Текст книги "История одной любви "Любить волка. Быть волком" (СИ)"
Автор книги: Лилия Мигаро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Часть 17.5…. обращение
…
Совещание прошло мимо меня. Я сидела молча. Все кричали и что-то доказывали. Я не обращала внимания, лишь ждала конца этой пытки. Что-то рвалось наружу, толи крик, толи плачь – не знаю. Но мне все сложнее было это контролировать. Поэтому я сидела не слушая и не смотря, погружённая в себя. В какой-то момент не осознавая себя я закричала.
– Пошли все вон!
Князев вытолкал всех за дверь кабинета куда мы удалились для совещания, судьи ушли сами, молча. Лишь секретарь посмотрел на меня отражая в глазах и собственную боль. Николай Фёдорович присел на корточки передо мной. Его руки дрожали. Он смотрел на меня глазами полными боли и слёз. Мы оба понимали, что дать клятву защиты этому подонку я не могла. Мы оба понимали, что выбора нет и решение уже принято в самом начале, когда было только озвучено предложение этим подонком. Мы оба сейчас просто осознавали уже сделанный выбор.
Горло горело, першило и на груди не подъёмным камнем лёг груз – это мой выбор и все последствия потом будут именно из-за него. Я снова встретилась глазами с вожаком Князевым, а сейчас, сейчас с отцом, переживающим за своего ребёнка и теряющем надежду с каждой секундой. Я видела, как ходили его жвалки на лице. Видела боль и отчаянье в глазах и при этом поддержка. Он из последних сил сдерживал обращение. Он старался, чтобы помочь, поддержать меня. Я выдохнула, но получилось слишком громко, с рыком. Но это не пугало. Скорее это стало спусковым механизмом. Боль разлилась по всему телу. Я обращалась. Перед глазами поплыла серая дымка и вот я стою на полу на звериных лапах. Из горла вырывается хриплое дыхание. Сдерживаемые раньше слёзы потекли падая крупными каплями на паркетный пол. Рядом стоял волк, огромный, сильный и такой похожий на моего. Сердце сжалось от боли, и я завыла. Мой вой подхватил волк. Мы оба выплёскивали боль и отчаянье. Мы сделали выбор. Ещё только став на этот путь мы уже расставили приоритеты. Прости меня, любимый…
Часть 17.5…. Последний день последнего из Фонбериных
…
Последний день последнего из Фонбериных.
Мы так и не вышли в зал к остальным. Владимир Григорьевич принёс какую-то одежду, и мы уехали домой. А утром снова появились на заседании суда. Сегодня особый день, сегодня суд над последним в роду Фонбериных, Вячеславом Вольфовичем. Ровно в десять секретарь объявил о начале заседания и наши ребята ввели Фонберина. Его посадили, как и остальных на стул и привязали к нему перед судейским столом. Так же погас свет и включилась запись. Так же зашуршали записки и судьи часть из них озвучила. Он отвечал ровно. Не испытывал страха. И кажется смирился со своей участью. Говоря часто смотрел на меня. Пристально выискивая что-то своё. Но видимо ничего так и не нашёл. Иначе как понять его срыв. Он глядя на меня заорал.
– Не ври себе. Ты тоже это чувствуешь! Тебе не нужен уже этот щенок. Ты хочешь меня! Ну же, маленькая…
Я ухмыльнулась на его слова и переведя взгляд на судей ровным, монотонным голосом прошептала, зная, что все меня услышат.
– Приговор ему, по я лично исполню. И кто решит стать на моём пути, ляжет рядом с ним.
В такой же тишине судьи озвучили приговор: «Виновен, наказание – смерть. Приводит в исполнение вожак Волкова. Сегодня последний ужин, завтра на рассвете осуществится казнь.»
Не было не шепотков, не замечаний. Все покидали зал в полной тишине. Виновным всем объявлен смертный приговор. У всех кроме Фонберина исполнители стражи. Тела подлежат кремации без права захоронения. Людей соучастников казнили вместе с оборотнями. Так же и провинившихся стражей Джон Вильмус, Закир Сай-Шахбан, Ивета Озолс, Иван Кирпичёв, Фёдор Копань, Азали Первакова, Бурова, несколько членов советов разных стай, несколько вожаков, несколько стражей с других материков. Всем им приговор озвучен – смерть. И завтра будет приведён к исполнению. Много стражников были отстранено, много арестовано. Предстоит ещё много работы чтобы восстановить наш мир, навести порядок среди стай и стражей. Но сегодня сделан главный рывок.
