Текст книги "Этрусская химера"

Автор книги: Лин Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Часть вторая
Лев

Глава шестая
Ареццо

Отель, в котором я предпочла остановиться в Ареццо, оказался куда более скромным, чем те, в которых я шиковала во время своей прогулки по Европе, предпринятой по заданию Кроуфорда Лейка. Откровенно говоря, здесь было несколько неопрятно. Подобно многим итальянским общественным заведениям невысокого пошиба он был украшен в гамме красных цветов: красные занавески, красные покрывала, красные плитки в ванной. Обычно подобного рода убранство оскорбляет мое эстетическое чувство. Так сказать, профессиональная болезнь человека постоянно имеющего дело с прекрасным в его разнообразных проявлениях: таким как я трудновато угодить. Тем не мене здесь, в крошечной гостинице, расположенной в стороне от Корсо Италия, главной улицы Ареццо, я чувствовала себя куда более на месте, чем в навязанных Лейком очаровательных и дорогих отелях-бутиках. Что скрывать, в сердце своем я лавочница, а не аристократка. Помимо сомнительной гаммы цветового убранства, здесь была горячая вода, – когда таковая вообще с завываниями пробивалась по трубам, явно оставшимся в этих стенах со времен еще доисторических, – кроме того, из соседнего номера, словно бы стена была сделана из картона, постоянно доносился скрип пружин, а также стоны и кряхтение какой-то чрезмерно увлеченной друг другом пары. Тем не менее у этого заведения была одна чрезвычайно положительная черта: за исключением Антонио – если только он прослушивал сообщения своего автоответчика – никто не знал о моем пребывании здесь. Я позвонила в агентство, занимающееся арендой автомобилей, убедила его представителя в том, что машина все время глохнет, и настояла на том, чтобы мне поменяли ее на новую. Потом я позвонила в Вольтерру, в гостиницу, и сообщила туда, что отъеду раньше, чем собиралась. Вернувшись в свой номер, я как можно скорее упаковала сумку, расплатилась по счету с учетом лишнего дня, чтобы не было разговоров, а потом растворилась – во всяком случае, я надеялась на это – в лучах заката.

Вытащив карту, я стала искать городок, расположенный как можно дальше от Леклерка и карабинеров, но достаточно близко к Вольтерре, чтобы можно было при желании в любое время встретиться с Лейком, как только он позвонит, а я надеялась, что это случится достаточно скоро. Остановилась я на Ареццо.

С моей точки зрения, отель обладал несколькими существенными достоинствами. Персонал вел себя вежливо, не докучливо и – самое главное – не проявлял любопытства, клиентура же по большому счету оставалась непостоянной: студенты с рюкзаками, а иногда залетевший на короткое время бизнесмен. Здесь можно было недурно позавтракать – днем помещение превращалось в бар – и к вполне пристойному «капуччино» прилагалась лучшая, чем в среднем, утренняя трапеза из холодной нарезки, сыра, фруктов, неограниченного количества круассанов и хлеба.

* * *

– Не разрешите ли сесть рядом с вами? – услышала я на следующее утро рядом с собой голос, когда за кофе погрузилась в газету, надеясь отыскать в ней упоминание об украденной этрусской вазе или аресте человека, известного мне под именем Пьер Леклерк. – В столовой уже достаточно людно, и свободных столиков просто не осталось.

Мне хотелось сказать нет. Пару дней назад я просто тосковала по обществу. Но теперь, учитывая все случившееся, я мечтала только об одиночестве. Оторвавшись от чтения, я увидела перед собой женщину лет шестидесяти – шестидесяти пяти, седую, кудрявую и загорелую, одетую в джинсы и рубашку в цветочек. Крохотная, дюйма или двух не достигавшая до пяти футов, она превращала меня – женщину среднюю во всех отношениях – в какую-то гигантессу. И я поняла, что не в силах отказать ей.

– Прошу вас, – я жестом указала на стул напротив себя.

– Будьте добры, «эспрессо», – обратилась она к официанту.

– Я не стану мешать вам, – сказала она. – Читайте вашу газету и не обращайте внимания на меня.

