Текст книги "Журнал, указка, мел, очки (СИ)"

Автор книги: Лилия Гаан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Впрочем, наш Федор Алексеевич то ли от растерянности, то ли из упрямства брел рядом и упорно талдычил о недостаточности "патриотического" воспитания молодого поколения, нудно указывая нам на "недоработки" в этом "архиважном" направлении.

И что на это можно было ответить? Только зевнуть втихомолку да переложить древко потрепанного знамени с одного плеча на другое.

Настроение было изгажено окончательно. Все мои коллеги были людьми семейными и праздновали "первомай" с мужьями и детьми. Подруг среди населения села я по причине постоянной занятости так и не завела, поэтому мне предстоял весьма скучный вечер наедине со стареньким черно-белым телевизором, который неизвестно, что показывал. Полосы, точки, рябь, странное шуршание и плавающий звук могли развлечь любого любителя сюрреализма, но давали весьма отдаленное представление о сути телевизионных передач.

Да и смотреть было особо нечего: шли бесконечные "Сельские часы", пленумы и съезды. Приятным диссонансом в это унылое однообразие врывалась только передача Сенкевича "Клуб кинопутешествий", "В мире животных" Дроздова да редко показываемые восхитительные советские фильмы.

Неудивительно, что СССР когда-то был самой читающей страной мира: других развлечений просто не было. Вот и я в тот праздничный день намеривалась мирно перечитать "Анну Каренину". Но скажем так: не получилось.

Не успела я скинуть с ног испачканные туфли, как ко мне ввалилась изрядно заведенная Лидкина тетка. Анна Петровна кипела гневом на "непутевую" племянницу и жаждала поделиться чувствами со всем миром, но так как мир не отвечал ей взаимопониманием, доля безмолвного слушателя её бесконечных жалоб досталась мне.

– Ах, сука... ах, б... – голосила бабка, грозно размахивая руками, – вот ведь! Чтобы напоить своих кобелей стырила у меня бутылку, шалава, а я к празднику припасала!

Возмущение Анны Петровны можно было понять. Это была эпоха тотального дефицита на всё, в том числе и на водку. Давали её по талонам по бутылке в руки, да и то если застанешь в продаже. Я водку никогда не любила, но отоваривалась аккуратно, потому что в сельской местности это была ценнейшая валюта. Жила я в одиночестве, и чтобы что-то починить мне приходилось нанимать местных любителей выпить, а расчет вести бутылками.

– Кран установить? Литр.

– Вешалку прибить? Поллитра.

Вот такой бартер.

О моих запасах милая старушка хорошо знала и теперь отчаянно завывала не без тайных мыслей о вожделенном напитке. Она не была пьяницей в полном смысле этого слова, но "опрокинуть рюмочку" очень любила. Я пока хранила вежливое молчание и, сообразив, что на жалость меня не проведешь, бабка зашла с другой стороны.

– А ты, Жанночка, никуда не пойдешь праздновать-то? Не пригласили?

– Нет, не пригласили.

Мне хотелось отделаться от Анны Петровны, и поэтому не стала выдумывать увертки. Но тут я просчиталась.

– Так пойдем к нам! – радостно оживилась бабка. – Я там и картошечки пожарила, и помидорчиков достала. Посидим, чайку попьем.

И вот здесь хитрая старуха поймала меня на крючок. Она божественно готовила соленые бочковые помидоры, и ради них я была готова на многое, даже терпеть её пьяные жалобы.

– Зачем же чай, – обреченно вздохнула я, – у меня есть напиток и погорячее.

Ведомая позывами своего желудка и глотая слюну, я сунула руку за комод и вытащила заветную поллитровку.

На половине тетки царила та самая аура, которая устанавливается в доме, где живут курящие и любящие выпить люди. Вроде бы везде чисто, но я давно заметила, что дым дешевых сигарет как будто въедается в штукатурку, и создается ощущение, что все покрыто своеобразным липким налетом.

