Текст книги "Тайны седого Урала"

Автор книги: Лев Сонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Савва Яковлев (Собакин)

Он был, пожалуй, первым в среде уральских заводчиков, кто сделал себе крупнейшее состояние исключительно деловым чутьем. Причем начинал с абсолютного нуля.

Этот родившийся в 1712 году осташковский мещанин решил в юности, как д'Артаньян, отправиться покорять столицу. Только д'Артаньян был по сравнению с ним богачом. У него было родительское благословение, 4 экю, лошадь, шпага и дворянство. У Саввы Яковлевича Собакина было только родительское благословение и полтина. Всё.

Начинал он, как другой блистательный удачник, Меншиков, разносчиком пирожков в коробах на улицах Петербурга. И, как и Меншиков, разбитной уличный торговец сумел втереться в доверие к какому-то вельможе. Дальше случилось фантастическое событие – Савве дали возможность стать откупщиком (то есть человеком, который брался собрать казне оговоренную сумму налога за какой-то, часто значительный, процент со сбора) без залога. Он не вносил заранее денег и не имел никакого имущества, чтобы обезопасить казну от убытков при неисполнении им договора. Случай беспрецедентный.

Чувствуя за собой мощную поддержку, Савва зарвался. Попал под суд. Но выкрутился. И так разбогател, что когда Прокопий Акинфиевич Демидов рассорился со своими наследниками и порешил продать Невьянские заводы, то у Яковлева – он в то время сменил фамилию Собакин на более благозвучную – нашлось 800 тысяч рублей, чтобы выложить их немедленно за шесть демидовских заводов. В их числе был и знаменитый Невьянский. У Яковлева оказался редкий нюх на удачу. Потом он скупил еще заводы у графов Воронцова и Ягужинского, у Глебова, Гурьева и оказался владельцем семнадцати уральских заводов!

Будто точно знал, что вскоре разразится металлургический бум и уральское железо пойдет во всем мире нарасхват. Савва Яковлев богател буквально как на дрожжах. Быстро богатея, Яковлев завел себе высоких друзей. Скоро финансовое могущество поднимает его до уровня банкира самого императора. За услуги, оказанные императору Петру III, Савва Яковлев 5 марта 1762 года удостоивается звания титулярного советника, а через полтора месяца – 20 апреля – он уже получает от императора чин коллежского асессора, дающего право на дворянство.

К этому моменту Савва был уже столь же богат, сколь и заносчив. Мало того, что он стал владельцем целого квартала на Садовой, выстроил у Обухова моста великолепный дом, роскошно, даже кричаще разукрашенный золотом, лепниной, картинами, цветными кожами, так он еще построил и церковь Спаса на Сенной, куда пожертвовал 500-пудовый колокол с одним непременным условием – держать его язык запертым на замке и звонить только с личного, его, Саввы, дозволения. Неизвестно, сколь высоко бы вознесло его благоволение императора, но некстати вмешались Екатерина с Орловыми. Естественно, воцарение Екатерины II Савву не обрадовало. Он демонстративно отказался поить народ вином в своих кабаках, когда она короновалась. Разгневанная императрица, как говорили тогда, пожаловала Яковлева за это… пудовой чугунной медалью – чтоб надевал ее обязательно в день приема у государыни. Много пришлось опомнившемуся наконец Савве швырять золота на прихоти Екатерины, чтобы удалось вернуть ее благоволение.

Свой неуспех у императрицы Савва компенсировал какой-то дикой, бессмысленной бесцеремонностью с простыми людьми. Ему захотелось, и он своей волей расторгает брак купца Кошкина, за что потом с удовольствием заплатил штраф в размере годового оклада генерал-полицмейстера. Чем-то не потрафившего ему подлекаря Грудинского с женой приказал запереть у себя в подклеть и держать там на цепи…

Состояние, нажитое Яковлевым, было очень велико. Когда его разделили между наследниками (пять сыновей и две дочери), их доли были столь значительны, что они без особого ущерба могли заниматься очень крупной благотворительностью. Так, один из сыновей за свой счет покрыл железом все казенные здания Москвы после пожара 1812 года, а другой с легкостью выделил один миллион рублей на госпиталь для инвалидов той войны.

Обошла, наверное, весь свет фраза, сказанная внуком Саввы Яковлева А. И. Яковлевым своему сыну, кавалергарду Савве Алексеевичу Яковлеву, прославившемуся безумным мотовством и несусветным чудачеством:

– Савва! Будешь у меня кость глодать, как положу тебе в год на прожитье только сто тысяч!

Умер Савва Яковлевич Яковлев 21 февраля 1784 года.

