Текст книги "Этрусская химера"

Автор книги: Лин Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава четвёртая

– Годар не хочет продавать скульптуру, – сказала я Лейку.

– Тогда предложите ему больше, – ответил он. – Этот конь мне нужен.

– Если вы настаиваете, я могу уговорить его расстаться с ней за сто пятьдесят тысяч – проговорила я.

– Сто пятьдесят тысяч чего? – переспросил он.

– Долларов.

– Вы шутите. Всего-то? А я был готов израсходовать миллионы. Так в чем же дело?

– Это подделка.

Трубка ненадолго умолкла, наконец он спросил.

– Вы уверены в этом?

– Да.

– И что приводит вас к подобному заключению?

– В основном качество работы. Ничего похожего на Химеру из Ареццо. Я хочу сказать, что если бы эти предметы сделал один и тот же художник или в худшем случае мастерская, между ними существовало бы некое сходство, и исполнение было бы равным по качеству. Это не так. Потом на ноге коня находится этрусская надпись. Она и выглядит, как на лапе Химеры, и означает тоже самое. Но Химера была изготовлена методом утраченного воска.

– Каким? – перебил он.

– Утраченного воска, – сказала я. – Из воска изготовляется точное изображение, а потом в форму с восковой Химерой заливается расплавленный металл. Воск плавится, металл застывает, получаем бронзовую скульптуру.

– Да-да, – проговорил он. – Вспомнил. Переходите к делу.

– А дело заключается в том, что надпись на Химере, посвящающая ее Тинии, была сделана в воске перед изготовлением фигуры. Надпись же на ноге коня, напротив, была выгравирована уже после отливки. Я думаю, что статуе может быть примерно около века, но какой-то предприимчивый тип вырезал эти буквы на ноге коня относительно недавно, надеясь выдать за изделие куда более древнее.

– Понимаю, – сказал он. – Мне очень жаль.

– Кстати, – сказала я. – По-моему, Годар знает о том, что это подделка, и потому решил сделать любезность и не продавать ее мне, невзирая на то, что действительно нуждается в деньгах.

– Понимаю, – сказал он снова. – А нет ли у него чего-нибудь интересного? Такого, что могло бы заинтересовать меня. Мой новый фонд открывается через две недели. Мне нужно блеснуть.

– Есть один очень интересный сосуд. Это гидрия, чернофигурный кувшин для воды. Как ни странно, на нем изображен убивающий химеру Беллерофонт. Вы можете получить ее за те же сто пятьдесят тысяч, и она того стоит.

– Знаете ли, я не занимаюсь коллекционированием изображений химеры, – ответил он.

– Я это понимаю. Однако работа мастера Микали, вероятно, способна заинтересовать вас.

После небольшой паузы он ответил:

– Едва ли. – Что изрядно удивило меня. Похоже, что имя оказалось незнакомым ему. Иногда тщательные исследования позволяют выделить работы одного и того же художника даже по прошествии не одной сотни лет. Живописец, скульптор, любой мастер нередко пользуется особыми приемами или же значками. От этрусских времен нам известно три таких личности, так называемый мастер Бородатого Сфинкса, пользовавшийся подобным изображением, мастер Ласточки и самый знаменитый из них мастер Микали, названный по имени человека, идентифицировавшего его работы. Гидрия с химерой обнаруживала все признаки работы мастера Микали – полный энергии, хотя и не отточенный стиль, и очаровательные завитки наверху сосуда. Конечно, правильное заключение мог дать только эксперт, однако риск ошибиться был невелик.

– Что еще у него есть? – спросил он.

– Если вас интересуют монументальные вещи, у него есть терракотовый храмовый фриз. Также с изображением мифа о химере. По-моему подлинный.

– Покупайте, – распорядился он.

– Годар может не захотеть расстаться с ним.

– Покупайте. Сто пятьдесят – это не деньги.

– Попытаюсь, – ответила я.

– Не надо пытаться, – проговорил Лейк, перед тем как повесить трубку. – Делайте.

* * *

Было еще достаточно рано, когда я спустилась вниз, чтобы раздобыть себе кофе. Дотти в очаровательном костюме из красной кожи, окруженная дорогим багажом, находилась возле регистрационного стола.