Но сковородка с картошкой красовалась на столе, появились и густо облепленные укропными лапками помидоры. Бабка споро нарезала толстое сало, разложила вилки и поставила граненые стаканы. Подумала, опасливо косясь на меня, и только потом неуверенно достала из буфета старенькие тарелки с надписью "общепит".

Понятно, что обычно они с племянницей ели картошку прямо из сковородки.

Только мы сели, и я жадно впилась зубами в помидор, наблюдая за ловкими движениями хозяйки, разливающей водку в стаканы, как за дверью послышался шум шагов.

– Ах ты, шалава, – яростно взвыла старуха, – как будто печенкой чует, где наливают! Лярва!

И быстро опрокинула рюмку в себя. Я же промедлила со своей порцией, да так и застыла с налитым стаканом в руках, наблюдая, как пересекают порог Лидка, Федор Дюрягин, и ещё какой-то незнакомый парень.

– О, так вы уже начали! – радостно заверещала при виде этой сцены Лидка.

Видно было, что она уже солидно приняла на грудь и поэтому находилась в прекрасном расположении духа, на время позабыв про свою ревность. Меня же почему-то сразу заинтересовал её второй спутник. Не то чтобы он был особо красив или чем-то примечателен, но скажу сразу – приглянулся. Хорошее слово и более точно обозначает чувство, мгновенно возникающей между двумя молодыми людьми симпатии, чем затасканное "любовь с первого взгляда".

– Олег, – представился он, крепко пожав мне руку.

– Жанна, – умудрилась смутиться я.

Даже его рукопожатие и то мне понравилось, уж не говоря про искру вполне понятного любой девушке интереса, промелькнувшую в серых глазах. Кажется, первомайский праздник обещал стать не столь скучным, как я ожидала. Но наши переглядывания не понравились Дюрягину.

– Мы же не собирались здесь задерживаться. Бери, что тебе надо да пошли, – недовольно буркнул он.

Но Лидка уже углядела стоящую на столе едва початую бутылку.

– Да куда торопиться, – скорехонько уселась она за стол и протянула руку к водке, – везде успеем. Ну, за праздник!

Не тут-то было. Анна Петровна моментально пресекла эту возмутительную попытку разделить заветную "поллитру" на пятерых человек.

– Куда лапы тянешь,– ударила она племянницу по руке, – хорошие люди на дармовщину не зарятся.

Столь прозрачный намек был воспринят каждым по-своему. Лидка возмущенно поперхнулась, волком зыркнув на обнаглевшую бабку.

– Пойдем отсюда! – тотчас взвился и Федор.

Но Олег вдруг выставил на стол непочатую бутылку, сделав вид, что не видит вытянувшихся лиц спутников.

– Вот, – живо уселся он за стол, – наша доля.

– Это другой разговор, – моментально сменила гнев на милость Анна Петровна, – теперь и душевно посидеть можно А кто ты такой, хлопец, чей будешь? Что-то я тебя раньше не видела.

Этот же вопрос заинтересовал и меня. Спасибо бесцеремонной старухе.

– Мы с Федяней вместе в Афгане горы утюжили, – охотно пояснил Олег, протягивая руку за помидором, – договорились встретиться. Я сунулся было к его родителям, но выяснилось, что ваших студентов домой на праздники не отпустили. Вот и пришлось ехать сюда.

В кои-то веки я мысленно поблагодарила наше идейно настроенное начальство. Молодой человек мне нравился всё больше и больше.

– Вот и хорошо, – Анна Петровна редко задумывалась над тем, что болтает её язык, – будете ухажером нашей Жанночки, а то она окромя своих тетрадок и не видит ничего.

– А кем вы работаете, Жанна? – вежливо поинтересовался Олег.

Моя шея непроизвольно втянулась в плечи.

