Текст книги "Презумпция достоверности (СИ)"

Автор книги: Лидия Сладкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

Глава 42

– Алена, ты плохо спишь? – спросила меня Наталья Леонидовна, заставив тем самым, бросить взгляд на женщину. Она тут же пояснила: – Глаза уставшие.

Мы сидели и пили кофе в гостиной. Было раннее утро. Тихо перешептывались, чтобы ни в коем случае, не услышала Маша. Для нее мы приехали на отдых. Девочка, первые дни, сторонилась, что было совсем неудивительно, учитывая мои синяки на лице. Остальные я тщательно скрывала под одеждой с высоким горлом и длинными рукавами.

Наталья Леонидовна же, увидев меня в аэропорту, горестно всплеснула руками.

– Господи, Алена Дмитриевна, что случилось?

Если честно я, совершенно, не знала, как на ее переживания реагировать. Направилась к ней, с вежливой улыбкой, приготовившись врать. За поездку и перелет в столицу, Артем успел меня проинструктировать. По новой версии, на меня напали хулиганы и от этой версии отступать не следовало. Она мне руки протянула и сразу в объятия.

– Девочка, да что же это твориться, – с переживанием проговорила. И от ее тона, слов, материнских объятий, взяла и разревелась, будто знала ее сто лет, а не второй раз в жизни видела. Совершенно по-глупому и некрасиво. Со мной давно никто не говорил материнским голосом, не гладил по головке, не прижимал к материнскому сердцу, и не интересовался, что твориться в моей жизни. Неудивительно, что я расклеилась, только увидев, протянутые руки ко мне. На протяжении полета, она держала меня за руку, в целях поддержки. Я успела ей пожаловаться, что боюсь летать.

Через несколько часов маленький домик во французком колоритном южном городке, с мягким климатом, на берегу небольшой речушки, стал мне временным убежищем. Уже больше двух недель я была гостьей в чужой страны. Как бы нам не хотелось, но Саша настоял на отъезде. Среди ночи, через день после моего приезда к баб Маше, появился Артем, ошарашил просьбой собраться, как можно скорее. Вот так опомниться не успела, как оказалась в аэропорту, а потом и в столичном, узнав, куда я лечу. Да еще и в компании мамы Саши и племянницы. Той самой Маши, чьи интересы мне предстояло защищать в будущем. Звонить запретил. Связь держали через Кирилла, который выступал вроде посредника между нами.

– Все сложно. Возникли некоторые трудности. Они упираются, но это неудивительно, – слышала я каждый раз общие фразы брата Загорского и никакой конкретики. Мне от подобных ответов и положения дел было только хуже. Лучше уж знать тяжелую правду, чем вот так. К сожалению, я также понимала, что по телефону такие вещи обсуждать было категорически нельзя.

– Я хочу вернуться в Россию, – настаивала я.

– Это исключено, – категоричный ответ. – Он не позволит.

– Дай мне с ним поговорить?

– Алена, нельзя вам сейчас общаться, – в очередной раз категорично.

И так каждый раз. Каждый раз меня сковывало от телефонных разговоров, заставляющих сжимать руку в кулак. Сильно, чтобы ногти впились в ладонь, и стало больно. Но делать было нечего, я была не в той ситуации, чтобы ставить условия и придаваться эмоциям. К тому же проявлять их Кириллу было стыдно и неуместно. Он и так каждый раз терпеливо слушал мой дрожащий голос. Оставалось прикладывать максимум усилий и, стиснув зубы ждать.

Наталья Леонидовна скучать не давала, устроив культурную программу по городку, с массой блошиных рынков с антиквариатом, креативными арт-фестивалями, шопингом, вечерними прогулками, вкусной едой, особенно для сладкоежек, но на душе было все также неспокойно.

