмешище перед гостиничным персоналом, если ты еще не протрезвела после вчерашнего. И он по-прежнему упорно продолжал называть меня «мадам», хотя вчера я совершенно четко сказала ему, что я мадемуазель.

Я не ошиблась хотя бы в том, что с метро разобраться будет непросто. Первую станцию я обнаружила достаточно скоро, но умудрилась проехать целых три остановки не в том направлении, прежде чем поняла, что еду не к «Бастий». Каждую секунду, проведенную в чертовом поезде, я буквально видела перед собой лицо Донны Грегори, читающей мою статью, а ее брови при этом поднялись так высоко, что просто отвалились от лица. Я облажалась. Окончательно и бесповоротно. Туннели здесь были шире и освещены лучше, чем в лондонском или нью-йоркском метро, однако пришлось исползать десятки небольших лестниц, облазать сотни разных выходов и попытаться разобраться в очень непонятной системе указателей, прежде чем полтора часа спустя мне позвонила Виржини. На «Альма Марсо» я прибыла разгоряченная, потная и абсолютно обезвоженная. Остановившись на секунду, чтобы попытаться разобраться, где я, я увидела Эйфелеву башню и реку по одну сторону от меня и огромную карусель – по другую. Где же, наконец, Виржини? Я уже подумывала броситься в Сену, когда мой телефон снова запиликал.

– Энджел? Вы в порядке? – Виржини просто ясновидящая. – Я все звоню и звоню вам. – Нет, она, наверное, просто беспокоится.

– Прости, да, я в порядке. – Ни в каком я не в порядке. Я ужасно устала. Зачем мне было усугублять свою и без того непростую первую одиночную миссию в парижском метро тяжелым похмельем? – Прости, у меня голова не работает сегодня. Ты где?

– Я в кафе рядом с дорогой. Я вам машу – видите меня?

Я медленно повернулась, попутно думая, что будет просто невозможно обнаружить малюсенькую смазливую брюнетку в миллионной толпе, прежде чем заметила ее прямо через дорогу, машущую изо всех сил. Ну хоть кто-то думал обо мне.

– Прекрати так махать, а то тебя хватит кондратий, – сказала я, радостно махая ей в ответ.

К счастью, с переходом дороги я справилась легко и когда, оказавшись в кафе, упала на стул, который подвинула мне Виржини, то залпом осушила чашечку свежайшего кофе, который она предусмотрительно заказала для меня.

– Энджел, я очень извиняюсь. – Виржини утопила лицо в ладонях. – Я считаю, что в метро просто разобраться, как и в Нью-Йорке, и забываю, что вы его совсем не знаете.

– Это не твоя вина, – сказала я, делая знак официанту, чтобы тот принес еще кофе. Я до сих пор находилась под действием похмелья и была в состоянии ободрить ее более многословно. – Я могла бы, наверное, просто добраться на такси.

– Я даже не подумала об этом. – Она заправила прядь волос за ухо, к взбитой копне. – Вы, наверное, очень разозлились.

– Да нет же. – И я не лгала. Я была слишком измотана, чтобы сердиться. – И знаешь, я, пожалуй, опишу свое приключение в статье – проведу сравнение парижского метро с нью-йоркской подземкой.

Виржини отчаянно закивала:

– Это будет очень интересно.

– Совсем нет, – сказала я, опустошая вторую чашечку кофе, чуть более медленно, чем первую. – Хотя такой материал вытянет статью, которую пока что можно разглядывать под микроскопом.

– Ну, теперь ведь у нас полный список мест, рекомендованных Сисси. – Она вручила мне толстую стопку бумаги, а потом снова погрузилась в свою сумку и извлекла еще. – Для недруга она слишком много написала.

