Текст книги "Кот, который учуял крысу"

Автор книги: Лилиан Джексон Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– Но не настолько неловко, чтобы ты заткнула уши. Так или нет?

– Вообще-то ни одного слова я не расслышала. Потом хлопнула дверь, и внезапно наступила тишина. А сегодня утром Анджела укатила на лимузине в аэропорт. Мелькнула – и её больше нет! Я полагаю, что теперь Джеффа останется здесь – помогать Биг Маку разбираться с налогами, а я, возможно, смогу заполучить её хепплуайтовский буфет для показа в Нью-Йорке!

– Гм-гм, – пробурчал Квиллер, воздерживаясь от комментариев.

– Мак, как старший брат, сразу пришёл ей на помощь и взял на себя все хлопоты о похоронах. Он казначей кёрлинг-клуба, поэтому считает, что больше, чем кто-либо другой, имеет отношение к этому делу.

– А ты разговаривала с Малинн?

– Да, я выразила ей своё сочувствие. Они с Джеффой больше всего пострадали, и очень трогательно смотреть, как они поддерживают друг друга. Дональд чуть не покатился со смеху, увидев их вместе. Крыса крысой – ни убавишь, ни прибавишь.

– Йау! – громко откомментировал эту реплику Коко, сидевший на столике в прихожей и всем своим видом показывающий, что гость порядком задержался: «Уходя – уходи».

– Ну, давай, – попрощалась Сьюзан. – Я поскакала. Спасибо за кофеёк. И не забудь: я положила глаз на графинчик из Сент-Луиса.

После ухода Сьюзан Коко не сдвинулся с места: он продолжал сидеть на резной дубовой перчаточнице – своём любимом «насесте» в последние дни. Кот считал её пьедесталом, на котором он мог принимать различные скульптурные позы.

– Тщеславие тебя погубит! – вынес свой вердикт Квиллер.

Далеё Квиллер занялся подготовкой к выступлению, назначенному на вечер. По настоятельной просьбе своего приятеля, Кипа Мак-Дайармида, который издавал газету «Локмастерский вестник», Квиллер согласился выступить на собрании Литературного клуба. На его решение, несомненно, повлиял выбор места встречи: шикарный ресторан «Конь-огонь» в местечке, славившемся коннозаводческими хозяйствами.

Квиллер имел опыт публичных выступлений, поэтому прекрасно знал, что интересует публику:

1. Как он пришёл в журналистику? (Он всём обязан своему учителю английского языка и литературы, мистеру Фиши, у которого учился в десятом классе.) 2. Его любимые писатели? (Троллоп, Флобер, Набоков и Марк Твен.) 3. Что значит для него выпускать свою колонку дважды в неделю? (Круто. Смешно. Вызывающе. Платят мало.) 4. Где он черпает идеи для своей колонки? (Смотрю на своего кота, и он смотрит мне прямо в глаза. Тогда мой мозг начинает работать.) 5. Что ему нравилось больше всего, когда он работал журналистом Гдетотам и писал для столичных газет? (Разумеется, пресс-клубы.) Он всегда говорил наполовину в шутку, наполовину всерьёз, но после его выступлений у «Всякой всячины» обязательно появлялось несколько новых подписчиков.

Обед в ресторации «Конь-огонь» проходил в отдельном зале, но фактически это были два зала, объединённые в один из-за наплыва клиентов. После того как были уничтожены медальоны из говядины и клубника с подливкой из перечной мяты, издатель «Локмастерского вестника» представил публике «автора скандально известной рубрики, самого выдающегося журналиста из варварского округа на севере страны».

Квиллер шутливо начал свою речь:

– Незачём говорить, что, прежде чем осмелиться вступить на эту terra incognita, я из меры предосторожности сделал все необходимые прививки.

После выступления на него посыпались вопросы, которые касались в основном обсуждения хайку, поскольку большинство из присутствующих было знакомо с Квиллеровой рубрикой. Когда программа подошла к концу, Кип Мак-Дайармид завершил вечер ироническим хайку:

Кошка болеет… и тост подгорел…

Шина проколота… сдох мой компьютер…

Всё как обычно…

Квиллер добрался до Индейской Деревни только после полуночи. Свернув на Речную дорогу, он увидел впереди себя чей-то автомобиль, который остановился перед кондоминиумом Аманды Гудвинтер. Пассажирка выскочила из машины и поспешила в дом, пока Аманда собственноручно вынимала вещи из багажника.

