Текст книги "Все для тебя"
Автор книги: Лидия Лукьяненко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
Ее сосредоточенное милое личико с непослушной прядкой вьющихся волос, падающей на высокий гладкий лоб, ее большие светло-карие глаза, то, как легко она краснела, когда расстраивалась или волновалась, – все в ней вызывало симпатию. Она не была похожа на остальных учителей, хотя могла и прикрикнуть, и быть строгой, но слушались ее не потому, что боялись, а потому, что она им нравилась.
Влюбленная в него Женя почувствовала его отношение к учительнице и ревновала к ней. И только ради того, чтобы Наташу не заподозрили в связи с учеником, он стал встречаться с Залесской. Правда, встречаться – это громко сказано. Он провожал ее после уроков, как правило, молча, на школьных вечерах находился рядом и часто садился с ней за одну парту. Женя сначала нравилась ему, но потом, когда она всячески стала подчеркивать их дружбу, это стало раздражать. Она вела себя так по-собственнически в присутствии посторонних, словно это он был по уши влюблен в нее, а ведь стоило им остаться наедине, как они резко менялись ролями. Это она старалась угодить ему, а он отмалчивался.
Сначала он с иронией отнесся к ухаживаниям новых учителей за Наташей. Он видел, что это не льстило ей, а, наоборот, пугало. Интересно было наблюдать со стороны, как они из кожи вон лезли, стараясь понравиться ей. Заметил он и ревность «англичанок». И если Викторовна не стала от этого хуже относиться к Наталье Сергеевне, то Анатольевна просто фыркала вслед своей бывшей подруге, не упуская случая съязвить на ее счет, часто даже в присутствии учеников.
Наташа тоже стала ощущать эту враждебность. И решила что-то предпринять. Она уже неплохо знала Олега и Юру и поняла, что, откажи она обоим, у каждого останется надежда и это не изменит положения вещей.
Поэтому она решила поговорить с Юрой. Он старше и должен быть умнее. Кроме того, после долгих раздумий она все же поняла, что спокойный и уравновешенный Олег ей все же приятнее, чем взрывной и непредсказуемый Юра. Юра был похож на Стеблова, а Олег – на Аистова, и, верная своим пристрастиям, она решила сделать выбор. Знала бы она, к чему это приведет!
Но все по порядку. Юре она мягко объяснила, что дорожит его дружбой, но Наталья Викторовна, которой он давно нравится, подходит ему больше. А у нее, Наташи, одни неприятности от начальства от их соперничества. Так что даже если Викторовна ему не по душе, лучше все-таки оказывать ей знаки внимания, хотя бы в школе. Чтобы помочь ему определиться, она даже пригласила их всех: Олега, Юру и Викторовну – к себе в гости, вечером в субботу, тем более что ее хозяйка уехала на похороны мужа своей сестры в другой город.
Она накрыла на стол. Все немного выпили, потанцевали. Юра стал ухаживать за Натальей Викторовной, а Олег воспрянул духом и не отходил от нее ни на шаг. Она в кухню, он – за ней, она моет посуду, он вытирает. Все же он был моложе Юры, и его ухаживания были менее навязчивыми. Олег хотел выглядеть старше и вел себя серьезно, а Юра старался казаться моложе, эдаким шаловливым мальчиком, и все время торопился с нежностями. Не успел он остаться наедине с Викторовной – Наташа с Олегом варила кофе в кухне, – как тут же стал обниматься с ней. Наташа, которая пошла было позвать их на кофе, застала пару целующимися на диване. «Быстро же это у них», – удивилась она, но, конечно же, была рада. Они с Олегом завершили вечер в кухне, не мешая друзьям, и, естественно, ей пришлось тоже несколько раз поцеловаться с ним, что, в общем-то, не было противно, но и не приводило в трепет.
Ей казалось, что теперь, когда она сделала все, что могла, страсти должны улечься. Викторовна встречалась с Юрой, все об этом знали. Она – с Олегом. Но Наташа не учла возможной реакции Аистова.
В последнее время, раздумывая о нем, она убедила себя, что это блажь, дурь и ничего больше. Какие еще четыре года! Да через четыре года ей стукнет двадцать пять! Все будут смотреть на нее как на старую деву, которая ловит в свои сети молодого мальчика. Сколько бы времени ни прошло, он всегда будет моложе, всегда не ровня ей, поэтому – какие надежды! Все это надо прекратить. Но не резко, а так, чтобы само пошло на убыль. Он встречается с Женей, она – с Олегом. Все правильно, все естественно. Если в доме нет кофе, она же пьет крепкий чай – не полноценная замена, конечно, но можно обойтись. И он постепенно поймет и успокоится.
