Текст книги "Марка из Анголы"

Автор книги: Лев Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

«СЮРПРИЗ»

Погода вконец испортилась. Целыми днями моросил мелкий, надоедливый дождь, покрывая улицы и дворы низменного Нагатина глубокими лужами.

Уроки в интернате давно закончились, и сюда пришла обычная субботняя тишина.

В библиотеке Юра сидел один за полированным столиком и перелистывал подшивку «Огонька». Он вспомнил то утро, когда они с братом дома пили чай, а на столе стоял торт «Сюрприз».

В тот день Дима впервые привез его в интернат. Уходя, сказал:

– За маму не беспокойся. Не скучай! Я к тебе буду приезжать по субботам. Здесь ведь близко – всего три трамвайные остановки...

И оба они так верили в это, что прощания, в общем-то, и не получилось.

Но прошел уже месяц, а брат все не появлялся.

«Работает, учится в вечерней школе... Трудно ему, наверное,– оправдывал брата Юра.– Ведь он тоже один!»

Но Диме вовсе не было трудно.

Оставшись дома один, он почувствовал какое-то облегчение. Не надо было теперь торопиться после работы домой, где его ждал младший брат, думать о том, чем его накормить завтра, в какой рубашке отправить в школу.

С исчезновением забот появилось и время. Сначала Дима решил вечерами заниматься учебой. Даже переставил с подоконника на стол зеленую настольную лампу. Но в ней не оказалось лампочки, и она так и осталась незажженной.

...Горели свечи. Нестройным перезвоном гитара наполняла прокуренную комнату. На столе стояли пустые бутылки, валялись недоеденные бутерброды. Рядом с переполненной окурками пепельницей на промасленной газетной странице лежала гора килек.

Компания разместилась по углам.

– Нет ли чего выпить, Димыч? – донесся из темноты сипловатый голос Тольки, которого во дворе все почему-то звали Толюной.

Дима вспомнил тот вечер, когда Толюна встретил его у подъезда дома. Это было через несколько дней после того, как он пристроил братишку в интернат.

– Привет, Димыч! Слыхал, ты хозяином хаты стал?

– Кем? – не понял Дима.

– Ну, один, значит, в доме живешь,– пояснил Толюна и оглядел соседа с ног до головы.– Шикарный ты парень, а вот время проводишь бездарно. Может, объединимся? У меня роскошная компания! Художницы, журналистки...

Предложение Диме понравилось, и вечером Толюна пришел к нему в гости с девушкой.

– Знакомься! Это Зиночка. Будущая актриса. Девушка протянула руку.

– Дима,– сказал он просто тогда.

– Без пяти минут инженер! – улыбаясь, добавил Толюна, подмигивая ему.

Дима, помнится, хотел возразить насчет инженера, но не успел. Девушка вошла в квартиру и с интересом стала оглядывать комнату.

А потом Зина пришла со своей подругой. Это была высокая симпатичная девушка старше Димы года на полтора. Звали ее Наташей.

В тот вечер они долго ждали Толюну. А когда тот появился и привел с собой еще друга-гитариста, в комнате началось веселье.

С тех пор гости у него собирались почти каждый вечер.

Диме нравилось принимать их у себя. Нравилось быть хозяином дома. Но особенно он был доволен, когда приходила Наташа.

Компания часто засиживалась за полночь. Наутро всегда болела голова и хотелось пить.

Вскоре в доме не стало самовара, будильника, а потом и настольной лампы...

В библиотеку вошла воспитательница Светлана Сергеевна.

– У вас нет конверта? – спросил ее Юра.

– Конверта?

– Да. Хочу письмо написать.

Первую строчку он вывел медленно и старательно: «Здравствуй, Дима!» Долго рассматривал ее, а потом, склонившись над разлинованным листом, продолжал: «Приезжай ко мне, Дима, пожалуйста: ко всем приезжают, а ко мне нет. Я даже по субботам не хожу на прогулку. Вдруг ты приедешь, а меня нет. Тут близко – сам говорил. Всего три трамвайные остановки. А привозить мне ничего не надо. Только приезжай. Может, ты заболел? Тогда напиши мне. Как наша мама?..»

Юра еще раз перечитал написанное и добавил: «Твой братан...»

