Текст книги "Третий лишний"

Автор книги: Лилия Сорокина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Маруся, Ленька и Юрка сидели в «комнате сказок» – она изображала лесную поляну со всякими там зверушками, каждый на своем пеньке – и о чем-то разговаривали. Первым меня заметил Юрка. Он сказал:

– Вот появилась Красная Шапочка, которую сейчас съест Серый Волк.

Я возразила:

– Я несъедобная.

Маруся, казалось, очень обрадовалась моему появлению. Она сказала приветливо:

– Катя, вот еще один пенек, специально для тебя. Садись и включайся в наши умные разговоры. Между прочим, они меня замучили. – Маруся показала глазами на Леньку и Юрку. – Вместо того, чтобы веселиться, как делают все нормальные люди на Новый год, они пустились в философию.

Я села на пенек и стала включаться. Маруся мне пожаловалась:

– Катя, вот эти шалопаи мне не верят. Они думают, будто я нарочно вырядилась в школьную форму, чтобы поставить всех в неловкое положение. А между тем все вышло случайно, честное слово! Эта идея осенила меня в самую последнюю минуту. Я так ей обрадовалась! Я подумала: уж коли я угрожала вам явиться на бал в костюме, эта идея как нельзя кстати. Мне ведь не положено бросать слова на ветер.

И Маруся выразительно посмотрела на нас. Мы ее поняли. Юрка сказал мечтательно:

– Вот если бы были «Антибросательные на ветер» таблетки, выпил одну – и слово сдержал.

Маруся засмеялась:

– Чего захотели!

Ленька сказал:

– Мария Алексеевна, можно, я перед вами извинюсь еще раз?

– Леня, ради бога, не надо! Я боюсь, что с тобой случится то, что с чеховским чиновником, который нечаянно чихнул на генеральскую лысину.

Мы стали пытать Марусю насчет того, что она теперь о нас думает. Маруся сказала серьезно:

– Что думаю? Что вы бяки и двуличные люди. Когда вы знаете, что на вас смотрят взрослые, от которых вы зависите, ведете себя прилично.

– Короче – мы давим на показуху, да?

– Именно, Ленечка, – сказала Маруся.

– А что, если мы будем давить, давить на нее и совсем раздавим? – предположил Ленька.

– Хорошо бы, – сказала Маруся. – Но чтобы ускорить события, мне нужен пистолет. Леня, стрелять научишь?

– Научу, – сказал Ленька, слегка удивившись; он не понимал, куда клонит Маруся, да и мы тоже были в неведении.

– В кого вы собираетесь стрелять? – спросила я.

– В уцененную старушку. Это наш враг номер один.

– Как не совестно убивать бедную беззащитную бабушку! – сказала Лариска.

Оказывается, она впорхнула к нам, а мы и не заметили – так увлеклись разговором.

– Нет, Лариса, надо. Это как раз тот случай, когда промедление смерти подобно.

– Ой-ей-ей-ей! – запричитала Лариска, – нашли о чем говорить на Новый год!

– А о чем бы ты хотела? – спросил Юрка, залюбовавшись Лариской.

Она была сейчас не просто красивой – потрясающе красивой!

– О любви, Юрочка! – сказала Лариска кокетливо. – Только не со мной! В данный момент я – почтовый голубь! Идем!

И она увела Юрку. Я догадалась, чье задание выполняла Лариска. Клара, наверное, исстрадалась без Юркиного внимания. Лариска вскоре вернулась и подтвердила мою догадку. Она сказала весело:

– Вот и еще одного человека осчастливила.

Ленька сказал мне негромко:

– Пойдем танцевать.

Маруся услышала и сказала:

– Идите сейчас же! А то меня начинает совесть мучить!

И мы вышли с Ленькой в зал.

Глава 10. Каникулы

Нам даже не снилось, что мы придумаем такое. А началось вот как. Ленька сдержал свое слово и пригласил меня на охоту.

– А Маруся? – спросила я.

– Это предварительное мероприятие, – сказал Ленька. – Надо помозговать.

Пошли втроем: Колян, Ленька и я. На лыжах. Погода была великолепная: снегу завались, солнце. Ленька взял с собой своего Кабысдоха – того самого рыжего щенка, который так нас опозорил на школьном вечере.

