Текст книги "Притворись для меня счастливой (СИ)"
Автор книги: Лина Гамос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Глава 16
Любви, конечно, у них не случилось, взаимной, по крайней мере. Кения фальшиво улыбалась и послушно ложилась в его постель, и тяготилась, тяготилась пребыванием рядом с Энтони. Он обещал что – то изменить между ними, но даже квартира осталась прежней, той самой, где он научил ее вставать перед ним на колени. Ничего не изменилось, его пустые обещания и ее неизменная покорность. И пустота, пустота вокруг нее и одиночество. Он сказал ей, что позволит устроиться на работу, но отказался принимать все выбранные ею места службы.
– Ты слишком спешишь, моя любовь, – Грава с видимым наслаждением затягивается сигаретой, через мгновение выдыхает ароматный дым и стряхивает пепел. – Расслабься, получи удовольствие от посещения магазинов и салонов красоты, устрой себе отпуск.
– Ты снова приказываешь, – бросает в сторону она, недостаточно смелая, чтобы сказать ему это в глаза.
– Если ты хочешь, то да, приказываю, – он смеется над ее страхом. – А ты снова боишься меня, зажимаешься и отказываешься быть счастливой.
Грава тысячу раз прав, рядом с ним она неимоверно напряжена и постоянно трясется от ужаса, что вот в следующее мгновение он превратится в того монстра, что измывался над нею в подвале. Что она может противопоставить его силе и власти? Ничего. И слишком хорошо сама это понимает. Одно его желание и она снова будет стоять перед ним на коленях, выпрашивая прощение за несуществующие проступки.
– Допей вино, – Грава давит сигарету в пепельнице и выжидающе взирает на Кению. – Оно поможет расслабиться.
– Я не люблю вино, – ее жалкая попытка улыбнуться. – Не люблю алкоголь, ты же знаешь.
– Я всего лишь пытаюсь помочь тебе.
– Спаивая?
– Да хотя бы, – усмехается он одними губами, в глазах стынет лед.
Под его выжидательным взглядом она допивает бокал, и едва отставив его на прикроватный столик, тут же оказывается в жадных объятиях. Кения закрывает глаза, напрасно пытаясь расслабиться. Его губы на ее груди, широкая ладонь накрывает живот и скользит ниже, заставляя раздвинуть ноги.
– Этот вечер для тебя.
Короткий властный поцелуй в губы, и Кения испуганно распахивает глаза, уставившись невидящим взглядом в потолок. Его язык внутри нее, бесстыдно ласкает, заставляя вздрагивать от давно забытых ощущений. И вино шумит в голове, смешиваясь с откровенной лаской, вынуждая расслабиться, выгнуться навстречу движениям его языка. В первый раз он перед нею на коленях и ее сбивчивое дыхание, и протяжные стоны, и мир вертится, взлетая и распадаясь на самом пике сладким дождем чистого наслаждения. А Грава уже целует ее плечи, шею, прикусывает мочку уха, заглядывает в затуманенные пережитым наслаждением глаза и одним движением оказывается внутри нее, наполняя собою полностью, позволяя снова утонуть в сладком наваждении.
– Я не хотел опускаться до дешевых приемов, – шепчет он, когда Кении удается вынырнуть из плотной завесы удовольствия. – Но с тобой невозможно играть по правилам.
Она не понимает, о чем он говорит, ведь единственно важным сейчас кажется только его умопомрачительная близость. Остальное отходит на задний план, главное, что он глубоко в ней, и он должен двигаться. Она поддается навстречу, желая ощутить движения его плоти. Грава неприятно скалится:
– Немного жаль, что я не сделал этого раньше.
Ночь откровений. Кения даже предположить не могла, что желания Энтони могут быть настолько одурманивающими. Впервые она потерялась от его поцелуев и жарких ласк. Вот значит, что он чувствовал, когда она опускалась перед ним на колени. Оказывается, если взаимно и для обоюдного удовольствия, нет ничего унизительного в подобном откровении.