Квиллер ни на минуту не усомнился, что ночной гостьей была не кто иная, как Мэгги Спренкл собственной персоной. К сожалению, было слишком поздно звонить Полли – спрашивать, знает ли она, что происходит.

Его терзали вопросы: Что здесь делает Мэгги? К чему такая таинственность? Прилетела ли она спецрейсом? Для регулярных рейсов было уже слишком поздно.

В воскресное утро Квиллер всё ещё мучился отсутствием ответов и поэтому, прежде чем поделиться с Полли своей тайной, решил немного поработать ищейкой. Он отправился в центр и заскочил в Шотландскую булочную выпить кофе с лепёшками. Там он застал Берджесса Кэмпбелла, заглянувшего в заведение с той же целью.

Разговор начался со свойственного кельтам обычного дружеского подтрунивания, и в том же ироническом ключе Квиллер заявил:

– Я слышал, что Мэгги Спренкл сбежала с Генри Золлером, чтобы пожениться.

– Да этого никогда не будет, – ответил его собеседник. – Она чокнулась на кошках, а он человек исключительно брезгливый, будет возражать против того, чтобы жить в одном доме с животными. Ты когда-нибудь видел её покойного мужа, Квилл? Он был лёгким, общительным человеком, и у него был цветник, где он разводил розы, известные на всю округу. Он, бывало, приглашал меня понюхать розы и описывал каждый розовый куст, будто растение было его близким другом. А все друзья Генри увлекаются гольфом. Нет, тот, кто распространяет такие слухи о Мэгги, просто не знает, о чём говорит.

– Когда-нибудь я напишу рассказ об умном, воспитанном, невозмутимом Александре, который уже стал городской достопримечательностью, – профессионально сменил тему разговора Квиллер.

– Это можно, – согласился Берджесс. – Только не льстите чересчур, а то вскружите ему голову. Мне это ни к чему.

Следующую остановку Квиллер сделал в студии дизайна. Аманда была на месте – огрызалась на праздную публику, забредшую к ней только для того, чтобы просто поглазеть по сторонам. Квиллер быстро разогнал зевак, следуя за ними по пятам, как заправский детектив. Хитрость сработала.

– Как продвигается предвыборная кампания, Аманда? – поинтересовался Квиллер. Если победишь, назначишь меня послом в Локмастер?

– Я уже внесла тебя в списки: будешь председателем ордена Хламовников, – рявкнула Аманда.

– Мне показалось, что ты принимаешь иноземных гостей…

– Не поняла?

– Я видел, как к тебе вчера ночью приехала Мэгги Спренкл.

Аманда замерла, но буквально на секунду.

– Ты её не видел. Понятно? Ты – её – не – видел!

– Ну, если ты так говоришь… – уступил он, обрадовавшись, что в ситуации имеется намёк на интригу. – Дама, которую я не видел, должна была прибыть спецрейсом, чтобы приземлиться под покровом мрака.

– Без комментариев! – Аманда поджала губы, скорчив гримасу, что означало конец разговора. Квиллер, откланявшись, направился к выходу, но она окликнула его:

– Ни слова об этом Полли!

Квиллер отправился домой в отличном расположении духа: теперь ему было над чем поломать голову. Коко, ждавший хозяина у входной двери, подсказал ему путь к решению загадки.

– Не хочешь ли прогуляться, старик? – Квиллер повертел в руках шлейку и поводок.

– Йау! – с энтузиазмом согласился сиамец. Когда бы они ни выходили в свет, Коко всегда ехал у хозяина на плече. С верхотуры ему было удобно наблюдать за всем, что происходит вокруг, и к тому же у него оставались чистыми лапки. Твёрдая рука, державшая поводок, не позволяла коту делать никаких резких движений.

Они вышли сквозь стеклянные раздвижные двери. Миновав открытую галерею второго этажа, спустились по лестнице к берегу реки. Палая листва на дорожке приятно шуршала под ногами.

