Текст книги "Кот, который учуял крысу"

Автор книги: Лилиан Джексон Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

– Читает газеты, которые выходят Гдетотам.

– Быстро давай его сюда!

Квиллеров приятель соблаговолил доползти до телефона, но по его голосу было слышно, что его оторвали от серьёзного дела: он уже три дня как не изучал «Нью-Йорк таймс»!

– Арчи! – заорал в трубку Квиллер, чтобы привлечь его внимание. – Как насчёт того, чтобы завтра вчетвером позавтракать в таверне «Типси»? Всё-таки воскресенье. А потом пойти на Немой аукцион в муниципалитет? Мне сказали, там будут продаваться чудные штучки!

Против приглашения Квиллера Райкер устоять не мог: он был гурманом и к тому же заядлым коллекционером.

– Когда встречаемся? Кто поведёт машину? Там принимают кредитки? – сыпал вопросами Арчи.

Довольный проведёнными переговорами, Квиллер оделся к автопробегу и отправился в центр на ланч. Если ему придётся убивать время перед заездом, то он с удовольствием поторчит в букинистической лавке. Он проглотил свой любимый сандвич «Ройбен» в заведении «У Ренни» при гостинице «Макинтош» и уже собрался уходить, как вдруг услышал своё имя.

– Квилл! Я как раз подумал о тебе! – окликнул его кто-то.

– Помянешь чёрта – и он тут как тут! Как идут дела, Барри?

– Блеск!

Фонд К., нынешний владелец гостиницы, прислал сюда Барри Моргана из Чикаго в качестве управляющего.

– Ну что, готов к встрече с Великим? – спросил Квиллер.

– Всегда готов. Не может быть, что он такой жуткий, как все тут расписывают.

– Такой, такой… А может, и ещё хуже. Но если тебе удастся выжить в первые три дня, успех тебе гарантирован. Округ обзавёлся целой армией снегоуборочных машин – по внушительности её можно сравнить только с флотилией нефтетанкеров, принадлежащих какому-нибудь греческому магнату… и всё благодаря Фонду К.

– Блеск! – повторил Морган. – У тебя найдётся парочка минут? Надо потолковать.

Они укрылись в укромном уголке вестибюля, предназначенном для чтения, рядом с внушительных размеров портретом, на котором была изображена Анна Макинтош-Квиллер в полный рост.

– Ну, что тебя гложет? – спросил Квиллер.

– Здесь мой брат с женой. Они хотели поселиться в городе, пока снег не выпал. Ты только послушай! Я уже начал говорить, как местный!

– И где же они поселились?

– Они купили один из тех больших домов, что на Приятной улице. Это Фрэн Броуди для них старается. И клиника тоже скоро откроется. Будет называться «Дерматология Мускаунти». Моя свояченица – художница, как ты, наверное, знаешь. Делает настенные панно – батики, а Фрэн их продаёт.

– Интересно… – заметил Квиллер. – Ну а что я могу для них сделать?

– Кое-что можешь. Когда я впервые появился в этих местах, ты дал мне один очень ценный совет – как ладить с людьми в маленьком городке, и я буду тебе очень признателен, если ты повторишь то же самое и для них.

– Буду рад.

– Может, встретимся у меня как-нибудь вечерком, пообедаем вместе. Я позову шеф-повара Винго, и он приготовит всё в лучшем виде. Будет уютная, дружеская атмосфера – круче, чем в ресторане.

– Блеск! – заключил Квиллер.

Было ещё слишком рано, чтобы идти к зданию суда, откуда начинался автопробег, поэтому он прогулялся до букинистической лавки. Она располагалась сразу за почтой, на захудалой улочке, которую отцы-основатели города в мудрости своей так и прозвали: Захудалая. Протяжённостью она была не больше аллеи – длиной в один квартал и с обеих сторон – с севера и с юга – упиралась в оживлённые магистрали. Посреди квартала стояло невысокое каменное здание, напоминающее грот, из сверкающего на солнце полевого шпата. И неудивительно, что все туристы первым делом отправлялись поглазеть именно на него. Когда-то здесь была кузница, но более пятидесяти лет тому назад внук кузнеца переоборудовал её в букинистическую лавку, и, чтобы отметить «золотую» годовщину магазинчика, администрация Пикакса переименовала улицу в Книжную аллею.

