Текст книги "История одной любви "Любить волка. Быть волком" (СИ)"
Автор книги: Лилия Мигаро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
Списать на самооборону не получилось, и я это понимала и особо не расстроилась. Оглашение решение суда было перенесено еще на неделю с последнего заседания. Судили Князева по статье 107 УК РФ – убийство, совершенное в состоянии аффекта. Наказание тут может быть два: условный срок или до трех лет лишения свободы, при единственной жертве, как в нашем случае. Я мечтала об условном сроке. Но понимала, что жестокость с которой Князев, а может и не он один, расправился с «безухим» на условный срок шансов почти не оставляет.
Часть 11. Приговор или диагноз
Часть 11. Приговор или диагноз.
То, что эта неделя будет тяжелой и напряженной я понимала. Но ожидание доводило не только меня, но и всю семью. Всю неделю я была в доме Князевых в Химках. Сергей и Толик приезжали к ужину и уезжали после завтрака, порой настолько раннего, что все еще спали. Заседание с оглашением результата моего дела, с решением суда и судьбы всей семьи назначено на вторник, две пары выходных, целая рабочая неделя… Напряжение уже хрустело в воздухе к средине недели. Поэтому приезд Галины Викторовны в сопровождении со Станиславой Владимировной не удивил, скорее обрадовал. Эти женщины даже остались на ночь. Они помогли с напряжением и тревогой, нет не убрали ее из наших сердец, но помогли отвлечься и взять себя в руки. Поэтому с их отъездом мы стали искать для себя дела. Сначала все вышли на зарядку, руководила этим процессом Лиза, все как в садике, повторяла она показывая очередное упражнение. На эту неделю ее оставили дома и в садик она не ходила. Потом мы затеяли уборку, тут руководила тетя Катя, но перемывая и утюжа, стирая пыль, и занимая руки прочей монотонной работой увлекшись не на шутку и до самого вечера, мысли точили. Мы прозевали время и не обедав забыли об ужине. Поэтому ребятам пришлось на пол пути вернуться в город за готовой едой получив звонок от Тани. На следующий день нас озадачила Света. Она достала коробки с фотографиями и пустыми альбомами. И вот с перерывами на готовку и прием пищи, мы разбирали по времени, обсуждали, пересматривали и вклеивали в альбомы фотографии семьи Князевых их друзей, сотрудников. Как сказала тетя Катя, что все они одна семья. Этим мы занимались до обеда воскресенья. На обед приехала Станислава Владимировна и пообедав удалилась сначала со Светой, а потом с Лизой.
И вот тогда пришла она. Да еще не сама, а с тяжелой артиллерией, со своей мамой и бабушкой. Оля была в облегающих джинсах и такой же облегающей кофточке с цветочками и глубоким вырезом. Словом, подчеркнули, а точнее обтянули и вывалили, все выдающиеся места этой юной прелестницы. И вот сидя за столом и как так оказалось, что она сидела рядом с Сергеем, а её мама с другого боку от него, да еще и бабушка на против?! Они взяли его в оборот. Семейство Князевых не вмешивалось, они посмеивались и подшучивали, иногда подтрунивали Сергея и Олю, но не вмешивались в ситуацию. Я сидела заключённой Таней Светой и молча наблюдая за событиями за столом потухала. Я осознавала, вот так критично, в один момент и сразу, что я в этом доме никто. Что во вторник озвучат приговор, и моя работа на это семейство окончательно завершиться, а я не подыскала новое жилье и увлеклась Сергеем на столько, что его такое соседство с Олей меня ранит. Ранит на столько, что выть от боли хочется. За беседой за столом я не следила, мне хватило радушного приема семьи своих гостей. Хватило их шуток за столом и соседства Сергея, молчаливого и вежливого соседства. Да Леночка, размечталась дурочка…
– Станислава Викторовна, мне хотелось бы пообщаться с вашим супругом, лично, если вы не против, я сегодня уеду с вами.