Ну что, Кабысдох, – сказал Ленька, когда мы порядочно отошли от его дома, – постреляем зайчиков?

Щенок трусливо поджал хвост и заскулил.

– Неужели он понимает, что ты говоришь? – спросила я.

– Конечно, понимает, хоть и дворняга.

Щенок несколько раз пытался повернуть к дому, но Ленька был на страже. Однако случилось так, что Ленька потерял бдительность – ему показалось, будто рябчики рядом.

^: – Тсс! – сказал Ленька.

Мы притаились, задрав головы, глядя во все глаза на деревья, которые каким-то чудом удерживали огромные шапки снега. Щенок использовал этот момент: когда мы оглянулись, его и след простыл.

– Вот прохвост, – сказал Ленька, – мало того, что Кабысдох. Если будут зайцы, самому придется собакой работать.

Тогда я не обратила особого внимания на Ленькины слова, но позже поняла, что значит работать собакой.

В общем, отправились мы дальше втроем. Шли мы долго. Ленька специально повел нас на одну полянку, которая была сделана, наверное, по заказу самого доброго сказочника. Представьте себе длинный пологий склон, покрытый толстой пеленой пухлого снега… Кое-где, в милом беспорядке, разбросаны маленькие елочки – пушистые, как на картинке. Их лапки так бережно придерживают снежное покрывало. А краски! Настоящий праздник красок! Небо, елки, снег – все искрится, переливается. А тени на снегу – с ума сойти!

Прежде чем сказать нам: «Прокатимся», Ленька

спрашивает:

– Узнаете?

Мы с Коляном отрицательно мотаем головами. -

– Ну что за память девичья! Сюда же мы летом за грибами приходили. Ну вспомните, вот береза – наша примета, мы около нее стоим.

И Ленька постучал согнутым пальцем по стволу.

Я мысленно убрала снег, разбросала кое-где траву и сказала:

– А-а-а!

– Бэ-э-э! – передразнил меня Ленька.

И мы помчались.

– Хорошего понемножку, – сказал Ленька, когда мы съехали в лощину.

– Еще хочу! – сказала я.

Но мы не стали подниматься по проложенной лыжне. Из лощины в противоположную сторону от нашей поляны шел тоже приличный склон. Мы взобрались на него, полюбовались нашей поляной с противоположной стороны. И еще раз насладились быстрой ездой.

– А теперь баста! – строго сказал Ленька, – Пошли на рябчиков.

По дороге нам попалась рябина. Кусты невысокие и совсем без снега – они стоят на юру, ветер сдул, должно быть. Зато красные гроздья рябины упакованы в прозрачный лед, как в слюдяной пакет. Мы полакомились хрусткими сладко-горькими ягодами.

– Сразу двух зайцев убили, – сказал Колян, – и напились и наелись.

– Ты про зайцев мне не говори – я нервный, – сказал Ленька.

Мы засмеялись.

– Тсс!

На этот раз рябчики действительно порхали рядом. Мы уселись прямо в снег. Мальчишки проверили ружья, привели их в боевую готовность. Ленька достал манок и стал приманивать. Получалось так похоже, будто рябчик зовет рябчика. Порханье усилилось. С ветки на ветку, все ближе к нам. Нам не видно, но слышно.

Мне стало как-то не по себе. Я сначала не могла понять, в чем дело. Да мне их жалко, этих рябчиков. Они такие доверчивые, дурачки…

– Зачем же они летят сюда? – глупо, совсем некстати спросила я.

И тут Ленька выстрелил. Я не ожидала этого и, кажется, заорала. Слава богу, он ничего не убил.

На этом месте сидеть дальше бессмысленно – рябчика больше не обманешь, теперь он стреляный воробей, и мы двинулись дальше.

Ленька сердито молчал. Я понимала – он злится на меня. Но вскоре настроение у него поднялось – он увидел заячьи следы. Мы-то с Коляном ворон ловили!

– Стойте на месте, а я посмотрю маленько, куда косой поскакал.

Он довольно долго ходил, смотрел, соображал. Наконец вынес решение:

– Катя и ты, Колян, спрячьтесь вон за те кусты, а я побегу по кругу, он где-то притаился здесь, недалеко. Ну, погоди, косой! Колян, не промажь – убью!

Я сначала не поняла, что задумал Ленька.

– Будет работать Кабысдохом.