Я поставила свою чашечку и попыталась невооруженным глазом разглядеть крошечный шрифт и малюсенькие карты, которые усеивали страницы – не было совершенно никакой возможности посетить все эти места. В сумке Виржини, должно быть, умещалась целая кипа бумаги. Бросив взгляд на часы, я поняла, что уже половина двенадцатого. А я еще даже не читала эти записи. Черт-черт-черт-черт-черт.

– А ты это читала? – спросила я, надеясь, что она поможет мне выделить самое нужное.

– Non, я подумала, надо подождать вас. – Виржини заскулила: – Простите, надо было прочитать.

– Нет, нет, нет, – пробормотала я, пролистывая страницы. – Но, застрели меня, я не знаю, как прочесть все это к Рождеству, не говоря уж о том, чтобы сделать это к восьми вечера.

– А что будет в восемь? – спросила Виржини, заказывая мне еще кофе. И правильно, потому что спать мне сегодня явно не суждено.

– О, хм, я обещала Солен, что мы придем к ней на вечеринку, которую она устраивает сегодня, – сказала я, притворяясь, что меня очень интересуют, какие массажные салоны нравятся Сисси. Ого. Фу. – Она начнется где-то в восемь. Где-то рядом с рекой.

– Это та девушка с концерта? – Виржини вырвала бумаги у меня из рук и бухнула на стол. – Энджел?!

– Да, это девушка с концерта, – ответила я, изучающе глядя на свой кофе.

– Но она любит вашего бойфренда.

– Нет, не любит.

– Нет, любит.

Кому нужна Дженни, когда у меня есть ее дорожная версия? От нее было столько же пользы, и она с легкостью уместилась бы в небольшой чемодан.

– И все же нет, потому что она его бывшая подружка, – сказала я своей чашечке. Почему здесь не подавали кружки? Может, где-то поблизости есть «Старбакс»?

– Что?

– Солен и Алекс когда-то встречались, – сказала я, стараясь смириться с этим фактом, хотя произносить эти слова, особенно проиллюстрированные скептическим выражением лица Виржини, было тяжело. – Это было сто лет назад. Все забыто. И к тому же я обещала, что приду.

– Алекс хочет пойти на эту вечеринку? – спросила Виржини. – Где будет его красивая бывшая подружка, которая танцует перед ним как шлюха?

– О ты как! – Я поставила чашечку на стол. – Вообще-то я ему еще не говорила.

– Он не пойдет. – Она скрестила руки на груди и заставила меня опустить глаза. – Я не верю, что он пойдет.

– Ясно, – сказала я. А что еще можно было сказать? – Ну, не будь так уверена. Пора начинать разгребать присланный Сисси список. Надо еще написать моей подруге о… разных вещах.

Я разложила страницы на столе и попыталась увидеть какой-то смысл в этих адресах, но, как ни странно, ничего не могла понять, словно это какой-то неведомый язык. Не греческий, но близко.

– Извините. Я не знаю вашего Апекса, – сказала Виржини, протягивая руку через весь стол и легонько касаясь моей руки. – Я почитаю записи Сисси, а вы тогда пишите своей подруге и звоните Алексу, да?

Я посмотрю, что тут ближе всего.

– Было бы неплохо. – Заставлять Виржини работать за меня было нечестно, но мириться с Дженни тоже непростое дело. Звонить было еще слишком рано, так что пока вполне подойдет письмо.

– И вы точно пойдете на эту вечеринку? – спросила она, сгребая все бумаги и доставая из сумочки черную кожаную записную книжку.

– Да, – ответила я, хотя и не знала почему.

– D’accord [38]38
  Здесь: Ну и правильно (фр.).


[Закрыть]. – Виржини решительно кивнула. И вздохнула.

