Текст книги "Тайны седого Урала"

Автор книги: Лев Сонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Рекорды мансийских металлургов

Сегодня немало специалистов полагает, что металлургия на Урале в ту пору была развита намного выше, чем, к примеру, у соседних славянских племен. Это легко объяснимо. Где, как не в крае, с незапамятных времен культивирующем выделку металлов, где несметны рудные богатства, многие из которых выходят прямо на поверхность земли, – где, как не там, и возрасти могучей металлургии! Археологами обнаружено много мест, где плавили и обрабатывали наши предки металл. Одно из таких древних селений расположено недалеко от Екатеринбурга, на горе Петрогром (возле поселка Палкино). Здесь древние мастера, как выяснилось после раскопок, возвели целый горно-металлургический комбинат. В наличии были все основные металлургические производства: рудники, где добывали и медную, и железную руды (кстати, в медной была большая примесь серебра), плавильные печи и обрабатывающие мастерские.

И вот что поразило ученых при анализе находок: тогдашние мастера умели отменно при плавках отделять друг от друга цветные металлы. Плавильные печи под это специально и строились. Поды и горны у них, к примеру, строились не из глины, как в ту пору обычно на Руси, а из особенного материала – «пепельной массы», этакой специально изготовляемой обмазки. Состояла она на три четверти из золы, промытой до удаления из нее щелочей, и на одну четверть из пережженных мелких костей животных. Только одну сороковую часть составляла глина – для связывания массы. Замешивалось все это на моче или на «полупиве». Уже непосредственно перед самым процессом плавки тогдашние мастера под печи посыпали еще и мелкотолченую кость. Так подготовленные поды позволяли, впитывая в себя окислы одних металлов, оставлять на поверхности расплава другие. Именно по такой технологии и отделялось серебро от меди. (Заметим, что описанный способ производства металлов на Урале применялся вплоть до XIII века. Это установлено точно…)

В раскопках культурного слоя на горе Петрогром были выявлены не только поды печей, пропитанные окислами различных металлов, но и складированные тут и там разнообразные поделки из меди, серебра, сплавов цветных металлов.

Так что древние уральцы прекрасно знали, и как получить серебро из руды, и как обработать его, и какова его настоящая цена. И не одно какое-нибудь особенное племя такое умело. Такие находки обнаружены по всей уральской протяженности – на землях манси, башкир, жителей западного склона.

Наиболее древние печи на горе Петрогром и изделия из металлов датируются второй половиной 1-го тысячелетия до н. э. Так что к моменту появления персов металлургическое производство Урала вполне могло и развиться, и окрепнуть. Тем более, как следует из обзора находок здесь, производство железа было поставлено действительно «на широкую ногу». Явно с «экспортными» намерениями. Археологи нашли на горе восемнадцать плавильных печей. И каких! Для тех времен это были гиганты металлургии – до ста двадцати сантиметров в диаметре, до полутора метров высоты, составленные из массивных каменных плит, поставленных на попа. Но, что самое поразительное, – печи эти ставились с очень точным инженерным расчетом! Дело в том, что вершина горы Петрогром испещрена множеством глубоких и узких расщелин. Печи ставились прямо на них так, чтобы использовать природные образования как воздуходувные ходы. Были продуманы и способы регулирования направленности и точности подачи воздуха – через систему сопел. Применялась и ручная подача воздуха. Для выемки железных криц из печи одна ее стенка после плавки могла быть легко разобрана, так как строилась не из плит, а из небольших каменных глыб.

Так что уральцам было чем торговать и с южными, и с западными племенами, особенно если учесть, что, по свидетельству С. Г. Струмилина, «…появление на Руси… плавки железных руд в специальных наземных печах-домницах, с дутьем ручными мехами, археологи относят примерно к девятому веку новой эры» (История черной металлургии в СССР. М., 1954. Т. 1. С. 13).

На дорогу к уральским богатствам выходят арабы

По проторенному персами пути на Урал потянулись арабы. Считается, что началось это сразу же, как только арабские войска разгромили царство Сасанидов. Как утверждают некоторые исследователи, арабы привыкли пролагать дороги торговых караванов мечами своих воинов. На Урале им пришлось несколько поступиться своими принципами. На пути к нему перед арабами неодолимой преградой встали рати хазарских воинов, которые мужественно многие годы противились исламской экспансии. Потому исламизация жителей Южного Урала несколько задержалась. Сюда пришли только торговцы. Это оказалось немалым благом для местных жителей.