Сегодня судьи были среди остальных, на трибунах. А внизу на арене выведи Фонберина. Все приговорённые были размещены так, чтобы видеть смерть своих соучастников. Я вышла на арену. Его развязали. Я стояла у входа и смотрела на своего врага, на того, кто стал виновником всех переживаний и волнений моих близких людей. Кто пытался сломать меня, подчинить. И я ничего не чувствовала, совсем. Я глубоко вдохнула прикрыв глаза, понимая одно – эта казнь демонстрация, моей силы, моего права, меня самой. Я открыла глаза и знала, сейчас они светятся словно звериные. Я демонстрировала частичный оборот. Я давила своей волей и Фонберин упал на колени поскуливая. Я заставила его обернутся волком медленно подходя и подчиняя своей воли. Он стоял поджав хвост и опустив голову в положении подчинения. Но я по-прежнему ничего не чувствовала. Всю ночь я проговорила с Князевым за ночь обучаясь обороту. Всю ночь я тренировалась управлять своим телом и самим процессом. И вот сейчас на вдохе я обернулась в пару секунд и на выдохе с рыком вырвала глотку своему врагу приведя приговор в исполнение и продемонстрировав свою силу. Его тело упало возвращаясь в человеческий облик. Не было ни предсмертных хрипов, ни предсмертных конвульсий. Всё произошло быстро и максимально чисто. Я так же в волчьем облике прошла к выходу и выплюнула его гортань у выхода. А потом ушла. Ждала окончания в машине.
А внутри пустота, ни чувств, ни эмоций, ни желаний. Пусто. Когда открылась дверца и в салон проскользнула Ксения я не среагировала. Знакомый запах, значит свои. Я смотрела прямо перед собой и не видела. Она вытерла кровь с моего лица, шеи и рук. Словно куклу одела меня. А потом обняла сжав в своих руках и крепко прижала к своей груди. Теплой. Живой.
Часть 18. Её глаза на звёзды не похожи, В них бьётся мотыльком живой огонь. Ещё один обычный вечер прожит, А с ней он каждый раз другой
Часть 18. Её глаза на звёзды не похожи,
В них бьётся мотыльком живой огонь.
Ещё один обычный вечер прожит,
А с ней он каждый раз другой.
Её упрёки – вестники прохлады,
Как скошенная в августе трава.
И пусть в её словах ни капли правды,
Она божественно права.
Где-то ангелы кричат:
Прости – прощай!
Плавится душа,
Как свеча
Разлилась по сердцу печаль:
Я навеки твой, ты – ничья.
Её сиянье затмевает солнце
И замерзает кровь в её тени.
Такое счастье дорого даётся:
Венец, откуда ни взгляни.
Любой валет в её большой колоде
Падёт, как жертва ревности слепой.
Она одна и от меня уходит
Давно проторённой тропой.
Где-то ангелы кричат:
Прости – прощай!
Плавится душа,
Как свеча.
Разлилась по сердцу печаль:
Я навеки твой, ты – ничья.
(авторы и исполнители группа «БИ2»)
Её глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч, открытых кожа,
И чёрной проволокой вьётся прядь.
С дамасской розой, алой или белой,
Нельзя сравнить оттенок этих щёк.
А тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток.
Ты не найдёшь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.
И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.
(Шекспир. Сонет 130)
… От имени Сергея Князева.
