Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 26"
Автор книги: Лев Толстой
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 57 (всего у книги 75 страниц)
Как указано выше, в конце февраля у Толстого возникает мысль под влиянием бесед с Н. Я. Гротом выступить с докладом в Психологическом Обществе. Этот доклад Толстой составляет следующим образом. Посещение заседаний Психологического Общества несомненно наводит его на мысль написать особуюстатью, направленную против науки и ученых. Эта особая статья – будущее «Вступление» к книге «О жизни». На обложке рукописи вступления № 28 рукой С. А. Толстой сделана запись: «Предполагается читать в Университете в Психологич. Обществе», а заключительная фраза той же рукописи явно адресована к живой слушающей – аудитории: «Вот такой опыт исследования о жизни и ее свойствах и я хотел бы предложить вам». Таким образом писалось «вступление», вероятно, между 25 февраля (заседание – на котором возникла мысль о докладе Толстого) и 14 марта (день доклада Толстого). Это «вступление» и составило первую непрочитанную 14 марта часть реферата Толстого. Из нее Л. Н. Толстой прочитал только самый конец (Сравни осн. текст стр. 322 строка 29 со слов: «Допустим невозможное, – то, что всё, что желает познать теперешняя наука о жизни...» с началом Реферата на стр. 881 наст. тома). Второй, прочитанной частью реферата был текст копии с пятой переделки первой редакции, перед заседанием подправленный Толстым (т. е. рукописи №№ 35—43). Другими словами, Толстой нес 14 марта к докладу уже в готовом виде текст второй редакциистатьи «О жизни и смерти», состоящей из будущего вступления и статьи. Рукопись содержала 41 нумерованный лист в 4-ку. 620 620
П.И. Бирюков (III, стр. 67) приводит иное заглавие для доклада Толстого «Жизнь бесконечная», но источники этого заглавия, к сожалению, не приводятся. Между тем ни рукописи, ни известные нам другие материалы за Толстовской работой этого заглавия не закрепляют.
[Закрыть]
Несколько слов о работе над вступлением. Черновик вступления, его первая редакция(Описание № 27), очень сильно снабженный авторскими поправками, которые сводятся лишь к иным формулировкам той же тематики, отдается в копировку и прорабатывается еще paз. В результате получается вторая редакциявступления (Описание № 28). Эта редакция вступления получает: полную переработку конца 3-й главы, заново написанную 4-ю главу с темой и полемикой о задачах науки, измененный образ мельницы конной на образ мельницы водяной и в связи с этим поправки отдельных мест текста, получает ряд некрупных вставок, перестановок и сокращений и общую стилистическую правку текста. В главном вторая редакция определяет текст вступления, дошедший до основного текста книги «О жизни». Многие места ее перешли в основной текст буквально.
Вторая редакция вступления была подвергнута довольно заметной правке(см. Описание №№ 29—34): Эта правка проводилась дважды по всему тексту вступления и несколько раз по частям и очень вероятно, что именно к ней относится запись С. А. Толстой в дневнике от 14 марта: «Мы с Ге спешили ее переписывать, и я весь день сегодня писала... Левочка много работал над этой статьей, и она мне очень нравится». Главная работа этой правки была направлена на главы 3 и 4 вступления, т. е. на понятие жизни (осн. стр. 316, строка 12 по стр. 319 строка 37) и на полемику с наукой (осн. стр. 320—323).
Написанная таким образом особо первая часть доклада для Психологического общества, как сказано, была присоединена к пятой переделке статьи «О жизни и смерти». С. А. Толстая при перебелении текста пятой переделки сочла было доклад органическим началом статьи и пронумеровала первые главы статьи цыфрами «5» и «6» (продолжение к четырем главам вступления). Но Л. Н. Толстой не принял этого объединения, чувствуя органическую разнородность двух статей и определил докладу быть «вступлением»к статье.
Именно это крупное и тематическое и композиционное расширение и усложнение статьи «О жизни и смерти» особым вступлением дает право говорить о возникновении новой второй редакцииее (Описание №№ 29, 35—43, в последних верхний крупный слой поправок сделан позже). Нужно сказать, что в момент этого соединения и самая статья, т. е. беловой текст ее, была стилистически подправлена, но не очень значительно.