Идея как выпутаться из этого всего возникла внезапно. И я решила ей следовать до конца. Если Николаю Федоровичу дадут условный срок, о чем я мечтала, моя работа закончена. Если дадут три года лишения, то учитывая проведённых им полтора года в заключении, можно ходатайствовать об условно-досрочном освобождении по статье 70 УК РФ. За тяжкие преступления можно по отсидке половины и более срока можно просить. И тогда его могут освободить окончательно. И тут мне тоже нет особо работы. Об этом я поговорю с начальником службы безопасности семьи Князевых. Думаю, по УДО он как человек из категории «бывших не бывает», знает достаточно, чтобы добиться положительного результата. Так же, как и сможет добиться не огласки подробностей дела в категории свидетельств Светы и Лизы. И в своих предположениях я оказалась права полностью.
Сначала захваченный в цепкие ручки Сергей пытался предложить сопроводить меня. Но три женщины с далеко идущими планами быстро пристыдили его охладив пыл. Мне показалось, что такая реакция собственного сына огорчила теть Катю, но или реакция была слишком быстрой, или надуманной мною. Уезжали мы на такси. Сергей пытался вырваться из полу объятий Ольги, усевшейся на широкий подлокотник кресла, где он сидел при чаепитии, но видимо не особо активно вырывался, раз прощался сидя в нем. При чем не просто сидя, а поймав «случайно» упавшей в его руги прямо на колени Ольги. В этот самый момент я все окончательно для себя решила. Просто, как часто делала со всеми своими не разделёнными влюблённостями, замкнула все затолкав поглубже. Напросилась на ночевку к Станиславе Викторовне. Нашла полное понимание у ее мужа и даже подготовила вместе с ним документы на оба случая для любого из приговоров. Заказала билеты домой. Да, я решила сбежать. Даже своему побегу нашла оправдания и нашла поддержку у гостеприимных хозяев. О моем сне родом из детства, и моих выводах из дела дедушки и его странных обстоятельствах я честно рассказала Владиславу Григорьевичу и Станиславе Викторовне. Нашла поддержку в них моего решения честно все обсудить с родителями. От их предложения отвезти меня на машине или просто сопроводить, хотя бы Пети, я отказалась. Точнее отбилась. Они не просто настаивали или уговаривали, они напоминали о младшем брате, еще живом брате моих страхов родом из детства. Но даже это не изменило моего решения, надо вырвать семью Князевых из своей жизни. Мужчина не может так поступать. Со мной он не был вежлив и терпим при нашей первой встречи, ему не нравилась моя беседа с его матерью, и он решал вопрос кардинально и жестко. А тут, если бы ему что-то не нравилось, он был бы жестче, как когда-то со мной. А судя по его поведению, все его устраивает, и эта вся ситуация с Ольгой лишь четкие указания мне глупой, что не на что надеяться и не, о чем мечтать. Так же я созвонилась со своим одноклубником и попросила перевезти свои вещи к нему на хранение да дачу, пока найду квартиру. Он обрадовал меня несказанно. Его однушка, недалеко от нашей родной alma mater, сейчас на ремонте и через пару недель он хотел искать студентов для сдачи в аренду, но может уступить мне, а вещи он разрешил до окончания ремонта отвезти в его гараж рядом с новой квартирой, куда он со своей беременной супругой съехали месяц назад. Мы договорились о цене, и я даже скинула аванс ему на карту. А в одиннадцать часов в понедельник, он стоял у машины со своей женой под подъездом квартиры Сергея, от куда я планировала съехать пока он на работе в школе. Мы болтали с Верой, беременной и постоянно что-то жующей женой моего друга, а он таскал упакованные за час мною лично все мои вещи. Консьержке я оставила ключи и письмо Сергею. Писать ли письмо я думала долго. Хотела высказать обиды, хотела признаться во многом, но в итоге написала коротко, нет, даже не писала. Я распечатала безлико записку от руки только подписавшись.
«Спасибо за все. Это дело, и ты лично помогли мне проститься с моими страхами родом из детства. Наша связь не была ошибкой, но и продолжения она не имеет, я это понимаю. Не переживай, досаждать не буду. Спасибо тебе за все, и твоей семье тоже. Удачи.