– Немного, – я выдавила из себя улыбку. На глаза снова навернулись слезы. За это время я стала ужасной плаксой. Моя нервная система оставляла желать лучше. Ко всему добавились кошмары. Они преследовали меня не каждую ночь. Иногда. В них я снова бежала от своих похитителей. Один раз Нателье Леонидовне пришлось меня будить – кричала во сне, а потом и отпаивать меня успокоительным. Теперь каждый вечер она заваривала мне вечерний успокоительный чай. – Все дело в новом месте. Тяжело привыкнуть.

Наталья Леонидовна покачала головой, не поверив мне, а потом накрыла своей ладонью мою, немного сжав ее. У меня в такие моменты ком к горлу подступал, ощущая неподдельное тепло и заботу женщины. Она, за время, проведенное вместе, хлопотала и кружила надо мной, пыталась накормить, приготовила какую-то чудодейственную мазь для моих ушибов, которая действительно помогла. Раны мои поджили. Я наблюдала за происходящем и не понимала: почему чужие люди относятся крайне сердечно? Родители…Моя рана на всю жизнь. С того самого телефонного разговора, который произошел в Сашиной квартире, не звонили. К слову сказать, Наталья Леонидовна лишних вопросов не задавала. Для нее было достаточно «рабочей» версии. Правда через несколько дней совместного проживания, все поинтересовалась, с кем из ее сыновей у меня отношения. В первый момент даже впала в ступор, не от вопроса, а от его смысловой постановки. Наверное, со стороны было выглядело именно так, как преподнесла мне их мама. Отпираться не имело ни какого смысла, как и врать. Ее удивил мой ответ. Она искренне считала, что роман со мной закрутил Кирилл. Объяснять, причину таких умозаключений, не стала и против не была. Последнее так вообще вызвало во мне облегченный вздох. Хоть в чем-то я могла быть спокойна.

– Все будет хорошо. Саша скоро прилетит, – наверное, уже в стотысячный раз говорила она мне. Не просто чтобы отделаться, а чтобы поддержать. Я была благодарна ей за это. – Мое материнское подсказывает.

– Да, все будет хорошо. Сегодня обед готовлю я, – рассмеялась я. – Разбаловали вы меня совсем.

– Хорошо, но никакой уборки. Твои ребра еще не в достаточном порядке, – услышала я наказ и, снова мне показалось, что он отдавал материнскими нотками.

Я снова согласно кивнула. Как с ней спорить? Бесполезное занятие. Машка меня сразу предупредила, как только я задумала в один из дней провести влажную уборку. Прислуги в доме не было, поэтому все домашние обязанности легли на нас троих. Насколько я поняла, Наталья Леонидовна вообще этого не приветствовала, несмотря на материальный достаток.

– Бабуль, там машина какая-то остановилась возле ворот, – крикнула Маша.

Я как раз поднесла чашку с кофе к губам, и замерла. Но через мгновение запретила себе думать, надеяться. А сердце то все равно неровно забилось, и дрожь в руках появилась. С трудом сглотнула и чашку поставила на стол, чуть не промахнувшись.

– Какая машина, Машунь? Мы никого не ждем, – коротко взглянув на меня, ответила ей женщина.

– Большая и черная, – послышался снова голос девочки.

– Я посмотрю, Наталья Леонидовна, – поднялась я из-за стола. – Маленькая «серена» не успокоится, пока не оглушит нас.

– И не говори.

Прошла мимо Натальи Леонидовны, не о чем не думая, подошла к огромному, во всю стену, панорамному окну и там остановилась. На улице светило яркое солнце, несмотря на то, что еще ночью лил дождь. Машина, действительно, стояла возле ворот, а по дорожке к дому шел хмурый Саша. Его появление было подобно грому, среди ясного неба, внутри меня. Вздрогнула, увидев его в окно, и замерла, не зная, что делать – то ли расплакаться, то ли начать счастливо улыбаться. Хотелось и того и другого. Я ждала его две недели. И каждый из этих дней говорила себе: он вернется и все закончиться. Все снова станет хорошо. Слезы лила, ночами в подушку, пока все спали. Чтобы никто не слышал. А еще смотря сейчас на него такого красивого и родного, чуть хмурившегося от яркого солнца, сердце забилась еще быстрее, ощущая тревогу. Я боялась, что он мне скажет и от его слов станет только хуже. Суровая правда разнесет наши жизни в щепки.

