Текст книги "Роман Арбитман: биография второго президента России"

Автор книги: Лев Гурский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Глава VII
Подводя итоги

Год 2007 для России был урожайным на события, однако среди них не было ни стихийных бедствий, ни техногенных катастроф, ни громких терактов, ни политических перепалок, ни финансовых кризисов. Даже цепкий компьютерный вирус «Bird Flu», прилетев в российское виртуальное пространство с гонконгских серверов, мутировал из крупного вредителя, стирающего в труху всю оперативную память компьютеров, в мелкого хулигана, изредка подбрасывавшего слово «fuck» в тексты банковских документов.

«Похоже, к 2007 году страна уже выбрала свою квоту на крупные неприятности в этом десятилетии и превышать ее была не намерена, – пишет А. Колесников. – Во время аппаратных совещаний у премьер-министра руководители «силового блока» откровенно скучали: глава МЧС Л. Коновалов с главой МВД У. Геллером играли в крестики-нолики, а руководитель ФСБ Д. Копперфилд, прикрываясь от сурового взора Г. Грефа свежим номером «New York Times», показывал всем остальным министрам забавные карточные фокусы…»

В январе Москва чествовала доктора наук Инну Троепольскую. Тремя неделями ранее в Стокгольме ей была вручена Нобелевская премия по физике, а теперь к ней добавилась и Государственная премия России за научные заслуги: лабораторный образец нейтринного генератора, который уже почти год работал без сбоев в Институте физических проблем имени Петра Капицы, был признан учеными всего мира едва ли не самым перспективным открытием последних лет.

Главный редактор журнала «Лиза» Элизабет Новикова попыталась объяснить своим читательницам суть открытия самой известной на планете женщины-физика, но быстро запуталась в «левовинтовых спиральностях», «импульсах отдачи дейтрона» и прочей эффектной научной зауми и завершила статью фразой: «Нейтринный генератор нельзя запихнуть в корпус мобильника. Он еще даже пока не влезет в дамскую сумочку, но в космическую ракету помещается. Уже в этом веке человечество может узнать, есть ли жизнь на Сириусе и, если есть, какой косметикой пользуются сириусянки».

Вручая И. Троепольской Госпремию, президент России сообщил, что сам он после школы ни разу не заглядывал в учебник физики и слабо представляет, чем занимается в том же самом ИФП его собственная жена Лидия. Однако он надеется, что в результате их открытий человечество перейдет, наконец, от орбитальных космических полетов, ставших рутиной еще лет тридцать назад, к практике сверхдальних космических перелетов. «Солнечная система – гнездо нашей земной цивилизации, но пора уже выпорхнуть из гнезда и посмотреть, что творится вокруг, – говорил Арбитман. – Если бы я не был президентом, то, наверное, подался бы в космонавты. Теперь это будет очень интересная профессия…»

Пока, впрочем, у Романа Ильича дел хватало и на Земле.

В марте 2007 года журналистам «Новой газеты» стало известно, что министр обороны России, Человек-сейсмо Сергей Петрович Иванов, совершенствуя свой дар (он чувствовал на большом расстоянии малейшие колебания почвы), в ушедшем году провел вместо трех плановых ядерных испытаний на острове Новая Земля целых пять. Между тем неуставные отношения в армии, которые в начале века как будто пошли на убыль, вновь дали о себе знать, причем весьма драматическим образом: знаменитый футболист Андрей Сычев, проходящий срочную службу в войсках ПВО, был избит старослужащими (так называемыми «дедами»), получил сложнейший перелом ноги и, по мнению хирургов, был потерян для футбола.

Диалог, который приведен ниже, мы цитируем по технической видеозаписи пресс-службы МО РФ (рассекречена в июле 2008 года).

«С этим надо что-то делать», – прямо заявил Роман Ильич на коллегии Министерства обороны. «Я полностью согласен с Верховным Главнокомандующим, – браво отозвался С. Иванов. – По-хорошему, ядерные испытания надо проводить не пять раз в год, а как минимум восемь. Тогда я через одиннадцать месяцев плюс-минус месяц отточу свои сенсоры настолько, что сумею контролировать прямо из Москвы любое перемещение любой танковой колонны в радиусе 15 тысяч километров. Хоть натовских танков, хоть наших». «А как же рядовой Сычев?» – спросил президент. Министр развел руками: «Пока я не умею контролировать перемещения отдельно взятого рядового солдата. Слишком маленькая нагрузка на квадратный сантиметр почвы. Но если его пересадить на танк…»