Наша профессия для посторонних людей, что красная тряпка для быка. Единственное, в чем солидарно наше современное разнородное общество, так это в дружной нелюбви к учителям: у каждого найдется, что сказать. У каждого есть собственный список претензий и тщательно лелеемая обида. Ладно, мы виноваты в том, что современные дети не слушают родителей и не здороваются с соседями, но иногда мне кажется, что педагогику обвиняют даже в гибели Атлантиды. Вот, мол, не доглядели: она раз и пошла ко дну. А я ведь ещё вдобавок учитель самого ненавистного предмета всех времен и народов – русского языка. В представлении большинства россиян обобщенный образ "русачки" выглядит приблизительно так: озлобленная грымза с озверевшим выражением лица и скудным пучком волос на затылке, украшенная разве что массивными линзами замотанных изолентой очков. Вытянувшаяся на заду лоснящаяся юбка довершает нелицеприятную картину.

– Она училка, – радостно ответила за меня Лидка, – русского языка.

– Русский – не мой предмет, – скупо улыбнулся Олег,– но я всегда восхищался людьми, которые смогли его освоить.

Я растаяла. Во-первых, мне стало понятно, что молодой человек хорошо воспитан, а во-вторых... и первого достаточно. Просто классный парень!

Между тем застолье продолжалось. Интерес к Олегу отнюдь не перебил моего интереса к соленым помидорам. Что-то бубнила уже захмелевшая Анна Петровна, пьяненько хихикала Лидка, и враждебно косился на наши с Олегом попытки сблизиться хмурый Федор.

Мы же увлеченно разговаривали. О чём? Уже не помню. Так, ерунда всякая, но было интересно. Я узнала, что Олег работает механиком автобазы в большом городе, живет с родителями и двумя братьями. Я же рассказала ему о своей жизни в этом посёлке. Прямо скажем, информация не изобиловала занятными деталями, но молодой человек внимал мне с таким выражением лица, словно я развлекала его по полной программе – с клоунами, дрессированными собачками и танцующими слонами.

Несмотря на Лидкину болтовню о каких-то общих знакомых, Дюрягин внимательно прислушивался к нашей беседе. И не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: с каждой минутой она ему нравится всё меньше и меньше.

– Жанна Ивановна, – начал он военные действия, – а ваш жених уже демобилизовался?

Вот сволочь! Но метнув взгляд исподлобья на Олега, я быстро нашлась, чем парировать:

– Нет, но я никогда и не считала себя чьей-либо невестой. Переписываться и выйти замуж – это вообще-то ни одно и то же. А почему это вас интересует, Федор?

Дюрягин развязано развалился на стуле, и его хмурое лицо не сулило ничего хорошего.

– Ну, как же, – видимо злоба так душила его, что он решил не скрывать своего недовольства, – вы подняли тогда такой шум, словно боялись, что скандал дойдет до его ушей.

– Давайте выпьем за праздник! – испуганно заверещала Лидка и, пытаясь предотвратить надвигающийся скандал, быстрехонько налила рюмки.

Но она опоздала, и хотя все машинально протянули руки к водке, напряжения это не сняло. Я уже открыла рот, чтобы достойно ответить нахалу, когда в дело вмешалась пьяненькая Анна Петровна. Выкушав любимого напитка, она находилась в благодушном настроении и поэтому возлюбила весь мир.

– Ты, Федор, блажной сегодня какой-то, – огорченно посетовала она. – Разинь глаза-то, неужели не видишь: нравится нашей Жанночке твой дружок. А ты с какими-то женихами к ней пристаешь. Ну, был жених... был да сплыл! Что о нем толковать-то? Лучше давайте за праздник выпьем! Этот день... чего бишь...

– Ох, и темная ты, баба Аня, – покачала головой Лидка, – сто раз тебе говорила – солидарности!

– Да по мне всё равно – "дарности" или "солидарности", – отмахнулась та, залпом опрокидывая рюмку, – главное, чтобы войны не было.

Это точно. Любимая присказка русского народа. Главное, чтобы войны не было. И что? Каждое поколение имеет на свою голову какую-нибудь хоть маленькую, но войну. А человеку всё равно, где его убьют: во Вьетнаме или в Чечне, в Афгане или на Кубе. Но тост провозглашают, чтобы хоть выпить за неосуществимую мечту. Интересно, кремлевские бонзы за это тоже пьют?

