Текст книги "Этрусская химера"

Автор книги: Лин Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Едва ли, – возразила я. – У меня есть пара дел, которыми нужно срочно заняться.

Объяснять было нечего. Он волновался настолько искренне, что я не знала, что и думать.

– Тогда завтра, – попросил он. – Обещайте, что вы приедете.

* * *

Я осторожно взяла гидрию и несколько минут просто держала ее в руках, стараясь ощутить вес, баланс и гладкую поверхность сосуда. Потом я поставила ее на гостиничный стол и смотрела на нее – долго-долго.

А еще потом достала список подозреваемых. Надо выбрать одного, напомнила я себе. Все они просто не могут оказаться виноватыми сразу. Я нарисовала три колонки и попыталась разместить имена – по крайней мере в одной из них.

В первую, названную мной шарадой, я выписала имена тех, кто участвовал или мог участвовать в инсценировке с поддельным Лейком: во-первых, и главным образом Романо как исполнитель роли Лейка; Антонио; Буше; Палладини; Анна Карагианнис, она же служанка Анна; Евгения Понте, в чьем агентстве числились и Антонио, и Романо; а также Дотти, так как она была знакома с Евгенией или, по крайней мере, с ее агентством.

Во вторую колонку я занесла врагов Лейка: Розати, вопреки всем его словам; Джино Мауро; Джианни Вери; и, быть может, главную врагиню среди всех – Бренди Лейк; и снова Анну как тетку жениха Бренди Тасо; а также Майру, сиделку при Бренди. Дотти вполне могла оказаться знакомой с Мауро – я почти не сомневалась, что именно он был тем таинственным незнакомцем с Пиацца Навона – и она также попала в этот столбец. Заканчивал его Леклерк, учитывая рассказ Райена о том, что Мондрагон уволил этого типа после предпринятой им попытки напрямую выйти на Лейка.

Третью колонку я озаглавила «гидрия» и вписала в нее тех, кто был тем или иным образом связан с сосудом по работе или же просто потому, что они видели его: Дотти; Леклерк, пусть его и не было более среди нас; конечно же, Годар; Антонио и Романо, которым было известно, что она находится у меня; Никола Мардзолини и Розати попали сюда просто по роду деятельности. По той же причине я занесла в список и Альфреда Мондрагона, к тому же знакомого с Лейком.

Потом я вычеркнула усопших и тех, кто подобно Майре едва ли мог повлиять на события. Во всех трех столбцах присутствовала единственная персона: Дотти Бич. Я поглядела на гидрию. Три группы и три головы у Химеры. Своим появлением гидрия все изменила.

Глава пятнадцатая
Орвьето

Дотти Бич стояла возле «Хасслера» рука об руку с таинственным мужчиной, которого я приняла за Джино Мауро, Джино Великолепного, на основании одного лишь его короткого выступления на Пиацца Навона. Я думала, что Дотти соврала о том, что остановилась в «Хасслере», однако это было не так. Просто она не удосужилась сообщить, что обитает в комнате, зарегистрированной на имя Джино Мауро. Через несколько минут, после того как они вышли наружу, рядом с ними затормозил «ягуар», за рулем которого находилась Евгения Понте, а на пассажирском сидении находился Витторио Палладини. Джино и Дотти сели в автомобиль, и компания отъехала. Я пристроилась следом за ними.

Евгения, не торопясь, ехала по Аутострада дель Соль до поворота на Орвьето. Не выезжая на ведущую в город дорогу, она обогнула холм, на котором расположен этот город, пересекла долину и начала подниматься вверх по противоположному склону. От освещенных вечерним солнцем кипарисов по полям протягивались длинные пальцы теней. Дорога постепенно карабкалась в гору, петляла, от нее отходило несколько ответвлений, и я опасалась, что потеряю их, но примерно в пяти милях от города она свернула с дороги и въехала в высокие кованые ворота.