Он не успел дочитать в письме последнюю строчку, как в дверь постучались.

– Привет,– на пороге стоял коренастый брюнет,– мы, кажется, знакомы?

– Знакомы,– неуверенно протянул Дима,– проходи, Саш...

Они вошли в комнату. Дима положил на стол конверт и вопросительно посмотрел на брюнета.

«Чего тебе?» – беспокойно спрашивали его глаза.

– Письмишко получил? – начиная разговор, спросил его гость.– От кого, если не секрет?

– От братана. А тебе-то что? – Голос дрогнул.

Дима вспомнил тот день, когда видел младшего брата в последний раз, вспомнил, и краска залила его лицо, обожгла уши.

– От братана, говоришь? – переспросил Саша.– А почему не навещаешь? И в больнице у матери тоже не бываешь?..

– А ты откуда знаешь?

– Я все знаю,– ответил он.

– Ишь какой маг-волшебник. Ясновидец...– протянул Дима.– Но что тебе, собственно, от меня надо? Зачем пришел?

Он действительно не мог взять в толк, почему этот Саша, с которым они всего лишь несколько раз виделись на заводе, вдруг пришел к нему домой и так запросто задает вопросы. Ведь приятелями они не были, да и дел у них общих тоже никогда не было.

– Все некогда из-за гулянок? – проговорил Саша.

– Но ты потише, потише,– огрызнулся Дима.– Тебе-то что? Гуляю на свои... У тебя занимать не стану.

– А я тебе и не дам...

– Ты что, воспитывать меня пришел? – попытался съязвить Дима.

– Да не воспитывать, а просто сказать тебе, что ты подлец, если забыл о матери и братишке...

Этого Дима не ожидал.

Густая краска вновь залила лицо, выступила красными пятнами на шее. Напрягшись, он приблизился вплотную к Саше. Голова его ушла в плечи, в глазах появилась злость.

– Пускать в ход кулаки не советую,– тихо предупредил его тот.– У меня первый... по боксу.– И добавил: – А пришел я по поручению комитета комсомола. Поговорить надо. Садись,– указал он на диван.

Из дому они вышли вместе. Вместе зашли в магазин, потом сели в трамвай и проехали три остановки.

– Ну, прощай. Мне прямо,– сказал Саша.

Дима взял в левую руку большую коробку с тортом «Сюрприз» и протянул ему правую. Он хотел что-то сказать, но только повернулся и быстро зашагал по тихому переулку к большому пятиэтажному дому.

УЧИТЕЛЬ

Он распахнул дверь и застыл на пороге. Залихватская песня, названием которой служила ее первая строчка «В огороде бабка, в огороде дедка», грянула ему навстречу.

Пели все. Особенно старался Макагонов. Шустрый и вертлявый подросток даже привстал от усердия и, закатив глаза, покачивался в такт песне.

Тимур понял, что медлить нельзя, и решительно направился к доске.

Не обращая внимания на учителя, класс продолжал петь. Тимур постучал по столу. Класс пел. Тогда он вскинул руки и начал дирижировать.

Пение прекратилось.

«Ну, вот и все,– подумал Тимур.– Макагонов тоже, кажется, замолчал. Как он мне надоел!!!»

И, уже обращаясь ко всем, произнес:

– Хорошо поете. Только уж больно громко, всю школу небось всполошили...– Он посмотрел на притихший класс и отчего-то развеселился.– А знаете, как пел Шаляпин?

– Тоже громко? – выкрикнул все тот же Макагонов, готовый уже захохотать во всю мочь.

– Не только громко,– успел заметить Тимур.

На память пришли воспоминания Горького о Шаляпине. Захотелось передать их ребятам, рассказать о том ощущении, которое испытывал великий писатель, слушая великого артиста.

В доли секунды выстроился план рассказа. Тимур торопился. Он чувствовал, что вот-вот может оборваться эта тоненькая ниточка неожиданно возникшего у ребят интереса.

И все-таки она оборвалась. Ее Макагонов оборвал.

Подросток поднял руку и, не дожидаясь разрешения, встал из-за стола.

– А все-таки вот так нужно петь? – зло спросил он и грянул залихватскую «Бабку...».

Окна задребезжали от смеха.

Тимур подскочил к Макагонову, стиснул его плечи и... почувствовал удар в грудь.