Кения сжала в ладонях чашку с давно остывшим чаем и усмехнулась не совсем понятному умиротворению, наполняющему ее до краев. Вроде бы ничего не изменилось за прошедшую ночь, и Грава остается все тем же влюбленным в нее садистом. Он не сказал ничего нового, и большего не обещал, тогда откуда эти робкие мысли о том, что отныне все станет непременно по-другому, иначе между ними, мягче? Всего одна ночь откровенной страсти, сводящей с ума, затягивающей в омут серебристых глаз, но мир, кажется лучше, и тоска прячется где – то на периферии сознания, а в голове лишь отблески недавно пережитого наслаждения. И все равно страшно от ожидания. Что станется, когда Грава проснется? Кем именно он для нее проснется? Почувствует ли ее смятение? Вот с таким, каким он был прошлой ночью она согласна находиться в одной квартире. Внимательным к ней и ее чувствам, невероятно соблазнительным, чутким. Он сам накрыл на стол и, притянув ее к себе на колени, принялся заботливо кормить вкусностями, дабы вернуть ей силы. И целовал, нежно, едва касаясь ее губ.
Она первая тогда потянулась к нему, запустила пальцы в спутанные волосы, прижалась требовательным поцелуем к его рту, вынуждая действовать. Тони пытался остановить ее, но его тело говорило ей совсем другое. И если вот так, на коленях перед ним, глядя снизу в затуманенные наслаждением глаза, слыша прерывистое дыхание, то не страшно, скорее опьяняюще. Он что – то сбивчиво шепчет, кажется, просит остановиться, но она упрямо берет его глубже и он кончает с долгим мучительным стоном. Ей впервые нравится доставлять ему удовольствие. Незнакомое ощущение власти, недолговечной впрочем, потому что одним движением он усаживает ее на стол и заставляет позабыть обо всем, кроме главного этой ночью, их страсть и взаимное наслаждение.
И отголоски чистого, ничем незамутненного удовольствия до сих пор отдаются в ее теле, заставляя судорожно втягивать воздух, и рвано его выдыхать. Она снова хочет его. Отставив чашку в сторону, Кения подходит к окну. Восхитительная панорама спящего города и едва светлеющего горизонта. Что принесет ей новый день? Грава неслышно возникает за спиной, отражаясь в прозрачном стекле, стягивает халат с узких плеч, заставляет прогнуться.
– С добрым утром, моя любовь.
Их глаза встречаются в отражении, его ладонь накрывает ее живот, придерживая, не позволяя двигаться, пока он мучительно медленно наполняет ее собой. Три сильных толчка заставляют ее выгнуться назад, обхватив его шею руками. Еще три толкают за черту, где становятся неважными любые размышления о новом дне, главным становится только вот это, он в ней и он двигается.
– Теперь понимаешь, почему я никогда не отпущу тебя?
Кения замирает у стола с подносом. Грава же словно не замечает ее смятения, ловко переставляет тарелки на стол, вынимает поднос из ее рук, одним движением отправляя его по барной стойке на место.
– О чем ты?
– О том, что у меня с тобой лучший секс в жизни – он привычно устраивает ее у себя на коленях. – Сногсшибательный секс, Кения. Начинаешь понимать?
– Мне не нужно...
Грава прикусывает мочку ее уха, заставляя дернуться от болезненной ласки.
– Хватит одного моего желания, твое появится следом, мне кажется, я показал это сегодня ночью.
– Возможно, ли ждать многого от одного желания?
– На одном моем мы продержались больше пяти лет, – Грава накалывает на вилку брокколи. – На взаимном продержимся лет пятьдесят.
– Каким образом в наши длительные отношения вписывается твоя жена?
Кения настороженно вглядывается в его лицо, но Энтони выглядит на редкость умиротворенным.
– Развода, ради тебя, не будет, – он неожиданно смотрит прямо в ее глаза, прямо и беспощадно. – У тебя буду я, и будут определенные возможности. Ты, кажется, мечтала заработать много денег? Вуаля, я исполнил твои мечты и надеюсь только на одно.
Грава отправляет в рот следующий кусочек брокколи и сосредоточенно прожевывает его.
– Твою благодарность. Знаешь, как это бывает в сказках, принц встретил свою принцессу...
– Но у него была жена, – раздраженно перебивает Кения.
– Тогда скажем иначе, – смеется Грава. – Принц встретил пастушку и были они вместе долго и счастливо, потому как принцесса, супруга принца, довольствовалась исключительно законным положением принцессы. Все были счастливы, особенно пастушка, которую принц носил на руках.
– Я никогда не хотела стать содержанкой, – Кения прижимает палец к его губам, не позволяя перебить ее. – Я хотела денег, признаю, но только заработать их нужно было самостоятельно, и положение в обществе достичь самой. Я не хочу, чтобы в меня тыкали пальцем и называли твоей любовницей. Тони, я повзрослела, мечты изменились, больше всего на свете я хочу вернуться в родной город и там устроиться на работу. И все равно кем, только бы не здесь, на положении игрушки.