Ладно, опять я отвлеклась. А вообще-то, внезапное вмешательство пьяненькой старушки существенно повлияло на мою жизнь, потому как этот самый Олег через три месяца стал моим мужем. Вот такая вот история любви. А не заткни тогда бабка рот Дюрягину, и неизвестно, что из этого вышло.

А выйдя замуж, я моментально "по семейным обстоятельствам" уволилась с работы и навсегда покинула стезю сельского учителя.

Дюрягин же в последствие так и не женился. Сначала болтался где-то на "северах", а потом неизвестно почему завербовался воевать в Сербию да там и сгинул. О Лидке я ничего не знаю. Как-то под Новый год пришла открытка от Анны Петровны, в которой старушка жаловалась на боли в суставах и дороговизну продуктов, но о племяннице там не было ни слова. Видимо, в её положении мало что изменилось.

О НАБОЛЕВШЕМ.

Об этом хочу сказать особо. Наболело!

Кому первому пришло в голову заменить дворников учениками школ я не знаю, но подозреваю, что это именно тот, кто должен был этим самым дворникам платить. Печальной констатацией факта является, что вот уже двадцать пять лет я с детьми всех поколений и возрастов упорно убираю "гадюшники", которые разводят в городе все, которым лень элементарно дойти до мусорного ящика.

Как только стает снег, в любом городском сквере нашей необъятной страны можно обнаружить охрипшего до немоты несчастного педагога, изо всех сил старающегося заставить своих воспитанников хоть что-то сделать. Дети, известное дело, работать не хотят и их можно понять. Кому же охота выгребать полусгнившие пакеты с бытовым мусором или останки дохлых животных? Мы их и уговариваем, и упрашиваем, и взываем к чувству ответственности. Право слово, легче провести подряд шесть уроков, чем поработать с кучкой школьников на свежем воздухе в течение получаса.

Все ноют, то и дело отпрашиваются то пить, то в магазин, то в туалет, а то и норовят под шумок смотаться. Особенно достает, когда какая-нибудь не в меру ушлая бабка, всю зиму выливающая свой горшок на улицу, начинает скандалить, что около её дома убрались с меньшим прилежанием.

– Туды листья надо грести, а они вон куды их кидают! А вы стоите гляделками моргаете! Вот взялись бы и сами сделали!

Вопрос, чего это учителя бегают как собаки между учеников, а не сами гребут листву, затрагивает многих. По крайней мере, я ни разу ещё не произвела уборки, чтобы какой-нибудь умник не бросил мне в след:

– Нечего на детях-то выезжать, сами убирайте!

Во-первых, почему конкретно учителя должны выгребать городские помойки на протяжении всего осенне-весеннего периода, я так и не поняла. Вроде бы такого пункта в моем трудовом договоре нет. Во-вторых, стоит только учителю взяться за грабли или веник, всё – конец! Весь класс сбегается и радостно открыв рот, пялится на преподавателя. В-третьих, положа руку на сердце, уверяю, что лучше сто раз убрать мусор самой. Маши себе веником или граблями и не озирайся испуганно: кто куда залез, кто выбежал на дорогу, кто бросил однокласснику жабу за шиворот и т.д. и т.п.

Помню одну сцену из начала 90-х.

Воспитанная в лучших коммунистических традициях отличница просвещения, заслуженная учительница Клавдия Васильевна Степура, несмотря на свои шестьдесят с хвостиком со знанием дела метет листву во дворе сельскохозяйственного техникума, а группа шестнадцатилетних подростков тем временем загибается от хохота. Педагог слышит этот смех, но ему невдомек, что это проявление хорошего настроения студентов вызвано не солнечным весенним деньком, а видом её мелькающих из-под подола платья панталон. Были такие: байковые, с начёсом, на резинках чуть повыше колен, немыслимо затрапезных расцветок.

Я думаю, что во многом "секса в СССР не было" именно по причине их широкого распространения в продаже. Хвала русским мужикам: несмотря на это отрезвляющее любого сексуального маньяка зрелище, они все-таки умудрялись упорно блудить с обладательницами подобного великолепия.