Составление послания для Дженни заняло больше времени, чем я рассчитывала. Я привыкла к тому, что ее настроение постоянно менялось, но мы никогда не цапались, будучи на разных побережьях, не говоря уж о разных континентах, и мне эта ситуация совсем не нравилась. К тому же виновата была только я, в то время как обычно я могла рассчитывать на то, что Ураган Дженни возьмет пятьдесят процентов вины на себя. Что мне было делать? Ведь косвенно именно я, хотя и ненамеренно, уничтожила одежду на десять тысяч долларов. И кто в здравом уме поверит, что с ней произошло именно то, что я говорю? В отношении всех этих стильных штучек Дженни была еще новичком, и, как она часто признавалась мне вечерами подшофе, ее репутация значила для нее все. В ее откровениях выпивка была главным созидающим, а вовсе не разрушительным элементом. И ничто не утешит ее после потери стольких красивых дорогих вещей. Если бы она сначала одолжила их кому-нибудь типа, э-э, Миши Бартон, которая показала бы их по телевизору, а потом уничтожила, то было бы не так горько.

Написав четыре версии письма, я наконец остановилась на «Извини, дай знать, когда тебе можно звонить, мы что-нибудь придумаем. Я как-нибудь тебе все возмещу. Люблю тебя, ц. [39]39
  Сокращение от «Целую». – Примеч. ред.


[Закрыть]».

Хотя я не представляла себе, как это – «как-нибудь». Наблюдая за тем, как появляется иконка отправления письма, я вздохнула и позвонила Алексу.

– Привет, – сразу сказал он, что было необычно для него. «Давай, Энджел, надо действовать резко, словно срываешь пластырь», – сказала я себе. – Как дела?

– Привет, – начала я, кусая ноготь на мизинце. – Как там на радио?

Что-что, а резину я тянуть умею.

– Отлично, поиграли, потрепались. – На линии были помехи, но я слышала, что говорил он бодро. Пора проглотить пилюлю. – Как-то так.

– Я просто хотела уточнить, есть ли у нас на сегодня какие-нибудь планы? – Я повернулась на стуле, чтобы не смотреть, как Виржини вскидывает брови. – Потому что нас пригласили на вечеринку, и я в принципе сказала, что мы придем.

– Ого, ты уже успела напроситься на вечеринку? – Он засмеялся. – Не вчера ли, случайно?

– Может быть, – призналась я, отворачиваясь еще больше. – Ты же знаешь, я люблю заводить знакомства, когда пьяная.

– Ты любишь делать много такого, что мне не нравится, когда ты пьяная. И кое-что из того, что нравится. – Алекс произнес эту фразу таким развратным голосом, что у меня даже мурашки поползли. – Давай, а где?

– Э-э, ну, дело в том, что это вечеринка у Солен, – тихо сказала я. – У нее дома.

В трубке повисла мертвая тишина.

– Алекс?

– Мы не пойдем на вечеринку к Солен домой.

Он говорил не рассерженно, но совершенно убежденно.

– Я просто сказала, что мы придем, а она ответила, что очень хотела бы повидаться с тобой, познакомить нас со своим парнем; нам придется посидеть совсем немного, но я думаю, что, раз уж я обещала, прийти надо. Хотя бы ненадолго. Иначе она подумает…

– Что? – перебил меня Алекс. И наверное, имел на это полное право. – Что она подумает?

– Что мы невоспитанные.

– Знаешь, мне совершенно наплевать, что она думает о тебе, – отозвался он. – И еще мне, черт подери, плевать, что она думает обо мне. Я не пойду, и ты тоже.

– Не надо указывать мне, что делать. – Было непривычно слышать, как Алекс ругается на меня, и мне это очень не понравилось. Я старалась говорить как можно тише, уверенная в том, что у Виржини уже готов французский аналог фразы «что я говорила». – Я не понимаю, что тут такого. Надо всего-то забежать и поздороваться с людьми. Может, тебе полегчает после того, как ты снова увидишься с ней. Нехорошо так долго держать камень за пазухой из-за того, что случилось бог знает когда.

– Ну, спасибо, Опра, – решительно ответил Алекс. – Я думал, ты бросила свои штучки в стиле «помоги себе сам», когда Дженни уехала. И не собираюсь указывать тебе, что делать, но на эту вечеринку не пойду. Позвони, если захочешь пообедать вместе.