Несомненно в ближайшие же дни после 14 марта Толстой производит очень крупную переработку статьи (без вступления) второй редакции. (Вероятно, здесь имели значение и прения по докладу.) Во всяком случае между 14 и 19 марта возникает первая общая правка второй редакции. Она наслоилась непосредственно на текст реферата (т. е. хранится в тех же рукописях №№ 35—43, составляя в них большую часть правочного слоя). Сущность ее сводится к следующему: а) вторая редакция получила заново написанное начало статьи. Приводим его полностью:
«Все, что только дѣлали и дѣлаютъ люди, они дѣлаютъ для жизни своей и другихъ людей, и только потому, что они живые, и другіе люди живые. Жизнь есть и цѣль и средство. И мыслятъ и трудятся люди только въ жизни и для того, чтобы имѣть жизнь и наслаждаться ею. Все въ жизни и все для жизни. Что же такое сама эта жизнь? Люди обыкновенно и не задаютъ себѣ вопроса, считаютъ, что это то ужъ навѣрно всѣмъ одинаково извѣстно и всѣми одинаково понимается. И дѣйствительно есть такое пониманіе жизни, которое всѣми одинаково разумѣется – отъ безграмотнаго и ребенка и до ученаго мудреца. Жизнь – это то, что со мной происходитъ въ моемъ тѣлѣ со времени рожденія моего тѣла до его смерти. Мы говоримъ живъ ребенокъ, какъ бы онъ малъ не былъ, старикъ, какъ бы онъ старъ не былъ, пока происходитъ въ его тѣлѣ то, что происходитъ въ моемъ, жива лошадь, собака, курица, мышь, пока по нѣкоторымъ признакамъ въ ихъ тѣлахъ происходитъ тоже, что и въ моемъ. И спору въ этомъ нѣтъ, и всѣ понимаютъ другъ друга.
Если бываютъ расширенія этаго понятія въ одну и другую сторону, какъ напримѣръ, то, что мы микроскопическую клѣточку называемъ живою, или душу умершаго или духовъ спиритовъ называемъ живыми, то мы знаемъ, что это нѣкоторое уклоненіе отъ основнаго понятія, и это не мѣшаетъ ясности нашего всѣмъ извѣстнаго понятія о жизни: того, что происходитъ въ нашемъ и подобнымъ намъ тѣлахъ отъ дня рожденія и до смерти. Изъ этаго понятія вытекаютъ, въ виду его составляются и на немъ строятся всѣ наши философскія, научныя, общественныя житейскія разсужденія и въ ясности этаго понятія о жизни мы не имѣемъ никакого сомнѣнія. – Но такъ ли это? Такъ ли ясно это понятіе о жизни, какъ о чемъ то происходящемъ въ нашемъ тѣлѣ со времени рожденія и смерти, какъ это представляется?
Я думаю, что нѣтъ, и что сложность этаго понятія, различіе значеній, которые мы ему приписываемъ, и есть источникъ всѣхъ, безъ исключенія всѣхъ заблужденій, отъ которыхъ страдаютъ люди».
б) Затем вторая редакция получает крупные вставки (описание №№ 35, 36) с темами о раздвоении человеческой личности, отречении разумного я от личности, об условности всех радостей и огорчений. в) Наконец, проведена сплошная и очень интенсивная общая логико-тематическая и стилистическая правка текста, многое сокращено, перефразировано. Общую тенденцию работы Толстого над правкой второй редакции поэтому, пожалуй, можно определить как стремление значительно укрупнить объем небольшой по первоначальному замыслу статьи. 621 621
В этом же этапе Толстой пытается набросать на одной из вставок небольшой план статьи. Его издаем под № 4 черновых вариантов.
[Закрыть]
19 марта Толстым была написана особая конечная часть для второй редакции, которая с позднейшими поправками составила главы XXXI и XXXII основного текста. Черновик (Описание № 44) дался Толстому очень легко: на нем нет больших поправок. Постановка даты показывает, что автор предполагает как бы близость окончания работы. В ближайшие же дни С. А. Толстая перебеляет этот черновик (ркп. № 45), a Л. Н. Толстой обращается к правке начала статьи.