Лавка букиниста называлась «Издания Эдда». Войдя в магазинчик, Квиллер усиленно поморгал, чтобы привыкнуть к темноте после ярких полуденных лучей, и застыл, вдыхая знакомый аромат старинных книг, отдающих сыростью подвала, запах супа из моллюсков, разогреваемого букинистом на обед, и душок недоеденных сардинок, лежавших на кошачьем блюдечке. Сам кот – длинношерстый самец – сторожил помещение, смахивая пыль с фолиантов своим пышным хвостом. Он узнал Квиллера.

– Доброе утро, Уинстон! – приветствовал кота Квиллер. – Спорим, я знаю, чем тебя кормили на завтрак!

Эддингтон Смит, заслышав голос посетителя, вышел из-за двери, за которой располагались жилые комнаты и переплётная мастерская. Квиллер уже был там, когда писал статейку о переплётных работах, и хорошо запомнил обстановку: узенькая койка, на которой спал хозяин, треснувшее зеркало над мойкой, старомодные бритвенные принадлежности, газовая плита с двумя горелками, большой коробок спичек и – маленький пистолет.

Эддингтон, от рождения хрупкого телосложения, с годами усыхал всё больше и больше. У него были пепельно-седые волосы, кожа имела нездоровый сероватый оттенок, а мышиного цвета костюм сливался с тёмными переплётами старинных книг, разложенных где только можно: на столах, на полках, на полу.

– А-а, мой лучший покупатель! – произнёс он после того, как, приладив на носу очки, узнал Квиллера. – Я нашёл для вас нечто исключительное! – И нырнул в глубь лавочки, в своё книжное святилище.

В магазине был ещё один посетитель, человек, незнакомый Квиллеру. Вооружившись фонариком, он с риском для жизни балансировал на шаткой приставной лестнице. «Книжный червь, охотится за каким-нибудь сокровищем», – подумал Квиллер.

Эддингтон вернулся, нежно прижимая к груди какой-то фолиант.

– Вы интересовались Египтом, мистер К. Вот прекрасное издание – не очень древнее, в хорошем состоянии, текст научно откомментирован, богато иллюстрирован. «Тайны египетских пирамид».

Квиллер бросил взгляд на стремянку: незнакомец явно подслушивал. Этот парень, похоже, рыскал среди полок в надежде откопать книженцию за три доллара, которую он смог бы потом перепродать торговцу древностями за пятнадцать, после чего раритет войдёт в каталог с ценой в двести долларов, а может, и две тысячи.

– Беру не глядя, – заявил Квиллер. – Сколько?

– Как насчёт четвертака? – произнёс Эдд, и в глазах у него загорелись лукавые искорки: сегодня он был в игривом настроении.

Парень на стремянке уронил фонарик.

– Двадцать пять центов – не дороговато ли будет, Эдд? – подыграл хозяину репортёр. – Даю двадцать, – заявил он и сунул в руку книготорговцу двадцать пять долларов.

– Вы – мой лучший покупатель! – повторил Эддингтон. – Я оставлю вам мою лавку по завещанию. – Он всегда говорил это.

– А Уинстона я тоже унаследую? – поинтересовался Квиллер. – Не уверен, что смогу его прокормить.

Они оба направлялись к выходу. Несомненно, случайный покупатель всё ещё прислушивался к их беседе.

Эддингтон поспешил успокоить его:

– Кот у меня старый и много не ест. Но иногда он любит выходить в свет, пообедать в ресторане. – Никогда в жизни Квиллер не видел Эддингтона в таком весёлом расположении духа.

Квиллер забрал прекрасное издание и, подмигнув на прощанье Эдду, вышел на улицу, чтобы отправиться на поиски новых приключений.