– Это крестный. Алена, он приехал, – будто в подтверждение крикнула Маша где-то совсем рядом, а потом добавила с досадой: – С пустыми руками. Не порядок.

– Саша, – будто придя в себя после слов Маши, выскочила из дома ему на встречу. – Саша.

Кинулась к Загорскому, заметив его улыбку и призывно раскинутые руки. Впечаталась в него, повиснув на шее. Саша хоть и покачнулся, но обнял меня в ответ и на какое-то время приподнял от земли.

– Саша, – протянула я, чувствуя, как ком к горлу подкатывает и в глазах скапливается влага. Цеплялась за него, сильно тянула пальцами ткань его рубашки. – Саша…

– Нет, ты не женщина. Ты фонтан. Уезжала – плакала. Приехал опять плачет, – посмеивался надо мной Загорский, глядя ладонью по моим волосам. – Здравствуй, солнышко.

Я отстранилась и слезы быстро смахнула, принялась всматриваться в его лицо, а потом опять вцепилась, поцеловав, понимая насколько, мне вдруг стало легче. Он рядом.

– С тобой все хорошо? – посмотрела я ему в лицо. – Они тебе ничего не сделали? Что с Ингой? Мы можем вернуться? – в тревоге из меня полился поток вопросов.

Загорский откровенно закатил глаза, обнял за плечи, опустил голову и прижался к моему лбу. Я зажмурилась, одновременно боясь его ответа, и от нереальности происходящего. Три недели без возможности увидеть его и поговорить.

– Все хорошо, – серьезно произнес он. – Мы можем вернуться. Вместе. Когда захочешь. Бояться больше нечего.

Я в растерянности уставилась на него, а потом обернулась на дом. На крыльце уже стояли его мама и Маша. Не позволяла себе выдохнуть. Разве возможно такое?

– Правда? – в сомнении спросила я, снова посмотрев на него.

Он с ответом помедлил.

– Правда.

– Я так переживала, – дала я волю словам. Не получилось их удержать. Уткнулась носом в его грудь.

– Я здесь и все закончилось.

Я положила ладони на его щеки и снова поцеловала.

– Я так ждала тебя, – шептала между поцелуями.

– А я скучал. Очень, – его ответный шепот, заставляющий понимать, что я не одна. Я нужна. Наконец-то, нужна. Он моя стена. Мой мужчина, способный взять все проблемы на себя и решить их, при этом, не обвиняя и не виня. – Кстати, ты теперь безработная. Ты рада?

– Костя меня все-таки уволил, да? – я чуть отстранилась от него, несколько не расстроившись. В принципе, предполагала такой исход.

– Угу, – вздохнул Загорский. – По обоюдному согласию. Теперь ты работаешь у меня.

Я совершенно счастливо улыбнулась.

– Очень выгодное приобретение, Александр Владимирович, но ты не сможешь мной руководить.

– Не хитри, – попросил он меня.

Я рассмеялась. Честно, я могла стоять так долго. Просто осознавая и принимая тот факт, что Саша приехал. Ко мне. За мной. Не важно как…

– Развод Дорониных состоялся. Инга отправлена ее отцом на принудительное лечение, – улыбка моя дрогнула, но я постаралась сохранить спокойствие, тем более Саша снова прижал меня к себе, чуть крепче, не дав вздрогнуть и отступить. Но мороз по коже пробежался. – За границу. В какую-то клинику. Сомневаюсь, что она вообще вернется в Россию, как и то, что находиться в лечебнице. В любом случае, усмирить ее пыл получилось. Ее подельник сядет за похищение сестры. Сейчас он под арестом. Во всем признался. Цена велика, но не смертельна – твое имя не фигурирует, ни в одном документе. Нам больше не нужно прятаться. Алена…

– Хорошо, – я сделала осторожный вдох, проговорив негромко, ощущая легкие поцелуи на макушке. Я была согласна заплатить такую цену. Только лишь бы нас оставили в покое.