– Привет, – окликнула меня она. – Надеялась повидаться с тобой перед отъездом. Мы решили продолжить поиски. Направляемся дальше на юг, в Прованс. Там случаются сказочные находки, впрочем, всегда втридорога. Тем не менее некоторые люди готовы купить любую старинную вещь из Прованса, даже если это просто видавшая лучшие времена сельская мебель. Когда им по карману при этом мебель в стиле Людовика XVT, я этого просто не понимаю. Но сперва заеду в шато – на тот случай, если Годар передумал. Если нет – еду дальше. Ночью я решила, что незачем тратить время на пустые сожаления по поводу несостоявшихся сделок, какими бы фантастическими они ни могли оказаться. Куда же запропастился этот Кайл? – спросила она, поглядев на улицу. – Я еще утром отправила его по делам, и он завозился куда дольше, чем следовало бы. – Ах, вот и он, – проговорила она, заметив подъезжавший к отелю «рено». – Ну, нам пора, моя дорогая. Заезжай ко мне в Новый Орлеан. Можешь пожить у меня.

– Пока, Дотти, – проговорила я, оказавшись в ее объятиях. – Может быть, встретимся этой зимой в Нью-Йорке. В этом году моя очередь ехать на ярмарку антиквариата.

– Привози с собой своего нового парня, – сказала она. – Умираю от любопытства. А я привезу того, с кем тогда буду, чтобы нас стало четверо.

Очевидно, не расслышавший последнюю реплику Кайл мило помахал мне.

К моему облегчению, ни Антонио Прекрасного, ни Буше с Леклерком не было видно, поэтому я зашла в кафе и заказала круассан, абрикосовый джем и кофе. Утро выдалось прохладным, но солнце уже грело, и я попыталась прийти в более благоприятное расположение духа и на время забыть о том, чем я занята здесь и какие неприятности могут ожидать меня в шато, когда я вернусь туда, чтобы приобрести храмовый фриз.

Тем не менее несколько непрошеных мыслей продолжали лезть в голову, сколько я бы ни отгоняла их. Во-первых, дело было в самом Лейке. Я считала Лейка видным коллекционером, более того не сомневалась в этом – судя по всем его приобретениям и тому, что он неизменно присутствовал во всех списках крупнейших коллекционеров мира. Однако для человека, потратившего на это занятие уйму денег, он на редкость мало знал о том, что, собственно, собирал. Известные мне коллекционеры гордились глубиной своих познаний в избранной ими области. Меня смущало, что такой человек как Лейк не знает о мастере Микали, но еще более то, что он явно не слыхал об использовавшемся в литье методе потерянного воска, хотя быстро загладил ошибку, когда я объяснила ее. Конечно, знание таких технологических тонкостей необязательно для каждого человека, но Лейк собирал бронзу – если вспомнить про не доставшегося ему Аполлона, а теперь еще и Беллерофонта. Я не могла не вспомнить коллекцию, которую видела в его апартаментах в Риме: дорогие, но отнюдь не исключительные вещи, собранные буквально со всех концов мира. А это означало, что-либо он собирал старину напоказ, не интересуясь тем, что он коллекционировал, либо имел патологическую наклонность к приобретательству, не отягощенную вкусом. И то, и другое умаляло его в моих глазах.

Мои раздумья нарушил своим нежеланным появлением Ив Буше.

– Леклерк отправился в шато, – сказал он, отодвигая кресло и без приглашения садясь в него. – Я видел, как он отъехал примерно сорок пять минут назад. Вы по настоящему рассердили его. Я уверен в том, что он купит этого коня.

– Возможно, – согласилась я.

– Он скоро вернется, – посулил Буше. – И будет издеваться над вами, а потом продаст вам скульптуру втридорога.

– Просто не могу дождаться и услышать собственными ушами, – сказала я.

– Я всегда был на вашей стороне, – продолжил Буше. – Я знаю, вы считаете, что это не так, однако поверьте мне. И я по-прежнему сочувствую вам. Более того, я могу попытаться выхлопотать для вас лишь небольшую переплату. Мы с ним находимся в хороших взаимоотношениях.

– Благодарю вас, не нужно, – ответила я.

