Текст книги "Пространство круга"
Автор книги: Лина Баркли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
6
– Дик так сказал?
Хейзл едва не подавилась одним из тех блинчиков, что подавали в богатом доме Саскии Тэпхаус в Челси, и рубиновая капля джема упала на тарелку. Она бросила взгляд на подругу, которая вальяжно возлежала на диване с пурпурной обивкой в другом конце комнаты. Муж Саскии Расселл, театральный агент, первым обратил внимание на потенциальные возможности тройняшек и способствовал их карьере в «Триумфе». Хейзл познакомилась с Саскией и Расселлом на каком-то празднике в школе: их сын Чарли учился в одном классе с ее девочками. С тех пор две пары поддерживали дружеские отношения, порой вместе посещая премьеры, выставки и концерты, на которые сверхпробивной Расселл всегда мог достать билеты.
– Да. Именно это он и сказал, – подтвердила Хейзл. – Что мы движемся по накатанной колее!
Саския облизала губы. Почти шести футов роста, с непослушными прядями волос цвета спелого баклажана, она сохранила фигуру манекенщицы, которой в свое время и была. Однако после рождения Чарли Саския открыла в себе талант фотографа и быстро обрела завидную репутацию одной из самых своеобразных фотожурналисток. Работы Саскии публиковали самые престижные столичные издания.
– Но прав ли Дик? – осторожно спросила Саския. – Хейзл, ты тоже так считаешь?
Хейзл непрестанно размышляла над этим вопросом. Особенно после того, как в воскресенье вечером Дик улетел к Паоле, а она всю ночь проплакала, уткнувшись в подушку.
– Нет! – тут же возразила она, но под скептическим взглядом подруги неохотно признала: – Ну, может, в какой-то мере он и прав. Если говорить в буквальном смысле слова, то да, мы в самом деле ведем устоявшийся образ жизни. Живем на том же месте, дети ходят в одну и ту же школу, распорядок дня неизменен…
– Но ведь такова жизнь! – драматически воскликнула Саския. – Так у всех! Это называется упорядоченностью! Что Дик предлагает взамен?
– Покинуть город ради сельской идиллии.
Хейзл потянулась было к очередному блинчику, но тут же бросила вилку, словно обжегшись. Как она может позволить себе печеное тесто с джемом, когда и так юбка на талии не сходится? Или хочет стать посмешищем не только для ядовитых языков Делии и Мэгги, но и для всех знакомых?
– И бродить по колено в грязи, – мрачно добавила Хейзл.
– У него явно кризис среднего возраста! – объявила Саския, опуская на пол изящные ступни в зеленых сандалиях и наливая себе и подруге кофе.
– Именно это я ему и сказала! – еще больше помрачнев, сообщила Хейзл.
– И что он ответил?
– Что для кризиса среднего возраста он еще слишком молод.
– Да, ему действительно всего тридцать три, – задумчиво отметила Саския. – Так что, полагаю, он прав. Кстати, и Расселлу было тридцать три, когда я его встретила. Очень опасный возраст для мужчины, – загадочно добавила она, не уточняя, что кроется за многозначительным замечанием.
– Гм… Пожалуй. Беда в том, что девочки на его стороне.
Хейзл сделала глоток кофе, подумав, что ни в коем случае не стоит упоминать, насколько ее дочери не горят желанием возобновить контракт с «Триумфом». Саскии об этом знать не обязательно. Во всяком случае, пока.
– Лили мечтает обзавестись своей лошадью. И в квартире тесновато – не буду отрицать. Не в смысле места, – уточнила она, увидев удивленный взгляд подруги, – просто нам не хватает комнат. Я предложила обзавестись большей по площади квартирой, но, боюсь, Дик просто устал от Лондона. – Хейзл предостерегающе посмотрела на собравшуюся что-то сказать Саскию. – Если ты собираешься завести старую песню, что, мол, человек, который устал от Лондона, вообще устал от жизни, то не утруждайся! Я как-то процитировала это выражение, а Дик пожал плечами и с надменным видом, который он себе иногда позволяет, сказал, что выход, предлагаемый доктором Джонсоном, не нуждается в длинных речах!
