Текст книги "Кот, который ограбил банк"
Автор книги: Лилиан Джексон Браун
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
16 сентября, среда.
Кошка, укушенная змеёй, боится веревки.
В семь часов Квиллер позвонил Дж. Аллену Бартеру домой и произнёс решительным тоном:
– Барт, тебе известно, что герой наших горских игр прогуливает работу? У старшего портье есть кое-какая тревожная информация, связанная с убийством Делакампа. Тебе надо срочно его выслушать.
– Хорошо, пусть приходит в контору к девяти.
– Брось эти формальности, Барт! Натягивай штаны и мчись ко мне в амбар. Парень у меня, а преступник шатается по лесам.
Затем Квиллер постучал к Ленни и сказал, что адвокат уже едет. Ему вовсе не нравилась роль всеобщего заботливого дядюшки, упорно навязываемая подрастающим поколением. Молодежь вечно делилась с ним своими проблемами и искала у него совета. Отчасти это объяснялось его положением в округе, отчасти тем, что он всегда и всех выслушивал с сочувственной миной. Ну и, разумеется, свойственной всякому газетчику жаждой узнать всё, и желательно поскорее. Он приготовил завтрак сиамцам и понаблюдал за тем, как они поглощают его с жадностью, хрустом и чавканьем, как самые обыкновенные кошки. А между тем один из них наверняка не случайно лизал вчера фотографии. Коко прошелся шершавым языком по снимкам Боза, который метает ствол, получает золотую медаль и восседает на плечах товарищей по команде. Неужели совпадение? Или же мозг кота был настроен на непознаваемое? Ведь подобные «совпадения» случились далеко не впервые.
Когда прибыл адвокат, Квиллер оставил его беседовать с Ленни, а сам отправился по своим делам. Он купил кое-какие продукты для Полли и забросил их в её автомобиль на библиотечной стоянке. Провел некоторое время в букинистической лавке Эллингтона и откопал там старинное руководство «Как составить своё генеалогическое древо». Чуть позже он заглянул в «Грозного пса», где Бенни, Дуг, Сиг и другие труженики сельского хозяйства встречались в это время, чтобы решить те или иные мировые проблемы за чашкой худшего в мире кофе. Отводя душу, они придумывали для этого напитка всевозможные рекламные тексты: «Настояно на лучших сортах осадка из топливного бака», «Произведено и бутилировано Пикакской пьяносвинофермой» и тому подобное. Шуточки, произносимые вполголоса и сопровождаемые взрывами смеха, были прерваны очередным сообщением по радио: «Полиция продолжает разыскивать одного из местных жителей, подозреваемого в убийстве Делакампа. К настоящему моменту новых сообщений не поступало».
– Наверняка это Бенни, – сказал Кальвин.
– Да нет, Спенсер, – возразил Дуг. Сиг был уверен, что это обычная уловка полиции, призванная усыпить бдительность настоящего преступника из Центра.
– А ты как думаешь, Квилл?
– Время покажет, – уклончиво ответил Квиллер.
Следующим пунктом в его распорядке дня стояло посещение ланча, устраиваемого Бустерс-клубом. Впервые ланч проводился в большом зале отеля «Макинтош». Традиционная трапеза из супа и салата проходила в ускоренном темпе: члены клуба, в большинстве своем бизнесмены, коммерсанты и менеджеры, не могли тратить время попусту.
На ланче присутствовал Бартер. Он оттащил Квиллера в угол.
– Я отвёз молодого человека к прокурору, и мы решили, что парню лучше на несколько дней уехать из города – так безопаснее. Пусть погостит у своей тётки в Дулуте.
– А как он объяснит это администрации отеля?
– Я посоветовал ему позвонить Барри и попросить недельный отпуск в связи со смертью родственника и необходимостью помочь престарелой тетке. Ничего хорошего во всей этой истории, конечно, нет.
– Да, когда правда выйдет на свет, она будет воспринята очень болезненно. Боз уже стал героем всего округа
За столиками велись дружеские беседы, прерывавшиеся необходимостью поглощать пищу. Но вот председатель постучал по столу молотком.
Сьюзан Эксбридж, владелица антикварной лавки, села рядом с Квиллером и с пафосом проговорила:
– Дорогой! Целую вечность тебя не видела!
С тех пор как Сьюзан вступила в Театральный клуб, её речь и манеры стали несколько наигранными и аффектированными.
