Текст книги "Третий лишний"

Автор книги: Лилия Сорокина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– Есть желающие сказать?

Мы молчали, потому что не знали, о чем говорить, а закругляться бы надо быстрее – Ленька с Витькой дразнят нас под окнами. Всех выручил Юрка Дорофеев. Он сказал:

– В общем-то мы комсоргом довольны, но я предлагаю Катю Бубликову.

Я прямо рот раскрыла – за какие такие заслуги?

Все обрадованно заорали, затопали ногами.

– Бубликову! Бубликову!

Лида с парнем кое-как нас угомонили. Лида спросила:

– Почему ты ее рекомендуешь?

– Как почему? Бубликова – свой парень. Хороший товарищ. Этого разве мало?

– Нет, почему же. Давайте голосовать.

И все проголосовали дружно и облегченно. Так я стала комсоргом. Тут главное, кто быстрее выкрикнет. А Юрка и спешить не стал. Он сразу убил двух зайцев – и прежнего комсорга похвалил, и предложение внес. В общем, в волейбол я пошла играть в новой должности.

Дома меня поздравили. В общем-то мне было приятно мое новое положение, потому что до сих пор я ходила только в рядовых. Мама сказала:

– Придумайте, Катюша, какое-нибудь хорошее большое дело и занимайтесь им. Тогда будет видна ваша работа.

– Например? – спросила я.

– Например, изучение родного края. Туризмом-то заниматься любите, делайте походы с нагрузкой.

Это предложение ребята приняли хорошо, но дальше рыбалок дело не пошло. А потом все как-то было некогда, разные ЧП, только успевали расхлебывать. Короче говоря, пролетела первая четверть, а сделано ноль.

И вот сегодня, в безобидный и милый четверг, мы снова отличились, особенно я. Сердце у меня заныло от недоброго предчувствия. Перед последним уроком к нам зашла Маруся с постным выражением лица – она, конечно, была уже в курсе. Учителя, небось, уж успели ей нажаловаться. Она сказала мне:

– Комсорг, оставляй класс – будет собрание.

Мы сидели притихшие и виноватые. Ждали Марусю. Юрка стоял у доски и что-то писал. Сначала на это никто не обращал внимания. Юрка все не уходил от доски, уж и Маруся пришла. Она первая прочитала то, что накропал Юрка, и сказала в пространство:

– Юмор – вещь хорошая, но сегодня он вряд ли вам поможет.

Юрка, довольный, пошел на место, а мы прочитали вот что:

«1. Что знает 8 „б“:

а) четыре действия арифметики: скольжение, причитание, умиление, изнеможение,

б) драмматику и Мексику,

в) грязнописание.

2. Чего не знает 8 „б“:

а) мать-и-мачеху (десять двоек),

б) анатомию и физиономию (три двойки),

в) триконаметрню (не изучали),

г) в мимическом кабинете мимические опыты (одна пара).

3. Что любит 8 „б“:

Получать классическое образование (играть друг с другом в классики) в универмагах.

4. Страдания 8 „б“:

„Чтение – вот лучшее мучение“.»

Прочитав все это, мы снова развеселились. Молодец, Юрка, честное слово! Надо же такое придумать! Когда он уселся рядом со мной, я сказала ему:

– Юрка, ты – гений!

Но он пресек мои восторги и заставил покраснеть:

– Бубликова, ты меня удивляешь. Классиков-то надо знать. Верно я говорю?

Последнее было сказано не мне, а новой девочке-москвичке, которая приехала к нам в сентябре. Она сидела сзади нас. Клара Радюшкина – так ее звали – заступилась за меня:

– Ну уж нашел классику! Льюис Кэрролл на любителя. Я чуть не свихнулась, когда читала. Ох и фантазия, скажу я вам! Правильно, Катя, что не читала. И не надо.

Тут я вспомнила:

– Как же я забыла! Это же «Алиса в Стране Чудес»!

Юрка сейчас же охладил мои восторги:

– Ранний склероз! Поздравляю.

И они с этой Кларой так противно захихикали. У Юрки при этом была такая самодовольная рожа. Мне прямо двинуть по ней захотелось. Пижон несчастный! Ну, ладно, думала я, я что-нибудь такое прочитаю, что тебе и не снилось, Юрочка, и посажу тебя в лужу по-настоящему.