Каменный мешок – вот как можно назвать моё место заключения. Сырой, грязный, вонючий без окон и света – каменный мешок. Сколько я здесь, да не знаю. Дни. Месяцы. Годы. Я не чувствую времени, не слышу толком звуков, не осязаю запахов. Не ощущаю уже давно ни холода, ни жара. Мой волк не отзывается. Даже на грани сознания я не ощущаю его. Интуиция молчит. Вокруг сырые каменные стены в клетке два на два во все стороны и метра четыре в высоту. Когда только попал сюда, если это не фантазия одурманенного мозга, мне сказали, что я нужен живой, пока ещё нужен. До того, как меня накачали, и я поплыл, мой волк почувствовал, что нахожусь я под землёй и единственный выход – это люк сверху. Все, дальше был мрак. Через люк мне бросают бутылки с водой и раз в день, думаю, что раз в день, убирают ведро с естественными отходами организма. Хоть за это спасибо, не тону в собственном говне. Еды дают мало, только чтобы не сдох, пару бутербродов. Меня ломают. Наркотики пускают с воздухом, а может сейчас, когда я не чувствую ни вкуса, ни запаха, то и вместе с едой и водой. Но сразу после еды в мой мешок через люк пускают газ, и он почти отрубает меня. Кроме первого дня, со мной никто и ни разу не говорил. Да и в том разе я уже сомневаюсь. Я запомнил запах, женщины, которая увозила меня из моего же спортзала. Оборотень. Я, уплывая в небытие от подсыпанного снотворного и наркоты в воду, моими же ребятами из спортзала, слышал часть разговора о том за сколько меня продали. Я вытащил этих парней с такого говна, отдал их долги и сделал их людьми, превратил их драки в спот и дал возможность заработать. А меня продали… тридцать серебряников… Представляю, что скажет Светка, она никогда не верила во второй шанс. Всегда говорила, что спасать надо сильных и детей. Что только тот, кто ищет шанс тому его и надо давать. А после того похищения вообще обижалась на меня за мою помощь особенно тем, кто упал ниже не куда. Вот оно, подтверждение её правды. Ведь услышал и почуял я только тех, кого вытащил с самого дна.
Когда меня без чувств свалили в этот каменный мешок – не знаю. Пришёл в себя, а рядом валялось пару бутылок с водой бутерброды, сделанные руками той самой оборотницы, которая меня везла сюда и выкупала у ребят. Через время крышка люка открылась и сверху раздался не знакомый голос мужчины. С акцентом иностранца. Он-то и сообщил мне о том, что пока я нужен живой. Но не обязательно здоровый. Он сделал несколько снимков на телефон прямо сверху. Света внутри нет, поэтому кто-то осветил мою камеру под разными углами фонарями ослепляя. Тогда я увидел лично, что вокруг камень, волк подсказал, что каменная кладка под землёй и если бежать, то только через верх. Это последний раз, когда я чувствовал своего волка и смог связаться с отцом. Все последующие попытки результата не дали. Думаю, пару раз в сутки мне запускали газ с дурманящими разум свойствами. Но точно сказать не могу. Я много времени спал, часто был под действием наркотиков и не совсем мог определять реальность это все или моя больная фантазия.
Единственное что меня спасает это мои близкие. Даже уплывая в небытие мне видятся они. Моя племянница Лизочка. Сильный оборотень. Но после похищения она боялась всех и вся. Нам с трудом получилось приручить её. Мой волк единственный с кем она шла на контакт. Может потому что оборотни не возят на себе, даже детей. А я возил, всегда. Как только она научилась сидеть и держаться за меня я оборачивался и катал её по дому и двору. А когда подросла и по лесу. Мой волк дружил с ней с её младенчества и это помогло сойтись снова после пережитого этой храброй девочкой. Её глазки полные восторга, когда она видит моего волка. Её маленькие ручки, гладящие его, расчёсывающие и прицепляющие свои самые любимые заколки и ленты.
Моя сестра, близняшка. Она старше меня на семь минут. Как же она гордилась этим в детстве и доводила меня до обращения этим. А потом залазила верхом и шепча как она любит меня, своего самого лучшего брата на свете, просила покатать. Ну как откажешь бесовке. Оборотни не возят на себе, никого, но я ломал это правило, этот закон. Катал свою несносную сестрицу, а потом её вместе с нашей племянницей. Как иначе, если их полные мольбы и нежности глазки смотрят на тебя, как отказать. Я переживал в дурмане всю свою жизнь. Раз за разом уплывал в воспоминания. Вот моя сестрёнка с подругами залезли на яблоню и боятся слезть. Вот она смотрит мне в глаза и отпустив ручки отталкивается от ветки, и я её ловлю. Я сильный. Я справлюсь. Вот отец её возвращает после похищения, и она каждую ночь ревёт на взрыв мечась по постели и пугаясь каждого шороха. Я ложусь рядом с ней, крепко сжимаю её в своих руках и шепчу. Все глупости мира. Только бы она не боялась. Со временем я просто ложусь спать с ней, и мы болтаем пока она не уснёт. Она рассказывает мне свои страхи. Рассказывает, что с ней случилось. Не всё, лишь малую часть. Но и это даёт ей покой. Она уже может спать без меня. Начинает огрызаться и выходить во двор. Не кричит ночами и не ревёт на взрыв.