Бедная баба старается, подает "пример трудолюбия", а вся тусовка потешается, чуть ли не в глаза называя её "старым чемоданом". Зато если бы детки сами мели, им было некогда заглядывать под юбки своим педагогам, да и те бы так рискованно не задирали подолы.

Я не против труда школьников. Отнюдь. Пусть учатся поддерживать в порядке хотя бы собственный класс. Ведь доходит до дикости: везде валяются комки жвачки, конфетные обертки, пакеты из-под чипсов и сухариков. Входишь в класс и бредешь к доске по колено в разноцветных пакетах из-под фаст-фуда. Жуть! И как им самим не противно сидеть в таком мусоре? Но это подростки, у них все идёт от обратного. Если сильно на них надавить, то они из свойственному их возрасту противоречию начнут замусоривать всё вокруг.

Помню, как нас послали убирать одну из стихийных свалок.

Этот косогор находится в довольно живописном местечке близ пруда. Деревья, травка, прогретые солнцем холмы – короче, образчик русской природы. Ходи, любуйся, пиши пейзажи, хочешь акварелью, хочешь маслом. Но не тут-то было! Рядом идет асфальтированная дорога, и ловкачи приспособились прямо из машин выбрасывать на пустынное место мешки с бытовым мусором, дохлых кошек, и как-то среди травы мы увидели даже догнивающую приличную тушу свиньи. Вонь, грязь, жуть!

Пока лежал снег, он ещё как-то маскировал этот могильник, но вот пригрело солнышко, вылезла травка, и всё ужасающе засмердело.

Городское начальство, проехав на своем "форде" мимо, сердито нахмурилось, звякнуло директору школы, и кучка трясущихся от холода школьников с черными мусорными пакетами уныло приплелась наводить порядок.

Бедные дети. Мне их всегда неимоверно жалко в эти моменты. Принялись они распихивать по пакетам всю смердящую дрянь. Но нормальное чувство брезгливости заставляло подростков все-таки обходить места, где гниль имела особо неприглядный вид. Из разорванных полиэтиленовых мешков, жизнерадостно извиваясь, вылезали погреться на солнышко приличного размера белые черви.

Кого-то затошнило, кому-то стало плохо, но только не той расфуфыренной тете, что вылезла из лихо затормозившей иномарки.

– Вон, – манерно вытянула она палец с маникюром, наверное, сантиметров пять, – почему не убрали эту гадость?

– Дети брезгуют брать в руки, – угрюмо ответила я.

Учителя в момент уборки территорий самые мрачные люди на земле. А что делать? Срываем мы голосовые связки в первые же минуты "воспитательного процесса", и потом уже не расположены вести задушевные беседы со всякого рода начальственными фифами.

– Ну тогда уберите сами, – нагло заявляет мне эта обесцвеченная болонка.

Ей сильно повезло, что у меня окоченели от холода губы, тем не менее, я всё-таки резко возразила:

– И не подумаю. Детей заставлять тоже не буду.

Ох, как она потом жаловалась начальству на мое хамство, как меня склоняли на все голоса на наших бесконечных планерках, но посылать ещё раз туда, где бы я могла столкнуться с сановной дамой больше не отваживались. Мало ли! А вдруг в следующий раз ей голый зад покажу?

Эти бабы тоже своеобразная примета нашего времени.

В последнее время появилась новая плеяда наглых теток, так называемых "мужних жен". Вот доберется её супруг до любого даже самого незначительного поста в местной иерархии, и тут же требует для своей царственной половины непременно теплого местечка с офигительной зарплатой, необременительными обязанностями и достаточно высоким статусом.

Жена офицера, как известно, всегда на звездочку выше мужа.