– Хочу тебя, – шепнул мне Саша, на ушко. Я поежилась, как от щекотки.

– Мы не одни, – пожурила я его, чувствуя тоже самое.

– Только это меня и останавливает. Знаю отличное место. Тут недалеко. Прокатимся?

– Сначала было бы неплохо поздороваться с мамой и племяшкой. Машка сразу заметила твои пустые руки.

Загорский хлопнул себя по лбу в досаде.

Наталья Леонидовна не возражала, на наше желание уехать и побыть вдвоем. Переодевшись, я вышла из комнаты и неожиданно услышав разговор на лестнице. Остановилась, прислушиваясь, осторожно выглянула. Машуня и Саша сидели на ступеньках. Мне их было хорошо видно, вот меня они видеть не могли – спиной ко мне сидели. Посторонилась к ближайшему углу, не желая их прерывать. С девочкой я сдружилась.

– Крестный, мама звонила вчера, – начала она, чересчур громко вздохнув. – Я бабуле ничего не сказала. У нее давление поднимается, как только она слышит про маму, и ты не говори. Папе тоже.

– И? – Саша выпрямил спину. Было видно, как напряглись его плечи.

– Сказала, что скоро я буду жить вместе с ней. Надо только потерпеть. Мы поедем путешествовать по Европе. Купим много нарядов. Она познакомит меня с ее новым мужем, и я смогу называть его папой.

Последние два предложения девочка произнесла тихо. На несколько секунд повисло молчание. Саша, наверное, обдумывал ответ. Здесь необходимо было подойти тонко, чтобы не ранить детскую психику. Хотя, по всей видимости, мамуля эту самую психику не особо щадила.

Я выглянула из своего убежища, посмотрев на них.

– Любопытно, – наконец-то, протянул Загорский, руку с Машиного плеча убрал, сжав ее в кулак. Определенно, злился.

– И не говори, – ответила девочка, опять вздохнув, с интонациями Натальи Леонидовны в голосе. – Папа у меня уже есть и другого мне не надо.

– Сама-то хочешь с мамой жить?

– Я хочу быть с папой и бабулей, дедулей, с тобой, – Машка замотала головой, пару раз попав своим темным хвостиком по Сашиному лицу, отчего тот поморщился и даже чихнул. – Мне нравиться у них жить. Крё, но она же моя мама! Понимаешь? Мама! В моем классе все мамы живут с подружками, а вот папы не со всеми. Они приходят по выходным. Мамы всегда-всегда приходят на школьные праздники. У меня только бабушка. Ну, иногда, совсем редко папа. Открытку на день мамы и к восьмому марта, я рисую только для бабушки. Одноклассники смеются, а учительница их ругает. Недавно я Мишке в нос дала. Он называл меня сиротой. Дурак, конечно. Какая я сирота?! Сирота – это, когда ребенок один и в детском доме. Я же не одна?

Загорский отрицательно покачал головой. Тираду ребенка слушал внимательно, не перебивал. А у меня сердце сжималось от понимания ее детской беды. Потому что в свои двадцать восемь лет, я чувствовала тоже самое – детское одиночество, недостаток материнской любви. Разница была лишь в том, что почти всю прожитую жизнь я знала и могла чувствовать материнскую любовь. Я знала: какой она может быть. Как от маминых объятий разбитые коленки меньше болят. Как забываются обиды. Да, много чего. Маша же этого не знала, но на подсознательном уровне тянулась к этому. Желала всем сердцем. Мама– главное слово в каждой судьбе. Как жаль, что порой оно может причинить боль и рана от нее не заживет никогда.

– Мама так редко звонит и приезжает раз в год. Ругает папу, что разрешил мне посещать секцию карате. Всегда его ругает.