– Подстраивай мечты под реалии, Кения, или никогда не будешь счастливой.
Грава не улыбается и выглядит достаточно серьезным, впрочем, хватает его ненадолго, в глазах зажигаются огоньки.
– У тебя кукольная внешность, красивая игрушечная внешность.
– Это плохой комплимент.
– Ты не права, – Энтони на мгновение крепко прижимается к ее губам. – Я люблю тебя...
– Но недостаточно...
– Чтобы жениться? – заканчивает он за нее. – Я могу позволить многое, кроме одного, выставить себя посмешищем перед другими. Кения, можно только догадываться, скольких ты шантажировала до моей сестры. И кто из этих несчастных стал супругой потенциальных деловых партнеров. Ты себе как это представляешь?
– Я не хочу выходить замуж, – возмущенно восклицает Кения.
– Тогда к чему ты затеяла этот разговор? – в его глазах плещется раздражение. – Довольствуйся тем, что у тебя есть.
– Ты не понимаешь...
– Это ты не понимаешь. У тебя есть я, замечательный секс и определенная свобода. Чего еще тебе нужно для того, чтобы стать счастливой?
– Я хочу принадлежать себе...
– Я уже сказал нет, Кения, ты принадлежишь мне.
Грава швыряет вилку на стол.
– Я могу повторить прошедшую ночь, – и металл в его голосе бьет по ее натянутым нервам. – И могу вернуть подвал, цепь, возобновить твое знакомство с кнутом. Ты уже принадлежала себе и к чему это привело.
– Действительно, – Кения безуспешно вырывается из его объятия. – Я докатилась до положения твоей куклы.
– Ты сорвала джек-пот, пастушка, твой принц любит тебя.
– Любовь такой не бывает...
И только через мгновение Кения понимает, что не нужно было заговаривать о любви. Грава разжимает руки, позволяя ей встать со своих колен, и как – то жутко скалится, и в глазах отсветы разгорающегося гнева.
– Что ты можешь знать о любви?
Он медленно поднимается из-за стола, и Кения сжимается под его бешеным взглядом.
– Я должен ползать у твоих ног, выпрашивая толику внимания, красиво ухаживать, быть может, цитировать лириков?
– Мне не нужно...
– В этом вся проблема, ты не знаешь, что тебе нужно, поэтому решения принимаю я.
Его ладонь с треском врезается в стол, так, что даже посуда подпрыгивает, а Кения жалко сжимается у самой стены, трусливо втягивая голову в плечи.
– Старые привычки не забываются, да, милая? – насмешливо интересуется Грава, останавливаясь прямо перед ней. – Не забыла, что следует по сценарию дальше?
Ужас парализует волю, и ноги подкашиваются. Всего час назад она таяла в его руках, а теперь стоит перед ним на коленях, ощущая себя полным ничтожеством.
– Не нужно требовать невозможного, довольствуйся тем, что я могу тебе дать.
Она судорожно сглатывает, когда его пальцы касаются ее волос.
– К этому варианту мы можем вернуться в любую минуту, но я хочу другого. Поэтому перестать трястись, вытри слезы и вернемся к нашему завтраку.
Глава 17
Если взять секс за основу идеальных отношений, то Кения была совершенно счастлива, проживая в одной квартире с Энтони. В горизонтальной плоскости Грава был безупречен, сказывалась богатая практика, надо думать. Кения не была у него первой, вряд ли стала единственной и уж точно не окажется последней в длинном списке сомнительных достижений.
На данный момент Кения имела за плечами печальный опыт отношений с неподходящим человеком, потерю самых близких людей и возможную перспективу оказаться в подвале брутального мачо. Ну, вот не верилось ей в то, что садистские наклонности красивого банкира исчезнут после его волшебных обещаний. Грава принимает решения, а в обязанности Кении входит лишь слепое подчинение его приказам. Вопрос времени, когда он решит, что любовница недостаточно быстро падает на колени перед своим господином. Сколько осталось до того мгновения, когда ее запихают в автомобиль и привезут в загородный особняк великих и ужасных банкиров? И мысли только об одном, болезненно бьются в сознании, не дают забыть прошлое, толкают шагнуть в неизвестное. Когда – то она считала себя удачливой авантюристкой, достаточно смелой и изворотливой. Почему же теперь загнанная в угол боится даже взглянуть в стывшие холодом глаза? Он сломал ее? Или она еще сможет потрепыхаться в силках, пытаясь выбраться на свободу? Ей уже давно нечего терять, так может, пришла пора перестать трястись от страха и начать бороться за право самой распоряжаться своей свободой? И даже план был, и технические возможности имелись, но Кения малодушно отступала, боясь оказаться в подвале слишком быстро.