Волкова Елена Макаровна.»
Да, возможно во мне говорила обида, возможно даже ревность, но я решила ставить точку, одну и на всегда. Наверное, поэтому, пришедшему во сне волку я плакала обняв шею, молча. А утром проснувшись с красными глазами и опухшим лицом отводила взгляд от внимательных Владислава Григорьевича и Станиславы Викторовны. Прощалась с ними я словно навсегда. И когда сбежала на метро отказавшись от Пети долго думала и решила, что все правильно, что так и надо. И хотя перетаскав все вещи и уже собираясь уезжать я столкнулась с Петей, я по малодушию соврала, я все равно решила не отступать.
– Елена Макаровна, какие планы на сегодня?
– Петя. – Чуть осипшим голосом испугано пробурчала. – Сегодня я останусь у друзей и завтра они меня отвезут сразу в суд. Так что отдыхай.
А когда мы выезжали со двора, Вера краснея извиняясь заговорила.
– Ты действительно хочешь остаться у нас? Просто у нас нет где. Наша спальня и детская закончены, как и санузел и кухня. Мы поэтому и переехали. А зал еще делают.
– Нет. Верочка, не переживай, я сниму посуточно квартиру или номер в гостинице сразу, как только мы перевезем вещи. Завтра вечером я еду домой к родителям. Утром у меня заседание, и я свободна. А остаться у вас просто не могу, мне надо подготовиться и хорошо выспаться. А ночуй я у вас, мы же проболтаем всю ночь.
Вера расслабилась, и мы хихикая обсуждали наши планы на такую бессонную ночевку. Все вещи мы перевезли и растолкали по углам с двух ходок. Вместе пообедали в кафешке и распрощались. Я с сумкой готовой к поездке домой отправилась в гостиницу на такси. Мы договорились, что Вера позвонит мне как будет готова квартира и я вернусь от родителей. А если задержусь, то аванс за три месяца у них в любом случае есть. Родителям решила не звонить, пусть будет сюрприз. Авиабилет до Волгограда у меня оплачен, а там определюсь на месте. В конце концов, деньги у меня есть и могу нанять машину, возможно с кем-то пополам, если найду попутчика. Или на автобусе, как раньше ездили, посмотрим.
Зал суда встретил меня всем семейством Князевых в сборе. Все даже беременная дочь с зятем моего подзащитного была тут. Только Лизу отвезли в садик, все-таки еще ребенок. Тут же был и Владислав Григорьевич, и Петя. Они кинулись ко мне с тревогой на лице и ожиданием, похоже чуда. Перспективы решения суда я им не говорила, вообще, попросила не обсуждать дело с семьей и Петю и Владислава Григорьевича, постоянно помогавшего мне. Поэтому для них последним звучали ожидания заключались в озвученных перспективах предыдущих адвокатов. От семьи, кинувшейся ко мне я отгородилась Владиславом Григорьевичем, пискнула «помогите» и спряталась за его спину. Он лишь посмотрел на них, прочистил громким кашлем горло и отрицательно помахал головой. Словно по команде все остановились, их лиц я не видела, я не поднимала взгляд выше их ног, просто увидела, как все развернулись и ушли. Владислав Григорьевич приобнял меня за плечи, пожелал удачи и ушел к ним. Только тогда я отважилась посмотреть на семью Князевых еще раз. Девчонки жались друг ко другу. Света со страхом в глазах вцепилась в руку Сергея до побелевших костяшек и сидела на заднем ряду. Толик и зять сидели по бокам от свои жен в руду сидений чуть ближе. На самом близком ко мне ряду сидела тетя Катя, ее спина была прямой плечи гордо расправленные, но в глазах плескался страх, я чуть улыбнулась ей поймав взгляд и не слышно прошептала: «Все будет хорошо, верьте мне». Мне показалось она чуть расслабилась. Рядом с ней присел Владислав Григорьевич. Он ободряюще мне улыбнулся. А за моим столом рядом с моим местом сидел бесстрастный Петя.