Я уже закончила первую страницу.

– Не хотите ли просмотреть? Она итальянская.

– Не откажусь, – ответила она. – И то, что она итальянская просто отлично. Вы позволили мне сэкономить сегодня несколько лир. Благодарю вас. Признаюсь, мне приходится считать свои пенни. Ничего другого моя пенсия не позволяет. Обычно мне приходится смотреть по сторонам, и если кто-нибудь оставляет газету, я тут же бросаюсь на нее.

– Рада услужить, – заметила я, вновь обращаясь к новостям и надеясь, что теперь разговаривать она не станет. Однако мне пришлось испытать разочарование.

– Совершаете туристическую поездку по Тоскане? – спросила она.

Я опустила газету. Надежды на спасение не оставалось.

– Да, – ответила я. Туризм вполне мог послужить причиной моего присутствия здесь. – А вы?

– В известном смысле, – ответила она. – Я провела в Ареццо уже около месяца. Нет причин возвращаться домой, я и не тороплюсь.

– Существуют места и похуже, – съехидничала я.

– Конечно. Но мне нравится этот город. Я полюбила даже эту маленькую гостиницу. Конечно, было бы неплохо, если бы они использовали в убранстве комнат другие цвета. А то мне все кажется, что я остановилась в борделло.

Я рассмеялась.

– Присоединяюсь к вам.

– Тогда, если у вас нет на сегодня других планов, – сказала она. – Могу предложить вместе со мной поискать Ларта Порсену.

– Кого? – переспросила я.

– Ну, как же, разве вы не помните, – продолжила она. – «Ларт Порсена, царь Клузия, девяти поклялся богам».

– «В том, что гордое царство Клузия, не унизить римским врагам», – продолжила я и остановилась. – А как дальше, не помню.

– «Девятью богами поклялся», – подхватила она. – «И назвал собрания час…»

Мы вместе со смехом закончили:

– «И на север, запад, восток и юг понесли гонцы сей указ».

– Помню, мы учили этот стишок в начальной школе, однако, я забыла, кто его написал, а уж о том, кем был этот Ларт Порсена, никогда и понятия не имела.

– Томас Бэбингтон Маколей, – проговорила она. – Вы должны помнить его как барона Маколея. Песни Древнего Рима, опубликованы в 1842-м. Не столь уж выдающиеся вирши, но некое школьное очарование в них есть, не правда ли? Кроме того, мы обязаны барону описанием подвига Горация на мосту.

– Его я тоже помнила, – отозвалась я. – «Сквозь смех и слезы мы видим, как встает перед нами в рост, храбрый воин Гораций, от врага защитивший мост». Кажется, так?

– Браво, – сказала она. – Едва заметив вас, я сразу поняла, что имею дело с женщиной образованной и утонченной. Пусть вы и не знаете, кем был Ларт Порсена.

– Я не знаю и того, где находился Клузий.

– Клузий – это нынешний Кьюзи, и находится всего в нескольких милях к югу отсюда. В стихотворении этом упоминаются несколько тосканских городов. Даже Ареццо под своим римским названием. «Урожаи Арецция в этом году жать придется одним старикам». И Вольтерра, римляне называли ее Волатерры. А этруски…

– Велатри, – произнесла я.

– Итак, вам известны этруски! – обрадовалась она. – «От великой и грозной Вольтерры, где хмурится крепости лик, воздвигнутой титанами для древних как боги владык».

– Не надо! – простонала я. – Прошу вас, забудем про Маколея. «Где хмурится крепости лик». Как вообще можно понимать такую строку? Впрочем, не надо объяснять. Расскажите мне лучше, кто такой Ларт Порсена.

– Этрусский царь, попытавшийся восстановить этрусское правление в Риме примерно в 500 году до Рождества Христова. Вполне возможно, что он добился успеха, но если и так, то ненадолго. Вскоре после этого его сын потерпел поражение в битве при Арисии. Считается, что Порсена был погребен в абсолютно фантастической гробнице, снабженной даже лабиринтом. Ее так и не нашли, хотя многие претендовали на это открытие. Его сделал Джорджо Вазари.[11]11
  Джорджо Вазари (1511–1574), итальянский художник, архитектор, историк искусства, автор «Жизнеописании знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих».