Колонна автомобилей, участвующих в Горном автопробеге, выстроилась гуськом вокруг скверика на площади, что был разбит перед зданием суда: полицейский автомобиль шерифа, три лимузина, принадлежавшие высокопоставленным лицам, взятый напрокат аэропортовский фургон для телевизионщиков из Гдетотам, ещё три машины с фотожурналистами из «Последних новостей» и фургон флориста. Предполагалось, что Квиллер, Хикси Райс и Дуайт Сомерс сядут за руль лимузинов, одолженных у местного похоронного агентства, а их VIP-пассажирами станут трое специально уполномоченных представителей округа, президент Исторического общества, местный историк и его супруга, пятеро прямых потомков горнозаводчиков – основателей шахт, и собака изрядных размеров.

Пятью прямыми потомками горнозаводчиков оказались: богатая вдовушка Мэгги Спренкл; престарелый Джесс Поуви, который называл себя фермером-джентльменом, хотя Мэгги утверждала, что никакой он не джентльмен; Аманда Гудвинтер, бизнес-леди и по совместительству член городского совета; Лесли Бейтс Хардинг, мальчуган лет шести, и Берджесс Кэмпбелл, преподаватель колледжа, читающий лекции по истории Америки. Будучи слепым от рождения, он всегда имел при себе собаку-поводыря, и эта парочка была хорошо известна в Пикаксе: Берджесса уважали за чувство юмора, а его пса Александра – за воспитанность. По особо торжественным случаям, таким как этот, гордый скотт выряжался в национальный костюм шотландского горца: килт, через плечо – сумка мехом наружу, украшенная кисточками, клетчатый плед и живописная шапка-гленгарри.

– Берджесс, ты великолепен! – сделал ему комплимент Квиллер.

– Ты тоже, – насмешливо отозвался он.

Потом началась неразбериха: все загалдели, выясняя, кто с кем поедет. Мэгги категорически отказалась сесть в один лимузин с Джессом Поуви. Перекрывая шум и гам, Аманда крикнула:

– А мне всё равно! Я могу хоть на крыше ехать! Только давайте уже сдвинемся с места! Цирк да и только!

Наконец было решено, что с Квиллером в качестве пассажиров поедут Мэгги, Лесли и девяностовосьмилетний историк Гомер Тиббит со своей женой.

Мамаша Лесли поправила сыну галстучек и причесала непослушные вихры, приговаривая:

– Тебя там сфотографируют и снимочки напечатают в газете. Твоя бабушка будет так гордиться тобой! Я приду встретить тебя, когда всё закончится. Ты поедешь вот с этим добрым дяденькой с большими усами, он за тобой присмотрит.

Квиллер неодобрительно покосился на юного путешественника, чувствующего себя крайне неловко в тесном костюмчике и белой рубашке с галстуком-бабочкой.

Фыркнув в усы, он обратился к Мэгги:

– Меня никто не предупреждал, что придётся работать нянькой!

Мэгги и парнишка заняли места позади водителя, оставив более просторное заднее сиденье для Тиббитов – Гомера и его обходительной супруги Роды. Она заботливо притащила с собой подушки, чтобы смастерить уютное гнёздышко для костлявого тела своего мужа. Лесли, который никогда в жизни не видел таких глубоких стариков, забрался с ногами на своё сиденье и отъехал назад, с ужасом разглядывая капризное, изборождённое морщинами лицо соседа.

Спустя некоторое время он выставил вперёд указательный пальчик и, ткнув им в пожилого джентльмена, нажал на воображаемый курок:

– Пиф-паф!

Мэгги одернула его:

– Сейчас же повернись и сядь на место, Лесли. И пристегни ремень. Мы сейчас поедем.

По сигналу вся мотоколонна разом двинулась и, оставив позади здание суда, выехала на Главную улицу, где по краю тротуара уже выстроились ликующие зеваки. Для Мускаунти это было важным событием. В течение последующих четырёх часов процессия колесила по всем окрестностям – то по плохим грунтовым дорогам, то по более сносным, – объезжая десять горнодобывающих предприятий.

Первым пунктом назначения была шахта «Большая Б.», ею когда-то владела и управляла прабабушка Мэгги. Когда колонна остановилась, дверцы автомобилей разом открылись, и оттуда вывалились пассажиры, которые сразу же сгрудились вокруг бронзовой таблички. Как и на других участках, здесь вместо горнодобывающего предприятия лежала голая земля, огороженная забором с предупреждающими надписями. Единственной реликвией, сохранившейся с давних времён, была похилившаяся деревянная башня футов сорок высотой. В этом одиноко торчащем сооружении, погрузившемся в мёртвую тишину, было что-то таинственное, пугающее, зловещее.