Он им работал на совесть. Сделал три круга, каждый все уже и уже. По идее он должен был выгнать зайца на нас. Но косой как сквозь землю провалился. И мы еле остановили Леньку. Он был весь в мыле и еще немножко побегал вокруг нас, прежде чем остановиться совсем. В общем, с охоты мы возвращались ни с чем, если не считать той красотищи, которой мы насладились вдоволь. И еще у нас родилась идея.

– Вот если бы махнуть куда-нибудь подальше, – вслух подумал Ленька.

– Уехать? – спросила я.

– Да, – сказал Ленька, – дней на пять.

– Это идея, – сказала я. – И сразу вспомнила про своего папу – вот кто нам поможет с самолетом!

Но папа вызвался помочь не только с самолетом. Он выбрал место, куда лететь – на Север, в оленеводческий совхоз, где живет и работает наш давнишний знакомый и даже друг Николай Емельянович Золотов. Он всегда зовет нас в гости, и мы были у него прошлым летом.

Это была мысль! Ведь в совхозе живут нивхи – коренные сахалинцы. Вот это подарочек будет Марусе – она наверняка о них и не слыхивала!

– Чтобы вы не свалились как снег на голову, надо дать телеграмму, – сказал папа.

– Само собой, – сказала я.

Но все оказалось гораздо сложнее, чем мы думали. Как только мы посвятили маму в наши планы, она прямо ахнула. Она сказала:

– Ни за что.

– Почему?

– Это не реально.

Дальше мама распространяться не стала. Не реально – и точка, хоть умри. Как только это мама сказала, наша великолепная идея, словно магнит железные опилки, собрала вокруг себя десятки, сотни препятствий. Они прямо облепили нашу идею и ни за что не хотели отдираться. Еще бы чуть – и идея благополучно скончалась, не будь на свете моего папы, вернее, его большого желания помочь нам. Папа спросил:

– Ты боишься за Катю?

– Да, – сказала мама.

– Но с ними будет Маруся. Ты ей веришь?

– Доверяю, но…

– Думаешь, других детей не отпустят?

– Думаю…

– Думать – всегда полезно.

– Уверена! – сказала мама сердито.

Она закипала. В таком состоянии она и пошла в наступление:

– Предположим, я доверяю Марии Алексеевне, предположим, других детей отпустят. На каком самолете они полетят? На грузовом? Как селедка в ящиках?

– Если хочешь – в бочках!

Я видела, как смешно стало маме, но она ни за что не хотела смеяться. Она просто вышла из комнаты, громко хлопнула дверью.

Папа радостно потер руки и сказал:

– Чуешь, Катя, победа – за нами!

Но мне совсем не было весело. Я сказала:

– Если и у других такие баталии будут дома, ничего хорошего не выйдет.

У других тоже были, но полегче. Правда, некоторых вообще не пустили – например, Клару, Бедную Лизу, Коляна; Серега Непомнящий заболел, Маленький Рац отказался из-за очередного сногсшибательного транзистора, который пока еще сидел у него в голове в виде бесформенной идеи. Юрка сказал мне, что без папы не поедет.

– Ну и пожалуйста, на здоровье, а мы – ту-ту! – сказал Ленька.

Но в последний момент Юрка все-таки изменил свое решение и присоединился к нам.

Маруся, как мы и предполагали, была в диком восторге от нашей идеи. Наконец охи и ахи кончились, и мы пятеро смелых: я, Лариска, Ленька, Юрка и Маруся, – уселись в грузовой самолет, мои родители помахали нам ручкой, и мы оторвались от земли.

Юрка окрестил наше путешествие новой эрой школьных каникул. И он не ошибся. Новая эра началась сразу, в самолете.

Ленька спросил:

– Катя, ты веришь, что мы летим?

– Нет, – сказала я, – А ты?

– Я тоже.

Оказалось, что никто не верит, даже Маруся.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – сказала она. – Честно говоря, я очень боялась еще одной закавыки.

– Какой? – спросили мы.

– Денежной. Ведь мы, как полагается порядочным взрослым детям, не заработали на эту туристическую поездку, так что грузовой самолет – великое благо.

Тут «благо» ухнуло в воздушную яму, и мы все полетели в тартарары – съехали со своих скамеек, которые стояли вдоль салона, на рюкзаки. Даже ящики, накрытые брезентом, зашевелились. Тут начался такой хохот, такой гвалт!