– Доброе утро Елена Макаровна, удачи сегодня нам всем. И еще, вам очень много звонков. Надо после заседания решить, на когда записывать.
– Петя, сколько ты получаешь у Князевых? У меня есть шанс переманить тебя?
– Шанс есть всегда, вы сами так говорили.
– После этого дела я хочу отдохнуть. Встретиться с родителями, они часто звонили, ты же помнишь, а времени у меня не было. Поэтому поставь телефон в офисе на автоответчик. Я буду отдыхать.
Он посмотрел на меня, пристально, согласно кивнул и больше не поднимал эту тему. Просто остался сидеть на месте моего помощника, как и всегда в последнее время. Слова секретаря «Встать, суд идет» прозвучали словно гром. За спиной я услышала единый и тяжёлый вдох и перепуганный выдох, но не обернулась. Решение суда озвучено было в давящей тишине. А мои слова о ходатайстве об УДО потонули в восторженных всхлипах и даже рыданиях все за той же спиной. Поэтому мне пришлось трижды повторить просьбу об ходатайстве. В итоге судья махнула рукой и подозвала меня и обвинителя. Естественно мой рост не позволил мне смотреть судье в глаза. Я с трудом, на цыпочках, выглядывала из стола на возвышении только одним лбом. На что обвинитель закатил глаза и недовольно фыркнул. Судья позволила себе улыбнуться и нагнулась ко мне через стол.
– У меня ходатайство на УДО, мой подзащитный отбыл уже в местах лишения воли год и семь месяцев.
– Возражений нет? – Судья перевела взгляд на обвинителя, вернулась глазами ко мне и сдавленно засмеялась, пряча смех за внезапным кашлем.
– Нет, ваша честь. – Хмура смотря на меня сверху вниз сказал обвинитель.
– Суд удаляется на совещание для принятия решения по ходатайству по условно-досрочному освобождению на пол часа.
Громко сказала судья, чем вызвала страх в глазах родственников моего подзащитного. Вот так, правильно, родственники моего подзащитного. Судья и секретарь ушли. Подзащитный был в клетке под военизированной охраной. А его семья со страхом уставилась на меня.
– Леночка, родная, куда там суд удалился? Что случилось, решение отменили?
Сергей с тревогой спросил осипшим голосом.
– Сергей Николаевич, вы ошиблись с обращением. – Строго прорычала я. Родная для него та самая Олечка, которая терлась об него и падала в объятия.
– Леночка, дочка, – чуть ли не плача заговорила тетя Катя. – объясни, что случилось. Неужели решила увеличить срок?
По ее щекам потекли слезы, и ее ровная спина стала сгибаться, а плечи словно таяли сжимаясь.
– Теть Катя, я же сказала вам, все будет хорошо, просто верьте в меня.
Мне стало обидно. Я понимаю, они радовались трем годам половину из которых Николай Федорович уже отсидел, не слышали моих слов, но разве я бьюсь в панике, разве я дала повод к такому недоверию… Я тяжело вздохнула и отвернувшись пояснила причину ухода судьи в совещательную. Потом не оборачиваясь ушла из зала заседаний через дополнительную дверь, где чуть раньше скрылся обвинитель. Только от взгляда моего подзащитного, обеспокоенного и очень внимательного, я не скрылась. Да и мокрые глаза от него не таила. Молча ушла в туалет. Привела себя в порядок, заглянула к секретарю судьи, тихо поставила ей под стол вынутую из сумки бутылку вина и положила на стол шоколадку и не дожидаясь ее возвращения ушла. Это была моя традиция, каждый раз выигрывая дело, добиваясь того, к чему шла в решении суда, каждый раз я молча оставляю вино и шоколадку секретарю. И с ростом моего дохода дорожает вино и шоколад. Это не взятка и даже не благодарность – это моя дань Фемиде, пусть она и слепа, но пусть будет справедлива.