Первая правканачала статьи второй редакции (без вступления), по-видимому, сделана около 28 марта (Описание №№ 46—50). Правка была довольно основательной. Часть начала правилась по новой копии (Описание №№ 46, 49, 50), часть по рукописям второй редакции. Сущность правки сводилась к: а) полной логической перекомпановке материала (иногда с помощью механической перестановки листов), б) к расширению текста новыми вставками (введены темы о религиозных решениях вопроса смысла жизни, о болях и ранах телесных, о душе как носителе жизни, о законе борьбы в жизни, о достижениях культуры как обмане, о жизни богатых и бедных и др.) и в) к основательной и сплошной логико-стилистической обработке данной части текста.
С первой правки начала второй редакции была сделана копия (Описание №№ 51—55), и 31 марта Толстой просматривает часть вступления (Описание 31, 32, 34) и новую копию начала статьи. Результатом просмотра является вторая правканачала, которая сводится к следующему: а) перепутавшееся и частью стершееся деление статьи на главы теперь производится заново, намечено 14 глав. Причем во время специального просмотра с черным карандашом в руках Толстой к главам на полях приписал карандашные заголовки, именно: 1. «Вульгарное внѣрелигіозное понятіе жизни», 2. «Внѣрелигіозное свободное понятіе», 3. «Предположеніе души не обязат. понятіе», 4. «Жизнь процессы, но это безсмысленно», 5. «Понятіе жизни изъ ея цѣли также безсмысленно», 6. «Люди приписываютъ понятіе жизни возможности жизни», 7. «Воспитаніе и отуманеніе въ ложномъ понятіи жизни». Однако снабжение глав заголовками не доведено до конца. б) Весь текст копии подвергнут сплошной логической переработке (пропуски, перестановки, стилистическая работа). Среди вставок имеются крупные, например, с новыми темами о призрачности телесного я, с цитатами из Конфуция, браминов, Будды, Моисея, Христа, которые дошли (правда с позднейшими переделками) до основного текста (на стр. 327—328).
Вероятно, в самом начале апреля 1887 г. Толстой, перебелив части второй правки начала, делает общий свод всех полученных в результате правок рукописей и прорабатывает этот сводный текст еще paз. Так получается третья редакция(см. Описание, стр. 808), которую можно назвать сводной рабочей.Она нумеруется общей пагинацией 1—60 (последние листы остаются ненумерованными). Особенности этой новой редакции сводятся к следующему. Вступление оставляется почти без поправок. Статья же, во-первых, очень заметно расширяет сравнительно со второй редакцией объем и тематику. Статья растет. Наиболее крупные новые темы: жизнь это «то, чтò делает человек или животное для сохранения своей личности и достижения блага (Описание № 58), жизнь есть стремление к невозможному сохранению своей личности (Описание № 59), человек всегда смотрит на всё глазами своей среды (Описание № 60), учения мира, отводящие человека от решения вопроса о цели жизни, навязывают ему обязанности семейные, гражданские и т. п. (Описание № 61), жизнь должна быть согласна с разумным сознанием (Описание № 64), и написанная заново целая большая глава о страданиях. Во-вторых, весь текст третьей редакции обновлен путем сильнейшей логической и частично композиционной (путем перестановок) правки текста второй редакции. В-третьих, разбивка на главы оставлена не проясненной. Кое-где намечены будущие главы через знак «NN». Таким образом третья редакция дала почти полностью новый текст статьи, хотя и писанный по канве второй редакции. От третьей редакции дошло до основного текста несколько строк и часть вновь написанной главы в виде гл. XXXV основного текста. Новую главу о страданиях мы издаем под № 9 черновых вариантов.
Создание третьей редакции статьи «О жизни и смерти» чрезвычайно крупный момент в истории работы Толстого. Так, повидимому, ощущает этот момент и сам автор. В уже цитированном письме к В. Г. Черткову от 2 апреля 1887 г. он пишет, что работа подвигается и даже приближается к концу. Но если Толстой 2 апреля еще думал, что работа «приближается к концу», то 4 апреля в письме к С. А. Толстой он пишет «...начал «Жизнь»... Вчера был Буткевич и Фейнерман» (ПЖ, стр. 307). Повидимому, именно третью редакцию, составляющую результат крупного, как указано, увеличения объема и переработки текста, Толстой и ощущает как «начало» новой волны работы. Последующие апрельские письма Толстого к разным лицам определенно показывают, что эта волна работы в апреле очень сильна. Несомненно к первым числам апреля относится не датированное апрельское письмо Толстого к С. А. Толстой, где он пишет: «Утро вчера много занимался; писал совсем новую главу: «О страдании» – боли... Пересматривал, поправлял сначала. Как бы хотелось перевести всё на русский язык, так, чтобы Тит понял. И как тогда всё сокращается и уясняется. От общения с профессорами – многословие, труднословие и неясность. От общения с мужиками – сжатость, красота языка и ясность».... (ПЖ, стр. 310).