– Почему же? – спросил он. – Если я сумею сократить его запросы до, скажем, пяти процентов, это вместе с моими пятью тысячами будет совсем неплохо. Я уверен в том, что Леклерк выторгует статую подешевле, чем сумели бы сделать вы, поэтому, в конечном счете, вы потеряете не слишком много.

– Нет, спасибо, – проговорила я.

– Но почему? – повторил он.

– Конь меня более не интересует, – ответила я.

– Я чувствую, что вы не откровенны со мной, – промолвил он, прикладывая длань к сердцу. – Вы о чем-то умалчиваете.

– Конечно, звал горшок котелок черным,[9]9
  «Горшок называет котелок черным, хотя сам не белее», поговорка.


[Закрыть] – отозвалась я. – Вы водите меня за нос с самой первой встречи. То Годар разъезжает по свету, так? То он передумал, то он трудный. Или, что только Леклерк может добиться встречи с Годаром. Разве не так? А он не встает из инвалидной коляски и распродает свои вещи! За какую дуру вы меня принимаете?

– Это я привез вас сюда. Без меня вы бы не нашли Годара.

– Знаете, я уже думала об этом. Если бы мне не назвали ваше имя в качестве отправной точки, я вполне могла бы отыскать Годара самостоятельно. Мне пришлось бы потратить на это день или два. Однако у меня есть связи, а коллекции, подобные хранящейся у него, известны в тех кругах, в которых я вращаюсь. Вполне вероятно, что я сумела бы попасть сюда быстрее, чем с вашей помощью. Почему вы заставили меня столько ждать? Или нужно было дотянуть до начала распродажи?

– Я действительно не мог устроить вам свидание с Годаром. Он не вполне здоров – с душевной стороны, как вы могли убедиться, – но я полагал, что ему полегчает, и не хотел вселять в вас уныния. Потом я не знал о назначенной распродаже. И действительно полагал, что Леклерк вам поможет. Конечно, он не самый приятный человек на свете, однако за последние несколько месяцев он несколько раз приобретал у Годара картины и прочее. Поэтому я был, как и вы, обманут. Может быть, даже больше. Но мне сказали устроить вам встречу с Годаром, и я исполнял поручение.

– Кто сказал вам это?

– Что мне сказал?

– Чтобы вы устроили мою встречу с Годаром? – нетерпеливо сказала я.

– Я не могу открыть вам этого.

– Ну, что ж, тогда разговору конец.

– Вот что, – проговорил он. – Я нуждаюсь в деньгах. Вы обещали выплатить мне пять тысяч долларов, если сделка не состоится.

– Нет, – сказала я.

– Я попытаюсь достать вам этого коня, – пообещал он.

– Это подделка, – ответила я.

– Что? – переспросил он.

– Слушайте по слогам: под-дел-ка, – продолжила я. – И вы, вероятно, также знали об этом.

– Нет, – он судорожно глотнул. – Я действительно не знал. Говорю вам совершенно честно.

Буше снова приложил ладонь к сердцу. Возможно, в данный момент он не врал.

– Значит, вы не большой специалист по антиквариату, так?

– Наверно, нет, – согласился он. – Но меня попросили устроить эту встречу…

– И кто же именно?

– Я не могу сказать этого вам, – ответил он. – Повторяю еще раз. Но он знал, о чем говорит. Поверить не могу…

Буше молчал, пристально разглядывая стол.

– Вы не подбросите меня до Парижа? – промолвил он наконец.

– Нет, я еду не в Париж, – солгала я. – Вам придется воспользоваться поездом.

– У меня не хватит денег, – пожаловался он. – Неужели мне нечем заслужить свои комиссионные.

– Может, поведать мне, кто вовлек вас в эту историю.

– Должно быть ваш клиент, – ответил он.

– Едва ли. Сомневаюсь, чтобы мой клиент стал обращаться к вам лично.

– Тогда я открою вам интересующее вас имя, если вы назовете мне своего клиента.

– Послушайте, хотите вы получить свои деньги или нет?

– Пять тысяч?

– Нет, двадцать пять сотен.

– Четыре тысячи, – сказал он.

– Двадцать пять сотен, – повторила я. – Это последнее предложение. Учитывая все обстоятельства, я не считаю себя чем-либо обязанной вам. Можете дать мне свой чек на предъявителя, конечно, погашенный, и я сегодня же переведу на него деньги.

– Но как могу я убедиться в том, что вы действительно выполните свое обещание, после того как я скажу вам это имя?

– Потому что там, откуда я сюда приехала, данное человеком слово по-прежнему в цене, хотя для таких людей, как вы с Леклерком, это понятие совершенно чуждо, – отрезала я.

– Витторио Палладини, – сказал он.

– Кто это? – спросила я.

– Итальянский адвокат и крупный коллекционер. Не слишком разборчивый. Скорее nouveau riche, если вы понимаете, что я имею в виду. Только не говорите ему об этом. Он начал собирать свою коллекцию примерно три года назад. Иногда я помогаю ему раздобывать вещи. А вы и в самом деле не знаете его? Не ваш ли он клиент?

– Он заплатил вам комиссионные? – спросила я, не обращая внимания на вопрос.

– Нет, он сказал, что это сделаете вы.

– То есть вас обошли, не так ли?

– Да, – согласился он. – Вы правы. И я был оскорблен, поймите, тем, что Палладини не воспользовался моими услугами. Однако наше дело имеет свои жесткие и неумолимые правила, вы, конечно, согласитесь со мной. Он – секретарь – спросил, знаю ли я Годара. Я его знаю, хотя он меня и не любит, поэтому я сказал «Да». Я позвонил Годару, но он повесил трубку и сказал, чтобы я больше не звонил ему. Я подчинился, потому что опасался потерять такого клиента как Палладини. Он покупает много вещей обычно у других людей, но время от времени удача улыбается и мне. Тут мне и пришло в голову прибегнуть к услугам Леклерка. А вы действительно заплатите мне?

– Да, – ответила я. Тип этот решительно внушал жалость своей никчемностью. Однако я не намеревалась выплачивать ему деньги за так.

– Но сперва вы расскажете мне побольше. Этот Палладини обращался к вам непосредственно?

– Конечно, нет, – проговорил Буше. – Он для этого слишком важная персона. Это сделал его секретарь. Однако мне уже случалось находить для него кое-какие вещи, поэтому я выполнил просьбу. Кроме того, я уже говорил, что нуждался в деньгах. Последнее время особых доходов у меня не было. Я понимаю, что не произвожу особого впечатления.

– Итак, секретарь этого Палладини сказал вам, чтобы вы устроили мою встречу с Годаром. И ничего более? – спросила я.

– Да, – ответил он.

– Хорошо, – продолжила я. – Деньги придут на ваш счет сегодня днем. Проверите после полудня. А теперь до свидания.

Я взяла счет со стола, не желая оставлять на нем деньги в присутствии Буше.

– Аи revoir,[10]10
  До свидания (франц.).


[Закрыть] – распрощался он. – И благодарю вас.

* * *

Я вернулась в свою комнату, достала свой ноутбук и без особой охоты перевела двадцать пять сотен долларов на счет Буше, отослала несколько электронных писем в собственный магазин, а также Дженнифер Лучка с вопросом, известно ли ей что-нибудь об отце. В этот миг мне просто хотелось домой. Я жалела о том, что связалась с Лейком, что позволила его деньгам ослепить себя, клялась никогда не связываться с такой жалкой публикой как Годар и Буше и с такими негодяями как Леклерк.

В таком достаточно меланхоличном расположении духа я направилась к шато. Время приближалось к полудню, и я была достаточно уверена в том, что Леклерк давно отправился восвояси. Более того, я подождала лишний час, чтобы удостовериться в этом. Я не надеялась выдержать еще одну встречу с этим типом. Кстати и Дотти тоже должна была уже завершить свои дела. Я надеялась, что оно приобрела свою мебель, однако если этого не случилось и овечья печенка не выскажется против сделки, можно будет и поинтересоваться ею у Годара. Если я куплю мебель, поездку можно считать оправданной. Конечно же, придется известить об этом Дотти. Нельзя позволять себе низких поступков.

Если столовая еще не разонравилась Дотти, она сможет выплатить мне небольшие комиссионные. В противном случае стол и стулья будут превосходно смотреться в торговом зале у «Макклинток и Свейн». Когда я подъехала к замку, солнце спряталось за облака, и пошел проливной дождь. Осенние краски, столь привлекательные под солнцем, превратились в скучную и тусклую желтизну. Овцы и ягнята куда-то исчезли, и сердце мое упало. Картина сделалась настолько зловещей, что я едва заставила себя выйти из автомобиля.

Я постучала на всякий случай, не рассчитывая на ответ. Когда я отворила дверь, она снова неприятным образом заскрипела.

– Месье Годар, – обратилась я к мраку внутри дома. – Это Лара Макклинток. Я вернулась, как и обещала.

Ответа не последовало.

Я вошла в гостиную и ахнула, заметив прошмыгнувшую по комнате мышь. На обеденном столе таблички «продано» не появилось. Значит, Дотти не удалось убедить Годара расстаться со столовой.

Я вступила в гостиную. В камине погасал огонь, угли испускали неприятный запах, словно кто-то обрызгал их водой.

– Месье Годар, – снова позвала я. В доме царило полное безмолвие. Я переступила порог башни. Конь оставался на месте. Подойдя поближе, я увидела табличку со словом «продано». Леклерк, подумала я с легким удовлетворением. Надеюсь, ему пришлось, как следует заплатить за эту вещь.

Впрочем, радость моя оказалась недолгой, так как я тут же заметила аналогичный знак на полу под храмовым фризом.

– О, нет, – простонала я. – Что же делать теперь? Едва ли Лейк будет в восторге, если я сообщу ему, что упустила и храмовый фриз.

Оставался мастер Микали: Лейк не заинтересовался им, но, быть может, только потому, что не знал, о чем идет речь, и мне удастся его переубедить. Я повернулась к стеклянной витрине. Она была открыта, и гидрии с химерой, предметом, с которым Годар собирался расставаться в последнюю очередь, не было на месте. Мне вдруг сделалось страшно, я вдруг ощутила, что в этом доме произошло нечто ужасное. Возможно, дело было в этой тишине. Не ощущая под собой отяжелевших, словно свинец ног я вошла в кабинет. Крышка люка оказалась открытой, опрокинутая на бок коляска Годара лежала рядом. Я поняла – здесь действительно что-то случилось, хотя потребовалась секунда или две, чтобы я вспомнила, как он спускал свое кресло вниз на веревке прежде, чем спуститься самому.

Я заглянула в подвал, но ничего не увидела.

– Здравствуйте, – позвала я, однако ответили мне оловянные отголоски собственного голоса. Охваченная ужасом я вынула из сумки фонарик и направила его слабый луч в темное нутро гробницы. Годар лежал на полу в неловкой позе, бессильные ноги подогнулись, глаза оставались открытыми, рот кривился в жуткой гримасе страха или ярости, а из раны в затылке сочилась кровь.

Глава пятая
Вольтерра

– Годар мертв, – сказала я Лейку.

– Мертв! – воскликнул он. – Этого не должно было случиться.

– Нет, – согласилась я. Забавная вышла фраза, однако потрясение еще не забылось.

– А вы не давали ему денег перед смертью?

– Нет.

– И то хорошо, кстати. Во всяком случае, я ничего не потерял. Подождите минуту, ладно? – Он опустил ладонь на трубку, я услышала далекие и неразборчивые голоса.

– Простите, – сказал он, возвращаясь к прерванному разговору. – Пришлось заняться другим делом. Кстати об этой этрусской гидрии, о которой вы упоминали. Не можете ли вы вернуться и раздобыть ее? Нет, я не прошу вас украсть. Можно, например, оставить там чек тысяч на пять долларов на имя этого парня, чтобы казалось, что мы купили ее.

– Мистер Лейк! – воскликнула я. – Человек этот скончался самым прискорбным образом! К тому же гидрия исчезла.

– Вы говорите, она исчезла?

– Да.

Наступила новая пауза, вновь зазвучали далекие голоса.

– Хорошо, – возобновил он наше общение. – Мы намереваемся произвести перегруппировку сил. Теперь у меня осталось меньше двух недель. Где вы находитесь?

– В своем гостиничном номере в Виши. Я давала показания полиции. Думаю, скоро они отпустят меня.

– Хорошо. Есть ли у вас машина?

– Да.

– Превосходно. Как только они отпустят вас, отправляйтесь на юг. Я встречусь с вами на своей вилле в северной Тоскане.

– А не будет ли быстрее вернуться в Париж и самолетом добраться до Милана или Рима?

– Вы потратите остаток дня на обратную дорогу в Париж, потом вам все равно придется брать напрокат автомобиль в Милане или Риме. Не проще ли сесть в машину и поехать.

– Хорошо, – согласилась я.

– Кстати, что с ним случилось? – задал Лейк на мой взгляд запоздалый вопрос.

– Упал в подвал. Он пользовался инвалидной коляской…

– Я этого не знал, – промолвил Лейк.

– Он придумал способ спускаться туда: наклонял коляску и выбирался из нее. Наверно, он как раз пытался это сделать, но упал.

– А зачем ему понадобилось спускаться в подвал. За вином или чем-нибудь другим?

– Он разрисовывал собственный склеп.

– Ого, – заметил Лейк после паузы. – И закончил свою жизнь в собственной могиле?

– Увы, да.

– В самое неудачное время, – подытожил он.

Тут я решила, что Лейк не нравится мне ни на йоту. Нечувствительный, не разбирается в древностях, словом, круглая скотина. Однако я уже успела потратить существенную часть выданных мне на расходы денег: двадцать пять сотен Буше, авиабилет, очаровательный отель в Виши и еще более очаровательный в Париже, аренда машины. Остаток уже был невелик, и возместить утраченное можно было только одним способом – найти что-нибудь – что угодно – для Лейка. И если я расскажу о происшедшем кому-нибудь, а особенно Клайву, меня сочтут за идиотку. Итак, у меня не оставалось выбора, приходилось продолжать начатое дело.

– Проеду сегодня столько, сколько смогу, а остаток пути проделаю завтра.

– Хорошо, – согласился он. – Жду вас у себя. Передаю трубку моей помощнице, она объяснит вам остальное.

* * *

В тот день я добралась до Ниццы и остановилась в крохотной гостинице на северной окраине города, которую рекомендовала мне безымянная помощница Лейка. Она уверила меня в том, что номер будет ожидать меня, что было отлично, если учесть, что я подъехала к стоянке около десяти вечера. Похоже, что я оказалась последней, потому что мне пришлось втискивать машину в узкую щель между красными «ламборджини» с итальянскими номерами, за задним стеклом которого приютился ярко-желтый зонтик, и темно-зеленым «пассатом» с поцарапанным задним бампером и разбитым задним фонарем. С минуту я раздумывала, не оставить ли машину на улице, чтобы меня не обвинили в нанесении ущерба «пассату», или – хуже того – в появлении мельчайшей из мыслимых царапин на корпусе «ламборджини», однако решила в итоге, что скверный день привел меня в параноидальное состояние. Судя по стоянке, мне предстояло остановиться в дорогом отеле, какие нравились Лейку. За исключением «пассата», моего арендованного «опеля» и, может быть, серебристого «рено», находившегося чуть подальше, здесь не было ни одного автомобиля, стоившего меньше восьмидесяти тысяч долларов.

Отель действительно оказался очаровательным, но и весьма дорогим, как, похоже, все, имевшее отношение к Лейку. Я вдруг поняла, что если первые занимавшиеся мной на службе Лейку дорогие отели радовали меня, теперь расход казался мне напрасным. Однако отель понравился мне еще меньше, когда, пересекая гостиную, я услышала собственное имя и снова увидела Дотти и Кайла. Поскольку я видела их «рено» на стоянке, это не должно было поразить меня, однако я все-таки ощутила удивление – притом не самого приятного рода. Дотти мне симпатична, однако я не испытывала желания с кем-либо общаться.

– Удивительно, как это мы продолжаем наталкиваться друг на друга, Лара, – сказала она. – Какой милый сюрприз. Не хочешь ли выпить вместе с нами?

– Едва ли, Дотти. Однако спасибо. Но я устала и…

– Еще бы ты не устала, – сказала она. – Поездка была долгой, не так ли? Ты уже пообедала? Нет? Ну, тогда тебе необходимо что-нибудь съесть. Кормят здесь, как в сказке. Столовая уже закрыта, но ты можешь заказать себе еду в баре.

Я была слишком усталой, чтобы сопротивляться, и позволила им проводит меня за столик бара.

– Ну, как, купила свою лошадку? – спросила она.

– Нет, – ответила я.

– И мне не досталась мебель, – проговорила она. – Поэтому мы и приехали сюда, чтобы заняться покупками. Он отказался продать тебе всадника?

– У меня не было возможности спросить его, – сказала я. – Когда я приехала к нему, Годар был мертв.

Потрясенная Дотти судорожным движением руки опрокинула бокал воды, рассыпав по столу кубики льда. Пока рванувшийся на помощи официант возмещал ущерб, никто из нас не произнес ни слова.

– Что же с ним случилось? – спросила она, когда нас вновь предоставили самим себе. – Когда я видела его, Годар находился в полном порядке. Он показался мне разговорчивым и дружелюбным.

– Он упал в подвал.

– О, Боже, – проговорила она. – Бедняга.

И добавила, хмурясь:

– Как это могло произойти?

– Под ковром в его кабинете находится люк. Он устроил себе систему веревок для спуска, однако они не помогли ему.

– Бедняга, – повторила она. – Значит, ты и нашла его?

– Увы, да, – ответила я.

– Бедняжка. Теперь понятно, почему ты такая бледная. Официант, принесите солодового виски моей подруге.

Она на мгновение смолкла.

– А знаешь, что он ответил мне вчера, когда я спросила, не передумал ли он в отношении столовой? Он сказал, что не станет продавать ее, так как необходимость в этом отпала. Ты что-нибудь понимаешь?

– Не знаю, Дотти, – ответила я. Мне не хотелось более касаться этой темы, хотя Дотти, похоже, ничто другое уже не интересовало. Событие настолько заворожило ее, что она даже не притронулась к стоявшей перед ней тарелке.

– И знаешь еще что? Он сказал, что отправляется в какое-то там место… кажется, начинается с В.

– Вельсна, – сказала я.

– Именно так. Как, по-твоему, что это такое?

– Представления не имею, – ответила я.

– Ей богу, это что-нибудь вроде Валгаллы, – продолжала она. – Он намекал, что собирается совершить самоубийство, а я не обратила на это внимания. Жутко подумать.

– Доротея, он просто упал, – Кайл протянул руку и погладил ее по колену. – Он не мог ходить. И не стоит так волноваться.

Я впервые услышала от него что-нибудь, кроме «здрасьте», и к моему удивлению, слова эти оказались полными здравого смысла.

– По-моему, Кайл прав, – сказала я. – Надо постараться забыть об этом.

– Наверно, – согласилась она. – Ты намереваешься провести здесь пару дней? Неплохая идея после того, что тебе пришлось пережить.

– Едва ли, – ответила я. – Мой путь лежит в Италию, в Тоскану.

– Тоскану! – повторила она. – Прекрасная мысль. Может быть, и мы тоже доберемся туда.

Кайл пожал плечами.

– И куда же ты направляешься в Тоскане?

– В Вольтерру, – ответила я. Мне не хотелось рассказывать этого Дотти, но она была так настойчива. – Для начала, конечно.

– В Вольтерру? – переспросила она. – Не знаю такого места. А там хорошо? Можешь порекомендовать?

– Я там еще не бывала, поэтому ничего сказать не могу. Решила съездить и посмотреть, не найдется там уютного местечка для небольшого отдыха.

– Вольтерра, – повторила она. – Может быть, и мы тоже съездим в Тоскану.

* * *

На следующее утро я выехала пораньше, попросив, чтобы мне дали что-нибудь на завтрак и упаковали ленч. Посыльный уложил мой багаж в машину, оставил на заднем сидении коробку с ленчем и пару бутылок воды, и я направилась по шоссе к границе между Францией и Италией. Денек решительно выдался непогожим, дождь то утихал, то припускал снова, делая вождение трудным и утомительным занятием. Как только я выехала на шоссе, бутылки с водой начали кататься самым докучливым образом, меня начало слегка мутить от запаха ленча, и я остановилась на стоянке для отдыха. Выпив кофе, я открыла багажник, чтобы поместить туда воду и коробку с ленчем.

В багажнике, где, по моему мнению, должны были находиться только мой чемодан и запасное колесо, обнаружилась картонная коробка. Я подумала, было, что открыла чужую машину или, хуже того, увела чужой автомобиль из Ниццы, однако после короткого замешательства поняла, что ключ подходит к замку и явным образом принадлежит мне. Неужели я оставили багажник незапертым, и служители гостиницы по ошибке положили мне чужие пожитки? Я открыла коробку, обнаружив внутри жуткое розовое, как жевательная резинка, покрывало, которое развернула, пытаясь отыскать указания на владельца этой вещи, и из свертка выкатилась гидрия с химерой мастера Микали.

Сердце мое едва не остановилось. Я стояла под дождем, разглядывая эту вещь, пока в соседнюю с моей машину не вернулось ехавшее в ней семейство. Торопливо захлопнув багажник, я села в автомобиль.

Когда семейство отъехало, я выбралась наружу и вновь открыла багажник, повинуясь иррациональной надежде не увидеть там гидрию. Однако она никуда не исчезла. Я старательно завернула предмет, вновь поместилась в машину и принялась обдумывать обстоятельства, в которых негаданно очутилась. Итак, я направлялась к границе с древностью, на которую не имела никаких документов. Можно было позвонить в полицию с бензозаправочной станции, но что я могу сказать? Что обнаружила в собственном багажнике этрусскую гидрию, и не имею малейшего представления о том, как она попала туда? Можно было отвезти гидрию обратно в Виши, чтобы вернуть ее в оставшуюся в шато стеклянную витрину, однако в том невероятном случае, если я даже и сумею попасть внутрь замка, этот вариант требовал многочасовой поездки, а Лейк вечером ожидал меня в Тоскане. В тот миг мне даже не пришло в голову, что гидрию в мой автомобиль могло поместить неизвестное лицо или лица по отнюдь не благотворительным соображениям, что свидетельствует о моем тогдашнем состоянии.

Оставалось только продолжать поездку, надеясь, что меня не задержат на границе и я сумею встретиться Лейком, который что-нибудь да придумает.

После учреждения Европейского союза пересечение границ в Европе сделалось более простым делом, большинству просто разрешают проезд без досмотра. К обладателям иностранных паспортов относятся более строго, иногда их останавливают и обыскивают машины, хотя это бывает относительно редко. Я решила, что вполне могу прорваться. Можно было попробовать спрятать гидрию под полом багажника или пассажирским сиденьем, однако это могло выглядеть обвиняющей меня уликой. Сосуд был слишком велик, чтобы спрятать его в чемодан, и я вернула коробку в багажник, попытавшись укрыть ее под ленчем и бутылками с водой. А потом, крайне обеспокоенная, направилась к границе.

Когда я прохожу таможенный и иммиграционный контроль, мне всегда кажется, что очередь моя оказывается самой медленной, агент самым мрачным или подозрительным, так было и на сей раз. Машина моя дюйм за дюймом ползла вперед, несколько автомобилей передо мной отогнали в сторонку, и я приходила во все большее и большее волнение. Я даже подумала, не перебраться ли в другую очередь, однако решила, что таким образом привлеку к себе внимание. Потом я принялась продумывать объяснения того, как проклятая вещь попала в мой багажник. Окажется ли мое имя в полицейских компьютерах, учитывая, что именно я обращалась за помощью, обнаружив тело Годара? Но самое худшее, известно ли им, что гидрия принадлежала покойному, и не подумают ли они, что я украла ее или, избави Господи, столкнула его в подвал, когда он застал меня за кражей?

Я подала свой паспорт трясущимися руками, и, заметив это, охранник приказал мне отъехать в сторонку. Из здания службы появилась свирепого вида женщина и потребовала, чтобы я открыла багажник. Я нажала на кнопку и стала рядом с машиной, пытаясь всем видом своим показать, что мне абсолютно все равно, куда она смотрит. Чудесным образом, через пару секунд, потыкав пальцем в чемодан и даже потянув за покрывало, она захлопнула багажник и дала мне знак отъезжать. Возможно, она решила, что лицо настолько не наделенное вкусом, чтобы покупать покрывало подобного цвета, не способно иметь предмет, достойный нелегального вывоза. Отъехав пару миль по шоссе, я остановилась, и меня вырвало на обочину.