Подождав несколько минут, я тоже проехала через ворота, длинная подъездная дорога привела меня к достаточно симпатичному каменному дому самым приятным образом расположенному в роще кипарисов. На просторной площадке перед домом уже находился теперь пустой «ягуар», рядом с ним пристроилась парочка «мерседесов», «дзетта», два «опеля», арендованный «фиат» и красный «ламборджини», за задним стеклом которого можно было заметить желтый зонтик, столь памятный мне по Ницце и Вольтерре.

Достав коробку из багажника, я направилась к входной двери. Я позвонила, потом постучала, однако ответа не было. Обойдя вокруг дома, я поднялась вверх по небольшому склону и оказалась в очаровательном заднем садике. Наверху небольшого уклона располагался плавательный бассейн, на противоположной стороне долины восседал на своем высоком плато Орвьето, поблескивавший солнечным зайчиком, отражавшимся от купола кафедрального собора. Там не было абсолютно никого при всем количестве автомобилей на стоянке. Дотти и Джино, Евгения и Витторио словно растворились в воздухе.

Я постучала в заднюю дверь. Ответа также не было, однако в лоджии оказался длинный накрытый стол. Он был застелен полотняной скатертью; тарелки, салфетки и столовые приборы были искусно расставлены вдоль одного из его краев; в середине располагалась композиция из цветов; с ней соседствовали несколько незажженных свечей.

Я заглянула в окна и вновь не увидела никаких признаков жизни. Осмотрев задний сад, я заметила на ветви дерева у самой границы владения кусок красной материи. Здесь начиналась тропа, которая сперва шла по лесу под углом, а потом поворачивала назад между деревьев. Завершалась она длинным каменным коридором, врезанным в склон холма и крыши не имевшим, в конце него находилась открытая деревянная дверь, за которой виднелся ход в самое нутро холма.

Внутри было довольно темно, остро пахло прелой листвой и плесенью. Я находилась наверху очень старой и щербатой лестницы, спускавшейся еще глубже во мрак, впрочем, рассеивавшийся в самом низу. Я осторожно спускалась по лестнице, стараясь не шевельнуть какой-нибудь камушек, который мог бы выдать мое присутствие. Оказавшись на последней ступени, я глубоко вдохнула и вышла на свет.

* * *

Не знаю, что они увидели во мне, кроме женщины в черных брюках и туфлях и белой блузке с большой картонной коробкой в руках. Помеху, от которой следовало отделаться? Учительницу, заставшую своих учеников за какой-то сомнительной проделкой в школьном дворе? А может быть, и ангела мщения?

Знаю только то, что видела я сама: двенадцать человек, мне знакомых, настороженных, смущенных или испуганных, или же просто полных любопытства. Но я заметила не только это. Наверно, испуг, почти непереносимое стремление бежать позволили мне проникнуть за цивилизованное обличье того чудовища, что таилось внизу. Передо мной клубилось чудовищное облако зла, рожденное отчасти безразличием к последствиям собственных поступков, отчасти же расчетливой злой волей.

– Полагаю, что эта вещь принадлежит вам, – сказала я, протянув руки с коробкой к собравшейся группе.

Дотти Бич разразилась слезами.

– Я не убивала Робера Годара, – прорыдала она. – Что бы тебе ни наговорили.

Тем временем Никола Мардзолини шагнул вперед, взял коробку, извлек из нее бесценное содержимое и поставил гидрию на каменную скамью. Все мы невольно поглядели на нее. Она казалась на своем месте в этой гробнице, что едва ли можно было назвать удивительным, поскольку подобная керамика в основном изготавливалась для мертвых. Мы находились в этрусской гробнице, в чем я могла быть уверена благодаря знакомству с Робером Годаром.

Я стояла у входа в палату примерно двадцати футов длины и подобной же ширины, переломленная углом крыша была выкрашена в красный цвет. Вдоль всех четырех стен располагались каменные скамьи, на которых лежали подушки; цепь их разрывал только вход, в котором я находилась, и еще один дверной проем справа от меня, за которым лежала густая тьма. Настенная роспись поблекла и исчезла почти, различить можно было только некоторые детали: голубые и желтые ласточки порхали на одной из них, контуры какого-то пиршества угадывались на другой. На противоположной стене была нарисована дверь, а над нею рука древнего художника выписала померкшее, но еще различимое изображение Химеры.