Ладно бы эти дамы просто сидели на рабочем месте бесконечные журналы мод листали да сплетничали, так нет. И их можно понять: скучно весь день напролет наливаться до горла чаем да бегать от него освобождаться. За восемь часов сидеть заболевает попа и хочется какого-нибудь разнообразия. И они начинают действовать на горе всем. А что, им всегда раздолье. Дамы творят, что только левая пятка захочет, точно зная, что муж уладит любые их косяки. Начальство во избежание "вони" от вторых половин бездельниц, их никогда не трогает, и эти "никчемушки" проникаются сознанием собственной исключительной "богоизбранности", куда там ортодоксальным евреям!

Зарплаты у них в среднем по три учительских максимума, обязанности настолько размытые, что понять суть их деятельности невозможно. Эти дамы вечно отвечают за какие-то инновации, проектирование и прочую хрень, которая сто лет никому не нужна и ещё столько же не понадобится. Ведь сколько не проектируй и не внедряй, если ребенок читать, считать и писать не научится, проку ему от этого как от иголок дикобраза в супе.

Но вот как-то одной из этих дам начальник поручил разработать мероприятие, посвященное Дню ребенка. Ольга Сергеевна взялась за дело рьяно.

Эта ещё довольно молодая женщина была твердо уверена, что к чему бы она ни приложила руку, всё автоматически превращается в шедевр. Сумела же Ольга Сергеевна при помощи во время разыгранной беременности заставить пойти в ЗАГС местного нотариуса? И что ей такая мелочь, как организация районного мероприятия? Сущий пустяк.

Жара в тот год в июне стояла аномальная: зашкаливало за сорок градусов. Исходя из каких-то непонятных соображений, торжество назначили на пять вечера, то есть на час, когда духота летнего дня достигает пика.

Можно только представить, с какими лицами мы дружно тащились на этот "праздник жизни". Во-первых, именно в этот час все нормальные жены и матери готовят ужин, чтобы покормить примчавшееся домой семейство; во-вторых, официозы на ночь глядя грозят головной болью и несварением желудка; в третьих, вышеупомянутая жара.

Народу в наш местный ДК набилась тьма-тьмущая. Опять-таки Ольга Сергеевна постаралась: все сельские школы обзвонила и напомнила, чтобы отлынивающих не было, "скромно" оповестив, что готовится нечто потрясающее. Из интонаций её торжествующего голоса явственно вытекало: если пропустишь это мероприятие, то жизнь прожита зря.

И знаете, она была права.

Шумно переговариваясь не совсем цензурными эпитетами вся учительская тусовка, плюс все, кто к детям имеет хоть какое-то отношение, пыхтя и сопя от злости, втиснули худые и пышные зады в неудобные и жесткие кресла сидений. Сели, замерли, попытались отдышаться, а воздуха-то нет! Наверное, в том зале был кислород, но на всех его не хватало. Мы начали задыхаться и активно потеть. Причем последнее слово я бы хотела выделить жирным шрифтом.

Да, да, знаю, все мы сейчас пользуемся дезодорантами, обещающими посредством белозубых красавиц жизнь без пота, но последний этого не знает и упорно лезет не из загипсованных рекламированной смесью подмышек, а откуда придется.

Все платья (да и исподнее тоже) на учительствующих дамах моментально стали мокрыми, а лица лоснящимися и красными. Кое-где потекла веселыми ручейками косметика, и над всем этим царило непередаваемое амбре из смеси дорогих и не очень духов с крепкой ноткой потовых желез. Вонь стояла такая, что кто-то полез за валидолом, кто-то за ароматизированными салфетками, но особого толка не было ни в одном, ни в другом. Наиболее запасливые жадно глотали воду, но от этого ещё только сильнее потели.

Итак, пока весь зал героически пытался не растаять подобно легендарной Снегурочке, борясь с позывами покинуть торжество на карете скорой помощи, сцена жила своей жизнью.

Светлана Сергеевна в экстравагантном бархатном платье (обошедшемся её нотариусу оклада в три) с обнаженной до самой попы мокрой спиной самозабвенно вещала об истории нашего района, начиная с царя Гороха. Причем не только вещала, но активно показывала слайды, приводила цифры, цитаты и выдержки из книг, отчетов и газетных статей. Короче, всё что только было в интернете на эту тему она свалила в одну кучу и, даже "не перемолов" на нужное и не нужное, вылила на голову безропотно терпящим это издевательство людям. В паре с ней работал молодой человек из той же плеяды местной "золотой молодежи" – этакий пупсообразный "боровичок" килограмм на сто тридцать в отлично сшитом костюме-тройке и при галстуке.