Первой вскочила Лариска и стала тянуть свой рюкзак к себе.

– Вот собственница, – сказал Ленька, – пусть валяется вместе со всеми.

– Вот и не пусть! Вот и не пусть! – она так сердито говорила это, что мы перестали смеяться.

– Лариса, – сказал Юрка, – можно подумать, у тебя там хрупкие предметы.

– Ты прав, Юрочка, как всегда, – сказала Лариска. – Мало того – там сюрприз. Ты можешь просидеть с честно закрытыми глазами пять… нет – десять минут?

– Могу, наверное.

– Потом увидишь, когда откроешь глаза.

Лариска уселась на свое место, бережно положила на колени рюкзак и обратилась ко всем торжественно.

– Прошу всех закрыть глаза на десять минут. Прошу вопросов не задавать.

– В общем, есть такая детская игра: закрой глаза, открой рот, – сказал Ленька.

Все засмеялись, но глаза закрыли.

– Только не засните, – предупредила Лариска, – я скоро управлюсь.

Специально сидеть с закрытыми глазами оказалось делом нелегким – их все время хотелось открыть, мы чувствовали, что Лариска развернула бурную деятельность: чем-то гремела, что-то перекладывала, ойкала, бормотала.

Но тут Маруся отвлекла наше внимание:

– Катя, просвети нас, к кому мы едем. Мы и поговорить толком не успели – все времени не было. А сейчас как раз есть. Только чур, глаза не открывать, а то ты увлечешься!

– Я даже не знаю, с чего начать.

– С начала, – подсказал мне Ленька.

– А в сказочной форме можно?

– Можно.

Жил-был, сказала я, на свете один человек. И был у него прадедушка. Однажды чем-то здорово разозлил прадедушку (а жил он, как вы догадались, в царское время) староста. Так вот, этот прадедушка заманил старосту в лес и там с ним расправился, за что прадедушку сослали на Сахалин. Тут ему приказали жениться на хорошенькой каторжаночке (да, такие тогда были порядки!), они срубили избу, появились дети, а среди них – папа Николая Емельяновича Золотова, к кому мы летим.

– Подожди, Катя, не понял, – перебил меня Юрка, – кто же все-таки сначала был у твоего знакомого – папа или прадедушка?

– Папа, – пояснила я.

– А как же прадедушка? Он после папы? – ввязался в разговор Ленька.

– А к кому мы летим – к папе или сыну? – вставила словечко Лариска.

– Да ну вас, – сказала я, – Мария Алексеевна, что они перебивают?

Ответа не последовало, зато я услышала какие-то всхлипывающие звуки.

– Мария Алексеевна, вы плачете? Вам жалко прадедушку?

Маруся сказала:

– Прадедушку само собой. Но я для себя извлекла полезный урок: всякий рассказ надо начинать с истории – это всегда интересно.

Я было хотела обидеться, но не смогла, потому что мне надо было рассказать много-много интересного. Например, о прошлогоднем лете, которое мы провели всей семьей у Николая Емельяновича, вернее не все лето, а неделю. Но там было столько всего, что одна неделя вполне могла сойти за лето. Во-первых, там было столько комарья! От нас осталось по одной второй – это уж точно! И мы спасались от него только на берегу океана… Это звучит, правда, на берегу океана?.. Он был всегда рябой и синий, потому что ветер не утихал ни на минуту и солнца было много. От сильного ветра песчаные дюны (это не громкое слово – на самом деле!) тоже были рябыми, волнообразными. А на их вершинах (самое интересное!) – растет приземистый шиповник – это тоже результат сильного и постоянного ветра. Но зато каждая ягодка – с хорошее яблоко! Я такого шиповника никогда не видела.

– И мы не увидим… – грустно сказал Ленька.

– Это почему? – запальчиво спросила я.

– Зима… – ответил за Леньку Юрка.

– Ах, да… Зима. Я совсем забыла, – сказала я.

– Ну, хватит, можно открыть глаза, – сказала Лариска.

А мы и забыли, что сидим с закрытыми!

То, что мы увидели, превзошло все наши ожидания. Собственно, никто ничего подобного и не ожидал. Перед нами стояла самая натуральная стюардесса. В руках у нее был поднос, на котором дымились маленькие пластмассовые чашечки с кофе, а рядом лежало пять бутербродов с красной икрой (как потом выяснилось, Лариска стянула весь материнский запас). Будто перекатывая во рту горячую картошку, Лариска сказала:

– Дамы и господа! Прошу внимания! Наш самолет следует рейсом Южно-Сахалинск – Оха на высоте четыре тысячи метров. На борту самолета взрослые дети, которые захотели романтично провести школьные каникулы. В связи с этим самолет, не долетая Охи, берет курс на экзотику – это несколько восточнее. За бортом температура минус…

Мы не дали договорить Лариске – мы устроили ей бурные аплодисменты. Она была одета, как картинка. Синий, новый, с иголочки костюм, какие носят стюардессы, только без золотых птичек, и очень нарядная белая кофточка, лаковые туфли на каблуках. Мы рядом с ней выглядели, должно быть, настоящими чучелами в своих валенках-варежках, с поднятыми воротниками. Кое у кого покраснел нос – самолет был без признаков комфорта. Так что горячий кофе из Ларискиного термоса пришелся как нельзя кстати. Расправившись с бутербродами, мы заставили Лариску одеться. Она сначала не хотела, но мы настояли.

На этот раз у всех на глазах Лариска снова превратилась в обыкновенную восьмиклашку, и нос у нее тоже вдруг покраснел.

– По-моему, Лариса прирожденная стюардесса, – сказала Маруся. – Молодец! Честно говоря, никогда бы не подумала, что ты такая.

– Я же знаю, как вы все обо мне думаете…

Маруся хотела ей возразить, но наш самолет ударился обо что-то твердое, подпрыгнул, потом еще раз ударился. Оказывается, мы приземлились. Ура! Летчик открыл дверцу, приглашая нас вывалиться, что мы и сделали.

Там, куда прилетели, было ровное поле, сбоку которого стоял маленький деревянный домик, похожий на курятник. Но это была аэроизбушка – на ее крыше трепыхался конусообразный полосатый рукав. Солнце нестерпимо слепило глаза. Если бы не снег и крепкий мороз, можно было подумать, что мы прилетели не на Север, а в Сахару.

Договорившись с летчиком, что он заберет нас через три дня в это же самое время, мы побежали к избушке. Нас почему-то никто не встречал. Но на полпути мы услышали собачий лай и странное покрикивание. Прямо глазам своим не поверили – к нам подкатила настоящая собачья упряжка.

С передних саней спрыгнул маленький крепкий человек в медвежьей шубе, которая делала его еще меньше и круглее. И глазки у него были маленькие, как у медвежонка, только синие-синие, и так шли к его яркому румяному лицу.

– Привет Микиткам! – крикнул он нам.

А потом ни с того ни с сего стал вдруг всех легонько тузить, приговаривая:

– А, замерз, цивилизованный народ! Бить вас некому! В такой мороз! Ай да Микитки! Ай да молодцы! Замерзли? Грейтесь!

Всех нас он повалял в снег, и Марусю тоже. Только Ленька дал ему сдачи, будто шутя, но Николай Емельянович тут же отметил:

– Паря никак охотник?

– Есть маленько, – сказал Ленька.

– Медведей видел?

– Нет.

– Увидишь.

Когда мы отряхнулись от снега, Николай Емельянович первый раз, казалось, внимательно на нас посмотрел.

– Где же ваши наставники? Неужели одни?

– Нет, нет! – заорали мы, – с нами Маруся, Мария Алексеевна. Вот она!

Тут Маруся сделала шаг вперед:

– Вы – Николай Емельянович?! Я про вас все-все знаю.

– Вот это да! Молодец, Маруся! Извините, Мария Алексеевна. Не узнал вас – все вы в валенках одинаковые. Но я обещаю подарить вам торбаса, и тогда вас никто не спутает с ученицей. А тебе, Катюша, выговор за то, что не проинформировала. А теперь поднимите руку, кто ездил на собаках. Что-то не вижу. Ага, никто. Тогда садитесь, только умеючи. – И он объяснил нам, как надо садиться.

Наконец-то собачки тронулись. Что за удовольствие! Ведь на санках-то всегда приятно кататься. А тут еще и особый случай: любишь кататься, а саночки возить не надо!

До поселка было довольно далеко. Мы было совсем закоченели. Показалась первая изба.

– Вот моя деревня, вот мой дом родной! – крикнул Николай Емельянович, притормозил упряжку чуть ли не у самого крыльца.

Мы огляделись. Домик по самые окна занесен снегом.

Из трубы дым валит. Эх, сейчас погреемся! Вокруг – сплошные деревья. Такое впечатление, что мы в лесу.

– Мы не только в лесу, – пояснил хозяин. – Сразу за домом начинается тайга.

– А где же поселок? – спросила Маруся.

– Поселок чуть дальше. Да вы заходите в хату, экскурсию потом проведем.

– Как мы вас стесним! – сказала Маруся извиняющимся голосом.

– Ничего-ничего, мы привыкли: ко мне на охоту частенько приезжают из Александровска – здесь ведь не очень далеко.

Я вручила золотовским детям подарки, передала приветы от родителей. Тем временем жена Николая Емельяновича накрыла на стол, и мы тоже сели обедать – честно говоря, проголодались ужасно. Конечно, коронным блюдом была оленина – и мороженая и жареная. Мороженую величали строганиной.

Насытившись, мы вспомнили о своих запасах – все вывалили на стол. Хозяева ахнули: получилось килограммов пять колбасы, много-много консервов, конфет, сухарей и даже хлеба.

– Можно подумать, вы собрались на зимовку куда-нибудь на Северный полюс, – сказал Николай Емельянович.

– А это Южный, что ли? – сострила я.

– Давайте составим программу действий, – предложил Николай Емельянович, – Что бы вы хотели посмотреть?

– Хотя бы одним глазком – нивха. И эти, как их там… – Лариска сделала думающее лицо.

– Ну эти… – она очертила в воздухе большой треугольник, а на вершине завязала бантик.

– Юрты, что ли? – догадался Николай Емельянович.

– Они самые, да, да, – обрадованно сказала Лариска. – Внутри костер горит, а кругом шкуры, шкуры…

Золотов подхватил ее тон.

– А мы куры, куры! Газеты надо читать! – Золотов рассмеялся, подтолкнул легонько Лариску, подмигнул ей. – Только чур не обижаться, ладно? Дело в том, что все нивхи давным-давно живут в обыкновенных домах – вот в каком мы с вами. Топят печки, дым в трубу валит.

– Фи, – сказала Лариска. – Как неинтересно.

– В гости пойдешь – селектой угостят, – сказал Николай Емельянович, и глаза у него сделались хитрыми-хитрыми.

– А что такое селекта? – спросила Маруся.

– Селекта… Это, братцы мои, вещь. Только есть ее надо умеючи. Кто не умеет – даже и не беритесь.

– Кто умеет ее есть – подымите руки, – сказал Юрка.

– Нет, ты сначала скажи, что это – рыба, мясо, сало?

– Оленьи кишки, сваренные особым способом, – сказал Николай Емельянович.

– Бр-р! – Лариска потрясла головой, будто отряхивала снег.

– Значит, не хотите? – спросил Николай Емельянович. – А жаль – очень вкусно. Тогда я ухожу на работу, до вечера. Кто хочет на лыжах – у нас три пары. Только далеко не забредать.

И он ушел. Но нам почему-то не захотелось вылезать на улицу: мороз крепчал, а в доме тепло, печка пылает вовсю – в нее то и дело подбрасывают дрова, они щелкают, стреляют и так хорошо пахнут. В большой комнате лежат две медвежьи шкуры. Так хочется на них поваляться…

Хозяйка угадала наше желание. Она сказала:

– Да вы прилягте на шкуры – ведь с дороги, устали.

С Лариской мы проспали до утра прямо одетыми. Пока мы спали, Ленька, Маруся и Юрка шастали на лыжах.

– Мы были на берегу хваленого океана! – сказал Юрка.

– Никуда он не уйдет, этот ваш океан, мы еще его увидим, – сказала Лариска.

Но в ту сторону мы так и не выбрались. Зато Николай Емельянович повел нас в поселок к самому главному охотнику.

Хозяева нас уже ждали. Когда Маруся входила в дом, она, конечно, не подозревала, что встретит свою тезку – очень странную, не похожую ни на одну Марусю в мире. Не успели мы поздороваться с Главным Охотником, женой нивха и их многочисленными детьми, как увидели двух медвежат. Одного звали Маша, другого – Саша. Сейчас у них был обед, и они сосали молочко ну точь-в-точь как маленькие дети, из бутылок с сосками. Мы, конечно, заохали, засюсюкали, присели на корточки и стали рассматривать.

– А я думала, что медведи лапу сосут, – сказала я.

– Однако нет, – возразил Главный Охотник, – все это сказки – про лапу; сколько брали медведей прямо из берлоги, лапы всегда сухие.

– Откуда они у вас взялись? – спросила Маруся.

– Должно быть, медведицу подстрелили, – сказал Ленька.

– Охотник правильно объясняет, – подтвердил Николай Емельянович. – Видно, они только-только родились, когда погибла их мамаша, верно, паря?

– Верно, верно, – закивал головой хозяин, – По кулаку были, слепые, как котята. Интересно: медведица огромная, а детей родит совсем-совсем маленьких.

Потом, когда медвежата насытились, мы стали с ними забавляться и такую кучу малу устроили, что нас с трудом утихомирили. Хозяин так смеялся, что его глаза превратились в черточки.

– Так нельзя, однако, зверя замучаете, – сказал он сквозь смех.

А маленькие нивхи стали рассказывать нам о проказах медвежат, как они скатерть со стола сдернули, а там стояли новенькие чайные чашечки. Как на шкаф лазят – видно, воображают, что это дерево в лесу. Им угол отгородили фанерой, так они терпели этот плен ровно день, а потом разнесли несчастную фанеру в щепки.

– До весны потерпим, а там в лес, – сказал хозяин.

– Ой, как жалко! Подарите нам одного, – взмолилась Лариска.

– Что будешь с ним делать? – спросил хозяин.

– Ну… ну… например…

– Когда будем подводить итоги соревнования с восьмым «а», возьмем его с собой. Вот уж тогда мы точно победим, – сказал Юрка, выручив Лариску.

Все засмеялись.

Нас еле-еле усадили за стол – просто невозможно было оторваться от медвежат, так и хотелось потискать эти пушистые колобки.

Вот такие выдались у нас каникулы!

Зима еще держится, а в классе полно солнца – такой веселый сегодня выдался денек. Зайчики так и прыгают по нашим лицам, шастают по книжкам-тетрадкам, которые мы разложили на партах. От всего этого у нас хорошее настроение. А еще потому, что к нам должна прийти Маруся. Мы любим Марусины уроки и всегда ждем их с нетерпением, потому что она приводит с собой живого Митрофанушку и Чацкого, Евгения Онегина и Татьяну. При этом она говорит:

– Попробуйте понять их через себя – они вас затронут и понравятся, честное слово!

Сегодня у нас сочинение. Ну что ж! Мы, как всегда, во всеоружии. Перемигиваюсь с Ленькой и Лариской. Получаю в ответ то же самое. Это значит, все в порядке. Я могла бы перемигнуться со всем классом и получила бы в ответ то же самое. Но это долго. Я и так знаю, что все в порядке. В нашем заговоре не участвует, пожалуй, один человек – Юрка Дорофеев. Но он же белая ворона, причем положительная.

Маруся входит, как всегда, стремительно. Здороваемся. Она кладет свои пожитки на стол, внимательно на нас смотрит – изучает, хочет увидеть вглубь и даже дальше – кто там запасся шпаргалками. Но у нас святые, ангельские лица. Мы приветливы, ждем от нее какой-нибудь шуточки. Но Маруся строго говорит:

– Все учебники по литературе – на мой стол!

Это значит, чтоб мы не списывали. Пожалуйста! Кто бы возражал, только не мы. Вскоре на столе вырастает целая гора учебников.

Маруся уже не говорит нам обычное, чтобы мы выражали свои мысли своими словами. Это она нам твердит с самого начала года – срок довольно солидный. Но мы не внемлем. Как известно, на свои мысли большой спрос, поэтому их нам не хватает. А раз так, зачем убиваться без толку, не лучше ли списать?

Но Маруся объявила нам борьбу ну прямо не на жизнь, особенно после новогодних событий. Придет на сочинение, и ходит по классу, ходит, смотрит во все глаза, шпаргалки отбирает, двойки ставит, хотя прекрасно знает, что мы-то должны быть лучшими в школе. Странные, непонятные действия в собственном классе. Другое дело в восьмом «а», там пожалуйста.

В общем, нас это заело. Неужели, думали мы, нельзя перехитрить Марусю? И мы ее перехитрили. Недаром же у нас есть Маленький Рад. Вот он и внес рацпредложение: заготовить дома сочинение на приблизительную тему и спрятать в парте, а на уроке с умным видом будто бы писать сочинение. А когда прозвенит звонок, подменить одну тетрадку другой.

Темы нам, конечно, заранее не объявлялись, но если имеешь голову, догадаешься. Проходим мы, к примеру, бессмертный роман Пушкина «Евгений Онегин». Чего там только нет: и поместное дворянство, и высший свет – одним словом, энциклопедия русской жизни, как утверждают Белинский с Марусей. Энциклопедия так энциклопедия – им виднее. Но разве может обойтись классное сочинение без этого несчастного типа Евгения Онегина, который был «лишним человеком» и не любил Татьяну до тех пор, пока та не вышла замуж за другого! Вот уж действительно третий – лишний! Даю голову наотрез, что ни одно сочинение не обойдется без «лишнего человека». А раз так – напиши заранее дома, дай хорошему ученику проверить ошибки.

Маруся долго недоумевала, как это мы умудрялись с точностью до запятых заучивать статьи из учебника по литературе.

– Что стало с вашей памятью, – спрашивала Маруся. – Она, как фотоаппарат «Зоркий».

Мы загадочно улыбались. Но Маруся была не тот человек, который останавливается перед трудностями. Она поставила на нас всего лишь один опыт, и мы попались.

После того, как Маруся собрала учебники, она сказала:

– Достаньте тетради для сочинений и раскройте их.

Мы достали и раскрыли. Тогда Маруся взяла обыкновенную авторучку, которая была заправлена, оказывается, красными чернилами, прошлась по рядам и расписалась на каждом листе. У каждого получилось по шесть раз «кис-кис-кис» (фамилия ее Киселева).

Это был удар ниже пояса, игра в одни ворота и еще что там – не знаю, потому что мы не могли теперь сидеть так просто с умным видом – надо было писать по-настоящему именно в этих тетрадях! А у каждого в парте лежало по образу «лишнего человека»… Теперь уж действительно лишнего, так мы не могли его сдать без Марусиной подписи.

Класс слегка заволновался. Мы переглянулись с Лариской. Вид у нее был довольно испуганный. У меня, наверное, тоже.

Маруся не могла не заметить волнение. Она спросила:

– В чем дело? Я что-нибудь не так делаю?

Ответом ей было молчание. В общем, народ безмолвствовал, хотя его казнили самым настоящим образом.

Что было делать? Я честно переписала с доски тему сочинения и первый раз по-настоящему задумалась.

Думала я, думала и вдруг почувствовала прилив безграничной нежности к этому несчастному типичному представителю. Эх ты, белая кость, думала я об Онегине. Ах ты, дурачок! До чего же ты лишний!.. И я стала пропускать через себя его образ. Надо сказать, это довольно увлекательное занятие, и мысли откуда-то свои берутся.

Другие тоже скрипели перьями. Другие, но не Ленька. Он решил бороться с Марусей до победного конца. И знаете как? Он расковырял свой палец и вывел своей собственной кровью «кис-кис-кис», ну точь-в-точь как Маруся! Красными чернилами. Но глазастая Маруся все это увидела. Она, наверное, очень испугалась, потому что закричала страшным голосом:

– Рыбин! Сейчас же прекрати кровопролитие!

– А двойку не поставите? – спросил Ленька нахально, но палец все-таки замотал носовым платком. Его друг Колян Митракович, который был помешан на истории и прошел ее всю самостоятельно даже за десятый класс, тотчас дал Леньке новую кличку Леонид Кровавый.

Наши сочинения Маруся проверила через неделю. Все это время мы думали-гадали, поставит она Леньке двойку или нет. Дела у нас обстояли неважно. Неужели его Маруся не пожалеет?

Наши сочинения аккуратной стопкой лежат на столе. Вот сейчас Маруся скажет: «Я было совсем уснула над вашими сочинениями, да вот спасибо Юре Дорофееву…»

Или что-нибудь в этом роде. Я люблю слушать Марусин обзор – она весело его делает, всегда читает всякие перлы, которые мы выдаем.