Выше мы познакомили читателя с относительно небольшим периодом уральской истории – историей становления крупнейших частных предприятий края и с деятелями, создавшими их.

Эти люди, конечно же, не годятся для святцев.

Жили они по законам своего, далеко не мягкого, времени и жизнь свою строили в полном соответствии с «правилами» бытования хищников поры первоначального накопления капитала, поры, которая во всем мире отслеживается по разбоям (пиратские деньги Морганов, Дрейка и пр.), полузаконным, а то и вовсе противоправным авантюрам, ростовщичеству (деньги Ротшильдов), другим неправедным делам, положившим начало крупнейшим мировым состояниям. Но деньги, которые добыли они, пошли не только на обогащение и удовлетворение прихотей своих владельцев. Они закрутили колеса водяных мельниц, засверкали в сполохах доменных печей, застучали гулким уханьем фабричных молотов. Многие основанные первоосвоителями края заводы и фабрики вошли уже и в нашу жизнь, продолжают служить людям. Проторенные ими тропки к богатствам уральских недр стали вскоре основой для прокладки магистрального пути «опорного края державы», пути, у начала которого высятся могучие фигуры штурманов и капитанов металлургии Урала, посланных сюда державной волей Великого Петра – Блюэра, Татищева, Геннина. Вот о них и пойдет речь в следующем очерке.

«СЛАВА ДЕЛ ЭТИХ ЗАГРЕМЕЛА В МИРЕ», ИЛИ У ИСТОКОВ КАЗЕННОЙ ГОРНОЗАВОДСКОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ КРАЯ

Горное дело на Урале завелось почти с самого его заселения. Но к моменту русской колонизации промысел этот затих и секреты работы и знание мест рудных были, по всему судя, основательно забыты. Только изредка новые колонизаторы натыкались на давно заброшенные разработки – «чудские» копи, да в старинных легендах доходили до них вести об изобилии края металлами. Об этом говорят, к примеру, расследования московских властей поры начального освоения Урала.

Вот документ, датированный 1670 годом:

«В прошедшем, во 177 году (7177 по летосчислению от „Сотворения мира“, или в 1669 году по принятому сейчас летосчислению от „Рождества Христова“. – Л.С.) в ведомостях Сибирской губернии из Тобольска показано, что в Тобольском уезде, около р. Исети и по окружности оной, русские люди в татарских могилах или кладбищах выкапывают золотые и серебряные вещи и посуду, чего ради велено взять известие: откуда те татары в прежние времена такое золото и серебро получали или из какого государства оно к ним привожено было? На то в ответствие Далматского монастыря от старца именем Лота объявлено, что от башкирцев уведомился, в башкирском-де дискрикте за каменными горами при устьях (вернее, в вершинах. – Л.С.) рек Уфы, Гадая и Яика, а горах бесчисленное сокровище золотых и серебряных руд обретается, и в прежние-де времена старинные сибирские татары и калмыки из тех гор золотую и серебряную руду добывали и плавили; что-де и ныне те признаки плавильных печей и копаных ям видны, и об оных рудах те башкирцы нагайской нации у престарелой женщины, которая была в полону в улусе царевича Рючука и оной от роду имелось более ста лет, – уведомились, что в древние лета оные люди, которые в тех местах жили, означенную руду копали и плавили…»

Как бы сызнова поиском руд и кустарной металлургией русские на Урале начали заниматься, как только затихли захватные битвы, и они стали вживаться в этот край. И были заметные успехи. Уже в 1631 году задымились сыродутные доменки первого заводика по выплавке железа – Ницинского, возле нынешнего Ирбита, а вскоре, в 1633–1634 годах, уже построен был в Прикамье и первенец отечественной цветной металлургии – Пыскорский медеплавильный завод.

Но все это были фактически любительские потуги. Горное дело ставилось энтузиазмом первопроходцев, и хотя были эпизоды государевого интереса к этому занятию (посылка Иваном III первой профессиональной поисковой партии в бассейн Печоры в 1491 году, командирование царем Михаилом Романовым московских рудоискателей для постройки Пыскорского рудника и завода в 1633 году), но они так и не стали стойкой заботой казны о проведении здесь обширной программы поисков и разработки руд. В том, что Урал стал горнозаводским краем, конечно же, огромная заслуга Петра I, который, по В. В. Данилевскому, «…как и всегда, действовал решительно, круто и заложил ту основу, на которой выросла новая русская металлургия. Он вызвал к новой жизни Урал, ставший после его трудов основным горнозаводским районом страны».