Мое ходатайство полностью удовлетворили, возражений от обвинителя не последовало и подсудимого, Князева Николая Федоровича освободили в зале суда по УДО. После оглашения суда была тишина. Режущая тишина недоверия. Лязг решетки и открывающегося замка, тихие, но уверенные шаги моего подзащитного. И его шёпот мне на ухо в его крепких объятиях:
– Спасибо дочка. Ты молодец. И не убегай, не решай с горяча.
Николай Федорович отпустил меня, точнее опустил меня на пол разжав свои объятия. И дальше объятия, слезы и поздравления от семьи. Но не меня. Они были одним целым, семьей. Обнимались, девчонки открыто плакали пытаясь сквозь слезы что-то сказать. Я тихо собрала свои вещи и убежала через все ту же дверку в коридор. А потом бегом, со всех ног, я рванула к выходу. Там ждало такси, его я вызвала еще прячась в туалете, согласившись оплатить ожидание. Сумка с моими вещами ждала меня у охранников на входе, их я долго упрашивала, не хотела возвращаться в гостиницу. И лишь, когда захлопнула дверь такси и задав направление в нужный аэропорт, я разревелась. У меня была истерика словно у глупой девчонки. Радоваться надо, такое дело выиграла с обвинения «преднамеренное убийство с особой жестокостью», а это 10–15 лет минимум, вышла на не преднамеренное, в состоянии аффекта и добилась освобождения и это будучи госзащитником. Я теперь стану популярной и востребованной, как защитник в уголовных делах. Журналисты, которых мне удалось избежать, сделают из меня личность, обсуждаемую. Но мое желание было быть как можно дальше от семьи Князевых и одновременно как можно ближе. По крайней мере к одному его представителю точно. До регистрации я поела в одной из забегаловок в здании аэропорта. Пройдя регистрацию сидела погруженная в себя и тихо ранняя слезы. Только благодаря бдительным работникам я не пропустила рейс, мою фамилию не раз называли, но я не видела и не слышала. Просто сидела в зале ожидания у нужного выхода тихо плача. А в какой-то момент почувствовала, как кто-то вытянул из моих рук билет и паспорт, подняла глаза и увидела ласковый взгляд женщины в форме уборщицы. Она вытерла мои слезы своим платочком. Прочитала фамилию в паспорте, улыбнулась. Подхватила мою сумку и сумочку в одну руку, а другой взяла меня под руку и повела к стойке. Передала девчонке за стойкой мои документы, а парню рядом сумки. Приобняла меня и шепнула с явным восточным акцентом: «жива, а остальное наладится». И ушла убедившись, что я твердо стою.
Часть 12. Ожившие сны или страхи родом из детства
Часть 12. Ожившие сны или страхи родом из детства.
В салоне самолета меня узнала тетя Даша, она возвращалась с Москвы, гостила у дочки, помогала ей после рождения ребенка. Тетя Даша узнала меня, поменялась с моим соседом местами. Всю дорогу она молча поглаживала мою руку, ничего не спрашивая. Просто, когда я начинала всхлипывать, она начинала рассказывать какого внука ей подарила дочка, какой зять молодец. Какая у них квартирка, где работают. И при этом не выпуская моей руки, постоянно поглаживая. Как я оказалась в автобусе не особо помнила. Просто, когда нас встретил встревоженный отец, она передала меня для объятий, а сама закинула наши вещи на заднее сиденье и села сама. Видимо она позвонила родителям в пути. Она же и забрала мою сумку и меня из самолета и доставила до автобуса. Я словно пропала, исчезла из реальности, потерялась в собственных чувствах. Но никак не могла совладать со своими эмоциями. Дома я была уже вечером, сразу ушла спать и во сне обняв своего волка опять плакала. А потом еще два дня не выходила из своей комнаты, спала и плакала. Во сне уткнувшись в шерсть моего волка, подвывавшего и поскуливавшего моим слезам, а проснувшись обнимая подушку. Бабуля и мама приходили, поили бульоном и уходили. Мне давали возможность самой прийти в себя и все рассказать. Знают, еще с детства помнят, что если не готова не скажу, а начнут спрашивать, вообще не откроюсь.
И вот на третий день моего пребывания в родном доме, как раз после обеда, когда мне собрались нести бульон, я вышла на кухню. Сначала вымылась и переоделась, а потом взяв себя в руки вышла к своим родным. Села за стол и попросила чая, домашнего, который бабуля сама делает, травки и ягоды собирает, сушит и сама смешивает. Дождалась отца, попросила маму ему позвонить, и когда все были за столом начала рассказывать. Все, без утайки. О Князеве, чье дело выиграла, по реакции родных поняла, что фамилия им знакома. О семье Князевых, о том, что случилось со Светой и Лизой. О том, что случилось и с семьей Владислава Григорьевича и его помощи мне. И снова мне показалось, что моя семья знакома и с этим человеком и с его семьей. И рассказала о связи дедушки, его дела с моим. И о трех братьях, двое из которых теперь мертвы. О том, в чем они замешаны и что третьего теперь разыскивают официально. И в самом конце рассказала о вернувшемся сне. О том, как именно это случилось и о том, что сон, словно не сон, а воспоминание продолжился, когда я уже не спала. Рассказала и о волке в своих снах, новых снах, заменивших тот ужас. А потом разрыдалась и рассказала о Сергее и о себе. Что я позволила нам, себе… И как решила уйти не прощаясь. Я уже тысячу раз пожалела, надо было поговорить и расставить точки, не сбегая. А так теперь мучаюсь собственными сомнениями и переживая извечными «а вдруг», «а если». Слушали меня не перебивая, на лицах моих родных была мрачность и сочувствие. Когда я разревелась отец сжал кулаки. А бабуля хлопнула по его кулакам ладошкой. Успокоившись и выпив еще чая свой рассказ завела бабуля.
– Твой дед был не просто успешный адвокат, он, как и Князев был главой нескольких семей, занимающихся общим делом. Наш древний род берет начало из донского казачьего дворянства, а точнее, наш род прямые наследники Вилковых, и не только этот хутор раньше принадлежал нашей семье. Но в далекие годы революции, спасая детей и женщин на семейном совете решили сменить фамилию на Волковых. Да и не только поэтому, но о второй причине потом. Мы так и жили на хуторах обособленно. Поэтому и выжили, почти все, даже в репрессии, раскулачивание и коллективизации. Мы жили как все, но помогали своим, когда тайно, а когда явно. Но и бежать с родной земли наш род не стал.
То дело твоего деда, так оно и было. И твой сон правдив. – Мама всхлипывала во время рассказа, а папа спал с лица. – Те три брата, разбойничали собрав вокруг себя себе подобных, бездельников, диких псов. Они похищали девочек из сильных родов надеясь присвоить и родить сильное потомство. Таких всегда хватало, – говорила бабуля, – они были, есть и к сожалению, вновь рождаются, а значит и дальше будут. Они не просто воруют девчонок, а таких, чтобы потом родители за них все отдали, а если сделают своими женами, то обеспечили и их. Или вообще приняли в сильный род. Мечтают так стать во главе рода. Поэтому похитив девочек у глав, стараются убить других наследников. Бродяги, одним словом, с дикими для нормальных семей традициями. – бабуля помолчала и с тяжёлым вздохом продолжила. – У тебя и правда была сестра и она погибла, жестоко убита была, на праздник костров. Для нас это не просто праздник, он связь с предками, традиция многих поколений. И в нашей семье, роду, этот день перестал отмечается – это словно измена нашим предкам, но мы боялись напомнить детям о пережитом. Тогда погибло много и детей, и взрослых, то что передавалось от поколения к поколению распалось в тот день и погибло с твоим дедом. Твой отец отказался от всего, переехал сюда и мы стали жить словно прошлого не было. Мы не хотели, чтобы ты училась и жила далеко от нас, там, где нет никого из наших семей, нашего рода. Мы боялись твоей встречи с прошлым. Но ты решила по-другому. Хотели вернуть тебя… Да бабка Дуся, знахарка, которая помогла тебе со снами, она сказала не мешать тебе, что так и должно быть. Именно так, а иначе будет хуже, в первую очередь тебе лично. Вот и оставили тебя в покое. Отец твой клич даст, вечером воскресного дня соберемся всеми семьями, из наших, там и вторую причину узнаешь, почему мы Волковы. Пора тебе. Ты теперь наследница рода и тебе вести за собой. И не сопи так, глаза не пучь, времена сейчас другие, скрываться не во всем надо, а род наш восстанавливать надо. Предки веками строили, нам преумножать надо, а не по углам прятаться.
Князевы твои, – последнее слово она выделила ухмыльнувшись, – тоже из рода древнего и тоже донского казачьего дворянства. Фамилию они не меняли, семью их тогда хорошо потрепали, многих забрали безвозвратно, особенно мужчин, за право сохранить фамилию своего рода они заплатили кровью. Но кто ж тогда знал, что все так будет. И, как и многие, они не ушли с родной земли, не сбежали. Выстояли и окрепли.
Я хотела возмутиться, что Князевы вовсе не мои, но смолчала, и без того много новостей. Папа ушел по делам с бабулей. А мама обняла меня и рассказала про сестренку, Василису, и пообещала сходить со мной к ней на могилку. Так в слезах и в воспоминаниях прошел этот день, вернувшись к нам присоединилась и бабуля. Достала с погреба свою наливочку на ягодах настоянную и к ночи мы еще и порядком успокоились домашним продуктом с градусом первачка. Поэтому субботнее утро у нас началось в обед. Нет, голова не болела, но что-то делать было лень. Поэтому папа, не участвовавший в нашем вчерашнем сабантуе придя на обед с работы усилено подшучивал с трех полу спящих женщин за столом. Лишь к вечеру я окончательно проснулась и решила прогуляться по улицам своего детства к самому берегу затона Грязный или к воложки Куропатка. К последнему от крайней улицы идти не меньше двух километров, но так я и не спешу. Шла думая о своем, переваривая и свыкаясь с рассказом бабушки. И изо всех сил не вспоминая Сергея.
История повторяется. Я опять задумалась и ушла в свои мысли особо не видя ничего вокруг. И опять уткнулась в широкую грудь, выросшую из ниоткуда на своем пути. Сначала радость накрыла меня и хоть запах был совсем не Сергея, взгляд я поднимала наполненная предвкушения и надежды. А вдруг он, просто приехал ко мне или за мной. Уже смотря на острый подбородок меня захлестнуло разочарованием, не он.
– Простите. – Разочарованно на выдохе прошептала делая шаг в сторону желая обойти препятствие и опять опуская взгляд к дороге.
Но препятствие шагнуло со мной в туже сторону. Я глубоко вздохнула, взяла его за опущенные руки придерживая и желая обойти снова сделала шаг в сторону. Препятствие рыкнуло. Схватило меня за подбородок и подняло лицо вверх так, чтобы я его увидела. И я увидела. Страх, нет животный ужас, исходил от препятствия внушая его всем вокруг. Сердце забилось быстрее, но в отличии от моей первой встречи с Сергеем, меня не парализовало. Я чувствовала ужас вокруг, словно липкие щупальца он пробивался пытаясь поселиться во мне, завладеть целиком. Но я боролась. Боялась – да, но ужас, словно чужой, навеянный, не впускала в себя. А еще, его глаза, они сверкали и злость, ненависть и желание убить, разорвать на месте в них были сплетены в единое. Не знаю, как я это все различила от одного взгляда на него, но я просто знала – я права в своих ощущениях. И сейчас наши взгляды схлестнулись и от того, кто первым отведет взгляд зависит выживу ли я сейчас, в этот момент. А о потом думать будем потом. Я собралась, смотрела в глаза, я боялась, но мой страх давал мне силу не отводить взгляд, покорять. В конце концов, я наследница древнего рода, как сказала бабуля, мне вести за собой. Я Волкова, а не напуганная девчонка.