Саския подавила улыбку. Как и все, кто знал Дика Треверса, она обожала его!
– И где же сейчас наш великий человек?
– В Италии. Взмахнул волшебной палочкой и помчался помогать обожаемой Паоле, которая хочет стать магнатом от виноделия!
Саския вытаращила глаза.
– И ты, конечно, ревнуешь к Паоле?
– Чего ради я буду ревновать, если мой муж проведет месяц в компании черноглазой красавицы незаурядных умственных способностей, которая считает его самой выдающейся личностью из всех, кто когда-либо ходил по земле?
– Но между Диком и Паолой никогда ничего не было? Честно?
– Нет, не было, – подтвердила Хейзл, подумав, что совсем недавно ей пришлось иметь дело с новым Диком, который заявил, что хочет перемен в жизни и вдоволь высококачественного секса, – кто с уверенностью скажет, что ему надо сейчас?
– Так как ты с ним обошлась? – спросила Саския, запуская пальцы с длиннющими ногтями в короткие взлохмаченные волосы.
– О, между нами установилось полное дружелюбие, – медленно ответила Хейзл.
Дружелюбие. До чего ужасное слово! Звучит, словно название нового общественного движения. Но всей правды Саскии она не сказала. Ибо на деле перед отъездом Дика отношения между ними были далеко не радужными, хотя Хейзл очень на это рассчитывала.
После нескольких дней напряженного затишья, в последний вечер перед отлетом в Италию, Дик потянулся к ней тем ленивым манящим движением, от которого у Хейзл начинало гулко колотиться сердце. Прижавшись темноволосой головой к плечу Хейзл и лаская ее тело, Дик хрипло шепнул:
– Ты же знаешь, что да! – выдохнула она.
Да, она страстно хотела его и то же время едва ли не презирала себя за слабость, о которой он прекрасно знал, – и Хейзл оставалось только удивляться, почему она всегда становилась податливой как воск в руках Дика. Но стоило ему только приникнуть к ней поцелуем, от которого у нее пошла кругом голова, как в дверях возникла одна из тройняшек, покрытая зеленоватой бледностью, и они отпрянули друг от друга, как воры, застигнутые на месте преступления.
Жалуясь, что плохо себя чувствует, Летти залезла к родителям в постель, и ее тут же вырвало на пододеяльник. Пока Дик относил девочку в гостиную, Хейзл тут же сменила постельное белье, а когда вышла из спальни, то увидела, что эта парочка, бледная от усталости и переживаний, уснула на диване.
У нее не было ни сил, ни желания будить их, так что Хейзл накрыла их пледом и оставила в покое, после чего сама залезла в постель, где и провела остаток ночи, уныло глядя в потолок. Ничего себе романтическое расставание!
За завтраком Дик пожал плечами и невнятно пробормотал: «Прошу прошения!» – на что Хейзл смогла выдавить лишь слабую улыбку. Она понимала, что за ужасное стечение обстоятельств никто не может нести ответственности, и уж конечно, не Дик. Но, учитывая, что эта ночь венчала собой нелегкую неделю, Хейзл чувствовала себя обманутой и недовольной при мысли, что ее муж отправляется утешать Паолу, оставляя дома Монблан нерешенных проблем.
– Я пообещала ему, что подумаю о переезде, – неохотно призналась Хейзл. – Пока он в Италии.
Саския вскинула брови.
– И чем еще ты собираешься заняться, ожидая мужа?
Встав, Хейзл подошла к окну, за которым пышно цвели вишневые деревья, ветки которых были окутаны белоснежным облаком лепестков. Повернувшись, она неожиданно увидела свое отражение в огромном зеркале над камином и вздрогнула. Этим утром Хейзл натянула просторную джинсовую рубашку такого же синего цвета, как и ее глаза. Она как нельзя лучше подходила к белым холщовым брюкам, но вдруг Хейзл осознала, что привычка носить удобные, но лишенные какой бы то ни было индивидуальности вещи чревата потерей самоуважения. Господи, ей всего двадцать восемь, а она одевается черт знает во что! Она еще достаточно молода и может позволить себе наряды в соответствии с последним криком моды!