Перед фальшивой располагался стол, покрытый скатертью в тон потолку, и на нем был устроен бар. Вино стыло в большом ведерке со льдом, синего стекла бутылка с граппой уже была откупорена, рядом стояли блюда с маслинами и сыром, несколько свечей, расставленных на столе и по всему помещению, распространяли свет, перемешанный с тенями.

– Всему этому есть объяснение, – проговорил Сезар Розати.

– И все мы, не сомневаюсь, мечтаем услышать его, – произнес голос за моей спиной. Сердце мое ушло в пятки. Если я только что полагала оставаться в дверях и при необходимости срочно ретироваться, то предосторожность моя уже оказалась напрасной.

– Что вы делаете здесь? – спросила высокая женщина, длинные седые волосы которой были заколоты на затылке свободным шиньоном. Теперь она казалась истинной патрицианкой, непохожей на ту служанку, которой я увидела ее впервые.

Я оглянулась. В дверном проеме стоял высокий мужчина в белом костюме, белой шляпе и темных очках. Ширина его галстука не совсем соответствовала моде, как, впрочем, и размер лацканов, однако если ты не часто выходишь из дома, по-моему, нет особенного смысла покупать новый костюм каждый сезон.

– Здравствуйте, мистер Лейк, – произнесла я, не зная, повысит ли его появление мои шансы, которые до его появления я оценивала как двенадцать против одного, или сделает их еще меньше.

– Миссис Макклинток, Анна, – он вежливо кивнул в нашу сторону, – и вы, Мондрагон. – Альфред Мондрагон ответил коротким кивком.

– Лейк! – произнес Джино. – Серьезно? Это действительно Кроуфорд Лейк?

– Как вы отыскали нас? – потребовал ответа Хэнк.

– Я последовал за миссис Макклинток. Поскольку все вы за кем-нибудь следовали, я решил, что вправе присоединиться, – сухим тоном промолвил он.

– Вход сюда разрешен только по приглашению, – заметил Хэнк.

– Я как раз подумывал, что было бы написано в приглашении, получи я таковое, – продолжил Лейк. – Ужин с буфетом в шесть. Коктейли в склепе в четыре часа?

– Если это место вам не по вкусу, тогда вы вполне представляете, как можно поступить, – не сдавался Хэнк.

– Напротив, с моей точки зрения более приятное место отыскать сложно, – проговорил Лейк, осторожно меняя очки на пару более светлых. – А теперь, насколько я понимаю, миссис Макклинток должна услышать объяснения. Возможно, лучше начать с представления. Если вы не возражаете, я предпочитаю не обмениваться рукопожатиями. Я – Кроуфорд Лейк, а это миссис Лара Макклинток. Ну, а кто вы?

Анна Карагианнис, тетка покойного жениха Бренди Лейк, называть себя отказалась, однако остальные возражать не стали. Кроме Анны, Дотти и Джино, Евгении и Витторио, здесь были Сезар Розати, которого я подвела с обедом, Марио Романо, поддельный Лейк, антиквар Мондрагон, журналист Джианни Вери, крошечный ковбой Хэнк Мариани, Никола Мардзолини, мой недавний ухажер, и персона, которую я совершенно не ожидала здесь увидеть, Массимо Лукка, полицейский из участка карабинеров в Ареццо. Хэнк Мариани представился последним. Он подошел ко мне с протянутыми руками.

– Здравствуйте, здравствуйте, – представился он. – Меня зовут Пуплуна.

– Пуплуна? – фыркнул Лейк.

– Мы называем свое собрание Обществом Химеры, – пояснил задетый его тоном Марио Романо. – Каждый год, примерно в это время мы встречаемся здесь. Наше ежегодное собрание, как мы его называем, происходит здесь потому что, как вам известно, в этом районе встречались и этрусские цари – в городе, который они называли Вельсна, – чтобы поговорить о состоянии государственных дел, торговли, обороны и о прочих вещах. Этим восхитительным домом вместе с этрусской гробницей владеет Анна, любезно принимающая нас у себя каждый год.