Дело в том, что если бы первыми появились воины Аллаха, то на Урале, как и везде, где распространился ислам, неминуемо был бы введен запрет на использование в быту правоверных предметов, украшенных изображениями людей и животных. Это уже состоялось везде на Ближнем Востоке, в Персии, древнем арабском мире, где высоко было развито, к примеру, искусство чеканки на изделиях из металлов – блюдах, чашах, сосудах. Их украшали высокохудожественно исполненными сценами охоты, пиров, битв, бытовыми ситуациями.

Пришедшие к власти в арабском мире аскетичные пророки и халифы запретили впредь изготовлять подобные вещи и потребовали под страхом жестокой кары изъять их из обихода.

Но арабские купцы были далеко не простаки: не пропадать же такому изысканному товару.

И они начали потихоньку скупать (иногда и просто подбирать выброшенное) такое добро и массово сбывать его за пределами исламского мира. Одним из мест массового «сброса» таких изделий из южных стран стал и Урал. Прекрасно исполненной, тончайшей резьбы и чеканки блюда, чаши, сосуды археологи обнаружили во многих местах по всей уральской протяженности. Но значительно больше таких находок в кладах и капищах Северного и Среднего Урала, что и понятно. Пришедший на Южный Урал ислам вытеснил их и оттуда. А везли арабы с Урала то же, что и персы, – меха, кость, металлы.

Викинги открывают Биармию

Где-то в одно время примерно с проникновением на Урал арабских торговцев с юга с севера дорогу к его богатствам нащупали еще одни претенденты – викинги. Только они с самого начала ориентировались не на торговлю – их делом были ничем не прикрытый грабеж и разбой.

Считается, что первым из славного племени морских налетчиков до северо-восточного края Европы доврался некто Отер – один из предводителей дружин на службе у английского короля Альфреда Великого. Случилось это во второй половине IX века н. э. Сохранился текст доклада мореплавателя своему государю. По форме он весьма незатейлив, но вполне информативен. Создается впечатление, что плыл Отер в совершенно неизвестную его собратьям область. Пробираясь на своей посудине вдоль северного побережья Европы, почти повсеместно наблюдет он голую пустынную местность.

Внезапно глазам мореплавателей открылась бухта в устье Северной Двины, на берегу которой стояло крупное селение. Жившие в нем люди говорили, как утверждает Отер, на языке, близком финскому. Обитатели поселка сказали прибывшим, что они – биармийцы, население страны, которая протянулась далеко на восток, вплоть до Уральских гор. Как понял Отер, земля в этой стране была довольно хорошо обжита и даже обрабатывалась. Биармийцы легко шли на контакт с викингами, заходили к ним на суда, совершали обменную торговлю. Отер разжился у них мехами, моржовыми клыками, и все это он доставил своему королю.

Так что вполне возможно, что именно рассказы отважного Отера впервые открыли непоседливым викингам новые объекты для набегов. Во всяком случае, примерно с этих пор и на протяжении около трех веков саги скандинавских и исландских сказителей наполняются восторженными описаниями победоносных набегов воинственных мореходов-варягов на поселения народов крайнего северо-востока Европы. Многократно прямо-таки сладострастно описаны богатства разграбленных ими племенных капищ, взахлеб рассказывается о сказочном обогащении налетчиков, ободравших богато изукрашенного идола – местного бога Юмалу, на котором, как и на многих других богах, были возложены драгоценные меха, навешаны ожерелья из золотых и серебряных украшений, навалены вокруг изделия из драгметаллов.

Самые поздние упоминания в сагах викингов об их «посещениях» этих мест относятся к началу XII века. Но это не означает, что разбойники жировали на наших землях только до тех пор. Во всяком случае, одна неудачная попытка набега скандинавов зафиксирована в русских летописях и в 1445 году. Но в то время здесь уже вовсю хозяйничали русские покорители. Нацелившиеся безнаказанно пограбить «свеи-мурмане» были наголову разгромлены новгородскими воинами, «вборзе» прибывшими с Двины. В злой сече полегли главари налетчиков, и только малая часть их «отбегоша» – спаслась на кораблях. В общем, как следует из анализа северных саг и рун, викинги и не намеревались покорять эти земли. Они просто использовали их как огород, на который надо время от времени наведываться, чтобы собрать перезревающий урожай.

Новгородцы и Заволочье

Интересное совпадение.

Как раз в тот год, когда летописи отметили нападение «свеев», жителям приуральских и зауральских городков удалось успешно отбиться и от прибывшей к ним с теми же целями новгородской рати. Правда, новгородцы прибыли к Уральскому хребту, чтобы свирепо покарать тамошних обитателей за злонамеренную неуплату причитающейся с них дани Господину Великому Новгороду.

И в самом деле, у новгородцев в ту пору были уже устоявшиеся веками «права» обирать северные приуральские и зауральские народы. Право это новгородцам досталось через многолетнее подавление мужественной борьбы местных жителей за свою свободу.

Про то, что в этих краях можно хорошо поживиться, новгородские ушкуйники поначалу вызнали, вернее всего, от соседей-варягов. И уже на страницах первых русских летописей, на скрижалях несторовой «Повести временных лет», фиксируются поползновения граждан Великой Северной Русской Республики установить свое владычество над этими дальними землями.

Многие исследователи (к примеру, подобные утверждения высказывает А. А. Дмитриев в своей интереснейшей работе «Древности бывшей Перми Великой») считают, что упоминание в новгородских источниках о походе Улеба в 1032 году за «Железные ворота» есть и первое «печатное» свидетельство о попытках новгородцев покорить «чудь заволоцкую», людей, живших в областях за Волоками, которыми путешественники перебирались из рек бассейна Северной Двины в воды рек бассейна Волги. Но это и первое сохранившееся свидетельство об отчаянном сопротивлении тамошних обитателей попыткам их покорить, ибо записано там же: «…мало ихъ возвратишися, но мнози там погибоша…»

Иван Беляев в «Рассказах из русской истории» добавляет, что экспедиция эта была организована горожанами самовольно, без привлечения княжеских воинов. И вообще, этот Улеб был воеводой, выборным вечевым избранником, а не княжьим назначенцем.

Через сорок пять лет новгородцы, как следует из той же летописи, решились повторить попытку Улеба – и с тем же результатом, хотя экспедиция была организована уже более профессионально. Во главе ее стоял князь Глеб, внук великого князя Владимира, крестителя Руси. Но и ему не повезло. Погиб он в схватке с заволоцкою чудью.

В 1096 году новгородцы снова снарядили в те края экспедицию, правда, по описанию судя, она была уже чисто торгового назначения. (Хотя дата эта признана большинством исследователей, следует сказать, что Д. С. Лихачев, готовивший одно из изданий «Повести временных лет», откуда и заимствованы все эти сведения, полагает, что указанная торговая поездка могла состояться ив 1114 году – тому в тексте рукописи он нашел веские подтверждения.) В отчете об этой поездке впервые в письменном русском источнике и была зафиксирована дальняя горная страна, где, среди стылых снегов, в горах полуночных, обретается народ, живущий охотой и задешево меняющий добытые меха на железные изделия.

Видимо, тогда же об этой стране узнали и в остальных русских городах.

Некоторые источники свидетельствуют, что граждане первой русской республики в это время уже освоились не только на Северном Урале, но и на всей протяженности Каменного Пояса. Ухватистые, расторопные купцы-новгородцы споро добрались по Каме и Белой до южноуральских поселений и кочевий и вели там успешные торги. В. И. Филоненко считает, что они были там первыми из русских купцов…

И все же, как ни сопротивлялись североуральские обитатели, но пришлось им покориться злой силе и стать данниками Господина Великого Новгорода. Начиная С XI века, по всему Северному Уралу, Предуралью и Зауралью, вплоть до обских вод, рыскали жестокосердые сборщики дани, обогащая пермскими и югорскими мехами казну своего города.

А меха отсюда шли великолепные, высокосортные шкурки куниц, соболей, горностаев, белок. Ведь по тем временам мало сказать, что за них многие готовы были платить любые деньги. Эти шкурки сами были деньги. Русская куна (мера ценности вещи) ведь происходит от слова-понятия «куница». От него происходит и другая русская мера ценности – гривна. «Именем гривны означалось известное число кун, некогда равное ценою с полуфунтом серебра» (Н. М. Карамзин). Кстати, Н. М. Карамзин упоминает и о немалом потоке серебра, который тек к удачливым ушкуйникам и сборщикам дани от пермских и югорских племен: «…Новгород серебром и мехами собирал дань в Югре…»

Новгородцы, суздальцы булгары: схватка за Урал

Но недолго новгородцы монопольно брали обильную, богатую дань с пермских и югорских племен. Прослышав о тамошнем серебряном и меховом изобилии, стекающемся только в новгородские закрома, порешили урвать хотя бы часть этого добра и охочие до чужого имущества волжские булгары. Набирающие силу северные русские княжества тоже стали снаряжать свои дружины, чтобы поживиться вожделенными мехами.

Первая фаза борьбы между ними за заволоцкие дани длилась около ста лет, вплоть до татаро-монгольского нашествия.

Около ста лет подряд в летописях русских натыкаешься то на строчки, рассказывающие о схватках североуральских народов с новгородскими, булгарскими, суздальскими ратями, то на сообщения о битвах этих ратей между собой – за «право» грабить не им принадлежащие земли. И так вплоть до поры, когда всем им, мелким ворам по сравнению с налетевшей огромной бандитской татаро-монгольской армадой, пришлось покорно склониться перед волей сильнейшего, отдать ему и свои грабительские доходы.

Но вернемся к началу этого столетнего периода.

Граждане Новгорода быстро освоились со своим «правом» быть господами – распорядителями жизнью и имуществом жителей крайнего северо-востока Европы. Вот, к примеру, сообщение в летописи о налете новгородских удальцов на Югру в 1157 году. Написано о том буквально несколько слов всего. И сказано все как-то по обыденному, как о совершенно будничном, рутинном факте. Из написанного можно понять, что собрались новогородские обыватели, поговорили, посокрушались, мол, не хватает им деньжат на попить-поесть-одеться, ни даже чего любимой подарить. А где деньжат раздобыть? Не работой же, в самом-то деле! Тут и надумали (сами себе, кстати, – без посадника, тысяцкого, без князя, и тем наипаче – без веча ^{1} ) прогуляться в Заволочье ^{2} , разжиться там слегка мехами и серебром.

Так примерно и затевалось большинство «неплановых», так сказать, набегов на Югру. Чувствовался во всем этом почерк учителей-викингов. А чтобы совесть за грабеж не терзала, придумали себе молодцы незатейливое объясненьице: мол, тот трудолюбивый народ, плоды труда которого мы отнимаем, – и не люди вовсе, так, нехристи-самоядь, кто и жить-то на свете достоин, только чтобы кормить-одевать умных, светлых, добрых молодцев христианских.

Такая вот логика жизни.

В 1174 году несколько сот новгородских жителей, собравшись однажды, пришли наконец к рациональной мысли: накладно, каждый раз отправляясь в Югру за добычей-данью, затем переться многие сотни верст назад по рекам и волокам, чтобы сбыть на новгородских торгах нахапанное. Они решили: надо уменьшить расстояние от товара до торга. А поскольку Заволочье к городу не приблизишь, то естественный вывод – приблизить к нему город. Задумано – сделано. Сели новгородцы в свои ладьи и поехали ставить новые города где-нибудь поближе к Уралу.

Как повествует Н. Костомаров в «Северорусских народоправствах», «…они направились сначала по Волге, затем по Каме, здесь поставили городок и решили остаться. Но тут услышали они, что далее на восток, в земле привольной, богатой и укрытой лесами, живут вотяки (удмурты). На Каме же жить было небезопасно, большая река – большой путь. И отправились новгородцы вверх по Каме, вошли в реку Челец и стали жечь и разорять вотяцкие жилища, укрепленные земляными валами. Жители разбегались. По реке Чепцу завоеватели вошли в реку Вятку и, проплыв по ней пять верст, увидели на высокой горе Болванский городок. Взять его было трудно. Новгородцы, однако, положили себе не пить и не есть, пока не завоюют городка. Случился день Бориса и Глеба. Новгородцы стали призывать на помощь этих святых. Святые помогли им. И городок был взят. Множество вотяков было побито, остальные разбежались. Русские построили здесь церковь Бориса и Глеба и назвали городок Никулинцем. Из устья Камы те, кто не остались в этом городе, поплыли вверх – и опять-таки с именем Бориса и Глеба напали на черемисский городок Каршаров. Покорили его и назвали Котельничем. Пошли дальше и в устье реки Хлыновцы основали город Хлынов» (позднее он стал Вяткой, а еще позднее – Кировом. – Л.С.). Н. М. Карамзин к этому добавляет: «…Россияне, с удовольствием приняв к себе многих двинских жителей, составили маленькую республику, особенную, независимую в течение двухсот семидесяти осьми лет, наблюдая обычаи новгородские (заметим в скобках – в том числе и славный обычай обирать аборигенов. А вот этого им простить обитатели Новгорода не могли, не потому, что обирали, а потому, что перехватывали новгородскую добычу. – Л.С.)… Чудь (финские племена, жившие от Зауралья до Скандинавии), вотяки (удмурты), черемисы (марийцы) хотя набегами беспокоили их, но были всегда отражаемы с великим уроном…» Не менее аборигенов им старались досадить и новгородцы, по причине, выше уже поясненной. Еще бы новгородцам не возмущаться!.. Новопоселенцы сразу же стали претендовать на добрый кусок ставшей им уже привычной заволоцкой добычи. Да и чудь с вотяками, оказавшись между двух огней, стали отчаянно сопротивляться всем сборщикам дани. Летописи сохранили отчеты о двух подряд не удавшихся походах новгородских обирал – в 1183 году, когда погибло около ста неудачливых искателей золотого руна, и в 1187 году, когда, едва отдышавшись от войн на своих западных границах, новгородцы смогли собрать сильную карательную экспедицию в дальние пермские, печорские и югорские пределы. Но и из этой рати посчастливилось вернуться только восьмидесяти человекам, чудом оставшимся в живых. Видимо, насмерть стали стоять и так-то ранее не слишком покорные данники. Им было отчего ожесточиться. Именно в ту пору на их исконные земли стали претендовать кроме названных еще Два желающих поживиться на них хищника – булгары и суздальцы.

И Булгария, и Суздальское княжество были тогда крупными, мощными государствами. И у каждого из них был свой резон претендовать на овладение уральскими землями.

С новгородцами мы уже разобрались – они считали, что получили право на заволоцкие земли напрямую от варягов вместе с приглашением на княжение к себе Рюрика.

Булгары же просто были обижены на новгородцев. Столько десятков лет они прилагали неимоверные усилия, чтобы сохранить монополию посредника между югом и севером, так старательно противились попыткам арабов напрямую вести торговлю с Югрой и Пермью, что захват северных земель Новгородом посчитали прямым посягательством на свои столь долго лелеемые интересы.

И с суздальцами все просто. Как раз в ту пору они стали носителями верховной власти в русских княжествах. 8 марта 1169 года князь Андрей Георгиевич, сын основателя Москвы, утвердил себя на великокняжеском киевском престоле, захватив этот город после жесткой двухдневной осады. Ему не захотелось оставаться править в ограбленном, дочиста разоренном городе, и он решил перенести великокняжескую столицу во Владимир, резиденцию суздальских князей. Потому-то суздальцы и порешили, что отныне именно за ними утверждается право на сбор даней со всех покорных русским правлениям территорий. Естественно, уральские территории их заинтересовали не в последнюю очередь. Андрей, давний новгородский неприятель (кстати, Новгород и Киев были союзниками в недавней войне), сразу после Киева затеял разгромить заодно и этот город. Послал на него с большим войском сына своего. Да не повезло суздальцам. На этот раз одолели их в жестокой сече новгородцы. Но мысль перехватить у Новгорода право собирать дань с печорских, пермских и югорских племен у суздальских князей засела накрепко.

Проведав, что новгородцы построили на полпути туда свои опорные пункты (Вятку и другие), возжаждавший не уступать им пути в вожделенные земли Всеволод, младший брат Андреев, в 1178 году (в ту пору он уже занял престол великого князя суздальского) решил построить севернее этих городков свою крепость – форпост для захвата Урала. Так возник город Гледены. А через несколько лет уже сын Всеволода Константин построил недалеко от него действительно впоследствии ключевую крепость в схватках за уральские территории – Устюг Великий.

С построением этих городков суздальцы почувствовали себя настолько уверенными владельцами северовосточных территорий, что, не откладывая дело надолго, до поры, когда весь Уральский край станет им подвластным, руководимые братом Константина Юрием, отправились собирать дань с пермских земель.

Такого нахальства не стерпели прежде всего булгары.

Они собрали очень сильное войско и отправили его вверх по Каме. Цель экспедиции была определена двойная – взять югорские и пермские меха и разорить суздальские города. Обе цели с трудом, немалой тратой крови, но были достигнуты. И чего булгары добились?

Юрий Всеволодович, ставший тогда уже великим князем суздальским, естественно, не смог снести удачу соперников в столь важном предприятии. Он твердо решил указать булгарам их место. Во главе большой рати направил он на волжские и камские берега своего брата Святослава. Сражение у столицы Булгарского царства, видимо, столь было приятно вспоминать многим историкам и их заказчикам, что описание его до мелких деталей можно найти у многих древних и современных писателей. И как разумно развернул Святослав свои полки. И как конные булгары, «пустиша по стреле в наши», скрылись за городскими стенами. Как удалось рассечь оплоты и тын и зажечь их. И как город сгорел полностью почти со всеми своими защитниками. И как победители, «жены и дети в полон взяша», вернулись с «корыстью великою». И как встретил их Юрий, облобызав своего брата со слезами, «и бысть радость велика в Володимере…»

Случилось это в 1220 году.

Неизвестно, как бы завершился спор за уральские дани между этими тремя алчущими хищниками, да в разгар их междуусобий нагрянули из-за Урала жуткой им карой небесной грозные тучи татаро-монгольских туменов.

Страшно читать страницы документов той поры. Они сочатся обильной безвинной кровью и дышат безысходностью. Пришельцы не щадили никого. Только-только отстроенную столицу Булгарского царства Батый приказал сжечь дотла и поголовно умертвить всех ее жителей. Та же жуткая судьба постигла и Суздаль, и Владимир. И только Новгород, Господин Великий Новгород, чудом спасся от напасти батыевой. А был Батый уже в 100 верстах от новгородских стен. Да наступила весна. И, может быть, напугала его перспектива утопить в раскисших болотах и своих конников, и стенобитные орудия, и отягощенные добычей обозы. Может, еще что-то повлияло на решение Батыя, но поворотил он свои орды и накинулся на несчастный Козельск. Этому небольшому городку, осмелившемуся защищаться, выпала трагическая судьба испытать на себе всю силу ярости Батыевой. От города и от горожан остались только дымящие развалины…

Так спор за заволоцкие дани утратил на некоторое время свой предмет.

На всей территории Восточной Европы дани стекались только в татаро-монгольские шатры.

Интересная деталь. Не сразу североуральские народы склонились перед покорителем своих поработителей. Они оказали и ему ожесточенное сопротивление в 1240–1241 годах, чем навлекли на себя кару вспомнившего через двадцать лет об их непокорности хана Берку. Чтобы покарать смельчаков, направил он на них свои ту мены. Многие пермские обитатели вынуждены были тогда бежать аж до скандинавских утесов, где их приветил и дал им землю (после того, как они приняли христианство) король Гакон.

Для жителей Среднего и Южного Урала после того, как над ними прокатилась самая первая кровавая волна нашествия, жизнь потихоньку стала возвращаться в прежнее русло. Это случилось потому, что, как полагает А. Усманов, «приход Батыя на северо-восток Европы не означал переселения народа. Это было нашествие завоевателей, которые утвердили свое господство над покоренными народами». Основные массы монголов ушли в Монголию. Количество пришедших татаро-монголов было так невелико (относительно основной массы кочевого населения), что даже литературный язык установился не монгольский, а турецкий, и башкиры, например, восприняли не богов новых покорителей, а религию булгар и тюрок – ислам.

На Северный же Урал, после татаро-монгольского опустошительного нашествия, Булгария навсегда претендовать перестала. Александр Невский, наследник престола князей суздальских, был обуреваем другими заботами и тоже перестал поглядывать на восток. И только Новгород не скрывал, что никому не уступит своих на него прав. Когда умер Александр Невский, жители вольного города порешили, что их интересы лучше будет отстаивать не его сын Дмитрий Александрович, а младший брат Александров – Ярослав. Изгнав из города племянника, они пригласили его дядю и, предложив тому княжение, обусловили вступление в должность подписанием следующего красноречивого документа: «Князь Ярослав! Требуем, чтобы ты, подобно предкам твоим и родителю, утвердил крестным целованием священный обет править Новым городом по древнему обыкновению, брать одни дары с наших областей, поручать оные только новгородским, а не княжеским чиновникам, не избирать их без согласия посадника… ВБежицах ни тебе, ни княгине, ни боярам, ни дворянам твоим сел не иметь, не покупать и не принимать в дар, равно как и в других владениях Новгорода: в Волоке, Торжке и проч.; также в Вологде, Заволочье, Коле, Перми, Печоре, Югре…»

Так-то вот! Новгород был, есть и будет единственным владетелем всех североуральских земель. Целуй крест!