Мэгги и главный уполномоченный встали у мемориальной доски, приняв подобающую торжественному моменту позу; из фургона флориста выбежала молодая женщина с огромным венком, перевитым пурпурной лентой, – чтобы повесить его на столбик с медной табличкой. Засуетились фотографы: искали нужный ракурс, чтобы в кадр вошли и табличка, и башня на заднем плане.

Затем главный уполномоченный произнёс речь о славном прошлом Мускаунти, центре горнодобывающей промышленности; о тысячах шахтеров, что жили и работали здесь и здесь же нашли свою смерть; о трудностях, встреченных ими на своём нелёгком пути: горные обвалы, взрывы, забастовки; о жалких трущобах, в которых они обитали; о школе для детишек горняков, где ученики всех возрастов ютились в одном помещении; о церквушке и о складах компании. А теперь здесь не осталось ничего, кроме башни! Он говорил слишком долго, и участники торжеств были счастливы снова вернуться к машинам.

Квиллер подумал: «Одну проехали – осталось только девять!»

На следующей шахте, имеющей отношение к семейству Хардингов, опять были бесконечные фотосъемки, ещё один венок и ещё одна речь, которую толкнул уже другой политический деятель. Он сказал следующее:

– Америка славится своими национальным достоянием. В одном месте – Ниагарский водопад, в другом – Великий Каньон, в третьем – статуя Свободы. А у нас есть десять старинных шахт!

Один из фотографов велел прямому наследнику национального достояния вынуть палец изо рта и «сделать улыбочку», но Лесли назло ему сложил пальцы пистолетиком и, направив «оружие» на фоторёпортера, выпалил:

– Пиф-паф!

Вторая часть дня описана самим Квиллером в его репортерском блокноте:

Сделав пять остановок и нафотографировавшись всласть, прямые потомки горнозаводчиков потеряли интерес к происходящему – но тот, кто едет на тигре, не может слезть. Все остальные почётные лица тоже попали в ловушку. Фоторепортеры из Биксби и Локмастера (газеты «Охотничий рожок» и «Гроссбух») отщёлкали всё, что можно, и смылись. Телевизионщики на аэропортовских авто тоже отчалили очень быстро, сняв на плёнку то, что им показалось наиболее пригодным для показа в вечерних новостях, то есть Аманду с натужной улыбочкой, одетую как огородное пугало, и Берджесса, обряженного в килт, рядом со своим псом.

После этого речи стали короче, а слушателей поубавилось. Гомер Тиббит наотрез отказался выходить из автомобиля, а Лесли продолжал дразнить его, нацеливая на старика палец и взвизгивая: «Пиф-паф!»

– Послушай, дитя, – дискантом верещал Гомер, – если ты ещё раз так сделаешь, я ударю тебя костылем!

Вмешалась его жена:

– Лесли, деточка, не бойся. Нет у него никакого костыля! Ты лучше пересядь к водителю – будешь стрелять по овцам и коровам через ветровое стекло.

– Ну спасибо вам, Рода, – пробурчал я. – Вы просто душка!

Итак, Лесли пересел ко мне, на переднее сиденье, и, думаю, я достал его, засыпав вопросами:

– Какие боеприпасы у тебя имеются? А лицензия на ношение оружия у тебя есть? В каком году ты вступил в Национальную стрелковую ассоциацию?

Несколько минут спустя он что-то неразборчиво прошептал, больно ударив меня по руке.

– Я писать хочу! – повторил он громче.

Похоже, нас занесло на край земли. Мы заехали в никуда: кругом глушь, каменистая равнина – нигде ни кустика, куда ни кинешь взгляд. Я надавил на гудок и дал сигнал к остановке всей автоколонны, затем нашёл помощника шерифа и спросил, не знает ли он, где тут ближайший магазин. Он ответил – на следующем перекрёстке.