Количество членов нашего общества ограничено тринадцатью, по числу этрусских городов-государств, и каждый из нас принимает имя одного из этих городов. Именно это и имел ввиду Гарольд, когда назвал себя именем Пуплуна. Я – Велс, Анна – Велсна, Дотти – Слевзи, Сезар – Руселла и так далее. – Он на мгновение умолк. – Боюсь, что на слух незнакомого человека все это может показаться достаточно глупо.

Он явно не мог найти подходящих слов.

– Быть может, будет лучше, если продолжу я? – спросил Никола. – Сколько же лет происходят собрания нашей группы? Почти десять? – Некоторые из собравшихся закивали. – Все мы питаем фанатический интерес ко всему этрусскому. У нас есть своя небольшая чат-группа в Интернете, где мы обмениваемся информацией и просто беседуем на интересные нам темы. Когда-то – должно быть, четыре или пять собраний тому назад, ни правда ли? – мы решили, что нам необходим собственный проект. Мы начали понимать, что не сможем оставаться просто клубом единомышленников.

– Кто-то, кажется, это был Сезар, – продолжил он, – предложил нам каждый год возвращать на родину одну из этрусских древностей. Мы начали собирать членские взносы и скопили некоторые средства на непредвиденные расходы и в случае необходимости на покупку вещей. Я отыскал в архивах сведения о пропавших вещах и составил список. Присутствующий здесь Альфред Мондрагон при своих неоценимых познаниях и связях в мире искусства сумел пока выяснить место нахождения четырех из них, очаровательной бронзовой скульптурки воина, великолепного каменного сфинкса, которые ныне находятся в коллекции Сезара Розати, килика работы мастера Бородатого Сфинкса, который, к сожалению, был выкраден из нее, а теперь и объекта наших трудностей, гидрии с Химерой, которая, как и все прочие, будет подарена Галерее Розати. Весьма вероятно, что ее создателем является мастер Микали, вам это известно?

Я кивнула.

– Наверно, теперь ее можно убрать отсюда, Альфред.

– Гидрия находилась у Робер Годара Старшего в Виши, – проговорил Мондрагон, осторожно косясь на Лейка. – Мы обнаружили, что Годар являлся этрускофилом, как и все мы, и поэтому предложили ему место в Сосьета. После этого Годар вскоре скончался, что несколько помешало исполнению наших планов, однако мы распространили свое приглашение на его сына, также носившего имя Робер. Мы полагали, что уговорим его расстаться с гидрией, сделав это условием принятия в члены общества. К несчастью, мы не имели представления о том, что Робер Младший был инвалидом, а потому посещение Италии являлось для него трудным делом.

Какое-то время мы еще надеялись, что Годар сам привезет сосуд. Он все время обещал сделать это. Однако присутствующий здесь Никола съездил во Францию, сфотографировал гидрию и выяснил с полной очевидностью, что Годар разорен, болен и что подобное предприятие ему не по силам, – продолжил Мондрагон. – Во всяком случае, без нашей помощи. – И тогда, – он сделал маленькую паузу, – нам пришлось выработать совершенно другой план. Сезар, передаю слово тебе, поскольку идея была выдвинута тобой.

Розати прокашлялся.

– Несколько человек из нас собрались вместе, образовав, так сказать, комитет, чтобы прикинуть дальнейшую цепь событий. Проще всего было бы, конечно, выкупить гидрию у Годара. Однако мы уже успели внушить ему, чтобы он не продавал гидрию, которая должна была стать его пропуском в Сосьета. Итак, логично было помочь ему добраться сюда. Тогда мы принялись разыскивать человека, который мог бы приемлемым для Годара способом снабдить его деньгами на дорогу, то есть купить у него что-нибудь. Никто из нас не мог бы этого сделать, поскольку, явившись сюда и увидев всех нас, он мог бы заподозрить нечестную игру и отказаться подарить гидрию, потом, возможно, он и не мог позволить себе делать такие подарки. И тогда у нас возник, гм, новый план.

– План, в котором вы воспользовались моим именем, чтобы одурачить миссис Макклинток и заставить ее таким образом помочь вам, – вступил в разговор Лейк.