[Закрыть] Он подкреплял позиции – если так можно выразиться – своего патрона, Козимо де Медичи. Вам, конечно, известно это имя?

Я кивнула. Уж это я знала, поскольку лекцию на эту тему мне прочитал никто иной, как Кроуфорд Лейк, хотя сказать ей об этом, конечно же, было нельзя.

– Вазари пытался убедить людей в том, что Козимо и есть новый Ларт Порсена. И в обоих случаях он ошибся – и в отношении Козимо, и в отношении гробницы. Склеп Порсены не нашли ни тогда, ни потом. По какой-то причине я вбила себе в голову, что первой наткнусь на него. Предполагается, что ее следует искать возле Кьюзи, то есть Клузиума, который расположен всего в нескольких милях к югу отсюда. Точнее, вблизи самого города, потому что Плиний писал, что она находится «sub urbe Clusio», в пригороде Клузия, и утверждал, была шириной в три сотни ярдов, имела лабиринт, а наверху ее находились пирамиды. Под городом находятся ходы, которые некоторые считают частью лабиринта, но, на мой взгляд, это или водостоки или водопровод. Я решила, что гробница может оказаться буквально в любом месте этого района. Что в конце концов мог знать Плиний? Он писал по прошествии многих веков после похорон Порсены. Я несколько недель осматривала окрестности Кьюзи, а потом перебралась в Кортону – по-этрусски Куртун – а потом сюда. Я постепенно продвигаюсь на север. Восхитительно в моей идее то, что многие этрусские города за прошедшие века превратились в самые прекрасные среди всех поселений, расположенных на холмах Тосканы и Умбрии, если не всей Италии. Буду рада видеть вас своей спутницей. В самом деле. Занятие это не слишком затруднительно, ничего не стоит, знакомит вас с великолепнейшими сельскими видами, да и достаточно увлекательно.

– Боюсь, что на сегодня у меня назначена парочка дел, – сказала я. Только что я говорила ей, что свободна, и в словах моих прозвучала фальшь, но если она и обиделась, то не подала вида.

– Может быть, как-нибудь в другой раз, – сказала она.

– Да, звучит привлекательно, – согласилась я. Незачем было говорить ей, что я уже успела вдоволь насмотреться на одну из этрусских гробниц. Пока я говорила, она переправила в свою сумочку рулет, грушу и немного сыра.

– Конечно, вы видели мой поступок, – проговорила она. – Я загружаюсь за завтраком. Это избавляет меня от необходимости останавливаться на ленч. Впрочем, буду откровенной – это избавляет меня от необходимости платить за него, поскольку средства мои очень ограничены.

– Ничего страшного, – ответила я. – Не могу не признаться, что поступала в точности таким же образом в студенческие годы и даже после их окончания.

– Спасибо, – сказала она. – Кстати, меня зовут Леонора Леонард. Понимаю, что звучит очень забавно. Слава Богу, теперь женщинам не приходится менять фамилию при замужестве, и они всегда могут уклониться от подобного имени. Пожалуйста, зови меня Лолой.

– Хорошо, Лола, – сказала я. – А я – Лара. Лара Макклинток.

– Лара и Лола, – проговорила она. – Из нас получится превосходная бригада.

– Возможно, – проговорила я, вставая. – Увидимся позже.

* * *

Я попыталась набрать номер сотового телефона Антонио. Ответа снова не было, и в досаде я вылетела из отеля. Я сказала Лоле, что у меня дела, и занялась ими, хотя ничего срочного мне не предстояло. Я посетила пару антикварных магазинов на Виа Гарибальди, сняла некоторое количество денег, воспользовавшись услугами банкомата, а потом прошлась по бакалейщикам. Я купила себе бутылку отменного тосканского вина, «Россо де Монтальчино», хлеба, сыра, немного ветчины и дыню. Начинался дождь, и я решила, что если почувствую себя по-настоящему несчастной, то устрою себе вечером пикник в собственном номере.