– Был в Мусвилле, – кратко пояснил Квиллер.
– А как поживает Полли?
– Замечательно. Что нового в мире антикварного старья?
– Я разделываюсь с коллекцией заводных копилок.
– Это ещё что такое?
– Маленькие чугунные копилки для монет.
– И дорогие?
– Одна из них стоит пятьдесят тысяч.
Квиллер чуть не подавился булочкой, а восстановив дыхание, спросил:
– Что же они собой представляют?
– Ну, заводные копилки. Некоторые очень симпатичные, другие довольно уродливые. Заходи в лавку, посмотри сам.
Бах! Бах! Бах! Собравшихся призывали к порядку. Бустерс-клуб взял на себя ответственность за проведение Фестиваля Марка Твена, и различные комитеты должны были отчитаться о ходе подготовки.
Глава комитета по проведению парадов поделился идеей устроить костюмированное шествие героев Марка Твена. К настоящему моменту уже имелись лошадь по прозвищу Солдатик, собака Эйлин и кот Том Кварц, которых намеревались впрячь в повозку, а также больше полусотни Томов Сойеров. У комитета был вопрос к собранию: каково максимально допустимое число клонов?
Комитет по организации лекций связался с крупным специалистом по Марку Твену, проживающим в Калифорнии, но специалист отнесся к их приглашению без энтузиазма. Он никогда не слышал о Пикаксе и сказал, что не может найти его на карте, а потому боится не найти и в действительности. Кроме того, он запросил за выступление непомерный гонорар. Возник вопрос: не отказаться ли от приглашения специалиста? Кто-нибудь из местных, например Джим Квиллер, вполне может прочесть лекцию, если подготовится.
Это предложение было встречено криками: «Слушайте! Слушайте!»
Комитет по переименованию улиц заявил, что почетного названия бульвара Марка Твена достойна лишь улица, замечательная в историческом и архитектурном отношении. Таковой является Приятная улица, но все сорок семь владельцев недвижимости, находящейся на ней, выразили единодушный и решительный протест. Во время последнего заседания городского совета дело чуть не дошло до драки. Но нельзя же присвоить славное имя какому-нибудь невзрачному закоулку! Комитет призвал всех высказать свои соображения.
Представитель комитета по устройству апартаментов Марка Твена в отеле «Макинтош» с грустью произнёс:
– Вы все знаете, что произошло в этом номере несколько дней назад, прямо под портретом нашего великого соотечественника. В связи с этим администрация отеля считает переименование «президентского» люкса несвоевременным. – Вопрос был отложен до следующего года.
Сообщение комитета по нагрудным значками также оказалось малоутешительным:
– Как вам известно, пятнадцать тысяч значков с изображением белого медведя, изготовленных к прошлогоднему Ледовому фестивалю , остались нераспроданными, поскольку фестиваль не состоялся из-за раннего таяния льда на озере. Мы намеревались использовать значки при проведении Фестиваля Марка Твена, переделав изображение медведя в портрет писателя. Однако выяснилось, что это обойдётся дороже, нежели изготовление новых значков. Комитет с готовностью выслушает любые предложения на эту тему.
Руку поднял рослый крепкий мужчина, метеоролог пикакского радио.
– Слово предоставляется Погоду Хору.
– Боюсь, вы прикончите меня на месте, – начал метеоролог, – как в древности поступали с гонцами, приносившими дурную весть, Но мой долг повелевает мне сообщить вам без утайки, что прогноз погоды на октябрь не оставляет надежд на проведение каких-либо парадов, пикников, футбольных матчей и прочих мероприятий на открытом воздухе. Если в феврале мы стали жертвой небывалой оттепели, то в октябре ожидается невиданное похолодание: мокрый снег, пурга, заморозки и снежный покров толщиной в несколько футов. Я все сказал.
Он сел на своё место под крики: «Отменить!.. Отложить!.. Похоронить эту идею!.. Распространить значки с белым медведем!..»
Прозвенел колокольчик, и слова председательствующего: «На этом заседание клуба объявляется закрытым» – потонули в шуме отодвигаемых стульев и топоте ног, устремившихся к выходу.
Квиллер, единственный член клуба без определенных занятий на ближайшие часы, неторопливо прошелся по Главной улице в направлении магазина с позолоченной вывеской «Эксбридж и Кобб, антиквариат». Витрина, как всегда, ослепляла блеском начищенных и отполированных изделий из меди и красного дерева; от цен, как обычно, захватывало дух.