После этих слов С. Иванов был тотчас же уволен из Минобороны и впоследствии назначен главой Росвооружения – к танкам поближе, от людей подальше. Временно исполняющим обязанности военного министра стал по указу президента Человек-штиль – талантливый детский поэт Григорий Остер. Первоначально Арбитман намеревался просить Г. Остера возглавить главное пенитенциарное ведомство страны (за несколько секунд поэт мог, не прибегая к насилию, утихомирить словом любого громилу), но сейчас надо было срочно закрывать большую кадровую брешь, и других вариантов не нашлось.

Уже через три недели после назначения и.о. министра обороны произошло событие, о котором западная пресса спорит и поныне: некоторые СМИ называет это «ловким пропагандистским трюком» и «коварным кремлевским гамбитом», а другие – «смелым и неожиданным выходом», «эффектной ломкой устаревших форматов».

М. Такер напоминает, что подобное решение чуть было не принял Б. Ельцин еще в пору эйфории начала 90-х, но «тогда оно стало бы импровизацией, а не просчитанным и продуманным маневром». Как пишет Р. Медведев, «инициатива президента России в 2007 году стала естественной реакций на смену политических приоритетов в многополярном мире». По мнению К. Исигуры, Роман Ильич очевидным образом «реализовал метод «выбивать клин клином», исторически существовавший и в древней Руси, и в Японии времен сегунов».

Сам Г. Остер в мемуарной книге «Советы постороннего», вышедшей летом 2008 года (уже после избрания нового президента России), вспоминает о том, как было найдено упомянутое решение.

«Почти одновременно со мной в кабинет Арбитмана вошли Боря с Левой (Б. Дубин и Л. Гудков, ведущие российские социологи. – Л. Г.), – пишет мемуарист. – Герман Греф уже сидел за столом рядом с Романом Ильичом. «Итак, что показали ваши исследования? – поинтересовался президент у социологов, едва мы расселись. – Какие проблемы особо волнуют население?» Боря заглянул в свои конспекты. «Мы опросили тысячу респондентов из всех российских регионов, – сообщил он. – В чисто философском плане опрошенных волнуют, прежде всего, две вещи: звездное небо над нами (32 %) и нравственный закон внутри нас (54 %)». «Звездное небо нам пока неподвластно, – задумчиво обронил Роман Ильич, но все же сделал в своем блокноте какую-то пометку. – Над нравственным законом уже работают Минюст и Общественная палата, есть подвижки. А что у нас с проблемами, так сказать, житейскими? Что беспокоит наших граждан в первую очередь? Инфляция? Ипотека? Здравоохранение?» Теперь настала пора Леве шелестеть бумажками. «Как ни странно, указанные вами проблемы находятся в конце списка приоритетов, – начал он. – После истории с футболистом Сычевым вновь на первое место вернулась армейская «дедовщина» (45 %), а второе место по традиции удерживает расширение НАТО на восток (31 %). С этим вторым пунктом вообще, Роман Ильич, что-то трансцедентальное. И пятнадцать, и десять, и пять лет назад – все одно и то же. Советского Союза нет, борьбы идеологий нет, но… как будто заноза сидит в мозгах. И не только у наших, но и той стороны, судя по Гэллапу. Такая коллективная фобия с мощным бэкграундом. Они нас еще боятся и поэтому расширяются, а мы нервничаем и тем самым даем им новые поводы для боязни, и они опять расширяются, и мы снова нервничаем. И так далее… Гегель называл это дурной бесконечностью». Президент побарабанил пальцами по столу: «Ясно. Что ж, значит, занозу из мозгов будем вытаскивать. На сегодня все свободны, спасибо». Мы поднялись с кресел. «А вас, Григорий Вениаминович, – обратился Арбитман ко мне, – я попрошу задержаться. Ненадолго. Есть одна идея, надо бы обсудить…»

Сенсация случилась вначале апреля 2007 на традиционном саммите стран НАТО в Мюнхене, куда Россия была приглашена наблюдателем.