Квиллер направился к северной части Деревни, где кучно гнездились другие кондоминиумы. Он изредка останавливался по пути, чтобы подобрать камушек. Пуская «блинчики» по мелководью, он думал о том, что осталось от бурной реки. Из-за жары и засухи река обмелела, превратившись в ручеёк, который упрямо продолжал течь в озеро.

Кругом стояла субботняя тишь. Бизнесмены, проживавшие здесь, сидели по своим офисам, или отправились за покупками, или копошились по хозяйству. Полли, например, стирала и убирала летние вещи в шкаф и проветривала зимние. Это был ритуал, совершаемый каждые полгода, и Квиллер научился уважать его как некое священнодействие.

Подойдя сзади к кондоминиуму «Берёзы», он сразу определил, что Аманда живёт в первом блоке. Он остановился подобрать камушек в надежде, что Мэгги окажется в столовой и сразу выглянет в окно. Он наловчился кидать камушки ещё в стародавние времена, когда учился в колледже, – тогда его искусство даже было отмечено одним из игроков чикагского клуба.

Квиллер швырнул в окно несколько камушков. Коко с интересом наблюдал за ним. Не выдержав, кот издал вопль.

– Молодец! – похвалил его хозяин, подбирая ещё один камушек.

Коко снова завыл.

Почти тотчас же раздался лёгкий стук по оконному стеклу и шелест открывающейся раздвижной прозрачной двери.

Квиллер поднял глаза, изображая удивление, и увидел чью-то руку, приглашающую его войти. Медленно пройдя по открытой галерее, он поднялся по лестнице.

Мэгги стояла в дверях, приложив палец к губам. Он понял, что его просят молчать и вообще вести себя как можно тише.

Подождав, пока закроются стеклянные створки дверей, он спросил приглушённым голосом:

– Мэгги! Что ты тут делаешь? Почему ты никому ничего не сказала?

– Это длинная история, – устало проговорила она. – И я не имею права… честное слово… говорить об этом.

В теперешней Мэгги Квиллер не мог узнать энергичную, роскошную женщину с вулканическим темпераментом. Он заметил, что Мэгги не бросилась к нему с пылкими объятиями.

Коко, восседавший у Квиллера на плече, взглянул на неё сверху вниз и радостно замурлыкал.

– Он понимает, что я – кошатница, – улыбнувшись одним уголком губ, заметила она. – Садись, Квилл. Можно мне его подержать?

Поводок был отстёгнут, и Коко устроился у Мэгги на коленях. Вообще-то независимый сиамец не признавал рук, но сейчас, казалось, понимал, что Мэгги нуждается в сеансе психотерапии. Она гладила его, а кот уютно урчал в ответ.

– Я так скучаю по своим девочкам… – пробормотала она.

– Им хорошо в «Плазе», – уверил её Квиллер. – Они сыты и довольны. Я случайно оказался там и увидел их имена на табличках… А Генри с тобой, Мэгги?

Она долго колебалась, прежде чем ответить ему.

– Нет, в этот раз он не приехал…

– Ты принимаешь поздравления по случаю счастливого события? – весело спросил Квиллер. – Уже звонят свадебные колокола?

– Нет, боюсь, с этим придётся подождать… – Она нервно погладила коту спинку.

– Ты тут такое пропустила! Я побывал на митинге в рамках предвыборной кампании Аманды. Дерек спел специально написанную по такому случаю песню. Народ говорил, что всё прошло отлично, за исключением одного – на митинге не было Мэгги Спренкл! – Квиллер знал, чем тронуть её сердце.

– Ах, Квилл! – жалобно запричитала она. – Я так расстроена! Я не буду говорить ни с кем, пока не увижусь с адвокатом Генри…

– Понятно… Ну хорошо, я не буду лезть в твои дела. Но если тебе что-то понадобится – скажем, съездить куда-нибудь, или захочешь попросить у меня дружеского совета, – я к твоим услугам! Ты же знаешь, я желаю всем только добра и мне можно доверять.

– Да, знаю.

– Сегодня утром я слышал очень хорошие отзывы о твоём покойном муже.