Наверное, в тот день и этот баловень судьбы осознал, что не для радости, а для мук приходит в этот скорбный мир человек. Как его не стебанул прямо на сцене инсульт, для меня до сих пор загадка.

– Теперь я понимаю, что испытывали средневековые рыцари в доспехах в летнюю жару, – меланхолично заметила наш историк Лариса Сергеевна. – Никогда не могла понять: как они выдерживали? Жир – это ведь тоже своеобразные доспехи.

– Ага, это тоже рыцарь, – хмыкнула я, нервно вытирая мокрый лоб, – Себастьян Потный.

В таких нехитрых развлечениях прошел час. Дама с напарником вещали – зал потел. Хлюпало и в трусах, и в лифчиках, немилосердно щипало глаза, а волосы липкими зудящими прядками уныло свисали вдоль алых щек.

Когда по истечении второго часа пытки ведущие вроде бы стали немного уставать, зал заметно оживился. Напрасно радовались: оказалось, что нам ещё предстояло просмотреть концерт местных талантов.

"Таланты" в мокрых в районе подмышек платьях и с красными лицами, что-то там тянули со сцены типа "Городок наш ничего...". Кстати, это любимая песня нашего главы администрации, поэтому её исполнение вставляют в любое сборище, даже если идет семинар по борьбе со свиным гриппом. У меня уже при первых тактах незатейливой мелодии начинается аллергическое удушье.

Вот, хотите верьте, хотите не верьте, но даже репертуар концерта был составлен из соображений: чем дольше тянется песня тем лучше. Мы уж и аплодировали, и вставали, пытаясь показать, мол, пора и честь знать. Бесполезно. В связи с этим концертом хочется припомнить анекдот про охотника. Когда того спросили, сколько он настрелял дичи, мужик, немного помолчав, с жаром ответил: "Много. Очень много! Так много, что на хрена мне столько?"

Особенно запомнилось выступление акробаток из местной спортивной школы. Лоснящиеся от пота девчушки старательно закручивались узлом и подкидывали друг друга в воздухе, а весь зал, затаив дыхание, боялся, что они поскользнутся на влажных спинах партнерш и переломают себе ребра.

Короче, всё это издевательство растянулось на три часа. Когда наконец-то дали отмашку брести по домам, все настолько измучились, что даже не обрадовались.

– М-да, – сказала мне в спину незнакомая, но судя по голосу, учительствующая дама, – люди устраивают революции и перевороты, тратят бешеные деньги, рискуют жизнью, чтобы дорваться до власти, а ларчик-то проще открывается: подсуетись расставить ноги перед нотариусом, а после сама "поимей" весь район.

"Поимей" – это моё смягчение довольно смачного слова, интеллигентно и строго выговоренного незнакомкой, и надо сказать, что выражение много потеряло из-за того, что я его не решилась применить.

Открою профессиональную тайну: никто так много и часто не ругается, как вынужденное постоянно следить за своим языком учительство. Ведь подумайте сами, стоит оговориться или высказать, что думаешь, как тебе в лучшем случае придется полчаса успокаивать класс, в худшем – прятаться в туалете от разъяренных родителей, чадо которых ты назвала "остолопом" или "обалдуем". Помнится, когда-то один отец кинулся драться на мою коллегу только лишь за то, что дама его сына из-за постоянных опозданий на первые уроки назвала "сплюшкой". Слово мгновенно подхватили его развеселые одноклассники, быстренько переделали в "плюшку" и вот уже лет десять, как этот товарищ отзывается только на кличку, потому что никто не помнит, как его на самом деле зовут.

Так что уж лучше выругаться позабористее где-нибудь в учительской, а в классе молчать и молчать, как бы не подмывало высказаться.