Но Сережа не хотел понимать. Он воспринял ее выбор как предательство и отнесся к нему, как и ко всему прочему, очень серьезно. Он стал нетерпим, резок, перестал дружить с Залесской. На уроках вел себя отвратительно. Наташа делала ему замечания, сначала стараясь не акцентировать внимания на его поведении. К доске перестала вызывать, он не готовился к урокам, и она была вынуждена поставить ему двойку. И если раньше, когда он был в классе, вести урок было в радость, то теперь это превратилось в пытку.
Она попробовала поговорить с ним после уроков. А он при первых же ее фразах повернулся и ушел, не обращая внимания на ее призыв: «Аистов, вернись немедленно!» Не бежать же за ним!
Он перестал ее оберегать, казалось, теперь он старался напакостить ей чем только можно. Она не узнавала спокойного, умного, понимающего мальчика. Он стал груб, развязен, неприятен.
– Отстань! – громко бросил он Залесской на уроке. – Надоела!
Женя в слезах выбежала из класса. Наташа нашла ее плачущей возле умывальника в туалете и бросилась утешать.
– Оставьте меня в покое, – ответила та сквозь слезы, – это вы во всем виноваты!
Уже не утешала мысль, что скоро она уволится. Скоро – это только летом, а как выдержать эту длинную третью четверть?
Олег бросился на выручку. Когда у него появлялось «окно», сидел на ее уроках в седьмом «А», чтобы держать народ в узде. От его присутствия разболтавшаяся было дисциплина подтянулась. Даже Аистов вел себя сдержанней. В ответ Наташа тоже стала иногда посещать уроки физкультуры в своем классе.
Олег был очень хорош в спортивном, ладно облегающем его сильное тело костюме. Он легко и красиво показывал упражнения, бережно страховал девочек, выполняющих упражнения на брусьях, особое внимание уделяя Залесской, которая ходила горем убитая. Наташа поделилась с ним своими мыслями насчет отношений Жени и Аистова, умолчав, конечно, об истинном положении вещей, и Олег старался поощрить девочку похвалой. Залесская и в самом деле была спортивной, а похвала молодого учителя ее окрыляла, и Наташа уже замечала ее ответную улыбку на ободряющие возгласы Олега:
– Молодец, молодец, Женя! Отлично! Девочки, обратите внимание, как нужно делать это упражнение! Женя, повтори еще раз, пожалуйста!
В конце урока Олег давал ученикам минут десять на свободную разминку. Девчонки чаще всего сидели на матах и болтали, а мальчишки просили показать пару новых приемов самозащиты.
Наташе нравилось наблюдать за этими занятиями. Мальчики по очереди подходили к учителю. Он велел каждому из них замахнуться и точным движением укладывал его на мат. Потом они менялись местами, и теперь ученик должен был сделать бросок. Однако удавалось это не многим. Аистов не участвовал в таких упражнениях. А в тот день Олег, как на грех, обратил на него внимание. Он показывал захват и бросок через бедро. Заметив внимательный взгляд Аистова, он подозвал его.
– Иди, покажу. Не бойся!
Сказать такое тринадцатилетнему мальчишке – значит спровоцировать его.
– Я не боюсь, – презрительно бросил тот и встал в стойку.
Р-а-аз – и Аистов полетел на мат. Он вскочил и снова двинулся на Олега. Глаза его сузились. Два – и он снова брошен на пол. Три! Движения Олега были точными, быстрыми, легкими – ни одного лишнего.
– Теперь ты попробуй, – предложил Олег и сделал выпад, нападая.
Не прибегая к технике, которую ему показали, Аистов попытался всерьез ударить учителя кулаком в лицо. Олег перехватил руку – бросок! Мальчик снова повержен. С перекошенным от ярости лицом он вновь и вновь вскакивал и пробовал ударить учителя. И опять летел на мат, отброшенный точным приемом.
Все понимали, что это уже всерьез. Ученики, затаив дыхание, следили за поединком. Наташа, в волнении сжав руки, бросилась к ним. Сейчас это уже выглядело не как упражнение ученика и учителя, а как самая настоящая драка, дуэль, и она – Наташа, была причиной этой дуэли.
– Сережа, перестань! Сережа, прекрати! – кричит она. – Олег! Да сделай же что-нибудь!
– Парень, ты что? Остановись! – приказывает ему Олег, теперь уже вынужденный защищаться.
У Аистова на лице горит красное пятно на скуле от неудачного приземления, но он вскакивает после каждого поражения и снова бросается в драку.
– Успокойся, Аистов, а то я могу сделать тебе больно! – предупреждает учитель.
Но доводы рассудка уже не действуют. Наташа впервые видит Сережу в такой ярости. Кажется, если бы он мог, то убил бы Олега. Наконец тому это надоедает. При очередном наскоке он не отбрасывает Сергея, а хватает его, сгибом одной руки зажимая шею, а второй удерживая оба запястья. Аистов хрипит, его лицо красное и напряженное, он пытается лягаться, но Олег крепко его держит и спокойно говорит, обращаясь к остальным:
– Урок окончен. А ты пойдем со мной, поговорим. – И он тащит упирающегося Аистова в сторону душевой.
Наташа не знала, о чем они говорили, но после этого случая все стало еще хуже. Аистов начал открыто игнорировать ее. На уроках стоял гам. Никто ничего не учил. Все обсуждали новость. После такого унижения Сережа держался вызывающе. Наташе было до слез жаль его. Она хотела бы поговорить, поддержать его, но он не давал ей такой возможности. Залесская ходила, высокомерно поглядывая на него, но тоже страдала.
Под конец четверти Наташа так устала от всего этого, что потеряла всякую осторожность. На перемене она оставила Аистова в классе, попросив всех выйти, и попыталась его урезонить. Но ко всем ее увещеваниям он оставался глух.
– Как с тобой разговаривать, не знаю… – бессильно развела она руками.
– А не надо со мной разговаривать! – враждебно произнес он.
– Сережа…
– Кому Сережа, а кому – Сергей Валентинович… Вы вчера с Олегом после уроков в холле стояли… Ненавижу я вас и Олега вашего…
После уроков в пятницу, когда и состоялся этот разговор, она осталась в классе проверять тетради. За окном уже темнело, в школе стояла тишина. Она чувствовала себя усталой и подавленной.
Так ей и надо. Чего она хотела? Между учителем и учеником существует грань, которую нельзя переступать. Она нарушила это правило, и вот – результат. Дети часто влюбляются в своих учителей, это нормально, но учителя должны помнить, что ученики – дети. Она сама виновата, так нельзя было себя вести. Это ненормально, это – извращение. И она поплатилась за это.
Дверь приоткрылась, и вошел улыбающийся Олег.
– Привет, Наташа! Ты еще здесь! А я думал, давно ушла.
– Да куда мне идти? К хозяйке? У меня в комнате даже телевизора нет. По улице гулять холодно…
– Я рад, что ты не ушла. – Олег присел на стол и взял ее руки в свои. – Устала?
– Невероятно, – подтвердила она. – Тетрадей – куча. Дети как взбесились!
– Бедненькая, – сказал он и привлек к себе. Бережно поцеловал.
Все-таки он хороший. Приятно чувствовать заботу, укрыться в объятиях больших сильных рук от житейских сложностей, учительских условностей и детской непримиримости.
Во время поцелуя ей послышался легкий шорох двери, но она не обратила на это внимания. Они молча стояли, обнявшись. В его объятиях было уютно и спокойно. Почему она не может полюбить этого хорошего, честного парня, а питается какими-то детскими иллюзиями, осложняя себе жизнь?
Олег крепче прижал ее к себе. Она уткнулась головой ему в плечо.
В этот момент дверь с треском распахнулась и на пороге возникла величественная фигура завуча. Несколько мгновений она изучала обстановку, меряя горящим взглядом обнявшихся, и глаза ее, казалось, сейчас лопнут от возмущения.
– Что здесь происходит? – взревела она во всю мощь своих могучих легких.
Наташа застыла от ужаса. Она попыталась освободиться от объятий Олега, но тот не отпускал ее, с независимым видом глядя на возмущенную Елену Степановну. Та покраснела как рак и бросила:
– Наталья Сергеевна, пройдемте со мной!
В пустом коридоре Наташа, проходя, увидела Аистова. Лицо его было бледным, глаза неестественно горели, рот искажен кривой мстительной ухмылкой.
То, что ждало ее в кабинете директора, не могло присниться Наташе даже в самом кошмарном сне. Завуч и директор наперебой осыпали ее оскорблениями и угрозами, а она, словно лишившись дара речи от страха, не могла вымолвить ни слова.
– Вы что за публичный дом устроили в школе?!
– Где вы находитесь?!
– Да на вашего ученика смотреть было страшно, когда он сюда прибежал!
– Как вы можете называть себя учительницей? Вы! Посмевшая заниматься развратом в присутствии учеников!
– Вы – позор школы!
– Мы уволим вас за аморальное поведение! Вас не возьмут даже в тюрьму!
– Из комсомола вылетите!
– Вот какая ты тихоня!
– Развратная девчонка!
– Извращенка!
Они словно соревновались, кто больше скажет ей гадостей. Огромный бюст Елены Степановны трепетал, с чахоточного лица Тамары Михайловны не сходило брезгливое выражение, словно она смотрела не на испуганную молодую учительницу, а на пьяную вокзальную проститутку.
Наташа молчала, еле сдерживая слезы. Она и не пыталась оправдываться: сама во всем виновата. Действительно извращенка, да еще какая! Они даже не знают, какая она извращенка! Это не пустые угрозы. Они действительно могут сделать с ней все что угодно: из комсомола исключить, уволить с такой формулировкой, что ей никогда не найти уже хорошей работы.
«Сережа, Сережа! За что ты так со мной? Я так тебя люблю! Что значат поцелуи Олега по сравнению с моей любовью к тебе! Как ты мог? Ты ведь уничтожил меня! Уничтожил все, что было между нами, все, что могло быть…»
Случившееся казалось дурным сном. Позже Наташа с трудом могла вспомнить, что она отвечала, что говорили ей директор с завучем. Она что-то лепетала, извинялась, возражала. Потом прибежал Олег. Стал ругаться с ними, но только подлил масла в огонь. Угрозы стали масштабнее: обещание завтра же созвать внеочередной педсовет с повесткой дня «Недостойный моральный облик учительницы Терентьевой Н. С.». Ей припомнили все: неправильную подачу материала на уроках литературы, фамильярничание с учениками, откровенный наряд на бале-маскараде, наглый флирт с молодыми учителями-мужчинами. Олег доказывал им, что учитель имеет право на личную жизнь.
– Но не в стенах школы, – оборвала его директор, – не на глазах у детей. Аистов был в потрясении! Возможно, он считал вас идеалом! Гением чистой красоты! Сколько учеников влюбляется в своих учителей! И это можно и нужно использовать во благо, а не во вред. Вы нанесли непоправимую душевную травму мальчику. Подвели всех нас. Что, если он расскажет об этом дома? Какое мнение будет о нравственности учителей нашей школы! Вы сами хоть понимаете глубину той пропасти, на дне которой очутились? И куда вы толкаете школу?
Наташа покорно кивала. Долго сдерживаемые слезы градом полились из глаз, она шла, увлекаемая Олегом, не видя перед собой дороги. Выходя из школы, они снова встретили Аистова, стоящего у забора. Она увидела, как сжались кулаки Олега, и испугалась, что он может ударить его.
– Не надо! Не трогай его, – взмолилась она.
– Ну и сволочь же ты! – только и сказал Олег, проходя мимо.
В своей комнатке Наташа бросилась на постель и проплакала до вечера. Хозяйка звала ее ужинать, она отказалась.
В выходные она не выходила из дома, постоянно думая об одном и том же, как заезженную пластинку прокручивая в мыслях все ту же ситуацию. Что она могла сделать, чтобы избежать этого? Где они все взялись на ее голову? Этот Аистов, Юра, Олег… Зачем они ей?
К вечеру воскресенья у нее поднялась температура. В понедельник она вызвала врача на дом и позвонила Викторовне сообщить, что заболела.
Та после уроков забежала к ней.
– Как в школе? – спросила Наташа, ожидая худшего.
– Ничего, – неопределенно ответила подруга. – Директор с завучем все совещаются. Может, какая проверка будет. Олега сегодня вызывали. Лариса говорит, кричали на него, а он на них. И тебя вроде как поминали. Что-то случилось?
– Завуч застала нас с Олегом, когда мы обнимались…
– И все? Только-то? А я-то думала!
– Ты не представляешь, что они мне говорили, как орали.
– Дуры старые! Делать им нечего, – презрительно скривила губы Викторовна. – Зависть их берет. Одна – высохшая старая дева, синий чулок, другая – туша мяса, которая никогда никому не нравилась – как только она умудрилась замуж выйти!
– Они сказали, что уволят меня за аморалку…
– Ничего они не уволят! Им такое пятно на школу совсем даже ни к чему. Если бы они на меня с Юркой так, я бы им все их школьные шашни за последние пять лет припомнила. И как военрук с их наушницей Ниной в подсобке уединялись, и как сама Елена на сабантуе к трудовику пьяная липла.
– Завуч – пьяная? – удивилась Наташа.
– А ты думала? Святая простота! Да тут такие дела творились, что ваш с Олегом роман – просто детские игры в песочнице! А ты что, поэтому сегодня в школу не пошла?
– Нет, у меня правда температура. Но даже если бы ее не было, я бы не пошла. Я никогда больше туда не пойду…
– Ну вот, что еще за слезы? Прекрати немедленно. Было бы из-за чего расстраиваться. Олег тоже хорош! Втравил тебя в историю. Я ведь вижу, он тебе не очень нравится, просто на безрыбье и рак – рыба. Так?
Наташа кивнула, вытирая слезы.
– А при чем тут Аистов? Олег что-то сказал, но я не поняла…
– Он Елене на нас настучал…
– Вот гад… А с виду такой симпатичный мальчишка! Ну, это он из ревности. Детская ревность – чувство опасное, говорила тебе Анатольевна, с такими – всегда проблемы…
– Как она?
– Злорадствует. Не может простить тебе Олега. А после того как я стала с Юркой встречаться, и со мной сквозь зубы разговаривает.
– Вы ведь дружили.
– Дружили… Знаешь, я поняла, что настоящий друг не тот, кто в беде тебя пожалеет, а тот, кто может простить тебе твою радость.
– А как у вас с Юрой?
– Хорошо. С твоей легкой руки. Он уже живет у меня. Летом поженимся.
– Да ну! Ой, как я рада! Хоть одна хорошая новость!
– Так что ты все свои мысли о бегстве забудь. Мы вас берем в свидетели. Юрка хочет свадьбу на природе организовать. Все – в палатках, свадебный стол – под открытым небом, танцы – до утра. Поняла? – Наташа чмокнула ее и убежала, радостно напевая.
Больничный ей дали на неделю, но прийти в школу все же пришлось. До конца четверти оставалось несколько дней.
– Не бойся ничего, – шепнул ей на первой перемене Олег. – Они не посмеют тебя тронуть. У моего отца большие связи…
Наташа чувствовала себя повзрослевшей и постаревшей за эту неделю. Она похудела и перестала краситься, щеки ввалились, глаза горели сухим нервным блеском, и, когда она впервые переступила порог своего класса, ученики встретили ее непривычным молчанием.
– Здравствуйте. Садитесь, – ровно произнесла она. – Кто дежурный?
– Я, – поднялся Аистов.
– Вытри доску, – так же ровно продолжала она, не глядя на него. – У нас конец четверти. Очень мало отметок у… – Она опустила глаза в журнал. – У Митина, Щербаковой и Аистова. Названные ученики, возьмите двойной листочек и напишите тему самостоятельной работы. – Она продиктовала тему. – С остальными займемся повторением пройденного материала.
На следующей перемене в классе произошла драка.
– Скотина ты, Аистов! – орал Димка, вытирая разбитый нос. – Грязный доносчик! Олег об тебя просто не хочет руки марать! Что тебе Наташа сделала?
– Ты еще хочешь? – рвался к нему взбешенный Аистов.
– Не трогай его, Димка! – защищала Аистова Залесская. – Наташа сама виновата. Строила глазки всем сразу! Стерва!
– Да ты помешалась на своем Аистове, ревнивая дура! – поддержала Стеблова Ермакова.
– Замолчите вы обе! – скомандовала Антипова. – Димка, сядь. Не связывайся. А ты, Аистов, – подлец, возразить нечего! Но за эту драку, Димка, Наташа опять-таки получит от Завы.
– Что ты сказала? – набросился на Катю Аистов за брошенное «подлец».
– Полегче, Аистов, – привстал здоровяк Вовка Остров, закрывая Антипову, – а то сейчас по полной схлопочешь. И мой тебе совет – вали из нашего класса, а лучше – из школы, тут тебе жизни не будет…
…Наташу уволили по собственному желанию, сразу после окончания третьей четверти. Ее часы на апрель-май разобрали Лариса Сергеевна и Наталья Викторовна. Отец Олега устроил ее корректором в городской журнал, и она никогда больше не работала в школе…
Через несколько лет она вышла замуж, переехала в другой город, родила сына и дочь. Сначала работала журналистом, потом стала главным редактором известного женского журнала. Писала небольшие рассказы для своего издания. Однажды она написала повесть под интригующим названием «Извращенка». Первая книга ее повестей вышла под этим названием, написанным английскими буквами.
Но и теперь, когда ей было уже сорок пять и за плечами большая взрослая жизнь, когда наступило такое время, что стало возможным говорить и делать многое из того, о чем раньше нельзя было и подумать, когда в богемных кругах, да и в обществе вообще стало модным выходить замуж за мужчин на десять, а то и на двадцать лет моложе, – она, воспитанная другой средой, всякий раз вспоминая свою первую взрослую любовь к тринадцатилетнему подростку, все же неизменно чувствовала себя немного… извращенкой.