– Надеюсь, вы согласитесь, что действовали мы с добрыми намерениями, – сказала Евгения. – Теперь вы все слышали.

– Ах, эти намерения, – заметил Лейк. – Все мы знаем, куда они ведут, не так ли?

– Итак, насколько я поняла, считая, что цель оправдывает средства, вы решили воспользоваться услугами такого неразумного создания как я для исполнения собственного замысла, – заметила я.

– Насколько я понимаю, вы рассчитывали на то, что моя внешность никому не известна, – проговорил Лейк. – А почему вы выбрали именно миссис Макклинток?

По лицу Дотти было видно, что она снова готова зареветь.

– Я решила, что лучшей кандидатуры нам не найти, – сказала она мне. – У тебя такое честное лицо, потом ты уже находилась в Риме. Я выяснила это достаточно просто. Но теперь мне ужасно жаль. Наверно, ты никогда не простишь меня.

– Я договорился, чтобы некий Ив Буше доставил Лару в Виши, – проговорил Витторио Палладини. – На деле мы уже просили Буше попытаться купить для нас этот сосуд или любой предмет, который Годар согласится продать, однако ему не повезло. Годар совершенно не воспринял его. Тогда мы решили, что вы, Лара, не разбираетесь в этрусской бронзе, и придумали покупку Беллерофонта, заранее зная – Никола проверил всю коллекцию, – что в ней найдется крупное бронзовое изваяние, способное сойти за Беллерофонта.

– К несчастью, – продолжил Никола, – вы проявили более глубокие познания, чем мы рассчитывали, – надеюсь, вы сочтете это за комплимент – и немедленно и точно установили, что эта фигура является подделкой.

– А потом с Годаром случилось это несчастье, – сказал Палладини, – о котором нас известила Дотти.

Я поглядела на нее. Дотти закусила губу и не желала смотреть в мою сторону.

– А потом на нас снизошло счастье. Гидрия оказалась у Лары. Не знаю, как ей удалось сделать это, но она нашла ее, – сказал Хэнк. – И не только нашла, но и переправила через границу. И мы все думаем о том, как забрать у нее этот сосуд, и стараемся сделать это, но у нас ничего не получается.

– А потом происходит окончательная катастрофа, – заметил Палладини, с осуждением посмотрев на Массимо Лукка. – Она попадает в руки карабинеров.

– Я в этом не виноват, – возразил Лукка. – я не совершал анонимных звонков и не арестовывал эту женщину.

– А потом она снова исчезла, – проговорил Джино.

– Представить себе не могу, – произнес Лукка, – как ее могли выкрасть прямо из участка. Покатятся головы, уверяю вас в этом. Остается только надеяться, что среди них не будет моей. И потом, я не уверен, что могу пропустить тот факт, что ее украли вы, миссис Макклинток.

– Ох, не надо, – сказала Евгения. – В конце концов ее исчезновение сослужило нам добрую службу. Мы очень сочувствовали вашей подруге, попавшей в тюрьму, – она повернулась ко мне. – Мы понимали, что она здесь не при чем. И хотя мы были разочарованы тем, что не получили гидрию, нам было приятно, что ее освободили.

– Мы были уже готовы отказаться от самой идеи, – продолжил Хэнк. – мы рассчитывали, что на нынешнем собрании ограничимся только общением и в лучшем случае, решим, что попытаемся добыть в будущем году, и тут являетесь вы, милая леди, с гидрией в руках!

– Итак, теперь ей располагаете вы, – проговорил Марио. – И все мы находимся в ваших руках. Надеюсь, вы поймете, что мы действовали из самых благих побуждений, разве что иногда совершали неловкие поступки.

– Да, вы имеете возможность сделать нескольких из нас безработными, – напомнил Лукка.

– Она этого не сделает, – возразила Дотти. – Пожалуйста, скажи им, что не сделаешь этого. Мы намерены пожертвовать этот сосуд. Ты должна поверить нам. – Все они повернулись ко мне.

Я начинала ощущать все большую и большую ярость, по мере того как эти волны эгоистичных самооправданий и откровенной лжи накатывали на меня.