В ответ на это письмо С. А. Толстая писала 15 апреля: «Вместо желанного, художественного, ты стал писать о страданиях. Впрочем этот вопрос меня интересует. Когда же конец этой статье? А хорошо бы, если б ты разделил ее на главы и назвал бы каждую главу по содержанию. Как это всегда помогает пониманью. Например: о боли, о радости жизни, о труде, о душе и т. д.». В последней точке зрения поддерживает Толстого и В. Г. Чертков, который 9 апреля из Петербурга пишет: «Не думайте, что я не сочувствую вашей работе над выяснением значения истинной жизни и недоразумения, называемого смертью. Я теперь всё более понимаю, что желательно только делать то, к чему влечет, а помимо этого вопрос, который вы выясняете, очень важный и выяснение его нужно людям. Для скольких людей всё было бы ясно, если б только они поняли, в каком смысле нет и не может быть смерти и что смерть может существовать только для тех людей, которые отождествляют свою жизнь с своею органической оболочкой, что так же бессмысленно, как и отождествлять свою жизнь, например, с испражнениями своего тела. Одного только я немножко боюсь – это того, чтобы вы не писали об этом, имея в виду одну образованную среду. Если вы это сделаете по старой привычке, то будет очень жаль и скажете много ненужного. Всё, что нужнолюдям, поддается выражению в общедоступной форме. Я в этом твердо убежден. И это прекрасное мерило для того, чтобы проверять, что действительно нужно, что нет. Ужасно хотелось бы мне прочесть, что вы написали».
11 апреля Л. Н. Толстой пишет Н. Н. Ге: «Чтение мое, о котором вы спрашиваете, это мысли о жизни и смерти, которые мне дороги и нужны и которые я поэтому стараюсь себе уяснить. Может быть, и другим пригодится. Колечка вам расскажет, а как будет в окончательной форме, то пришлю вам». 16 апреля к С. А. Толстой: «Вчера был день нехороший для писанья, не выспался, но нынче прекрасно работал, хотя всё еще не кончил... осталось на раз.. » (ПЖ, стр. 313). В тот же день к В. Г. Черткову: «Занят очень своей работой. Ваш совет, как всегда, хорош. Надо перевесть по русски. И я это стал делать, живя в деревне, имея перед собой не профессоров, но людей...» (ТЕ, 1913, стр. 51). H. Л. Озмидову 18—19 апр. 1887 г.: «Долго не отвечал вам, дорогой... от того, что был очень хорошо занят своим писанием о жизни и смерти.... Я всё время, как писал вам, занят своей работой, зачавшейся во время моей болезни, подбодренный психологическим обществом. Многое для себя уяснил. Кабы Бог дал, чтобы и другим на пользу» (Письма, т. 64). В 20-х же числах aпpеля 1887 г. П. И. Бирюкову: «Работал о жизни и смерти так, как не бывает в городе, а сделал, как наверно вам покажется, мало. Но теперь существенное кончено, расположено по частям, остаются поправки, которые можно сделать и по корректурам» (т. 64)
Чувство близости к окончанию статьи, повидимому, было в середине апреля у Толстого, потому что, кроме указанного письма к Бирюкову, о том же писала С. А. Толстая в письме к А. А. Фету от 19 апреля: «Вчера вернулся из деревни Лев Николаевич. Он там жил, наслаждался и работал почти три недели. Статья его пришла к концу, но еще не печатается»... Того же 19 апр. 1887 г. сам Толстой пишет П. И. Бирюкову: «Я всё писал свою статью, Количка переписывал, и мы чудно прожили две недели...» Но несколько позже – именно 24 апреля (?) ему же: «Статья моя о жизни и смерти всё не кончается и разростается в одну сторону и сокращается и уясняется в другую. Вообще же я вижу, что не скоро кончу, и если кончу, то напечатаю ее отдельной книгой, без цензуры, и потому не могу дать ее Оболенскому. И это меня огорчает. Будьте моим посредником между ним, чтобы он не огорчился и на меня не имел досады. Я постараюсь заменить это чем-либо другим. Пожалуйста, поговорите с ним и напишите мне» (Письма, т. 64, а также Б, III, стр. 68).