«Сперва все было так же, как и в прошлом году, – рассказывает А. Колесников. – Североатлантический альянс принимал в свои ряды очередную страну бывшего восточного блока, а нынешний глава альянса, седой унылый голландец Яап де Хооп Схеффер, сопровождал все эти телодвижения дежурными словесными реверансами в сторону российского президента, сидящего в зале. НАТО, мол, сегодня – не то, что вчера, оно изменилось, оно теперь заточено только против мирового терроризма, а для Москвы ни малейшей угрозы не представляет; к тому же, в принципе, теоретически ничто не мешает и России тоже когда-нибудь вступить в альянс… После этой ритуальной фразы президент России поднял руку, прося слова. Согласно регламенту, все выступления были расписаны заранее, в строгой очередности (сначала – члены альянса, потом кандидаты, потом наблюдатели). Однако у каждого из приглашенных глав государств было право на короткую реплику по ходу любого из выступлений. «Да-да, пожалуйста», – сказал де Хооп Схеффер, не ожидая подвоха. Роман Ильич пододвинул свой микрофон сидевшему рядом министру обороны России. Тот откашлялся и продекламировал:

 
«Если натовские дяди
Станут дальше расширяться,
Мы не будем отбиваться
И кричать: «Нельзя! Не так!»
Сами кинемся навстречу,
Распахнем свои объятья,
Скажем: «Вы нас долго ждали. Мы согласны. Миру – мир!»
 

«Что означает это ваше стихотворение? – с некоторым испугом осведомился генсек НАТО, едва в наушниках отзвучал синхронный перевод. – Это, наверное, какое-то иносказание? Шифр или код?» Президент России усмехнулся и сказал в микрофон: «Да нет тут шифра. За легкомысленную форму просим прощения, но суть, я думаю, всем понятна. Да-да, мы согласны. Вы нас убедили, мы тоже хотим вступить туда». «Куда?» – Генсек НАТО вздрогнул. «К вам, голубчик, к вам, – с ласковостью психиатра уточнил Арбитман. – В НАТО, куда же еще? Сегодня же в протокольный отдел Североатлантического альянса поступит официальное заявление от России с просьбой о приеме. Просим рассмотреть его в установленном порядке. Насколько я помню ваш устав, формальных препятствий к этому нет. Верно?» Господин де Хооп Схеффер закручинился и пробормотал, что да, верно, конечно, хотя… «Вот и отлично! – Российский президент весело кивнул. У него сегодня явно было хорошее настроение. (Чего не скажешь о генсеке НАТО, на лице которого к врожденной унылости добавилась еще и свеже-приобретенная). – Расширяться так расширяться. Но чтобы вы не думали о России как о бедных родственниках, которые на халяву напрашиваются в гости, мы готовы вступить не с пустыми руками. Знаете, есть русская пословица «Ехать в Тулу со своим самоваром». Оно означает, что глупо предлагать другому то, чего у него и так навалом. И все-таки мы решили пойти наперекор пословице. Поэтому мы идем к вам с подарком». – «С подарком…» – печальным эхом отозвался де Хооп Схеффер. Что-то ему подсказывало: речь пойдет не о балалайке, матрешке или хохломской росписи. «Вот именно, – продолжал Роман Ильич. – И нам, и вам отлично известно, и вся полевая практика, кстати, это давно подтвердила, что принятие на вооружение НАТО винтовки М-4 было ошибкой. Российский автомат Калашникова давно доказал куда большую эффективность. Таким образом, мы готовы помочь перевооружению альянса. По нашей просьбе знаменитый оружейник Михаил Калашников специально для НАТО разработал новый модернизированный вариант своего автомата – АКМН, который удовлетворяет всем формальным требованиям стрелкового оружия НАТО. Образец мы тоже передадим вам вместе с нашим заявлением. Не скроем, мы тоже кое-чего ждем от альянса в качестве ответной любезности». «Кое-чего?» – с несчастным видом переспросил де Хооп Схеффер. Он уже держался рукой за щеку, словно у него там скоропостижно вздулся флюс. «Помощи в одном дельце, – любезно объяснил Арбитман. – У нас в войсках, видите ли, еще кое-где порой сохранилась беда, которую вы давно преодолели. Неуставные отношения. Теперь, когда мы в ближайшей перспективе станем единой семьей, мы уповаем на ваш опыт. Будем бороться вместе. Уже сейчас мы готовы полностью сменить сержантский состав своей армии на натовский. Поучите нас. Деньги на это мы выделим, не сомневайтесь. Лучше потерять еще пару нефтяных месторождений, чем превратить всю нашу молодежь в «потерянное поколение». Заранее вам благодарны…»

Сенсационную речь Арбитмана журналисты сразу же стали называть «мюнхенским меморандумом». «Что это: дружеский жест или ласковое удушение в объятиях?» – такой вопрос возникал едва ли не в каждом комментарии. Западная политическая элита разделилась на два лагеря. «Если принять Россию в альянс, это обессмыслит саму его идею, – утверждал один из архитекторов НАТО Збигнев Бжезинский. – Мы окажемся в положении удава, заглотнувшего больше, чем он способен переварить. «Аль-Каида» этому очень обрадуется». По мнению же другого влиятельного политолога старой школы Генри Киссинджера, «НАТО обязано соблюдать собственные законы, а политики – отвечать за свои слова. Если мы сейчас не пустим Россию в НАТО, мы тем самым официально подтвердим опасения России, что альянс все-таки направлен против нее, и публично распишемся в своем многолетнем лицемерии…»

Генсек Североатлантического альянса Яап де Хооп Схеффер, вскоре после выступления Арбитмана переживший легкий сердечный сердечный приступ, попросился в отставку. Представители стран альянса на внеочередной закрытой встрече в Брюсселе (май 2007 года) так и не смогли выработать единое мнение и попросили у России отсрочки на год. Тем временем для российской армии сама возможность членства в НАТО уже оказалась мощным стимулом к переменам. Более трети генералов поспешили добровольно уйти на пенсию, чтобы избежать в дальнейшем неприятных вопросов. Конкурс в офицерские училища вырос втрое. Что же касается «дедовщины», то ее всего за полгода искоренили свои же сержанты-контрактники: каждый опасался, что иначе он не сможет вписаться в натовский стандарт (и лишится, таким образом, натовского жалованья).

2007 год стал временем перемен не только в военной области, но и в гражданской. «Казалось, у Арбитмана оставался большой список неотложных дел и он желал поставить возле каждого пункта пометку «исполнено» до конца второго срока», – пишет Р. Медведев.

В последних числах апреля окончательно захирело и самораспустилось ДПНИ – националистическое Движение против незаконной иммиграции: отныне вид на жительство в России и разрешение на работу можно было обрести с минимальными потерями времени и денег, поэтому «нелегалы» предпочли обрести законный статус. Правда, «грин-карту» с российским триколором отныне можно было потерять так же легко, как и обрести; за тем, чтобы землячества не превращались в мафии, призвано было следить специальное подразделение МВД. Впрочем, немногочисленное, как теперь и иные подразделения министерства.

Дело в том, что с 2007 года правоохранителей в России стало реально меньше. Министр Ури Геллер провел, наконец, давно задуманную переаттестацию сотрудников. Традиционным экзаменам или тестам министр предпочел обычную живую беседу со всеми руководящими кадрами среднего звена, в центре и на местах. Главное, каждый должен был явиться на собеседование в наручных часах и, разговаривая с министром, положить эти часы на стол перед собой.

Многие вообразили, будто высокое начальство желает проверить подчиненных на наличие дорогих хронометров, и, оставив дома золотые «роллексы», прихватили с собой всякий хлам еще советских времен. «Это им нисколько не помогло, – замечает М. Такер. – Если перед министром сидел взяточник, его часы останавливались меньше чем через минуту, и тогда у каждого был выбор: либо заявление «по собственному желанию», либо служебное расследование.

Те немногие, кто все-таки выбрал расследование, пожалели потом гораздо больше, чем добровольные отставники».

Резкое уменьшение – почти втрое – числа сотрудников органов компенсировалось тройным жалованьем оставшихся; выяснилось вдруг, что справляться с преступностью можно гораздо меньшим числом, чем прежде, если работать по-настоящему, а не искать, как раньше, дополнительного приработка, имитируя служебную активность. Слово «мент» превратилось в официальный термин, зато слово «милиционер» стало эквивалентным понятию «коррупционер» и быстро отошло в область отрицательно оценочной лексики. Больше всех от нововведений пострадал престарелый классик С. Михалков, которому пришлось фактически заново переписывать своего «Дядю Степу». (Для приличия поменяли даже хрестоматийную строчку В. Маяковского на фасаде здания МВД; пролетарский поэт удивился бы, узнав, что он написал: «Моя ментура меня бережет!») Зато в телесериале «Менты» не пришлось переозвучивать ни единого слова.

В деньгах выиграли не только честные правоохранители, но и сознательные родители: с 2007 года каждая российская семья, где появлялся второй ребенок, сразу получала от государства четверть миллиона рублей наличными. Если же выросший ребенок учился в школе без троек, семья имела право еще на четверть миллиона; за отличников государство давало родителям отдельный финансовый бонус – пятидесятипроцентную скидку на любую из ввозимых в страну иномарок. (Как предполагает А. Филиппов, на последнем условии особо настоял сам Роман Ильич, надеясь, что теперь, наконец, племени российских отличников воздастся по трудам.)

В 2007 году мог произойти – но не произошел – серьезный и непредсказуемый по последствиям конфликт двух виднейших российских олигархов: Михаила Мордашова, владельца «Норстали», и Алексея Прохорова, хозяина «Северникеля». Оба боролись за право стать единственным спонсором Государственной Третьяковской галереи и, стало быть, за первый номер в публикуемом русским «Форбсом» списке отечественных меценатов. Обе стороны готовы были уже погрязнуть в арбитражных разборках, когда Роман Ильич предложил заменить суды товарищеским футбольным матчем и сам вызвался быть судьей. Когда же Мордашов и Прохоров прямо на поле заспорили, кому бить пенальти, и дело чуть не дошло до рукоприкладства, президент России – на правах арбитра – удалил обоих спорщиков с поля. Интересно, что именно на скамейке запасных оба магната, отдышавшись, сумели договориться полюбовно (Прохоров уступил Третьяковку, зато получил преимущественное право проспонсировать очередной виток капитального ремонта Большого театра). А выражение «равноудалить олигархов» благодаря вездесущей прессе ушло в народ и зажило самостоятельной жизнью.

«Вообще качественной прессе при Арбитмане жилось вольготно, – пишет А. Колесников. – Президент выдавал гранты даже тем СМИ, которые его покусывали, а репортеров, которые спорили с ним в прямом телеэфире, примечал и обязывал Игоря Шабдурасулова приглашать их на брифинги в числе первых. Такой открытости, как при Арбитмане, не было даже во времена Ельцина. Журналист, получивший аккредитацию в Кремле и в «Белом доме», мог открывать любую дверь и, без очереди записавшись на прием, задавать неприятные вопросы любому чиновнику. Был случай, когда министр О. Митволь даже прятался от репортерши «Комсомольской правды» в мужском туалете, а репортерша дежурила у дверей и требовала от каждого, кто проходил мимо, передать министру-беглецу записку с вопросом о глобальном потеплении. В конечном счете О. Митволю пришлось выйти к корреспондентке и прочесть ей лекцию по экологической безопасности; только после этого министр смог вернуться в кабинет и заняться своей текущей работой – расчетом наиболее безопасного маршрута транспортировки айсберга от берегов Антарктиды до Кейптауна (по договору с ЮАР Россия за символическую плату помогала с пресной водой всему югу Африки).

«Образ злобного, опасного и непредсказуемого «русского медведя» уходил в прошлое, вытесняемый образом «доброго русского дядюшки», – пишет К. Исигура. – Роман Ильич, не поступаясь коренными интересами России, умел в то же время пойти навстречу и другим странам. Именно при Арбитмане получил свое разрешение спор Японии и России о четырех островах Курильской гряды».

Японо-российский мирный договор 2007 года был последним крупным геополитическим жестом уходящего президента.

Оценивая этот договор, депутат от КПРФ В. Шандыбин с горечью писал в газете «Советская Россия»: «Куда девалась пассионарность русского народа? В какие пески веков она просочилась? В какой иной стране ее президент запросто отдает врагу часть исконных земель, а народ безмолствует? На демонстрацию у японского посольства в Москве вышли 12 человек, сплошь инвалиды старше 70 лет… Позор! Мы – ржавые листья на ржавых дубах!» У Р. Медведева читаем: «Исключительно высокий авторитет президента Арбитмана позволил не только заключить, но и ратифицировать в Госдуме договор с Японией, который еще во времена Ельцина был бы встречен свистом и гневным улюлюканьем всего зала».

Соглашение, подписанное Романом Ильичем и японским премьером Рю Мураками, не выглядело капитуляцией ни для той, ни для другой стороны. Японии действительно возвращались права на все четыре спорных острова, однако договор вступал в законную силу ровно через сто лет – 18 ноября 2107 года. За это время японская сторона должна была инвестировать в экономику Хабомаи, Шикотана, Кунашира и Итурупа максимальное количество средств, а у российских граждан, живущих на этих островах, впереди было еще достаточно времени, чтобы подготовить себя и своих потомков к переменам и сделать выбор: либо переехать в любую точку России (все расходы на переезд, жилье и обустройство брала на себя Япония), либо дальше жить в Стране Восходящего Солнца.

Японскому премьеру было непросто смириться с веком ожидания, однако на переговорах российский президент привел эффектный аргумент. «У каждой нации должна быть мечта, – сказал он. – Два поколения японцев выросли с мечтой о возвращении этих островов и о том, какая счастливая жизнь наступит сразу после этого. Но мы ведь с вами, дорогой Рю, прекрасно знаем, что нет ничего ужасней осуществленной мечты. По сути, мы продлеваем вам тончайшее, изысканнейшее удовольствие Ожидания и Предвкушения, которое ни в какое сравнение не идет с пошлой радостью Приобретения и Обладания. Если бы Россия отдала бы острова сейчас, сколько людей у вас остались бы вдруг без великой цели? Вспомните объединенную Германию: стена рухнула, эйфория прошла, вместо радости явилась горечь утраты. Не зря же ваш классик Акинари Уэда сказал: «Итоги всегда плачевны, даже если они хороши» (цитата дана в переводе А. Вознесенского. – Л. Г.)

«Роман Ильич здраво рассудил, – пишет М. Такер, – что в быстро меняющемся мире столетие – срок достаточный. Если в XXII веке и Россия, и Япония, и другие страны будут осваивать обширные территории на иных планетах, то о маленьких островах жалеть не стоит; зато целый век островитяне, прежде прозябавшие на задворках России, разом окажутся (не двинувшись с места!) на переднем крае технологической цивилизации и заживут нормальной жизнью, которой не было шесть предшествующих десятилетий…»

Трудно не согласиться с процитированным в предыдущей главе высказыванием Анри Крюшо – о том, что в Арбитмане каким-то образом уживались трезвый расчет и романтизм. Это удивительная амальгама хорошо заметна и в последнем новогоднем обращении президента к своим соотечественникам (31 декабря 2007 года).

«Мои дорогие россияне! – говорил Роман Ильич. По давней традиции, он стоял без шапки на фоне кремлевских елок. – Весной следующего года у вас будет уже другой президент. Я, как говорится, ухожу на дембель. Все уже поняли, что менять Конституцию я не собираюсь и дольше положенного у власти не останусь. Никто не упрекнет меня, что я покидаю корабль власти в трудный момент.

Наоборот. Сейчас Россия сильна, экономика стабильна, в мире нас уважают. Некоторые, правда, еще и побаиваются, но от этого чувства людям трудно избавиться, хоть мы и старались, и будем, надеюсь, стараться показывать себя миру с лучшей стороны. Все восемь лет, пока я работаю президентом, я стремился сделать главное: задать некий вектор, направление, с которого стране трудно было бы свернуть при любом другом главе государства. Я знаю: кое-кто считает меня исключительно везучим человеком. А кое-кто даже убежден, будто бы я своим везением обязан космическому камню, однажды прилетевшему с неба и шмякнувшему меня по голове. У меня есть некоторые догадки на этот счет, но нет уверенности, поэтому я не буду это комментировать. Важно другое. Для того чтобы руководить Россией, совсем не обязательно получить в детстве камнем по макушке. Многие – и журналисты, и обычные граждане, – меня спрашивают: так кто же будет моим преемником в 2008 году? Кто придет за мной? К кому им прислониться? За кого голосовать? Честно говоря, я понятия не имею. Может быть, вот вы будете преемником. Или вы. Или вы. Главное, не допускайте во власть сумасшедших и упертых политиков, а лучше – вообще не выбирайте политиков. Ну их к черту, без них спокойнее. Во многих регионах во власть пришли профессиональные юмористы – и они, по-моему, прекрасно справляются. Конечно, у них бывают ошибки. Трудно найти человека, который бы не делал глупостей. Важно в этих глупостях не упорствовать, а уметь их признавать и исправлять. Я хочу верить, что в сегодняшней России уже неважно, кто конкретно станет новым президентом: кинозвезда, цирковой дрессировщик, знаменитый кутюрье… Да хоть комик из Comedy Club! Главное, чтобы это был умный и хороший человек. Еще хотелось бы, чтоб веселый. Остальное приложится. С Новым Годом вас, дорогие друзья!»