– Неужели все было именно так? – спросила я, едва ли не скрежеща зубами от гнева.

– Что вы хотите этим сказать? – спросила Евгения.

– Полагаю, что миссис Макклинток имеет ввиду наличие существенных лакун, так сказать, пробелов в вашей истории, которые очевидны даже для меня, относительно не замешанного в ней человека, – сказал Лейк.

– Возможно, мы пропустили одну или две мелких подробности, – возразил Мауро.

– Мы говорим не о паре мелких деталей, – бросила я.

– Ну, во-первых, мы не знаем, каким образом вам удалось вынести гидрию из участка, если вы имеете ввиду именно это, – проговорил Лукка. – Кажется, я уже говорил об этом.

– Я хочу сказать совсем о другом, – начала я. – В вашей версии упомянута смерть только одного из троих, замешанных в этом фарсе погибших людей, причем вы забываете именно про тех двоих, которые наверняка были убиты.

– Убиты? О чем она говорит? – спросил Хэнк. – Убитых у нас не было.

– Убит Антонио Бальдуччи, – напомнила я. – И Пьер Леклерк. Вполне возможно и Робер Годар.

– О, нет, только не Робер Годар! Он не был убит! – возразила мне Дотти.

– Бальдуччи? Он наложил на себя руки, – ответил Мауро. – Возле моего собственного дома. Ума не приложу, почему он выбрал именно это время и место. Но он сам убил себя.

– Это неправда, – сказала я.

– Он был моим лучшим другом, – вступил в разговор Романо. – Я никогда не мог бы причинить ему вред. Это немыслимо.

– В газетах ничего не писали насчет убийства, – сказала Евгения. – Он сам покончил с собой. Я также протестую против подобных нелепостей. Он был одним из моих актеров.

– Прошу вас, – произнес Лейк, – закончить с протестами. И если некоторые из вас действительно считают такой вариант невероятным, тогда, боюсь, виновные в этом убийстве козлища находятся среди вас. Вы можете возражать, можете пользоваться упомянутым Сезаром словом комитет, но аналогия работает против вас. Вы сделали своим символом Химеру, и, откровенно говоря, он подходит вам куда более точно, чем считаете вы сами.

Лукка, посмотрел на меня с некоторым интересом.

– Мне хотелось бы знать, кем является или был Пьер Леклерк.

– Пронырливый делец от искусства, – сказал Мондрагон. – Лейк также знает его. Но я даже не знал о его смерти, не говоря уже о том, что он был убит.

– Это тот мужчина, труп которого вы нашли возле Танеллы, – объяснила я Лукке. – Тот, личность которого вы до сих пор не сумели установить.

– Я никогда не слышала о нем, – проговорила Евгения. – Какое отношение он имеет к нашему делу?

– Быть может, мы начнем заново и выслушаем ту версию событий, которую приготовила миссис Макклинток, – сказал Лейк.

– Прошлой ночью я составила три списка, хотя, как мне кажется, теперь я предпочту аналогию мистера Лейка. Три списка, три группы лиц, три головы Химеры. Первую из них я назвала шарадой. Она приблизительно соответствует тому плану, в соответствии с которым вы отправили меня в Виши с деньгами для Годара, и на мой взгляд, мистер Лейк совершенно прав. Если среди вас действительно есть люди, способные поверить в этот вариант развития событий, они действительно козлы. Итак, начнем историю снова. Дотти?

– Ох, – она приложила ладонь к губам. – Не знаю…

Потом она набрала полную грудь воздуха и выпрямилась.

– Ладно.

– Не смей! – воскликнул Джино.

– Я должна это сделать, – сказала она. – Иначе мне просто не будет места на свете.

– Слушаем вас и уже затаили дыхание, – произнес Лейк.

Дотти пару раз открыла рот, но не сумела выдавить ни звука.

– Итак, ты побывала в шато Робера Годара в утро его смерти, – напомнила я.