Впрочем, сердце мое оставалось в стороне от этих приготовлений, и я подумала, что, наверно, лучше бы мне было отправиться искать гробницу Ларта Порсены в обществе Лолы. При полном отсутствии надежды на успех, занятие это явно было более осмысленным, чем го пустое времяпровождение, которым я занималась, ожидая звонка от Лейка. Тут я решила вернуться в отель и вздремнуть. Сон мог помочь мне скоротать какую-то толику времени.

Приближаясь к отелю, я заметила впереди знакомый силуэт. Можно было не сомневаться, это маячила спина Антонио, и я бросилась в погоню. Он существенно опережал меня, двигаясь по Виа Кавур к церкви Сан Франческо. Я позвала его, однако Антонио не услышал моего голоса. Он свернул направо на Виа Цизальпино и быстрым шагом направился к Дуомо, высочайшей точке города, я постепенно сокращала расстояние. Я уже догоняла его, когда Антонио достиг вершины подъема, однако он уселся в оставленную там машину и отъехал раньше, чем мне удалось догнать его. Я проводила автомобиль раздраженным донельзя взглядом, и машина исчезла за поворотом в квартале от меня, направившись вниз по Виа Сан Лорентино, наверное, к городским воротам. Понимая, что совершаю бесполезный поступок, я рванулась к оставленному мной автомобилю, чтобы последовать за ним. Однако возле городских ворот я попала в пробку, и мне оставалось только сидеть, в раздражении барабаня пальцами по рулевому колесу. Далее дорога из города круто спускалась вниз по склону холма, а затем сворачивала к шоссе, связывающему Ареццо и Кортону. Автомобиля Антонио не было видно. Он мог свернуть как на север, так и на юг, и, не имея на то никаких причин, я выбрала южное направление. Машин на дороге было немного, однако видимость сокращали дождь и туман, накатывавший с полей по обе стороны дороги. Я миновала пару насквозь промокших велосипедистов и одного пешехода. После нескольких минут подобного пути, я решила сдаться и развернула машину обратно к городу.

Подъезжая к городу, я второй раз миновала пешехода, и на сей раз заметила в фигуре нечто знакомое. Я находилась в столь плохом настроении, что попыталась не обратить на это внимание, однако, отъехав ярдов на сто вперед, затормозила, съехала на обочину, и дала задний ход.

Наклонившись вбок, я открыла пассажирскую дверь.

– Мне кажется, Лола, что вы не откажетесь прокатиться.

– Вы просто не знаете, как я благодарна вам за это приглашение, – сказала она, садясь, и я взяла с места. – Отыскивать могилу Ларта в такую погоду дело не слишком привлекательное. Я промокла насквозь, до нижнего белья.

Она поежилась, и я включила отопление. Брюки Лолы были до колен испачканы в земле, на щеке ее красовалось грязное пятно. Струи дождя сумели просочиться под ее ветровку, и на цветастой блузке появились подтеки воды.

– Насколько я вижу, гробница сегодня так и осталась ненайденной, – заметила я.

– Действительно, – согласилась она и спросила. – А вы когда-нибудь видели настоящую этрусскую гробницу? Стоило бы посмотреть, раз уж вы приехали сюда.

– Некоторое подобие этрусской гробницы я действительно видела, – сказала я. – Один человек, с которым я познакомилась во Франции, разрисовал собственную гробницу в этрусском стиле, по образцу найденных в Тарквиниях. Настоящие я видела только на снимках, но эта выглядела достаточно подлинной.

– Расписывал собственную гробницу? И где же он это делал?

– У себя в погребе, – ответила я.

Собеседница моя громко рассмеялась, низкий, грудной звук как будто бы исходил из пальцев ее ног.

– Еще одна жертва этрускомании. Иного объяснения быть не может. Это неизлечимое умственное заболевание, хотя я, увы, еще не слышала от медиков ее определения. Впрочем, что они знают? Мне бы хотелось познакомиться с этим человеком.

– К несчастью он умер, – сказала я.

– Что с ним случилось?

– Он упал в свою могилу – с первого этажа.

– Ого, – отреагировала она. – Какая жуть.