– Джереми… Да… Мы прожили вместе сорок счастливых лет… Квилл! Я никогда не собиралась идти замуж за Генри. Это просто потому… Потому что ему надо было срочно исчезнуть из города. Он думал таким образом спасти свою репутацию, не хотел ударить в грязь лицом. Ты никому об этом не скажешь, Квилл? Умоляю – ни слова!

– Конечно, Мэгги, если ты об этом просишь. Надеюсь, Генри не попал в беду?

– Ты знал Касса Янга?

– До прошлой среды – только понаслышке. Познакомился с ним вечером в кёрлинг-клубе, за несколько часов до его смерти.

– Генри считает, что это не несчастный случай, – глухо проговорила Мэгги.

– Йау! – встрепенулся Коко, сидевший у неё на коленях.

– Ах боже мой! Какой у тебя громкий голос, Коко! Он что, домой хочет?

– Он предупреждает нас, что кто-то пришёл. Мы уходим. – Схватив Коко, журналист поспешил к раздвижной двери.

– Это мистер Беннет, – сообщила Мэгги. – Я задержу его, пока вы не уйдёте.

По дороге домой Коко ёрзал и вибрировал всем телом – наверно, получил слишком большой заряд энергии от Мэгги, чуть не до смерти затискавшей его. Квиллер взял кота на короткий поводок, чтобы тот не попытался сбежать. Для них обоих поход оказался волнующим приключением. Квиллер избрал правильную стратегию: кот сумел сделать то, что не удавалось ему, – нащупать ключ к разгадке.

Квиллер узнал, что Генри был вынужден бежать из города. Похоже, он ввязался в какие-то сомнительные финансовые махинации и теперь его поверенный пытается договориться с прокурором, а Мэгги используют как ширму. Если так, дело пахнет керосином. Беннет был старшим партнером в фирме «Хасселрич, Беннет и Бартер». Несмотря на смерть Хасселрича, название фирмы – до поры до времени – оставалось прежним. Квиллер думал: «Бедная Мэгги! Она такая общительная, такая честная и щедрая – и до сих пор хранит память о своём муже и его розовом саде… она так скучает по своим «девочкам»! Теперь её втянули в какую-то странную игру, где ставки неизвестны и где ей отведена непривычная роль… Как она объяснит, откуда взялась кошачья шерсть на её платье?»

Когда Коко вернулся домой и наконец освободился от шлейки, он обнюхался с Юм-Юм, вышедшей ему навстречу, лакнул воды и крадучись обошёл весь дом – проверить, не появилось ли здесь что-то новенькое за время его отсутствия. После этого он вспрыгнул на каминную полку и недвижно пролежал там два часа кряду, вытянувшись во всю длину. Он устал от приключений.

Шестнадцать

Теперь Квиллер знал два секрета, которые он не мог никому открыть, даже близким друзьям: причина, по которой Генри покинул город, и тайное возвращение Мэгги. Приезд падчерицы Джеффы и её внезапный отъезд, сопровождавшийся семейным скандалом, уже потеряли свою первозданную свежесть и перешли в разряд прошлогодней листвы на ветвистом дереве пикакских слухов.

Этим вечером Квиллер собирался навестить Райкеров – полюбоваться на их новый диванчик и заодно проглотить легкий ужин. Он решил, что всего безопаснее будет говорить на следующие темы: погода, несчастный случай в кёрлинг-клубе, скандальные объявления, помещаемые во «Всякой всячине», хайку Кипа Мак-Дайармида, которое потрясло литературный клуб, и, разумеется, Юм-Юм, которая устроила склад краденых носков под ковриком из козьего пуха. Конечно же, Квиллер ожидал, что его друзья выскажутся по поводу взбудоражившей всех пятничной статьи с заголовком, набранным аршинными буквами:

Фрески уходят навсегда!

Историческая настенная роспись на мускаунтской почте, которая всегда привлекала туристов и была своеобразной меккой для местных жителей, обречена на исчезновение. Иначе здание почты объявят опасным для жизни и оно будет закрыто навсегда.

– Для меня это известие – как гром среди ясного неба! Мы все беспокоились о том, что краска стала отслаиваться и, словно перхоть, осыпаться на плечи посетителей, но мы и подумать не могли, что стены нашего здания вот-вот готовы обрушиться. Когда мы пригласили экспертов – оценить степень бедствия, – нас немного успокоили, но опасность всё ещё велика… – говорит заведующий почтой Билл Банком.