Когда мы добрались до очередного перекрестка, я схватил Лесли за руку и, буквально выдернув его из машины, заволок в магазин. Хозяином лавки был человек с длинной бородой – не меньше фута. Я вежливо обратился к нему:

– Этот юноша хотел бы воспользоваться вашими удобствами.

– Здесь не общественный туалет! – рявкнул бородач.

Ни слова не говоря, я вытащил Лесли из придорожной лавки, и мы отправились к полицейской машине. Несколько секунд спустя помощник шерифа – пистолет в кобуре на боку – проводил мальчика обратно до магазина.

В это же время один из политиков – тот, что ехал вместе с Дуайтом, – заглянул в лавочку и приобрёл бутылочку кое-чего покрепче. К тому моменту когда мы наконец прикатили на десятый участок, наши политиканы уже «наклюкались» в хлам, а все остальные участники автопробега чуть не померли от скуки. Гомер провалился в сон. У фотографа кончилась плёнка, а цветочница недосчиталась одного венка.

Вот так мы и живём в нашем захолустье.

Три

Квиллер положил свою «старую» новую книгу из букинистической лавки Эдда на кофейный столик. У неё была очень красивая обложка, которую защищала ещё одна, глянцевая. На суперобложке была изображена пустыня, посреди которой вырастали загадочные пирамиды. Репортёр подумал: «В Египте – пирамиды, у нас – башни…»

Как только в дом приобреталась какая-нибудь новая вещица, сиамцы немедленно появлялись с инспекцией. Юм-Юм была необычайно прагматична в своих оценках: можно ли «это» гонять по квартире, как мышку? Спрятать под коврик? Погрызть? Коко же стремился к аналитике: каково назначение новинки? Откуда она взялась? Что тут делает?

«Тайны египетских пирамид» были изучены тщательнейшим образом. Юм-Юм отвергла новинку раз и навсегда. Однако Коко обнаружил у неё некоторые достоинства и дал ей своё благословение: он на неё сел. Квиллер собирался почитать её кошкам вслух воскресным утром, перед тем как пойти на ланч, а потом на Немой аукцион. Им просто нравился звук его голоса – вне зависимости от того, читал ли он им «Историю Египта» или журнал «Мир и мы». В полдень он положил им в мисочки хрустящие аппетитные шарики и на прощанье дал несколько ценных указаний:

– Пейте побольше воды. После обеда – обязательно ложитесь спать. И запомните: я категорически запрещаю вам звонить по межгороду.

Кошки вежливо выслушали его распоряжения.

Квиллер повёз Полли и Райкеров на своей машине. Он специально сел за руль – на тот случай, если он всё-таки приобретёт обещанный коврик шесть на восемь: чтобы было на чём доставить покупку домой.

Арчи и Милдред с нетерпением ждали этого события: они давно хотели провести день с друзьями, вместе пообедать, а потом – поторговаться на аукционе. Эти двое поздно нашли друг друга, и теперь, отойдя от дел, каждый придумал себе новое занятие. Она была пухленькой и миловидной и обожала готовить. У него было плотное брюшко, пышущая здоровьем румяная физиономия – и он обожал поесть.

– Какой чудесный день! – воскликнула Милдред, садясь в машину.

– До первого снега уже недолго осталось! – подхватила Полли.

– Надеюсь, снег положит конец лесным пожарам, – серьёзно заметил Арчи.

– Солнышко, расскажи им, что мы только что узнали, – проворковала его жена.

– Да… Эта история – на первую полосу в понедельник, с аршинным заголовком… Нам позвонил один геолог из государственного университета и сказал, что в Канаде – точно такая же ситуация. Вполне возможно, что под землёй, в заброшенных шахтах, огонь тлеет уже больше ста лет. Пока идут дожди, ситуация под контролем, но когда стоит такая засуха, как сейчас, огонь вырывается наружу – и вспыхивают пожары. И ещё говорят, что все шахты соединяются друг с другом.

– А я никогда об этом не слышала, – заявила Полли.