Он первым отвел взгляд и даже опустил голову вжав плечи. На моих губах заиграла довольная улыбка. Я не боюсь. А если и боюсь, то это мой страх, личный и глубокий, он не останавливает перед препятствиями, а помогает его преодолеть. Я смотрела в лицо своему страху родом из детства. Я узнала его среди тех волков, точнее мужчин которым я дала образ волков, он был там, еще мальчишкой. И он очень похож на обоих своих братьев. И на того, со шрамом через всю морду, и на того с порванным, почти отсутствующим ухом. Его ищут в Москве и по области, а он тут, преследует меня со своими дружками.
Я понимала, он не один, сбежать или отбиться я вряд ли смогу. Но и бояться их я не хотела, не могла. Этот страх остался там, в далеком детстве. Я огляделась, вокруг стояло еще человек семь или восемь. Все в свободных спортивных штанах и обуви, и футболках с короткими рукавами. И не холодно им? Все, как и тот что играл в гляделки со мной с полуопущенной головой. Как их там, старший был Владимиром, средний Владиславом, а этот, младший Вячеславом и все трое по отцу Вольфовичи. Как символично относительно моего сна, с немецкого вольф – волк. Наверное, после того происшествия я услышала отчество и перенесла их образ на волков. Я еще больше растянула губы в ухмылке. Вячеслав Вольфович Фонберин значит, а что, возможно предки его немцы. В России часто приставки к фамилиям «фон» объединяли и переиначивали, вот и фамилия указывает на немецкие корни. Что ж ты задумал делать, раз явился за мной аж сюда. Я уже не ребенок, переломать мне хребет не получиться. Я просто так не дамся. Да и от жилых улиц я не так далеко ушла, наверняка услышат и прибегут на помощь, не верб что в нашем хуторке не видели куда я ушла и не доложили моим, а может и вообще пошли следом. Послали моих друзей детства к холостой и перспективной, а за ними наверняка увяжутся и девчонки. И если перспектива защиты меня мелкой, мне привлекательна, то рисковать девчонками не хочется, совсем.
– И что дальше, Вячеслав Вольфович Фонберин? Решили пойти по стопам родных братьев? Или воюете с женщинами?
Он так и не смог поднять голову, зарычал во всю свою дурь мотая головой.
– Связать сучку. Обездвижить и отключить ее, сейчас!
Он отдавал команды рыча. И через несколько мгновений у моего рта и носа чья-то рука сжала вонючую тряпку. Я сопротивлялась, вырывалась и царапалась, но темнота накрыла быстро. Что было дальше не знаю. Но в моем вынужденном сне или бессознательности ко мне пришел мой серый волк. Он ластился ко мне, терся и лизал лицо и руки. И я расплакалась обняв его. И не знаю почему, я рассказала ему обо всем. И о Сергее Князеве, этой сволочи, гаде бессовестном, позволившем на моих глазах тереться об себе другой. Этот гад позволивший ее мамочке и бабушке сватать и хомутать его на моих глазах. И он не просто позволял всему этому произойти на моих глазах с Олей, уже во второй раз, он был мягок и вежлив с ней. Я рассказала каким он был со мной, когда не хотел меня видеть, не хотел быть мягким и вежливым, ласковым. Я жаловалась своему волку ведь я не испытывала вежливости и нежности, а с другой он был таким. Да, своему волку я призналась, наверное, я не только обижена, я ревную. Но эта ревность не от любви, в ней мы не признавались друг другу. Эта ревность к нашему совместному, пусть и короткому проживанию. И вот, он не поставил на место влюбленную девицу, не выбрал меня, а мило улыбался и слабо отбивался. Так не поступают, когда есть кто-то больше чем просто знакомый. Так не поступают с тем, кто дорог, с тем, кто не безразличен. Жаловалась какая я дура и что на придумывала себе не весть чего. И мой вол скулил и ластился, лизал руки и слизывал мои слезы. А когда я под конец слезной тирады заявила, что младший братец серийных убийц-маньяков, со своими прихвостнями не хуже, чем у Сергея при нашей первой встречи, только побольше в численности, похитил меня бедненькую, мой волк взвыл и рыча заглянул мне в глаза. Он словно что-то хотел сказать. Но мне стало холодно и мокро, а щека горела огнем и болью.