Здание будет закрыто до особого распоряжения. Все почтовые операции будут временно производиться в ныне пустующих зданиях на Книжной аллее.

– Когда во времена Великой депрессии создавались эти фрески, – говорит историк округа Гомер Тиббит, – в наших краях не было мастеров с громкими именами, мастеров, способных создать эпическое, крупномасштабное полотно, поэтому бросили клич по всему штату и пригласили никому не известных художников, а они, в свою очередь, в качестве моделей пригласили местное население: шахтеров, лесорубов, фермеров, их жен и так далее. Сегодня их потомки приходят на почту и видят на стене изображения своих предков. Чья-то бабушка крутит колесо прялки, а чей-то дедушка, с чёрным от угольной пыли лицом, карабкается вверх по лестнице. Обидно, смертельно жалко расставаться с фресками, но если они ставят нашу жизнь под угрозу – выбирать не приходится.

Уже наступили сумерки, когда Квиллер зашёл за Полли, чтобы вместе отправиться к Райкерам полюбоваться их новым диваном. Не услышав привычных звуков музыки, всегда доносившихся из блока Погода Хора, Квиллер решил, что его сосед опять торчит в Хорсрэдише у своей возлюбленной. У Кёрта Соловью тоже было темно – он, без сомнения, уехал в загородный клуб. Полли кормила кошек, и Квиллер помог ей налить свежей воды в мисочки и поменять опилки в кошачьем туалете. Затем они пешком отправились в кондоминиум «Березы».

В блоке у Аманды света не было: она могла в это время обедать в «Пурпурной точке» – с теми, кто будет помогать ей делать карьеру: сначала она – мэр города, потом – главный уполномоченный по делам округа и так далее, все выше, и выше, и выше…

Джеффа была дома, и у подъезда стояла машина Малинн – на двери водителя была нарисована крохотная малиновка.

У Сьюзан тоже электричество не горело. Она явно обедала в клубе после собрания. Наверно, разделывалась с курицей под каким-нибудь соусом.

Все четверо собрались в кондоминиуме у Райкеров, и встреча была радостной – как всегда бывает у старых друзей, которые часто видятся друг с другом. Раздались шуточные выкрики:

– Где обнова?

– А ну показывайте, где вы спрятали диван!

Кушетку изучили со всех сторон, похвалили, посидели на ней и сравнили со старой. Обивка, как объяснила Милдред, была жаккардовая, с абстрактным рисунком, и при этом обработанная специальным составом, чтобы не прилипала пыль и грязь. А цвет, гордо сообщил Арчи, напоминал старое доброе шотландское виски.

Милдред подала сотейник с мусакой, ^[13]а Арчи принёс к этому блюду местное вино из виноградника Подветренный Утес, что рядом с городком Брр. Для Квиллера хозяин припас белый виноградный сок, доставляемый из Огайо. Он беспрерывно махал руками над горлышками открытых бутылок.

– Плодовые мушки, – объяснил он.

– В ноябре? – удивился Квиллер.

Арчи быстро сжал пальцы.

– Попалась! – воскликнул он.

Потом Арчи посмотрел на руки.

– Дьявол! – выругался он. – Опять ускользнула!

Милдред заметила:

– Здесь нет никаких плодовых мушек, Арчи. Боюсь, это у тебя в глазах рябит.

– Что?! Как это нет?

– Неужели ты думаешь, что можно дожить до седин и при этом ни разу не увидеть маленьких пятнышек, или мушек, перед глазами?

– А мой офтальмолог говорит, – вмешалась Полли, – что, когда деятельность слезных желез снижена или прекращается, высыхание роговицы вызывает симптомы сухости глаз, и глазной гель является причиной образования сгустков, отбрасывающих тень на сетчатку…

– Если честно, пусть у меня лучше будут плодовые мушки перед глазами…

Квиллер провозгласил тост:

– Да не будете вы судимы той компанией, с которой пьетё!