Я выпятила нижнюю губу и убрала телефон в сумку.

– Он не хочет идти на вечеринку?

Подняв голову, я бросила взгляд на реку. Эйфелева башня, Сена, красивые люди на велосипедах – да, это определенно Париж. Но влияние моей подруги распространялось даже сюда.

– Он не хочет идти на вечеринку, – не стала отрицать очевидное я. – Я понимаю, она его бывшая. Я бы не захотела идти на вечеринку к своему бывшему. И не пошла бы.

Но самое нездоровое было в том, что я хотела туда пойти. Я хотела посмотреть квартиру Солен. Я хотела увидеть ее парня, и по какой-то необъяснимой причине я хотела понравиться ей. А если нет – то по крайней мере чтобы она увидела, что я выгляжу потрясающе и что я достаточно хороша для Алекса. И гораздо лучше ее. Гм, пора перестать жаловаться, что я не понимаю мужчин. Я себя понять не могу.

– Я думаю, – легонько постучала меня по плечу Виржини, – вам надо отправиться на вечеринку.

– Что? – Я развернулась на сто восемьдесят градусов, сидя на своем стуле. – А теперь ты считаешь, что мне надо пойти?

– Я не сказала, что вам не надо идти, – пожала плечами она. – Я сказала, что Алекс не захочет идти. Парню трудно встречаться с бывшей девушкой. Очень, очень трудно, особенно когда новая рядом. Но вам надо пойти. И вы должны быть неотразимой.

– Легче сказать, чем сделать, – пробормотала я. – Как выглядеть неотразимо без утюжков для волос?

Виржини рассказала мне свой план, когда мы перешли дорогу и оказались на авеню Монтень. Я старалась слушать; она говорила, что мне нужно потрясающее платье, что она одолжит мне какие-то чумовые туфли и обещает наваять на голове такое, что отпадет всякая необходимость в утюжках. Я бы вела себя даже более цинично, но, к счастью для моей французской феи-крестной, была сбита с толку. Вообще-то мы направлялись к станции «Рузвельт», чтобы приступить к работе, но Виржини забыла упомянуть, что авеню Монтень – пристанище практически всех дизайнерских магазинов, модных домов и всего самого удивительного. Я прижимала свой нос к витрине «Пол энд Джо», желая заполучить восхитительное шелковое серое платье и сдерживая слезы, чтобы не оплакивать его родича, взорвавшегося вместе с моим багажом.

– Это платье отлично подойдет для сегодняшнего случая, – шепнула Виржини мне в ухо. Я кивнула: она была права. Короткое серое платье с серебристым оттенком и белой сиамской кошкой, нарисованной вручную. Немного необычно, но очень шикарно. По крайней мере не менее шикарно, чем сама Солен. – Вам надо примерить его.

– Я не могу его себе позволить, – сказала я, отметая образы, уже возникшие в моем воображении, где я с подведенными глазами, пышной прической и в плотном черном трико. В этом платье. Все равно для плотного черного трико слишком жарко. Хотя это платье неплохо смотрелось бы и без него. – И там такая огромная кошка.

– Только очень стильная девушка надела бы его, – согласилась Виржини. – Может быть, такая, как Солен?

– Ладно, Париж стоит мессы, – сказала я, открывая дверь. – Твое счастье, что я невероятно легко поддаюсь на провокации.

К моему восторгу (не успевшему еще смениться обычной тоской покупателя, спустившего такие деньги), у меня на кредитке имелась сумма, необходимая для покупки платья. Скажем так: люди из кредитной компании, как оказалось, были совсем не против, что я превышу лимит для покупки этого платья. Меня грела мысль, что у меня с «Барклейс» [40]40
  Крупнейший банк Великобритании.