– Малыш, так бывает. Жизнь – сложная штука. Взрослые порой ошибаются, потом пытаются исправить ошибки. Не всегда все проходить мирно.

– Как, вы – взрослые любите все сваливать на жизнь, – возмутилась девочка, совсем как взрослая. – Она меня просто не любит. Я ей не нужна. Дядь Саш, я стараюсь, чтобы быть лучше. Очень. Мама хочет, чтобы я танцами занималась. Как только приедем – сразу запишусь. Если у меня будет много медалей и много хороших оценок, может, тогда, она полюбит меня чуточку больше. Будет гордиться мной.

Бедный ребенок. К сожалению, Машка не понимала, что для ее мамы все измеряется не в медалях и грамотах, а деньгами ее папы.

– Машка, старание быть лучше это хорошо, когда оно в меру. Мы тебя любим такой, какая ты есть. Потому что ты это ты, – прижал к себе крестницу Саша. – Мы тобой и так гордимся, и любим. Не вешай нос, медвежонок. Мы тебя никому не отдадим, а мама пусть приезжает.

– Кстати, – девочка посмотрела на дядю. Вот же языкастая. Все разболтала. – Алена пообещала мне, что тоже пойдет на карате.

– О, господи! – вздохнул Саша, а я тихонечко улыбнулась. – Нет, мне покоя. Эта женщина меня с ума сведет.

– Крестный, ты женишься на Алене? – ее вопрос заставил меня остановиться и замереть, в тот самый момент, когда я хотела вставить свои три копейки, на замечание любимого.

Не в бровь, а в глаз. Умение задать вопрос в лоб, видимо, ей передалось от дяди. Совру, если скажу, что не затаила дыхания, ожидая его ответа. Еще, как затаила.

– Думаешь, надо? – хмыкнул Саша.

– Надо, – со знание дела, ответила Маша. – Алена хорошая, добрая, красивая. А еще она много времени со мной проводила, и поспать к себе пускала. Знаешь, какие она оладушки печет… Вкуснее, чем у баб Наты. Голодный не останешься. Я ей про Елисея рассказала.

Я улыбнулась. Было дело, и разговор между девочками состоялся. Елисей – первая детская влюбленность Марии, к которой она относилась очень серьезно. Мальчик ее не замечал, и она страдала, и переживала. Как теперь выяснилось, Загорский тоже был в курсе. А ведь я даже поклялась, что никому не выдам секрет. По секрету всему свету.

– Ты нашла себе подружку?! Я рад.

– Я бы хотела, чтобы у меня была такая мама, – со всей серьезностью и грустью произнесла Машка. – А еще она много плакала. По ночам, а когда засыпала, часто тебя звала во сне. Стены тонкие – все слышно. Я все слышала. Влюбилась она в тебя. Точно говорю. Девчонки по ночам только из-за мальчишек плачут.

– Ну, раз ты уверена, значит, надо жениться, – усмехнулся Саша, тем самым заставляя моя сердце биться быстро-быстро. – Если честно меня самого эта мысль посещала в последнее время.

– Что значит «уверена», ты сам-то хочешь? – возмутился ребенок, вполне искренне. – Думаю, такой ты больше не найдешь.

Действительно!

– По данным статистики женатые мужчины живут дольше на десять лет, чем не женатые. Последние подвержены сердечно-сосудистым заболеваниям и депрессиям, – продолжала девочка, чем вызвала смех крестного. Да и у меня.

– Машка, откуда такие познания? – хохотал Загорский.

– Я много читаю научной литературы. Исследования проводились не один год и не на одном мужчине. Десять лет – не ерунда, крестный. Это не дело вот разбрасываться налево и направо своей жизнью.

– Не слишком ли я стар для Алены? – посмеивался Саша.

Я после этого вопроса лихорадочно соображала и подсчитывала нашу разницу в возрасте. Восемь лет.

– В самый раз. Ты взрослый, самостоятельный, хорош собой, успешен. Денег много зарабатываешь. Ну, так что?