– Дорогой! Вот не ожидала, что ты так скоро откликнешься на приглашение! – пропела Сьюзан.
– Я могу уйти.
– Нет-нет! Заходи и полюбуйся на коллекцию копилок. – Проведя его в глубину магазина, она отперла шкаф, полки которого были уставлены металлическими предметами странного вида по пять-шесть дюймов в высоту и ширину.
– Покажи мне ту, что стоит пятьдесят тысяч, попросил он.
– Сьюзан заколебалась.
– Если ты собираешься писать о них, то нельзя упоминать цены и фамилию владелицы. Это пожилая женщина, а коллекция была собрана её умершим мужем.
– Было бы о чём писать! Я просто хочу посмотреть…
– Ты так прямолинеен, Квилл! – вздохнула Сьюзан.
Копилка, которую она показала, была изготовлена в виде чугунных фигурок пони и клоуна.
– А как ею пользоваться? – спросил Квиллер?
– У тебя есть цент? Положи его на эту подставку и поверни рычажок.
Когда Квиллер сделал, что она велела, пони забегал по кругу, а клоун между тем сунул монетку в прорезь.
– Это всё заводные игрушки, – объяснила Сьюзан. – Механизм приводит в действие осликов, слоников и прочее. Такие копилки были очень популярны в конце девятнадцатого века, когда все старались приучить детей к бережливости. Для ребятни это было одновременно и развлечением.
– И сколько копилок по пятьдесят тысяч ты надеешься продать в Пикаксе? – спросил Квиллер.
– Ни одной, дорогой. Самые ценные я рекламирую в одном из центральных журналов. А прочие собираюсь продать на телефонном аукционе.
Квиллер с любопытством рассматривал копилки. Тут были кошки, собаки, коровы, обезьяны, кит и шотландец в шапочке-гленгарри, с пледом через плечо и большими усами. Он имел вполне дружелюбный вид.
– Хочешь купить? – спросила Сьюзан. – Очень похож на тебя. – Она положила монетку в ладонь шотландца и нажала на рычаг. Шотландец поморгал, приподнял руку и сунул монету в нагрудный карман.
– И сколько она стоит?
– Ну… Эта копилка не такая старинная, как другие, но она американского производства и в хорошем состоянии. Немцы тоже изготовили копилку в виде шотландца, который высовывал язык и глотал монету. У мужа Мэгги это вызывало отвращение.
– Ты говоришь, Мэгги? Так это она продает коллекцию?
– Я позвоню ей и спрошу, сколько она хочет за Килти – так зовут шотландца.
Пока Сьюзан звонила, Квиллер развлекался, опуская центы в разные копилки.
– Мэгги сказала, что продаст Килти за полторы тысячи, – сообщила Сьюзан, вернувшись. – надеюсь, ты понимаешь, что это почти даром.
– Я не позволю себе обирать бедную вдову, которая вынуждена продать последнее жемчужно-бриллиантовое колье, – произнёс он с апломбом.
– Она делает это от чистого сердца, потому что ты ей нравишься и она обожает твои статьи. Кроме того, я сказала, что ты согласился помочь в проведении телефонного аукциона.
– Что-то не припомню, чтобы я давал согласие. Впрочем… Что я должен буду делать?
– Просто сидеть на телефоне и записывать ставки, которые будут называть люди со всех концов нашей необъятной страны. Твой чарующий голос заставит их удвоить цену… Сейчас я дам тебе коробку для Килти.
С покупкой под мышкой Квиллер направился в сторону автостоянки. По пути ему попалась контора Мак-Вэннела и Шоу, и он решил зайти похвастать приобретением.
– Где ты раздобыл этого уродца? – прогремел Мак-Вэннел, но тут же добавил: – Хотя беру обратно это нехорошее слово – он похож на тебя.
– У тебя есть десять центов? Я покажу, как он действует.
Биг Мак положил монетку Килти в ладонь и нажал на рычаг.
Шотландец моргнул и сунул монетку в карман.
– Эй! А обратно он её вернет?
– Нет, конечно. Это же копилка, банк. Ты что, налётчик?
– Ну, знаешь, Квилл, это чистый грабёж. Надо позвать Горди. – Он связался с компаньоном по переговорному устройству.
– Что у вас тут происходит? – спросил появившийся Гордон Шоу.
– Сеанс чёрной магии, – ответил Квиллер.