Срочно собравшийся педсовет исключил Макагонова из школы, но и Тимуру тоже сделал замечание.

– Нельзя так! – говорили ему.– Надо держать себя в руках! Да и классом нужно уметь управлять.

«Ну а зачем все-таки Макагонова исключили? – думал после педсовета Тимур.– Уж не слишком ли это большое наказание? А может быть, так и нужно?.. Не знаю еще всего, ведь первый год работаю».

На другой день, подходя к учительской, Тимур услышал женский голос:

– Я этого так не оставлю! Я буду жаловаться! Учитель тоже еще мне... с учеником подрался!

Он понял, что это была мать Макагонова.

– Но мы исключили вашего сына не только за этот инцидент,– говорил директор.– У него ведь было последнее предупреждение. И вы об этом знаете, а выводов он никаких не делал. Учился плохо, прогуливал, постоянно срывал занятия. Сколько раз мы с вами встречались уже только в этом году?

– Ну, хорошо...– снова заговорила мать. В эту минуту Тимур вошел в учительскую.

– А... вот и Тимур Тимофеевич,– не договорив, обернулась она к нему.– Как же это вы могли ударить моего сына? Какой же вы учитель! И кто вам вообще дал право распускать руки?

«Ударить?.. Распускать руки?.. Ну зачем уж так-то?» Но что-либо объяснять было бесполезно, Макагонова была сильно возбуждена и без остановки сыпала обидные слова.

– Я вам еще покажу!—говорила она.– Вы у меня узнаете, как драться с учениками! Да вас диплома за это лишат, вас посадят...

Тимура, конечно, не посадили и диплома не лишили, но тем не менее после заявления Макагоновой в районо оставаться ему в этой школе признали нецелесообразным.

Устроиться на новое место в середине года оказалось не так просто, но его все-таки взяли.

Встретив однажды на улице директора своей прежней школы, Тимур остановился.

– А! Тимур Тимофеевич,– подал ему руку директор.– Ну, как у тебя там?

– Все хорошо,– торопливо ответил Тимур,– а у вас?

– У нас тоже вроде бы ничего...

Виталий Федорович внимательно посмотрел на Тимура и покачал головой.

– Нехорошо тогда получилось,– произнес он, еще больше наклоняя голову.– Нехорошо... Да и мы тоже не правы. Помочь бы вам надо. Класс этот трудный, а вы молодой. Не учли...

– Ну что вы, Виталий Федорович,– возразил Тимур.– Я сам виноват... Только вот зря Макагонова тогда исключили из школы.

– Почему? – насторожился директор.

– Так... А вот зря...

– Ты что же, оправдываешь Макагонова?

– Нет.

– Да ты не волнуйся,– продолжал после небольшой паузы директор.– Макагонову бы все равно в нашей школе не учиться. Мать-то его посадили...

– Как?

– Да вот так. Недостача какая-то...

Тимур знал, что мать Макагонова работала буфетчицей на вокзале.

– И что же теперь будет? – сделал он полшага вперед.

– Не знаю. Отца ведь у Макагонова нет. Да и родственников тоже... В детский дом, наверное, возьмут...

Домой в этот день Тимур не пришел: ночевал у Макагонова.

А через несколько дней исполком райсовета народных депутатов вынес решение о признании Тимура Тимофеевича Ермакова временным опекуном несовершеннолетнего Алексея Андреевича Макагонова.

ВСТРЕЧА

История эта началась с фотографии, с простого снимка, опубликованного в газете.

С полосы улыбались молодые парни из строительной бригады. Сам бригадир стоял в центре. Лихая прядь волос выбивалась из-под козырька старенькой кепки, а на широких, по-детски пухлых щеках проступали забавные ямочки.

В подписи к снимку чин по чину были указаны все фамилии передовиков, а его имя, должно быть из лишнего старания или уважения, пропечатали полностью вместе с отчеством.

«Похож, Владимир Петрович,– шутливо обратился к себе Володя, откладывая в сторону газету.– Вот только улыбка какая-то неестественная».

Через несколько дней в отделе кадров ему вручили два письма.

На конвертах – один и тот же незнакомый почерк ; на штемпеле – город, в котором он никогда не был.

Первое письмо было следующее:

«Дорогой мой сыночек!