И тут Лола вновь рассмеялась, к собственному немалому удивлению и я последовала ее примеру.

– Ничего смешного тут нет, – проговорила я, пытаясь отдышаться.

– Конечно же, – согласилась она между припадками смеха. – Просто со стороны выглядит крайне смешно. Я всегда утверждала, что этрускомания – состояние уже конечное. Просто я никогда не воспринимала свою мысль в столь буквальном смысле.

– Вынуждена сказать, что крыша у него уже съехала набекрень. Он все время бредил об этрусках и каком-то Сосьета, членом которого являлся, – продолжила я разговор.

– Речь идет о какой-нибудь академической группе?

– Не имею представления. Знаю только, что членов могло быть всего тринадцать, то есть двенадцать плюс еще один, хотя я не знаю, какой в этом смысл.

– По одному от каждого этрусского города, так, наверное, – сказала она. – Двенадцатиградье. Так называлась свободная федерация этрусских городов. Они встречались каждый год в…

– …В Вельсне, – закончила я.

– Да, – согласилась она. – В Вельсне, или римской Вольсинии. Мне кажется, вы знаете об этрусках много больше, чем готовы открыть. Существует известное количество организаций, собирающихся для изучения этрусков. Если это не дорого, я, вероятно, захотела бы вступить в нее.

– Место для новичка освобождается только после чьей-нибудь смерти, – заметила я.

– Тогда я, возможно, не захочу поступать туда. Но, если подумать, выходит, что после смерти вашего друга открылась вакансия? Может быть, его убили, чтобы кто-то мог занять его место. Вообще говоря, это мысль, – закончила она.

Мы обе вновь развеселились.

– Как глупо мы себя ведем, – заметила я.

– Глупо, но все-таки мурашки по коже, – согласилась она.

* * *

Когда мы вернулись в отель, зубы Лолы уже выбивали дробь.

– Вы простудитесь, – сказала я голосом собственной матушки. – Вам надо бы отправиться к себе в номер и как следует пропариться в ванне.

– Идея отличная, однако не без маленького недостатка. В это время дня горячей воды в кранах не бывает, – напомнила мне Лола.

– И в самом деле, – вспомнила я. На практике оказаться под горячим душем здесь можно было только выпрыгнув из постели в тот самый миг, когда около шести утра начинали петь трубы. Именно в этот момент здесь включалась горячая вода, или же ее нагревали до половины нужной температуры. После этого до конца дня из обоих кранов текла жидкость или слегка тепловатая, или просто холодная.

– Плохо дело, – проговорила я и обратилась к сидевшему за столом в приемной молодому человеку. – Мне ничего не передавали?

– Нет, – ответил он, заглянув в мой ящик.

– А вы уверены? – настаивала я. – Никто днем не заходил сюда и не интересовался мной?

– Дежурил не я, – ответил он.

– Тогда, будьте любезны, узнайте у того, кто находился здесь, – попросила я.

Бой без особой охоты открыл находившуюся позади него дверь и заглянул в нее.

– Здесь был мужчина, – промолвил он спустя мгновение. – Мы позвонили вам, однако не получили ответа. Записки он не оставил. Сказал, что дело не срочное и что он зайдет попозже.

Не срочное? Я придерживалась противоположного мнения.

– А он не сказал, когда именно?

– Не знаю, – протянул коридорный. Я гневно глянула на него, и он вновь заглянул в дверь.

– Нет, – услышала я в итоге. – Он этого не сделал.

Раздосадованная, я повернулась к Лоле. Та по одной брала оливки из выставленной в вестибюле чаши. Я собиралась нырнуть в собственную комнату, и предоставить ее собственным силам. Однако в этой грязной и промокшей одежде она казалась настолько жалкой, что я не сумела этого сделать.

– У меня возникла такая мысль, – сказала я, взяв ее за руку. – Не стоит ли вам выпить пару бокалов по-настоящему хорошего красного вина? С кусочком сыра, хлебом, может быть, даже с ветчиной и дыней.

– Не смейтесь надо мной, – ответила она.

– У меня в номере, – шепнула я, приложив палец к губам, давая тем самым знак говорить потише, чтобы юноша за регистрационным столом не услышал нас.