Ещё один десятицентовик исчез в кармане Килти, и партнер Мак-Вэннела залился счастливым смехом.
– Надо показать это Скотти, – сказал он.
Владелец находившегося через улицу магазина мужской одежды так хохотал, что из-за стенки прибежал встревоженный портной и тоже стал жертвой чугунного грабителя.
Квиллер вошёл во вкус и решил непременно обчистить коллег из «Всякой всячины». В отдел городских новостей он зашёл в тот момент, когда сотрудники, сдавшие в печать очередной номер, отдыхали, перед тем как приступить к следующему. Сгрудившись вокруг Килти, они стали шарить по карманам в поисках десятицентовиков. Вскоре к ним присоединились женщины из литературного отдела и главный редактор. Из своего кабинета появился Арчи Райкер, чтобы выяснить, из-за чего такой шум. Килти до того всем понравился, что никому не было жалко пожертвовать ему десять центов, хотя Арчи заметил, что вполне хватило бы и цента.
– Джуниор Гудвинтер назвал это ограблением по-пикакски: не ты грабишь банк, а банк грабит тебя.
Покинув здание, Квиллер стал на два доллалара богаче, что ещё долго служило поводом для шуток его сотрудникам.
B амбаре всякое новое приобретение воспринималось подозрительно, пока проверка не показала, что оно безопасно. Сиамцы обнюхали руку Килти, его мигающие глаза и усы, после чего Юм-Юм потеряла к нему всякий интерес и удалилась. Коко же ещё долго и внимательно разглядывал копилку, близоруко щурясь, пока до него не долетел тревожный сигнал с востока. Шея его вытянулась, уши прижались. Кто-то приближался к амбару по дорожке от Центра искусств.
Квиллер вышел встретить нежданного гостя и увидел, что это десятилетний мальчишка с фермы Макби.
– Калверт! Вот приятный сюрприз! Я вспоминаю тебя каждое утро, читая очередную календарную мудрость.
– Правда? – откликнулся мальчик.
– Чем могу быть тебе полезен?
– Папа сказал, что я могу попросить вас кое о чём
– О чём же?
– Вы не достанете мне автограф Боза? Папа говорит, что он работает в вашей гостинице.
Этого Квиллер сделать, понятно, не мог и решил увести разговор в сторону.
– Дело в том, что это не моя гостиница, – сказал он. – Она принадлежит Фонду К. Просто названа в честь моей матери.
– А… – произнёс Калверт. Он не видел тут связи с тем делом, из-за которого пришёл.
– И потом, это теперь не просто гостиница, а отель, более комфортабельный и шикарный.
– Понятно.
– А ты видел, как Боз метал ствол в субботу?
Мальчик покачал головой.
– Я читал об этом в газете. И в школе все об этом говорят.
– К сожалению, Боз на этой неделе не работает, так что давай подождём и посмотрим, что будет дальше. А как дела в школе?
– В порядке! – ответил Калверт и убежал.
Перекусив на скорую руку, Квиллер отправился на заседание Генеалогического клуба, проходившее в Старой каменной церкви на Парковом кольце. У входа его встретили Ланспики.
– Все с нетерпением ждут тебя, – сказала Кэрол.
– Откуда такое нетерпение? Они ожидают, что я буду выполнять акробатические трюки или изображать кого-нибудь в лицах?
В зале для собраний ожидало человек двадцать, сидевших по кругу. Квиллер обошёл круг, обмениваясь рукопожатиями. Все здесь были людьми его возраста или старше; представлять его никому не требовалось. Каждый неизменно бросал взгляд на его усы и произносил что-нибудь вроде: «Читал вашу последнюю статью… Откуда вы только берете идеи для вашей колонки?.. Как поживают сиамцы?»
Решив по-быстрому кое-какие организационные вопросы, приступили к основной части. Один из членов клуба зачитал отчёт о своих генеалогических изысканиях, проведённых в Ирландии, после чего и другие сообщили об открытиях, сделанных ими с помощью старых семейных документов, судебных отчетов, кладбищенских записей и военных архивов.