– Сяду на диету! – объявила она и, поскольку Саския не стала возражать, тут же поняла, что подруга не знала, как потактичнее посоветовать это. – И обрежу волосы! – решительно добавила Хейзл. – Я уж и забыла, сколько лет ношу одну и ту же прическу!
– А Дик согласен?
– Я не собираюсь получать от мужа письменное разрешение каждый раз, когда мне приспичит что-то изменить в своей жизни! – с достоинством возразила Хейзл.
Не может быть одних правил бытия для Дика и других для нее – ведь он собрался к Паоле, даже не осведомившись, не имеет ли жена что-нибудь против!
– Именно Дик заставил меня посмотреть на себя другими глазами и задуматься, какой рутинный образ жизни я веду, – продолжила Хейзл. – Так что вряд ли он будет сетовать, если я решу как-то измениться. Строго говоря, я собираюсь кардинально изменить имидж!
– Значит, решилась? – Саския с присущим ей изяществом легко спорхнула с дивана и внимательно осмотрела Хейзл с головы до ног. – Трико у тебя есть?
– Трико? Думаю, есть. Где-то валяется, – уточнила Хейзл, вспомнив ту краткую вспышку энтузиазма, с которым взялась приводить себя в порядок вскоре после рождения тройни, однако, не в силах справиться с усталостью, столь же быстро бросила. – Но я вполне могу себе позволить купить и другое. А в чем дело?
Саския улыбнулась.
– Ты не против, если, пока суть да дело, я сделаю несколько твоих снимков?
Хейзл подозрительно прищурилась.
– Моих? Чего ради? Для рекламного плаката «До и после похудания»?
– Для фотолетописи твоих достижений. Кто знает? Может, нам и удастся…
– Что именно?
– Не опережай события, Хейзл, – мягко улыбнулась Саския. – Просто приходи завтра ко мне в студию, переоденешься в трико, и я отщелкаю несколько кадров. У меня есть одна идея, которая может сработать, но, позволь, я сначала обговорю ее с Расселлом.
– Хорошо.
Хейзл пожала плечами, думая, что, явившись домой, первым делом выкинет из холодильника все запасы шоколадного мороженого. Но тут же представила реакцию тройняшек, когда те вернутся из школы. Увы, с сожалением признала она, просто избавиться от искушения – это не выход, особенно если учесть, что искушения подстерегают на каждом шагу! Нет, если она в самом деле хочет сбросить вес, то придется следовать продуманной диете, сочетая ее с регулярными физическими упражнениями и постоянной тренировкой силы воли.
Валери смешно вытаращила глазенки.
– Мама, почему ты ничего не ешь?
Хейзл пожала плечами.
– Я ем, дорогая. И ем достаточно, ты же видишь, что на тарелке ничего не осталось!
Летти состроила гримасу.
– Одна морковка.
– Которая и вам очень полезна, – улыбнулась Хейзл.
– И еще петрушка! – пискнула Лили, которая только что закончила украшать обложку школьного учебника переводными картинками с изображениями лошадей.
– Петрушка хорошо усваивается и способствует пищеварению, – терпеливо объяснила Хейзл.
– А мне больше нравится шоколадное печенье! – встрепенулась Валери.
– Честно говоря, дорогая, мне тоже, – с улыбкой призналась Хейзл. – Но поскольку я бегаю куда меньше вас, они во мне не успевают сгореть!
– Сгореть? – насторожилась Валери и тут же стала принюхиваться.
Хейзл рассмеялась.
– Речь идет о калориях, которые снабжают организм энергией. Полагаю, скоро вам в школе об этом расскажут.
– Дождаться не могу! – скорчила рожицу Валери. – Откуда ты знаешь об этом… Наверное, в спортзале рассказали?
– Так и есть, – кивнула Хейзл, которой пришлось вступить в клуб, чтобы под руководством опытных тренеров быстрее добиться желаемого результата. – Там проводятся занятия для тех, кто хочет похудеть и привести фигуру в порядок, вот я этим и занимаюсь.
Летти оторвалась от книжки и с интересом посмотрела на мать.
– А папа знает, что ты туда ходишь?
Хейзл покачала головой.
– Нет. И прошу вас ему не рассказывать! Пусть это будет сюрпризом.
– А когда папа вернется?
Легче спросить, чем ответить. Хейзл решительно сделала глоток черного кофе, пытаясь, как учила Саския, насладиться его горечью, в то время как хотелось немедленно вбухать в чашку изрядное количество сливок и сахара.
– Точно не знаю. Папа надеется, что ему удастся вырываться на уик-энды…
– Только надеется? – разочарованно всхлипнула Лили.
– В общем-то, да, – кивнула Хейзл, обнимая старшую из своих дочерей и успокаивая ее.
Из всех трех девочек Лили больше всех характером напоминала Дика и, когда отца не было дома, отчаянно скучала по нему. Как и Хейзл. Она попыталась представить, скучает ли по ней Дик…
– Паола и ее семья оказались в очень трудном положении и им не хватает денег.
– Тогда почему бы папе просто не дать им денег? Тогда ему не пришлось бы уезжать, правда, мама? Ведь у него много-много денег?
– Дело не в этом, – серьезно ответила Хейзл. – Когда накопилось много проблем, в них надо толком разобраться. Если кто-то нуждается в средствах, ты не можешь просто дать ему денег. Это означает лишь устранение симптомов, а не искоренение проблемы. – По дому разнесся громкий пронзительный звонок, и у Хейзл радостно ёкнуло сердце. – Телефон! Быстрее! Это может быть папа! – добавила она, слушая восторженные вопли девчонок, устремившихся к ближайшему аппарату. – И не забудьте: мои посещения спортзала остаются в тайне!
Валери остановилась и, неторопливо повернувшись, укоризненно посмотрела на мать. Самая юная и проказливая из троицы, она в то же время была самой рассудительной.
– Но папа не любит тайн.
– Ну, пусть они будут сюрпризом, – махнула рукой Хейзл. – Вот папа удивится, когда, приехав домой, увидит, что я выгляжу не как рисовый пудинг, а как…
– Как кто? – с невинным видом спросила Валери.
Хейзл пожала плечами. Она и сама толком не понимала, на кого ей хочется походить, доподлинно знала лишь, на кого не хочет. На бегемотиху!
Пока девочки болтали с отцом, она украдкой бросила на себя взгляд в зеркало. Удалось ли ей всего лишь за неделю добиться изменений? Живот явно подтянулся, в этом можно не сомневаться, хотя Хейзл не знала, что было тому причиной: то ли специальное упражнение для брюшного пресса, которое она упорно делала каждый день по пятьдесят раз; то ли вареная рыба и сырые овощи, которыми она теперь питалась.
И лишь полностью отказавшись от сладкого, Хейзл поняла, как часто прибегала к его помощи, чтобы одним махом пополнить запасы глюкозы. Но, конечно, никакой питательной ценностью ни мороженое, ни печенье не обладали, что доходчиво объяснил Хейзл личный тренер. И ничего нет удивительного, что она теперь почти все время чувствовала усталость. Тем не менее она с восторгом предвкушала, как Дик обрадуется новому облику своей жены.
Хейзл намеревалась постричься коротко, чтобы окончательно придать себе тот вид, о котором мечтала, но Саския убедила ее не торопиться, точнее, убедил Расселл.
Расселл Тэпхаус был типичнейшим театральным агентом: подвижный, обаятельный, в джинсовой куртке, с волосами до плеч и фигурой, которая была образцом совершенства. Прищурив по-детски голубые глаза, он смерил Хейзл с головы до пят долгим оценивающим взглядом, который, исходи он от кого угодно, а не от мужа лучшей подруги, Хейзл сочла бы оскорбительным.
– Прежде чем менять прическу, давай-ка обождем, пока твоя физиономия потеряет детскую припухлость, – совершенно серьезно сказал он.
– Мамочка! – заорала Летти, и Хейзл с виноватым видом оторвалась от зеркала.
– Папа хочет поговорить с тобой!
– Иду!
Подождав, пока все трое вволю поболтают с отцом, она выставила их, испытывая легкое беспокойство. Хейзл надеялась, что Дик будет звонить каждый вечер, но он позвонил лишь по прибытии на ферму и сейчас, неделю спустя, объяснив это повреждением линии связи.