– Правильно, – сказала она наконец. – Я была обязана приглядывать за положением дел в Виши, но мне была нужна также его столовая. Скоро я открываю в Новом Орлеане новый магазин, и мне нужны вещи. Годар обещал мне подумать об этом и сказал, что я могу вернуться на следующий день. Я вошла в шато, не постучав. Он не подходил к двери, понимаете. Ему приходилось слишком долго добираться до нее. Но дверь была открыта, и я просто вошла. Потом я прошла в ту комнату, где он хранил все свои древности, ну, знаешь, ту жуткую, которую освещают электрические лампочки без абажуров, а над головой летают птицы, – обратилась она ко мне. Я согласно кивнула.

– Витрина с гидрией была не заперта. Я подошла к ней и решила попытаться купить эту вещь или сказать ему, что я – член Сосьета и отвезу ее обществу от его имени. Теперь, когда я была там, весь этот заговор под прикрытием фамилии Лейка казался мне глупостью.

Я достала гидрию из витрины и понесла ее в кабинет Робера Годара, – продолжила она. – Я не хотела пугать его. Он как раз возился с веревками, и дверца люка уже была открыта. Годар увидел меня с гидрией в руках и, наверно, решил, что я собираюсь украсть ее, потому что он заорал на меня, а потом как бы дернулся в мою сторону. Он упал прямо в люк и ударился об пол с таким жутким звуком. Потом этот хруст…

– Должно быть, ударился о камень черепом, – предположил Лукка.

– Ради Бога, не надо, – попросила Дотти. – Я не могу вспоминать об этом. Он лежал внизу в таком жутком виде, и кровь текла из головы. Я запаниковала.

– А где в этот момент находилась гидрия? – спросила я.

– У меня, – ответила она. – Я заметила, что не выпускаю ее из рук, только почти у самого города. Клянусь, что я не хотела красть ее и не убивала Робера Годара. Это был несчастный случай. Я не прикасалась к нему. Но я знаю, что вина в его смерти лежит на мне.

Она зарыдала.

– Но если сосуд уже был у тебя, почему ты просто не привезла его сюда? – спросил Хэнк. – То есть я хочу знать, каким именно образом гидрия попала к Ларе?

– Вернувшись в город, я попыталась решить, что делать дальше, – пояснила она. – Я понимала, что должна сообщить о смерти Годара. Я предполагала сделать это анонимно, из какого-нибудь автомата. Но тут мне встретился этот одиозный человек.

– Что еще за одиозный человек? – поинтересовалась Евгения.

– Пьер Леклерк, – сказала Дотти. – Наверно, он побывал у Годара, видел, что произошло, и последовал за мной. Он изобразил, что хочет оказать мне помощь, но я знала, что это не так. Это был жуткий негодяй. Он сказал, что полиция решит, что это я столкнула Годара в подвал и украла гидрию, но сам он, конечно, не допускает подобной мысли. Я сказала ему, что представляю группу людей, добивающихся возвращения гидрии в Италию, в коллекцию Розати. Леклерк изобразил сочувствие и сказал, что, если я передам ему гидрию вместе с двадцатью тысячами долларов, он избавит меня от всяких проблем.

– Боже мой, – проговорил Хэнк. – Чистейшее вымогательство!

– Вы так считаете? – спросил Джино.

– Двадцати тысяч долларов у меня не было, поэтому я позвала на помощь Джино, – продолжила Дотти. – Он – чудесный человек. Мы скоро поженимся.

По-моему, в этом месте Лейк весело фыркнул.

– Он сказал мне, чтобы я ехала прямо в Италию. Вот и все. Джино обещал все уладить. Жаль, что я впутала в это дело тебя, милый, – добавила она, поворачиваясь к нему. – Но ведь мы с тобой ничего плохого не сделали и поэтому вправе рассказывать о случившемся кому угодно.

– А что еще можно рассказывать? Я устроил, чтобы парню заплатили, как он хотел, после чего и не слышал о нем, – проговорил Мауро.

– Джино! – сказала Дотти.

– Ладно, ладно. Сделка заключалась в том, чтобы Леклерк получил двадцать тысяч баксов только в том случае, если он привезет гидрию в Италию. Я подумал, что мы можем кое-что извлечь из его неудачи. Ему заплатили десять тысяч во Франции, а остальные десять он должен был получить после того как гидрия благополучно окажется в Италии, в руках одного из нас.

– И у вас получилось? – спросил Лукка.

– Да, – ответил Джино. – Леклерк сообщил мне, что сосуд находится у Лары.

– В самом деле? – поинтересовался Лукка.

– Да, – ответила я. – Какое-то время гидрия была у меня. Леклерк подбросил ее в мою машину на стоянке в Ницце.

– Он отдал ее вам? Зачем ему это понадобилось? – спросил Хэнк.

– Чтобы Лара переправила ее через границу, – пояснил Лейк. – Похоже, Леклерк являлся человеком отнюдь не брезгливым, но дураком его назвать было нельзя. Он не намеревался рисковать на границе. Если бы Лару поймали, он все равно остался бы при своих десяти тысячах.

– Наверно, это так, – согласилась я. – Мне удалось провезти сосуд в Италию, после чего он позвонил Джино, сообщил ему, что гидрия находится у меня, и, когда это было подтверждено, Леклерк получил свои двадцать тысяч. Неплохой заработок для одного дня.

– Этот человек позорит нашу профессию, – проговорил Мондрагон. – Полнейший мошенник.

– Теперь понятно, что приключилось потом, – сказал Хэнк. – Мы попытались забрать ее, не сумели этого сделать, и тогда гидрия закончила свой путь в полицейском участке у карабинеров.

– Я бы сказала, что на ее пути туда произошло еще несколько так называемых инцидентов, – проговорила я.

– Я не могу понять одного, – перебил меня Палладини, – кто все время звонил карабинерам? Неужели Леклерк пытался вести двойную игру?

– На мой взгляд, если судить по тем отчетам, которые я читал, и если найденное возле Танеллы тело действительно принадлежало Леклерку, он был уже мертв, когда звонки еще продолжали поступать, – заметил Лукка.

– Итак, по-моему, пора обратиться к моему второму списку, – предложила я. – Или ко льву, как я назвала анти-Лейковскую группировку.

– Жду не дождусь, – прокомментировал Лейк и добавил:

– Простите за то, что прервал.

– Львиная голова Химеры не настолько интересовалась тем, чтобы гидрия была возвращена в итальянский музей, как все остальные.

– И чего же хотела эта группа? – спросил Палладини.

– Дискредитации Кроуфорда Лейка.

– Не подать ли в суд, – задумчиво вопросил Лейк.

– Прошу присутствующих быть поосторожнее со словами, – предупредил Палладини. – Не забывайте, что я адвокат.

– Я не боюсь собственных слов, – проговорил Мариани. – И меня нелегко запугать. Вы погубили мое дело, Лейк, и притом совсем неэтичным способом. Ваша манера вести дела омерзительна.

– Более чем согласен, – присоединился к его словам Джино Мауро.

– Вы говорите ерунду, – возразил Лейк. – Причем оба. Если развивать далее нашу метафору о Химере, ваш рык страдает отсутствием зубов. Вы, Мариани, хвастун, и знаете всему цену, но только не стоимость. Вы слишком переплатили за этрусского Аплу, как переплачивали вы и за все остальное. Если бы я не прибрал к рукам вашу компанию, это сделал бы кто-нибудь другой.

Что касается вас, мистер Мауро, вы слишком поторопились насладиться привилегиями богатства – в том виде, какими вы их представляли себе. Пока вы тратили свое время на бесчисленных девиц, давая им обещания, которые и не думали выполнять, клиенты пачками оставляли вас.

– Я не ослышалась, он сказал, на бесчисленных девиц? – спросила Дотти, глядя на Джино.

– Мне очень жаль разочаровывать вас, мадам, – обратился Лейк к Дотти, – Но ваш приятель до сих пор не расстался с женой. Ну, а как вы, Розати? Не желаете ли присоединиться?

– Я не питаю к вам зла, Лейк, – ответил Розати. – Но если говорить откровенно, мне все равно. Кроме того, я не имел абсолютно никакого представления о том, что вы называете заговором льва.