Наконец Ларри объявил, что присутствующие с удовольствием выслушают почетного гостя
«Вот паршивец, – подумал Квиллер. – Мог бы и предупредить». Тем не менее он поднялся, оглядел всех и поморгал, прикидывая, как бы получше справиться с задачей. (При этом ему пришло в голову, что выглядит он, наверное, совсем как Килти.) Затем своим звучным голосом он произнёс:
– То, что я здесь услышал, было для меня в некотором роде откровением. Я представляю собой, можно сказать, некий затерявшийся в пустоте объект: у меня нет родных, нет семейных преданий и записей, я не знаю даже имени своего отца. Он умер до моего рождения, и мать никогда не говорила мне ни о нём, ни о его родителях.
Тем из вас, в чьих семьях все рождения и смерти обязательно заносятся на скрижали семейной истории, не может не казаться странным существование такой личности, как я. Мне же, единственному ребенку у матери, это представлялось вполне нормальным. Мне даже в голову не приходило поинтересоваться своими предками – я был слишком занят уроками, бейсболом, участием в драмкружке, чтением книг о собаках и лошадях и стычками со сверстниками.
Мать умерла, когда я учился в колледже, а вскоре все семейные записи погибли при пожаре… Единственное, что я могу рассказать о своем происхождении, так это то, что мы жили в Чикаго, девичья фамилия матери была Макинтош, а моя фамилия пишется через «в». Больше я ничего не знаю. На этом моё выступление можно считать законченным.
Его признание глубоко тронуло всех присутствующих, и несколько мгновений в зале стояла тишина, за которой последовали аплодисменты. Какая-то женщина всхлипнула. Сказать, что жизнь ему выпала нелегкая, было бы преувеличением, однако случился в ней тёмный период, когда он потерял всё, включая уважение к самому себе.
Домой его отвезли Ланспики. По дороге Кэрол сказала:
– Квилл, я и не подозревала, что ты такая таинственная личность.
– Не возражаете, если я включу радио? – спросил Ларри. – Сейчас будут передавать новости.
Известие, которое они услышали, было печальным: «Сегодня после продолжительной болезни в городской больнице Пикакса скончался в возрасте восьмидесяти лет Осмонд Хасселрич, старший партнёр фирмы „Хасселрич, Беннет и Бартер“, прослуживший юристом в нашем округе более шестидесяти лет. Он был уроженцем Литл-Хоупа и пережил жену, двух братьев и дочь».
– Это конец целой эпохи, – вздохнул Ларри. – Хасселрич был настоящим джентльменом старой школы. По его собственным словам, он являлся «простым провинциальным юристом, но таким, каких поискать». И он был прав! – Свою речь Ларри завершил в лучшем ораторском стиле: – Прощай, благородный Осмонд!
Собственные воспоминания Квиллера о старом джентльмене были связаны прежде всего с привычкой последнего поить чаем своих клиентов. Чай Осмонд неизменно разливал старческой трясущейся рукой в фарфоровые чашки из сервиза его бабушки.
Сиамцы встретили Квиллера, чинно сидя бок о бок с таким видом, будто знали: произошло нечто значительное. Коко сразу направился к автоответчику, на котором Квиллер нашёл запись, оставленную Бартером, младшим партнером фирмы: «Квилл, Осмонд умер! Я был с ним до самого конца. Он передал кое-что для тебя. Не мог бы ты завтра в полдень встретиться со мной в „Макинтоше“? За ланчем мы поговорили бы об этом. Позвони мне в контору».
«Он завещал мне бабушкин сервиз! – с испугом подумал Квиллер. – Зря я так непредусмотрительно расхваливал его фарфор».
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
17 сентября, четверг.
Что обезьяна видит, то и делает.
Спустившись утром вниз, Квиллер спросонья ничего не мог понять: сиамцы сидели рядышком, как обычно, обернув лапы хвостом и навострив уши, но высотой они были по два фута, а каждое ухо не менее пяти дюймов. Затем он сообразил, что это тени на полу, отбрасываемые в косых лучах утреннего солнца, а сами кошки сидят на подоконнике, наблюдая за птицами.
Ещё один сюрприз ожидал его, когда он включил радио, чтобы прослушать сводку новостей: «Вскоре после полуночи в лесу около шахты „Большая Б.“ было совершено нападение на помощницу шерифа. Мисс Гринлиф наткнулась на оставленный без присмотра пикап, принадлежащий местному жителю Джону Кэмпбеллу, которого подозревают в убийстве чикагского бизнесмена. И в этот самый момент ей нанесли удар по голове тупым предметом. Придя в сознание, она обнаружила, что исчез выданный ей револьвер. Таким образом, подозреваемый теперь вооружен и очень опасен. Это белый мужчина двадцати с небольшим лет, ростом шесть футов два дюйма, весом двести пятьдесят фунтов. Когда его видели в последний раз, на нем была спортивная форма, с эмблемой округа Мускаунти, изображающей оленя».