Эх, если бы я знала, что главная неприятность впереди, я бы так не кипятилась…

Маруся между тем прекратила все наши смешки и шушуканья.

– Сегодня, – сказала она, – вы побили все рекорды – получили одиннадцать двоек. И я предлагаю провести открытое комсомольское собрание.

Ленька с Витькой тотчас вскочили и ринулись было из класса, но Маруся их остановила:

– Я сказала – открытое собрание, так что можете оставаться, и даже обязательно.

Мальчишки сели с кислыми физиономиями – они тоже были в числе одиннадцати. Маруся продолжала:

– Мы должны выяснить отношения и разобраться в конце концов, кто мы – круглые дураки или безнадежные лентяи.

Я не поверила своим ушам. Неужели это говорит Маруся? Мы никогда не слышали от нее ничего подобного.

– Да мне в учительскую зайти нельзя. Только и слышно: восьмой «б» да восьмой «б»…

И мы стали выяснять отношения. Вот тут-то и обнаружилось наше самое уязвимое место – комсомольской работы-то никакой. Все порядочные классы соревнуются друг с другом.

– А мы вызвали восьмой «а» на соревнование?

– Нет… Они не вызываются никак.

– Дальше распрекрасных планов не идем! Где фотомонтаж «Без дураков»?

– Дураки есть, фотомонтажа нет…

– Вот именно!

– Вы слышали хотя бы такие слова – «комсомольское поручение»?

– Слышали!

– Поднимите-ка руку, кто имеет поручение.

Леса рук не было. Равнина, степь, даже без кустика.

– Не поднимаете… А между тем у вас есть Поручения, и мы вам их конкретно раздали на единственном комсомольском собрании, которое было в этом году.

И Маруся стала перечислять наизусть:

– «Экран успеваемости» – раз, фотомонтаж – два, сатирическая газета – три, шефство над пионерами – четыре, лекторская группа – пять. Я бы могла продолжить, да что толку.

Мы сидели, как пришибленные. Особенно я, потому что все камни в мой огород.

Но это еще не все. Меня погубил Марусин вопрос:

– Вам что, комсорг не нравится?

Ужасные минуты. Маленький Рац бросился меня защищать:

– При чем тут комсорг, если мы ни с места?

– Но комсорг должен реагировать, бить тревогу. А где тревога?

Тут Лариска взорвалась:

– Ой-ой, кто бы говорил про двойки, только не ты, Серега, несчастных Двадцать Копеек!

– Мне можно, я не комсорг.

Маруся прекратила этот базар. Она спросила:

– Что будем делать?

– Переизбирать!

Я не поверила своим ушам.

Юрка тронул меня за руку, сказал:

– Хочешь, внесу предложение?

И тут же встал, не дожидаясь моего ответа.

– У меня есть предложение, – сказал он. – Выбрать новую девочку – Клару Радюшкину. Мне кажется, у нее твердый характер, есть фантазия и желание работать.

Я не знаю, как я посмотрела на Юрку, но он слегка смутился, сказал доверительно:

– Брось, Катя, зачем тебе это нужно?

И меня переизбрали с такой же легкостью, с какой выбрали.

Глава 6. Козни уцененной старушки

Новоиспеченный комсорг вступил в свои права дня через три. Все это время я ждала решительных действий со стороны Клары и с тайной надеждой думала, что у нее ничего не выйдет так же, как у меня. И вот когда ее станут переизбирать, тогда, возможно, вспомнят обо мне. Хороший, скажут, был человек – Катя Бубликова…

Наконец, на третий день после рокового собрания, Клара сказала:

– Сегодня будем вызывать на соревнование восьмой «а». Предлагаю пойти всем. Кто против?

Маленький Рац тотчас выдвинул рацпредложение. Рац сказал:

– Предлагаю выбрать делегатов.

Но мы зарубили его предложение. У нас давнишняя «любовь» с восьмым «а», и мы боялись, что делегаты не справятся. Маруся, которая при этом присутствовала, спросила:

– А меня возьмете?

– Ну, конечно, – сказали мы, – даже обязательно. Для моральной поддержки, и прочее.

– У меня еще есть предложение, – сказала Клара и почему-то покраснела. – С нашими обязательствами познакомиться вместе с восьмым «а».