Вот наконец после скольких лет просохли мои слезыньки и увидела я белый свет. Уж не знаю, кому и в ноги кланяться, что помогли мне найти тебя. Мать я твоя, Александра Феодосьевна, сынок ты мой ненаглядный, Володенька. Со вчерашнего дня, когда увидела твой портрет в газете, не могу ни есть, ни спать.

Наконец-то, слава богу, нашелся, отыскался, мой родненький. Сколько лет прошло, а я сразу тебя узнала. Изменился ты, стал мужчиной, а глазки и щечки с ямочками все те же, что и у маленького.

Помню тот проклятый поезд, на котором везли нас немцы в неволю в Германию, и как силой отнимали тебя от меня. А ты протягивал ко мне ручонки и все кричал: «Мама, мамочка!»

Больше я ничего не помню, потому что потеряла от горя сознание.

Я все время верила: живой ты, найду я тебя, обязательно найду. После войны я везде тебя искала, но все напрасно. Куда я только не писала, в каких только детдомах не была.! Многих находила я однофамильцев с такими же именами. Но все они были чужими, не ты. И вот увидела я фотографию в газете. Твою фотографию! Материнское сердце не обманешь, кровь родную не проведешь! Узнав, что ты в Москве, сразу же хотела ехать, но врачи не разрешают. Как же хочется, Володенька, поскорее обнять тебя и поцеловать. Приезжай ко мне, мой родной, свидимся. Твоя мама».

Владимир еще раз пробежал глазами строчки. Снова посмотрел на конверт.

Распечатал второе письмо.

В нем той же рукой сообщалось, что Александра Феодосьевна в настоящее время находится на излечении в больнице, что состояние ее крайне тяжелое и что они, врачи, даже опасаются за ее жизнь. Его приезд более чем желателен.

Они шли с главным врачом по длинному коридору больницы, удивительно похожему на вагон поезда. Игорь Михайлович придерживал Володю за руку, отчего наброшенный халат все время сползал с плеча. У одной из палат они остановились.

– Ну, смелее,– тихо произнес главврач и легонько подтолкнул его к двери.

Володя вошел. Он узнал ее сразу.

Она лежала в правом углу, у самого окна.

– Мама,– тихо произнес он.

– Володя! Володенька, сынок!.. Вот и свиделись... Только обнять тебя уже не могу... Нет сил... Конец скоро...

Владимир наклонился, взял ее худую старческую руку в свою.

– Ну что ты, мама, все будет хорошо. Вот увидишь, все обойдется. Ведь у тебя теперь есть сын...

Они сидели долго.

Сначала Володя слушал ее, а потом рассказывал о себе, о том, как живет, работает.

– Не женился еще? – спросила она его.

– Нет.

Володя замолчал, вспомнив о Юле.

«Как это я ей даже не позвонил перед отъездом?»

– Ты говори, говори. Я слушаю...– ласково попросила она, испугавшись, что прервала его.

Принесли обед. Володя пододвинул тумбочку, помог ей удобнее поставить тарелку, намазал маслом хлеб.

– Сыночек,– прошептала она,– любимый мой, спасибо тебе...

Через день она умерла.

– Все тебя звала, Володя,– рассказывала ему нянечка.– Говорила, что теперь она счастливая, что пересилит болезнь. Гордилась тобой, всем фотографию из газеты показывала. Все рассказывала, как нашла тебя.

Домой Владимир добирался поездом. Самолетом лететь не хотелось.

– И где это ты пропадал целую неделю? – укоризненно выговаривала ему мать, когда он вернулся в Москву.– Говорил, в командировку уехал, а тут со стройки звонили, сказали, что ты вроде взял отпуск за свой счет. Нехорошо родную мать обманывать!..

Володя ничего не ответил.

ЧУДО

Мишка работал в цехе уже более двух месяцев, но за это время ни с кем так и не подружился. Казалось, что все навязываются ему в друзья, норовят заглянуть в душу. А он этого терпеть не мог. И когда Вадим Исаев, чья фотография висела на заводской доске Почета, однажды спросил, почему он не надевает спецовку, Мишка так ему отрезал, что все в раздевалке даже обернулись.

Работал он неважно. Нельзя сказать, чтобы не старался или не хотел. Просто не получалось.