А вот наша мама она смотрит на нас так, словно мы победители этого мира и это вдохновляет. Разве можно подвести маму, разве можно не оправдать её надежд, разве этот взгляд не стоит подвигов от нас, борьбы. И я борюсь. Каждый день прихожу домой ради этого взгляда. А как смотрит на неё отец. Они вместе столько лет, а он словно влюблённый мальчишка. Краснеет. Бледнеет. Когда она его целует или отвечает на его взгляд, он всегда сбивается с ритма и в словах, и в дыхании и его сердце ускоряет ритм. Я вижу это и мечтаю, что когда-нибудь и у меня будет так же. Может я просто все придумал. Может мне все это кажется. Но я хочу так же. Чтобы любить одну и навсегда, истинную.
Но почему хочу? Она у меня есть. Моя маленькая и смелая, моя. Когда думаю о ней задыхаюсь. Как мог быть таким глупым и слепым. Как мог причинить боль своей паре и не понять с первого взгляда. С первого дня только все порчу. Вспоминаю нашу первую встречу. Как почувствовала её запах во дворе и внутри всё сжалось. А потом застал плачущую маму и одурманенный помчался на перерез к ней отбросив остальные эмоции. По дороге встретил ребят, и они пошли со мной. Как Светка, увидев меня взбешённого кинулась к маме, а потом нам вдогонку. А я в один прыжок через забор понёсся вслед за запахом. Он дурманил мен, мой волк рычал и кричал, но я не слушал. Вспоминаю как моя девочка, погруженная в свои мысли, наткнулась на меня и внутри что-то взорвалось. Это мой волк сопротивлялся мне. Он хотел защитить девчонку, а я глупый и самонадеянный пытался причинить ей боль. Запугать. Заставить бежать без оглядки. Ведь видел в глазах, нет у этой мелкой жестокости, но не верил ни себе не волку. Сколько раз я жалел, что наша первая встреча была именно такой. Сколько горя она пережила из-за моего порыва. И когда её взял на руки брат, боже, если бы Светка не схватила бы меня тогда, я бы обернулся и кинулся на него. Мой волк требовал своё, он уже признал её. И то, что её на руки взял другой… Скольких трудов стоило успокоиться и придя домой не кинуться на него. Его запах был на ней.
А потом её сны. Когда она выгнала меня обвинив во всем, моё сердце разрывалось. Волк скулил и впервые пытался со мной спорить, подчинить себе. Он чувствовал, что её боль моя вина и хотел оградить её от меня. И он нашёл выход. Он приходил к ей во снах. А я через эти сны рассказывал ей о нашем мире. Так мы снова стали одним целым, мы оба в едином признали в ней свою пару.
А когда она пришла на следующий день. Я учуял её ещё на подъезде, заметался по дому. Попросил маму оставить её у нас. Попросил Свету и Лизу уговорить её остаться… Метался и предвкушал. Все потешались надо мной, но помогали. Я так надеялся, что она пришла ко мне. Я словно гормонально не стабильный подросток в нетерпении и ожидании изводил себя.
Но не смотря на всё это она боролась со мною, моя сильная девочка. Не физически, нет. Она морально стояла словно часовой, не давая мне даже шанса. Я приближался к ней шаг за шагом. Был рядом только когда был нужен. Попросил Владимира Григорьевича выделить ей кого-то чтобы приглядывал и помогал, когда меня нет рядом. Я волновался за неё как никогда раньше. Поселил её рядом со мной. Стал, как советовала мама, сближаться не спеша, приручая и привязывая её к себе. Я не спешил и не давил. Я словно домашняя собака, полз к ней на пузе за добрым словом и порцией ласки. И она привыкала ко мне, оттаивала.
Я старался заменить плохие воспоминания о нашей первой встречи новыми, светлыми моментами. И наша связь крепла. За считаные дни у нас появились метки. Только она ещё была не готова принять меня, да и себя истинную тоже. Кто же знал, что наследница древнего рода, сильный оборотень подавляет свою суть столько лет и даже не подозревает об истине этого мира и о себе. Она не знала кто она, не знала истории и корней собственной семьи. Её сон, точнее воспоминание, она считала кошмаром, окрашенным её фантазией. Но наши прикосновения. Случайные и не совсем. Наши ночи. Наши поцелуи. Я чувствовал в ней волчицу, сильную, но спрятанную и прячущуюся. И эта волчица, как и сама Лена стремилась ко мне, отзывалась на ласки и отвечала на поцелуи. Её волчица приняла меня, намного раньше, чем с этим выбором согласилась сама Лена. Мой волк рядом с ней словно домашний кот урчал от удовольствия.