Мы с Лариской переглянулись и подмигнули друг другу (нас рассадили с ней еще в начале года, потому что мы трещали все уроки, но наши парты были рядышком – нас разделял всего лишь узкий проход между рядами). Наше подмигивание означало одно: посмотрим-посмотрим…

Конечно, ее предложение было против правил: обязательства-то мы должны были обсудить, но на это почему-то никто не обратил внимания, даже Маруся. Видимо, они договорились.

После уроков мы сразу завалились в 8 «а». Хозяева встретили нас улюлюканьем. Мало того, нас сначала вообще не хотели пускать. В дверях «ашники» устроили заслон. Начали было вести переговоры, это нас чуть и не погубило.

– Вы что, спятили? – спросили мы.

– Да, – ответили они. – Убирайтесь.

– Знаете, зачем мы пришли?

– Нет и не хотим, – отвечал заслон, да так дружно, словно на генеральной репетиции. После каждого ответа в классе поднимался гам.

– Неохота связываться, – сказал Серега Непомнящий, – пересчитать бы носы.

– Где ваш комсорг – мы же договорились? – прокричала Клара, но ее крик оказался не толще комариного писка.

Где же Маруся? Она куда-то пропала, а без нее нам не прорваться. Их классного руководителя тоже не было видно.

Что было мочи мы крикнули:

– Где комсорг?

И я орала, и Лариска – мы уже забыли про скептическое «посмотрим».

Нам почему-то непременно понадобилось выяснить именно это, будто комсорг мог помочь.

Страсти накалялись. Ленька призывал всех идти на таран, и мы уже сбычили головы, целясь в животы противника. Но тут, к счастью, появилась Маруся, и кровопролитие не состоялось.

Маруся уперла руки в бока и довольно долго смотрела на заслон: говорить было бесполезно – в классе все еще продолжались половецкие пляски…

Заслон нехотя рассыпался: они все-таки вспомнили – правда, с трудом, – что Маруся и у них преподает литературу.

Мы вошли в восьмой «а» во главе с Марусей. Минут пять мы не могли сесть за парты – нас спихивали. Но и здесь мы укрепили свои позиции. Противник уже не наступал, а слегка оборонялся:

– Ну чего вы пришли?

– На соревнование вызвать.

– Да ну вас, нам и так хорошо.

– Вам-то хорошо, а мы не можем жить так себе, куда кривая выведет. Нам нужно брать высоты, преодолевать препятствия, по-ударному грызть гранит наук.

Эту речь, конечно, закатил Юрка, а Клара добавила:

– Вы что, газет не читаете, что ли? Сейчас вся страна соревнуется.

На это «ашники» ответили:

– Смотрите – какие хорошие! Вот и преодолевайте, берите, грызите! Только без нас!

– Но нам надо знать, кто кого перепреодолеет, переберет, перегрызет.

Это им понравилось.

– В чем дело, почему они нас приняли в штыки? Я же договорилась с комсоргом, – тихонько спросила у меня Клара.

– Ладно, потом, – сказала я, – вон Маруся по столу стучит.

Клара, наверное, забыла или не прочитала в школьной газете раздел «Шутки в сторону». Там была приклеена вырезка из областной молодежной газеты – фельетон «Уцененная старушка». В ней ловко разделали одну городскую школу. Восьмой класс, и тоже «а», сдуру обратился в редакцию с жалобой, что им мало дали очков за старушку, над которой они шефствовали – воду носили, в магазин ходили. Восьмой «б» не имеет такой старушки, а ему больше дали очков. «Это несправедливо», – сказали жалобщики. Ну, жалобу разобрали, и оказалось, что в той школе не нормальное здоровое соревнование, а ажиотаж. Так вот, к этому фельетону была сделана такая приписка: «Этот фельетон мог быть написан про наш восьмой „а“. Не размахивайте старушками! Помните, что они тоже люди».

В общем, восьмой «а» тоже пытался выбиться в передовые с помощью старушки, над которой по очереди шефствовал весь класс. Но больше-то у них ничего не было! «Ашники» никак не хотели этого признавать И обиделись. Вот почему они нас встретили в штыки.

Наконец, когда Марусе удалось навести кое-какой порядок, к столу вышли Единственные В Школе Косички и объявили:

– Совместное собрание с восьмым «б» разрешите считать открытым. Поприветствуем наших гостей.