Описание дяди из уст ребенка вызвало у меня умиление.

– Ох, Машка…

Я вернулась обратно, на цыпочках, к двери. Хлопнула ею посильнее, чтобы меня услышали. Вернулась к лестнице, топая, как слон. Специально, чтоб уж наверняка. На самом деле я просто струсила, боясь услышать его ответ.

– Что вы тут делаете? – спросила я, изображая беззаботную улыбку, чтобы никто не посмел заподозрить о моем некрасивом поступке. Я ведь подслушивала. Правда, совесть меня совсем не мучила.

Они синхронно обернулись.

– Обсуждаем открытия в мире науки, – отозвался Загорский, подмигнув племяннице. Я сделала вид, что не заметила этого. – Тебе не понять.

– Вот, именно, – поддакнула девочка, поднимаясь со ступени. Саша последовал за ней.

– Куда уж мне… – произнесла я, в наигранной обиде.

– Пойду, папе позвоню. У него тоже десять лет не лишние.

Девочка убежала с довольным видом.

– Мы едем? – спросила я, подойдя к нему ближе.

– А что уже так не терпится?

– Загорский!

Наверное, я слишком истосковалась по Саше за эти две недели, что просто потерялась в нем. Стоило нам оказаться наедине. Стоило Саше прикоснуться, как мне захотелось застонать, поцеловать и целовать. Прижиматься все сильнее к сильному горячему телу. Столько во мне скопилось страсти, которую я берегла, казалось, только для него. Наши поцелуи были неистовыми, такими, от которых я теряла чувство реальности и губы саднили. Гладила его по плечам, ногти впивались в его кожу, выгибалась ему на встречу, повторяя его имя. У меня внутри все дрожало от возбуждения. Он просил, и я соглашалась на все. Обнимала его и сама целовала, не заботясь, что могла напугать чрезмерным желанием. Загорский меня целовал глубокими поцелуями, после которых верилось, что он скучал.

Я отдавалась ему всем телом и душой. Мы были одним целом. Мы были важны друг для друга здесь и сейчас. Инициативу перехватить не пыталась. Все равно не получиться. Да и не хочется, если честно. Собственные стоны сдерживать не получалось. Саша еще, как нарочно, только способствовал этому, прихватывая губами, и зубами мои соски и, целуя нежную кожу живота, как только я затихала и пыталась вести себя тише. Ни о каком смущении, при таком громком удовольствии, речи не могло идти. Влажной горячей кожей, сумасшедшим биением сердца в его груди наслаждалась, как никогда.

– Ты расскажешь мне подробности? – спросила я, устроив голову на его плече, прижалась к боку, локоть пристроила на его груди.

– Алена, давай не сейчас. Спать хочется…

Я вздохнула, понимала, что Саша просто оттягивает разговор. Он погладил меня по волосам, потом по голой спине, потом в макушку поцеловал.

– Обязательно расскажу, малыш.

– Только то, что мне нужно знать… – вопрос казался риторическим.

– Солнце это для твоего же блага. Твоя красивая попа обязательно найдет приключения. Ты для этой профессии слишком открытая и честная. А надо быть другой.

– Как ты?

– Да, наверное. Ты борец за правду. Она не всегда торжествует и порой бьет тебя хуже любого оружия.

– И что мне завязать с адвокатурой?

– Зависит от того, чего хочешь ты. Я не настаиваю.

– Тебя хочу, – я на локте поднялась, потянулась к его губам. – Это считается?

– Считается, – его рука опустилась и сжала ягодицу.

Я в это время ногу через него перекинула, чтобы занять более удобную позицию сверху.

– Я не дам тебе сегодня спать, – хихикнула я, проводя языком по его животу.

– Звучит многообещающе.

Так оно и было. Мы снова дарили друг другу себя, прежде чем совершенно обессиленные уснуть.