– За горнодобывающими участками следовало бы вести постоянное наблюдение, но шериф заявил, что у него на это нет ни людей, ни машин. Это плохая новость. Но есть и хорошая. Ты знаешь Бёрджесса – он преподаёт в Общественном колледже Мускаунти. Так вот, его студенты предложили организовать Народную пожарную дружину. Добровольцы на своих собственных автомобилях будут объезжать весь округ по заданным маршрутам. Работать будут в три смены. У всех будут сотовые телефоны, так что если кто заметит дым или горящую траву, он сразу же доложит в пожарную часть по горячей линии.

Милдред, как всегда, была настроена оптимистично.

– От добровольцев отбою не будет. Это же временно – пока снег не выпадет, и к тому же дело хорошее. Думаю, все хотят спасти наши башни.

Арчи добавил:

– Завтрашний номер будет толстым: внезапное самовозгорание на шахтах, Горный автопробег, Немой аукцион. Кстати, Квилл, как прошёл автопробег?

– Весьма познавательно, – буркнул репортёр.

Таверна «Типси» в соседнем Кеннебеке была не чем иным, как бревенчатой придорожной забегаловкой, приземистой, расползающейся в разные стороны. Популярностью своей она была обязана старым добрым традициям: там прилично кормили аж с 1930 года. Основатель заведения назвал его так в честь своей кошки, белой, с забавными чёрными отметинами, – её портрет висел в главном зале, где подавались обеды. Одно время все местные жители до хрипоты спорили о том, какие у кошки должны быть лапки на картине – чёрные или белые? Но зато посетители забегаловки выказывали единодушие в оценке бифштексов и рыбы. Они были восхитительны!

Воскресный ланч был одним из нововведений таверны: там предлагали «всё, что вашей душе угодно», но гвоздём программы были яйца, «свежайшие яички, снесённые ранним утром славными курочками из нашего курятника на заднем дворе!». Желтки в них были куполообразные и интенсивного оранжево-жёлтого цвета. Милдред утверждала, что это хороший знак. Визитной карточкой заведения было особое блюдо – «Типси яичная». Огромную английскую оладью разрезали пополам, обжаривали на гриле, затем на каждую половинку укладывали домашний колбасный фарш в виде пирожка и яйцо-пашот, и всю конструкцию заливали расплавленным чеддером. Местные матроны в ожидании томились за столиками.

Компания, сидящая с Квиллером за одним столом, упражнялась в грамматике, перекидываясь прилагательными превосходной степени.

– «Типси» – старейший ресторанчик в нашем округе.

– Зал «Макинтош» в гостинице хоть и самый новый, зато самый лучший.

– «У Луизы» – самое обшарпанное и самое уютное заведение.

– «Вкусная еда у Отто» – пока этот шалман не закрыли – была самой скверной и самой шумной забегаловкой.

– Там заколачивали самые большие деньжищи. Теперь Отто продаёт своё хозяйство.

– Прошёл слух, что теперь там будет антикварный супермаркет – площадь будет сдаваться в аренду под магазинчики, а хозяева будут по очереди ремонтировать помещения.

Квиллер знал, что его гости не прочь пропустить по «Кровавой Мэри» перед обедом, и заказал четыре напитка.

– Мне – без водки, – предупредил он. – Я ещё несовершеннолетний.

– Хорошо, сынок, – подыграла ему седовласая официантка.

Когда подали напитки, Арчи предложил тост за Ленни Инчпота, который выиграл Последнюю велосипедную гонку перед первым снегом.

– Его мать будет в восторге, – заметила Полли.

– Завтра Луис будет всех угощать дармовым кофе. Ленни – хороший парень. Увлечённый. Работящий. Добросовестный.

Милдред, единственная среди всех четверых уроженка Мускаунти, заявила:

– К счастью, он не похож на своего отца. Мистер Инчпот за всю жизнь палец о палец не ударил. Он всегда был болен. Так Луис говорит. Она ухаживала за ним, воспитывала их сына, кормила-поила его, управляла закусочной. Между прочим, он ещё и попивал – говорил, что это полезно для здоровья. В один прекрасный день он выполз из бара чуть не на четвереньках, попал под грузовик и погиб. Луис едва с ума не сошла от горя. Но вскоре она узнала правду. Доктор Гудвинтер ничего ей не сказал, но медсестра проболталась. Мистер Инчпот никогда и ничем не болел. Он был симулянт!