Затем он решил позабавить публику рассказом о собаке-поводыре Берджесса Кэмпбелла:

– Когда ещё был жив Эддингтон Смит, он частенько подыскивал редкие, уникальные издания для Берджесса, и пока Берджесс торчал в лавке, Александр завёл платонический роман с его котом. Уинстон обычно сидел на верхней ступеньке приставной лестницы, и животные обменивались многозначительными взглядами. После несчастья, произошедшего с Эддингтоном, казалось, дружбе кота и собаки пришёл конец. Но Уинстон после пожара попал к Бетьюнам, которые живут буквально дверь в дверь с Кэмпбеллами! И теперь животные снова общаются, молча взирая друг на дружку через боковые окна квартир!

– Как трогательно! – всплеснула руками Милдред.

– Как читатели отреагировали на последний номер? – поинтересовался Квиллер.

– Телефоны в редакции надрывались весь день. Народ просто взбесился, узнав, что собираются сотворить с почтой, как будто это наша вина. Люди всегда убивали гонцов, принесших плохую весть.

– Заголовок был довольно… резким, – заключила Полли. – Такие новости нужно бы сообщать в более мягкой форме. Например, цитата из Гомера Тиббита вполне подошла бы… А вы знаете, что он сейчас в больнице?

– Ах ты боже мой! В его-то возрасте? Перспективы невеселыё…

– Все не так плохо, как вы думаете, – успокоила друзей Полли. – Ему просто заменили коленную чашечку на отделении хирургии суставов, в нашей лечебнице, на верхнем этаже. Там врачи не берут на операции смертельно больных людей. Это что-то вроде реставрации, ну как если бы ты отвезла машину в ремонт – отрегулировать тормоза. Я звонила Роде, и она сказала мне, что старик чудесно проводит время. Он не сидит в палате, завернувшись в больничный халат. Он общается с другими больными в комнате отдыха, и их всех навещают друзья и родственники.

– Значит, ему не нужна моя моральная поддержка, – сделал вывод Арчи. – И я не буду писать ему открытку. Пусть лучше он напишет мне открытку.

Всем было хорошо и приятно. Беседа текла легко и непринужденно. На десерт подали шоколадное мороженое с фруктами, посыпанное сверху фисташками.

Вечеринка кончилась довольно рано, и Полли пригласила Квиллера послушать музыку.

Вернувшись к себе в четвёртый блок, Квиллер обнаружил, что кошки смиренно его дожидаются – чтобы поучаствовать в ритуале укладывания спать. Зато в гостиной все было перевернуто вверх дном! Коко в бумагорвательном припадке разодрал экземпляр «Всякой всячины» на серпантин и конфетти. Этот умнющий котяра сразу просек, что газету легче располосовать вдоль, чем поперёк! Что было у него на уме? Явно он пользовался какой-то своей, кошачьей азбукой Морзе. Так он мог сообщать, например, что в кошачьем туалете ему больше нравится нарванная на клочки газетка, нежели дорогущие пыленепроницаемые запахоудерживающие опилки. Или же он высказывал своё редакторское «фи» сразу всем материалам, напечатанным в газете: истории о почте, хайку, сногсшибательной рекламе, обещающей грандиозное веселье для всей семьи? Какое, собственно говоря, веселье?

На следующий день в четвертом блоке все было тихо. Квиллер читал, а сиамцы дремали. Внезапно Коко очнулся от летаргического сна, будто в него пальнули из пистолета, и принялся носиться по всему дому как оглашенный: он перепрыгивал через столы, метался по кухне, взлетал вверх по лестнице и кубарем скатывался вниз, вспархивал, словно белка-летяга, на диван в гостиной, сбивая в полете лампу и хвостом сметая все остальное.

Это был ещё один припадок кошачьего бешенства. Великий надвигается, подумал Квиллер.

Безумные гонки завершились на каминной полке, где Коко, привстав на задние лапки, передними принялся царапать батик. Он точил когти о ярко-красные пятна – именно там, где находились карминные грудки малиновок.

Квиллер почувствовал лёгкое покалывание в верхней губе, и в мозгу у него что-то щёлкнуло. Он позвонил во второй блок кондоминиума «Березы».

– Сьюзан, а в природе существует такая услуга, как срочный маникюр?

– Как правило, нет, радость моя, А что, у тебя ногти отваливаются? Малинн здесь рядом, у Джеффы. Прислать её к тебе?

– Я твой должник, Сьюзан.