Открывать глаза не хотелось. Тепло и уютно. Оттягивала момент, как только могла. Воскрешала события, которые произошли несколько часов назад, и не могла не улыбнуться. Внутри все пело. Саша был, так нежен, ласков и, наверное, миллионы раз сводил меня с ума, унося далеко. Столько раз шептал слова любви. От воспоминаний об одних только взглядах, по телу прошлась приятная и острая дрожь.

Глаза все же открыла и голову повернула, но Саши рядом не оказалось и, по исходящему шуму воды из ванной, можно было сделать вывод, что он именно там. Успокоилась, не успев, поддаться паники. Почувствовала запах еды и кофе, откуда-то взявшейся в номере отеля, в который мы вчера просто ввалились, напоминая подростков.

Села в постели, оглядев комнату. На столике действительно дымились две ароматные часки с кофе, на тарелочках лежала свежая выпечка и что-то еще. Вокруг полный бардак. Наши вещи были разбросаны по всему номеру. Но ведь это было не важно – важно, что Саша был рядом, говорил самые важные слова на свете и любил, так как не любил никто. Он, единственный мог заставить забыть обо всем и обо всех на свете на эти несколько часов. Это только сегодня…Ведь еще будет завтра и после завтра…. Всегда…

Я снова не смогла сдержать улыбку, чувствуя абсолютное счастье. Так и хотелось, как маленькой девочке запрыгать на кровати. В прочем я так и сделала, позволив себе два прыжка. Ладно, три. При этом я была нагишом. Шум воды прекратился, и я поспешила вернуться под одеяло. Ах, да еще необходимо было пригладить растрепавшиеся волосы. Расчески под рукой не было, пришлось пальцами. Не в первой. Неожиданно, в результате вот таких бесхитростных движений, волосы зацепились за что-то, не давая пальцам закончить процедуру. Все же дернув посильнее, рука была освобождена. С болью. Мне понадобилась минута, чтобы понять, что произошло.

– Проснулась? – в этот момент дверь распахнулась, и я услышала голос Загорского. На него не смотрела. Меня куда больше волновала собственная рука и безымянный палец, и кольцо на нем. Красивое, с аккуратным камешком по центру.

– Это что? – протянула я ему трясущуюся руку, не в состоянии справиться, с возникшим волнением. Означать это могло только одно. Или дурацкий розыгрыш?

– Рука, кисть руки, пальцы, – принялся объяснять он элементарные вещи, включив дурачка. Улыбался, правда, искренне, при этом делал задумчивый вид. – Красивые.

– Загорский, ты ничего не хочешь сказать мне вот об этом? – я буквально выставила безымянный палец вперед. Получилось корявенько, но понять было можно.

Саша рассмеялся. Подошел ближе, присел на кровать напротив меня.

– Это кольцо, – он явно был не настроен на серьезную беседу, хоть и отвечал на вопросы. Нежно коснулся кожи шеи, за ушком, не давая сосредоточиться.

– Зачем? – глупый вопрос, но задаться он был должен.

– Ты еще не поняла? – его руки забрались под одело, которое я старательно придерживала, чтобы скрыть свою наготу. Новые прикосновения еще больше горячили кожу.

– Нет, – ответила я, закрывая глаза от удовольствия. Одеяло к этому времени полетело куда – то в сторону, а я оказалась под мужчиной.

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Алена. Хочу прожить с тобой свою жизнь. Хочу, чтоб ты носила мою фамилию. Хочу, чтобы наши дети носили мою фамилию.

Вдох-выдох.

– Господи!

Еще вдох-выдох, а потом и еще.

– Он здесь совершенно не причем, – посмеивался Загорский, продолжая меня целовать.

– То есть, пока я спала, – попыталась возмутиться я. – Ты меня окольцевал? Какое бесстыдство, Александр Владимирович.

– Чтобы назад ходу не было.

– Мне нужно подумать, – решила я немного потрепать ему нервы в лучших традициях мыльных опер. Хотя на самом деле хотелось визжать от счастья.

– Минута.

– Согласна! Не забудь, что это согласие было сделано под пытками.