Но мы все разразились аплодисментами, поэтому они получились бурными. Марусе с трудом удалось нас унять.

Лариска толкнула меня в бок и сказала:

– Посмотри, Катерина, на эти косы – ошибка природы!

Я хохотнула, за что получила замечание. Между тем Ошибка Природы сказала:

– Слово имеет комсорг восьмого «б».

Клара пошла к столу стремительно и гордо. Конечно, она чувствовала на себе восхищенные взгляды мальчишек. Честно, и я ею залюбовалась. В ней, на мой взгляд, сочетались два ценных качества: спортивность плюс элегантность. Пожалуй, волосы тоже нельзя было сбросить со счетов – черные, чуть волнистые, они здорово шли к синим глазам. Везет же людям! В восьмом «а» ей не было равных – это уж точно! С ней могла тягаться только Лариска, похожая на Симону Синьоре.

Я посмотрела на Юрку – он прямо пожирал ее глазами. В мое сердце осторожно вошла тоненькая острая иголка. Неужели я ревную?

Клара свое выступление начала так:

– То, что мы сейчас вам предложим, а мы пришли вызвать вас на соревнование, – новость и для наших ребят. Мы нарочно с Марией Алексеевной решили, – она сделала кивок в ее сторону, – не обнародовать нашим заранее, чтобы… чтобы собрание получилось острее.

«Ашники» прореагировали – видимо, были польщены. Мы с Лариской переглянулись. Юрка по-прежнему не спускал с Клары восхищенного взгляда.

– Конечно, самая первая наша обязанность – учиться. Кто этого не знает? Поэтому мы берем такие обязательства: двоечник должен стать троечником, троечник – хорошистом, хорошист – пятерочником. А пятерочник?

Кларе не пришлось долго ждать ответа на этот вопрос, мы были сообразительные ребята. Мы заорали:

– Шестерочником!

– Правильно, – согласилась Клара. – Только что это значит? – Она лукаво улыбнулась. – А это значит, ребята, что каждый «шестерочник» должен честно открыть тайны своего мастерства и передать их другому.

– Ребята, – продолжала она, – поднимите руки, кто знает, кем он хочет быть.

Кто-то тоненько и деланно заржал: ха-ха-ха-ха! Клара тотчас взяла это на вооружение. Она сказала:

– Я ждала что-то в этом роде. И знаете почему? Потому, что я тоже еще не знаю, кем я хочу быть.

– А я знаю, – сказал один из «ашников».

– Кем же? – спросила Клара. – Это интересно.

– Пенсионером. И чтоб надо мной шефствовал мой класс.

– Уцененная старушка – вот ты кто! Давайте серьезно, – это Юрка Дорофеев бросился на помощь.

Клара благодарно на него посмотрела.

– Кем быть – это очень важно, поэтому мы обязуемся подготовить два собрания на эту тему. Первое будет через неделю – приглашаем вас. А еще мы создаем клуб «Эрудит».

С места спросили:

– Ерундит?

В классе засмеялись и пошли пасовать это слово, как мячик:

– Зачем ерундит?

– Когда ерундит?

Тут Маруся вмешалась. Она постучала по столу, и дождавшись тишины, сказала:

– Мы отдаем дань вашему остроумию, но предлагаем послушать о том, что мы собираемся делать в клубе «Эрудит». Клара, продолжай.

– Мы будем собираться каждую неделю и рассказывать друг другу о самом интересном, что произошло в мире науки, искусства, в политике. Приглашаем вас, если хотите.

– А танцы будут?

– Спасибо за идею. Мы-то до этого не додумались. Эрудиты танцуют – это неплохо!

– А еще мы обязуемся провести День вежливости, – сказала Клара.

Тут все поняли: надо закругляться. Это был как раз тот случай, когда промедление смерти подобно.

Клара затараторила:

– Я не слышала ни одного возражения наших ребят по обязательствам.

– Обязательства интересные, – выкрикнул Юрка.

– А вы принимаете наши обязательства?

– Еще чего захотели!

Но тут поднялась со своего места Ошибка Природы и пропищала:

– Ребята, я предлагаю принять вызов!

Ответом ей было улюлюканье, топанье ног и даже свист. Маруся изобразила ужас и заткнула указательными пальцами уши. Ее действия несколько смягчили наших противников, поэтому когда их комсорг предложил проголосовать, все охотно и дружно это сделали.