Очень убедительно, кисло подумала Хейзл, но прикусила язык и промолчала, ибо совершенно не хотела выступать в роли ревнивой мегеры. Хейзл старательно пыталась не думать, как Дик проводит время в обществе Паолы – столь ошеломляюще красивой женщины, что и все окружающие, и сама Хейзл не переставали удивляться, почему же они так и не поженились. Но Хейзл никогда не заостряла внимание на этом вопросе, ибо причина лежала на поверхности…
– Дик?
– Привет, дорогая, – услышала она родной низкий голос. – Как поживаешь?
До чего удивительно вежливы люди, разделенные тысячами миль, подумала Хейзл. И, поскольку ты не надеешься изложить за несколько минут общения все подробности каждодневной жизни, отделываешься неопределенными репликами: «У меня все прекрасно, дорогой. Как ты?». Почему бы ей не перестать сдерживаться и не сказать Дику, что она любит его и скучает? Не потому ли, что ждет от него такого же признания?
– Ммм… все прекрасно, куда лучше, чем я предполагал! Мне удалось найти поставщика отличных и дешевых бутылок и заключить с ним многообещающий контракт. Я планирую завтра вылететь туда, чтобы на месте изучить возможности его предприятия!
Вот это Хейзл ожидала услышать меньше всего. Дик был в таком возбуждении, которого за ним не наблюдалось уже много лет. Но сейчас он был занят коренным преобразованием жизни Паолы, за что та, без сомнения, лишь смотрела на него влажными глазами газели, полными несказанной благодарности. И какой мужчина не был бы польщен возможностью сыграть столь значимую роль в жизни такой красавицы, как Паола?
– Восхитительно, – без выражения обронила Хейзл.
Возникла пауза, и на линии что-то затрещало.
– Ну, я бы не сказал, что все восхитительно, моя дорогая. Сумма контракта сравнительно невелика, а предприятие находится в самом центре промышленного района Германии, который обычно не привлекает туристов.
– Ах вот как.
Почему у меня язык словно прилип к нёбу? Почему я не могу произнести те единственные слова, которые стоит сказать? Потому ли, что не хочу утомлять Дика рассказом о несомненных школьных успехах девочек или сообщением, что последние съемки пришлось отменить из-за плохой погоды? Не из-за неприятия ли Диком карьеры девочек и желания как можно скорее покончить с нею у меня не поворачивается язык? Или просто потому, что я чувствую невыносимую тоску?
Снова раздался громкий треск.
– Ты еще слушаешь, Хейзл?
– Да. Да. Я слушаю.
– Ты бы не хотела отправиться со мной в Германию? – неожиданно спросил Дик. – Я тебя встречу в аэропорту и дальше полетим вместе.
Не чувствуй она себя покинутой, Хейзл справилась бы с раздражением и не сказала бы слов, которых потом простить себе не могла.
– Ну, это вряд ли можно считать приятным приглашением, Дик. То ты рисуешь самые мрачные картины твоей поездки в Германию, то предлагаешь присоединиться к тебе. Великолепно! И куда, интересно, мне на это время девать детей?
У Дика голос стал таким же раздраженным.
– Сомневаюсь, что это такая уж неразрешимая проблема. Ты можешь с кем-то договориться, чтобы за девочками присмотрели. Раньше таких проблем, помнится, не возникало. В крайнем случае можешь взять их с собой…
– Что?..
– Ох, давай оставим этот разговор, Хейзл, – устало сказал он. – Забудь! То было всего лишь предложение. Я подумал, что тебя обрадует возможность сменить обстановку. Вот и все.
На другом конце линии раздался чей-то приглушенный голос и столь же неразборчивый ответ Дика. Когда он снова вернулся к телефонному разговору, то чувствовалось, что Дик несколько смущен, и у Хейзл заколотилось сердце.
– Послушай, дорогая, пора прощаться… меня зовут к ужину.
– Как я догадываюсь, готовила его Паола?
– Паола выхаживает больную мать, – холодно ответил он. – Я позвоню тебе через пару дней, может, тогда настроение у тебя будет несколько получше.