25 апреля к С. А. Толстой: «С 12 до 4-х очень усердно работал, всё с начала и всё к улучшению, наверное» (ПЖ, стр. 314). В тот же день В. Г. Черткову: «Я всё работаю над жизнью и смертью и что дальше, то яснее. Эта работа для меня ступень, на которую взбираюсь. Во время работы этой приходят мысли из той же работы, которые могут быть выражены только в художественной форме, и когда кончу или перерву, Бог даст, то и напишу...» (ТЕ, 1913, стр. 52). 30 апреля к С. А. Толстой: «Вчера нездоровилось и ничего не работал. Но нынче дождик теплый, и я здоров и работал» (ПЖ, стр. 315). В том же апреле в письмах, не датированных точно, еще имеются упоминания о работе над статьей: «Всё работаю, и всё еще не запутался, а подвигаюсь к лучшему...» (ПЖ, стр. 308). «Нынче по обыкновению занимался, а Колечка и Фейнерман переписывали» (ПЖ, стр. 312).«Утро я опять всё, часов 5 под ряд, работал над своей «Жизнью». Всё хорошо подвигается. Но вчера устал и почти не выходил, и оттого вчера был в унылом духе, и из другой комнаты слушал ребят. Но здоров и спал хорошо, и опять всё утро работал» (ПЖ, стр. 308), «...Читаю для отдыха прекрасный роман Stendhal’a – «Chartreuse de Parme» и хочется скорее переменить работу. Хочется художественной»... (ПЖ, стр. 310). «Работалось плохо... » (между 25—30 апр. ПЖ, № 310). Наконец, Толстой в апреле же знакомит с рукописью H. Н. Ге, который в конце апреля пишет Толстому: «...Я прочел о «Жизни и смерти», всё там до того верно, что я иначе не мог думать и многое буквально говорил своим. Это у вас восторг. Это сама правда! Не думать так нельзя». 622 622
Упоминает о работе Толстого и H. Н. Страхов в письме к нему от 25 апр.: «...конечно, очень жажду и с Вами повидаться, поговорить, если Бог пошлет благодать, о жизни и смерти, о чем Вы пишете» (ПС, стр. 349).
[Закрыть]
К сожалению, среди дальнейших рукописей Толстого нет даже ориентировочных дат, которые бы позволили приурочить последующие этапы работы к определенным месяцам. Поэтому правильнее охарактеризовать работу Толстого по письмам и в последующие месяцы и затем уж перейти к обзору творчества по рукописям.
В мае месяце увлечение работой еще продолжается. В письме 2 мая из Ясной поляны к С. А. Толстой Лев Николаевич пишет: «Тем для писанья напрашивается столько, что скоро пальцев недостанет считать, и так и кажется, сейчас сел бы и написал. Что Бог даст после окончания «О жизни и смерти». Ведь будет же конец. А до сих пор нет. Предмет-то важен и потому хочется изложить как можно лучше. Ты думаешь, что хуже, а мне кажется, что нет...» (ПЖ, стр. 316). 3 мая ей же: «Нынче работал над своим писаньем»... (стр. 317), 4 мая ей же: «Нынче почти не писал...» (стр. 318), 5 мая ей же: «Нынче утром прекрасно работал. Самая сердцевина статьи, которая мне недоставала, нынче для меня уяснилась. И мне очень весело от этого»... (стр. 319). В тот же день в письме к И. Б. Файнерману: «Я всё работаю над той же работой, и всё, кажется, уясняется» (И. Тенеромо, «Воспоминание о Л. Н. Толстом и его письма», стр. 189). В тот же день к Н. Н. Ге: «по утрам пишу. Всё то же и всё, как мне думается, с пользой для дела» (т. 64). 8 мая в письме к С. А. Толстой: «Я два дня дурно сплю и потому вял и не работается; а не работается, и на душе не бодро. Павел Иванович усердно переписывает (ПЖ, стр. 321). 10 мая ей же: «Нынче мы тихо работали с Павлом Ивановичем (он усердно переписывает)» (ПЖ, № 317). 14 мая к H. Н. Ге: «...Я всё копаюсь в своей статье. Кажется, что это нужно, а Бог знает. Хочется поскорее кончить, чтобы освободиться для других работ, вытесняющих эту...» 18 мая В. Г. Черткову: «П. И. 623 623
П. И. Бирюков.