– Вы всего лишь закономерность, – холенная леди брезгливо кривит губы, совсем как ее сын. – С законной супругой они не могут позволить тех вольностей, что запросто позволяют с вами, дешевыми потаскушками.
По поводу стоимости Кения могла бы поспорить, но леди вряд ли станет прислушиваться к ее доводам. Энтони спустил состояние вначале для того, чтобы купить ее, потом, чтобы найти и удержать.
– Вы знаете, что у его отца тоже присутствует подобная вам маленькая слабость? – злобный взгляд буквально прожигает насквозь. – Вы, милые сиротки, умеете под личиной показного бескорыстия пустить пыль в глаза, чтобы попытаться урвать кусок пожирней. Подобное вам, воздушное создание, однажды вошло и в наш дом. Скромная студентка играла в недотрогу, а потом забеременела, чтобы вынудить моего супруга на развод. Мой сын умнее, он лучше разбирается в природе подобных вам потаскушек. Он не позволяет себе забыться, воспылать ненужными мечтами.
Леди касается изящной фарфоровой статуэтки на каминной полке.
– Но лучшим выходом для вас было бы попросту исчезнуть с его горизонта, не появляться в нашей жизни, надеясь что – то урвать.
Кения пытается ответить, но леди останавливает ее изящным движением ладони.
– Мне не интересно то, что вы хотите сказать. Я пришла сюда исключительно ради сына, когда узнала, что вы снова появились в его жизни.
Дама снисходительно улыбается ей.
– Милочка, не пытайтесь надуть нас. Секретарша моего мужа, та самая практикантка, закончила тем, что ее разлучили с дочерью, которую перед этим мой супруг великодушно позволил ей воспитывать почти три года. Нужно было привязать глупую, сделать больнее. Нашей семье не нужны скандалы, только попытайся пойти против нас и вас сломают.
Странная женщина, непонятные предостережения, лишние намеки. Кении уже давно ничего не нужно ни от Грава, ни от его светского семейства. Но было кое – что полезное в неожиданном визите милой мадам Грава, потому что теперь у Кении был план, оставалось раздобыть у волшебника смелости. Она то решалась на отчаянный шаг, то трусливо отступала, боясь совершить ошибку. Энтони сам подтолкнул ее в нужную сторону.
Бутылка вина на прикроватном столике, ее пьяный смех и отчаянная решимость. Грава выглядит удивительно умиротворенным, непривычно уютным, но в глазах загорается пламя, когда она призывно облизывает губы и жарко шепчет.
– Хочу жестко, Тони.
Ему нравятся игры, он легко поддается навстречу, и пребольно впиваясь ртом в ее губы, кусает, заставляя глухо вскрикнуть. Еще один болезненный поцелуй в основании шеи и игра перестает быть забавной, потому что он бьет, наотмашь и не в пол силы. На которой минуте Кения забывает, что это игра? И начинает умолять прекратить вполне себе натурально, по-настоящему, срываясь на визг и пустые слезы? Когда она вспоминает, каково это быть избитой? Когда понимаешь, что он может не остановиться? Но Грава впивается ей в губы, проталкивая язык, как можно глубже, и содрогается, кончая. Потом он уходит в душ, а Кения, пошатываясь, ползет следом. Он отдал приказ и она должна выполнять. Жестокие игры, высокие ставки.
Из ванной комнаты Грава появляется, вытирая голову полотенцем, и недовольно поджав губы.
– Я же сказал, что хочу продолжить в душе.
Она бы хотела продолжить на луне, только едва смогла доползти до книжной полки, чтобы остановить запись видеокамеры. Хотелось надеяться, что все получиться с первой попытки, выдержать вторую она вряд ли скоро решится. Грава не разменивался по мелочам, жестко означало жестко, а игра не ограничивалась парочкой показушных шлепков по игриво оттопыренной попке хихикающей партнерши.
– Иди ко мне.