– Не утруждайся! – фыркнула Хейзл и с силой швырнула трубку, с досадой осознав, что никогда раньше себе этого не позволяла, во всяком случае, за все время знакомства с Диком.
И пока она помогала девочкам делать домашние уроки и укладывала их спать, Хейзл не могла отделаться от тяжести на сердце. При всем старании не могла отделаться от образа Паолы, которой Дик сейчас изливает душу, жалуясь на непонятное поведение жены. И еще хуже были предположения, каким способом Паола может утешить Дика…
7
Следующие три недели Хейзл провела в непрестанных мучительных раздумьях. С одной стороны, хорошо, что она могла заниматься собой, заполняя внезапно свалившееся на нее свободное время. Ибо в отсутствие Дика в жизни ее образовалась огромная пустота. Но, с другой стороны, ее существование вдруг потеряло смысл. Не только потому, что в доме не было человека, которому надо готовить ужин, но и потому, что не раздавался звук поворачиваемого в замочной скважине ключа – звук, от которого Хейзл неизменно застывала на месте, полная радости и ожидания той минуты, когда увидит обаятельное, родное лицо мужа. И так длилось все эти годы…
Телевизионные передачи, которые обычно интересовали ее просто потому, что после просмотра их можно было обсудить с Диком, теперь казались настолько скучными, что и смотреть невозможно. Даже книги, чтение которых она все время откладывала из-за недостатка времени, перестали манить к себе. Она пыталась сесть за чтение, но буквы плясали перед глазами, непонятные, как иероглифы, лишенные всякого смысла. И увлек ли ее сюжет, если она могла думать только о том, как ей не хватает мужа?
Да, Дику и раньше приходилось уезжать в деловые поездки, но никогда они не длились так долго. И никогда не имели отношения к другой женщине, с горечью напомнила себе Хейзл. И плюс к этому мы еще ухитрились поругаться по телефону.
На другой же вечер Хейзл позвонила, чтобы извиниться, и Дик заверил, что все забыто, но весь их остальной разговор носил подчеркнуто сдержанный характер. Не будь при ней девочек, за которыми нужен глаз да глаз, она бы не знала, чем заняться. И Хейзл не могла не задумываться, как сложится жизнь, когда девочки, подрастая, будут становиться все самостоятельнее и неизбежно отдалятся и от нее, и от Дика. И кем же она тогда станет? Одной из тех особ, которых, как Хейзл подозревала, Дик презирал не меньше, чем она сама? Всего лишь пресыщенной женой очень богатого человека? Ни в коем случае!
Но в конце концов страхи, таившиеся где-то в подсознании, заставили Хейзл взяться за изменение того отрезка бытия, в котором она была столь несчастлива. Она с удовольствием приняла идею Саскии запечатлеть на фотопленке ее успешную работу над собой.
– Хейзл, я думаю, в самом деле может получиться книга, – как-то сказала Саския, заскочив к Хейзл в середине дня и увидев, что подруга с фанатизмом качает пресс, лежа на ковре в гостиной. – Точнее, Расселл в этом просто убежден!
От напряжения лицо Хейзл покраснело и покрылось испариной. Закончив упражнение, она со сдавленным стоном распростерлась на ковре.
– Книга? Что ты имеешь в виду?
– Вот. – Саския разложила перед собой пачку глянцевых черно-белых снимков. – Смотри.
Взглянув, Хейзл чуть не потеряла сознание от ужаса, когда перед ней предстало выразительное изображение обтянутой трико огромной задницы в складках и целлюлитных ямочках, напоминающее гигантскую карту Луны.
– О, господи, – потрясенно простонала Хейзл. – До чего ж огромная!
– Что именно?
– Да моя задница, черт возьми!
– И не такая уж огромная, – возразила Саския. – Просто чуть круглее, чем нормальная.
– Ах, не утешай меня, я же вижу!
– В прессе постоянно появляются снимки невероятно тощих красоток, фигуры которых выдают за идеал женственности. Достичь его большинство нормальных женщин не в состоянии, так что не переживай!
– Уничтожь их, Саския, ради бога, – простонала Хейзл. – Порви, прошу тебя!
– А вот Расселл говорит, что снимки просто потрясающие! – вступилась Саския за свою работу.