[Закрыть]третьего дня уехал в Москву, прожил с неделю, и мне очень радостно было с ним. Он переписал мне всю мою статью, которую я опять вновь переделываю».... 20 мая H. Н. Страхову: «Я всё работаю над мыслями о жизни и смерти – не переставая, и всё мне становится яснее и важнее, Очень хочется знать Ваше отношение к этому» (т. 64). К В. Г. Черткову 30 мая 1887 г.: «Я всё живу в своей работе о жизни и смерти. И очень сильно живу ею»...
В июне работа продолжается. Очевидно в ответ на признание Л. Н. Толстого H. Н. Страхову в чтении книг последнего («Основные понятия психологии и физиологии, Спб. 1886 и «О вечных истинах», Спб. 1887), Страхов 4 июня отвечает Толстому: «Вы пишете, что мои мысли и книги много помогли Вам– это мне такая награда, похвала, гордость, что выше и быть не может» (ПС, стр. 353). Страхов добавляет: хочу «вникнуть в то, что Вы писали о жизни и смерти – жду не дождусь свидания с Вами» (там же, стр. 354). 12 июня к H. Л. Озмидову: «...сяду за свою работу о жизни и смерти, которая всё не отпускает меня и радостно поглощает всего» (т. 64).
18 июня С А. Толстая в дневник записывает: «...больше месяца, что я тут, и Лев Николаевич всецело занял меня переписываньем для него статьи «О жизни и смерти», над которой он усиленно трудится уж так давно. Только что перепишешь всё – опять перемарает, и опять снова. Какое терпение и последовательность» (Дневник С. А. Толстой, стр. 140). 21 июня она же записывает: «Сегодня он всё переправлял свою статью «О жизни и смерти» и всё после обеда косил в клинах, в саду» (там же, стр. 142). Сам Толстой в июне (без числа) пишет И. Б. Файнерману: «...Я всё зa своей работой «О жизни и смерти». Не могу оторваться, не кончив. Живу ею. Не знаю, грешу ли, но оторваться не могу» («Воспоминания о Л. Н. Толстом и его письма», стр. 185).
В июле месяце работа приближается к концу. 2 июля С. А. Толстая записывает в дневник: «Левочка занимается покосом и 3 часа в день пишет статью. Дело к концу» (стр. 143), 3 июля там же: «И вот я переписываю статью Левочки «О жизни и смерти», и он указывает совсем на иное благо»... (стр. 143). 4 июля наконец об окончании работы Толстой извещает В. Г. Черткова: «Я кончил свою статью, посылаю печатать, всё ею занимался, а кроме того покосом, и время очень полно».... 7 июля П. И. Бирюкову: «Свою статью о жизни и смерти всё писал и пишу, и очень усердно, однако посылаю набирать. Страхов был и одобрил; это меня поощрило» (т. 64, см. также Б, III, 68). 8 июля И. Б. Файнерману: «Много работал и продолжаю работать над писанием «О жизни и смерти» (т. 64 и «Воспоминания о Л. Н. Толстом и его письма», стр. 177). Чертков 7 июля в ответ на письмо Толстого от 4 июля пишет: «Я рад, что вы кончили вашу статью. У меня к вам большая просьба, дорогой Л. H., не можете ли вы присылать мне сюда корректурные листы этой статьи, если у вас будет лишний экземпляр. И мне, и нам всем здешним вашим братьям, так хочется прочесть ее и этим путем ближе слиться с вашею жизнью за всё это время, что мы вас лично не видели. Пожалуйста, если только возможно, сделайте это. Это может оказаться полезным и для других в том случае, если издание этой статьи встретит какое-нибудь механическое препятствие, так как мы здесь скорее кого-либо другого перепишем всё, что вы пишете, так как имеем на то время и особенно дорожим каждым вашим словом... Не знаю представляете ли вы себе, какой радостный день будет для нас всех тот, когда получим эту статью». 21 июля 1887 г. Толстой сообщает В. Г. Черткову: «Я немножко нездоров и всё занят своим писанием о «Жизни и смерти» и нынче утром...»