– Как насчёт кувшина для мартини? Не надумал ещё продавать?

– Я ещё не так много задолжал тебе, детка.

Через несколько минут маникюрша, держа в руках чёрный футляр с набором инструментов, уже стояла у его порога.

– Сьюзан сказала, что у вас проблемы, мистер К.

– Да. Как любезно с вашей стороны, что вы сразу откликнулись на мою просьбу!

– Где будем работать? За кухонным столом?

Усевшись напротив неё, Квиллер взял её за руки и со всей искренностью произнёс:

– Прежде всего разрешите выразить вам и миссис Янг мою глубокую симпатию и сочувствие.

Малинн опустила глаза.

– Спасибо. Мне так жалко Джеффу… Сначала она потеряла мужа, переехала в чужой, незнакомый ей город только ради сына и сразу потеряла его, да ещё при таких трагических обстоятельствах…

Они помолчали – в память об ушедших.

После паузы она заговорила:

– У вас редкая форма ногтей, мистер К.: лопаточкой. Это говорит о сильном характере.

Внезапно перед Квиллером вспыхнули картины прошлого: он вспомнил, как однажды в колледже играл в какой-то пьесе и тайно торжествовал, когда в рецензии критик похвалил его за сильную характерную игру.

– Так в чем проблема, мистер К.?

– Проблема в том, Малинн, что я не считаю смерть Касса несчастным случаем. У меня есть сильные доводы.

Она с надеждой посмотрела на Квиллера.

– Я тоже так думаю! Но я не знаю, что делать!

– У него были враги?

– Как сказать… Дон обвинял Касса в том, что он разрушил наш брак, но на самом деле этот брак был обречен задолго до того, как я встретила Касса.

– А как вы познакомились?

– Ну, дело было так… Все закрытые совещания XYZ проходили у нас дома, и я должна была подавать совету директоров чай или кофе, а потом тихо исчезать. Но Касс любил перекинуться со мной словечком о том о сем – о погоде, о природе… Мне очень нравятся здешние леса и поля… После того что произошло на острове Завтраков, Касс и доктор Золлер разошлись с Доном. Я знала об их разногласиях, потому что стены в наших домах тонкие как бумага. Они чуть не до драки разругались из-за ссудно-кредитного общества с назначенным днём платежа, которое Дон хотел учредить в рамках XYZ. Дон говорил, что это абсолютно законно и он сможет получить разрешение. Доктор Золлер сказал, что это неэтично и аморально, поскольку означает эксплуатацию трудящихся. Вот тогда доктор Золлер и Касс решили уйти.

– А кто новые сподвижники Дона? Вы их знаете?

– Нет. К тому времени я уже перестала носить кофе на заседания. Но тут стали происходить странные вещи. Доктор Золлер сказал Кассу, что им надо срочно убираться вон из города, покуда целы. Касс не отнесся к его словам серьёзно.

– Перед уходом, – попросил Квиллер, – взгляните на стенное панно над камином.

– Малиновки! – обрадовалась Малинн. Она задрала правую штанину и показала Квиллеру небольшую татуировку на лодыжке: там была изображена малиновка. – В Биксби есть мастер по татуировкам, делает бабочек, белок – все, что хотите. Это ваш символ причастности к окружающему миру. Как только я подала на развод, я сделала татуировку и покрасилась в рыжий цвет – ярче некуда! Если вас это тоже интересует, могу дать телефон татуировщика.

Малинн ушла, и сиамцы спрыгнули с холодильника. Они подслушивали, не понимая, что гостья делает с их хозяином.

У Квиллера теплилась надежда, что Полли не выглянула из окна как раз в тот момент, когда его рыжеволосая посетительница проходила мимо её блока. Он надеялся, что она всё ещё убирает летние ситцы и вынимает зимние твиды. Если она и увидит Малинн, то не узнает в ней бесцветную миссис Эксбридж, думал он. И непременно спросит: «А кто эта ярко крашенная рыжая лиса?» Если он ответит: «Моя маникюрша», она ни за что не поверит ему. Но если он скажет: «Это сборщица пожертвований на бездомных кошек и собак. Ты не услышала звонок в дверь, и я щедро отвалил ей и за себя, и за тебя», – в это она точно поверит.