И Кения плачет, смахивая слезы и вжимаясь в стену.
– Я не хочу, пожалуйста, больше не хочу.
Бокал вина никто не предлагает, никакой жалости в насмешливом взгляде.
– Тогда посмотрим отснятый материал? – неожиданно предлагает он, подходя к полке и вытаскивая спрятанную среди книг камеру. – Меня все время напрягала мигающая красным лампочка, знаешь, отвлекает от основного действия.
Внезапная слабость сменяется дрожью вдоль спины, и Кения подтягивает ноги к груди, сжимаясь в ожидании неминуемого наказания.
– Вот чего тебе не хватало, любовь моя? – ровно интересуется Грава, просматривая отснятые кадры. – Неужели решила вернуться на старую тропу неудачницы – авантюристки? Планировала шантажировать меня, надо полагать? Где благодарность за все сделанное для тебя? Мало мне было неприятных минут с любопытствующей родительницей и тут такой финт от тебя.
– Прости, прости, прости...
– Не умоляй раньше времени, – Грава возвращает на полку камеру и приседает перед девушкой. – Я могу превратить наказание в эротическую мечту.
– Ну, же, – он зажимает ее подбородок, вынуждая посмотреть ему в глаза. – Главное, не вино, глупая, а то, что я туда добавляю. Знаешь ли, утомился ждать соответствующей реакции на собственную близость, вот и принял должные меры. Тебе же понравилось, не так ли? Ты у меня голос сорвала, пока кричала от наслаждения.
Он смотрит в ее глаза, но кроме ужаса загнанного в угол животного ничего не видит.
– Я прощаю тебя, – и Кения вздрагивает, словно от удара. – Перестань разыгрывать представление, любовь моя, лучше поведай на сон грядущий, куда надумала отправить это занимательное видео?
– Прости...
– Простил уже, – нетерпеливо перебивает Энтони. – Теперь жду откровений.
– Твоя мать, – Кения судорожно сглатывает, затравленно глядя в немигающие глаза. – Она сказала, что семья не любит скандалов и тогда я подумала...
Голос срывается и Кения замолкает.
– И тогда ты надумала продать наше видео на тв? – она лишь слабо кивает, соглашаясь с его предположением и подписывая себе приговор. – Мило, любовь моя, и подло.
Грава поднимается, подходит к прикроватному столику, вытягивает сигарету из пачки, прикуривает и жадно затягивается. Кения трясется так, что зубы стучат. Оказаться в подвале за провальный план? Плохой каламбур. Отвратительный план. Глупая гусыня.
– Я не стану тебя наказывать, – Тони поворачивается к ней, снова затягивается, смотрит тяжело, сквозь прищур, оценивающе. – Во-первых, чего ждать от дешевой шлюхи, во-вторых, ты меня приятно удивила, характер не потеряла, значит, выбивать из тебя еще есть что.
– Пожалуйста, – Кения глотает слезы, умоляюще глядя в самые холодные глаза на свете. – Пожалуйста, я больше ни за что...
– Мы вернемся к этой теме чуть позже.
Грава криво усмехается, делая знак, приблизиться и Кения ползет, подчиняясь повелительному жесту, не смея ослушаться приказа.
– Проси прощения, любовь моя, упрашивай с пристрастием, так, чтобы я мог поверить в искренность твоего раскаяния.
И она просит, целует ему ноги, что – то сбивчиво лепечет и выдыхает только, когда его ладонь властно ложиться на затылок, а член касается ее губ.
Она ненавидит себя за жадность, которая в итоге привела в постель Грава, за трусость, которая не позволяет вырваться из-под его власти, за глупость, за малодушие, за то, что посмела мечтать о головокружительной карьере, когда следовало довольствоваться малым.
Кения оттирает слезы, включает воду и снова шагает под ледяной дождь, пытаясь прийти в себя от пережитого ужаса. Жесткий трах и в итоге его милость, прощение за не совершенный проступок. Грава умеет наказывать. Нет, он не стал ее бить, просто изнасиловал с особенным усердием. Получил удовольствие от ее криков и ее боли. Когда это закончится? Когда она перестанет трястись перед ним и унижаться?
Кения выключает воду, заворачивается в халат и подходит к зеркалу, касаясь отражения рукой. Все те же белокурые волосы и правильный овал лица, губы и маленький, чуть вздернутый нос, что и пять лет назад. Только в потухших глазах теперь пустота. За прошедшие годы интерес Грава к ней не угас. Он все также хочет ее и все также мучает, получая удовольствие от ее унижения. Когда это закончится? И что станет с ней после этого?