Квиллер обсудил новость с сиамцами, пока те поглощали свой завтрак:
– По-видимому, у Боза кончился бензин, и он попытается с помощью револьвера обзавестись какой-то другой машиной. Понимают ли спортивные болельщики, что преступник Джон Кэмпбелл – это Боз Кэмпбелл, их кумир?
– Йау! – подал реплику Коко, проглатывая кусок.
В полдень Квиллер и Бартер встретились за ланчем в «Макинтоше».
– Слышал новость? – спросил адвокат. – Это придаёт делу новую окраску. Они поступают очень мудро, не сообщая о том, что на подозрении наш чемпион. Иначе местные фанаты поднимут бучу.
– Да, их ждёт жестокое разочарование. Сынишка моих соседей просил меня достать автограф Боза. В школе только о нём и говорят.
– Будем надеяться, что его задержат раньше, чем он успеет совершить что-нибудь ещё. Теперь, он к тому же вооружён.
Квиллер пригладил усы.
– Ленни говорит, Боз никогда не выезжал за пределы округа, а потому я сомневаюсь, что он отправится в неизвестные ему дальние края. Он привык жить в лесу, а те, кто связан с лесом, – особый народ. Уверен, он будет прятаться в каких-нибудь пещерах или зарослях и охотиться с револьвером на мелкую дичь. Её, слава богу, у нас хватает.
– Шериф с вертолёта обнаружит его, – уверенно заявил Бартер.
Официант принёс бокал красного вина и стакан «Скуунка», и они почтили память Осмонда Хасселрича.
– Он уже не видел смысла в жизни, – сказал адвокат. – Трагическая гибель дочери его подкосила, и он держался только ради жены. А после того как и жена умерла, знал, что долго не протянет. – Бартер покачал головой. – Осмонд всегда был для меня учителем и уже несколько лет относился ко мне как к сыну. Я ежедневно навещал его во время болезни, он обсуждал со мной свои последние распоряжения. Обычных похорон он не хотел и предпочитал, чтобы отслужили публичную поминальную службу, как по Эвфонии Гейдж, но только в Старой каменной церкви, и чтобы Броуди сыграл на волынке «Лох Ломонд» и несколько его любимых гимнов. Они с Эндрю были большими друзьями.
– Разве в жилах Осмонда текла шотландская кровь?
– Он шутил, что не смог отыскать в своей родословной даже шотландской овчарки, но часто ездил с женой и дочерью в Шотландию, на Северное нагорье и острова, и называл себя горцем по зову души.
– А какой должна быть поминальная служба?
– Никаких хвалебных речей! Он хотел, чтобы прозвучали «великие слова» в исполнении «прекрасных голосов». Он имел в виду твой голос, Квилл, а также Ларри и Кэрол.
– Поистине высокое доверие, – пробормотал Квиллер. – Он сказал, что именно следует читать?
– Для Кэрол он наметил свой любимый отрывок из Библии – Второе послание к Коринфянам, глава тринадцатая. Ларри продекламирует текст одного из отцов-основателей – что-нибудь из Декларации независимости, например, или из введения к Конституции. Ты же должен прочитать с шотландским акцентом стихи Роберта Бёрнса и киплинговское «Когда ты твёрд, а все вокруг в смятенье…» [23]23
Перевод Вл. Корнилова.
[Закрыть].
– А что-нибудь из Шекспира?
– Мы обсудили и это. Единственное, что пришло ему на ум: «Первым делом надо прикончить всех законников» [24]24
«Король Генрих VI», часть 2, акт IV, сцена 2.
[Закрыть]. Осмонд всегда имел склонность к мрачноватому юмору. Наверное, в его жилах всё-таки текла шотландская кровь.
Тут подали еду, и собеседники занялись ею. Квиллер думал о будущем адвокатской конторы. Уберут ли из названия столь чтимую фамилию Осмонда? Возьмут ли нового партнера? Одним из претендентов была Лоретта Банкер, кузина Погода Хора. Если фирму назовут «Беннет, Бартер и Банкер», пикакским путникам будет где разгуляться. Когда название адвокатской конторы «Гудвинтер и Гудвинтер» пополнила третья фамилия, ей пришел конец.