Наш первый раз. Я умирал и снова рождался рядом с ней. А то, что до меня к ней ни касался ни один мужчина, не пробовал – это был сюрприз. Не спорю, приятный. Но ещё и пугающий. Все произошло быстро и обыденно. Не было ни романтики со свечами и цветами, ни долгих прелюдий. И я причинил боль своей девочке. Сердце разрывалось, а волк бесился, а она удивила, потребовала продолжения. Я словно ожил от её слов. В тот момент я был готов раствориться в ней. И до сих пор не могу понять, как так получилось, что она, уже вполне взрослая и красивая, осталась не тронутой. Моя прекрасная, моя отважная, моя сильная, моя.
Сколько же я причинил тебе боли. Прости меня, родная моя. Как же я виноват перед тобой. Я привык быть братом и другом, сыном. Я не знаю, как это быть любящим и любимым мужчиной, чьим-то мужчиной. Но я буду стараться, стоит только выбраться от сюда. Я больше не совершу тех ошибок, не стану так глупо доверять другим. Я изо всех сил постараюсь быть тем, кто я есть на самом деле, но только для тебя, ради тебя и только твоим. Я и так весь твой и только твой.
Просто не жду предательства особенно от тех, кого знаю с детства, как эту дурочку Олю с её бабкой. Или как тех, в кого верил больше чем они в себя, ребят со спортзала. Моя маленькая девочка, моя смелая волчица, моя…
Вот в эти мысли и воспоминания я уплывал в них и приходил в себя, если это состояние можно так назвать. Этими воспоминаниями я держался. Просто в те редкие моменты, когда дурман отступал, и я пытался нащупать связь с семьёй и любимой, только их лица и мои воспоминания не дали мне сломаться и отчаяться. Я не просто вспоминал, я будто бы снова и снова переживал все то, что держало меня за жизнь. Я жив, я уверен, меня ищут, и я выживу и выберусь из этого каменного мешка и дурмана. Я не могу иначе. Я справлюсь.
В один из очередных моих просветов я очнулся связанным у костра. Смутно знакомые голоса вели разговор обо мне, как я уже понял позже. Один был в форме стражей. Мне стоило больших усилий поймать нить разговора, запомнить голоса, лица.
– Нам лучше избавится от него. Чем быстрее, тем лучше. Его отец не идёт на компромисс ни в чём. Он дал понять в открытую, что не уступит и не отступится. Что доведёт все дела до логического конца о объявит охоту на нас. Пойми, надо избавляться от этого щенка, пока его не связали с нами.
– Не глупи и не пори горячку. Не идёт на компромисс отец, пойдёт его сучка. Сделаем ещё фотографии, снимем видео, дожмём её. Она молодая и не опытная. Совершит ошибки и рассорится с Князевым. Тогда её и дожмём. А сейчас главное добраться до пленников. И выторговать нужного нам оборотня.
Дальше я не слушал. Просто рвался к своей семье, к своей паре. Не чувствовал своего волка, был словно в пелене или тумане. Почти совсем не чувствовал запахов, слабо слышал звуки, не мог определить где я нахожусь, в теле почти не было силы. Как же тяжело потерять часть себя. Часть своего существа, своей души. Но я рвался изо всех сил к своей семье, им тяжело не меньше моего. Они дорожат мною, я знаю, но они отвечают за всю семью, за всю стаю. В какой-то момент, когда я уже отчаялся совсем, у меня получилось. Я не увидел маму, не почувствовал её, нет. Я только услышал её голос, далёкий и еле слышный.
– Ты жив, родной мой, жив.