Очевидно Толстой как-то ознакомил со своей статьей В. Г. Черткова, потому что последний 26 июля в ответ на письмо Толстого от 21 июля пишет: «...Какую чудную статью вы написали. Пожалуйста присылайте нам корректурные листы, по мере получения вами, если окажется свободный экземпляр. Если вам нужно что переписать поскорее, то присылайте мне. Переписчиков здесь много – и все люди одного духа с вами. Если есть у вас какие-нибудь черновые, вам ненужные, то вы бы присылали их сюда. Хоть по ним я пожил бы с вами».
В конце июля Толстой уже «спешит» заканчивать работу и прибегает даже к помощи сразу многих переписчиков. Об этом рассказывает гостившая в это время в Ясной поляне А. А. Толстая: «Лев, имея спешную работу для отсылки в Москву [это была переписка «О жизни»], просил меня и других помочь ему в этом деле. Нас рассадили по парочкам на отдельных столах, каждую даму с кавалером; составилось шесть пар. Мне достался А. М. Кузминский, и мы сидели отдельно в маленькой гостиной, другие же все в большой зале. Он диктовал, а я писала. Совсем неожиданно вдруг стали попадаться такие неуклюжие фразы, что я невольно вспомнила «непроходимые болота», как выразился раз о Толстом Тургенев, и не могла решиться ни переступить болота, ни передать печати в этом виде. Кузминский, хотя и соглашался со мной, но считал невозможным простым смертным поправлять Толстого. Я, однако ж, настояла на своем. В это время Лев, прохаживавшийся по комнатам от одного стола к другому, подошел и к нам.
– Savez vous, mon cher, que je viens de corriger votre prose au grand scandale de votre beau frère», 624 624
[Знаете, мой милый, я только-что исправила вашу прозу, к великому негодованию вашего свояка,]
[Закрыть]– сказала я.
– Et vous avez eu parfaitement raison, je ne tiens qu’à l’idée et ne fais aucune attention à mon style», 625 625
[И вы хорошо сделали: я дорожу только мыслью и не обращаю ни малейшего
внимания на слог.]
[Закрыть]– ответил мне Лев Николаевич» (ПТ, стр. 40).
И хотя последняя дата над рукописью в июле еще не поставлена, но всё же конец июля – почти окончание рукописной работы над книгой. Окончательная дата будет поставлена 3 августа, но уже в конце июля несомненно в связи с окончанием книги Толстой приглашает в Ясную Поляну Н. Я. Грота. Грот был в Ясной поляне 28 и 29 июля, в день приезда сильно разболелся мигренью, что объясняет своеобразное начало письма его к родителям из Ясной поляны 29 июля: «В 9 ч. вечера я выполз, меня накормили и напоили чаем и затем Л. Н. читал нам до 12 1/ 2ч. (с перерывами) свой реферат о жизни, который значительно переделал. Ему хотелось непременно услышать мое мнение. Сегодня он дочитал его до конца после завтрака». Приписка к письму в 6 1/ 2час. вечера гласит: «До обеда (с самого завтрака) Лев Николаевич читал продолжение своего сочинения и всё еще не кончил»...