Глава 7. Все мы немножко черепахи

Стол сиял новыми тарелками. Хватательные орудия – вилки и ножи – как часовые, слева и справа, охраняли этих блестящих красавиц. Налицо и главная мамина бронебойная сила – крахмальные салфетки, тугие, словно листовое железо. По-моему, если попилить такой салфеткой нос, можно его лишиться. Папа, который ратовал за то, чтобы все было попроще, а по выражению мамы, рубил ее главный и святой принцип – «как у людей», – выступил с краткой речью.

– Мама! – так он называл мою маму, – крахмальные салфетки – это хорошо. Но у меня есть предложение: заменить их бумажными плюс шампанское Для компенсации крахмала.

Мама, задетая за живое, сказала немного нервно.

– Папа, ты серьезно? Не забывай, что за столом будут сидеть дети-восьмиклассники.

– И ты думаешь, – сказал папа, – что им приятнее иметь дело с салфетками, чем с шампанским?

Мама выбросила свой последний козырь:

– Но это непедагогично!

– А как думает новорожденная? – сказал папа, обращаясь ко мне.

– По-моему, ничего страшного – ведь к нам и Маруся придет.

Мама все еще не сдавалась, но была близка к этому, она переключилась на другую тему:

– Что за дурацкая привычка называть учителей усеченно!

А потом приказала:

– Живо на кухню! Таскать! Скоро гости! Терпеть не могу, когда они приходят к пустому столу. Салфетки не трогать – надо приучаться к культуре.

Мы с папой ринулись на кухню, и вскоре на столе было все, чтобы накормить человек двадцать, а у нас и десять не набирается. Мама всегда готовит, как на Маланьину свадьбу, по выражению папы, а кто такая Маланья, он не знает. Наверное, какая-нибудь женщина, которая выходила замуж при царе Горохе.

Я пригласила узкий круг – тех, кто мне нравится. Исключение составила по известной причине Клара Радюшкина.

Само собой разумелось, что Клара не войдет в узкий круг. Но вчера, на последнем уроке, Юрка вдруг написал мне на промокашке: «Посмотри, как хороша Клара! По-моему, она украсит наш стол». Я написала в ответ: «На какую киноактрису похожа она?» Юрка понял намек и написал следующее: «Не злись, ты все равно лучше всех». Я действительно злилась, потому что Лариска рассказала мне, как Юрка пытался ее поцеловать на рыбалке. Значит так: бегает ко мне, увлечен Лариской, а влюблен в третью? Как только я так подумала, мне стало не по себе. Неужели мне нравится этот пижон и я хотела бы… Тут меня вызвали к доске решать задачку по физике. Я ее, конечно, не знала, как решать, и от двойки меня спас звонок. Я отозвала Клару в сторонку и пригласила ее. Она очень удивилась и, улыбаясь, сказала:

– Спасибо, мне очень приятно.

Юрка все это видел, конечно. Он ушел домой, весело насвистывая. Раз так, подумала я, приглашу и Леньку. Для себя. И весь вечер буду с ним, а на тебя, Юрочка, даже не посмотрю. Мне стало сладко от боли, которая вошла в мое сердце. Я начала страдать. Я прекрасно понимала, что не нравлюсь Юрке нисколечко, просто у него такая манера – вдруг одаривать вниманием, а потом не замечать вовсе. На предпоследнем вечере он танцевал только со мной. Я прямо растаяла. И еще он смотрит в глаза с каким-то значением. Он, конечно, пошел меня провожать, взял меня за руку и вел, как я вожу свою сестренку. Мы молчали. Это тоже мне казалось многозначительным. Но я все равно ждала, что он мне что-нибудь хорошее скажет. Это просто было необходимо. Но Юрка поступил, как самый настоящий гангстер – взял меня за плечи и попытался поцеловать. Я уперлась руками в его грудь. Он сразу отпустил меня и сказал:

– Я пошутил, прости.

На следующий день я была для него просто соседка по парте. Ну, да ладно. Главное – Лариска не знала, что я пригласила Клару. Я не успела ей сказать об этом. Лариска удрала с физики.

Как ей объяснить, зачем я это сделала? Наверное, она права насчет моей бесхребетности. Но здесь все сложнее. Предположим, я бы ее не пригласила, когда меня об этом попросил Юрка. Ага, сказал бы он, ты боишься ее, как соперницу. И злишься на нее за то дело.