Кения обхватывает себя руками. Из этой ситуации есть единственный выход. Вопрос в другом, что станется с нею, если она перестарается? Не рассчитает силу удара? Что страшнее, ожидание подвала, сам подвал или строгость закона? Выбор очевиден. С нее хватит. При любом раскладе она хотя бы получит удовольствие, настоящее, ничем не замутненное удовольствие от того, что насильник получит по заслугам.
Энтони Грава безмятежно спит, уткнувшись аристократическим личиком в подушку. Кения мешкает всего секунду, кровь стучит в висках, руки трясутся, а потом, решившись, со всей силы опускает на его голову бутылку с виски. Грава сразу обмякает. Кения прижимает руку к шее, пытаясь нащупать биение пульса и страх отступает, когда под ее пальцами ощущается слабое трепетание. Не убила, лишь оглушила. Удачный день для того, чтобы стать свободной. Сомнения отступают, остается холодный расчет и отточенность движений. Кения связывает руки и ноги Грава его же дизайнерскими галстуками, затягивает туго, чтобы наверняка, не смог освободиться и только после этого выливает на него кувшин ледяной воды. Тот глухо стонет, но в себя не приходит. Тогда Кения идет в ванную за аптечкой и швыряет ему под нос полотенце, смоченное нашатырным спиртом. Энтони дергается, стонет и открывает глаза.
– Что за...
– Заткнись, Тони, – Кения с улыбкой смотрит на его жалкие попытки освободиться. – Бесполезно, на этот раз я действительно постаралась.
– Ты...
– Я.
Кения забирается на кровать, и Грава недоуменно таращиться на ее наряд.
– Что...
– Спортивный костюм и кроссовки, – Кения склоняет голову к плечу, наблюдая за жалкими трепыханиями беспомощной жертвы. – Я подумала, что это самый подходящий наряд к предстоящему между нами разговору.
Грава снова дергается, и Кения снисходительно усмехается тщетности попытки освободиться от стягивающих его пут.
– Я не шлюха, и никогда ею не была.
– И для того, чтобы объявить об этом ты меня связала, сука? – Грава буквально уничтожает ее злобным взглядом.
– Пришла пора ответить за свои проступки, – и Кения со всей своей закоренелой обидой бьет ногой ему в пах. Серые глаза стекленеют от боли, но он не кричит, кусает губы, рвано дышит, но не кричит. – Я не шлюха, Тони, это ты жалкий насильник. Злобный монстр, свихнувшийся на абсолютной власти. Скажи мне, насколько тебе приятно лежать у моих ног в моей власти?
Впрочем, она не ждет ответа, бьет, бьет его снова, и снова, и снова. Бьет куда придется, остервенело, вымещая гнев на беспомощно связанном чудовище.
– Я ненавижу тебя и если мы снова встретимся, лучше убить меня сразу, потому что я точно убью тебя при следующей встрече. Мне нечего терять.
Грава тяжело дышит, смотрит на нее и молчит. Кения спрыгивает на пол, подхватывает приготовленную заранее сумку и оборачивается к мужчине.
– Таким ты мне нравишься больше, жалким, ничтожным, униженным, – Кения идет к двери спальни и останавливается на пороге. – И знаешь, я не получила удовольствия от твоего избиения. Даже не знаю, что ты находишь в подобном времяпровождении. Тони, тебе нужен килограмм успокоительного и психотерапевт. А я буду жить, наслаждаясь воспоминаниями твоей нынешней потерянной физиономии. Знаешь, все самой лучшее в моей жизни случалось без тебя.
Кения не была глупой хотя бы, потому что однажды догадалась оставить пакет документов, переданных однажды бароном, в камере хранения одного крошечного городка. Она оставила его там на всякий случай, для страховки, потому что и ей иногда приходили в голову умные мысли. Кровь бурлила, адреналин зашкаливал, и сердце замирало от страха, но Кения ни о чем не сожалела. Грава получил то, что давно заслуживал и плевать, что он с ней сделает потом. Она отомстила, она почувствовала себя человеком, она начала уважать себя. На каждого подонка найдется управа, а в ее положении можно сожалеть только об одном. Кения усмехнулась, она жалела о том, что ограничилась одним ударом в самую болезненную часть великолепного тела банкира.