Другая участница этого чтения гр. А. А. Толстая так рассказывает о нем: «На другой день он [Толстой] предложил прочитать кое-что из переписанного нами; это было философское сочинение, под заглавием «Жизнь»; так как он адресовался ко мне, то я и отвечала: «Буду очень рада услышать образчик вашей мудрости, но вряд ли я пойму что-нибудь: философия чужда мне наравне с санскритским языком». – Если вы не поймете, то это будет, конечно, не ваша, а моя вина, но я надеюсь, что этого не будет, – отвечал Лев. – В семь часов мы все собрались около него; он был особенно весел и любезен. —«Какая же у меня дивная аудитория!» – шутил он, окидывая нас взглядом: «Какие представители: Ал. М. Кузминский, как прокурор, представитель юриспруденции, Николай Яковлевич Грот, сам профессор философии, и, наконец», прибавил он, указывая на меня, «Графиня – представительница религии» (вот поистине незаслуженная честь). – Чтение продолжалось около двух часов. Я поняла гораздо более, чем ожидала; были места прекрасные, но сердце мое не дрожало и не горело. Мне казалось, что я то сижу в анатомическом кабинете, то, что я бегаю по кривым дорожкам в полуосвещенном лабиринте и всё сбиваюсь, путаюсь и не могу вздохнуть свободно... Разумеется, об этом я не поведала никому, и если останавливала чтение каким-либо вопросом, то это единственно для того, чтобы дать другим слушателям возможность сказать свое слово, так как замечала, что у Грота и других скопилось много возражений на языке, но он, как и другие, не дерзал перебивать учителя; впрочем Лев был очень снисходителен к его мнению, и вечер окончился прекрасно, загладив впечатление предыдущих бурь». (ПТ, стр. 41.)
На последнем листе шестой, т. е. последней рукописной редакции собственноручно Толстым поставлена дата «3 Августа 1887 г.». Это был день, когда рукопись была отправлена в печать. С. А. Толстая в дневнике 4 августа записала: «Вчера вечером повез П. И. Бирюков статью «О жизни» в печать. Слова о смертивыкинул. Когда он кончил статью, он решил, что смерти нет». (Дневник С. А. Толстой, стр. 145.) Несомненно к тому же 4 августа 1887 г. относится и приведенное у Бирюкова (Б, III, стр. 68) письмо Л. Н. Толстого к В. Г. Черткову: «П[авел] И[ванович] милый вчера уехал и увез в типографию статью о жизни. Начал я писать о жизни и смерти, а когда дописал, оказалось, что вторую часть заглавия пришлось выкинуть, потому что для меня по крайней мере это слово потеряло совершенно то значение, какое я ему придавал в заглавии. Дай то Бог, чтобы хоть на некоторых читателей она произвела то же действие.... Я теперь после долгого времени в первый день без определенной начатой работы, и всё мне открыто во все стороны, и это очень весело» (ТЕ 1913, стр. 55). Это последнее сведение о работе над рукописями. Дальнейшие сведения говорят о начавшемся печатании и работе Толстого над корректурами.
Охватывая приведенные свидетельства, мы видим, что Толстой в течение апреля, мая, июня и июля месяцев 1887 г. целиком занят книгой «О жизни». Сопоставление свидетельстве состоянием рукописей дает право предположительно датировать и ход самой рукописной работы. Как показано выше, на начало апреля падает возникновение третьей редакции. Работа над правками третьей редакции и над четвертой приходится на апрель и май, потому что в рукописях этих текстов преобладают копии рук не С. А. Толстой, которая в это время была в Москве, а других переписчиков (очевидно П. И. Бирюкова, Н. Н. Ге младшего). Вернувшаяся в деревню в середине мая С. А. Толстая снова перебеляет правки Толстого и таким образом пятую и шестую редакции книги надо отнести на вторую половину мая, июнь и июль месяцы 1887 года. Обращаюсь к характеристике этапов рукописной работы Толстого после начала апреля месяца.
Текст третьей редакции автора не удовлетворил. Он мирится только с начальной частью, а две трети текста подвергает копировке по частям и правке этих частей порознь, причем частичные правки (см. Описание №№ 70—83) были настолько значительны, что почти не оставляют камня на камне от первоначального текста третьей редакции. Главная работа шла по линии логико-стилистического переформирования материала и в общем не сдвигает основного тематического массива статьи, что, как увидим дальше, происходит в четвертой редакции. Нужно сказать, что рукописи частичных правок третьей редакции вошли механически в четвертую и потому хранят несколько слоев правок. Так именно более крупные в смысле тематическом правки этих рукописей надо отнести к последующей работе автора. Если спросить, дала ли эта правочная работа над третьей редакцией что-нибудь для основного текста, то надо ответить отрицательно. От разных рукописей из этих правок в ряд глав перешли по нескольку строк, фраз или слов толстовских вставок. Таким образом кроме вступления и глав XXXI, XXXII и XXXV, доведенных до близости к основному тексту, полученных еще ранее, остальная часть книги еще будет формироваться позже.