«Зря не согласился тогда с кадровиками»,– думал Мишка.

Он хорошо помнил тот разговор в отделе кадров, когда впервые переступил порог завода.

Кабинет был небольшой. Стол, два стула, металлический сейф, тумбочка у окна.

– Работать, значит, к нам,– с улыбкой подавая руку, сказал седоволосый мужчина.– Это хорошо... Люди нам нужны. Ну а документы принес?

Мишка видел, как нахмурился кадровик, когда прочитал его справку об освобождении из заключения.

– Так, так... А направление из исполкома есть? Мишка достал бумагу.

– Есть, значит,– протянул начальник отдела кадров.– Где же ты профессию токаря получил?

– В колонии, пробормотал Мишка и поднялся со стула.

– Да ты что встал? – негромко произнес седовласый.

Беседовали они больше часа.

– Советую начать с ученика,– сказал под конец кадровик.– А потом уже будешь работать самостоятельно за станком.

– Нет,– наотрез отказался Мишка.– Не возьмете сразу токарем, к вам не пойду!

– Ишь какой горячий! Смотри, я тебе добра желаю...

Его взяли токарем.

Сначала все шло как будто ничего, а потом цех получил новое задание.

– Брак, Князев. Сплошной брак,– встретили его в ОТК, когда Мишка принес партию продукции.– Принять не можем.

– Что же это ты, браток? – басил сосед.– А еще разряд имеешь! Нехорошо это как-то получается...

– Тебе-то что? – огрызнулся Мишка.– Отвечай за себя, а ко мне не приставай!

О Мишкином прошлом в цехе знали не все. Но те, кому была известна судьба этого замкнутого грубоватого паренька, старались относиться к нему с участием. Но Мишка никого к себе не подпускал.

Не подпустил он и Вадима, когда тот второй раз подошел к нему:

– Чего мучаешься? Ведь тут нужно смекнуть, в чем дело, и все. Давай покажу, и брака больше не будет.

Вадим хотел уже остановить Мишкин станок и высвободить зажатую деталь, но тот почти оттолкнул его.

– Не тронь! – закричал он.– Отойди!

– Ну как знаешь...

Время шло. Брак не снижался.

– Послушай, Миша,– обратился к нему как-то начальник цеха,– может, тебе пока не браться за эти детали?

– Это почему же? – насторожился Мишка.

– Ну, хотя бы потому...– начальник замялся, подбирая слова.

– Не получается, да? – опередил его Князев.– Ну и что? У меня же не получается, а не у вас. Кстати, за те детали, которые я запарываю, с меня же высчитывают, а не с вас. И чего вы только ко мне все пристали? Делать вам, что ли, больше нечего? – И он с силой бросил на пол болванку.

Хотел уйти Мишка с завода, да не ушел. Трудно сказать почему. Может, все-таки хотелось укротить эти злосчастные детали, а может, вспомнил, что нужно будет идти в исполком, объяснять, почему ушел с завода, снова приходить в комиссию по трудоустройству.

Как бы там ни было, он остался.

Прошла еще неделя. Дневная выработка по-прежнему оставалась низкой, а процент бракованной продукции высоким.

– Завтра снимаю тебя с этих деталей,– объявил ему как-то утром начальник цеха.– Снимаю! – твердо повторил он, ожидая привычного возражения и, может быть, даже грубости.

Но Мишка промолчал.

Работал он в этот день без всякого интереса. Даже не пытался стараться. Но произошло чудо.

Когда он принес ящик с деталями в ОТК, там только руками развели. Все они оказались самого высокого качества. Послали за начальником цеха. Тот проверил все сам. Продукция полностью соответствовала требованиям ГОСТа.

– Поздравляю! – громко сказал он, обращаясь к Мишке.– Оказывается, умеешь работать... Свое распоряжение отменяю. Давай и завтра в том же духе!

– А ты что же сегодня подкачал? – не снижая голоса, спросил начальник цеха, повернувшись к стоящему здесь же Вадиму.– Не годится так, передовик. Смотри, пол-ящика брака.

В раздевалке Мишка сам подошел к Вадиму.

– Я все видел,– сказал он, хмуря брови.– Только зачем тебе понадобилось мои детали подменивать?..