Кстати, Ольга Сергеевна осталась очень довольной собой, но не аудиторией.

– Я так блестяще провела этот концерт, – с апломбом заявила она одной моей знакомой, – что в Кремле бы позавидовали, но эти учительствующие тетки – тупые прокисшие амебы. Ничто их не расшевелит, хоть канкан на сцене танцуй. Ну, просто рухли!

Что или кто такие "рухли", достопочтимая публика? Если те, кому не по вкусу подобные развлечения, то я "рухля" в "n" 101-ой степени. Кажется, есть такая, да простят меня математики.

Судя по всему, "рухлями" считают учительство все чиновники от малой власти до великой. Мол, всё проглотят, всё стерпят: и жару, и холод, и безденежье, и нищенские пенсии, и чистку городских помоек, и даже многочасовое выступление жены нотариуса в сорокоградусную жару.

Кстати, о жаре.

Когда в 2010 году была аномальная жара, всё плавилось и задыхалось. А вот местное начальство из каких-то там весьма мудреных соображений собрало в едином помещении весь наличный состав местного отдела внутренних дел.

Объявив, что отечество в опасности, и они все время должны быть "на стрёме", а не прохлаждаться, спасаясь от жары и дыма по домам, дюжим мужикам приказали не двигаться с места.

Верные дисциплине и долгу бедолаги не могли действовать сообразно здравому смыслу, и поэтому через краткий срок их начали выносить из помещения по одному.

Со скромной гордостью могу признать, что мои сплошь страдающие сердечными и нервными болезнями коллеги оказались намного выносливее этих здоровых мужчин, и ни одна из нас не покинула место изощренной пытки в карете скорой помощи.

Хорошо адаптирован русский учитель и к холоду.

Помню, как однажды в наше захолустье занесло высокопоставленного чиновника от спорта на открытие спортивной школы.

Дело было в феврале. И это действительно было "Дело"!

Школу строили лет двадцать все поколения наших мэров до тех пор, пока не пришел самый последний "пан-спортсмен", раненный на почве спорта на всю голову и с твердыми нравственными установками, которые нашли выражение в простой как хлеб фабуле: "Вложи рубль, укради миллион". В его царствование все более-менее живые, перенесшие и перестройку, и ельцинскую приватизацию предприятия приказали долго жить, распроданные за три рубля фирмам однодневкам. Практически всё работоспособное население выехало кто куда, и вот после этого наш "благодетель" и "отец родной" вдруг развернул бурную деятельность по выбиванию из Москвы средств на оздоровление местной молодежи. Результатом его стараний и явилась наконец-то достроенная спортивная школа.

Мыть, драить и отскабливать помещения, готовя к торжественному открытию, районное начальство доверило именно нам – авангарду чистильщиков мусора всех степеней. Кто обходит дворы, предупреждая о симптомах свиного гриппа? Санэпидемстанция? Окститесь! У них и так дел по горло, а вот педагогам делать нечего: прогуляются. Кто разносит агитки во время выборов (причем бесплатно)? Конечно, учителя. Они же дисциплинированные, участки свои знают великолепно: пробегутся. Кто к приезду большого начальства опалывает (вручную!) обочины дорог? Ну, ясно дело, дебилы с самой маленькой зарплатой и с самым большим чувством ответственности.

Вот и здесь. Что испытали мы, отмывая и оттирая все последствия бурной деятельности бригады трудолюбивых таджиков, не поддается описанию. Всё было заляпано цементом, испохаблено въевшейся грязью, укутано одеялом пыли. Нас собрали и объявили, что будем мыть школу после работы непрерывным конвейером три дня. "Непрерывным" – значит и всю ночь. Думаете, я преувеличиваю? Ни слова. Достаточно сказать, что некоторые мои коллеги ещё терли закоулки в тот момент, когда спортивный чиновник поставил свой башмак на ковровую дорожку, ведущую к крыльцу, где посиневшие от холода местные красотки в кокошниках ожидали его с хлебом и солью на расшитых полотенцах.