– В таком случае наши с Расселлом мнения не совпадают, – уныло ответила Хейзл. – Хотя я допускаю, что потрясающее зрелище может быть и ужасным. Так что он довольно точен в своем определении, хотя и не прав!
Собрав снимки, Саския аккуратно сложила их в конверт, после чего последовала за Хейзл на кухню, где снова стала профессионально придирчиво рассматривать подругу, пока та наливала в два стакана минеральную воду, один из которых протянула Саскии.
– Угощайся, – с саркастической усмешкой пробормотала Хейзл.
– Благодарю. – Сделав глоток, Саския отставила стакан. – А если серьезно, Хейзл, – сказала она, помахивая конвертом с видом человека, готового к решительному сражению, – я не могу отделаться от мысли, что этот набор снимков весьма многообещающ!
– В каком смысле? Чтобы людям при взгляде на них становилось плохо?
– Не стоит так себя настраивать!
– Я тебя умоляю! Будь у тебя такая задница, ты бы еще не так себя настраивала!
Саския пожала плечами.
– Должна признать, что на первых снимках твоя попка в самом деле несколько великовата…
– Не уступает по ширине гиппопотамьей – это ты хочешь сказать? – мрачно перебила Хейзл. – А не «несколько великовата»!
– Ну, а теперь взгляни вот на это! – Саския вытащила еще одну пачку снимков из конверта, который продолжала держать в руках. – Смотри! Видишь, чего ты добилась всего за три недели!
Хейзл буквально потеряла дар речи, присмотревшись к фотографиям, которые протягивала ей Саския. Она отнюдь не ожидала увидеть себя в образе некоей топ-модели. Этого и быть не могло, ибо Хейзл не была ни высока, ни длиннонога; не обладала и броской внешностью. Но не оставалось никаких сомнений, что за три недели ее облик претерпел удивительную метаморфозу. Это было самым точным определением!
Сочетание физических упражнений, диеты и плавания в бассейне устранило жировые отложения на талии, а поскольку она накачала пресс, живот стал более плоским, то казалось, что груди увеличились.
– Понимаешь, что я имею в виду?
– Я в самом деле стала лучше выглядеть, – признала Хейзл, пристально разглядывая фотографии и не веря своим глазам.
– Смотришься просто потрясающе! – улыбнулась Саския. – Расселл буквально неистовствовал, а его завести нелегко! Итак, относительно книги…
Но Хейзл отрицательно покачала головой.
– Дорогая, давай хоть на минуту вернемся к реальности. Несколько снимков, на которых я действительно теряю сходство с бегемотом, – это ведь еще не книга. Не так ли?
– А вот Расселл считает, что она получится… учти, он ведь занимается этими делами. Согласись, Хейзл, ты – женщина удивительных достоинств…
– Достоинствами обладают мои девчонки, – спокойно поправила ее Хейзл. – А не я. Это они – «Дети „Триумфа“».
– Но мы продадим тебя как их мать! Как «Женщину „Триумфа“»! Которая столкнулась с теми же проблемами, что и тысячи других женщин, и одержала триумфальную победу! В твоем лице, дорогая, женщины смогут увидеть себя. Ты симпатичная, не обладаешь сногсшибательной красотой, которая может только отпугнуть…
Сомнительный комплимент, но Хейзл невольно заинтересовалась и попросила:
– Продолжай, пожалуйста.
– Женщины сыты по горло моделями, с которыми у них нет ничего общего! – вдохновенно вещала Саския. – Тощие, как бобовый стебель, нимфетки, которых так и хочется накормить досыта, или миниатюрные актрисульки, которые решили подзаработать, демонстрируя тряпочки «от кутюр». В то время как ты, женщина с тремя детьми…
– …Которые, не забывай, одновременно появились на свет! – заразившись энтузиазмом подруги, подхватила Хейзл.
– Вот именно! И уж если ты смогла подтянуть живот и сделать его плоским как гладильная доска, то и другие женщины, глядя на тебя, воодушевятся!
– Но ведь придется еще убеждать «Триумф», не так ли? – задумчиво нахмурилась Хейзл, признавая, что идея начала ей нравиться.
– Расселл уже разговаривал с ними.
– Уже?
– Уже. Идея жутко понравилась. Они просто вцепились в нее. Особенно если мы придумаем несколько рецептов на основе их продукции и выдадим их!
– Рецептов? – пролепетала Хейзл. – Каких рецептов?
– Дурочка! Тех, над которыми ты вечно колдуешь. Я знаю, ты сейчас сидишь на сырых овощах, чтобы сбросить вес, но ты, конечно же, не будешь отрицать, что великолепно готовишь? Как насчет креветок со спаржей? Потрясающее блюдо, и к тому же низкокалорийное, что вполне тебя устраивает. Не так ли?
– Н-ну, в общем-то, да, – мучаясь сомнениями, ответила Хейзл. – Наверное, так и есть. А если подать его с салатом или с отварными овощами, а не с рисом, то калорий будет еще меньше.
– Блистательно! Есть у тебя еще что-нибудь похожее?
Хейзл пожала плечами.
– Разве что приготовленное на пару куриное филе с соусом из шпината…
– Великолепно! – Саския выразительно, как актриса миманса, закатила глаза. – Расселл сходит с ума от шпината!
Хейзл меньше всего интересовали кулинарные пристрастия Расселла, но она вежливо промолчала.
– И еще салат из ананасов с…
– Садись и записывай! – велела Саския и подняла стакан с минеральной водой, словно собираясь произнести тост. – Я чувствую, что нас ждет победа!
В тот же вечер раздался звонок от Дика, и Хейзл кинулась к телефону, снедаемая нетерпением услышать голос мужа, но, главное, она хотела выяснить, когда Дик вернется домой. Однако его скорбный тон заставил Хейзл умолкнуть на полуслове.
– Хейзл…
Когда он произнес ее имя таким до ужаса серьезным тоном, у нее ёкнуло и оборвалось сердце и с головой накрыла волна страха, лишая сил.
– Что случилось? – встревожилась Хейзл.
– Мать Паолы ночью скончалась.
К своему непреходящему стыду, Хейзл испытала огромное облегчение, что Дик не бросает ее ради другой женщины – это была первая мысль, которая пришла ей в голову. Она тут же сурово осудила себя, вспомнив невыносимую боль, которую доставила ей кончина родителей.
– Ох, Дик, мне так жаль. Бедная Паола. Как она?
– С ней все в порядке, – медленно ответил он. – Ее мать была очень пожилой женщиной, которая болела с незапамятных времен. Но хотя Паола была готова к такому исходу, понимала его неизбежность, которая всем принесет облегчение… все же это была ее мать и, что бы ни было, это ужасная потеря. Да ты и сама это знаешь, моя дорогая.
Хейзл слышала, что голос Дика полон сочувствия и сострадания и к ней, и к Паоле, но пусть даже Хейзл восхищалась способностью мужа к переживаниям, она с особой остротой ощутила свою беззащитность. Стоило ей подумать, что именно так Дик и должен говорить, коль скоро он собрался бросить семью, как у нее перехватило дыхание.
– Ты пока остаешься там? – осмелилась спросить Хейзл.
– В общем-то… да. Во всяком случае, еще побуду после похорон. Они состоятся на следующей неделе. Но только если ты не против.
Что она могла ответить? Дик отсутствовал уже почти четыре недели, куда больше, чем ее устраивало, тем более что между ними осталось столько нерешенных вопросов. Отчаянно захотелось плакать, но нет, этого нельзя делать.
Дик конечно же вернется, когда сочтет нужным. К ней и детям, а не к Паоле. Но эгоистические рассуждения испарились, стоило Хейзл подумать о Паоле, о тех жертвах, которые она приносила матери, и об образовавшейся теперь в ее жизни огромной зияющей пустоте. Голос Хейзл обрел мягкие сочувственные нотки, и она прошептала:
– Конечно, Дик. Оставайся, сколько нужно.
– Особо задерживаться я вроде не должен, поездка в Германию оказалась успешной, а погода явно обещает такой урожай, которого тут не видывали много лет. Строго говоря, если все пойдет по плану, то в течение нескольких лет виноградник будет приносить приличный доход – впервые за всю свою историю.