После ланча Бартер вручил Квиллеру пакет.
– Осмонд считал, что это должно храниться у тебя, – сказал он.
Внутри пакета скрывался старинный бювар с металлической застежкой и кожаным корешком, оклеенный изнутри мраморной бумагой. Надпись на нем гласила: «Переписка Клингеншоенов».
В четверг, как и всегда, газета должна была выйти в два часа, и Квиллер отправился за ней в редакцию.
– Сегодня подобрался довольно безрадостный выпуск, – сказал Джуниор Гудвинтер. – Некролог Хасселрича, нападение на помощницу шерифа и отмена Фестиваля Марка Твенна. Но есть одно читательское письмо, которое отвлечёт тебя от мрачных мыслей. Это отклик на одну из твоих недавних статей. – Он передал Квиллеру пробный оттиск письма:
Когда я прочитал рассуждения мистера К. о разных видах лжи – невинной, отчасти злонамеренной и абсолютно злокозненной, – мне пришли в голову десять распространенных примеров безобидной лжи:
– Ты выглядишь замечательно!
– Не беспокойтесь, она не кусается.
– Даже ребенок может собрать это. Единственное, что требуется, – отвёртка.
– Гарантия бессрочная!
– Ну конечно я вас помню!
– Шеф-повар заверяет вас, что похлебка из моллюсков сегодня бесподобна.
– Не бойтесь, больно не будет. Вы почувствуете только небольшое неудобство.
– Заходите в любое время. Мы всегда вам рады.
– Доктор примет вас буквально через минуту.
– Дождя не предвидится, так что можете оставить зонтики дома.
– Этот автомобиль прошёл всего десять тысяч миль.
– Я люблю тебя.
Боб Тёрмерик
– Кто такой Боб Тёрмерик [25]25
От англ. turmerick – куркума.
[Закрыть]? – спросил Квиллер.
– Никто не знает. Письмо пришло из Содаст-Сити. Мне казалось, оно должно тебя позабавить… Ты будешь писать рецензию на сегодняшний спектакль?
В театр Квиллер пошёл один – Полли была занята.
Среди любителей, с энтузиазмом подвизавшихся на театральных подмостках, были служащие городских учреждений, студенты колледжа, медсестры, торговцы, водители грузовиков и официанты, которые заразились любовью к театру в школьных драмкружках и участвовали в устройстве церковных праздников. Что касается зрителей, то половину их составляли друзья и родственники лицедеев; многие в глаза не видели профессиональных актеров и никогда не были в настоящем театре.
В целом, по мнению Квиллера, исполнители с задачей справились. Никто не забыл своих слов и не пропустил реплик. Режиссер-постановщик научил самодеятельных артистов произносить слова так, чтобы было слышно даже в последних рядах зрительного зала.
Когда спектакль кончился, Квиллер отправился домой писать рецензию в завтрашний номер. Его занятие прервал звонок Полли.
– Ну и как постановка? – спросила она.
– Неплохо. А как прошло собрание?
– Библиотеке нужна новая печка. Мистер Хаммонд самолично явился на собрание и убедил членов совета, что, пытаясь залатать дыры, мы бросаем деньги на ветер. Если быть точной, он сказал, что мы «плюём против ветра». Это так шокировало наших дам, что они тут же подписали контракт без обычных возражений и поправок.
– А Хаммонд сможет установить и запустит новое оборудование до наступления холодов и появления сугробов? – спросил Квиллер.
– По правде говоря, Квилл, мы ещё в августе собирались к этому приступить. Мы оба понимали, что это неизбежно, но…
– Ты тянула время, не говоря ни «да», ни «нет».
– Иногда без этого не обойтись, дорогой. И я знала, что в случае чего Фонд К. нам поможет… Ну, не буду больше отвлекать тебя от рецензии.
– Я позвоню тебе завтра после первого рейса новой передвижной библиотеки.
– Ты видел в газете список пунктов, где она будет останавливаться?
– Да. Я буду ждать её в «Уголке на Иттибитивасси».
– Очень удачное место. Abientot [26]26
À Bientôt – До скорого свидания (фр).
[Закрыть].
– Bientot.
На протяжении всего телефонного разговора Коко сидел на бюваре с клингеншоеновской корреспонденцией. Теперь же он выгнул спину, задрал хвост кверху, как знамя, и стал скрести лапами, словно пытался выкопать содержимое.