– Да. Мама, скажи отцу, ребята из зала, они меня одурманили. Оборотень, женщина, привезла меня куда-то за город. Похитили днём до обеда, к месту привезли к полудню. Меня держат под землёй в яме с каменной кладкой два на два на глубине метров четырёх. Это где-то в лесу, наверное. Тут сыро, наверное, рядом вода. К месту ведёт грунтовка. С ними заодно страж, я вижу со спины троих, они говорят, что отец не идёт на уступки. Они хотят нажать на мою Лену, хотят рассорить её с отцом. Они хотят пообщаться с пленниками и кого-то выторговать. Мам, меня чем-то накачивают, я постоянно словно в дурмане. Я не чувствую своего волка, совсем и вас, никого. С трудом тебя слышу.
– Родной мой, ты только выживи. Мы со всем справимся. Мы тоже не можем с тобой связаться. Не чувствуем тебя даже сейчас, совсем, словно ты не живой. Сейчас весь совет держит меня, сразу два совета.
– Мам, как она?
– Мы не сказали ей правды…
– И не говорите, не надо мам, пожалуйста, не … говорите
– Вот тварь, очнулся! – Меня ударили под рёбра тяжёлым ботинком. Я потерял концентрацию и связь разорвалась. Лица я не видел, согнутся пополам не смог. Я был туго связанный, не имея возможности двигаться.
– Не трогай. Не хватало её прибить наш козырь раньше времени. И не порть ему мордашку, а то зазноба не узнает. А нам ещё снимать. Вымещай злость на травке.
Мне на лицо положили вонючую тряпку, зажали рот и нос, и я снова уплыл в свои воспоминания которыми жил и спасался.
Очнулся в своей яме, каменном сыром и тёмном мешке. Только теперь чистом. Исчезла старая и полу гнилая трава, земля и моя разорванная одежда, мусор. Я был в свежем спортивном костюме. В углу стояло другое ведро со стульчаком в виде унитаза. Подо мною был матрац, чистый, лежала подушка и одеяло. Стоял маленький столик с термосом рядом с ним, в нём был горячий бульон, рядом были бутерброды и картошка в мундире с пакетиком хамсы. Целый пак воды в бутылках и несколько книг на нём. С потолка свисала одинокая лампочка, освещая всё вокруг. На стене надпись: «если твоя сучка будет хорошей девочкой, тебе же будет лучше». Что мне лучше вам не знать и не понять. Я съел бульон, картошку с хамсой оставил на потом, заел бутербродами. Взял книги: «Граф Монте Кристо», «Судьба человека», «Побег из ада», «Мотылёк». Под книгами была записка.
«О побеге из плена не мечтают лишь глупцы. Но помни, твой побег, любая его попытка и твои самые близкие и беззащитные могут занять твоё место или просто пострадать. Одурманивать тебя больше не будут, но не сильные наркотики, разделяющие тебя с твоим волком, будут по-прежнему с тобой. Не испытывай наше терпение и доброту, тебе не понравятся последствия. А их ты увидишь лично, обещаю.»
Запаха человека или оборотня не почувствовал, запах затхлости и сырости все перебил. Чуть прокусил палец и смазал книги своей кровью. Вдруг повезёт и книга выдаст хозяина. Конечно я не особо рассчитывал на такую глупость со стороны оборотней, но вдруг за мной присматривает человек, и он не заметит моей хитрости. Значит теперь я хоть буду в сознании. Пусть и не полностью. Но вдруг опять соберут оба совета и меня отследят.
Сколько прошло времени не знаю. Меня кормили не часто, я постоянно испытывал чувство голода. Но хотя бы еда была нормально, к бутербродам приносили горячие и жидкие супы и борщи, салаты, выпечку, фрукты. Еду приносили всегда ночью, открывалась крышка и на верёвке вниз спускалась корзинка с едой. В пустую я складывал посуду и бутылки, так же прочитанные книги, их читал постоянно. Иначе сошёл бы сума от бессилия и переживаний. Книги получал новые, теперь уже другого содержания, теперь мне дали возможность ознакомится с классикой отечественной и зарубежной литературы с основной идеей измена и предательство. И я читал, что ещё делать. Мой волк по-прежнему не ощущался. Я не знал где я, кто сторожит меня на верху и сторожит ли, действительно ли есть угроза моим родным. Поэтому я ел, спал, читал. И думал, мечтал исправить всё что натворил и строил планы на будущее. И вспоминал, снова и снова проживал минуты своей счастливой жизни, где я сын, брат, дядя, любящий и любимый мужчина, где я среди тех, кого люблю больше жизни. Крышка моей тюрьмы снова открылась и во внутрь заглянул мужик.