И он был бы прав, но мне так не хотелось этого! Пытаюсь изобразить гордость и независимость. Ха-ха-ха! Если уж быть откровенной, я это сделала еще и в воспитательных целях: нельзя Лариске уступать бесконечно, что я до сих пор делала. Ах, боже мой! Воспитательница – меня бы кто воспитал!

Короче говоря, я вечно влипаю в какие-нибудь истории. И нет мне покоя. Вот и сейчас волнуюсь ужасно.

Первой пришла Маруся. Она была одета как всегда строго, по-спортивному: черная узкая юбка и ослепительная кофточка. Чуть не вышел конфуз. Не успела Маруся снять пальто, как наша Татьяна изрекла:

– Вы Маруся? А что вы принесли Кате?

Маруся сделала вид, будто ничего не поняла. Но мама так посмотрела на нас с папой… В удобный момент она скажет: «Сколько раз вам втолковывать, что Татьяна – магнитофон». Мы это сами знаем, и мама права. Я сказала маме:

– Мама, убери подальше эту жуткую вымогательницу.

Маруся принесла мне роскошную коробку конфет и томик Есенина. Она познакомилась с моими родителями, и пошли разговоры. С мамой они моментально нашли общий педагогический язык. Папа сделал насмешливые глаза, сказал:

– Только не устраивайте педсовет, ладно?

И пошел открывать дверь. Пришли сразу пятеро: Юрка, Рац, Бедная Лиза, Серега Непомнящий и моя Лариска. Сразу сделалось шумно. Папа крикнул как мальчишка:

– Тише! В квартире две учительницы!

Все засмеялись, еще громче загомонили.

Мама пригласила к столу, но я сказала:

– Еще не все.

И посмотрела на Юрку. Он отвел глаза и улыбнулся, как сфинкс.

Леньку и Клару пришлось ждать недолго. Они пришли вместе. Ленька смущенно улыбался, видно, чувствовал себя не в своей тарелке и не знал, что ему делать с руками – он их то и дело засовывал в карманы. Все стали Леньку подбадривать, звать к себе, а Юрка, как всегда, не удержался от колкости:

– Что ты в карманах ищешь, не подарок ли?

Ленька огрызнулся довольно добродушно:

– А как же, без подарка нельзя.

Он еще немножко полазал по карманам и извлек, наконец, заячий хвост, белый, пушистый. Зеленые Ленькины глаза засияли, и он сказал, вручая хвост:

– Дорогой имениннице от Серого Волка. Ну, погоди!

Просто молодец, Ленька! Придумал такое. Ну, в общем, как настоящий охотник.

– Ленечка, Леня, – сказала я, взяв его за руку и ведя к столу, – неужели ты убил этого зайца сам?

– Сам, Катя, – сказал Ленька и засмеялся. – Я как-нибудь возьму тебя с собой на охоту, пойдешь?

– Пойду… Только мне страшно убивать… зайцев.

– А мы не будем. Выгоним бедного зайчика, а стрелять не будем. Только посмотрим.

Я почувствовала к Леньке горячую благодарность. Именно горячую, сама не зная за что. Мне хотелось, чтобы он весь вечер был рядом со мной, чтобы я (будто бы нечаянно) касалась его руки, а он бы вскидывал на меня удивленные глаза. От избытка чувств я сказала, обращаясь к Марусе:

– Мария Алексеевна, правда, хороший парень?

Она меня поняла, закивала, засмеялась.

Наконец мы сели за стол, папа угостил нас шампанским. Разливая, он сказал специально для Маруси:

– Воду пьют за здоровье неучей, верно? Я думаю, паша дочь не такая.

Меня прямо подбросило на месте. Я сказала сердито:

– Папа, как не стыдно заниматься вымогательством. Теперь я знаю, в кого твоя младшая дочь!

А потом мы ели до упаду – мама умеет угощать, правда, всегда получается немножко Демьянова уха, но маму это не смущает. «Сейчас пойдете дергаться, – так она называет современные танцы, – и все растрясете».

Мы так и сделали. Ленька танцевать не умел, но я его все-таки уговорила. Надо отвоевать себе кусочек жизненного пространства, и все, а там – кто во что горазд. Но Ленька сказал довольно быстро: «Я – пас».

Мы сели с ним рядышком на диване и стали смотреть. Юрка, конечно, находился при Кларе. Удивительно, но меня это не трогало, а ведь не далее как вчера я страдала. Что это – легкомыслие? Лариска танцевала с Серегой Непомнящим – Какие Двадцать Копеек впервые не придурялся, а серьезно, даже слишком серьезно делал свое дело. Его кудрявая голова того и гляди отломится от шеи. А Лариска держала себя благопристойно и скучно. Ко мне не подошла ни разу. Обиделась. Надо бы все объяснить ей, но я не могла себя заставить.

К нам подсела Маруся. Она только что пришла из кухни, где, наверное, вела разговоры с моими. Я спросила ее:

– Вас замучили там всякими расспросами? Конечно, про меня – как я да что я…

– Нет, представь себе – нет. Мы анекдоты рассказывали. Папа у тебя просто молодец на этот счет.

– Мария Алексеевна, расскажите анекдот, – попросил Ленька.

Она не стала ломаться. Она рассказала нам анекдот. Про черепаху, которую звери послали за шампанским к Новому году. Ее не было и не было. И звери стали ругать черепаху. Без пяти двенадцать дверь приоткрылась, и черепаха сказала: «Если вы будете обо мне говорить плохо, я вообще не пойду».

– А в нашем классе есть черепахи? – спросила Маруся.

– Конечно, есть! И не одна.

Бедная Лиза – типичная черепаха. Ее, например, вызывают отвечать, она выходит к доске и молчит. Раза три ее спрашивают, учила ли она. Минут через пять она скажет: «Учила». Ну так отвечай! Она опять молчит. Учитель не сажает ее только потому, что у Бедной Лизы такой несчастный вид… После долгого молчания она наконец выдаст: «Я не знаю, как начать», хотя мы ей уже хором подсказываем первую фразу.

– А кто собирается взяться как следует за математику? – спросила Маруся.

– Это я, – сказал Ленька.

– И я, – сказала я.

– Пленку кто не проявил до сих пор и не сделал замечательный фотомонтаж «Без дураков»?

– Юра, наш свет Дорофеич!

Перебрали чуть ли не весь класс, и оказалось, что все мы немного черепахи.

Магник завывал по-прежнему, но мы его уже не слышали – разговорились, как это ни глупо, про свое житье-бытье.

Сколько раз я замечала, что люди, собираясь отдохнуть от работы, в основном говорят о ней. У нас часто бывают учителя на праздники. Так эти праздники больше похожи на педагогические раздумья, тревоги, радости, огорчения, и так далее, и тому подобное. А о маминых учениках мы знаем все, что знает о них она.

Так вот, мы вспомнили последние события. Маруся сказала:

– Знаете, ребята, мне даже снился этот День вежливости, только наоборот. Будто вхожу я в класс, а вы стоите на головах, как йоги. Ну все до одного. Я спрашиваю: «В чем дело?». А вы мне отвечаете: «У нас День вежливости». Мне стало жутко, и я проснулась.

– А что, это идея, – сказал Маленький Рад, – так учителей приветствовать.

Маруся сказала:

– И так все были страшно удивлены в этот день, особенно Ираида Федоровна. Она пришла в учительскую и спрашивает меня: «Мария Алексеевна, что это случилось с вашими детьми?» А что, говорю, плохо вели себя? «Напротив. Ни одного замечания. Так тихо. Если бы пролетела муха…» Вид у нее был такой озадаченный. Вы недовольны, спрашиваю. «Что вы, что вы! Только непривычно это, как в пустыне».

Бедная Ираида Федоровна! Уже на следующем уроке все было по-прежнему. Мне показалось, что она даже довольна. Но все-таки она спросила:

– А что, День вежливости кончился?

– Кончился! – закричали мы радостно.

Наверное, это было глупо – проводить День вежливости. Один день паиньки, прямо кис-кис, мур-мур, а остальные? Но в то же время есть же месячник безопасности движения. Что же получается? Только месяц соблюдать правила уличного движения, не давить людей, а потом можно? Месяц все-таки больше, чем день, но насчет месяца нам и в голову не пришло. Да мы, наверное, и не выдержали бы.

Короче говоря, мы решили провести День вежливости. А что, нельзя? Это Маруся придумала, и нам очень понравилось. К тому же был вполне конкретный повод.

В ту неделю мы дежурили по школе. Жуткий порядок решили навести, особенно это касалось восьмого «а». Мы не пропустили ни одного без воротничка (выдумка Елены Ивановны, чтобы все носили белые воротнички, не школа – инкубатор), без сменной обуви.

Порядок невозможен без принуждения, поэтому мальчишки щедро раздавали щелчки, особенно малышам. Маруся посмотрела на все это и говорит:

– А вот если я вас начну щелкать? Вам понравится?

При этом мальчишки рассыпали всякие обидные словечки.

Маруся оставила нас после уроков и говорит:

– А еще культурными людьми себя считаете…

Поскольку отличились мальчишки, они и должны

были подготовить доклад «Что такое настоящий рыцарь». Его поручили Леньке Рыбину, как самому выдающемуся нерыцарю. Доклад был самый короткий в мире. Ленька вышел к столу, махнул рукой:

– Завязывай, пацанва! Житья не стало! Лично я решил.

И пошел на место. Мы, конечно, засмеялись, а Маруся хмуро сказала:

– Шуточками не отделаетесь. Завтрашний день объявляю Днем вежливости.

И добавила:

– Чтобы я вместо дурак и дура и так далее и тому подобное слышала бы только человеческие слова, имена собственные, например: Лариса, Лиза, Катя, Клара, Юра. Чтобы здоровались друг с другом. А на дежурстве – без рукоприкладства, на уроках – без замечаний. Попробуйте не выполнить! – И ушла, вежливо сказав – До свидания.

Маруся редко так с нами разговаривала. Значит, надо выполнять.

Какой это был трудный день! Привычка – она ведь вторая натура. Но этого мало. Сколько насмешек стерпели! Входим, например, в восьмой «а» и говорим:

– Просим, пожалуйста, выйти из класса в коридор.

А класс проветрить.

У них прямо челюсти отваливаются. Ушам своим не верят.

– Вы случайно не чокнулись?

И пальцем крутят около виска.

– Нет, – говорим, – у нас День вежливости.

В этот день мальчишки нас называли именами собственными и пропускали впереди себя из класса.

На следующий день Маруся сказала:

– Неужели сегодня все будет по-прежнему?

– Что вы, Мария Алексеевна!

Дня два мы приходили в норму, на третий Ленька провел операцию «Циркуль»: перед уроком черчения собрал все до одного циркули. Учитель черчения особенно не ругался, он даже сострил:

– Я понимаю, после Дня вежливости разрядка просто необходима.

В общем, весь урок мы рассказывали друг другу разные интересные истории, зато на дом получили двойную порцию. Но мы не возмущались…

…Пока предавались воспоминаниям, Лариска подружилась с Кларой. Они сидели обнявшись. Мне это показалось подозрительным. Не такой Лариска человек, чтобы обниматься с соперницами – она ведь претендует только на первые роли. Мы-то с ней дружим потому, если уж честно, что я уступаю ей во многом. Может, и Клара уступила? Как бы там ни было, но мне неприятно смотреть на их объятия. Я хочу, чтобы Лариска обнималась только со мной. Лариска, конечно, заметила, как я скисла, и сказала:

– Не грусти, барышня! Не злись, Бублик!

– Никакая я не барышня! И у меня, между прочим, есть имя!

Лариска подошла ко мне и обняла. Она зашептала мне на ухо: «Юрка с Ленькой, кажется, опять выясняют отношения».

В самом деле, в комнате их не было, я это заметила, конечно, но не придала значения – мало ли куда можно выйти. Пошла их искать. Они стояли в коридоре в петушиных позах. Казалось, вот-вот ударят друг друга. У каждого в руке, отведенной за спину, по листку белой бумаги.

Интересно, интересно… Я спряталась за вешалку – она у нас такая круглая, стоячая – и притаилась.

Слышу:

– Да? А вот этого не хочешь, – сказал Ленька зло.

– Не хочу, потому что условие переврали.

– Заливай!

– Ну честно. Так бывает.

– А как докажешь?

– Очень просто. Вот смотри.

И они притихли. Я вышла из своего укрытия. Мальчишки стояли лицом к стене. Юрка писал на стенке.

Тихо подкралась, встала на цыпочки. Боже! Что я увидела! Алгебру, самую натуральную.