– Ну хорошо, хорошо, давай посмотрим, – согласился Квиллер. – А ты напишешь за меня рецензию. Идёт?
Он открыл бювар осторожно, как будто опасался обнаружить в нём дохлую, а то и живую мышь. Но опасения были напрасны – внутри отыскались лишь письма на пожелтевшей почтовой бумаге. Они были написаны от руки, и почерк показался Квиллеру знакомым.
– Да этому же цены нет! – воскликнул он, после чего захлопнул крышку, покормил кошек и поднялся с ними в их спальню.
Обратно он спустился уже в пестрой шёлковой пижаме, которую Полли подарила ему на День отца [27]27
День отца – неофициальный праздник, отмечаемый в третье воскресенье июня, когда отцам принято дарить поздравительные открытки и подарки.
[Закрыть]с сентиментальной открыткой от Коко и Юм-Юм. Но прежде чем усесться с письмами в любимое кресло, Квиллер не торопясь сварил себе кофе.
Почерк, несомненно, принадлежал его матери. Она им гордилась: тонко и тщательно выписанные буквы, с ровным наклоном, нажимом и волосяными линиями, выглядели четкими и изящными. Её научили красиво писать в частной школе. Теперь уже никто не выводил с таким каллиграфическим тщанием каждую литеру. Бегло просмотрев письма, Квиллер увидел, что все они адресованы тете Фанни и на всех указано только число и день недели, без года. Первое письмо было помечено вторым июня, под ним стояла подпись «Твоя Энни». Квиллер, казалось, чувствовал присутствие матери, и мурашки бегали по его спине.
Дорогая Фанни!
Как у тебя дела? Развлекаешься? Оправдал ли Атлантик-Сити твои ожидания? Я понимаю, тебе не до писем, так что можешь не отвечать, но… у меня есть НОВОСТЬ! Я говорила тебе, что родители хотят, чтобы я вернулась к ним в Де-Мойн и работала в папиной конторе, но я БЕЗУМНО влюбилась в Чикаго и, прозанимавшись как одержимая четыре года английской филологией, скорее спрыгну с какого нибудь моста, чем пойду работать в страховую контору. Так я им и сказала, но их это не устраивает. Отец сам не свой по поводу моего решения поселиться в Чикаго, а всё, что нужно маме, – это сохранять мир и спокойствие в семье. Она боится ему перечить, говорит, что слишком его любит. Наверное, я не понимаю, что такое ЛЮБОВЬ! А она не может понять, прочему я не хочу выйти за сына их лучшего друга. Отец взял бы его в дело, и мы все жили бы дружно и счастливо до конца наших дней. Но я просто НЕ ВЫНОШУ этого парня! Он такой СКУЧНЫЙ, и его глаза посажены так близко друг к другу!.. (Ты же помнишь, что мы с тобой говорили по поводу ЭТОГО!)
Так что я остаюсь в Чикаго. Осуществилась моя самая безумная мечта – я работаю в ПУБЛИЧНОЙ БИБЛИОТЕКЕ! Получаю зарплату младшего сотрудника, потому что у меня нет библиотечного образования, но, поверь мне, делаю то же самое, что и другие библиотекари. Но это неважно. Мне БЕЗУМНО нравится моя работа. Получив зарплату, я сразу же сделала первый взнос за пианино в комиссионном магазине. Ты никогда не слышала, как я играю, но я знаю, что у меня получается очень неплохо. Просто ради шутки, чтобы позлить отца, я попросила его переслать мне мой кабинетный рояль. Не тут-то было!.. Я сняла маленькую квартирку, а в соседней живёт очень симпатичная девушка из Теннесси. Её зовут Сью Эллен, мы вместе ходим в театр и на концерты – парочка провинциальных барышень, пробивающих себе дорогу в большом городе.
Твоя Энни
Квиллер хмыкнул в усы. Значит, его дед занимался страховым бизнесом в Де-Мойне! Возможно, именно там и следует начать генеалогические разыскания. Даже если он ничего не найдёт, съездить всё-таки стоит… Но как вам нравится эта двадцатидвухлетняя особа, ставшая впоследствии его МАТЕРЬЮ?! (Он мысленно выделил этот слово, невольно переняв манеру родительницы, налегавшей на прописные буквы.) Леди Анна, всегда такая СПОКОЙНАЯ и РАССУДИТЕЛЬНАЯ! Квиллер принялся за второе письмо, датированное десятым июня.