Уроки Азова и Нарвы

Конечно, решимость великого реформатора определяли и точное, тонкое понимание пути развития современного ему мира, и желание видеть свою державу передовой, процветающей страной. Но все же непосредственной причиной его устойчивого интереса к уральским подземным минеральным кладам послужило, как бы сейчас сказали, сложное военно-экономическое положение России и, как производное его, исключительно активная внешняя политика Петра. Ведь этот беспокойный государь, как только прорвался к престолу и стал единолично править в 1689 году, с той поры так и не вылезал из войн – в его царствование только 1724 год для страны был мирным. А по тогдашнему времени вести войну без надежного, в достатке делаемого в своем отечестве оружия было неразумной затеей.

Это Петр Алексеевич впервые усвоил благодаря жестокому и оскорбительному для его личного и государственного достоинства уроку в пору первого своего похода на Азов. Тогда он не единожды видел, как позорно лопались при первых же выстрелах огромные мортиры и пушки, с превеликим трудом доставленные сюда за тридевять земель. А отливали те орудия подмосковные мастера из тамошних же руд.

Нет, решительно не годилось замосковное да олонецкое железо для выделки надежной воинской справы. Как отмечал позднее академик С. Г. Струмилин, «фосфористый чугун и „холодноломкое“ железо замосковных заводов благодаря наличию в них вредных примесей были мало пригодны для литья пушек и ковки ружейных стволов и сабель…»

Потому-то еще там, на Азове, Петр написал свое первое знаменитое письмо верхотурскому воеводе, что, мол, постарайся, отыщи ты камень-магнит (а есть он у тебя, по слухам), из которого зарубежные мастера столь доброе железо плавят и пушки из него отменные льют. Потому, когда замысливал войну со Швецией и когда отправлял в Европу свое Великое посольство для сколачивания антишведской коалиции, – еще тогда Петр одной из задач дипломатам своим и купцам поставил: привлекать на русскую службу столь нужных стране мастеров по поиску, плавке руд, обработке металлов. Обозревая мысленным взором огромные просторы державы своей в размышлении – где устроить мощный узел медно– и железоделательных заводов, – повелел царь приискать такие места и на Урале и несколько раз писал о том даже из Голландии и других стран, не упускал из виду этой мысли и в плену чудных заморских впечатлений. Ведь готовился к войне с самой Швецией – монополисткой по добыче и продаже качественных руд и металлов, высокоиндустриальной страной. Не мог Петр о том забыть, ездя по европам. Ведь на всех тамошних рынках «свейское» железо шло за эталон высокого качества, а отлитые из него пушки были главным аргументом блистательных побед войск, ведомых королем шведским Карлом XII.

На разосланные царем запросы со всей страны приходили вести о находках руд. Но лучшие по качеству образцы были получены с Каменного Пояса. По приказу царя им была устроена международная экспертиза; на заморских знатоков и руда, и металл из нее произвели самое благоприятное впечатление: они оказались, во всяком случае, не хуже шведских. И ведь результат этот показан не в отдельных пробах. Позже, столкнувшись с уральской рудой в постоянной работе, опытнейший металлург В. И. Геннин написал: «И где такая богатая руда есть, что на Алапаевских заводах половина железа из нее выходит. А на Олонце пятая доля выходит; то великая разность…»

Так что для задуманного Петром I очага качественной металлургии на Урале было все – добротная железная руда, почти нетронутые леса, обильные реки – все, что нужно для становления плавилен и вододействующих механизмов для обработки металлов и руд. Было все необходимое для скорого строительства заводов.

И Петр начинает энергично претворять в жизнь задуманную им программу строительства рудников и заводов в этом крае. В мае – июне 1697 года в посланиях верхотурскому воеводе была она развернута широко и основательно: «…ставить и завесть большой железный завод…», чтобы «лить пушки и гранаты и всякое ружье…» Но захлестнули Петра другие неотложные заботы, закрутился он, и только этим можно объяснить, что конкретное приказание «…в Верхотурском уезде, на реках Тагиле и Невье, где сыскана железная руда, завесть вновь железные работы…» пошло на Урал лишь в апреле 1699 года, а руководителей строительством первенцев Петровых задумок назначили только в 1700 году. Да и мастеров умелых на новостройки прислали только тогда же, собирая их по одному по два со всех других русских заводов.

Приказная волокита и здесь сумела стреножить смелые и столь нужные России замыслы реформатора-царя. Лишь в самый канун войны со Швецией – весной 1700 года – началось строительство Каменского и Невьянского заводов на водяной тяге, пущенных соответственно 15 октября и 15 декабря 1701 года.

Да только поздно уже было…

В сентябре 1700 года начались военные действия с грозным противником, а в ноябре грянула и Нарвская битва, обернувшаяся сокрушительным поражением русской армии.

Нарвское поражение, кроме прочего почти начисто лишившее русскую армию артиллерии, заставило Петра I решить насущнейшую задачу – срочно восполнить артиллерийский парк своей армии, что означало наискорейшим образом найти устойчивые, надежные, непременно отечественные источники поставки металла, причем достаточного, сравнимого со шведским, качества. А то, по В. Н. Шакинко, «с началом войны со Швецией доброму мягкому железу учинилась скудость, что взять негде…» Действительно, с первых же дней войны «свейское» железо стало стоить чуть ли не вчетверо дороже, а вскоре и вовсе исчезло с рынков.

Как и в иных многих головоломных случаях, Петр быстро отыскал действенный путь выхода из сложной ситуации. Во-первых, заставил крутиться снабженцев русской армии – и доселе удивительно: как им удавалось исхитриться, чтобы в течение всей Северной войны закупать у монополистов-супротивников и доставлять в Россию столь потребное для успешных боев (с ними же!) железо и медь. Во-вторых, повелел сорвать колокола с церквей, дабы срочно отлить из них медные пушки. Потерянные под Нарвой в ноябре 1700 года 150 орудий были восполнены за год: из церковной меди отлили 300 пушек.

Но, конечно же, царь понимал, что всё это паллиативы и положение они не исправят. И он предпринимает титанические усилия по ускорению пуска заводов, прежде всего уральских.

Строили Каменский завод боярский сын Иван Астраханцев (руководитель работ) и технический руководитель строительства московский плотинный мастер Ермолай Яковлев (Неклюдов). Невьянский же завод ставился под руководством известного рудознатца боярского сына Михаила Бибикова и главного техника, тоже москвича, Семена Викулина. Правда, Викулин только начал стройку. Вскоре прибыл другой технический руководитель – туляк Степан Трегубов, которому довелось и перестраивать и довершать стройку.

Надежды Петра I оправдались. Едва запущенные заводы сразу же стали давать в достатке столь нужный войску припас. Каменский завод уже в 1702 году выдал 182 орудия, а в 1703-м – 572 (были пущены уже две домны). Если при этом учесть мнение В. И. Геннина, что на Каменском заводе, по сравнению с другими, выпускались пушки самые качественные, не уступавшие шведским, то в Полтавской победе – немалый вклад и созданной на Урале артиллерии.

Петр стремится закрепить создание на Урале крупного горнозаводского центра. 4 декабря 1702 года заложен Уктусский доменный и медеплавильный завод, построенный 14 ноября 1704 года, и в том же году окончено строительство Алапаевского доменного завода. Эти четыре завода стали первыми казенными предприятиями Урала. Затем строительство приостанавливается: и первая насущная необходимость в металле и боевых припасах была удовлетворена, и острота сражений отвлекла внимание правительства и Петра непосредственно на театр военных действий. К тому же выяснилось: не так это просто – ставить заводы в удаленных местах.

Но как только на первый план вышли проблемы строительства мирной жизни могучей страны, получившей берега большого торгового моря, становление нового горнозаводского края снова оказывается в центре внимания Петра I.

Надо на Урале увеличить народонаселение – и государь прямо или косвенно способствует миграции сюда людей. По переписям видно: в период с 1678 по 1710 год на Урале добавилось около 20 тысяч новых дворов и число их увеличилось почти в 1,5 раза, с 1710 по 1724 год появилось уже свыше 50 тысяч новых податных дворов, население края увеличилось почти в два раза и составило, по оценке С. Г. Струмилина, около одного миллиона человек.

Но, конечно же, главное, что предпринял Петр I для ускорения создания мощного горнозаводского центра России, – это присылка на Урал деятельных, грамотных профессионалов, под руководством которых буквально в считаные годы – в какие-то пятнадцать лет – в крае было построено около 40 новых заводов с рудниками, поселками (часто окруженными крепостями), с отлаженным современнейшим производством на рудниках и заводах.

Надобно сказать, что становлению горнозаводского Урала во многом способствовало создание Петром специального государственного органа – Берг-коллегии, сменившей в 1719 году Приказ рудокопных дел, ославивший себя неумением и нерасторопностью при добыче и обработке руд.

Большой удачей для России было и то, что Петр (вообще нечасто ошибавшийся в людях) назначил во главе новой коллегии генерал-фельдцехмейстера Якова Вилимовича Брюса – способнейшего организатора (во многом его усилиями была великолепно поставлена петровская артиллерия), широкообразованного ученого (это Брюса восхищенные потомки, разобравшиеся наконец в сфере и глубине его научных интересов, назвали русским Фаустом), тонкого и глубокого политика. Вокруг Я. В. Брюса всегда роилась свита из отыскиваемых им повсюду расторопных, толковых честолюбцев, которым только дай применить в достойном деле свой талант – уж фортуну не упустят, и себя покажут, и Родину прославят.

Так что когда Берг-коллегии в 1720 году была поставлена задача продолжить начатое Петром в начале века резкое наращивание мощи горнозаводского Урала, у Брюса был достаточный выбор исполнителей этого замысла. Он остановился на двоих испытанных им в опасных и сложных переделках знающих специалистах – берг-мейстере (горном мастере) Иоганне Блиере и капитане артиллерии Василии Татищеве.

Иоганн Блиер

Иоганн Фридрих Блиер в Берг-коллегию попал как бы по наследству – из упраздненного Приказа рудокопных дел, где служил до того ведущим специалистом по рудосыскным делам. А в Приказ определен был Петром I, по призыву которого он, пробирный мастер из Саксонии, пошел в 1699 году на русскую службу.

У этого саксонца еще на родине сложилась устойчивая репутация удачливого и грамотного горного специалиста. И он вполне оправдал ее на новой службе. Уже в 1701 году Блиер отыскивает в окрестностях Калуги крупное месторождение колчедана. В 1702 году он находит богатейшие залежи медных руд и самородной меди в Олонецких горах севернее Ладожского озера и строит там медеплавильный завод. Вел он разведки и в Козельске, и на Кавказе… Но особо значимы по результатам поездки Блиера на Урал. Об итогах первой из них он сообщил в декабре 1705 года в доношении в Приказ рудокопных дел – что открыто им свыше десятка залежей медной руды в 20–40 верстах от Кунгура, что близ Невьянской слободы нашел квасцовую и серную руду, что в Мурзинской слободе Верхотурского уезда при реке Нице обнаружил «знаки к медной руде». «Изрядные знаки к медной руде» были им тогда найдены и в трех местах возле Уктусского железоделательного завода. Опробование показало, что руды здесь очень богаты – «наполовину меди выдают». В Уктусском заводе на основе найденных залежей открывают медеплавильное производство.

Думается, эти и другие многочисленные находки заставили почти сто лет спустя известного уральского горного деятеля академика Ивана Филипповича Германа назвать Блиера «настоящим виновником рудокопного дела на Уральском хребте». Большое значение им придавал и наш современник – историк Л. Д. Голендухин. В статье «Начало организации местного горнозаводского управления на Урале в первой четверти восемнадцатого века», вышедшей в 1964 году, он утверждает, что исследования Блиера тех лет на Урале «…фактически являются не только предшествующими по времени, но в значительной мере определяющими будущую деятельность В. Н. Татищева… по развитию уральского казенного горного и заводского дела в начале 20-х годов восемнадцатого века».

Но, вероятно, слова Германа будет точнее соотнести с периодом, когда Блиер вместе с В. Н. Татищевым работал на Урале в 1720–1722 годах. Ведь до того Блиер бывал на Урале лишь наездами, кратковременными экспедициями, а именно в названные годы он возглавил систематическое изучение уральских недр.

Опыт к этому времени был у Блиера огромный. Он объездил уже пол-России, серьезно изучил ее сырьевые запасы и мог с полным основанием написать в «Мемориале», поданном им в Сенат в 1712 году: «Могу я уверить, что Россия столько же подземными сокровищами своими, сколько поверхность ее покрывающими дарами славиться может…» Основную причину нехватки металлов в стране Блиер полагает в том лишь, «…что в знающих людях часто недостаток бывает…» Потому-то в докладной записке, поданной им тогда же государю лично, Блиер настаивал, что пора полностью реорганизовать горнозаводское дело в России – повысить его значимость, централизовать, усилить специалистами, улучшить руководство.

Позднее, через шесть лет, когда Петр приступил наконец к этой реорганизации, многие из пунктов Блиерова «Мемориала» вошли в Указ, определяющий деятельность Берг-коллегии.

Когда Петр поставил перед президентом Берг-коллегии Брюсом задачу резко увеличить производство в России меди и серебра, местом, где это можно было осуществить, коллегией был признан Урал, а первым специалистом, которому поручалось выполнение задачи, был назван Блиер. Но через несколько дней Берг-коллегия присоединяет к нему капитана артиллерии Татищева, испытанного Полтавой боевого офицера, талантливого военного квартирмейстера и строителя, хорошо известного Брюсу.