Семнадцать

Коко отличался всесторонней развитостью, однако к большинству тем, которые захватывали его внимание, он довольно быстро охладевал, но каждое новое увлечение протекало довольно бурно. Теперь он был всецело поглощен перчаточницей. До этого он часами изучал игру света и тени в хрустальном кувшине для мартини. Ещё раньше он, проявляя изменчивость своей непостоянной натуры, играл в бильярд деревянными яблоками из корзинки, будто хотел доказать, что они ненастоящие и что коты умеют отличить реальную вещь от подделки. Он терся подбородком об острые углы пирамидального абажура, раскачивая или наклоняя его. Зачем? Об этом знал только сам Коко… А сейчас он не отходил от резной деревянной шкатулки!

– Что это вас так тянет к перчаточнице, юноша? – спросил кота Квиллер, и тот в ответ многозначительно зажмурился.

Коко умел ужиматься так, что его длинное пушистое тело превращалось в плотный комок шерсти – как раз чтобы поместиться на крышке шкатулки пять на четырнадцать дюймов. Кот возлежал на ней, как на пьедестале, изображая египетского сфинкса – точь-в-точь как на обложке книги, забытой на кофейном столике. Иногда он ощупывал резьбу мягкими подушечками лап, или обнюхивал петли, или ковырял замок.

– Там ничего нет, кроме перчаток! – доказывал ему Квиллер. Не видя никакой реакции на свои слова, он призадумался: «Контакта нет. Чего он хочет? Он пытается мне что-то сказать. Может, он хочет проникнуть внутрь шкатулки?»

Квиллер хорошо знал, что кошки любят прятаться в коробках, корзинах для бумаг, ящиках стола, гардеробах, книжных шкафах, кладовках и стереосистемах, не говоря уже об испорченных холодильниках и упаковочных картонках, которые вот-вот отправят в Омаху.

– Ну ладно, негодник ты этакий! Пусть будет по-твоему! – Квиллер бесцеремонно оторвал кота от постамента, открыл крышку и выкинул из шкатулки три пары перчаток. – Прошу! Располагайся!

Ящичек был тяжёлый, стенки были сделаны из дубовой доски толщиной в дюйм. Крышка откидывалась на петлях, как дверца. Коко осторожно приблизился к шкатулке. Сначала он обнюхал все внутренние углы, потом изучил поверхность и крепления. Можно было только догадываться, какие эзотерические тайны, бесценные сокровища или запрещенные к использованию химические вещества скрывает эта шкатулка.

Сам Квиллер не обнаружил ничего.

– Ну хватит заниматься ерундой. Кушать подано!

Это были волшебные слова. Из ниоткуда, притворяясь до этого момента невидимкой, внезапно появилась Юм-Юм – она всегда скрывалась в одной ей известных местах. Коко равнодушно поплёлся к месту кормёжки. Так закончилась история с перчаточницей. Закончилась – но только до следующего утра.

Наскоро разделавшись с завтраком, Коко направился прямо к перчаточнице, будто получил задание на весь день. Шкатулка по-прежнему стояла открытой, и коту, запрыгнувшему внутрь, пришлось сжаться в комочек, чтобы втиснуться в узкое пространство. Он сгорбился и прилепил ушки к голове, а хвост свесил наружу.

Квиллер вдруг осознал, что кот не достает до дна коробки. Тело Коко выглядывало из перчаточницы так, будто он лежал на подушечке. Репортёр принёс линейку из ящика стола и замерил высоту бортика снаружи и глубину шкатулки изнутри. Получилась разница: шесть дюймов – и четыре.

– Двойное дно! – воскликнул Квиллер. – Извини, старик, но мне придётся тебя побеспокоить.

Репортёр закрыл крышечку и принялся изучать перчаточницу со всех сторон. Пока он вертел шкатулку туда-сюда, изнутри доносился какой-то странный звук. Не дребезжание, а скорее шорох. Он крепко ухватился за коробку и потряс её изо всех сил. Что-то, шурша, скользило по днищу взад-вперёд. Старое любовное письмо? Документы на владение старинной фермой? Забытые акции, которые теперь стоят миллионы долларов? Что бы там ни хранилось, Коко точно знал: внутри что-то было!