Вадим ничего не ответил.

– Ты торопишься сейчас? – не отставал от него Мишка.

– Нет.

– Покажи, как нужно...– выдавил он из себя после паузы.

И они вернулись в цех.

ВРАЧ

Парень сидел в самолете рядом с женщиной удивительно похожей на врача. Спокойная, с внимательным взглядом из-под очков в тонкой золотой оправе, она держала на коленях небольшой чемоданчик, точно такой же, какой есть у всех участковых врачей.

– Наш самолет Ту-104, следующий рейсом 705 по маршруту Москва – Минеральные Воды,– начала свое объявление бортпроводница,– будет находиться в полете два часа пять минут. Полет будет проходить на высоте десять тысяч метров... Вопросы есть?

– А нельзя ли пониже? – пошутил кто-то.

В салоне засмеялись. Улыбнулся и парень.

Внизу проплывала земля. Казалось, что кто-то большой и сильной рукой аккуратно разлиновал ее на ровные квадраты и раскрасил их в разные цвета.

– Товарищи пассажиры! Нет ли среди вас врача? – раздался тревожный голос стюардессы.

– Что случилось? – озабоченно спросила пожилая женщина в платке, накинутом на плечи.

– У одного пассажира что-то с сердцем... Товарищи, разбудите, пожалуйста, спящих. Может быть, среди них найдется врач?

Женщина в очках слегка толкнула соседа. Он открыл глаза.

– Вы не врач? Там человеку плохо...

Парень неторопливо встал.

– Где больной? – коротко спросил он и направился к проходу.

Мужчина сидел в кресле, запрокинув голову назад. Руки его судорожно сжимали подлокотники.

– Вас попрошу пересесть на другие места,– посмотрел парень на двух сидящих рядом пассажиров.

Те поспешно выполнили его просьбу.

– У вас есть аптечка? – не поворачивая головы, обратился он к бортпроводнице.

– Есть.

– Что в ней?

– Аспирин, пирамидон, нашатырный спирт, капли Зеленина...

– Несите капли Зеленина.

Он раздвинул кресло и уложил на него мужчину.

– Вам сейчас лучше? – спросил парень.

– Да, спасибо.

– Сейчас будет совсем хорошо. Только не надо волноваться,– сказал парень, протягивая ложечку с каплями.– Примите это, пожалуйста!

Тот с трудом проглотил лекарство.

– Намочите полотенце холодной водой или салфетку.., что там у вас есть? – снова обратился парень к бортпроводнице.

Девушка вернулась, держа в руках мокрый комок.

Врач положил полотенце на лоб больного, затем осторожно расстегнул рубашку.

– Не двигаться, лежать спокойно,– твердым голосом потребовал он, увидев, что мужчина заворочался.

Прошло несколько минут. Как и прежде, ровно гудел мотор. Слегка закладывало уши. Доктор время от времени менял на голове больного полотенце.

– Сообщите, пожалуйста, на аэродром, чтобы прислали к самолету санитарную машину,– сказал он бортпроводнице.– Больного нужно госпитализировать.

– Хорошо...

На аэродроме по пути к аэровокзалу доктора догнала женщина в очках.

– Вы москвич? – спросила она, поравнявшись с ним.

– Да,– остановился он.

– И учились в Москве?

– В Москве.

– В Первом или во Втором?

– Не понимаю...

– Я имею в виду Первый или Второй медицинский кончили?

– Ах, вон оно что,– улыбнулся парень.– Нет, я окончил педагогический. Литфак.– И, поняв ее недоумение, добавил: —Я не врач. Я по профессии учитель, а сейчас на комсомольской работе... В самолете просто нужен был врач, а его не оказалось. Вот я и решил помочь...

– Да, но ведь вы не врач...– испуганно произнесла женщина.

– Не врач,– пожал плечами парень.– Но главное в таких случаях, чтобы больной не терял веры. Ведь он считал, что рядом с ним врач, и уж только от одной этой мысли ему было лучше...

– Ну а если бы что-то случилось? – не отставала женщина.– Ведь тогда были бы виноваты вы.

– Случилось?—переспросил парень.– А что, собственно, могло бы случиться? Я же не операцию ему делал. Ну а положить на лоб холодное полотенце и дать капли Зеленина больному может каждый.