Арчи перебил её:

– Эта история должна положить конец заблуждению, что в больших городах живут только мерзавцы, а в маленьких – только ангелы во плоти. Милли, помнишь дело о подлоге, в котором было замешано несколько юных бандитов?

– Это было очень давно, когда я только начала работать учительницей. Трое старшеклассников-отличников расписывались в чужих дневниках, от имени родителей строчили записки, оправдывающие прогулы, и делали за других домашние задания.

Мужчины переглянулись. Они оба выросли в Чикаго, учились в одной школе.

– У нас были неприятности только из-за обычного детского озорства.

– Мазали клеем стул учителя, например… – пояснил Арчи.

– Очень остроумно, – подытожила Милдред.

Они заказали «Типси яичную» – тарелки им подали через пару минут.

– А чего это так долго? – изображая недовольство, спросил Арчи.

– Да вот ждала, пока курица снесётся, – ответила седовласая официантка.

Свежесть яиц, аромат колбасного фарша, хрусткость жареных оладий, острота расплавленного сыра были оценены должным образом. Затем разговор перекинулся на творческий конкурс, объявленный в колонке Квиллера. Он приглашал своих читателей сочинить хайку – стихотворение в японском духе – и отправить его на открытке во «Всякую всячину». Победители увидят свои произведения опубликованными на второй странице газеты и в качестве приза получат толстый жёлтый карандаш с графитовым стержнем, на котором золотом будет выведена надпись: «Бойкое перо Квилла».

Арчи сказал:

– Наш почтовый отдел уже завален письмами до потолка. Мы получаем вдвое больше откликов, чем в прошлом году. И это удивительно: ведь мы не предлагаем двухнедельную оплаченную путевку на Гавайи или годовой запас шоколадных чипсов!

Квиллер поддержал его:

– Хайку как жанр нравится людям любого возраста и любых профессий. Форма его проста, язык ясный и доступный. Посвящено хайку общечеловеческим проблемам, мыслям и чувствам, которые понятны каждому, но порой оно довольно изысканно передаёт все нюансы настроения. Один древнеяпонский поэт написал:

Не волнуйся, паук:

у меня всё обычно

в хозяйстве.

А один из прошлогодних участников прислал вот это:

Никогда не знаю, что сказать,

когда с бабочкой

я говорю.

Квиллер обещал, что хайку победителя конкурса будет опубликовано прежде, чем выпадет снег.

– Довольно мало времени, чтобы создать шедевр, – заметила Милдред.

– Чем ближе последний день отправки стихотворений, тем больше почты мы получаем. Дайте им месяц на раздумья – и они напрочь забудут об этом. А что у тебя новенького в Центре искусств, Милдред?

– В городе появилась интересная молодая художница. Муж её – дерматолог из Чикаго. Она уже вступила в наш Центр искусств. Она – специалист по настенным панно, батикам.

– А что это такое? – заинтересовался Арчи.

– Это старинный способ росписи по ткани – ему уже более ста лет. Используются воск и красители, – гордо пояснил Квиллер, добившись превосходства в счёте.

– А ты-то откуда это знаешь?

– В силу общего развития. Общаюсь с разными людьми. Между прочим, я обедаю во вторник с этой художницей и её мужем-доктором. Они хотят попросить у меня совета – как вписаться в культуру нашего маленького городка.

– А ты не хочешь открыть новую рубрику во «Всякой всячине»? – взял реванш Арчи. – Можно было бы назвать её Советы дядюшки К.

Они отказались от хлебного пудинга и не стали мешкать, распивая кофе: душой и сердцем они уже были на аукционе. Действо разворачивалось в актовом зале муниципалитета. Парковка перед зданием была уже вся забита до отказа, и полиция в качестве исключения разрешила ставить машины по обеим сторонам Главной улицы. Перед входом их встретила дама «в возрасте»: она сразу бросилась к Квиллеру с пылкими объятиями, а потом поздоровалась за руку и с другими гостями. Это была Мэгги Спренкл, та самая богатая вдова, что подарила городу бронзовые мемориальные доски; она была самым активным членом библиотечного совета и по совместительству отдавала себя благотворительности, проводя долгие часы в приюте для бездомных животных.