– Я ваша раба навек, – сказала Лола.

Мы поднялись на второй этаж рука об руку и направились по коридору к моей комнате. Отперев дверь, я щелкнула выключателем. И успела уголком глаза заметить розовое, как жевательная резинка, одеяло.

– О, Боже, – воскликнула Лола. – А это что такое?

Глава седьмая
Кортона

Некогда я входила в компанию, у которой был свой любимый розыгрыш. Одна из нас получила от свекрови в подарок на день рождения, наверное, самое уродливое из всех когда-либо произведенных на свете блюд. В то Рождество первоначальная обладательница чудовищного дара завернула свое сокровище самым заманчивым образом и поднесла другой нашей подруге. Потом блюдо стало переходить из рук в руки все более изобретательным образом. Оно прибывало в коробках с пиццей, его подсовывали в буфеты, улучив момент, когда никто не мог этого увидеть, прятали в садовых беседках, приклеивали лентой к коробке со стиральным порошком – опять-таки, если это можно было сделать без свидетелей. Однажды его обнаружили в туалетном бачке. Никогда нельзя было сказать заранее, каким именно способом этот неприятный предмет объявится у тебя в доме. Уставившись на гидрию с химерой, оказавшуюся в своем розовом одеяле на моей постели, я вспоминала об этом блюде. Единственная разница заключалась в том, что ее никоим образом нельзя было назвать подарком от напрочь лишенной вкуса родственницы. Нет, это был не имеющий цены краденый сосуд возрастом в двадцать пять сотен лет.

– Великолепная вещь, – произнесла Лола. – А нельзя ли взглянуть поближе?

– Ну, конечно, – сказала я.

– Похожа на настоящую, – сказала она. – То есть этот сосуд кажется подлинным, однако он слишком совершенен. Если бы она была подлинной, на ней были бы какие-то дефекты, царапины и все такое, не правда ли? А где вы нашли его?

– Купила в Риме, – ответила я. – У студента-художника. И заказала еще несколько штук. Выставим на продажу и посмотрим, как пойдут. Если будет спрос, я закажу еще. Видите ли, я совместно с компаньоном владею антикварным магазином в Торонто. Разве я не говорила вам?

Удивительно, насколько легко в эти дни ложь слетала с моего языка.

– Антикварный магазин! Как мило! – сказала она. – Мне всегда хотелось завести что-нибудь в этом роде.

– Будет гармонировать с той антикварной мебелью, которая у нас есть, – продолжила я. – Если кто-нибудь спросит у нас аксессуары и все такое.

– Да, конечно, неплохая мысль, – проговорила она. – Однако она…

– О ком вы? – переспросила я.

– Ваша художница.

– Художник.

Когда врешь, приходится быть бдительным.

– Он не подписал ее.

– Разве? – спросила я. – Действительно, вы правы.

– Ему следовало бы это сделать, чтобы вас не задержали в таможне, – продолжила она. – Не разбирающийся в деле человек примет ее за подлинную древность.

– Хороший совет, – согласилась я. – Придется удостовериться в том, что он подпишет остальные заказанные мной сосуды.

– И эту тоже – если вы сумеете отослать ее ему. Ведь в Италии, кажется, считается нелегальным даже владение некоторыми разновидностями древностей, я где-то читала об этом. А может быть, так обстоит дело в Индии.

– Намек поняла, – ответила я. На самом деле мне просто хотелось прикрикнуть на нее и приказать заткнуться, но тут зазвонил телефон.

– Хелло, – поздоровался знакомый голос. Лейк говорил едва ли не шепотом. – Это…

– Лара Макклинток слушает, – слова эти предназначались сразу для Лейка и Лолы.

– Вот что, такого поступка не предполагалось, – начал он.

– Не предполагалось, – согласилась я. – Не могли бы вы назначить время и место нашей встречи, синьор Марчезе?

– Кто? Понимаю: вы не одни? – спросил он.

– Да, – согласилась я, улыбаясь Лоле и делая жест в сторону бутылки, а свободной рукой доставая штопор из сумочки.

– Ваза с химерой у вас? – спросил он.

– Да, у меня.

– Хорошо. Наверно, это наш единственный шанс.

– Согласна, – ответила я. Но рассказать ему о плане «А» было просто необходимо, и я повторила. – Так, где и когда мы встретимся?

– А вы знаете Кортону? – спросил он.

– Я знаю, где она находится, если вы имеете ввиду именно это. Но без других подробностей.

– Вы знаете Танелла ди Питагора?

– Нет.

– Кто-то идет. Пора уходить. Ждите меня завтра в семь утра у Танелла ди Питагора. В это время там никого не будет. Возьмите ее с собой.

– Но, синьор… – В трубке послышались гудки. Разговор, на мой взгляд, получился более чем досадным. На следующее утро мне предстояло, поднявшись в немыслимую рань, отыскать нечто, называющееся танелла, в совершенно незнакомом мне городе, не имея никаких инструкций не только относительно того, как отыскать этот объект, но даже, что он собой представляет. Я могла только предположить, что слово это означает нора, но знание это ничем не могло помочь мне.

– Ну, как вам показалось вино? – спросила я, пытаясь говорить нормальным голосом.

– Чудесное, – ответила Лола. – Вы так любезны.

– Как мило вы все разложили, – восхитилась я тем, как искусно она разложила еду на бумажных тарелках, расставив их на столике возле окна.

– Не слишком радостный вид, правда? – проговорила она, задергивая занавеску, чтобы отгородиться ею от тусклой серости по ту сторону окна. – Мои комнаты расположены по ту сторону коридора, однако вид тот же самый. Впрочем, пожарной лестницы нет, однако, можно видеть еще одну слепую каменную стену соседнего дома. Тем не менее жаловаться не на что. За такие деньги на лучшее рассчитывать не приходится. Расскажите же мне о своем антикварном магазине, – предложила она, после того как мы чокнулись и пригубили вино.

* * *

Я рассказала ей все: о том, как начала дело, как вышла замуж за Клайва, а потом развелась с ним, утратив и магазин, который пришлось продать, чтобы выделить ему полагавшуюся при разводе долю. Как потом снова купила его и как мы с Клайвом снова вернулись к делам. Я рассказала, что теперь Клайв живет с моей лучшей подругой Мойрой, и признание это заставило ее театрально поднять брови. Я рассказала ей обо всем, за нервной болтовней то и дело поглядывая на гидрию с химерой, невзирая на все попытки даже не смотреть в эту сторону и дергаясь всякий раз, когда это приходило в голову ей.

– Ваша очередь, – сказала я, наконец, наливая нам по новому бокалу. – Чем вы занимались последние несколько лет?

Мы обе рассмеялись.

– Я долго работала секретаршей – больше двадцати лет. Теперь это называется более броско – ассистент администратора, однако я числилась секретаршей президента промышленной компании. Мы выпускали детали для автомобилей, а я начинала с приемной и машбюро, но пробилась наверх.

– Это же просто здорово, – заметила я.

– Наверно, – согласилась она. – Дело в том, что я вышла замуж очень рано и когда все сложилось не так, как я мечтала, и мне пришлось положиться на собственные силы, приличная работ была как нельзя кстати. Однако ничем хорошим это не кончилось.

– Как так?

Ум мой метался, выискивая, во-первых, куда засунуть гидрию с химерой так, чтобы она исчезла долой с наших глаз, и, во-вторых, как перевести разговор на тему, которая позволит мне спросить, что, собственно, представляет собой эта расположенная в Кортоне Танелла.

– И вот я сижу здесь разоренная и полагаюсь на доброту незнакомцев. Не то, чтобы вы казались мне чужим человеком, но вы меня понимаете. Если бы не вы, я не пила бы сегодня «Россо ди Монталсино», заедая его ветчиной.

– Так что же случилось? Ваша компания разорилась или произошло что-то другое?

– Нет. Работа шла очень, очень успешно. Меня уволили, когда внезапно скончался наш президент. Сердечный приступ. Дело перешло к его сыну, и он – фью – выставил меня.

– Это некрасиво, – сказала я.

– Возможно, так может показаться со стороны, но я получила по заслугам, – сказала она.

– Почему вы так считаете?

Она помолчала минутку.

– Потому что я вела себя очень плохо. Те несколько лет, которые я работала на него, мы были любовниками. А его жена была моей хорошей подругой. Ох, с чего я это вдруг так разговорилась, – она приложила ладонь к губам. – Наверно, дело в вине. Теперь вы будете плохо думать обо мне.

– Едва ли вас можно считать единственной из женщин-секретарей, оказавшейся в подобном положении, – пожала я плечами. – Потом, кто я такая, чтобы осуждать вас за это?

– Вы – человек щедрый, – сказала она. – И не только в одном отношении. Я считаю собственное поведение заслуживающим порицания, пусть я и была безумно влюблена в него. Я до сих пор ощущаю собственную вину. Так что увольнение принесло мне облегчение. Его сын вызвал меня в первый же день, сказал, что ему нужна более современная помощница, и вручил мне чек. Скорее всего, его мать все знала. Как же горько ей было.

– Надеюсь, вам выдали при расчете приличную сумму, знали его сын и жена о ваших взаимоотношениях или нет. В конце концов вы проработали там достаточно долго. Больше двадцати лет, так вы сказали?

– Я передала большую часть этих денег церкви, – сказала она. – В порядке возмещения собственного греха.

– На мой взгляд, поступок в духе истинного кальвиниста, – заметила я.

– Кальвиниста? – Она рассмеялась. – Интересная формулировка. Иногда мне бывает жалко, что я не католичка. Исповедь могла бы помочь мне. А я не могу заставить себя просто войти в храм. Я не была там после смерти Джорджа. Так его звали. Я подумала, что при таком поведении молиться Богу будет ханжеством с моей стороны.

– И как же вы существовали с тех пор? – спросила я. – Нашли себе другую работу?

– Несколько временных мест. В моем возрасте трудно устроиться постоянно.

– Значит, вы оставили свои временные должности, чтобы заняться поисками гробницы… как его там?

– Ларта Порсены. Однажды, после особенно трудной работы, я натолкнулась на своего старого знакомого. Мы вспомнили лето, когда-то проведенное в Италии на археологических раскопках в Мурло, Поджио Сивитате, крупном городище, расположенном к югу от Сиены. Мы оба вызвались добровольцами участвовать в экспедиции Брина Мора. Скажу вам, это было самое прекрасное лето во всей моей жизни, и я вдруг решила вернуться в Тоскану. У меня есть кое-какие сбережения, и я владею итальянским в достаточной мере, чтобы время от времени исполнять какую-нибудь секретарскую работу. Ну, а поиски гробницы Ларта Порсены являются просто предлогом, ничуть не худшим, чем любой другой.

– И вы ни о чем не жалеете?

– В известной мере. Я до сих пор начинаю злиться, вспоминая об этих двух мужиках, отце и сыне, но когда я оказываюсь за городом, то сразу ощущаю покой. Однако воспоминания эти болезненны, поэтому давайте поговорим о чем-нибудь другом.

– Примечательная повесть, – сказала я. – Но если вы хотите переменить тему, у меня есть к вам один вопрос. Мне хотелось бы съездить завтра в Кортону. Что там, по вашему мнению, стоило бы посмотреть?

– Ну, в тамошнем музее выставлена небольшая, но любопытная коллекция. Там, например, находятся сказочно красивые бронзовые этрусские светильники.

– Я имела в виду скорее что-нибудь под открытым небом.

Не знаю, что заставило меня думать, что танелла следует искать не в музее, однако, учитывая то, что слово это по моему разумению означало нору, подобное толкование казалось самым вероятным.

– Кортона сама по себе чудесна. Средневековый, расположенный на холме город. Там можно бродить много часов. Конечно, моя слабость – этруски, поэтому мои рекомендации окажутся односторонними. Но как в большинстве этрусских городов, там осталось не слишком много от самих этрусков. Впрочем, там есть пара мест, куда следовало бы заглянуть: сама я непременно повидала бы Мелони и Танелла ди Питагора.