[Закрыть]налажена телепатическая связь: они понимали мои беды. Я была готова убедить себя в чем угодно, если на кону стояло такое платье. Зато теперь, в этом платье, я точно смогу конкурировать с Солен. Оно сидело превосходно, словно на меня было шито. Кроме того, Виржини права – мне надо пойти на вечеринку. Я не позволю ей, его бывшей, думать, что я невоспитанна. Или хуже – что я испугалась. Даже если она одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо имела неудовольствие лицезреть. И к тому же выступающая в группе. Вся такая из себя французистая-расфранцузитая. Ничего. У меня теперь есть платье с кошкой. Чего бояться? Разве только, что Алекс взбесился.

Из примерочной «Пол энд Джо» я послала ему легкомысленное (ну ладно, неприличное) сообщение о возможных планах на вечер с попутными объяснениями, что я только заскочу на вечеринку, поздороваюсь, а ему идти не обязательно. А потом мы можем встретиться в гостинице, отправиться на ужин в какое-нибудь милое местечко и повторить перформанс предыдущей ночи. Конечно, после возвращения в гостиницу. Пускай мы в романтической столице мира, но я абсолютно уверена, что у них тут тоже существуют нормы приличия.

После «Пол энд Джо» все стало еще хуже. «Прада», «Макс Мара», «Диор», «Валентино» и – Боже ты мой – «Шанель». Для человека, не смыслящего в высокой моде, у Виржини был наметанный глаз. Я старалась держать кредитку в кошельке, но не могла удержаться, чтобы не потрогать витрины или не сунуться в бутик. Я наслаждалась не только ободряющей прохладой кондиционера, но и лечебным эффектом от созерцания красивых вещей. Сумочки «Шанель», шикарные платья «Диор», ридикюли «Прада». Но вот я бросила взгляд на часы и поняла, что уже почти три.

– Черт! Виржини, ты должна увести меня отсюда. – Я мысленно надавала себе пощечин. – Надо заняться работой, иначе я облажаюсь.

– Но вам здесь так хорошо, – возразила она, сжимая мою руку. – И тут еще столько магазинов. Это ведь даже не основная торговая площадка, надо зайти в «Колетт» и…

– J’accuse! [41]41
  Прошу прощения! (фр.).


[Закрыть]– Я выхватила свою руку и указала на милую брюнетку, невинно глядевшую на меня в витрине. – Ты молодец. Правда. И мне действительно хорошо здесь, но надо поработать. Я делаю противоположное тому, чего от меня ждут в «Белль». Зря я так отвлеклась – надо двигаться дальше.

– Простите и меня, вы правы. – Она вытащила свою записную книжку и долистала до тех записей, которые делала, когда я пыталась понять, что сказать Дженни. И это время я потратила впустую, судя по тому дурацкому сообщению, которое «родила» в итоге. – Так. Сисси считает, что нам надо посетить магазин под названием «Мим». Это недалеко отсюда, рядом с Ле-Аль.

– Отлично. – Я снова взяла ее за руку, получив прощение. – В Нью-Йорке есть ресторан «Ле-Аль» – очень крутой.

– Когда-то Ле-Аль был главным торговым районом Парижа, – сказала Виржини. – Но теперь нет. Удивительно, но она указала много мест, находящихся неподалеку оттуда. Сисси говорит, что ее самый любимый магазин находится там, ее секретное оружие моды.

– Сучье отродье! – Я стояла как истукан и не могла оторвать изумленных глаз от магазина. – Пардон за мой французский.

– Это не совсем французский.

Я не могла поверить своим глазам.

– Она что, кинула меня?

Секретное оружие моды Сисси оказалось вовсе не распрекрасным винтажным магазином. Это была второсортная свалка ширпотреба для подростков. И невероятное оскорбление. Я скорее надену «Праймарк» на собственную свадьбу, чем облачусь в эти тряпки. Вообще, я надевала «Праймарк» на чью-то свадьбу, но сейчас не об этом. Сисси нас просто кинула.