Многие из тех, кто участвовал в этой акции, заранее приобрели билеты, чтобы поддержать хорошее начинание, и теперь проводили время за шведским столом, установленным посреди зала, или играли со щенками и котятами, ждущими своей очереди на «усыновление»: кутята и котята тявкали, мяукали и просовывали лапки сквозь прутья клеток. Серьёзные завсегдатаи аукционов сразу же направлялись к столам, на которых были выставлены лоты: антиквариат, декоративные украшения и масса изделий ручной работы.

Повсюду были расставлены длинные ряды складных стульев, чтобы гости могли присесть и выпить пунш. Мэгги, любезная хозяйка приёма, подходила то к одному, то к другому, спрашивая:

– Ну, как вам пунш? Я сама его готовила. Вы уже подали заявку на что-нибудь? Внимательно следите за списками, никому не давайте обойти вас. Между прочим, каждая вещь здесь по крайней мере вдвое дороже, чем минимальная ставка.

Квиллер быстро изучил все выставленное на продажу и наконец нашёл среди прочего датский вязаный коврик: он свисал со стойки до половины, а нижняя его часть была расстелена на столе. В оценочном листе значилось: «Стартовая цена – 500 долларов. Минимальный шаг в торгах – 50 долларов».

В листе не было ни одного имени. Никто не желал участвовать в битве за коврик. Квиллер подписался на 500 долларов.

Тут к нему подплыла чета Райкеров, и Арчи удивлённо спросил:

– Ты хочешь купить это?

Пометка на ещё одном листе заявок указывала, что Полли торгуется за право приобрести парочку итальянских фарфоровых попугайчиков.

Арчи, считающий себя большим знатоком антиквариата и серьёзным коллекционером, сражался за какую-то ржавую жестянку.

– Ты хочешь купить это? – спросил его в свою очередь Квиллер.

– Замечательная вещь, – сообщил репортёру его приятель. – Эта раскрашенная жестянка – шедевр народного творчества. Перед тобой коробок для спичек. Идея в том, что кошка гонит прочь мышей, чтобы они не сгрызли содержимое.

И действительно, охраняя спичечницу, на коробке красовалась кошачья голова с огромными хищными глазами, а крюк, за который можно было подвесить коробочку на стену, был сделан в виде изогнутого хвоста.

– И сколько за неё хотят? – спросил Квиллер.

– Дошло до двух с половиной. Я дам три.

– Три сотни?!!

– Это – бросовая цена за такую штуку. Почти что даром. – Арчи, эксперт по старинным крашеным железякам, собрал завидную коллекцию таких экспонатов, но всё потерял, когда делил имущество при разводе. После этого его бывшая жена имела наглость открыть антикварный магазин под названием «Металлические древности».

Квиллер поддержал друга.

– Чудесная жестянка. Надеюсь, она тебе достанется.

Он вернулся к датскому коврику – посмотреть, как идут торги. На листе он не обнаружил ни единого имени, кроме собственного. Ухмыляясь в усы, Квиллер повысил ставку и подписался: «Рональд Фробниц». После этого он отправился на розыски Полли.

– Как идут дела? – спросил он.

– Цены взлетели слишком высоко. Я сдаюсь. А как у тебя, Квилл?

– Кто-то ещё борется со мной за коврик, который мне присоветовала Фрэн Броуди. Но я начеку.

Толпа посетителей сгрудилась у сцены в конце зала, и Квиллер повёл свою спутницу на представление, в котором участвовали служебные собаки и их владельцы.

Под первым номером на сцену вышла немецкая овчарка из полицейского управления Мускаунти, натасканная на поиск и спасение людей. Ей уже доводилось находить потерявшихся или пропавших без вести детей и взрослых, беглецов, а также жертв всевозможных аварий и катастроф.

Квиллер терпеливо слушал, пока хозяин превозносил ум и стойкость характера своего подопечного:

– Он – никогда – не – сдаётся!

От округа Биксби на показательное выступление привезли чёрного лабрадора, натасканного на поиск наркотиков. Дрессированная сука развлекала публику тем, что с неослабевающим энтузиазмом множество раз находила свёрнутое в рулон полотенце. Её хозяин сообщил: