Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 26"

Автор книги: Лев Толстой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 71 (всего у книги 75 страниц)

Глава11.

Истинная жизнь человеческая не зависит от места и времени.

Жизнь человека есть стремление к благу, и благо это достигается борьбой и победой духа над плотью.

Человек не знает и не может знать иной человеческой жизни, кроме разумной духовной жизни.

Животноемы признаем живым только тогда, когда, кроме вещества, из которого состоит его тело, в нем есть еще та сила жизни, которая управляет телом, заставляет его двигаться, питаться, плодиться. Если эта жизненная сила еще не начиналась или уже кончилась, то мы не признаем животное живым, но говорим, что перед нами лежит бездушное вещество.

Точно так же человека можно признавать живым истинной человеческой жизнью только тогда, когда животная жизнь в человекеподчиняется разуму. Это подчинение плотской жизни разуму и есть истинная человеческая жизнь.

Мы не признаем животной жизни там, где есть одно только бездушное вещество, – где вещество это не управляется той силой жизни, какая бывает у животных. Точно так же мы не признаем,человеческой жизни ни в других, ни в себе, как скоро нет подчинения плотской жизни разуму, как скоро в человеке действует одна только сила плоти.

Как бы ни были быстры и сильны движения человека в бреду, в сумашествии, в предсмертных судорогах, в пьянстве, в порыве страсти даже, – мы не признаем такого человека живым, не относимся к нему как к живому человеку. Мы признаем только, что человеческая жизнь может в нем проявиться в том случае, если он оправится от своего бреда, сумасшествия, опьянения. Но как бы слаб и неподвижен ни был человек, – если мы видим, что плотская жизнь его подчинена разуму, то в таком человеке мы признаем человеческую жизнь и так и относимся к нему.

Человеческая жизнь проявляется в плоти, но сущность ее зависит не от плота, а от того, насколько плоть подчиняется разуму.

Чем больше плоть подчиняется разуму, тем больше блага достигается человеком. Если в человеке не увеличивается подчинение плоти разуму, то, значит, человеческая духовная жизнь его останавливается. Если же подчинение плоти разуму увеличивается в человеке, то, значит, жизнь такого человека возвышается и усиливается. Она всё больше переходит из области плотской в высшую область духовной жизни.

Плотское существование имеет начало и конец: оно зависит от места и времени. Духовное же не знает ни начала ни конца. Это – сама сила жизни, которая поднимает нас в высоту. У этой силы нет границ, и она не зависит ни от места ни от времени.

Человеку представляется, что жизнь его останавливается и раздваивается. Но на самом деле это не так. Задержек и колебаний истинной жизни нет и не может быть: они только кажутся при ложном взгляде на жизнь. Бывает же это вот от чего.

Человек начинает жить истинною жизнью: он как будто поднимается над жизнью животной и смотрит на нее с высоты. Он видит всю непрочность своего плотского существования, которое неизбежно кончается смертью. Человек как бы шел по площади, пределы которой ему были не видны. Потом он вдруг взлетел на высоту и сверху увидал, что площадь, по которой он шел, обрывается со всех сторон пропастями. Человек сначала не понимает, что этот подъем на высоту и есть сама жизнь, и он ужасается перед тем, что увидал с высоты. Вместо того, чтобы пригнать силу, поднимающую его в высоту, своею жизнью, вместо того, чтобы отдаться этой силе и подниматься выше и выше, человек ужасается перед тем, что открылось ему с высоты, и нарочно спускается вниз, ложится как можно ниже, чтобы не видать обрывов, открывающихся ему. Но сила просветленного разума опять поднимает его, опять он видит, опять ужасается и, чтоб не видеть, опять припадает к земле. И это продолжается до тех пор, пока он непризнает, что истинная его жизнь не находится на той площади, которая со всех сторон обрывается пропастями.

Человеку надо понять, что жизнь его только в движении в высоту, – что благо и жизнь заключается только в подчинении плоти закону разума. Ему надо понять, что у него есть крылья, поднимающие его над бездной, – что, если бы не было этих крыльев, он никогда и не поднимался бы в высоту и не видал бы бездны. Ему надо поверить в свои крылья и лететь туда, куда они влекут его.

Только от недостатка веры и происходят те колебания истинной жизни, остановки ее и странное внутреннее раздвоение, которые человек замечает в себе на первых порах развития в нем духовного разумения.

Только такому человеку, который считает свое плотское существование истинной своего жизнью, кажется, что духовное разумение только временами проникало в его плотское существование. И, глядя на свое духовное разумение, человек спрашивает себя, когда и как оно в нем появилось? Но сколько бы человек ни разбирал свое прошедшее, он никогда не найдет этих времен появления духовного разумения. То ему покажется, что духовное разумение никогда не было, то кажется, что оно всегда было в нем. Когда человек полагает свою жизнь в своем плотском существовании в известном месте и в известное время, то и свое разумение он хочет измерять тою же меркой; тогда он спрашивает себя: «когда, как, сколько времени находился я в обладании разумением?» Промежутки между пробуждениями разумения существуют только для такого человека, который полагает свою жизнь в своем плотском существовании. Для человека же, полагающего свою жизнь в том, в чем она и есть, в деятельности разумения, не может быть этих промежутков.

Жизнь разумения есть.Она одна есть. Промежутки времени одной минуты или 50 000 лет безразличны для нее, потому что для нее нет времени. Жизнь человека истинная, – та жизнь, из которой он составляет себе понятие о всякой другой жизни, есть стремление к тому благу, которое достигается подчинением плоти закону разума. Ни разум, ни сила его преобладания над плотью не зависят от места или времени. Истинная жизнь человеческая не знает никаких пределов времени или места.

Глава12.

Истинная человеческая жизнь ведет к отречению от блага плотского существования.

Жизнь есть стремление к благу. Стремление к благу есть жизнь. Так понимали, понимают и всегда будут понимать жизнь все люди. И потому жизнь человека есть стремление к человеческому благу, а стремление к человеческому благу и есть жизнь человеческая. Люди, не понимающие истинной жизни, полагают благо человека в его плотском блоге.

Заблуждение это происходит от того, что люди смешивают плотское существование человека с его разумением. А между тем, отдельное плотское существование есть не только у человека, но и у каждого животного. Разумение же, понимание смысла жизни бывает только у человека. Разумение выше и шире плотского существования.

Животное может жить только для своего тела, – и ничто не мешает ему жить так. Оно удовлетворяет потребностям только своего тела и служит только своему роду, хотя при этом животное и не понимает того, что такое отдельное плотское существование. Разумный же человек не может жить только для своего тела. Он не может так жить, потому что он знает, что у него свое отдельное существование, а потому знает, что и другие существа имеют так же, как и он, каждое свое особое существование, – знает и всё то, что от этого происходит.

Если бы человек стремился только к благу своего тела, любил только себя, свое отдельное существование, то он не думал бы о других существах и не знал бы, что они также любят себя, как не знают этого животные; но если человек знает, что он существо, стремящееся к тому же, к чему стремятся и все окружающие его существа, он не может уже стремиться только к одному своему отдельному благу.

Человеку только кажется иногда, что когда он стремится к благу, то имеет в виду свое отдельное существование. Ошибка эта происходит от того, что человек воображает себе, что нужды его тела должны составлять главную заботу его разума.

Но разум всегда показывает человеку, что благо и жизнь не заключаются в удовлетворении его плотских нужд. Разумение неудержимо влечет человека к тому благу и той жизни, которые свойственны ему и которые не умещаются в его отдельном плотском существовании.

Обыкновенно думают и говорят, что когда человек отказывается от своего плотского блага, то он совершает подвиг. В действительности же это не есть ни достоинство, ни подвиг, потому что в этих случаях человек не может сделать иначе. Когда человек понял всю невозможность и призрачность плотского блага, когда он понял, что истинно и прочно только то благо, на которое указывает его разумение, то он непременно отрекается от блага своего отдельного плотского существования.

Для животного жизнь есть только то, что увеличиваетблаго его тела. Но для человека – как раз наоборот. Такая деятельность человека, которая имеет целью достижение только плотского блага, не есть истинная человеческая жизнь.

Животное не обладает тем разумом, который показывает ему всю бедственность и непрочность его существования, и потому для него высшая цель жизни заключается в благе своего тела и в продолжении своего рода. Человеку же его разумение раскрывает истинное, духовное благо его жизни, которое не совпадает с его плотским благом.

Для человека плотская жизнь служит только ступенью, с которой он должен подняться выше для достижения истинного духовного блага, которое совсем не зависит от блага его тела.

Принято считать, будто для человека жизнь его есть кусок времени от рождения и до смерти его тела. Но это не есть жизнь человеческая; это только плотское существование человека. Жизнь же человеческая есть нечто такое, что только проявляется в плотском существовании, точно так же, как жизнь животная есть нечто такое, что только проявляется в существовании вещества.

Человек сначала думает, что цель его жизни заключается в удовлетворении требований его собственного плотского существа. И думает он так потому, что цель эта ему видна и понятна.

Другая же цель жизни, на которую указывает ему его разумение, кажется человеку непонятной, потому что она невидима. И человеку сначала страшно отказаться от видимого и отдаться невидимому.

Чело векукажутся просты и ясны требования его плотской жизни, которые исполняются сами собою и видимы и на себе и на других. Новые же, невидимые требования разумения кажутся человеку излишними, и удовлетворение их кажется ему сложным и неясным, потому что оно не делается само собою, а надо его совершать самому. Страшно и жутко отречься от прежнего ясного понятия о жизни и отдаться новому, еще смутному пониманию ее, как страшно и жутко было бы ребенку рожаться, если бы он мог чувствовать свое рождение, – но делать нечего, когда очевидно, что видимое представление плотского существования непременно кончается смертью, а невидимое сознание духа одно имеет жизнь.

Глава13.

Плотское существование есть орудие жизни.

Никакие рассуждения ведь не могут скрыть от человека той очевидной, несомненной истины, что его плотская жизнь непременно погибает, приближается к смерти, и что потому в его плотском существовании не может быть истинной жизни.

Человек видит, что его плотское существо от рождения и детства до старости и смерти постоянно тратится и убывает и неизбежно кончается смертью. А, между тем, человек, полагающий свою жизнь в своем плотском существовании, постоянно желает, чтобы это его отдельное существование не прекращалось, но, напротив, всё дальше продолжалось. И потому такой человек как бы раздваивается. Он постоянно страдает и испытывает на себе зло, тогда как единственный смысл его жизни есть стремление к благу.

И потомуотречение от блага плотского существования есть закон жизни человеческой. Если человек не исполняет этого закона свободно, подчиняясь своему разумению, то закон этот совершается в немнасильно при его плотской смерти, когда он от тяжести страданий будет желатьодного: избавиться от мучительного сознания своего погибающего плотского существования и перейти в другой вид существования.

Вступление в жизнь и сама жизнь человека подобна тому, что совершается с лошадью, которую хозяин выводит из конюшни и впрягает. Когда лошадь выходит из конюшни, видит свет и чует свободу, то ей кажется, что в этой свободе и заключается ее жизнь; но ее впрягают и трогают. Она чует за собой тяжесть и, если она думает, что жизнь ее в том, чтобы бегать на свободе, она начинает биться, падает, убивается иногда. Но если она не убьется, ей только два выхода: или она пойдет и повезет, и увидит, что тяжесть не велика, и езда не мука, а радость; или отобьется от рук, и тогда хозяин сведет ее на рушильное колесо, привяжет арканом к стене, колесо завертится под ней, и она будет ходить в темноте на одном месте, страдая, но ее силы не пропадут даром: она сделает свою невольную работу, и закон исполнится и на ней. Разница будет только в том, что первая лошадь будет работать радостно, а другая невольно и мучительно.

«Но для чего дано мне это мое тело, если я, человек, должен отречься от наслаждений плотской жизни, чтобы получить истинную жизнь?» Так говорят люди, признающие свое плотское существование настоящей и единственной своею жизнью.

Плотское существование, в котором застает себя человек, и которое он призван подчинять своему разумению, есть не преграда, но орудие, которым он работает. Плотское существование для человека – это лопата, которая дана разумному существу для того, чтобы ею копать и, копая, тупить ее и точить, тратить, а не очищать и хранить. Это талант, данный ему для прироста, а не для хранения. «И кто хочет жизнь свою сберечь, тот потеряет ее. И кто потеряет жизнь свою ради Меня, тот обретет ее».

В этих словах сказано, что сберечь нельзя то, что должно погибнуть и не переставая погибает, – а что только отрекаясь от того, что погибнет и должно погибнуть, т. е. от нашей плотской жизни, мы получаем нашу истинную жизнь, которая не погибает и не может погибнуть. Сказано то, что истинная жизнь наша начинается только тогда, когда мы перестаем считать жизнью то, что не было и не могло быть для нас жизнью, наше плотское существование. Сказано то, что тот, кто будет только беречь лопату, данную ему для приготовления себе пищи, которая поддерживает жизнь, – тот, сберегши лопату, потеряет и пищу, и жизнь.

Глава14.

Рождение духом.

«Должно вам родиться снова», сказал Христос. Не то, чтобы человеку кто-нибудь велел родиться, но человек неизбежно приведен к этому. Чтобы иметь жизнь, ему нужно вновь родиться в этом существовании духовным разумением.

Человеку дано разумение с тем, чтобы он положил жизнь в том благе, которое открывается ему разумением. Тот, кто в этом благе положил жизнь, тот имеет жизнь; тот же, кто не полагает в нем жизни, а полагает ее в благе плотского существования, тот этим самым лишает себя жизни. В этом состоит объяснение жизни, данное Христом.

Те люди, которые признают жизнью свое стремление к плотскому благу, слышат эти слова и не то, что не признают, а не понимают, не могут понимать их. Им кажутся эти слова или ничего не значащими, или значащими очень мало, означающими некоторое, напущенное на себя, чувствительное настроение. Они не могут понимать значения этих слов, объясняющих такое состояние, которое им недоступно, как не могло бы сухое, непроросшее семя понимать состояние семени, отсыревшего уже и наклюнувшегося. Для сухих зерен то солнце, которое светит на рождающееся к жизни семя, не имеет никакого особенного значения: но для наклюнувшегося семени оно есть причина рождения к жизни. Точно так же для таких людей, которые не дожили еще до внутреннего несообразия между плотскою жизнью и духовным разумением, свет солнца разума не имеет никакого особенного значения. Солнце оживляет только тех, в ком зародилась уже жизнь.

О том же, как зарождается она, почему, когда, где, не только в человеке, но и в животных и растении, никто никогда и не узнал. О рождении ее в человеке Христос сказал, что никто этого не знает и не может знать.

И в самом деле: что может знать человек о том, как зарождается в нем жизнь? Жизнь есть свет человеков, жизнь есть жизнь, – начало всего. Как же может знать человек о том, как она зарождается? Зарождается и погибает для человека то, что не живет, то, что показывается только в известном месте и в известное время. Жизнь же истинная есть, и потому она для человека не может ни зарождаться, ни погибать.

Глава15.

Чего требует разум.

Да, разум ясно говорит человеку, что при том устройстве мира, которое он видит вокруг себя, ему, его плоти, блага быть не может. Жизнь его есть желание блага себе – именно себе, и он видит, что благо это невозможно. Но странное дело: несмотря на то, что он видит несомненно, что благо это невозможно ему, он всё-таки живет одним желаньем этого невозможного блага, – блага только себе.

Человек, у которого разум только проснулся, но не успел еще подчинить себе плотской жизни, если он не убивает себя, то живет еще только для того, чтобы достигнуть этого невозможного блага: живет и действует такой человек только для того, чтобы благо было ему одному, чтобы все люди и даже все существа жили и действовали только для того, чтобы ему одному было хорошо, чтобы ему было наслаждение, для него не было страданий и не было смерти.

Удивительное дело: несмотря на то, что и опыт свой, и наблюдение жизни всех окружающих, и разум, несомненно, ясно показывают каждому человеку, что это недостижимо, показывают ему, что невозможно заставить другие живые существа перестать любить самих себя и принудить их любить только его, – несмотря на это, жизнь большинства людей только в том, чтобы богатством, властью, почестями, славой, лестью, обманом, как-нибудь, но заставить другие существа жить в угоду им одним.

Люди делали и делают всё, что могут, для этой цели и вместе с тем видят, что они делают невозможное. «Жизнь моя есть стремление к благу», говорит себе человек. «Благо возможно для меня только, когда все будут меня любить больше, чем самих себя; а все существа любят только себя, – стало-быть, всё, что я делаю для того, чтобы их заставить любить меня, бесполезно. Бесполезно, а другого ничего я делать не могу».

Проходят века: люди узнают расстояние от звезд, узнают их вес, узнают, из чего они состоят; а как решить, в чем благо каждого отдельного человека, как ему найти свое счастье, когда жизнь мира идет наперекор желаниям отдельного человеческого существа и делает для него благо невозможным, – всё это и теперь остается нерешенным для большинства людей, как было и для людей за 5000 лет назад.

Разум говорит человеку: да, ты можешь иметь благо, но только, если все будут любить тебя больше самих себя. И тот же разум показывает человеку, что этого блага быть не может, потому что все любят больше всего самих себя. И потому единственное благо, которое разум показывает человеку, этот же самый разум от него опять закрывает.

Проходят века, и загадка о благе жизни человека остается для большинства людей тою же неразрешимою загадкою. А, между тем, загадка разгадана давным-давно. И всем тем, которые узнают разгадку, всегда удивительным кажется, как они сами не разгадали ее, – кажется, что они давно уже знали, но только забыли ее: так просто и само собою напрашивается разрешение загадки, казавшейся столь трудной среди ложных учений нашего мира.

Ты хочешь, чтобы все жили для тебя, чтобы все любили тебя больше себя? Есть только одно средство, при котором желание твое может быть исполнено. Для этого надо, чтобы все существа жили бы для блага других и любили бы других больше себя. Тогда только все существа были бы любимы всеми, и ты, в числе их, получил бы то самое благо, которого ты желаешь. Если же благо возможно тебе только тогда, когда все существа любили бы других более себя, то и ты, живое существо, должен любить другие существа более себя самого.

Только в этом случае возможно благо и жизнь человека, и только в этом случае уничтожается то, что отравляло жизнь человека, – уничтожается борьба существ, мучительность страданий и страх смерти.

В самом деле, отчего невозможно благо плотского существования? Во-первых, от того, что есть борьбамежду собой существ, ищущих плотского блага; во-вторых, от того, что есть обман наслаждения, приводящий к трате жизни, к пресыщению, к страданиям; и, в-третьих, оттого, что есть смерть. Но стоит только человеку перестать стремиться к своему отдельному благу и начать доставлять благо другим существам, и он тотчас же найдет то единственное благо, которое действительно достижимо.

Стоит человеку положить свою жизнь в том, чтобы доставлять благо другим, и вся его прежняя безумная деятельность ради своего недостижимого плотского блага заменяется другою разумною деятельностью. Такая жизнь согласна с назначением человека и имеет целью самое большое об щееблаго, а вместе с тем и благо отдельных людей.

Когда человек стремился к своему собственному отдельному благу, то он видел в мире неразумную борьбу существ, губящих друг друга.

Но стоит человеку положить всю свою жизнь на благо других, чтобы увидать в мире совсем другое: увидать, что рядом с борьбою существ есть и постоянное взаимное служение их друг другу, – то служение, без которого мир не мог бы существовать.

Другая причина, вследствие которой так бедственна жизнь для самого себя, и которая делает благо для человека невозможным, есть обманчивость плотских наслаждений, которые растрачивают жизнь и приводят к пресыщению и страданиям.

Но стоит человеку пригнать свою жизнь в стремлении к благу других, и уничтожается обманчивая жажда наслаждений. Жить для того, чтобы искать наслаждений и радостей плотских – всё равно, что наполнять бездонную бочку; такая жизнь, праздная и мучительная, заменяется деятельностью, согласной с законами разума, для поддержания жизни других существ. И свои собственные страдания и несчастия заменяются чувством сострадания к другим, а из этого чувства происходит, несомненно, плодотворная и самая радостная деятельность.

Третья причина бедственности плотской жизни есть страх смерти.

Но стоит человеку признать свою жизнь не в своем плотском благе, а в благе других существ, и пугало смерти навсегда исчезнет из глаз его.

Ведь страх смерти происходит только от страха потерять блага плотской жизни, когда наступит смерть.

Но если бы человек мог полагать свое благо в благе других людей, т. е. любил бы их больше себя, то смерть не казалась бы ему тем прекращением блага жизни, каким она кажется человеку, живущему только для себя. Смерть для человека, живущего для других, не могла бы казаться уничтожением блага и жизни, потому что благо и жизнь других людей не прекращаются при плотской смерти человека, служащего им, но очень часто еще увеличиваются и усиливаются, когда человек приносит в жертву свою жизнь для блага ему подобных.